Текст книги "На Рио-де-Ла-Плате"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Мне оставалось одно – идти напролом, и только вперед. Если я первым доберусь до ранчо, то могу от них ускользнуть. Нет, спасения я искал не на самом ранчо, там бы меня окружили. Оба отряда соединятся возле ранчо, и если бы мне удалось вырваться вперед, оторваться от них, значит, они не смогли бы обойти меня, преградить мне путь. Поэтому надо было спешить. Преследователи были уверены, что мне не уйти от них. Они высоко размахивали болас, они выли, словно индейцы. Будь у меня с собой штуцер [91]91
  Штуцер– здесь: двухствольное нарезное охотничье ружье крупного калибра.


[Закрыть], я не подпустил бы к себе никого, но что толку в этих жалких револьверах?

Я приподнялся в стременах, чтобы лошади стало полегче. Я похлопывал и поглаживал ее шею, и она понимала меня. Медленно, но верно я отрывался от врагов. Они кричали и нахлестывали своих лошадей – напрасно! Я использовал малейшее свое преимущество, чтобы сэкономить каждый шаг, каждый дюйм. Те десять всадников, что гнались за мной, остались далеко позади, параллельно мне скакали те сорок, что всего несколько минут назад были готовы перехватить меня. Все ближе было ранчо, оно словно бы надвигалось на меня. Всадники слева оказались теперь так близко от меня, что я мог различить их лица. Они стали швырять в меня болас. Четыре, пять, шесть, а может, даже больше орудий полетело в мою сторону, но ни одно не попало в меня. Еще через несколько мгновений я вырвался вперед настолько, что догнать меня уже не представлялось возможным. Я был спасен или, скорее, верил, что спасен.

Ранчо было небольшим. Ослепительно белые каменные стены его виднелись издалека; тенистые деревья склонялись над крышей. Толстая, довольно высокая стена окружала его, а над ней высились верхушки изгороди из кактусов, перебраться через которую было невозможно. В стене имелись широкие ворота. Они была распахнуты. Перед ними стояли двое мужчин и несколько женщин. Один из мужчин был одет как лицо духовного звания. Когда моя гнедая уже нацелилась вихрем пронестись мимо ворот, этот человек вышел вперед и раскинул руки в стороны, словно хотел остановить лошадь:

– Стойте! Вы скачете навстречу гибели!

Неужели человек, принадлежавший к духовному сословию, обманет меня? Конечно, нет. Я оглянулся. Преследователи отстали настолько, что я вполне мог истратить полминуты.

– Вы в чем-то виновны? – спросил меня священник.

– Абсолютно ни в чем не виновен. Я – честный немец, который пока еще не…

– Немец? – вскрикнула одна из женщин. – Тогда сюда, сюда! Соотечественник! Быстро, быстро! Сейчас засвистят болас!

В самом деле один из снарядов упал всего в двадцати шагах от меня и несколько раз перевернулся. Тогда я пятками так сильно сдавил бока лошади, что та одним махом влетела через ворота во двор. Мои нежданные спасители захлопнули створки и задвинули два крепких засова.

Двор был не очень велик. Дом выходил на него торцовой стороной. Возле фасада оставалось место для крепкой брусчатой двери, которая, как я заметил позднее, вела на большую площадку, окруженную изгородью из кактусов; на ней находилось стадо быков.

– Как я рада, что мы смогли спасти вас! – воскликнула женщина по-немецки.

– Не знаю, как благодарить вас! Однако, спасая меня, вы подвергаете себя опасности нешуточной.

– Но с нами же брат Иларио, и, значит, нам ничто не угрожает. Разве не так?

– Мне ничего об этом не известно, я не знаком с братом Иларио.

Раздались крики, ругательства, громкий конский топот, прерываемые ударами в дверь.

– Откройте, откройте! – заорали снаружи. – Иначе мы вышибем ворота!

В это время ко мне подошел брат Иларио. Он сказал:

– Вы сказали, что невиновны. Мы верим вам, и вы сможете рассчитывать на нас.

– Я даю вам честное слово, что невиновен.

– Этого достаточно, сеньор.

– Хотите знать, почему они хотят меня схватить?

– После, после об этом! Сперва надо переговорить с ними.

