Текст книги "Утраченная невинность"

Автор книги: Карен Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

– Он очнулся! Ублюдок очнулся!

Эшер поднял голову. Стражник был не один – их оказалось четверо, и стояли они по углам клетки, которой суждено было стать его последним пристанищем. Четверо мужчин, некогда бывшие его друзьями, одетые в сине-красные мундиры. Он напряг зрение, стараясь рассмотреть, что происходит за линией оцепления. Медленно, постепенно взгляд обретал четкость, и от того, что он увидел, замерло сердце. За решетками клетки, за стражниками, за размытым кругом света от плавающего огня колыхалась плотная молчащая людская масса.

Олки города Дорана пришли насладиться лицезрением пойманного изменника.

Морщась, шипя от боли, с трудом втягивая воздух через разбитые ноздри и сломанные зубы, Эшер умудрился сесть, хотя чуть не потерял при этом сознание. Он увидел знакомые лица. Гильдейские мастера, с которыми он держал совет по разным вопросам. Люди, которым помогал. Повернув голову и посмотрев через плечо, он увидел еще больше друзей. Приятелей, с которыми пил эль в «Гусе». Женщин, которые улыбались при встрече с ним. Бросали ему розы без шипов. Флиртовали. Рукоплескали. Похвалялись тем, что знакомы с ним. Выкрикивали его имя, когда он ехал в Палату Правосудия. Видели, как он судит и выносит решения, и считали, что он – их герой.

Сейчас никто не рукоплескал. Он больше не был героем.

– Мерзкий предатель! – крикнул кто-то из толпы.

– Лжец!

– Изменник!

Кто-то запустил чем-то в клетку. Яйцом. Оно разбилось о решетку и стекло на телегу мутно-зеленоватым месивом, усугубив нестерпимый смрад экскрементов и блевотины. Вонь пробилась даже сквозь закупоренные запекшейся кровью ноздри, и Эшера вырвало желчью.

– Я не изменник! – прохрипел он и почувствовал, что корка на губах лопнула, и они начали кровоточить. – Я не больше предатель, чем вы!

Стоявшие поближе к клетке, те, кто мог слышать его, злорадно засмеялись. Ближний стражник повернулся и ударил Эшера древком копья. Удар пришелся в рот, рассек губу о зубы, и кровь хлынула ручьем.

– Еще одно слово, – предупредил стражник, – и я отрежу тебе язык. Понял? – Это был Девер. Как-то раз они вместе ночь напролет метали дротики в «Гусе». Теперь Девер не шутил, не улыбался, не старался похлопать по плечу, угостить пинтой эля, не собирался поболтать о девчонках.

Теперь взгляд его был убийственно холоден.

Из толпы опять бросили яйцо. На этот раз оно попало в цель – ударило Эшера в висок. Запах был тошнотворный. Еще кто-то кинул кусок свежего коровьего навоза. Он ударил прямо в лицо, залепив нанесенные Джарралтом раны на лбу и щеках.

Стражники и не думали препятствовать глумящейся толпе. Только если кто-то подбирался слишком близко к клетке, они кричали и грозили копьями. Спасения от оскорблений, тухлых яиц и гнилых помидоров не было. Надо просто пережить это, как он пережил пытки Джарралта. В конце концов, Эшер свернулся калачиком и постарался не обращать внимания на крики, оскорбления, боль, зловоние, вообще на все происходящее вокруг него. Вместо этого он сосредоточился на одном чувстве, которое еще могло помочь ему вынести этот кошмар. На ненависти. Ненависть горела в нем сильным, но ровным огнем, как пламя в хорошем очаге. И питалось это чувство одним-единственным именем, которое Эшер повторял про себя снова и снова:

Гар.

* * *

Когда он очнулся во второй раз, было еще темно, а над головой все также светил плавающий магический шарик. Враждебный гул голосов вздымался и опадал, как океанская волна. В воздухе носился аромат жареного мяса – предприимчивые торговцы съестным сновали среди зрителей, пришедших поглазеть и поглумиться над ним. Толпа собралась настолько огромная, что пришлось соорудить вокруг телеги с клеткой настоящий барьер, сдерживающий ротозеев. На дежурство у клетки с Эшером заступила новая смена стражников.

Что случилось с этими придурками? Им что, ночевать негде? Нет детей, о которых необходимо заботиться? Неужели нет более важных дел, чем стоять здесь и подобно баранам пялить на него глаза?

Очевидно, нет.

Он пошевелился и застонал, потому что боль сразу проснулась и запустила в тело все свои когти и зубы. Эшер промерз до костей; за всю свою жизнь он ни разу так не замерзал. Невзирая на боль и холод, он заставил себя сесть.

