Текст книги "Остров выживших"

Автор книги: Карен Трэвисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Я хочу лишь узнать, законно это или нет. Допускает ли это конституция.

Одли явно был захвачен врасплох, и ясно было, что даже его острый, как акульи зубы, ум законника не может постичь, к чему клонит Прескотт. Хоффману знакомо было это выражение: сжатые губы, быстрый взгляд – момент, которого боится каждый советник. Сейчас «да» или «нет», сказанные в ответ на якобы прямой вопрос, могли зажить пугающей собственной жизнью и однажды вернуться, чтобы откусить тебе кое-что. Хоффману доводилось бывать на месте Одли.

– Это законно, господин Председатель, но, повторяю, я не советовал бы вам прибегать к подобному шагу, – наконец вымолвил Одли. Такой ответ оставлял ему пространство для маневра и позволял в случае чего прикрыть свою задницу. – Лучше будет обсудить ситуацию с секретарем по межгосударственным связям.

– Это уже ни к чему, Милон. Я просто хочу знать, законны мои действия или нет. У меня на это имеется вполне конкретная причина.

– Значит, вы собираетесь нарушить конституцию…

– Я собираюсь снова ввести в действие Акт об обороне и объявить военное положение на всей территории КОГ. – Прескотт взглянул в сторону двери – она открылась, в комнату вошел Адам Феникс. – Добрый вечер, профессор. Садитесь.

– Прошу прощения за опоздание, господин Председатель. Блокпосты.

– Если быть кратким, то господин генеральный прокурор посоветовал мне воспользоваться Актом об обороне для объявления военного положения.

Хоффман уже давно решил, что все положительные черты сын Адама Феникса унаследовал от матери. Феникс положил перед собой на стол папку с бумагами, но не открыл ее, как будто был не совсем уверен в том, что не ошибся комнатой, и подозревал, что сейчас придется собирать вещи и идти искать нужный кабинет.

– Вы не могли бы подробнее ознакомить меня с положением дел, господин Председатель?

Прескотт сплел пальцы и наклонился, опершись на локти.

– Я хочу, чтобы вы все поняли: то, что я сейчас скажу, продиктовано безнадежностью нашего положения. Генерал, поясните мне, как дилетанту в военном деле, как вы оцениваете наши шансы против Саранчи?

Саламан выпрямился.

– Это зависит от того, кого вы подразумеваете под словом «мы», сэр.

– Наверное, граждан Тируса. В последние недели я видел достаточно и знаю, что некоторые государства ближе к гибели, чем другие, что бы там ни говорили их лидеры.

– Значит, нам остался месяц, – ответил Саламан. – Армия истекает кровью. Инфраструктура на всей планете рушится. Огромные потери среди гражданского населения – если их не убивают черви, они умирают от болезней; беженцы заносят через границу еще больше инфекций. Нельзя втиснуть на ограниченное пространство миллионы людей и сдержать эпидемии. Нам конец, сэр. Мне очень жаль. Черви захватили почти все города на планете.

Феникс взглянул на Хоффмана. Возможно, он считал, что у них не слишком хорошие взаимоотношения и что у Хоффмана иное мнение. Но полковник был полностью согласен с Саламаном.

– Имейте в виду, что мы потеряли все запасные командные бункеры, расположенные за пределами Эфиры, – добавил Хоффман. – Мы не можем позволить себе даже такую роскошь, как спасение немногих избранных и художественных ценностей и возможность пересидеть, как в последнюю войну.

– Все уничтожены? – Почему-то в голосе Прескотта не было слышно разочарования. – Даже Черрит?

– Нельзя сохранить подземные объекты, когда враг живет в туннелях, сэр. Надеюсь, они оценили наши картины и консервированные бобы.

Прескотт сделал глубокий вдох. Он выглядел слишком молодо. Через несколько лет ему должно было исполниться сорок, в бороде его блестели седые нити, но морщин было на удивление мало. «Несколько месяцев в Доме Правителей исправят это упущение, – подумал Хоффман. – Но у нас нет месяцев. Речь идет о неделях».