Брат Иларио был рослым, костистым человеком. Он носил широкополую черную фетровую шляпу, однобортный сюртук из черной ткани, длинные полы которого доходили до щиколоток; над стоячим воротником сюртука виднелась белая полоска. Обут он был в высокие сапоги со шпорами. За кожаным поясом, обхватывавшим его стройную талию, помимо ножа, торчали рукоятки двух крупнокалиберных револьверов, – странные, согласитесь, атрибуты для священника. Черты лица его были тонкими, в них присутствовала кротость, большие голубые глаза смотрели по-детски ласково.

В воротах ранчо имелось четырехугольное потайное окошко шириной в пару ладоней, его закрывала дверца. Брат Иларио приоткрыл ее, выглянул и спросил:

– Чего вы хотите, сеньоры?

– Немедленно откройте! – Я узнал голос главаря.

– Кто вы?

– Национальная гвардия, а я командир отряда – майор Кадера.

– Понятно. Что вам нужно?

– Мы требуем выдать беглеца, которого вы укрыли. Он приговорен к смертной казни.

– За что он был осужден?

– За убийство, мятеж и государственную измену.

– Кем он был осужден?

– Трибуналом.

– Какого гарнизона?

– Черт побери! Не хватит ли вопросов? Мы вам не школьники!

Брат Иларио ненадолго умолк, по-видимому, он внимательно осматривал прибывших. Затем произнес:

– Насколько я понимаю, этот трибунал вы же сами и учредили. Гм! Об этом мы еще поговорим. Но сначала я хочу выслушать иностранца.

– Проклятие! Мы что, должны здесь ждать, пока он наплетет вам три короба небылиц? На это у нас нет времени. Если вы не откроете ворота немедленно, мы вышибем их!

– Мы будем обороняться!

– Не смешите меня! Со мной полсотни кавалеристов, и мы готовы спалить все ваше ранчо.

– Остыньте, сеньор! Мы не из тех, кого можно запугать. Я и один не побоюсь сразиться с вами.

– А ты кто такой?

– Я – брат Иларио.

– Брат, стало быть! Вот дела! Да перед монахом и курица не струхнет! Шутки в сторону! Если вы немедленно не выдадите беглеца, мы начнем штурм!

– Но я – здешний комендант…

– Монах – комендант! Помрешь от хохота! Чем же вы намерены защищать свою крепость?

– Для начала простым увещеванием. Горе тому, кто своей дланью вознамерится коснуться сего жилища или обитателей оного. Здесь пребывает умирающий.

– Нам наплевать на это, да и на вас, брат… брат… брат Иларио!

– Ладно, тогда я скажу вам, сеньор, что я ношу еще одно имя. В этих краях меня называют Братом-Ягуаром.

– Брат… брат… Я… гуар! – воскликнул майор, растягивая слоги и слова. Было ясно, что он перепуган до смерти.

Брат-Ягуар повернулся ко мне и сказал:

– Вы в безопасности, сеньор. Эти люди не посмеют пойти против меня!

III
БРАТ-ЯГУАР

Я был изумлен. За что этот странный человек получил такое грозное имя? Чем он его заслужил? Ягуар! Как не сочеталось это слово с кротостью и смирением, делавшими его бледное, безбородое лицо таким притягательным!

В тоне, которым он разговаривал с кавалеристами, было что-то бесстрашное, самоуверенное, даже воинственное. А когда он повернулся ко мне, его глаза блестели, словно он считал, что победил очень сильного и опасного врага. Он снова взглянул в окошко и крикнул:

– Ждите здесь! Через полчаса я скажу, что решил. Но если кто-то отважится на враждебный шаг, будет иметь дело с Братом-Ягуаром. Запомните это!

Он закрыл окошко. Я давно уже спрыгнул с лошади, но все еще поглаживал ее, ведь она отлично исполнила свой долг.

Брат Иларио видел это. Он протянул мне руку и сказал:

– Одобряю вас, сеньор. Вы хорошо обращаетесь с лошадью. Здесь редко такое увидишь. Я уверен, что вы человек хороший. Проходите в комнату!

Он распахнул узкую дверь, и мы прошли в жилую комнату. Она оказалась выше, чем бывает обычно на ранчо, потолок ее был дощатым. Стекла в окнах сияли чистотой, так же как и столы, стулья и полы. Это так напоминало мне родину. Возле двери висел сосуд со святой водой; за все эти дни такого рода предмет ни разу не попался мне на глаза, хотя государственная религия Восточного берега – католичество. Напротив висело зеркало, а по обе стороны от него – искусные олеографии [92]92
  Олеография– многокрасочная продукция с картины, писанной маслом.


