Текст книги "На Рио-де-Ла-Плате"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Хорошо, я уйду. Но нет ли рядом с вами кого-то, кто мог бы помочь мне доставить бандита в полицию?

– Что вы надумали! Это было бы самой большой глупостью, которую я только мог совершить. Да будь у меня и тысяча слуг, я не отдал бы в ваше распоряжение ни одного из них. Оставьте его, пусть он лежит… Слава Богу, женушка моя идет! Она несет свечу, со мной теперь ничего больше не случится. Бегите, бегите! Это самое лучшее, что вы можете сделать!

За дверной решеткой блеснул свет, и я услышал женский ворчливый голос. Органист скрылся. Его сейчас ласково пожурят за нарушенный ночной покой. Я нагнулся к бандиту.

И, признаться, сделал глупость. Бандит, лежавший якобы без сознания, внезапно вскочил и бросился за ножом. Мне удалось опередить его, я схватил нож и одновременно протянул другую руку к нему. Он отпрянул, поэтому мне не удалось его схватить. Остановившись в нескольких шагах от меня, он угрожающе поднял кулак и заорал:

– Ну, ты еще пожалеешь об этом!

И скрылся, но не в переулке, по которому подкрадывался, он бежал в сторону пустыря.

Взяв нож, я пошел в переулок, медленно, внимательно высматривая, нет ли там еще кого-нибудь. Но никого там не было. Я повернулся налево, в сторону виллы Тупидо.

Достигнув цели, я спрятал нож в карман. Я стоял перед калиткой узкого палисадника, за которым располагалась вилла. Справа я увидел ручку звонка, а слева – латунную табличку, надпись на которой подтверждала, что это владение Тупидо. Я позвонил.

– Кто там? – раздался голос из дома.

Я назвал свое имя, вышел слуга и открыл мне. Не произнеся ни слова, он провел меня в дом и отворил дверь, за которой находилась небольшая, но уютная, хорошо обставленная комната. На софе восседал Тупидо, куривший сигару. Он поднялся, протянул мне руку и сказал очень любезным тоном:

– Наконец-то! Вы прибыли почти на четверть часа позже, чем я ожидал, сеньор. Поскольку я рад вас видеть, то сожалею, конечно, что потерял столько времени!

– А я прошу у вас прощения. Мне помешало одно ничтожное, но не терпевшее отлагательства дело, затеянное не по моей вине. Надеюсь, вы не станете сердиться на меня за это?

– Ни в коей мере, – улыбнулся он. – По счастью, ужин еще не начался. Следовательно, вам придется еще несколько минут провести вместе со мной. Устраивайтесь поудобнее, закуривайте!

Он усадил меня рядом с собой на софу и подал коробку и огниво. Я закурил. Когда моя сигара разгорелась, он доверительно положил свою ладонь на мою руку и сказал:

– Хочу вам признаться, что весьма благодарен моему компаньону, адресовавшему вас ко мне. Во-первых, я вообще очень люблю все немецкое, и потом, вас мне охарактеризовали как человека, наделенного самыми обширными познаниями и богатым опытом. Итак, я вдвойне рад приветствовать вас, сеньор.

Он явно переусердствовал в своей любезности. Стало быть, он считал меня простаком, если полагал, что может достичь своей цели столь грубой лестью. Потому я ответил ему очень спокойно:

– Мне, право, жаль, что содержание сего письма дало вам повод ошибочно судить обо мне. Я путешествую, чтобы учиться, но не чтобы поучать. Для этого мне не хватает некоторых качеств. Расточая мне такие незаслуженные похвалы, вы не столько льстите мне, сколько, наоборот, ставите в неловкое положение, а к этому я не вполне готов.

– Я ожидал от вас чего-то подобного. Я прекрасно знаю немцев, ценю их скромность. Но оставим лучше эту тему и поговорим о целях вашего нынешнего путешествия. Я полагаю, что они либо меркантильного, либо естествоведческого характера.

– Ни то, ни другое, сеньор. Я путешествую, чтобы путешествовать. Я не поднаторел ни в одной науке, не сведущ и в торговле. Причина, по которой я путешествую, та же, что у человека, совершающею обычную прогулку. Поэтому я прошу вас внести соответствующую поправку в неверное представление, сложившееся у вас обо мне!

Моя реакция на его любезность подействовала на него остужающе.

– Но как же можно предпринимать такие далекие путешествия без какой-либо серьезной цели? Поистине немцы – в высшей степени народ идеалистов! Вы говорите, что вы совершаете прогулку. И ради этого выбираете край, где можно найти все, только не повод для променада. Вы ведь наверняка должны были слышать о том, что путешествие по западным провинциям – дело нелегкое?