– Джентльмены, я собираюсь применить против врага «Молот Зари», – заявил Прескотт.

Уже не в первый раз Председатель КОГ заставал Хоффмана врасплох, и только в этот момент до него дошло, что Адама Феникса пригласили сюда для выполнения грязной технической работы.

«И меня. Теперь понятно, зачем позвали меня».

– Сэр, но это совершенно невозможно. – Феникс, очевидно, думал, что эта идея только что пришла Прескотту в голову. Хоффман же видел, что все уже решено. В этом человеке чувствовалась сталь – никакой суеты, никакой пустой болтовни, ни малейшего признака неуверенности, а это означало, что он твердо знает, чего хочет. – Это не тактическое, это стратегическое оружие. Вы не можете воспользоваться им для боя в городе, а ведь сейчас мы ведем войну именно в городах.

– Проигрываем, – негромко поправил его Прескотт. – В настоящий момент мы проигрываем войну. Но этого не произойдет, пока я занимаю этот кабинет. И точка.

Хоффман бросил быстрый взгляд в сторону Саламана, и оба поняли, что теперь речь пойдет о том, как осуществить эту операцию, а не о том, будет ли она осуществлена. Одли просто кивнул и ничего не сказал.

Феникс все еще смотрел на Прескотта, вопросительно приподняв брови. Хоффман подумал: «Интересно, он когда-нибудь выходит из себя или повышает голос?»

– Вы знаете, как действует «Молот», господин Председатель? – спросил Феникс.

– Физический принцип – нет, но я знаю, что со спутника можно воздействовать на всю планету, что мне и требуется.

– И что именно является вашей целью? Я для этого и был вам нужен, чтобы проконсультировать по поводу радиуса действия?

– Черви не захватывают города, сэр, – вступил Саламан. – Они зачищают их. Они скапливаются только в тех местах, где есть люди, которых можно убить, и есть ресурсы, которые можно присвоить. Они опустошают один город и движутся к следующему.

– Я знаю это, генерал, – отрезал Прескотт. – Я прекрасно это знаю. Они используют против нас наше собственное оружие и боеприпасы. Они совершенствуют наши технологии, чтобы убивать нас. Мы сами обеспечиваем им возможность ведения войны. Поэтому мы должны их остановить. Мы уничтожим все вокруг них. И множество червей заодно – не всех, но сейчас не время думать о мелочах.

«Теперь я понимаю, к чему он клонит. Боже, помоги нам».

Хоффман внезапно ощутил острое желание позвонить Маргарет – не для того, чтобы предупредить ее, а просто чтобы услышать ее голос; такого чувства по отношению к ней он не испытывал уже много лет. Впервые за свою взрослую жизнь он оказался близок к панике. Хоффман так долго жил в страхе, что перестал замечать его. Но сейчас это было другое. Он не знал, что за жизнь наступит, когда они перейдут эту границу, что будет с ними после победы – или поражения.

– Отлично, сэр, – заговорил Саламан. – Вы подумали о том, чт о у нас останется для борьбы с выжившими червями?

– Единственной густонаселенной областью, куда они пока не смогли проникнуть, является Эфира, точнее, собственно Хасинто, – сказал Прескотт. Он поднялся и развернул на столе карту мира. – Самое крупное гранитное плато на Сэре. Именно сюда мы отступим. Я хочу развернуть всю сеть «Молотов». Саламан, мне нужен список целей по степени важности, поскольку придется проводить атаку в несколько стадий. Я прав, профессор? – Прескотт обернулся, держа палец на черной надписи «ЭФИРА». – Мы вводим координаты первой группы целей, активируем лазеры, затем вводим вторую группу, орбитальные платформы перемещаются, и так далее. У нас ведь недостаточно спутников для того, чтобы очистить всю Сэру одновременно, так?

«Черт! Чтоб ты сдох! Это не мелочи, это уничтожение всей жизни на планете!»

– А что, черт побери, вы предлагаете делать с людьми, которые находятся в этих городах, господин Председатель? – Феникс откинулся на спинку стула с таким видом, как будто ему не хватало воздуха. – Вы собираетесь превратить в пепел миллионы людей. Вы меня понимаете? Это массовое убийство.