– Что б тебя… – начал он было и осекся. Уставился взглядом в одну точку и сжал кулаки.

Возле клетки, улыбаясь ему, стоял Уиллер. Он держал в пухлых пальцах кусок хлеба с горячей говядиной и зубами отрывал от него большие куски. Кровавый сок капал прямо на грудь, пачкая ярко-зеленый сюртук, но Уиллер не замечал этого. Его раздутое лицо блестело от жира и сияло от радости, а глаза горели в свете огней.

– Я говорил, что ты заплатишь за все, – добродушно произнес он с набитым ртом. – Говорил? – Улыбка стала еще шире, губы растянулись, рот стал как у жабы. – А ты не верил. Теперь будешь знать, что это значит не верить мне.

– Убирайся, – прохрипел Эшер, хотя и знал, что зря теряет силы.

Уиллер затрясся от возбуждения.

– Палач целый день точил топор в казарме. Я ходил посмотреть. Вжик, вжик, вжик. Не поверишь: горожане начали делать ставки, сколько ударов ему потребуется, чтобы прикончить тебя. Они ненавидят изменников, Эшер. Благодаря тебе жизнь их теперь изменится к худшему. Надеюсь, палачу придется сделать не меньше трех ударов, чтобы разделаться с тобой. А может, и четырех. Наверное, это очень больно. Но ты заслужил страдания. Ты заслужил все, что постигло тебя.

– Дурак ты, Уиллер, – сказал Эшер устало. – Обыкновенный дурак. Ты понятия не имеешь, что натворил.

– Я совершенно точно знаю, что сделал, – возразил Уиллер злорадно. – Я помог уличить изменника и богохульника. – Забыв про говядину, он шагнул к клетке вплотную. – Стражники сказали, что слышали, как ты кричал. Как жаль, что в тот момент меня там не было. – Его голос был полон вожделения. – Ты меня всегда презирал. Оскорблял. Глумился надо мною. Ты унижал меня самим своим присутствием. Думал, я забуду? Думал, прощу? Мне говорили, ты обделался, как младенец, когда…

– Уиллер, – произнес Дарран, выходя из тени. – Довольно. Он знает, что ты победил. Иди домой.

Испуганный Уиллер быстро повернулся.

– Дарран! Что ты здесь делаешь? Ты же должен нянчить маленького калеку Гара!

Дарран шагнул ближе. Поправил складку на запачканном кровью сюртуке Уиллера.

– Когда я вспоминаю, что в былые времена испытывал симпатию к тебе, меня тошнит, – сказал он низким, дрожащим от возмущения голосом. – Иди домой. Пока я не потерял голову и не устроил сцену.

Стараясь не показывать испуга, Уиллер оттолкнул его морщинистую руку.

– Почему ты защищаешь его, Дарран? Ты же ненавидишь его не меньше меня! Ты же хотел его падения, как и я, не отрицай этого! Вспомни свои слова! «Дайте ему достаточно длинную веревку, и он повесится сам!» Так ты говорил? А потом ты предпочел его мне, мне, который годами служил тебе, как пес! Почему?

Дарран с горечью пожал плечами, словно учитель, пеняющий ученику.

– Потому что Гар попросил меня. Потому что, как и ты, я клялся служить ему верой и правдой. Потому что, в отличие от тебя, я сдержал свою клятву.

У Уиллера отвисла челюсть.

– Эшер – изменник! Богохульник! Он преступил Первый Закон Барлы!

– Преступник, – кивнул Дарран, соглашаясь. – И поэтому он умрет. И все-таки таким человеком, как он, ты никогда не был. Тебе до него далеко.

– Помощь изменнику сама по себе является изменой! – прошипел Уиллер. – За это я могу подвести тебя под арест. И я это сделаю! Я тебе больше не мальчик для битья! Я теперь человек влиятельный и шутки шутить не собираюсь! – Он повернулся, отыскивая глазами ближайшего стражника, и мокрый рот уже раскрылся, чтобы выкрикнуть приказ.

Пальцы Даррана сомкнулись на его запястье.