– Я наводил справки, конечно, насколько это можно было сделать, пребывая так далеко от цели моего путешествия, но никакой причины отказаться от однажды задуманного я не увидел.

– Вы меня поражаете!

– Вы хотите сказать, что вас потешает неопытность, с какой я взялся за дело, от которого на моем месте отказался бы любой другой. Но как иначе набраться опыта?

Он покачал головой, видимо, это означало, что я кажусь ему еще глупее, чем он до сих пор считал. Почти с состраданием он спросил меня:

– И у вас действительно хватит смелости добраться до Сантьяго или даже до Тукумана? Вы знаете, как у нас обстоят дела? В настоящее время идет борьба множества политических партий, причем в ход идут все средства и никого не волнует, нравственно это или безнравственно. Именно те края, по которым вы собираетесь путешествовать, стали небезопасны вследствие этих смут. Вы очень сильно рискуете, может быть, даже жизнью. Я решительно не советую вам упорствовать.

Он старался выглядеть как человек воспитанный и приличный. Я ответил ему:

– Я не имею привычки отказываться от однажды принятого и хорошо продуманного решения. И здесь как раз тот самый случай.

– Ну что ж, я исполнил свой долг – предупредил вас, а кроме того, готов облегчить вам путешествие, насколько это в моих силах. Конечно, при условии, что вас это устроит.

– Я с огромной благодарностью приму вашу помощь, сеньор.

– Прекрасно. Тогда я постараюсь дать вам один совет. Задуманное вами путешествие обычно начинают из Буэнос-Айреса, куда вы, стало быть, намерены отправиться. К сожалению, вам придется проехать по местам, которые небезопасны из-за распоясавшихся вооруженных банд. По этой причине я предложу вам другой маршрут, который хотя и выглядит непривычно, зато гораздо менее опасен. Вы пересекаете Уругвай и провинцию Энтре-Риос вплоть до Параны и Санта-Фе [46]46
  Парана– центр аргентинской провинции Энтре-Риос, расположенной на левом берегу реки Парана; Санта-Фе– центр одноименной аргентинской провинции, расположенный на противоположном берегу той же реки, напротив города Парана.


[Закрыть]. Оттуда через Кордову вам легче всего попасть в Сантьяго и Тукуман.

– Спасибо, сеньор! Я полагаю, ваш совет мне очень пригодится.

– Если вы ему последуете – это было бы самое лучшее для вас. Я мог бы снабдить вас рекомендательным письмом к одному очень влиятельному высокопоставленному офицеру, в чьей власти устранить препятствия с вашего пути. Это – Лопес Хордан, приемный сын бывшего президента Уркисы. Вы слышали о нем?

– Мне говорили, что он располагает очень солидными связями.

– Более чем связями. Есть все основания считать, что он находится на пути к высшему посту в государстве. Я горжусь близким знакомством, даже почти дружбой с ним и убежден, что моя рекомендация, адресованная этому человеку, окажется очень выгодной для вас. Поскольку вас рекомендовали мне, то моя обязанность позаботиться о вас. Об ответной услуге не нужно беспокоиться. Значит, вы принимаете мое предложение касательно рекомендации?

– Конечно. Было бы очень неблагоразумно отвергать ее.

– Есть причина, которая могла бы надолго задержать вас здесь, в Монтевидео?

– Нет, сеньор. Меня не связывает ни личный, ни деловой интерес, и я в любое время могу отправиться в путь. В этом городе мне не найти ничего нового для себя или диковинного. Я хочу попасть в глубь страны, и у меня вообще нет причин засиживаться здесь на побережье.

– Хорошо, сеньор. Мне пока еще известно, куда адресовать рекомендательное письмо, но позднее я не буду этого знать, потому что Лопес Хордан в ближайшее время отправится в официальную поездку по провинциям. Чем скорее вы прибудете к нему, тем лучше для вас. По всей вероятности, вы могли бы присоединиться к нему, так как он намерен поехать в те самые места, куда стремитесь и вы. Конечно, вам нет нужды здесь находиться; может быть, уже завтра вам следовало бы уехать отсюда.

Он произнес это таким проникновенным и заботливым тоном, что я наверняка клюнул бы на эту наживку, если бы содержание письма не было мне известно. Поэтому я сделал вид, что согласен с его словами:

– Учитывая эти обстоятельства, я готов отправиться в путь уже завтра утром.