«Я не хочу этого слышать. Я знаю, каковы будут потери. И я помог КОГ освоить технологию „Молотов“».

Прескотт помолчал несколько мгновений, глядя на Феникса, как на непонятливого ученика, которому плохо дается математика и которому каждый раз нужна небольшая подсказка. На какой-то момент Хоффману показалось, что Одли собирается вмешаться, но он просто поерзал в кресле и беспомощно взглянул на Председателя. В этом он был не одинок. Все они были беспомощны, кроме Прескотта.

– Я собираюсь отдать приказ об эвакуации в Эфиру, – объяснил Прескотт. – Мы предоставим убежище всем, кто сможет сюда добраться. Через три дня после этого мы приведем в действие «Молот».

– Мы – не – сможем – эвакуировать – миллионы – людей – за – три – дня. – После каждого слова Феникс ударял кулаком по столу. Феникс, мистер Надутые Губы, воплощенное бесстрастие, наконец-то проявил себя. Хоффману не хотелось смотреть на этот всплеск эмоций; это зрелище не приносило ему удовлетворения. Оно лишь подтверждало его право предаваться отчаянию. – Они погибнут. Они все погибнут!

Прескотт взглянул на Саламана и молча кивнул.

– Вы должны понимать: когда мы объявим об эвакуации, червяки почти сразу узнают об этом, – произнес Саламан. – И когда люди начнут перемещаться большими группами, враги последуют за ними. Поэтому необходимо провести операцию быстро – и тайно.

– Что, мы даже не сообщим людям о том, что собираемся поджарить всю планету к чертовой матери? – воскликнул Хоффман. – И оставить только Тирус? И кому именно мы скажем о том, что пришло время делать ноги?

– Нужно найти выход: дать людям достаточно времени для эвакуации и не допустить ответного удара противника, – заявил Прескотт. – Я вынужден буду объявить людям о том, каковы наши шансы и что мы хотим застать Саранчу врасплох. На войне неизбежно приходится сталкиваться с подобной моральной дилеммой. Сколько людей погибло в Маятниковых войнах из-за того, что предупредить их означало предать огласке разведданные?

Феникс развел руками:

– Моральная дилемма? Боже милосердный, речь идет об оружии массового поражения, а не обычной атаке.

– Давайте не будем начинать про жертвы и прочее, Феникс! – рявкнул Хоффман. – Это вы занимались развитием технологии «Молота», так что не надо говорить мне, что нельзя его использовать сейчас, когда он нужен больше всего. Мои люди гибли, чтобы доставить его вам. Это ваша бомба, черт побери! Как вы думали, для чего мы собираемся ее использовать, тосты жарить, что ли? И в какой ситуации, по-вашему, ее все-таки правомерно применить, а?

– Предполагалось, что это будет средство сдерживания.

– Ой, простите. Вы, значит, не знали, что из него можно стрелять? Оно летает просто так, чтобы отпугивать грабителей?

– Сейчас настала именно та экстремальная ситуация, для которой и предназначался «Молот», – произнес Прескотт, игнорируя перепалку. – Если вы можете придумать нечто более экстремальное, профессор, поделитесь с нами.

– Но это означает уничтожение практически всей нашей цивилизации; спасти удастся лишь ничтожную ее часть – если вообще удастся. – Феникс яростно вертел в пальцах ручку, словно завинчивал болт. – И что у нас останется? Оружие действует в два этапа: сначала оно убивает непосредственно, затем заражает атмосферу пылью и обломками, химические вещества, образовавшиеся в процессе сгорания, попадают в воду и…

– Профессор, вы можете предложить альтернативное решение? Это не риторический вопрос. Вы же служили в армии. Вы не согласны с оценкой военных?

– В основном согласен.

– В таком случае скажите: можем ли мы что-нибудь еще сделать, кроме как сидеть и ждать, пока нас сожрут? Если у вас есть хоть какие-нибудь идеи, новые мысли, тогда я умоляю вас – скажите.