[Закрыть], изображавшие скорбящую Матерь Божью и Спасителя в терновом венце. В углу помещалась большая изразцовая печь, а за ней, в комнате, которую в некоторых землях Германии называют «запечком», стояла старая, обтянутая кожей софа. Мне казалось, что я нахожусь в крестьянском доме где-нибудь в Тюрингии [93]93
  Тюрингия– земля (область) на востоке современной Германии.


[Закрыть]или Баварии [94]94
  Бавария– земля (область) на юге Германии, прежде самостоятельное государство, с 1806 г. – королевство; в объединенной Германской империи пользовалась особым статусом.


[Закрыть]. От обитателей этого жилища тоже веяло чем-то родным. Женщине, встретившей меня у ворот, было лет сорок, ее муж был лет на десять старше. Оба одевались примерно так, как принято в Фихтеле [95]95
  Фихтель– горный массив в Германии, покрытый хвойными лесами, откуда и название (нем.Fichte – «ель»); самая высокая вершина – Шнеберг (1051 м).


[Закрыть]. У женщины было живое, подвижное, миловидное лицо, в выражении которого сквозила печаль. Муж ее выглядел человеком дородным, такие частенько говорят о себе: «Пусть я человек небогатый, но все, что нужно, у меня есть, и хоть по паре грошей в неделю да прибавляется». Другая женщина, стоявшая возле ворот, оказалась служанкой индейского происхождения. Она не осталась с нами, а прошла в другую комнату. Звон тарелок и прочих приборов подсказал мне, что там находилась кухня.

Итак, нас было четверо. Пока хозяин с хозяйкой сдвигали стулья к столу, брат Иларио произнес:

– Мое имя вы знаете, сеньор. А ваших соотечественников, в доме которых вы находитесь, зовут сеньор и сеньора Бюргли.

– Судя по фамилии, вы из Швейцарии? – спросил я владельца ранчо.

– Вы правы.

– А сеньора тоже швейцарка? – Я спрашивал по-испански, так как Иларио, как я думал, не знал немецкого.

– Нет. Она из Тюрингии, из-под Арнштадта, – прозвучал ответ.

– Вот как? Швейцарцы здесь, на Восточном берегу, отнюдь не редкость, но повстречать на Рио-Негро уроженку Тюрингии я вовсе не чаял, вдобавок она спасла мне жизнь! Меня бы расстреляли.

– О, сеньор, особой опасности не было! – возразила она.

– Нет уж, увольте! Если б своими болас они повалили мою лошадь.

– За государственную измену?

– Да, и за убийство. Правда, по чистой случайности на месте того, кого убили, должен был быть я.

– Вы не рассердитесь, если я попрошу вас рассказать о ваших приключениях?

– О, нет. Вы вправе об этом узнать.

Я рассказал о пережитом за эти дни. Мои хозяева очень внимательно меня слушали. Когда я закончил свой рассказ, Иларио промолвил:

– Удивительно! Не каждому посчастливится за такое короткое время столько пережить приключений, сколько довелось вам, сеньор. Но вам действительно угрожает смертельная опасность.

– Хотел бы я знать, кто подослал ко мне этих молодчиков! Я подозреваю Риксио.

– Я тоже. Но главное – вызволить вас из этой переделки.

– Это нелегко сделать.

– Надеюсь, что мне это удастся.

– А я думаю, что они будут ждать меня где-нибудь недалеко от ранчо.

– Ну и сидите здесь, пока у них не лопнет терпение!

– Это было бы чудесно! – согласилась сеньора. – Вы бы нас очень обрадовали, хотя все мы сейчас и скорбим.

– Да, вижу. По умирающему? – спросил я.

Их лица помрачнели.

– Это мой дядя, – тихо сказала она. – Разве вы не слышите, как он страдает в соседней комнате?

До меня не раз уже доносились сдавленные вздохи и стоны, но я не придавал им значения.

– Он очень болен? – спросил я.

– Да, и телом и душой, – ответила она. – Тело его уже не исцелится; жить ему осталось, наверное, всего несколько дней, может быть, несколько часов. Другая его болезнь еще хуже, но самое ужасное, что он не хочет ее врачевать, не хочет заботиться о спасении души.

– Это очень печально. Может быть, все дело в том, что он неверующий?