– Прекрасно! Итак, я снабжаю вас рекомендацией. Откровенно говоря, я уже днем думал об этом, поскольку был почти уверен, что вы последуете моему совету, и потому письмо я уже изготовил. Сейчас Лопес Хордан находится в Паране. Кратчайший путь туда пролег бы через Мерседес [47]47
  Мерседес– уругвайский город, центр провинции Сорьяно, на западе страны.


[Закрыть], реку Уругвай и Вильягуай [48]48
  Вильягуай– аргентинский город в провинции Энтре-Риос.


[Закрыть]. Каким образом вы путешествуете?

Я пожал плечами.

– Я так мало знаком со здешними условиями, что хотел бы посоветоваться с вами и об этом.

– Я советую вам ехать в дилижансе. Путешествие в нем обойдется вам недорого и будет настолько приятно и удобно, насколько можно предположить в здешних условиях. Я знаю, что завтра в первой половине дня дилижанс отправится в нужном вам направлении. Таким образом, письмо я мог бы вручить вам прямо сейчас. Мне надо лишь надписать на нем адрес. Извините меня!

Он подошел к конторке, находившейся в углу. Тут дверь распахнулась, и вбежали двое мальчишек примерно десяти-двенадцати лет.

Я уже успел заметить, что воспитанием детей в странах Ла-Платы занимаются очень плохо, и сейчас нашел тому еще одно подтверждение. Оба мальчишки, наряженные, как куклы, остановились передо мной и нахально на меня уставились.

– Папа, – спросил один синьора Тупидо, – это немец?

– Да, сынок, – ответил отец, надписывая адрес на конверте. Он был нисколько не обеспокоен поведением своих любимцев. Спрашивавший мальчик обратился ко мне:

– Ты что, в самом деле дурак?

Но его брат поспешил ответить вместо меня:

– Нет, он – тупой немецкий чурбан.

– Кто это сказал? – быстро спросил я.

– Отец, – прозвучал ответ. – Он говорил это матери.

Тут отец повернулся и в гневном смущении воскликнул:

– Чушь! Я имел в виду не этого-сеньора, а совсем другого человека, немецкого рабочего, который неправильно выполнил поручение.

Но старший из мальчиков сказал:

– И тогда ты пригласил его на ужин!

– Да замолчи же ты! – приказал Тупидо. – Сеньор, не позволяйте этим детям сбивать вас с толку! Вот вам письмо. Содержание его удовлетворит вас в высшей степени.

Он подал мне письмо, в средних размеров конверте, заклеенном камедью. Конверт был очень объемистым, так как содержал по меньшей мере три листа – само письмо и оба контракта. Я взвесил его на ладони и молвил:

– Разве у вас не принято давать рекомендательные письма в незапечатанном виде?

– Нет, здесь у нас такое не принято. А еще у нас часто к письму прилагают деловую записку, предназначенную лишь для адресата.

– В данном случае вы, наверное, поступили так же?

– Разумеется.

– Тогда эта записка уж очень пространная! И я честно признаюсь, что, по мне, было бы лучше, если бы вы решились отделить одно от другого.

– Сеньор, – сказал он, – я никогда не отступаю от своих привычек и думаю, что вы позволите мне и сейчас настоять на одной из них!

– Гм! Один раз вы уже отступили от одной такой привычки, отказавшись сегодня от принятого у вас вычета процентов. Я хочу отблагодарить вас за это и доставлю письмо в том виде, в каком вы его передаете.

Он все еще держал в руках перо. Держа его, снова подошел к конторке, чтобы убрать его вместе с другими письменными приборами. Оба мальчишки стояли возле меня и жадно поглядывали на письмо.

– Что здесь написано? Покажите-ка! – сказал мальчик постарше, схватившись за послание и пытаясь вырвать конверт у меня из рук. Я был этому только рад. В то время как малыш цепко сжимал его посредине, я схватил конверт за оба края.

– Оставь его! Это не для тебя, – сказал я.

– Ну только покажи! – упрямо требовал он. – Письмо от моего папы. Значит, оно мое, а не твое. Я хочу на него посмотреть!

Он дернул письмо изо всей силы. Конверт разорвался, и содержимое его выпало на пол. Я быстро подобрал листки, причем сложил бумаги по отдельности. «Рекомендательное письмо» я поместил сверху.

– Ты разорвал конверт, – произнес я раздраженным тоном. – Теперь папе придется надписывать другой конверт. Но… что это? Что я тут вижу?

Тупидо пулей бросился ко мне.