Этот спор вызвал у Хоффмана воспоминания трехлетней давности, когда он сцепился с Фениксом по поводу того, кому надлежит умереть, чтобы похитить технологию «Молота» у Союза Независимых Республик. Феникс не переваривал идею убийства вражеских ученых-оборонщиков. Он прекрасно умел рассуждать о том, что неправильно, аморально, но совершенно не в состоянии был выбрать одно из двух зол. А в военное время подобный выбор приходилось делать каждый день.

Прескотт все еще ждал ответа.

Феникс, казалось, собирался что-то сказать, но, вместо этого, покачал головой. Ему нужно было подумать. Прескотт не торопил его.

– Я не знаю, как еще можно воздействовать на них за то время, что нам осталось, – в конце концов выдавил он. – Они вторглись слишком далеко на нашу территорию. Если бы у нас было больше времени… можно было бы, скорее всего, остановить их как-нибудь иначе.

– Поясните. Вы считаете, что существуют альтернативы? Вы можете что-нибудь придумать за оставшиеся несколько недель?

– Нет. – Феникс снова, казалось, растерялся, поддался отчаянию, возможно – мысленно подсчитывал что-то, но безуспешно. – Нет. Слишком поздно.

Глаза Прескотта на миг вспыхнули.

– Благодарю вас, профессор.

– Но мы не сможем разместить здесь всех желающих спастись, даже если они сумеют вовремя добраться до Эфиры. В городе не хватит места для населения всей планеты. Даже при том, что погибли миллионы.

– Я знаю, – ответил Прескотт. – Это жестоко. Я понимаю, что это лишь иллюзия спасения. Но выбор таков: либо мы спасем тех, кого сможем, и то, что сможем, и сохраним остатки человечества, либо будем считать, что все равны перед Богом, и сдадимся без боя. Сейчас мой ход. И начиная с этого момента мы будем бороться за Сэру.

– Убийство во спасение. – Феникс покачал головой. – И во что, как вы думаете, превратится после этого наше общество?

– В человеческое общество, способное к выживанию, – отрезал Прескотт. Он подошел к инкрустированному письменному столу – рабочему месту председателей КОГ в течение уже почти восьмидесяти лет – и взял несколько листков бумаги, словно собирался делать какие-то заметки. – Я беру всю ответственность на себя. Для вас в этом нет необходимости. Вы лишь выполняете приказ. Милон, вы больше не обязаны принимать в этом участие. Спасибо вам за консультацию.

Генеральный прокурор поднялся медленно, словно у него болела спина, и направился к двери. Он выглядел еще старше, чем в тот момент, когда вошел сюда.

– Я подготовлю официальные документы, сэр. В конце концов, ваши действия… конституционны, и у меня нет оснований возражать.

– Все строго секретно, Милон. Никто, кроме присутствующих, ничего не должен знать.

– Само собой, сэр.

Дверь закрылась за Одли, и на несколько мгновений в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдаленным гулом артиллерийских орудий. Хоффман уже не замечал его: теперь это был постоянный звуковой фон.

– Я не могу просто выполнять приказ, господин председатель, – возразил Саламан. – Либо я с вами, либо я вынужден оставить свой пост. А вы, Виктор?

– Только так, генерал.

Хоффман попытался запечатлеть в памяти этот момент, чтобы потом разобраться, почему он согласился на это, хотя возражать было бесполезно. Все было законно, и он согласился в этом участвовать. Может быть, он действовал из эгоистических побуждений? «Эфира прежде всего: если у нас все в порядке, пусть остальные катятся к чертовой матери». Может быть, он просто склонился перед неизбежностью.

– Наверное, нам следовало сосредоточиться на моральной стороне вопроса раньше, когда черви еще только начали наступление и когда у нас было достаточно времени для эвакуации людей.

Упреки задним числом – замечательная вещь. Феникс уставился на полковника с отвращением, словно на кучу дерьма.

– Люди продолжают гибнуть по нашей вине, – тихо произнес он. Он положил портфель на стол, открыл его и принялся копаться внутри. – Наш народ. И цифры не имеют значения.

