Текст книги "Моника 2 часть"
Автор книги: Каридад Адамс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
– Моя бедная Айме, пожалуйста… Успокойся…
– Ты меня уже не любишь… Ты позабыл, бросил меня, думаешь только об этом несчастном деле…
– В этом несчастном деле вся моя честь и авторитет… И жизнь Моники…
– Почему ты так упорно хочешь взять на себя ответственность? Хватит бороться, ты уже искупил вину, если даже она и была…
– Этого недостаточно, так как я ничего не достиг. Мне необходимо не оставлять в покое сознание, мучиться мыслями, изматывать воображение, пока не появится новый план действия, которому мы должны следовать, ресурсы, которые мы можем рассмотреть… Оставь меня, Айме, прошу тебя! Мне нужно подумать, думать… прости, но ты мешаешь мне…
– О! Теперь ты так со мной обращаешься… – притворилась обиженной Айме.
– Я никак с тобой не обращаюсь. Я просто ясно сказал. Считаю, хоть раз в жизни ты могла бы меня понять… Сейчас речь идет о твоей сестре.
– Речь идет о надоедливой сопернице, которая тебя занимает больше, чем нужно, – воскликнула Айме уже в настоящей ярости. – Делай это, чтобы я возненавидела тебя!
– Замолчи! Если бы кто-нибудь услышал, как ты выражаешься…
– Мне не нужны слушатели, чтобы говорить и думать. Если в самом деле ты не хочешь скандала, не следуй этой дорогой. Твоя мать считает, что ты идешь по неверному пути. Вижу, с тобой ничего не выйдет! Несправедливо со мной обращаются в этом доме. Все, да, все… Ведь ты не один. Я больше не могу, понимаешь? Не могу больше! Я устала от твоей несправедливости, пренебрежения, холодности… Ты должен быть очень осторожным. Не пренебрегай женщиной моих лет!
– Я не бросаю тебя. Я прошу дать подумать… Я не буду выносить твои ребячества и ревность! Ты избалованное, невоспитанное создание, которую мать погубила потаканиями во всем. Если бы ты думала, как зрелая и правильная женщина, которой уже не являешься…
– Я думаю, как женщина, которая дорого взыщет с тебя за невнимание! – со скрытой угрозой произнесла Айме.
– Какое невнимание? Я прошу несколько дней, часов покоя… С чего ты взяла, что это оскорбление и невнимание? Почему бы тебе не прогуляться? Магазины полны украшений, духов, одежды… Займись этим, потому что думаю, этого тебе не хватает в деревне.
– Прекрасно. Ты хотел… Хочешь, чтобы я оставила тебя в покое? Хорошо, тогда я оставлю! Но не жалуйся, если не приду, когда ты позовешь! – Айме быстро удалилась, громко хлопнув дверью.
– Айме! Айме! – позвал Ренато, открывая дверь. – Слышишь? Подойди сюда! Айме!
– Это не сеньора, хозяин. Она прошла двор и побежала по лестницам, искрясь прямо как лучик солнца. Она выскочила как зажженная ракета…
Ренато Д`Отремон колебался. Через перила лестницы, под каменными арками старого дворика, он увидел край роскошной одежды Айме, но первый порыв побежать за ней остыл. Она выглядела инфантильной, капризной, глупой, и воспоминание о Монике овладело его душой, а Ана приблизилась угодливо и заботливо:
– Хотите, чтобы я позвала сеньору, сеньор Ренато? Хотите, чтобы я сказала ей, что вы приказали позвать? Хотите, чтобы она вышла?
– Нет, Ана, не нужно. Лучше воспользоваться временным покоем, чем закатывать истерику. Скажи Сирило, чтобы принес мне коньяк в библиотеку. Или лучше принеси сама. Принеси и никому не говори, а потом займись хозяйкой. Иди…
– Надо же! До каких пор тебя ждать! Я уже час зову тебя, Ана…
– Дело в том, что сначала сеньор, а потом, когда я ходила в столовую, прошла через заднюю дверь…
– Не хочу слушать рассказы! У тебя есть новое платье? Блузка, юбка, платок, накидка… Принеси все! Я одену твою одежду. Принеси быстро и подготовься сопровождать меня.