– Стой! Не читать, не читать! – выпалил он.

Я отступил назад, держа письмо перед глазами и читая его, а другой рукой отстраняя хозяина.

– Не читать, не читать! – гневно повторял он, пытаясь заполучить бумаги. Но я был гораздо сильнее его и так резко его отпихнул от себя, что он отлетел на софу. Оба мальчишки с криком повисли на мне. Мне пришлось их тащить к двери. Я отворил ее и вытолкал сорванцов. Тупидо вновь подбежал ко мне, готовясь наброситься.

– Отвяжитесь от меня! – закричал я на него. – Иначе я размажу вас по стене! Вот, примите-ка назад оба этих контракта, я вижу, что это именно контракты, то есть деловые бумаги, и значит, они ко мне никакого отношения не имеют!

– Письмо я тоже заберу! – бешено прокричал он.

– Оно касается меня, и я имею право прочесть его. Надо было воспитывать детей по-другому, чтобы они не рвали конверты, от сохранности которых зависит для вас, видимо, очень многое.

– Я велю слугам отобрать у вас письмо, а затем они вышвырнут вас на улицу!

– Ваши люди не сделают ни того, ни другого, поскольку каждого, кто меня тронет, я тотчас свалю с ног. Я ухожу сам, потому что с таким человеком, как вы, дела иметь нельзя. У вас есть выбор: либо вы не мешаете мне читать письмо здесь и в этом случае получаете его назад, либо я тотчас ухожу, но беру его с собой и знакомлю с его содержанием соответствующие инстанции.

Дверь была открыта, и я видел даму и слугу, застывших возле нее. Они не говорили ни слова и лишь изумленно смотрели на нас.

Тупидо сделал знак рукой своим домочадцам, приказывая им уйти, и сказал:

– Читайте же, черт вас побери!

Зрители скрылись. Я сел и стал читать:

«Сеньор! Только что меня уведомили о согласии моего компаньона. Итак, я срочно посылаю вам на подпись контракты, и вы вольны затем оба их переправить назад с надежным посыльным, после чего я вышлю к вам человека с товаром.

Податель сего письма – невежественный и при этом в высшей степени самодовольный немец, который не подозревает, какие важные бумаги вам привезет. Вы знаете, что все немецкие иммигранты являются противниками вашей партии, и, хотя он думает, что это письмо рекомендательное, я, разумеется, не рассчитываю, что вы примете его как друга и будете с ним любезны.

Посыльным я выбрал его потому, что у тевтона [49]49
  Тевтоны– одно из племен западных германцев, с которыми римляне встретились в I в. до н. э. Название этого племени было использовано средневековыми рыцарями-крестоносцами, основавшими в XII в. Тевтонский орден, сыгравший немалую роль в осуществлении феодально-католического натиска на страны Восточной Европы. Агрессивность тевтонских рыцарей стала символом немецкой политики «Дранг нах остен» («Натиск на Восток»), отсюда частое сопоставление немцев, прежде всего – пруссаков, прусской военщины, со средневековыми захватчиками, тевтонами.


[Закрыть], только сегодня сошедшего с корабля, не станут искать такие важные документы. Если его все-таки задержат и обнаружат их, то он получит пулю; это все; подписи никакой нет; мы сможем все отрицать и заявим, что речь идет лишь о направленной против нас интриге. Вам, в свою очередь, нетрудно будет отделаться от молодчика, который глупее, чем выглядит. Возьмите его себе в солдаты; он вроде бы хороший стрелок, и никакого вреда не выйдет, если ради блага отечества ему слегка пустят кровь…»

Примерно таково было содержание той части этого любезного письма, которая посвящалась мне. Я встал и бросил письмо на стол.

– Забирайте вашу писанину! Быть может, вы перемените мнение обо мне, когда я скажу, что еще до прихода к вам я знал, что меня должны обмануть. Немцы все же не такие глупцы, как вы полагаете. У любого немца, несмотря на его известную всему миру честность, достанет проницательности разгадать любого южноамериканского подлеца. Я понял вас еще до того, как увидал.

Он быстро схватил письмо и спрятал его.

– Кого вы называете подлецом? – спросил он, приблизившись на шаг и угрожающе глядя на меня.

– На этот вопрос ответьте, пожалуйста, сами, сеньор!

– А вы знаете, что это оскорбление, что за него надо отвечать?

– В кругу честных людей – да. Но поскольку вы к ним не относитесь, то о вашем ответе мне вовсе незачем беспокоиться.

