Текст книги "Остров выживших"

Автор книги: Карен Трэвисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 18

До тех пор пока мы не построим в нужных местах радарные станции, нам придется полагаться в основном на корабли. Заверьте жителей Пелруана в том, что мы в состоянии обеспечить наблюдение за всей береговой линией на расстоянии шестидесяти километров от побережья. Скажите им, что беспокоиться не о чем – флот здесь.

Капитан Квентин Майклсон, в разговоре с Льюисом Гавриэлем

Офис Председателя, военно-морская база Вектес, спустя десять недель после эвакуации из Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва

– С чего мне начать? – спросил Хоффман. – На сегодня у нас чертовски длинный список.

Из окна офиса Прескотта он мог видеть субмарину инди, реальную, черную и предвещающую неприятности. Появление этой лодки из глубин истории произвело своего рода сенсацию. Моряки и солдаты столпились на пристани, чтобы поглазеть на нее.

– Давайте начнем с частной войны Майклсона, – произнес Прескотт. – Мы предоставили ему свободу выбирать методы борьбы с пиратством. Мне безразлично, сколько пиратов он потопит. Но я хотел бы получить больше сведений насчет того, что нам может встретиться в море: например, о каких-то неизвестных нам островных сообществах. Мы уничтожили Хасинто не для того, чтобы развязывать очередную войну. Мы сделали это для того, чтобы спасти последние остатки человечества. Нам нужны люди – как можно больше людей.

– Он говорит, что в этом и заключался его план. «Милосердный» не атаковал Даррела Жака.

– В настоящее время главное – получить реальную картину. Со временем, разумеется, мы решим, что делать с пиратами дальше.

Для человека, принявшего решение уничтожить большую часть Сэры, Прескотт время от времени рассуждал на удивление ханжески. Хоффман заскрипел зубами. Председатель, видимо, забыл о том, что на этом идиллическом острове цепляются за жизнь последние оставшиеся в живых граждане огромного города. Большая часть этих людей по-прежнему обитала на кораблях или в тесных бараках в порту. Хоффман считал, что несколько банд могут подождать до тех пор, пока он не разберется с более насущными проблемами.

Это был не гигантский подводный червь. Остальное не имело значения. Несколько забытых инди мало волновали его.

– Значит, эта подлодка инди – сюрприз только для меня? – Хоффман не ожидал ответа, но все равно спросил об этом снова, подавляя естественное желание хорошенько постучать Прескотта головой об его чертов письменный стол. – Если у вас имеются еще какие-нибудь секретные материалы, сейчас самое время их рассекретить, потому что никто больше не знает, что важно, а что – нет.

Прескотт медленно покачал головой, видимо копаясь в памяти:

– Ничего не приходит в голову.

Хоффман решил, что отныне он свободен от обязательства быть с Прескоттом откровенным. Это была не обида, не месть – просто он уже устал стараться в одиночку поддерживать нормальные отношения. Он еще помнил, как расспрашивал об уродливых формах жизни – предках – и других диковинных находках, сделанных тогда «Дельтой» на материке. Он был уверен, что не одинок в своем раздражении, потому что Маркус Феникс почти наверняка испытывал те же чувства по отношению к своему отцу и его связям с Саранчой. Но теперь все это было в прошлом.

«Если бы мы с Маркусом встретились за кружкой пива, стал бы он обсуждать это со мной?»

Хоффман вдруг понял, что снова мысленно называет его «Маркусом», а не «Фениксом». Это было показателем состояния их взаимоотношений.

– Итак, доктрина сухопутных вооруженных сил сменяется военно-морской, – заговорил Прескотт. – Как вы к этому относитесь?

«Я знаю, что ты с радостью столкнешь нас с Майклсоном лбами, даже не понимая, что делаешь, ублюдок ты этакий. Ну отдай ему мою работу, если хочешь. Он хороший человек. А я чертовски устал».