– На экипаже?
– Мы не поедем на экипаже. Выйдем, чтобы нас никто не увидел и не смог бы рассказать о том, где мы были. Неси одежду… Скорее… Иди…
– Но сеньора, позвольте сказать вам сначала, что произошло… Дело в том, что…
– Иди, дура!
В слепой и неудержимой ярости прощалась Айме с метиской, и теперь нетерпеливо ждала возвращения той, которая не заставила себя ждать, приглушенно сообщив:
– Вот оно, сеньора Айме… Но человек все еще ждет…
– Человек? Какой человек? Быстро, давай юбку!
– Вот. Я принесла вам также свою новую блузку, но если в ней сильно потеть, то можно ее испортить.
– Я куплю тебе сотню блузок, дура! Помоги мне одеться! Застегни. Дай платок, а я пока изменю прическу.
– Хорошо… А человек на улице ходит туда-сюда… И какой хороший парень, хороший парень. Лучше, чем сеньор Ренато…
– Что за идиотизм ты несешь?
– Ничего. Вы не хотите слушать… Я говорю, что человек ходит туда-сюда, вверх-вниз, гуляет и гуляет, и так много времени ждет на улице. Нужно было видеть, как обрадовались его глаза, когда он увидел, как я высунулась… и, подойдя ко мне, сказал: «Я видел вас с ней. Конечно же, вы доверенная служанка…» Даже в этой одежде он узнал меня, хозяйка, что я ваша доверенная служанка. Мужчина очень сообразительный…
– О ком ты говоришь?
– А о ком же еще? О том, кто ходит туда-сюда, вверх-вниз, по улице, из угла в угол, и смотрит сюда. Он ест глазами дверь и окно… И наконец он сказал мне: «Если бы вы были так добры сообщить своей хозяйке, то я был бы самым счастливым из всех смертных, чтобы поговорить с ней наедине…»
– Но… но, откуда ты это взяла?
– Так сказал он. Внезапно, почти внезапно, но я его не узнала, потому что он был одет не в униформу, а в обычную одежду. Но тем не менее, такой обходительный… По-моему, его зовут лейтенант Боттон…
– Лейтенант Бриттон? – исправила и спросила Айме. – Ты видела его?
– А о чем я говорю? Если вы выглянете из окна, то увидите его отсюда сверху. Не знаю, с какого времени от вьется вокруг этого дома, с влюбленными глазами… Нужно видеть, какой он изящный… Даже шляпу снял передо мной…
– Лейтенант Бриттон ходит вокруг моего дома? Тогда он знает, кто я, раз пришел сюда.
– Уверена, что знает… Вы не будете с ним говорить, сеньора? Он ждет, что я скажу вам кое-что… Для этого он дал мне двадцать франков…
– И ты взяла? Я должна тебя пнуть! Этот лейтенантик нахален! Посмотрите-ка… подкупил тебя…
– Хорошо, не горячитесь. Я скажу, что вы ушли…
– Подожди-ка… Дай подумать… Лейтенант Бриттон… Лейтенант Бриттон…
– Если погулять кругами и зайти в скотный двор, то можно там поговорить, где есть кусты манго, то вас никто не увидит, – уверила Ана с воодушевлением. – Вы поговорите с ним, сеньора?
– Нет, нет и нет! Подожди-ка…! Мне кое-что пришло в голову… Одна мысль… Да, Ана… Выйди через дверь скотного двора, сделай так. Пусть он ждет меня там, где нас никто не увидит, а ты помоги мне сменить одежду…
– Снова?
– Потому что он знает, что я сеньора Д`Отремон, я ведь не предстану в одежде служанки, наоборот, нужно все сделать наоборот. Лейтенант Бриттон, а? Думаю, настало время… Этот человек мне нужен… Дай мне белую одежду… Нет… красную, из шелка. Вытащи его перед тем, как пойдешь. Я хочу выглядеть очень красивой, хочу понравиться ему еще больше. Иди… иди…! Ай, Ренато, скоро ты заплатишь мне!