– Ключи, джентльмены, – произнес Прескотт. Он открыл ящик стола и взял небольшой металлический предмет, напоминавший патрон электрической лампы. – Генерал?

Саламан сунул руку за ворот рубашки и вытащил именной жетон. Его ключ от устройства управления «Молотом» висел на той же цепочке.

Все было довольно примитивно и банально – вся эта штука с уничтожением планеты. Хоффман выудил свой ключ из кармана брюк, снял его со связки и протянул Председателю. На том же кольце болтались ключи от его дома.

– Я не знал, – выговорил Феникс, глядя на руку Хоффмана.

Хоффман только сейчас понял, что Феникс не знал, у кого находится третий ключ, позволявший активировать оружие.

– Такая у меня работа – все-таки я глава спецназа. Ничего личного.

– Профессор, знаете, почему я так хотел убедиться в том, что мои действия законны? – Прескотт был по-прежнему спокоен, держался деловито – совсем неплохо для новоиспеченного Председателя, чье имя впервые должно было появиться в газетах под заголовком «Сегодня наступит конец света». – Я не хотел просить вас участвовать в незаконной операции. Теперь мне нужна от вас оценка того, насколько мощный удар мы можем нанести и на какой максимальной площади. Генерал Саламан будет информировать вас о передвижениях Саранчи, чтобы каждый раз мы могли поражать максимальное количество целей. В течение ближайших трех недель мне нужно будет окно в три-четыре дня, во время которых мы подготовим «Молот» к работе, а потом я объявлю о всеобщей эвакуации в Эфиру. Разумеется, если вы против, мне придется привлечь к делу кого-то из ваших сотрудников.

– Я отвечаю за «Молот», – сказал Феникс. – Я не хочу сваливать ответственность на другого человека.

Прескотт сел за стол и начал писать.

– Благодарю вас, джентльмены. Я проинформирую Кабинет о своем решении непосредственно перед объявлением военного положения и созданием в Эфире зоны безопасности. Когда именно это произойдет, пока не знаю – зависит от того, насколько будет велик риск утечки информации и возникновения паники. С этого момента начнется период эвакуации. Я собираюсь назначить три дня, если кто-нибудь из вас не сможет назвать весомую причину для его увеличения. Но все равно медлить нельзя.

Три, пять, десять дней – какая разница? Эфира не может вместить население всей планеты.

– Мы согласны с вами – три дня, сэр, – сказал Саламан.

– Паника, – негромко повторил Феникс. – А что, по-вашему, сейчас происходит?

– Я плохо представляю, как конкретно вы работаете, профессор, – продолжал Прескотт, не обращая на его слова ни малейшего внимания. – Вы сможете справиться со всем самостоятельно, или придется проинструктировать кого-то из подчиненных?

Плечи Феникса поникли.

– Я смогу сделать все сам. Я уже сказал: я за все отвечаю.

Феникс схватил свой портфель и вышел. Хоффман направился к дверям вместе с Саламаном и обнаружил, что у него дрожат руки.

– Вот черт, – пробормотал Саламан. – Мне срочно нужно выпить.

– Прямо хочется вернуть те дни, когда я служил сержантом, – ответил Хоффман. – Увидимся утром.

Хоффман отправился к себе домой, соображая, когда и как сообщить Маргарет о том, что он только что связал свое имя с актом уничтожения почти всех населенных пунктов на Сэре и большей части ее жителей.

Да, ему хотелось снова стать сержантом.

ГЛАВА 4

Единства возможно достичь, только установив порядок.

Нассар Эмбри, первый Праотец, основатель Коалиции Объединенных Государств

Порт-Феррелл, Тирус, спустя неделю после затопления Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва

– Камуфляж у твоего бэтээра дерьмовый, – произнес Бэрд, выпустив в ледяной воздух облачко пара. – Я увидел тебя издалека.

Берни остановила побитый «Броненосец» у внешнего блокпоста.

– А ты не собираешься меня спросить, откуда они взялись у меня на крыше? – Спрыгнув на землю, она полюбовалась оленьими тушами, привязанными к люкам бронетранспортера. – Четыре штуки. Это куча мяса, Блондинчик. И шкур. Если будешь хорошим мальчиком, я научу тебя их свежевать.