– Мое отношение к этому не имеет никакого значения, господин Председатель. – Хоффман по-прежнему рассматривал «Зефир», стоявший рядом с «Милосердным», и поражался живучести всяких бессмысленных идей. Ну какой идиот будет стараться поддерживать на плаву субмарину столько лет, тратить на нее драгоценные ресурсы и труд – ведь без военно-морского флота она бесполезна. «А может, этот идиот просто надеялся, что в один прекрасный день найдет свой флот?» – Мы колонизируем свою собственную страну. Нам необходимо будет охранять топливо и минеральные ресурсы на материке, а потом перевозить их сюда, и не важно, остались там черви или нет. Это морская операция.

– Значит, вас это не пугает.

– Нет, я просто сознаю, что солдатам придется приспособиться к плаванию по морю.

– Возможно, «пугает» – неудачное выражение, – сказал Прескотт. – Я хотел сказать, что эта перемена несколько тревожит нас всех.

– Я сторонник любых перемен, которые позволят моим солдатам выспаться и снова прийти в норму.

– Вы выражаетесь более дипломатично, чем доктор Хейман. – Прескотт оглядел Хоффмана с головы до ног, словно искал течь. – Она говорит, что травматический шок уже стал нашим образом жизни и наше малочисленное общество уже превратилось в «культуру аномальной психики». Иногда она, конечно, употребляет вместо этого выражение «чертовы психи». Сейчас, когда нам приходится общаться со сравнительно… нормальными людьми, мы вынуждены принимать это во внимание.

«Мы все психи. Чтобы это понять, не нужно медицинского образования».

– Я знаю: жители Пелруана считают нас всех опасными маньяками, – ответил Хоффман, – но я не хочу ничего менять. Мы такие, какие есть. И нет ничего аномального в том, чтобы напрягаться, когда черви в течение пятнадцати лет уничтожали планету. Странно было бы, если бы мы были спокойны.

– Да, но мне также не нравится, что эвакуированные и солдаты относятся к местному населению с презрением, как будто те всю войну отсиживались в тылу.

– А разве не так?

– Допустим; но мы должны налаживать отношения. Они нужны нам, Виктор. Нам нужно единство.

– Одна счастливая семья.

– Мы не можем позволить себе сейчас, когда речь идет о выживании, отгораживаться от кого-либо. Пропасть со временем только расширяется. Нужно усваивать уроки истории.

«Ну конечно! Новая политическая программа. Чушь собачья!»

И вот теперь, когда вернулась горстка инди, у Прескотта появилась возможность протестировать свою программу. Горасная, в отличие от крупных государств, вроде Пеллеса, представляла собой лишь крошечную часть прежнего альянса, но эта кучка партизан вполне могла устроить им неприятности. В мире, съежившемся до размеров города, подобные люди начинали мнить о себе слишком много. Хоффману хотелось бы оценить их кредитоспособность, прежде чем пускать их на свою спасательную шлюпку.

Прескотт в очередной раз взглянул на часы:

– Капитан Треску опаздывает.

– Он опоздал на целую войну, господин Председатель.

Хоффман не поддавался попыткам Прескотта завязать разговор ни о чем. Делать было нечего, оставалось только ждать Майклсона и Треску. Прескотт устроил офис в бывшем плазе [7]7
  Плаз– закрытое помещение на судостроительном предприятии, место разбивки чертежа судна в натуральную величину, по которому изготовляют шаблоны листов наружной обшивки и прочих деталей.


[Закрыть]в старой части базы, который сохранился со времен парусного флота, существовавшего за несколько веков до КОГ. Помещение было светлым и просторным, что контрастировало с примитивной мебелью, досками для карт и шкафами для картотек, извлеченными со склада. Если Хоффман хотел оставить что-то в прошлом, сегодня у него было мало шансов. СНР не даст ему забыть прежнюю жизнь.

Прескотт поднялся и принялся перекладывать бумаги и карты на столе для совещаний, который походил на складной обеденный стол. Возможно, это и был обеденный стол.

– А дело сержанта Матаки закончено, насколько я понимаю.

– У меня пока не было возможности поговорить с ней, но, скорее всего, да.

– А вам не кажется, что ей пора уйти в запас? Мне очень не нравится, что женщина ее возраста занимается тяжелой физической работой.