– Как? Отсюда?
– Конечно. Он думал, что может войти через большую дверь? С этой стороны не будет слышно… Будет тихо, чтобы никто не услышал на кухне или в парке, чтобы не поползли сплетни. Очень тихо и быстро. Пошли… Пошли…
Скорее удивленный, чем обрадованный, с беспокойством смотрел по сторонам солдат-новобранец, простодушный в своей смелости в двадцать лет. Английский офицер пересекал калитку сада позади Аны, уходя вглубь быстрым и тихим шагом через огромный двор, который со всеми достоинствами сада переходил в пустынную улочку дряхлого особняка Д`Отремон в Сен-Пьере…
– Подождите сеньору. Спокойно, а? С большим спокойствием… Посмотрите, там скамейка. Лучше, если вы присядете…
– Вы уверены, что она придет?
– Ну конечно. Для чего бы она приказала мне отвести вас через эту дверь? Сеньора очень скучает с сеньором Ренато… Вы убедитесь в этом сами…
Чарльз Бриттон замолчал, смущаясь все больше. Женщина с хитрыми глазами и дурацкой улыбкой заставила его сомневаться потому как смотрела и слушала. На миг ему показалось, что она насмехается над ним… Затем, не в силах следовать совету присесть, он встал, сдерживая нетерпение…
– Добрый вечер, сеньор офицер, – поприветствовала Айме с кокетливой иронией. – Уверена, что не слишком заставила вас ждать…
– Всю жизнь можно ждать, при условии, что вы придете. – Чарльз Бриттон остановился, ослепленный сверкающей красотой Айме де Мольнар. Шелковое платье малинового цвета, так чудесно подчеркивавшее прекрасные формы, придавало лицу яркий жизненный цвет. Темные глаза сверкали одновременно своевольно, насмешливо и смело, и изящный двойной ряд белоснежных зубов сверкал, как жемчужное ожерелье, обрамленное кораллами чувственных и лакомых губ…
– Начну с того, что верну ваше вознаграждение от имени Аны. Вот двадцать франков… Насколько я поняла, у вас есть нечто важное, что вы хотите сказать, но не нужно платить за то, что хотите сообщить.
– Я не пытался платить. Лишь пытался отнестись хорошо к девушке. – извинился офицер, чувствуя смущение.
– Бедная Ана набитая дурочка. Вы не заметили? Ее недостаток мозга застает врасплох меня каждый раз в ситуациях действительно плачевных. Но она достаточно верна и зависима от меня, чтобы не пожалеть ее.
– Понимаю, – разочарованно согласился офицер. – Вы пытаетесь сказать, что если вы здесь, встречаете меня, как я не осмеливался даже и мечтать, то только из-за ошибки служанки…
– Более или менее… Но не делайте такое лицо, не печальтесь. Вы не виноваты, что она не смогла мне объяснить…
– Вы ждали другого, правда?
– Признаюсь, что да. Но не мучайтесь больше… Я хочу прояснить, боюсь, вы приняли меня не за ту…
– Я не смог спокойно отнестись к самой красивой женщине, которую видел когда-либо…
– Вы преувеличиваете или вы такой обходительный, сеньор Бриттон? Но что мы будем обсуждать? Раз уж я здесь, если у вас в самом деле есть, что сказать мне, что-то интересное и важное…
– Боюсь, мне нечего сказать, сеньора. Предпочитаю говорить совершенно искренне. Я позвал вашу служанку, самую расторопную из всех, способную помочь, никому не помешав, исполнить желание увидеть вас на миг и попрощаться, прежде чем отплыть… Миссия с судом окончена, и я должен вернуться на Доминику на фрегате, стоящем в порту, который отправится с первыми лучами рассвета.
– Вы уезжаете так скоро? Как жаль!
– Вам кажется, это слишком скоро? Вам и вправду жаль?