– В общем-то нет. Но его как будто что-то тяготит: некая вина или некое бремя, которое он хотел бы сбросить с себя перед смертью, однако ему не хватает мужества для этого. Он долго странствовал на западе, в горах. Чем он там занимался, мы точно не знаем. Он говорит, что проводил раскопки, разыскивал останки допотопных зверей. При этом сколотил небольшое состояние и на эти средства купил для нас вот это ранчо. Почти весь год он скитается в Андах и лишь на несколько недель приезжает сюда отдохнуть. Когда он возвратился в последний раз, примерно пару месяцев назад, мы ужаснулись его виду. Дядя походил на покойника. С тех пор он больше не покидал своей комнаты и сейчас выглядит как настоящий мертвец. Он знает, конечно, что обречен.

– Надо постараться, чтобы он облегчил свою совесть! От этого зависит спасение его души!

– Вы правы, сеньор, – сказал Иларио, пожимая мне руку. Он замер, потому что снаружи, за воротами, поднялся воистину адский шум.

Владелец ранчо взялся за ружье, висевшее на стене, но Иларио молвил:

– Оставьте это, сеньор Бюргли! Оружие нам, пожалуй, не понадобится. Я думаю, что этих людей можно обуздать. Но вы можете пойти вместе с нами.

Мы вышли во двор, где уже не было моей кобылки. По другую сторону дома находилось пастбище для лошадей, также огороженное кактусами; туда и отвел гнедую пеон. Снаружи пробраться туда было нельзя, как и на площадку для выпаса быков. В дверь колотили уже изо всех сил, крик стоял до небес. Иларио снова открыл окошко; все стихло, и я опять услышал голос майора:

– Пошел ты к черту! Сколько нам еще ждать? Полчаса уже давно прошли!

– Ну и уезжайте, если у вас нет времени ждать!

– Мы не уедем без немца! Выдайте его!

– Нет.

– Божий человек, перестаньте вмешиваться в земные дела! Я направляюсь в свой гарнизон. Меня там ждут, и я прошу вас не задерживать нас. Учтите, мне не до шуток.

– Никто вас здесь не держит, сеньор. Уезжайте как можно скорее!

– Без немца мы не поедем!

– Вы не получите его. Он находится под моим особым покровительством!

– Мне наплевать на это покровительство, я не признаю его, – продолжал майор. – Даю вам еще пять минут. Если вы не отдадите немца добром, пеняйте на себя!

– Вы очень сильно рискуете, сеньор!

– Ого! Вы чересчур самоуверенны. Неужели вы думаете, что ваш сан нас остановит?

– Не шутите с этим! Только попробуйте! И вот вам повод для этого.

Он закрыл окошко и схватился за засовы. Обе тяжелые балки отлетели, словно карандаши. Брат-Ягуар был наделен воистину богатырской силой. Ворота были распахнуты настежь. Теперь мы увидели кавалеристов, а они – нас.

– Вот та собака сломала мою саблю! – крикнул майор. – Ату его!

Держа в каждой руке по пистолету, он подошел к монаху. Его люди нерешительно последовали за ним. Брат-Ягуар, гордо расправив плечи, стоял посреди ворот.

– Назад! – приказал он.

Люди с болас остановились, но майор – нет, он сделал шаг вперед.

– Назад, или!.. – повторил монах, сопроводив свои слова властным жестом. Теперь и офицер застыл на месте. Мне не видно было лицо Брата-Ягуара; должно быть, в нем было нечто, внушившее майору трепет. Он не отважился прошмыгнуть мимо монаха, однако крикнул:

– Ладно, без позволения хозяев не хочу вступать в чужой дом. Но, раз вы не хотите выдавать нам немца, нам придется поскорее довершить начатое. Приговор будет приведен в исполнение здесь… и немедленно.

Он поднял пистолет, чтобы прицелиться в меня.

– Стой! Опусти оружие! – раздался громовой голос монаха.

Майор вправду испугался. Он опустил руку, но тут же, устыдившись собственной робости, снова направил оружие на меня и произнес:

– Никто не может мне приказывать, тем более монах. Этот немец отправится в ад…

Он не успел довершить фразу, потому что в тот же миг лишился обоих пистолетов. Брат-Ягуар молниеносно вырвал их у него из рук и бросил во двор. Схватив майора за руки и крепко прижав их к бокам, поднял его и внес во двор словно куклу. Возле двери стояла скамья из утрамбованной земли. Водрузив на нее офицера, он прокричал:

– Останешься здесь! Иначе я поговорю с тобой по-другому!