– Островитяне – народ крепкий, господин Председатель, и я не могу позволить себе потерять такого ценного специалиста. – «Нет уж, это моя епархия, Прескотт. Ты моих солдат не трогай, и главное – не трогай ее». – И это не работа. Это образ жизни, это семья. Никто не захочет лишать ее этого последнего утешения после всего, через что ей пришлось пройти.

– Я просто пытаюсь быть джентльменом, – ответил Прескотт.

«Бога ради, Квентин, поторопись».

Майклсон появился только спустя десять долгих минут, которые прошли в молчании. Треску было около сорока, у него была короткая борода и стрижка «ежиком». Майклсон отвел Хоффмана в сторону, пока Прескотт демонстрировал Треску панораму военной базы, открывавшуюся с чердака.

– Только о войне не говорите, – прошептал Майклсон и подмигнул. – У него имеется кое-какое имущество, которое может быть нам полезно.

– Значит, ты уже успел пошарить у него в карманах и стащить бумажник.

– Погоди, все увидишь.

Если Треску и помнил имя Хоффмана, то ничем этого не показал. В любом случае, большинство мужчин старше тридцати пяти были ветеранами Маятниковых войн, так что Хоффман ничем в этом смысле не отличался от любого другого офицера КОГ. Все они когда-то были врагами, и ни той ни другой стороне хвалиться было нечем.

Но Хоффман напомнил себе, что Треску может связать его имя с Кузнецкими Вратами, даже забыв о том, что он был одним из военных, отвечавших за пуск «Молота Зари». Никто за пределами армии КОГ не знал о роли Хоффмана и Саламана и не интересовался ею. «Молот Зари» всегда считался детищем Прескотта. Треску, судя по всему, не испытывал непреодолимого желания разбить Хоффману нос, – возможно, его неприязненные чувства притупили время и множество смертей.

Если Треску все-таки собирался наброситься на Председателя, у того, по крайней мере, имелся уничтожающий ответ: ведь он испепелил заодно и немалую часть Тируса.

– Значит, вы все-таки применили «Молот Зари» для уничтожения Хасинто, – заговорил Треску, заглядывая в предложенную Прескоттом чашку. Перед ними был человек, привыкший опасаться зараженных источников. – От бродяг мы узнали, что в последнее время Саранча встречается гораздо реже.

«Ну что ж, по крайней мере, вопрос о „Молоте“ решен сразу. Вскроем нарыв».

– И где же все эти годы прятался «Зефир»? – спросил Хоффман. – Конечно, спрятаться нетрудно – мы даже свои чертовы корабли не всегда можем отследить.

– Мы переводили его с места на место, полковник. Порты Горасная несколько раз захватывали, но черви не в состоянии прочесывать весь континент каждый день.

– Так вы собираетесь сообщить нам, где сейчас базируетесь?

– Не на материке, – ответил Треску. – Это все, что я могу сказать, пока мы не достигнем соглашения.

– Что вам от нас нужно? – спросил Прескотт. – Мы, разумеется, рады обнаружить, что на планете обитают еще люди, кроме нас, но вы дали понять, что у вас есть предложение. И почему только сейчас?

Треску протянул руку к крупномасштабной карте, разложенной на столе. Он провел одним пальцем по меридиану, а вторым – по параллели, затем свел их в одной точке. Точка находилась среди открытого моря, примерно в семидесяти километрах к северу от цепи Малых островов.

– Мы сохранили контроль над прибрежной буровой вышкой, расположенной поблизости от протектората Горасная, – заявил Треску. СНР никогда не признавался в том, что имеет колонии или вторгается в бедные страны, обладающие чем-то необходимым ему. Они всегда защищали малочисленные нации, которые подчиняли себе. В памяти Хоффмана вновь ожили старые политические разногласия. – Там еще идет добыча. Мы добываем больше, чем необходимо нашему небольшому обществу.

Неудивительно, что Майклсон набросился на Треску как крокодил. Для поддержания дееспособности флоту требовалось топливо, а цистерны, обнаруженные на Мерренате, были не бездонными. И снова Хоффман подумал, как сильно может измениться будущее человечества после одной фразы, брошенной на совещании.