– Честно говоря, не могу отрицать. Вы показались мне необычайно симпатичным, и меня очень обрадовало, что случайность позволяет мне спросить у вас. Как могло произойти, что записка, которую я доверила вам передать в руки Хуана, попала в руки другого человека? К сожалению, руки человека, который имеет большое желание навредить мне…
– Что? Это правда? Тогда…? Но как же такое могло произойти…? Даю вам честное слово, клянусь, что передал ее лично в руки Хуана.
– Да. Я видела записку в его руках. Но чтобы вы понимали, что я не лгу, вот она. Вы узнаете?
– О, да! Это невероятно! Я в самом деле расстроен, сеньора. Вы сказали, эта записка может навредить вам?
– О, нет! Я сказала, что она могла бы навредить, а прочитав ее, человек мог бы плохо ее истолковать…
– Не думаю, что кто-то мог бы истолковать ее. Хуан Дьявол – самый везучий человек, которого мне посчастливилось узнать, потому вы любите его… Я помню ваши слова: «Скажите, что эта записка послана женщиной, которая отдаст жизнь, чтобы спасти Хуана Дьявола…»
– Жизнь можно отдать из-за благодарности, долга или жалости. Вы знаете. Когда женщина чувствует себя одинокой, грустной, беспомощной… Когда человек, который является твоим мужем, поворачивается к тебе спиной; когда она чувствует себя самозванкой, чужой в своем доме… Но не будем говорить обо мне, поговорим о вас… Вы захотели меня увидеть, чтобы попрощаться, ничего более?
– Я хотел увидеть вас и сказать, что с момента, как я увидел вас, я не смогу вас забыть, как не смогу забыть Хуана Дьявола, пока буду жив. Я считаю, что обязан жизнью этому человеку. Тем не менее, я почти ничего не сделал для него, чтобы отплатить, и думал, что восхитительная женщина, которая так страстно его любит, может подсказать, как ему помочь…
– Правда? Вы такой благородный, офицер. Я подумала, раз уж вы нашли меня, то за услугу, которую вы оказали мне, передав записку Хуану, вы заслужили премию. И я готова платить. Вы бы сказали, что я очень странная женщина, но мне нравится оплачивать долги.
– Вы меня обижаете, сеньора.
– Не думаю, что могу обидеть вас, – отметила Айме, кокетливо взмахнув рукой. – Моя премия будет символичной. Я подумала, что вы чувствуете себя одиноким в Сен-Пьере, возможно вам бы понравилась прогулка, знакомство с живописными окраинами города. К сожалению, я могу вас сопровождать лишь замаскировавшись. Представьте, что мы на карнавале…
– Вы меня ошеломили, сеньора; я удивлен и доволен. Едва смею говорить из-за страха быть нескромным. Вы в самом деле супруга Ренато Д`Отремон?
– Да… но я буду благодарна вам, если мы не будем называть имена. В каком часу отправляется ваш корабль?
– Все будет готово в пять утра. Через полчаса мы отправляемся. Я буду там стоять в пять часов утра.
– Вы могли бы ждать меня вечером в десять, пройдя через эту калитку?
– Конечно… Ясно… – пробормотал лейтенант, удивленный и ослепленный. – Я хочу сказать, что я к вашим услугам… Но…
– Я переоденусь в костюм и не забудьте, что заставлять ждать даму непростительный грех… Меня зовут Айме… Эме меня звали во Франции. Здесь, на этих островах это звучит неправильно. Хотите говорите «возлюбленная». Мне нравится это. Думаете, я не заслуживаю?
– Вы заслуживаете всего!
Задушенный волнением, удивлением, потрясением, почти испугом, Чарльз Бриттон наклонился поцеловать мягкую руку, белую и благоухающую, пока дьявольская улыбка светилась на лице жены Ренато, и она намекнула:
– Вашим вторым долгом будет забыть завтра этот вечер, и выехать немедленно из Сен-Пьера, как праведник из проклятого города: не поворачивая головы назад… Не спрашивая ничего!
– Отец Вивье, вы звали меня?
– Именно так, дочь моя…
– Я ждала с нетерпением. Ваше разрешение – единственное, чего мне не хватало, чтобы снова надеть одежды послушницы… Сестра Мария Консепсьон обещала поговорить с вами… Мне нужно ваше обещание, обещание вас обоих… Не запирайте передо мной единственную дверь, за которой я могла бы скрыться.