Он повернулся к воротам, закрыл их и задвинул оба засова; никто из кавалеристов не отважился ему помешать. Майор застыл, как послушный ребенок. Я понял, в чем была сила монаха, – в его глазах. Их взгляд, блеск, излучаемый ими, были совершенно неописуемы. Этот загадочный человек снова подошел к скамье и сказал, скрестив на груди руки:

– Все получилось так, как вы пожелали, сеньор. Вас впустили сюда; рядом со мной вы видите того, чьей выдачи добиваетесь. Скажите все, что вы собираетесь мне сказать, а то у меня нет времени долго с вами беседовать!

– Мне до этого дела нет! – яростно прошипел майор. – Я останусь на ранчо столько, сколько пожелаю.

– Скорее, сколько я пожелаю! Если вы будете надоедать, я переброшу вас через эту стену. Вот так примерно!

Он схватил майора за ноги и легко крутанул его тело в воздухе. Тот в ужасе взмолился:

– Dio mio! [96]96
  Боже мой! (исп.).


[Закрыть]Сеньор, я предпочитаю уйти отсюда сам.

– Нет, вы не властны ни оставаться здесь сколько вашей душе угодно, ни покидать ранчо, когда вам заблагорассудится. Вы наш пленник.

– Что вы себе позволяете? Объявить меня пленником! По какому праву?

– По тому же, по какому вы задержали этого немецкого сеньора и его спутника, то есть по праву сильнейшего. Я добавлю, что в нашем случае право лучше обосновано, чем в вашем. Оба сеньора вообще ничего вам не сделали, но вы напали на них, вы же, прежде чем я задержал вас, угрожали нам пистолетами и даже собирались поджечь ранчо.

– Сеньор, я – майор и в скором будущем стану полковником!

– Меня это совершенно не интересует. Вы запятнали свой мундир и свое звание. Вы напали на частное лицо и намеревались казнить этого человека, то есть поступили как жандарм и палач. Если вы полагаете, что это допустимо для человека вашего положения, то я придерживаюсь совершенно иного мнения. Впрочем, ваше звание не внушает мне ни малейшего уважения, поскольку вашу саблю переломили, что, как известно, считается самым большим оскорблением, какое только можно нанести офицеру.

– Сеньор! – перебил его майор, сжимая кулаки.

– Тихо! Умейте сдерживаться и, пожалуйста, сядьте! Без моего позволения не смейте вставать!

Майор растерялся, он не знал, как вести себя, – протестовать или покориться. Первое было бы неразумно, а второе нанесло бы удар по его достоинству. Теперь он вовсе не производил впечатления лихого, удалого офицера. Его брюки промокли, а на мундире недоставало огромного лоскута, вырванного мной.

– Но что же вы намерены со мной сделать? – спросил офицер.

– Мы приговорим вас к полагающемуся вам наказанию за покушение на жизнь вашего ближнего, а также за угрозу поджога.

– Черт побери! Вы… меня?

– Так точно. Кстати, рекомендую вам воздержаться от слов и проклятий, подобных тем, что я слышал сейчас. Вы обязаны это сделать.

– Но что вы себе позволяете! Неужели вы собираетесь судить меня?

– Конечно! Почему бы нет?

– Сеньор, не забывайте, с кем вы говорите! Я назвал вам свое имя и чин!

– Я не верю вам.

– Черт… я хотел сказать… да, что же я хотел сказать? Я не ослышался?

– Тогда я повторю вам еще раз: я не верю, что вы тот самый человек, за которого себя выдаете.

– Сеньор, вы вообще осознаете, какое оскорбление мне сейчас нанесли?

– Весьма вероятно, что я вообще никого не оскорбил. Армия Восточного берега не так велика, чтобы нельзя было запомнить ее штабных офицеров. Смею вас уверить, что знаю имена всех этих господ, но майора Кадеры среди них нет.

– Вы недостаточно осведомлены!

– Послушайте, если я позволяю себе что-либо утверждать, то обычно имею на это основания. Я знаю некоего сеньора по имени Энрико Кадера. Он сторонник одной из аргентинских партий. Мне рассказывали, что он вербует войска для какой-то неведомой пока цели. Он набирает рекрутов на берегах реки Уругвай и даже несколько раз отваживался перебираться на эту сторону. Странным образом хозяева табунов, пасущихся в тех краях, куда наносил свой визит Кадера, всякий раз недосчитывались изрядного количества лошадей, похищенных у них.