– На твоем месте, Уиллер, я не стал бы этого делать. – Голос Даррана звучал мягко, совсем не так, как голос Эшера, наблюдавшего сейчас за ними. – Для человека, гордящегося своей памятью, ты слишком забывчив. Несмотря на все происшедшее, я ведь тоже обладаю некоторым влиянием. Помнишь Боллитон? Я помню. И доказательства у меня есть. Скажу одно слово, кому следует, и…

– Что? – взвизгнул Уиллер, вырываясь и отскакивая от Даррана. Его жирное лицо выражало страх и ярость. Он ударился локтем о решетку клетки Эшера. – Да как ты смеешь угрожать мне? Я расскажу королю, что ты грозил, и тебя бросят в тюрьму, я…

Толстяк забыл, где находится. Хотя кандалы и мешали ему, но Эшер смог дотянуться пальцами до воротника негодяя, схватил его, резко дернул на себя, одновременно скручивая, чем перекрыл Уиллеру дыхание.

– Ты ничего не скажешь, иначе убью тебя прямо сейчас, здесь, – прохрипел он в ухо Уиллеру. – Думаешь, не сумею? Думаешь, не убью? Что они мне сделают, если я сверну тебе шею? Отрубят голову дважды?

Задавленно хрипя, Уиллер рванулся и высвободился. Ближайший стражник наконец-то заметил, что у Эшера посетители, и обернулся. Взяв копье наперевес, он подошел. Потом разобрал, кто перед ним, и заколебался.

– Господин Дарран. Господин Дрискл.

Дарран кивнул.

– Добрый вечер, Джессип.

– Господин Дарран, здесь нельзя находиться, – извиняющимся тоном произнес Джессип. – Вам тоже, господин Дрискл. У нас строгий приказ.

– Не беспокойся, Джессип, – сказал Дарран с самой ласковой улыбкой. Он положил ладонь на плечо Уиллера и впился в него пальцами. Мерзавец приоткрыл рот, скривившись от боли. – У меня тоже приказ. Строго секретный. Государственное дело. Ты меня понимаешь? – Он перешел на шепот, доверительно склонившись к уху стражника.

Эшер затаил дыхание. Джессип был из новичков. Совсем молодой, всего боящийся. А Даррана в городе все знали.

– Только пару минут, господин Дарран, – разрешил Джессип. – Приказ там или нет, больше я вам дать не могу.

– Благодарю, – произнес Дарран. – Я позабочусь, чтобы твоя готовность к сотрудничеству была оценена должным образом.

Джессип покраснел.

– Я просто исполняю свой долг, господин. – Он бросил взгляд на Уиллера. – А господин Дрискл?

– Он со мной, – покровительственно произнес Дарран, еще сильнее сжав пальцы на плече Уиллера. Толстяк пискнул. – Но он себя неважно чувствует. Говядина не в то горло пошла. – Он с укором посмотрел на Уиллера. – Нельзя разговаривать во время еды, мой милый. Может случиться несчастье.

Уиллер хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, поэтому Джессип кивнул и предостерегающе поднял палец.

– Значит, две минуты. И только потому, что вы работаете во дворце.

– Именно, – сказал Дарран.

– А когда закончите и пойдете домой, лучше вам быть поосторожнее, – добавил Джессип. – Обстановка в городе тревожная, всякое может быть.

Дарран улыбнулся и кивнул:

– Мудрый совет. Спасибо.

Джессип отошел, и Дарран разжал пальцы на плече Уиллера.

– Беги отсюда, Уиллер, и забудь, что видел меня здесь… Иначе, клянусь, ты пожалеешь о нашей встрече.

Спотыкаясь и вполголоса бормоча проклятия, Уиллер опрометью бросился прочь. Эшер с интересом рассматривал Даррана.

– Боллитон?

Дарран вздохнул.

– Увы, мерзкое дело. Мне пришлось пополнить казну принца из собственного кармана. И сохранить некоторые факты… в тайне. Хотел выгородить Уиллера. Тогда мне казалось, что он того стоит.

– Надо было еще тогда избавиться от негодяя, – пробормотал Эшер. – И другим не пришлось бы страдать. – Внезапная волна боли пронзила его тело, и Эшер снова соскользнул по прутьям решетки на гнилую солому.

Дарран не ответил. Он просто стоял молча и со странным выражением наблюдал за истерзанной жертвой Джарралта. Тело узника покрывали высохший навоз и загустевшая слизь тухлых яиц – знаки внимания благодарной публики. Эшер смотрел в сторону, не желая встречаться с Дарраном взглядами.

– Что ты здесь делаешь, Дарран? Пришел поглазеть?

Секретарь принца перевел взгляд на толпу.

– Я пришел посмотреть на них всех. Не сомневаюсь, что теперь все, до последнего ребенка в этом городе знают, что ты арестован и за что. Через несколько дней об этом будут знать даже на побережье.

Эшер прикрыл глаза.