– Никто не скроется от себя, дочь моя. В твоем случае от собственных чувств. Но кроме того, существуют законы… Ты замужем, дала священную клятву, которую не можешь легко разорвать по своей воле…
– Моего мужа я совершенно не интересую.
– В любом случае, мы ничего не можем сделать без его согласия, и подозреваю, что он не даст согласия. Кое-кто пришел повидать тебя…
– Хуан! Пришел Хуан?
Моника живо поднялась, ее глаза засверкали. Неожиданный трепет пробежал с ног до головы, словно она очнулась ото сна, а губы отца Вивье улыбнулись с нежной грустью, отрицая:
– Нет, дочка, не он. Но твое выражение и взгляд достаточно красноречиво показали, какое место в твоем сердце занимает муж, которого ты пытаешься покинуть…
– Нет… нет… не он, не мог быть он! – пожаловалась Моника с бесконечной печалью. – Не знаю, что я подумала. Он на Люцифере, в таверне порта или на берегу пляжа, где была единственная интересующая его любовь. Он не вспоминает, не думает обо мне. Оставил меня в монастыре. Он не будет возражать, потому что я не важна ему…
– Они очень бояться, что он помешает, они жаждут увидеть тебя постриженной…
– Кто они?
– На данный момент, твоя мать. Она ждет в комнате свиданий, ее сопровождает сеньора Д`Отремон. Чтобы предпринимать дальнейшие шаги для аннулирования брака, они надеются убедить тебя подписать доверенность, которую ты не хотела подписывать. Они хотят сделать все быстро и тайно, до того, как изменится настроение твоего мужа, который оставил тебя здесь. Тем не менее, я хотел бы попросить тебя не поступать опрометчиво, не передавать в руки других такое личное и интимное дело… Более того, когда я увидел, как ты разволновалась от радости, вообразив, что он ждет тебя… Этот мужчина, которого Бог принес в твою жизнь странными путями, чрезвычайно интересует тебя.
– Нет, отец, вы совершенно ошибаетесь. На этот раз я согласна с сеньорой Д`Отремон, которая привезла мою мать. Я подпишу что угодно, чтобы вернуть Хуану свободу. Знаю, что ему все равно, что ничто не может помешать его приключенческой жизни, даже незначительная деталь иметь жену. Я для него меньше тени, меньше призрака, и хочу, чтобы призрак исчез. С вашего разрешения, отец, я пойду в комнату ожидания… я покончу с этим как можно скорее…
Легкой походкой Моника удалилась в комнату ожидания, а вскоре кто-то ее позвал:
– Эй, хозяйка…!
Остолбеневшая от удивления, Моника остановилась недалеко от забора, отделяющего мир монастыря от суетного мира… Она едва верила глазам, видя маленькую смуглую фигурку, которая перескочила через забор с удивительной проворностью и приблизилась тихо и незаметно; его присутствие снова возродило в ее душе печаль…
– Колибри! Как ты сделал это? Как оказался здесь? Как вошел? Перепрыгнул с улицы?
– Да, хозяйка, я должен вас увидеть, поговорить… Я был у большой двери, но меня не пустили, не дали войти… Я прыгнул на повозку, что там стояла, зацепился за ветки дерева, а затем наклонился, скрываясь за листьями, потому что здесь были сеньориты в белом, которые ходили и ходили… Я ждал, пока не увидел вас, и спустился. Я сделал плохо, хозяйка? Я хотел вас повидать …
– Нет, Колибри, ты не сделал плохо…
Мягкая рука, с белизной хрупкого перламутра, опустилась на голову, поглаживая короткие кудряшки, затем, взяв Колибри за подбородок, заставила посмотреть в лицо, чтобы прочесть в глубине темных глаз ответ, и прошептала:
– С кем ты пришел, Колибри?