Майор бросил испуганный взгляд на Иларио и сказал:

– Об этом человеке я ничего не слыхивал. Я не знаю его.

– Как? Вы, майор, ничего не слышали о нем? Поразительно. Если вы и вправду штабной офицер, вам непременно бы сообщили, что к берегам Уругвая направлен отряд, чтобы пресечь вылазки этого Энрико Кадеры. Я все больше сомневаюсь в том, что вы действительно майор. К тому же я опасаюсь, что известие о ваших сегодняшних подвигах принесет вам мало славы.

– Тем суровее будет наказание для вас. Само собой разумеется, я отдам вас под суд!

– Я хочу помочь вам в этом. Я решил послать гонца в Мерседес; он приведет расквартированный там отряд, который меня и арестует. Поскольку это доставит вам удовольствие, чего я искренне желаю, то я вынужден, пусть даже силой, задержать вас здесь до прибытия этих людей.

Майор был вне себя.

– Черт возьми! Отставить! – закричал он.

После чего резко метнулся туда, где лежали оба его пистолета, выброшенные Братом-Ягуаром. Я заметил это и одним прыжком опередил Лжекадеру, отшвырнув его назад так, что он с громким шлепком плюхнулся на скамейку. Это вывело его из себя. Он опять стремительно вскочил и, изрыгая свирепые проклятия, попытался накинуться на меня, но, как и прежде, монах схватил его за руки и еще раз припечатал к скамье.

– Сопротивление бесполезно, – сказал он. – Вы напали не на тех, кто боится бандитов. И мы заставим вас отвечать за ваши грязные дела.

– Как же вы это сделаете? – с издевкой спросил майор.

– Я скажу как. Вас мы запрем, а ваших людей заманим во двор и впустим к ним торо и новильо, которые пасутся рядом, за этими вторыми воротами. Я уверен, что, завидев этих зверей, ваши храбрые герильерос [97]97
  Партизаны (исп.).


[Закрыть]изменятся в лице, ведь быки – это не двое безоружных людей, с которыми пришлось иметь дело утром.

Торо – это старый, коварный бык, который запросто набрасывается на человека. Новильо – так называют молодых диких бычков, которые не поддаются приручению. Оба животных необычайно опасны. Стоит им прийти в ярость, что случается по любому ничтожному поводу, они не успокоятся, пока враг не скроется с глаз долой или не будет убит. Угроза, высказанная монахом, возымела действие; к тому же Брат-Ягуар добавил:

– Или вы думаете, что ваши люди не откликнутся на мое приглашение? Тогда найдется другое средство. Они спешились, и, значит, мигом им убежать не удастся. Мне достаточно напустить на них быков, и ваши люди наверняка погибнут. Доказать вам это, господин майор?

Он сделал вид, будто собирается подойти к воротам.

– Боже упаси! – испуганно воскликнул Кадера. – Первым делом эти звери бросятся на нас!

– Разумеется. Но меня и хозяина ранчо они знают. Немецкого сеньора мы прикроем собой. Значит, вас одного они поднимут на рога. Я не шучу, сеньор! Вы находитесь в большой опасности. Выбирайте: солдаты из Мерседеса или дикие быки!

– Я не хочу иметь с вами никакого дела. Выпустите меня отсюда!

– Гм! Вполне понятное желание. Возможно, я исполню его, но при одном условии – я обменяю вас на вашего пленника.

– Я не согласен! Вы обязаны меня выпустить. Вы не имеете права задерживать меня здесь!

– У вас еще меньше прав удерживать сеньора Монтесо. Мы не спорим. Как только прибудут войска из Мерседеса, все уладится. Сеньор Бюргли, у вас есть надежный человек и резвая лошадь?

– Есть и то и другое, – ответил владелец ранчо, до сих пор лишь наблюдавший за происходящим.

– Пусть немедленно седлают лошадь! Этого человека приведите ко мне. Я передам ему записку. Возле этих ворот толпятся бандиты, но в дальнем конце загона есть лаз. Пусть ваш гонец выберется через него.