– Мои проклятые братцы будут рады. Так и вижу улыбки на их лицах. – Вспомнив о побережье океана, о живущих там людях, он закусил губу. Потом заставил себя посмотреть на старика. Эшеру было легче еще раз пережить кочергу Джарралта, чем просить о чем-то эту старую ворону. – Дарран, окажи услугу.

Дарран несказанно удивился.

– Услугу?

– Не мне, – быстро добавил Эшер. – Не совсем мне. У меня был друг. Джед. Мы выросли в Рестхарвене вместе. Он пострадал, выполняя мою просьбу, и так и не оправился. И никогда не оправится. С тех пор как мы вернулись из Вествейлинга, я посылал ему деньги. Следил, чтобы за ним присматривали. Когда все это закончится… Когда меня… – Он глубоко, с болью вдохнул, потом выдохнул. – Когда меня не станет, не мог бы ты пересылать ему деньги из оставшихся у меня сбережений? Пожалуйста…

Дарран смотрел на него со смешанным чувством изумления и печали.

– Эшер, все твои деньги конфискованы. Твое имущество тоже. У тебя даже старой рубашки не осталось.

Этого следовало ожидать, подумал Эшер. Джед. Он проглотил горечь. Вдруг вспомнил еще о чем-то и резко сел, забыв о боли.

– А Сигнет? Что с ним?

– Мне очень жаль, – ответил Дарран, помолчав, – но с конюшни забрали всех лошадей. Кто-то мне говорил, что твоего коня – прости, мне действительно очень жаль – забрал Конройд Джарралт.

Эта новость была мучительнее, чем все страдания плоти. Он закрыл обезображенное побоями лицо израненными руками и почувствовал, что вот теперь его крепкая как железо воля ломается. Его конь, его Сигнет, стал жертвой этого жестокого человека, его острых шпор и плетки.

Дарран подступил к решетке вплотную.

– Знаешь, Эшер, а ведь мне все рассказали, – прошептал он. – Это правда? Что ты можешь… Ты меня понимаешь?

Сраженный вестью о несчастном Сигнете, Эшер отнял ладони от лица.

– Какое это имеет значение?

– Эшер! Это правда?

Эшер не двигался. Но отрицать не видел смысла.

– Правда. Но на твоем месте я бы не стал брать с меня пример. Джарралт тебя уничтожит.

Дарран, казалось, разрывался между страхом и любопытством.

– Но если у тебя есть… сила… разве ты не можешь вырваться на волю?

Он сам задавал себе тот же вопрос. Эшер полагал, что это возможно. Теоретически. Скажем, он мог вызвать в городе такой мороз, что все жители превратились бы ледяные статуи. Потом он мог бы выбраться из клетки и убежать. Но, скорее всего, при первых же признаках магии стражники просто оглушили бы его дубинками. Или забили бы насмерть. И опять же бежать некуда.

– Нет. Не могу.

Дарран подался вперед, почти касаясь решетки лицом.

– Я знаю, почему ты это сделал.

Эшер открыл глаза.

– Теперь не имеет значения почему.

– Ты сделал это, потому что любишь его.

Эшер рассмеялся.

– Теперь ты веришь? – Он приложил скованные руки к груди, унимая острую режущую боль. – Гар для меня был большим братом, чем Зет, Вишус или любой другой из моих родных братьев. Я сотню раз мог уйти. И следовало уйти. И хотелось. Но я не ушел. И нарушил Закон Барлы, потому что он попросил. Потому что он обещал защитить меня, а я поверил. Я думал, его слово чего-то стоит. – Он сжал кулаки. – Лучше подумай о себе, старый трухлявый пень. Внимательно посмотри на то, что здесь происходит, и дважды спроси себя, куда ты идешь, оставаясь с ним. Потому что верность приведет тебя сюда же. Дарран вцепился пальцами в прутья решетки.

– Послушай, Эшер…

С противоположной стороны телеги Джессип и остальные стражники сбились в кучку вокруг разносчика, чтобы выпить эля и подкрепиться пирогами с мясом, которые готовились на переносной жаровне. Один шевелил угли кочергой, и они дышали алым жаром. В мозгу Эшера проснулось ужасное воспоминание, мышцы свело судорогой, и он обмочился. Ему стало стыдно.

– Эшер?

Он обозлился.

– Убирайся, Дарран. Нечего тебе здесь делать, я устал от твоей безобразной рожи.

Дарран не сдвинулся с места.

– Не раньше, чем ты услышишь то, зачем я пришел.

– Мне плевать.

– Гар не виноват.

Эшер горько усмехнулся.

– Не виноват? А кто же тогда виноват? Он обещал защитить, а теперь смотри, где я и что со мной!