– Тебе ведь все это нравится, правда?

– Ты хочешь жить на сухом пайке и есть мясо только по праздникам? Ну, давай залезай.

Берни въехала в лагерь, испытывая смешанные чувства. Она пришла в Хасинто через полмира только для того, чтобы сражаться с червяками, чтобы освободить свою планету, пока сама еще не состарилась и не умерла. Сейчас, когда большая часть червяков погибла, она не знала, чем заполнить жизнь.

А пока она старалась быть полезной. Она могла выжить в дикой местности в любых условиях, в любом климате и научить этому других. Теперь это знание было буквально жизненно важным. Лишь благодаря ему можно было спастись.

Но сейчас, спустя неделю после уничтожения Хасинто, понимание того, чт о они потеряли, – какой бы жалкой ни была их цивилизация, – действительно начинало свою разрушительную работу.

– Сколько сегодня мертвых? – спросила она.

– А что, у тебя есть рецепты?

– Даже не думай шутить про это, Блондинчик.

– Сорок три человека, – ответил Бэрд. – Старики. Умерли от холода. Не забудь надеть свои ботинки на кошачьем меху, Бабуля.

Доктор Хейман ежедневно доставляла список в командный центр. Зима была холодной, условия – ужасными, несмотря на старания инженеров восстановить наиболее хорошо сохранившуюся часть Порт-Феррелла. Все дело было в погоде. В другое время года жертв было бы меньше. Они могли бы выращивать овощи и хлеб. Но сейчас, зимой, у них были только запасы, которые удалось вывезти из города, и то, что можно было добыть в лесу.

Берни медленно ехала по улицам; она заметила четырех гражданских – они несли за четыре конца кусок пластика, на котором лежало нечто непонятное. Очередное тело? Нет, содержимое отбрасывало на стены отблески света. Когда БТР проезжал мимо, она разглядела, что в «носилках» плескалась рыба и серебристая чешуя блестела на солнце.

– Природа продолжает жить как ни в чем не бывало и даже лучше, – сказала она.

– Вы, островитяне, любите мистику.

– Никакой мистики, Блондинчик. Люди вымирают, поэтому другие виды резко начинают процветать. Особенно водные.

– Как удобно.

– Обожаю пироги с рыбой. – По крайней мере, белков и жиров пока хватало, хотя рацион беженцев был довольно однообразным. – Знаешь, я жалею, что не живу на корабле. Наверняка у них там теплее и уютнее.

– Я лично мечтаю записаться на ту яхту, которую заметил Коул.

Солдаты патрулировали улицы. Гражданские бродили по лагерю в поисках пропавших друзей и родственников. Наступила следующая стадия. Шок, вызванный катастрофой, начинал проходить, и люди понимали, какое несчастье на них свалилось. А когда людям нечего делать, кроме как ждать, когда их обеспечат пищей, и смотреть, как умирают другие, – они устраивают беспорядки.

Даже стоическое терпение бывших граждан Хасинто имело свои пределы.

– Так у нас люди еще не пересчитаны?

– Нет, отставшие продолжают прибывать, – пожал плечами Бэрд. – Коул еще сказал, что некоторые гражданские ушли – хотят прибиться к местным бродягам.

– Неблагодарные идиоты. Однако, по-моему, теперь нам следует объединиться с бродягами – ведь это все, что от нас осталось?

– Бродяги – не одни из нас, Бабуля.

Они были дикарями, от которых отгораживались колючей проволокой, и отнюдь не из соображений гигиены.

– Погоди-ка, а как насчет парней, завербованных во время «Спасательной шлюпки»?

– Да брось. Ты же тоже терпеть не можешь бродяг. – Бэрд немного помолчал. – Ты заблудилась, верно?

– Ничего подобного, придурок, я прекрасно знаю, где мы.

Но Бэрда нельзя было задеть грубостями. Он принимал их так же легко, как и раздавал свои направо и налево.

– Я не то хотел сказать; теперь, когда война закончилась, ты не знаешь, что с собой делать, кроме как охотиться на оленей.