– Ни с кем, хозяйка. Говорю, Сегундо отвел меня на Люцифер, но там нет ни вас, ни хозяина. Он не хотел, чтобы я был на земле, но я спустился по якорю, проник в лихтер, на котором был груз, а когда лихтер перенес меня на пристань, я бросился бежать. Когда я бегу, хозяйка, никто не может меня поймать. Я быстро бежал, а когда меня никто не мог видеть с корабля, я свалился сюда…
– Нехорошо проникать в монастырь так. Это не мой дом, это место строгих правил. Ты сделал запретное, то, что запрещено даже законом. Хорошо, если тебя не видели…
– А я не могу остаться с вами?
– Нет. Ты должен вернуться к хозяину… Колибри, ты единственное, что осталось от моих счастливых дней, жизни, от которой мне нужно отказаться… Для этого я приложу все силы. Я как раз шла в комнату ожиданий, где находятся моя мать и другая персона, ожидая, что я подпишу документ, чтобы навсегда освободить Хуана…
– Капитана? Тогда вы не вернетесь на корабль? Вы бросаете меня?
– У тебя будут другие хозяйки, другие женщины в каюте Люцифера, и руки Хуана лягут на руки других женщин, когда они будут держать штурвал и ехать на прекрасные острова, где жизнь словно спит, где нет ненависти и слез: острова, где любовь как сон, где грех не кажется грехом… Иди, Колибри, иди… Возвращайся к хозяину…
Нервно вздрагивая от волнения, сражаясь с волной нараставших чувств в душе, и с такой же силой пытаясь их заглушить, Моника оторвала маленькие смуглые ручки Колибри от юбки, подталкивая его к высокой стене, откуда тот спустился. На секунду Колибри задержался, словно повинуясь; затем снова подбежал к ней, жалобно умоляя:
– Нет… нет, моя хозяйка… Я не хочу других на Люцифере… Я хочу только вас, и никого больше… Хозяин тоже не хочет…
– Как будто ты знаешь! Ты не можешь знать…
– Хозяин всегда думал о вас. С другой, бывшей хозяйкой, которая была ночью в тюрьме, капитан только ссорится…
– Возможно. Но в конце концов, они всегда заканчивают мирно. Они словно рождены друг для друга, словно выражают свой способ любить… Они любят обижая, презирая, ставя ловушки, каждый раз с болью мстят, причиняют ее друг другу, но охвачены страстью, наполняющей их жизнь…!
Она беспокойно повернула голову, слушая мягкий шум шагов через широкие арки галереи, ограждавшей монастырский сад. Вдали, словно белые тени, шли две послушницы. Она вздохнула спокойнее, когда те ушли, но Колибри все стоял с ней…
– Они ждут, что вы подпишите эту бумагу против хозяина?
– Не против него, Колибри. Наоборот… я уверена, в глубине души он поблагодарит меня за то, что я разорвала путы, соединяющие нас, и я заверю его, что моя жизнь в этих стенах…
– Но хозяину не нравится, что вы здесь заперты…
– Он сказал, что ему не нравится? Не лги никогда, Колибри, не лги даже ради жалости… Теперь иди… как и вошел. Я хочу удостовериться, что никто не помешает тебе… Уходи, уже идут!
Она подтолкнула негритенка одновременно с голосом отца Вивье, показавшегося перед ней, и сделавшего знак подойти:
– Ты все еще здесь… Моника, дочка, дамы очень обеспокоены…
– Отец сказал, что ты уже вышла, чтобы прийти сюда. – проговорила Каталина де Мольнар… – Ты выглядишь плохо, моя Моника…
– Возможно, Моника не хотела нас видеть, – вмешалась София Д`Отремон. – Ты избегаешь нас, не так ли?
– Нет, сеньора, – возразила Моника, делая усилие, чтобы успокоиться. – Наоборот… Я пошла по другой стороне, чтобы прийти… Я подпишу бумагу, которую вы принесли… Я удовлетворю вас немедленно…
– Хочу отметить, что это против моей воли и совета, – сообщил отец Вивье. – Мой долг оказывать Монике необходимую поддержку, чтобы она ясно взглянула в глубину души…
– Что яснее увидеть, отец? Моя бедная дочь рядом с этим негодяем, злодеем…
– Ты не знаешь ничего, мама! – запротестовала Моника.