Бюргли хотел пойти в дом. Но тут майор закричал:

– Стой! Еще одно слово! Мне незачем бояться солдат из Мерседеса, все они хорошо знают меня. Но мое нынешнее положение – позор, а я не хочу, чтобы они были свидетелями позора… Я выдам вам Монтесо. Отпустите меня, и я пришлю вам этого человека.

Иларио, улыбнувшись, покачал головой и ответил:

– Нет, сеньор, такие дела так не делаются. Я открою ворота, пусть ваши люди увидят вас и поговорят с вами. Вы отдадите им приказ освободить йербатеро. Как только он подойдет к воротам, вы сможете отсюда уйти. Это исключает любой обман как с нашей, так и с вашей стороны. Я думаю, вы понимаете, что мое предложение разумно.

– Я готов выполнить ваши условия.

– Хорошо! Но дайте мне честное слово, что вы вместе с вашими людьми немедленно удалитесь отсюда и перестанете нам досаждать. Под словом «нам» я имею в виду обитателей этого ранчо, обоих сеньоров, которых вы задержали, и меня самого. Итак, я требую, чтобы вы поклялись. Вы готовы?

Он согласился.

– Ладно, тогда я открываю ворота, – объявил монах.

Он отодвинул засовы на воротах и распахнул их, став посередине. Бандиты спешились и встали неподалеку. Потом окружили связанного по рукам Монтесо. Я не отходил от майора. От него ждали команды. Внезапно он метнулся вперед, но далеко не ушел. Я догнал его и схватил за руку. Он попытался вырваться, но безуспешно.

– Ко мне! – закричал он своим людям. – На помощь!

Я швырнул его наземь и крепко прижал. Несколько солдат пытались последовать призыву, но Иларио крикнул им:

– Оставайтесь на месте!

Они подались назад. Брат-Ягуар в одиночку удерживал в повиновении полсотни человек. Он словно бы парализовал их своим взглядом.

– Предатель, лжец! – обратился он к майору. – И вы еще смеете называться офицером! Вы не способны даже сдержать обещание, у вас нет никакого понятия о чести. Мне следовало бы вас наказать, но я не сделаю этого, я все еще хочу выполнить наш уговор. Освободите сеньора Монтесо, и мы выпустим вас. Решайтесь быстрее! Вы хотите этого?

– Да, – проскрежетал он. – Отпустите меня!

– Нет! – ответил я, прижав ему грудь коленом. – Сперва отдайте приказ.

– Ладно, выпустите этого парня!

Ему пришлось повторить свой приказ, лишь тогда его исполнили. С Монтесо сняли путы, и он вошел к нам во двор.

– Но теперь дайте мне тоже уйти! – воскликнул майор. – Я выполнил ваши условия. Выпустите меня!

– Нет, вначале вы по всей форме повторите ваше обещание и поклянетесь, что немедленно, вместе со всеми вашими людьми удалитесь отсюда и откажетесь от любых враждебных действий против нас.

– Да клянусь я, клянусь! Мы немедленно уходим отсюда и не станем ничего предпринимать против вас.

– Хорошо! Верните лошадь йербатеро.

– Возьмите ее себе! Только быстро!

Монтесо сам привел лошадь, только после этого я отпустил майора; тот быстро вскочил на ноги и метнулся к воротам. Затем, не говоря ни слова, он прыгнул в седло, и бандиты скрылись. На всякий случай Брат-Ягуар отправил им вслед одного из гаучо, чтобы тот проследил, действительно ли они уедут отсюда и не устроят ли засаду по пути на эстансию Дель-Йербатеро. Позже дозорный сообщил нам, что солдаты переправились через реку, – это был верный признак того, что мы их больше не интересуем.

Из своей комнаты хозяйка ранчо в тревоге следила за происходящим, и все же она успела помочь служанке накрыть стол. Нас пригласили подкрепиться, что мы и сделали. За столом говорили, конечно, о случившемся. Монтесо рассказывал подробности своего побега. Нож, брошенный мной, выручил его, но ненадолго, вскоре солдаты бросились в погоню. Йербатеро изо всех сил пришпоривал лошадь, но по ту сторону гряды, провалившись в нору, вырытую кроликами, она упала, и он вылетел из седла. Пока он поднимал лошадь, было потеряно много времени, и преследователи подобрались слишком близко. Они разделились и стали окружать его. В конце концов с помощью болас лошадь его повалили. Хотя Монтесо пытался защищаться, но он был вооружен лишь ножом, в то время как у врагов были длинные пики, и ему не оставалось ничего другого, как сдаться. На обратном пути солдаты заметили меня и тотчас пустились в погоню.