– Я не заметила, чтобы ты со счастливым видом принялся за свое хобби – вязать носки.

– За последние пятнадцать лет мне не приходилось проводить без стрельбы столько времени подряд. Я не знаю, что будет завтра.

Когда Бэрд не вел себя как самодовольный болван, он иногда говорил такие вещи, которые заставляли Берни сильно задуматься. Жизнь действительно уже в который раз изменилась до неузнаваемости, так же сильно, как после Дня-П. КОГ так или иначе находилась в состоянии войны в течение последних девяноста лет. Люди просто не знали, что такое мир.

Берни незаметно принюхалась. От Бэрда пахло карболкой.

– Ты что, на свидание собрался? Где ты достал дезинфицирующее средство?

– Доктор Хейман приказала все здесь опрыскивать. Борьба с микробами.

Солдаты вырвались из Хасинто в том снаряжении, что на них было, у некоторых даже не оказалось смены белья.

– Потом отправлюсь на промысел.

– То есть грабить гражданских, что ли?

– То есть производить перераспределение собственности в пользу неимущего большинства.

– Ага. Понятно.

Гражданских предупредили заранее, и у них было достаточно времени, чтобы прихватить кое-какое имущество. Жители были приучены держать у двери сумки с вещами первой необходимости, которые можно было сразу взять с собой; они привыкли перемещаться из одной части Эфиры в другую во время непрерывных атак червяков. Так что теперь у гражданских были вещи, а у большинства солдат – ничего. Они, так сказать, поменялись местами.

– Не знаю, что ты там подумал, но я собиралась обменять несколько бифштексов на одежду и бритвы, – заявила Берни.

– Прескотт говорит, что мы получим все необходимое.

– Ага, как же! А откуда он все это возьмет? У себя из задницы, что ли, вытащит? Да тоже заберет у гражданских. Они и так нас терпеть не могут за то, что у нас паек больше. Сейчас совершенно ни к чему опять разжигать недовольство. Доброе отношение творит чудеса, Блондинчик.

Проезжая по улицам, они разглядывали попадавшихся по дороге солдат – те выделялись среди толпы, как представители какого-то другого вида, даже в форме с чужого плеча, высокие, мускулистые, откормленные. Гражданские были тощими как жерди. Те, кто занимал промежуточное положение, скорее всего, служили в тылу, вроде саперов и водителей, и получали меньше питания, чем фронтовики.

«Мы становимся похожи на чертовых червяков. Разделяемся на касты».

– Ты хочешь заниматься своей мясницкой работой под открытым небом? – спросил Бэрд. – Кишки. Фу, аж тошнит, как подумаю.

– А ты представляй себе колбасу. Нельзя ничего выбрасывать.

Хоффман устроил новый командный центр и казармы в заброшенной школе-пансионе; пока что они занимали цокольный этаж, но строители восстанавливали верхние. Берни въехала на бывшую стоянку для служебных машин и спрыгнула на землю вместе с Бэрдом, чтобы заняться разгрузкой. Вышедшие из здания солдаты наблюдали за тем, как она с трудом закинула самую маленькую тушу на плечи и, пошатываясь под ее тяжестью, направилась к входу. До нее донесся громогласный смех Коула, а затем в дверях показался и он сам.

– Вот дерьмо, детка, тебе никогда не затащить это в палатку. – Он вытянул ручищи. – Позволь Коулу Трэйну снять с тебя бремя.

– Думаешь, воротник у меня слишком вызывающий? Возможно, будет лучше, когда я отрублю копыта.

Коул поднял тушу как перышко.

– Я так рад, что ты бросила питаться котятами, леди Бумер. Все-таки у них бывают глисты.

Сантьяго стоял у крыльца, опираясь на лопату, – он занимался расчисткой снега. Бедняга пытался делать вид, что с ним не произошло ничего особенного. Берни все еще размышляла, когда и как вызвать его на разговор, но в глубине души понимала, что Дом сам должен дойти до этого. После смерти Карлоса так и произошло.

– Я тебе помогу, Коул, – произнес Дом. – Никогда не ел оленины. Как она на вкус?