– Насколько небольшому? – уточнил Прескотт.

– Максимум четыре тысячи человек, – улыбнулся Треску. – Вижу, вы меня понимаете.

– Ваше топливо в обмен на убежище здесь.

– Я действительно считаю, что сейчас нам нужно объединить ресурсы, Председатель Прескотт. Вы получаете топливо без необходимости бурения на материке, плюс наш скромный флот, войска и население. Мы получаем защиту в качестве части более крупного сообщества. Сожалею, что испортил вам операцию с Жаком, но то, что он считает платой за охрану, мы считаем грабежом.

Но Прескотт не сдавался:

– Вы не ответили на мой вопрос. Почему именно сейчас? У вас было много лет, чтобы с нами связаться.

– В Хасинто нам жилось бы немногим лучше, но здесь другая жизнь. Когда ты зависишь от моря… субмарина может многое услышать, Председатель Прескотт. Особенно когда цель даже не пытается подобраться незаметно. Как вы думаете, откуда мы узнали о вашем появлении? Ваш флот наделал много шума, пока сновал на материк и обратно. И мы постоянно следим за пиратами.

Хоффман избегал смотреть в глаза Майклсону. Тот, казалось, был охвачен отчаянным желанием заключить эту сделку, но Хоффману хотелось сначала убедиться в том, что его не надуют. Если Треску хочет присоединиться, ему придется ответить еще на много вопросов.

– У вас имеются люди и имущество, которое вы не можете перевезти, в местах, до которых трудно добраться и которые трудно охранять, – я правильно вас понял? – спросил Прескотт.

– Да. Небольшая группа может выживать самостоятельно некоторое время, но всему есть предел. – Треску взял карандаш и занес его над картой. – Я покажу вам, где это, когда узнаю подробнее о ваших намерениях.

Прескотт сидел, глядя на карту, постукивая по губе костяшками пальцев. Хоффман уже знал, что сейчас последует. «Никаких анклавов!» Это было основой его политики.

– Если вы переселитесь сюда, – заговорил Прескотт, – то вы присоединитесь к Коалиции. И получите полную защиту и привилегии. Я вынужден настаивать на единстве.

Треску несколько мгновений покусывал губу, приподняв брови; лицо его выражало скорее насмешку, чем нерешительность. Его карандаш повис над территорией Горасная, изображенной на карте. Хоффман размышлял о том, как добрые граждане Пелруана отнесутся к очередному наплыву чужаков.

– Ах, мой отец уже в могиле и не сможет назвать меня предателем, – сказал Треску. – Хотя он бы ничего не понял, ведь Сэра сильно изменилась.

Прескотт протянул руку, и Треску пожал ее. Одна война, по крайней мере, закончилась.

Бронетранспортер «Броненосец» РА-207, на пути к Пелруану, два дня спустя

– А мне казалось, что в Пелруане уже размещены два отряда, – заметил Коул. – А тут еще и мы; по-моему, это перебор для маленького милого рыбацкого городка. Хотя не могу сказать, что мне эта деревня не нравится.

«Броненосец» с грохотом двигался вперед; люки были открыты – очередной знак того, что мир Коула кардинально изменился. На материке с открытыми люками вместо свежего ветерка, аромата деревьев и зеленой травы можно было заработать пригоршню пуль из «Хаммерберста». Даже Бэрд, казалось, вел машину более осторожно и не заставлял ее работать на пределе, так что мирная атмосфера начинала действовать и на него.

– Прескотт озабочен тем, что местные испугаются инди, – сказал Маркус. – Нас они знают. Мы для них надежная опора.

– Ты хочешь сказать, что, глядя на нас, люди сразу убеждаются в мирных намерениях КОГ? – рассмеялся Дом. Коул уже много недель не слышал его смеха, так что решил: парень идет на поправку. – Вот черт, тогда дела еще хуже, чем мы думали.