– Ого! Побеспокоитесь еще. Это так же верно, как то, что я стою сейчас перед вами.

– От вас можно ожидать лишь каких-нибудь каверз, от них я сумею защититься. Люди вашего пошиба мне не страшны. Любой трусливый бандит уважает славный немецкий кулак. Если рискнете причинить мне неприятность, я не стану обращаться в здешнюю полицию, ведь мне это будет накладно; нет, я приду к вам и отлуплю вас как мальчишку. Заметьте это себе! А теперь спокойной ночи! Надеюсь, что прощаюсь с вами навсегда!

Он скорчил гримасу ярости, но ничего не сказал. Я велел слуге отворить дверь в саду. Открыв мне дверь, слуга отвесил мне шаржированно низкий, несомненно, издевательский поклон и спросил:

– Насколько я понимаю, вы хотите выйти? А вы с собой ничего не прихватили? А то…

Я залепил ему такую затрещину, что он отлетел на пять или шесть шагов и его тощая, долговязая фигура распласталась по земле. Полагаю, что он не скоро теперь обратится к немцу с подобным вопросом. Я затворил за собой решетчатую дверь и пошел прочь, в ту же сторону, откуда пришел. Я держался середины улицы, не исключено было, что бандит по-прежнему прятался где-то неподалеку, чтобы еще раз напасть на меня.

Я отошел совсем недалеко, как вдруг услышал впереди себя торопливые шаги, они приближались ко мне. Два человека бежали по правой стороне улицы. Я свернул налево, туда, где лунный свет не проникал сквозь кроны деревьев. Судя по всему, они заметили меня давно.

А вот и они! Первой бежала женщина. За ней – мужчина. Но я их не интересовал. Мужчина гнался за женщиной, и в тот самый момент, когда они поравнялись со мной, он настиг ее.

– На помощь, на помощь! – закричала она, правда, не слишком громко. Возможно, ужас мешал ей кричать в полный голос.

– Один поцелуй, всего один поцелуй! – услышал я голос мужчины.

Я вышел из своего укрытия. Несчастная заметила мое приближение.

– Сударь, сударь, защитите меня! – закричала она.

Преследователь отпустил ее и убежал в сторону города. Незнакомка остановилась на свету, и я увидел прелестнейшее юное девичье лицо, одета она была, как все тут, по французской моде, но на голове у нее была мантилья. В руках, как мне показалось, – бутылочка.

– О, сеньор! – сказала она, глубоко вздыхая. – Какое счастье, что вы оказались поблизости! Я сейчас упаду…

Она и в самом деле пошатывалась, и я поддержал ее, взяв за руки.

– Примите мою помощь, сеньорита! С вами больше ничего страшного не случится.

Она тяжело повисла на мне и вздохнула:

– Что за человек! Он меня долго преследовал, а потом я уже сама не могла бежать.

– Вы его знаете?

– Я его никогда раньше не видела.

– Для юной дамы, наверное, опасно ходить в такое время по улице. Вы разве об этом не знаете?

– Знаю, но мне надо было в аптеку за лекарством для бабушки.

– А где вы живете?

– Совсем недалеко отсюда. Но мне все еще страшно! Этот человек может вернуться!

– Если вы позволите, я провожу вас домой.

– Как вы добры! Я с удовольствием приму вашу помощь. Можно мне по-прежнему опираться на вашу руку?

– Да!

Лицо ее было таким простым и честным, и все же я не совсем доверял ей. До сих пор мы стояли на месте, но теперь пошли в сторону, противоположную той, что была мне нужна. Девушка доверчиво поглядывала на меня и одновременно рассказывала, что родители ее умерли и у нее есть только добрая бабулечка, что родом вообще не из этой страны, а приехала из Германии.

Мне показалось, что слово «Германия» она произнесла как-то по-особенному и при этом с надеждой взглянула на меня. Но я ничего не ответил, и она продолжила свой рассказ.

Мы миновали виллу Тупидо и пошли дальше, пока перед нами не открылся пустырь, где не было ни дома, ни сада. Мы оказались на какой-то поляне, где росло лишь несколько высоких, могучих деревьев омбу [50]50
  Омбу– быстрорастущее южноамериканское дерево, состоящее из рыхлых волокнистых слоев; его раскидистые ветви, простирающиеся метров на пятнадцать от ствола, дают густую тень и отпугивают насекомых. Омбу не относится к групповым видам – отдельные его экземпляры растут на расстоянии многих километров друг от друга. Омбу не поражают болезни, оно не гниет и не сохнет. Аргентинцы любят омбу больше других деревьев, и это их расположение отражено в многочисленных легендах, преданиях и литературных произведениях.