Бэрд снял вторую тушу с крыши «Броненосца», и Дом подхватил ее.

– Мерзость, тебе не понравится. Я возьму твою долю. Эй, слушайте, мне нужны рога, хочу повесить на стену в столовой.

Все они пытались помочь ему, пытались изо всех сил – даже Бэрд. Отряд «Дельта» сплотился вокруг Дома, они постоянно были рядом, старались не оставлять его наедине с самим собой. Берни не считала, что человек, оставшийся жить после смерти своих детей и родителей, пойдет сейчас на самоубийство, но все-таки здесь была разница. Ему не пришлось приставлять пистолет к их головам, так что теперь, наверное, следовало быть начеку. Она оставила мужчин разгружать добычу и направилась к командному центру – бывшей прачечной, – чтобы прояснить некоторые вещи с Хоффманом. По дороге ей попадались солдаты, разбиравшие свои бронежилеты на отдельные пластины, чтобы почистить. Другие, облачившись в рабочие комбинезоны с чужого плеча, кипятили рубашки и штаны в котлах с мыльной водой.

Война – занятие, во время которого не приходится наслаждаться особо изысканными ароматами. Сейчас впервые за долгое время у них появилась возможность кое-как избавиться от отвратительного запаха червяков, крови и пота. Но запахи сырости и разложения – смрад от гнилого дерева, плесени, отсыревшей штукатурки – еще не отступили под натиском вонючего мыла.

И еще, вот дерьмо, здесь было так холодно!

Войдя, Берни обнаружила Хоффмана склонившимся над листом бумаги в компании Ани и шефа Управления по чрезвычайным ситуациям. Они, по-видимому, изучали маршруты между портом и жилыми районами города. До сих пор с крупных судов не сошел ни один человек. Не только Берни считала, что там лучше, чем здесь.

– Матаки, – обратился к ней Хоффман, на мгновение подняв взгляд, – я хочу, чтобы вы организовали курсы для гражданских по выживанию в лесу. Могут ли они делать что-нибудь полезное в наших условиях?

– Собирать ягоды, ставить силки, сэр. Не рекомендовала бы им подходить близко к реке. Гражданским нечего делать на тонком льду.

– И поговорите с Парри насчет команд, которые занимаются поисками припасов. Один из его людей говорит, что видел в южной части города кое-что полезное – машины, сырье.

– И что, бродяги про них не пронюхали?

– Это еще один законспирированный комплекс КОГ, который нам удалось сохранить.

«Ух ты!» Хоффман все еще был зол на Прескотта за то, что тот поделился секретной информацией только перед последней битвой. Возможно, полковник силой вырвал у Председателя эту информацию. «Поздравляю, Вик». Аня, которая переоделась в более уместную сейчас одежду – рабочий комбинезон и ботинки, – быстро взглянула на Берни, приподняв брови. Очевидно, здесь не обошлось без жертв.

– Будет сделано, сэр. Разрешите обменять мясо на кое-какие вещи у гражданских?

Он снова склонился над картой, опершись на ладони.

– Валяйте. Пусть это проходит по линии связей с общественностью.

– Еще я обнаружила несколько фургонов для перевозки скота, – похоже, животные вырвались на свободу и разбрелись кто куда. Стоит поохотиться и на них – обеспечим себя молоком и мясом. О, и еще признаки стаи диких собак. Если они появятся поблизости от лагеря, нужно сразу стрелять.

Хоффман выдавил улыбку.

– Вы чертовски полезны нам, Матаки. Посмотрим, сможете ли вы справиться еще и с дикими кошками.

«Здорово. Я тут за дворецкого, да еще занимайся борьбой с вредителями. А как же иначе, снайперы сейчас не особо нужны».

Он не спросил, оставила ли она для него оленины. Наверное, оставила.

Когда она вышла на улицу, вокруг туш уже собралась небольшая кучка зрителей, так что Берни решила, что настало время для небольшого урока выживания. Все это были в основном городские мальчики, которые только и умели, что охотиться на Саранчу. Наверное, они никогда не видели оленя вблизи – если вообще его видели.