– Это наша семья, не нужно следовать судебному процессу, который его судил, дочка. Понимаю, ты защищала свое достоинство. Здесь ты можешь быть совершенно честна, и не создавать того, во что мы не сможем поверить…
– Не думаю, что мы должны терять время на споры, которые ведут в никуда, – прервала София. – Прости меня, Моника, что беру на себя смелость вмешиваться в личные дела. Я сделала это, чтобы поддержать и помочь твоей бедной матери, которая много страдала из-за вас обеих, хотя вы с сестрой, кажется, так этого и не поняли…
– Прошу вас, обсудим мои дела отдельно от сестры, донья София! – взвилась Моника с видимым гневом. – Если бы Ренато понимал, что следовало забыть о моих делах…
– В этом случае это не Ренато. Именно об этом мы хотели бы поговорить наедине, и поэтому ждем…
– Вы можете остаться наедине, – указал священник. – Достаточно мне лишь уйти, что я и сделаю…
– Нет, отец, подождите…! – взмолилась Моника. – Думаю, нет в моем сердце, душе, чего бы вы не знали. Нет ничего такого, что нельзя было бы обсуждать в вашем присутствии; наоборот…
– Тогда, послушай сеньору Д`Отремон, дочь моя.
– Я хотела бы сказать вам, что в нашем последнем замысле не участвует Ренато. – объясняла София. – Более того, мы подозреваем, что ему не понравится это. Но не важно… Каталина и я постараемся уладить дела без него, по возможности предотвратив сплетни, учитывая, как он вмешивается в дела его не касающиеся.
– Хотите, чтобы я подписала для вас доверенность, которую бы подготовил Ренато?
– Гораздо меньше. Лишь прошение для Святого Отца… Прошение аннулирования брака по причинам, которые не оскорбляют никого, ни Хуана Дьявола: слабость здоровья, несовместимость характеров и религиозное призвание, которое мы связываем с главной причиной этого прошения. И вправду, это не бессмысленно. Вы девочкой осознали свое религиозное призвание, правда? И обстоятельства, которые подтолкнули к этому, думаю, не изменились…
София Д`Отремон пронзила Монику выразительным властным взглядом… Она словно хотела опорожнить одним выплеском душу, и в то же время, проникнуть до самой последней мысли Моники. Но та прикрыла веки, уводя в сторону взгляд от свирепых и бестактных глаз.
– Для людей нашего круга, – заявила София. – Нет ничего оскорбительней, чем попасть на язык всем. В дверях монастыря заканчиваются сплетни, гаснут скандалы…
– А это для вас самое главное, не так ли? – сделала легкое ироничное замечание Моника.
– Я лишь хочу лишить этого человека всех прав на нее, – вмешалась Каталина де Мольнар. – Меня пугает мысль, что он может снова забрать ее, утащить, кто знает в какие опасности, болезни… Мне очень больно видеть тебя в монастыре, но я предпочитаю… По крайней мере, я знаю, что здесь ты будешь жить в покое…
Моника раздумывала, подняла голову, чтобы посмотреть на высокую стену в том месте, куда влез Колибри. Она бы хотела не видеть, чувствовать, что чувствовала душа, отодвинуть струящийся дымок воспоминаний, которые принесло присутствие Колибри. Голос священника, мягкий и ободряющий, достиг ее:
– На самом деле ты не создаешь ничего, мы лишь начинаем. Святой Отец обычно долго возится с такими делами. Пройдут месяцы, прежде чем дело решится, даже если предположить, что оно получит благоприятное разрешение…
– Поэтому мы хотим все ускорить, Моника, – заявила София. – Сделать без шума, любой ценой избежать столкновения моего сына с Хуаном…
– Да, – подтвердила Моника. – Больно видеть ненависть между братьями…
– Не нужно затрагивать деталь, легенду, которая может быть небылицей! – гневно воскликнула София.
– А мне нужно было вспомнить. Я подпишу, донья София… Дайте эту бумагу… Подпишу ее немедленно!
Конец второй части.