[Закрыть].

– Наш домик – вон там! – сказала девушка, указывая на просвет между деревьями.

Я увидел белую, поблескивавшую под лунным светом хижину; до нее было, пожалуй, шагов пятьсот.

– Можно мне пойти туда вместе с вами? – спросил я. – Или теперь вы чувствуете себя в безопасности?

– В безопасности я почувствую себя лишь тогда, когда окажусь дома.

– Тогда пошли!

Мы свернули к деревьям. Но уже через несколько шагов я остановился, потому что из сумрачной тени, отбрасываемой стволами омбу, выступило пять или шесть фигур, один из этих людей направился к нам, другие остались стоять там, где стояли.

– Стой! Ни шагу дальше! – приказал я. – Что вы здесь делаете?

Девушка еще крепче прижалась ко мне.

– Что мы здесь делаем? – ответил голос, показавшийся мне знакомым. – Вас ждем, сеньор.

Теперь я держал девушку левой рукой, высвободив правую, чтобы обороняться. Я чувствовал, что моя подопечная дрожала.

– Я… вы меня в самом деле не узнаете – Маурисио Монтесо!

Да, это был он, йербатеро; я увидел это, когда он подошел поближе.

– Это вы? – удивленно спросил я. – Вот так сюрприз! Но я все же повторяю свой вопрос: что вы здесь делаете?

– Сейчас вы узнаете это. Если вы доверяете нам, ступайте туда, под дерево, где нас не смогут заметить!

– К чему все это?

– Потом узнаете. Теперь нет времени объяснять, потому что он сейчас придет.

– Кто?

– Тот, кто напал на сеньориту, ее собственный отец.

– Ее о… но это невозможно!

– О, нет. Пожалуйста, молчите и крепче держите девушку, чтобы она не выдала нас!

Он подошел поближе к девушке и погрозил ей, держа у нее перед глазами нож:

– Сеньорита, если сейчас вы сделаете хотя бы шаг или скажете одно-единственное слово, то вот этот клинок я без всякого сожаления воткну в ваше милое, крохотное, но лживое сердечко. Я не шучу!

Девушка вздрогнула. Я схватил ее за запястье. Мужчины снова отступили в тень. С той стороны, откуда мы пришли, донеслись торопливые шаги. Появился мужчина, на секунду остановился у угла стены, ограждавшей ближний к нам сад. Я узнал в нем человека, напавшего на девушку.

– Ни слова! – шепнул йербатеро моей спутнице.

Я увидел, что он приставил к ее груди нож. Она задрожала всем телом. Мужчина, застывший на углу, приложил ладонь к глазам и посмотрел в сторону хижины, где полагалось жить «больной бабулечке». Мы услышали, что он пробормотал несколько слов, затем быстро двинулся в сторону хижины. Для этого ему надо было пройти мимо деревьев. Едва он достиг их, как парни бросились на него и опрокинули наземь. Йербатеро коленом придавил ему грудь и пригрозил:

– Молчи, а то заколю, мерзавец! На этот раз спектакль тебе не удался. Ребята! Свяжите ему руки и тело лассо и оттащите его к хижине! Вы уже знаете как.

Рядом со мной и девушкой остался лишь йербатеро.

– Сеньорита, вы знали человека, который только что скрылся вместе с моими товарищами? – спросил он ее.

– Да, – тихо шепнула перепуганная девушка. – Это мой отец.

– Тот самый, что якобы напал на вас, чтобы поцеловать?

Она молчала.

– Отвечайте, а то с вами поговорит мой нож! Это был он?

– Да.

– Для кого же предназначался этот спектакль?

Она склонила голову и ничего не ответила.

– Хочу обратить ваше внимание, сеньорита, я знаю все и расспрашиваю вас только затем, чтобы этот иностранный сеньор узнал обо всем из ваших уст. Будете отвечать правдиво, по доброй воле – с вами ничего не случится. Но если откажетесь отвечать, пеняйте на себя!

– Почему вы так строги со мной, сеньор? – спросила она. – Почему угрожаете мне ножом и даже смертью? Я не сделала ничего плохого!

– Вы поступаете гораздо хуже, чем предполагаете. Кто живет в той хижине?

– Я, отец и бабушка.

– Чем ваш отец зарабатывает на жизнь? Он живет игрой. Не так ли?

– Я не могу это отрицать.