Коулу стало жаль Льюиса Гавриэля. Бедняга выполнил свой долг перед КОГ – да и перед Пелруаном тоже, – а теперь превратился в козла отпущения для местных, потому что он был здесь чиновником КОГ и народу не нравилось то, что происходит. Это было несправедливо, и все тут. Жителям Пелруана придется смириться, как и остальным, хотя смиряться особенно не с чем: просто горстка чужаков обосновалась в дальнем углу их чертова острова. Никто не перекрывает им водопровод, не урезает рацион. Это было просто тупое бессмысленное недовольство, столь свойственное роду человеческому, которое переходило в нечто очень неприятное, если с ним вовремя не разбирались и не прихлопывали как муху.

– Занятно будет, – продолжал Дом, – если инди превратятся в законопослушных граждан КОГ, а Пелруан – во вражеский лагерь.

Маркус проворчал что-то, оглядывая проплывавшие мимо поля с таким видом, словно ожидал каких-то неприятностей от коров.

– Допустим, это уже слишком, но все равно он станет для нас занозой в заднице.

– А я ведь говорил, что где-то должны остаться инди, понятия не имеющие о том, что война закончилась, – вступил Бэрд.

– Они знают, что все кончено, сынок. – Коул уже видел море, а это означало, что через десять минут покажется Пелруан. – Они просто хотели продолжать развлекаться.

– Представь себе – действующая подлодка!

– Мюллер говорит, что у них еще есть танкер, фрегат и несколько патрульных катеров.

– Ну и когда приедут их люди? – спросил Дом. – То есть сколько у нас еще осталось времени до того, как некоторые гражданские начнут плевать нам в лицо как негодяям, спалившим их «Молотом Зари»?

– А разве они технически не являются бродягами? – спросил Бэрд.

– Думаю, нет, – пожал плечами Дом.

– Ты участвовал в Маятниковых войнах. Я – нет. Тебе не страшно будет жить рядом с инди?

– Это не так страшно, как увидеть, во что превратились бывшие страны инди после «Молота».

– Государствам КОГ тоже досталось, – возразил Бэрд. – Слушай, Маркус, а удар был нацелен прямо на Горасная?

Маркус повернул голову и окинул Бэрда своим самым яростным взглядом, который жег насквозь, несмотря на то что Бэрда частично загораживал перископ.

– Думаешь, мне торжественно вручили полный список, черт бы его побрал?

Иногда Коул мог догадаться, о чем думает Маркус. Парень не часто приходил в ярость, но время от времени раздражался, и всегда по причинам глубоко личным. Все дело было в его отце. Коул понимал, что Бэрд задал вопрос без всякой задней мысли, но «Молот» был творением старика Феникса, а это задевало Маркуса за живое. Коул попытался представить себе, что бы он испытывал, обнаружив всякую чертовщину, записанную его покойным отцом в компьютере Саранчи, и притом без единого объяснения. «И в присутствии всего отряда». Черт, Маркус знал, что все задавали себе тот же вопрос, что и он, и боялись говорить об этом вслух, потому что было ясно: он тоже ничего не знает. Наверняка это сводило его с ума.

– Бэрд, тебе просто хочется поиграть с другой подводной лодкой, – попытался сменить тему Коул. – Признайся. Ты насмотрелся старых фильмов. Только и думаешь обо всяких «поднять перископ» и «аварийное погружение».

– Я просто хотел сказать, что, когда у людей кончаются враги, они должны изобрести себе новых. Или достать из чулана старых.

– Знаешь, если наш боцман-инди привезет с собой танкер топлива, люди быстро успокоятся.

– Какая ирония! Когда под землей шуровали черви, мы все ладили друг с другом. Но если мы действительно утопили этих сволочей, то нужно развести еще, иначе мы начнем убивать друг друга.

– Добро пожаловать в школу социальной психологии доктора Бэрда, – хмыкнул Дом. – Но вообще-то он прав. И я терпеть не могу, когда такое происходит.

Когда они въехали в Пелруан, все выглядело вполне нормально. Люди ходили по улицам, занимались своими делами, и Коул не заметил никакого недовольства. Солдаты обладали шестым чувством, когда дело касалось назревающих неприятностей. Дневным патрулированием по графику занимался отряд Росси, и вскоре они заметили самого Росси – тот стоял у дверей мэрии, держа шлем под мышкой, и разговаривал с кучкой местных. Бэрд осторожно остановил БТР в нескольких метрах от этой группы. Гражданские обычно нервничали, когда на узких улочках прямо у них за спиной возникал бронетранспортер.