– Но почему, – спросил я монаха, – вы меня остановили?

– Потому что по ту сторону ранчо дорогу пересекает речка. Вы бы не переправились через нее. В этом месте она впадает в Рио-Негро.

– Но раз я переплыл Рио-Негро, то эту речку уж как-нибудь одолел бы.

– О нет. У нее очень топкие берега. Вы бы застряли и попали в руки ваших преследователей. Переправиться через эту речку можно лишь в нескольких местах, но вы их не знаете. Так что я все-таки спас вас.

– По крайней мере на какое-то время. Я не доверяю этим людям. Хотя их главарь поклялся, что не будет преследовать нас, но я не думаю, чтобы его обещанию можно было верить. Мне хотелось бы самому спуститься к реке и убедиться, что они действительно скрылись.

– Это пустая трата времени! Вы в полной безопасности. Эти люди поняли, что их разоблачили. Земля горит у них под ногами, и они, конечно, поспешат перебраться на другой берег Уругвая.

– Так вы считаете их аргентинцами?

– Да. Они прибыли сюда, чтобы приобрести коней, то бишь заняться конокрадством. Вряд ли я ошибаюсь. Теперь они ждут, что мы обратимся к солдатам из Мерседеса. Поэтому ради собственной безопасности им надо побыстрее скрыться отсюда.

Из соседней комнаты раздался возглас. Монах поспешил туда. Вернувшись, он сообщил, что больной пожелал взглянуть на меня. Лежа в своей комнате, он слышал, что на дворе происходило что-то необычное, и спросил об этом. Узнав, что на ранчо появился немец, он стал настойчиво просить о встрече с ним, ведь ему давно не доводилось слышать немецкую речь, если не считать разговоров с родственниками.

– Сделайте одолжение, сеньор! – попросил монах. – Бедняга страдает от душевных мук. Может быть, вы спасете его.

– Не ждите от меня слишком многого! Я – обыкновенный человек.

– О, я вовсе не требую от вас выступить в роли спасителя. Но я знаю, какое благотворное действие производит порой на больного человека неожиданная встреча с соотечественником. Известие о появлении немца отвлекло его от тяжких дум. Жить ему осталось недолго, я опасаюсь скорой кончины. К тому же мне показалось, что он захотел увидеть вас не только потому, что вы его соотечественник.

Я направился к больному. В Германии такую комнату, в какой он лежал, называют гостиной. Тут имелась даже фисгармония [98]98
  Фисгармония– язычковый клавишный музыкальный инструмент, изобретенный в начале XIX в.; металлические язычки приводятся в колебание струей воздуха, нагнетаемого ножными мехами; при нажатии на клавиши открываются соответствующие клапаны, которые пропускают струю воздуха; звучание фисгармонии напоминает орган.


[Закрыть]. В Монтевидео владелец ранчо выиграл ее в благотворительную лотерею. Она пребывала здесь в качестве предмета роскоши, играть на ней никто не умел.

Больной лежал в опрятной постели. Глаза его глубоко ввалились, щеки впали, губы открывали беззубый рот; высокий лоб оканчивался лысым, блестящим черепом. Лицо его напоминало лицо мертвеца. Казалось, он находился при последнем издыхании.

На мое приветствие он ответил не сразу, его тревожный взгляд испытующе устремился ко мне. Несчастный всматривался в мое лицо, словно знал, что найдет именно то, что ищет, и, как только я подошел к кровати, он протянул ко мне свои костлявые руки и произнес, пытаясь изобразить подобие улыбки:

– Добро пожаловать, сударь! Вам, конечно, не до меня, но мне надо вас кое о чем спросить. Вы ответите мне начистоту?

– Конечно! Можете не сомневаться.

– Ваш ответ очень важен для меня.

Он говорил медленно, с тяжелым придыханием. Его грудь устало вздымалась. Я подложил ему подушки под спину, и он уселся, что, видимо, принесло ему облегчение. В полном молчании он снова пристально смотрел на меня, словно пытаясь проникнуть в сокровенные глубины моей души. В его взгляде читался страх, и я искренно сочувствовал бедняге.

– Говорите спокойно, – ободрил я его. – Я хотел бы побеседовать с вами как друг.