– И ваша хижина – это местечко, куда затаскивают дичь, которую хотят ощипать. Вы же – подсадная утка, которая завлекает добычу в сеть. Я прав?

После некоторой паузы она воскликнула:

– Но разве я не должна слушаться отца?

– Увы! Я готов быть снисходительным к вам, но лишь до тех пор, пока вы отвечаете откровенно. Сегодня вам полагалось отвести в хижину этого сеньора, не так ли?

– Да.

– Вам надлежало остановиться в некотором отдалении от виллы сеньора Тупидо. Ваш отец стоял рядом с вами. Было обговорено, что он нападет на вас, как только появится германец. Этот человек должен был вас освободить и проводить домой? Чтобы наверняка заманить иностранца, вам полагалось сказать ему, что ваша бабушка – немка.

– Да.

– Значит, вы так и сделали. Но вы же знали, что произойдет, когда вы приведете сеньора в хижину?

– С ним только хотели перекинуться в картишки.

– Так вам сказали, а на самом деле замышлялось нечто другое. Его хотели убить.

– Santa Madona de la Cruz! [51]51
  Святая Божья Матерь у Креста! (исп.).


[Закрыть]Это неправда!

Негодование, с которым она это произнесла, было неподдельным.

– Еще какая правда. Вас и бабушку отправили бы спать, а сеньора – убили.

– Мой отец любит играть в карты, как и любой здешний мужчина, но он не убийца!

– Бедное дитя! Это заблуждение. Ваш отец водится с отъявленными бандитами. Однако не будем лучше об этом. Вам, сеньор, любопытно узнать, как я попал сюда и проник в эти тайны? Я расскажу вам про это потом. Сейчас же вы сможете взглянуть на своих убийц без всякого риска. После того как я скроюсь из вида, подождите еще примерно пять минут. Потом вместе с сеньоритой медленно направьтесь к хижине. Об остальном я позабочусь.

– Почему вы не пойдете вместе с нами?

– Потому что луна светит очень ярко и потому что вас с сеньоритой там ждут. За вами наверняка следят из окна. Поэтому, чтобы не возбудить подозрение, вам надо пойти вдвоем. Я же последую за своими товарищами, которые окольным путем уже пробрались туда, чтобы проникнуть в домик с другой стороны.

– Кто они, ваши товарищи?

– Славные ребята, сборщики чая, как и я, они не убоятся самого дьявола. Вы еще познакомитесь с ними. Итак, я ухожу, а через пять минут идите вы!

Он повернулся и скрылся в тени. Девушка отступила от меня, но я все еще крепко держал ее за запястье.

Я никак не мог поверить в то, что это дитя с невинными чертами лица было пособником банды картежников. Вероятно, девушка вообще не подозревала о том, чему помогала, до сегодняшнего вечера. Она не знала и того, что грозило моей жизни. В этом я был убежден. Я вообще был склонен признать ее невиновной по всем статьям. Девушка подождала и, когда йербатеро не мог уже ничего видеть и слышать, спросила меня:

– Сеньор, вы верите, что мой отец посягает на вашу жизнь?

– На этот вопрос я сейчас не могу дать определенного ответа, мое дитя. Вашего отца я не знаю, зато знаю, что человек, который сообщил мне это, не обманывает. Я думаю также, что у него есть основание для подозрений. Но, как бы там ни было, я полностью убежден, что вы не имели ничего общего с этим гнусным планом.

– Нет, конечно, нет, ни я, ни бабушка.

– Вы, наверное, очень любите свою бабушку?

– Очень, сеньор, гораздо больше, чем отца.

– И, однако, ее вы тоже использовали как приманку, чтобы привести меня в хижину!

– Мне так велели.

– Но вы так артистично выполняли ваше задание, как будто в подобных делах чрезвычайно опытны. Вы отлично умеете притворяться.

– Dios! [52]52
  Боже! (исп.).


[Закрыть]Так к этому же привыкаешь, если часто делаешь.

Я едва удержался от смеха, выслушав эти слова и тон, которым они произносились. Эта легкомысленная девушка не привыкла, видно, думать над тем, что делала. Можно было предвидеть, что она плохо кончит, но помочь ей я ничем не мог. Поэтому я замолчал, а по прошествии пяти минут мы пошли к дому.

Луна очень ярко высвечивала местность, лежавшую между нами и хижиной. Из ее окна мы были, безусловно, хорошо видны. Мы не прошли еще и половины пути, как девушка спросила меня:

– Как вы думаете, сеньор, люди, которые остановили нас, обойдутся с моим отцом, наверное, сурово?