Росси закончил разговор и подошел к «Броненосцу».

– О, гляньте-ка: Хоффман прислал своих верзил проверить, чем мы тут занимаемся.

– Наша задача – просто украсить собой этот город, сынок, – ответил Коул.

– Ну, мы, может быть, и не украшение, зато во время нашего дежурства ни один дом не сгорел.

Маркус огляделся по сторонам:

– Вижу, уличные демонстрации еще не начались.

– Это только потому, что они растерялись, – сказал Росси. – Они не знают, против чего сначала протестовать – против нашего переселения или против того, что мы, заняв курорт, пригласили на коктейль абсолютно посторонних людей.

– Прескотт сам должен был объяснить им, – заметил Дом.

– Ага, как раз после этого все пошло бы по-другому. Но не важно; зачем вы здесь?

– Чтобы придать уверенности, – ответил Маркус.

– Кому – нам или им?

Маркус спрыгнул на землю.

– Бэрд, поставь машину на берегу, чтобы все могли видеть. Всем остальным пора прогуляться.

Коула это устраивало. У него было два варианта: стать для этих людей спортсменом Коулом Трэйном или солдатом. Но когда он изображал звезду трэшбола – черт, в Пелруане он оставался по-прежнему знаменитостью, – то ему казалось, что общаться становится немного легче, чем если бы он был просто здоровенным парнем с автоматом. Отряд разделился, и солдаты быстро зашагали по улицам, стараясь выглядеть надежно и уверенно. Когда Коул проходил мимо главного магазина, на улицу вышли двое мужчин в рыбацких куртках, и Коул узнал старика с той лодки, которая зашла в гавань Вектеса после исчезновения «Улова».

– Значит, это правда? – спросил этот человек. – Инди вернулись?

– Их совсем мало. И к тому же они топят пиратов. А это чего-нибудь да стоит.

– Так нам теперь можно заниматься ловлей? Мы уже несколько дней сидим в городе.

Да, для них это был серьезный вопрос.

– Может, нам поговорить с капитаном Майклсоном насчет охраны для вас; тогда вы снова сможете выходить в море.

– Это было бы здорово.

Коул решил ступить на тонкий лед.

– Вы не ответите мне на один вопрос?

– Валяйте, мистер Коул.

– Скажите, местные жители считают, что от нас одни только неприятности?

Старый рыбак явно смутился:

– Ну, некоторые люди поговаривают, что вы провоцируете пиратов. Но ведь никто не знает, – может, рано или поздно они все равно пришли бы к нам. Скажите правду: чего нам теперь бояться?

– Люди из Горасная для вас не проблема, если вы об этом. – Коул говорил искренне. КОГ отчаянно нуждалась в помощи, и еще несколько кораблей и лишнее топливо были действительно необходимы. – Черт, они могут даже охранять ваши траулеры. Но им нужно где-то жить, сэр. На самом деле нужно. Моя семья вынуждена была покинуть родную страну – и это не слишком весело, вот что я вам скажу. И мы обычно очень благодарны тем, кто позволяет нам остаться у себя и дает возможность зарабатывать на жизнь.

Коул мог бы напомнить рыбакам, что никто не обязан спрашивать их мнение, но он по-прежнему верил, что большинство людей в глубине души доброжелательны и он может найти к ним подход, если нажать на нужную кнопку. Эти рыбаки предложили поделиться с ним мясом кошмарного угря; они были в общем-то неплохими людьми, только напуганными до смерти. И он не мог их винить. После долгих лет относительно спокойной жизни на них столько всего сразу свалилось. Пираты-бродяги были злом известным, но подводная лодка инди появилась совершенно неожиданно, а ведь они еще не привыкли к мысли о новых соседях из Хасинто.

– Ваши родные живы, мистер Коул?

– Нет, они погибли. Все. – «Прости меня, мама, я не пользуюсь твоим именем, чтобы заставить их сочувствовать беженцам. Просто это правда, и все. Но ты бы хотела, чтобы они хорошо приняли несчастных, правда?» – Это заставляет смотреть на вещи по-другому. – Коул уже повернулся, чтобы идти дальше. – Я спрошу у капитана насчет конвоя для ваших лодок. Обещаю.

«Рыбоохранное судно». Так это когда-то называли. Коул вспомнил эту фразу, подойдя к берегу и увидев «Броненосец». Бэрд и Гавриэль стояли рядом. Бэрд, прижав палец к уху, разговаривал по рации, а Гавриэль, скрестив руки на груди, время от времени оборачивался и смотрел на море. Бэрд взмахом руки подозвал Коула.

– Там заметили облако дыма. – Бэрд, видимо, разговаривал с командным центром или с Маркусом. – Только не надо мне про это… Думаете, у них тосты подгорели? Я сказал «облако»… Нет, я его не вижу, об этом сообщил один из фермеров. Я думал, хоть один «Ворон» проверяет, чтобы не случалось подобного дерьма.

Коул включил свою рацию и прислушался.

– Центр – «Дельте». «КВ Восемь-ноль» вылетает проверить, в чем там дело. Геттнер с вами свяжется, ждите.

– Вас понял, Центр.

– Бэрд, это Маркус. Иду к вам. Может, это местные активисты?

– Минутку, сейчас спрошу. – Бэрд обернулся к Гавриэлю. – Вы уверены, что никто не решил свести счеты с бродягами именно сейчас, когда сюда переехала большая часть КОГ?

– Это не мы, – сказал Гавриэль. – Мы спускаем собак на случай, если бродяги попытаются скрыться в глубине острова, и единственный, кто мог бы поджечь их лагерь, – это Дилланд Джонти, а он и сообщил о пожаре.

Коул вспомнил гражданскую войну между бродягами на море, и ему пришло в голову, что пожар – результат войны банд. Чертовски трудно было отследить всех, кто приплывал на остров или отплывал с него. Береговая линия насчитывала по меньшей мере двести пятьдесят километров в длину, и ее просто невозможно было патрулировать постоянно.

«Так мне и надо; зачем я сказал им, что нечего бояться? Это называется искушать судьбу».

Появился Дом – он шел быстро, но не бежал. Вид бегущих солдат всегда нервировал гражданских. Однако горожане все равно останавливались, чтобы поглядеть.

– Геттнер будет жутко зла, потому что ей самой не дали сжечь этот чертов поселок, – произнес Дом. Они собрались вокруг «Броненосца», слушая переговоры по рации. – Она восприняла то попадание в ее птичку как личное оскорбление.

К ним присоединился Маркус, и теперь им оставалось только ждать, пока Геттнер осмотрит селение бродяг.

– У нас еще остались бродяги, которые ждут амнистии, но которых не показали местным? – спросил Бэрд. – Если кто-то попадется на грязных делишках, нам их просто некуда будет девать.

– Пока нет. Но если найдем преступников, то уж придумаем, что с ними делать. – Маркус разложил на бампере «Броненосца» карту и, наклонившись, принялся ее изучать. – Майклсон толкует о радаре, чтобы засечь суда, направляющиеся к острову, но все равно это мало что даст.

Коул, вытянув шею, заглянул Маркусу через плечо. Да, если какая-то банда просочилась на остров, чтобы отомстить, то патрулировать берег уже бесполезно.

Не прошло и десяти минут, как в наушниках у них послышался голос Геттнер:

– Центр, «Дельта» – это «КВ Восемь-ноль». Я пролетаю над поселком, вижу только горящие хижины и несколько подожженных грузовиков. Больше внизу ничего нет. Сейчас взгляну поближе.

– Геттнер, мы идем туда и начнем поиски, – ответил Маркус.

– Вас поняла, «Дельта». Так… подтверждаю, лодок нет, тел нет, живых людей тоже – никого и ничего. Практически чисто, давно такого не видела. Все ушли – если только тела зачем-то не свалены в хибарах. Я пролечу подальше и посмотрю, – может, они двинулись вглубь острова. Обычно такое количество людей оставляет видимые следы.