– У них, пожалуй, нет повода обращаться с ним хорошо.

– Тогда мне надо предупредить тех, кто в хижине.

Я не предполагал, что она может сбежать, и держал ее руку не так крепко, как до этого. Она вырвалась и побежала. Но я несколькими прыжками снова настиг ее и схватил за руку.

– Стойте, сеньорита, не расставаться же нам наскоро, не попрощавшись. Невежливо было бы не поблагодарить обитель, в которую вы направлялись.

Она испустила глубокий раздосадованный вздох, но теперь уже не говорила больше ни слова и послушно следовала за мной. Мы подошли к хижине. Но не успели отворить дверь, как она распахнулась изнутри, и при свете горящей лампы я увидел человека, чья голова была повязана пестрым платком, – так обвязываются платками гаучо, пропуская их поверх шляпы и под подбородком. Лицо мужчины я разглядеть не мог, поскольку он стоял спиной к свету.

– Наконец, наконец! – воскликнул он. – Твоя бабушка изболелась, ожидая лекарство.

– Это ты, кузен? – изумленно спросила она. – Сегодня, да еще так поздно, мы тебя не ждали.

– Но бабушка больна! А ты, я вижу, не одна. С каких это пор мою сестричку можно увидеть в такой поздний час с провожатым?

– С сегодняшнего дня. На меня напал какой-то негодяй. К счастью, сеньор оказался поблизости и освободил меня от этого настырного приставалы. Попросим его войти. Ладно? Пусть бабулечка поблагодарит его.

Изворотливая сестричка играла свою роль по хорошо известному ей сценарию, хотя понимала, что успеха ждать не придется. Вероятно, она не знала, как по-другому вести себя в такой ситуации.

– Совершенно естественно! – ответил кузен. – Пожалуйста, сеньор, заходите! Приветствуем вас самым сердечным образом.

Он отошел в сторону, освобождая дверной проем; свет упал на его лицо, и я узнал… того самого бандита. Он сумел изменить голос. Платок, повязанный вокруг головы и заменявший прежнюю шляпу, преобразил его внешность. Если бы днем я внимательно не рассмотрел его лицо, то сейчас бы обманулся.

– Спасибо, сеньор! – ответил я сдержанно. – Я не хочу мешать. Я доставил сеньориту домой, как обещал ей, но у меня не так много времени, чтобы задерживаться здесь.

– Зайдите только на миг, на один-единственный миг, сеньор!

– Ну хорошо, только чтобы поклониться бабуле. А внутри есть еще кто-нибудь?

– О, нет. Тут только мой крестный со своим сыном, больше никого. Вы обязаны выпить с нами по глотку, пока не придет отец сеньориты, он вернется домой через несколько минут. Моя сестричка – сама любезность, вы будете счастливы, когда узнаете ее поближе. Заходите же, заходите, сеньор!

Он произнес эти слова с такой искренностью и так настойчиво, что обманул бы, наверное, любого другого, кроме меня. Но я не спешил следовать его призыву. Позади меня раздался голос:

– Проходите внутрь, сеньор, и ни о чем не беспокойтесь! Все именно так, как говорит добрый племянник. Вам там понравится. Я тоже зайду вместе с вами. Ну, пошли!

Это был йербатеро. Бандит удивился:

– Еще один! А вы кто, сеньор?

– Я сопровождаю отца, он только что вернулся, – ответил йербатеро. – Ну ладно, пошли, пошли!

Он подтолкнул меня, я подтолкнул сеньориту, а та оттолкнула бандита в сторону. Мы прямо с улицы попали в комнату. Я на всякий случай схватился за него. Ситуация казалась мне подозрительней, чем прежде. Во мне шевельнулся импульс недоверия и к йербатеро. Я вдруг подумал о том, что, собственно, совсем не знал его. Судя по его поведению, он тоже мог оказаться членом этой теплой компании шулеров и убийц. Но через мгновение, заметив, что за нами в дом вошли еще пятеро йербатеро, я упрекал себя за это недоверие. У каждого сборщика чая в руке был нож. Окна в доме не были застеклены, и ставни оставались распахнутыми. Дом был одноэтажным, тонкая перегородка разделяла его на две половины. Соединявшая их дверь была закрыта. В углу на стуле сидела старая женщина, с лицом, изборожденным морщинами, глаза которой с явным беспокойством следили за неожиданно вошедшими людьми. Несколько соломенных матов, лежавших на полу, и табуретка, которая, кажется, использовалась в качестве стола, составляли всю меблировку дома.