– А почему они не забрали грузовики? – удивился Дом.

Маркус забрался в БТР.

– Возможно, они ушли по морю. Надо убедиться в том, что все исчезли. Я не знаю, как эти люди обмениваются сведениями, но, если они узнают, что случилось с их приятелями, у них прибавится еще один счет к нам.

Бэрд повел «Броненосец» по узкой дорожке, которая вела вниз с утеса и заканчивалась в нескольких сотнях метров от селения. Коул решил, что это излишние предосторожности, затем вспомнил, что за последнюю неделю они попадались на крючок слишком часто. Геттнер была права. Выглядело все чисто. Чертовски странное слово для описания горящего скопления хижин, но это было именно так. Пожар почти утих, и остались лишь дымящиеся, тлеющие уголья, воняющие горелой пластмассой и бензином. Дома – хлипкие хижины и бараки – загорелись мгновенно и так же мгновенно превратились в пепел.

Подойдя к первому обугленному остову дома, Коул понял, почему пожарище казалось таким «чистым». Обычно огонь не уничтожает все до последнего предмета, и ветер разносит вокруг всякие более легкие вещи, печальные маленькие обломки чьей-то жизни, которые рассказывают о живших в доме людях. Но здесь ничего подобного не было. Как будто бродяги забрали из хижин все, что смогли унести.

Маркус сунул голову в одну из хижин, в которой сохранилась крыша.

– Не входи, дружище, – предупредил его Бэрд. – Крыша может рухнуть тебе на голову.

– Я просто смотрю. – Маркус перешел к соседнему дому, от которого не осталось даже стен, только огромная куча рифленого металла на земле – наверное, кровля. Он приподнял один из листов и заглянул внутрь. – Ничего. Ни одного тела.

Иногда трудно было отличить обугленное тело от, например, бревна, но за долгие годы солдаты научились прекрасно распознавать их.

– Похоже, это их рук дело, – заметил Коул, копаясь носком ботинка в куче пепла. Небо по-прежнему было затянуто дымом. Это место настолько напоминало те, через которые ему приходилось пробираться тогда, на материке, что инстинкт снова говорил: черви; но он знал, что черви тут ни при чем. Однако реакция была автоматической. – Слишком опрятно выглядит. Обгорелых вещей мало.

Маркус кивнул:

– Эти люди просто решили уничтожить все, что не смогли взять с собой.

Маркус так сказал, значит, это была правда, и Коул снова почувствовал себя в безопасности и вздохнул спокойно.

– Проблема в том, что я больше не могу видеть вещи такими, каковы они на самом деле, – вздохнул он. – Я вижу чертову страшенную рыбу и думаю, что это Саранча. Я вижу пожарище и думаю, что это дело рук Саранчи. – Он постучал себя по макушке. – У меня здесь война еще не кончилась.

Бэрд надел очки.

– Мир тоже еще не подписан – если ты не заметил.

Коула беспокоило и кое-что еще. Большинство бродяг из этого лагеря согласились перейти на сторону КОГ. Те, кто не стал этого делать – беглецы, – были мужчинами. А это означало, что распались семьи, и теперь многие женщины и дети расстались со своими мужьями и отцами. В любом случае это было не слишком радостным началом их жизни в качестве лояльных граждан КОГ.

Четких границ больше не было. Бэрд сказал правду. Мирная жизнь еще не началась. Они пока находились в чистилище. Никто не мог вот так сразу найти решение всех проблем, порожденных войной.

– Столько бензина пожгли, чтобы нам не достались какие-то доски и куски пластика, – пробормотал Бэрд, останавливаясь и рассматривая бесформенный оплавленный кусок пластмассы, засыпанный пеплом. – Уничтожение имущества. Как будто мы чертовы проклятые черви или кто похуже.

Маркус присел на корточки и осторожно прикоснулся к куску водопроводной трубы, как будто боялся обжечься. Металлические фрагменты, оставшиеся среди руин, еще не остыли. Он поднял отрезок трубы и взвесил его на руке.