– Если позволишь, я объясню, тогда…

– Объяснишь? – спросил Эшер язвительно. – Объяснишь что? – Ему хотелось закричать, броситься вперед, схватить старика за горло и заставить замолчать. – Что Гару пришлось переступить через себя? Я это знаю!

– Прошу тебя, Эшер, ты должен понять его положение!

– Я понимаю! Он жив, а я скоро умру. Он в своей Башне, а я в этой клетке. Я спас ему жизнь, Дарран! Если он и дышит сегодня, то только благодаря мне!

– Я знаю. – Дарран закивал головой. – И он знает.

– Значит, он должен остановить все это! Он мой должник, понимаешь, старик?

– О, Эшер, – прошептал Дарран дрожащим голосом. – Неужели ты думаешь, что он не спас бы тебя, если б мог? Но он не может! У него связаны руки, он…

– Связаны? – зловеще спросил Эшер и поднял свои руки в кандалах. – Проклятие, у меня они закованы!

Дарран отступил назад, огорченно качая головой.

– И это он знает. И страдает, Эшер. Ты даже не представляешь себе, как он страдает. И ничего не может сделать. Ему угрожает опасность. Ужасная опасность. Ему… и народу олков. Он был вынужден подписать твой приговор.

– Он король, Дарран! Он может его отменить!

В глазах Даррана стояли слезы.

– Уже нет. Разве ты не знаешь? Тебе не сказали? Сегодня днем он отрекся от престола в пользу Конройда Джарралта. Новый король заключил его в Башню. Все, что он сможет для тебя сделать, – прийти сюда и сидеть в этой клетке вместе с тобой.

Последняя надежда угасла. В отчаянии Эшер бросился на решетку, у которой стоял Дарран, и прижался к ней лицом.

– Тогда пусть приходит! Скажи ему, ты, старый вонючий козел! Скажи ему, что он предатель, и ему должны отрубить голову острым сверкающим топором! Но поскольку голову отрубят мне, передай ему: я надеюсь, что он будет умирать медленно, долго, в течение многих лет, и что каждая минута, каждый час, каждый день его умирания будут исполнены мучительных страданий, и пусть всякий раз, когда он будет закрывать глаза, он видит мое лицо! Лицо друга, которого убил! – Лишившись сил, он содрогнулся и сполз по решетке на солому. – Убирайся, ублюдок! Скажи ему!

Должно быть, Джессип услышал его голос, потому что оставил своих товарищей, подошел к клетке и ткнул узника древком копья. Эшер почти не обратил внимания на болезненный удар, разодравший ему кожу.

– Заткни рот, изменник! – прорычал Джессип и повернулся к Даррану. – Простите, господин, но две минуты давно прошли и…

– Ну что ж, хорошо, – сказал Дарран. – Я сейчас ухожу.

– Отлично, – с облегчением произнес Джессип. – Спокойной ночи, господин.

– Спокойной ночи, Джессип, – пожелал Дарран. – И… спокойной ночи, Эшер.

Тот собрал остатки слюны и плюнул в Даррана.

– Плевал я на тебя, Дарран. И плюю на тот кусок дерьма, что засел в Башне.

Джессип ударил его. Потом ударил еще раз, и еще, и бил до тех пор, пока Эшер не замер неподвижно на дне клетки. Он лежал на гнилой соломе и только рычал в ответ на тычки, вдыхая зловонные запахи навоза, тухлых яиц и блевотины. Потом к Джессипу присоединились остальные стражники, разгоряченные элем. Их яростные выкрики смешались с одобрительными возгласами и рукоплесканиями толпы.

Не очень быстро, но сознание милосердно оставило Эшера.

Глава двадцать пятая

Морг стоял перед зеркалом в гардеробной и восхищался тем, как синий бархатный халат оттеняет цвет его глаз. У него за спиной продолжала причитать жена Конройда.

– Но ты не можешь отсылать меня! – стенала она, готовая затопать ногами и впасть в истерику. – Я теперь королева, Конройд! Я должна жить во дворце!

Морг вздохнул и поправил белокурые локоны Конройда. Не во дворце ты должна жить. Положить бы тебя в гроб и закопать на шесть футов в землю.

– Дорогая, я понимаю тебя. Придет время, и ты переедешь во дворец. Мы будем жить там вместе, а на фасаде поместим сокола Дома Джарралтов. Но до тех пор тебе следует уехать из Дораны. В нашем поместье, под присмотром сыновей, ты будешь в полной безопасности.

– А разве здесь я не в безопасности? Ты же король!

– Это так, – согласился он и с улыбкой повернулся. – Но изменник Эшер еще жив, город полон олков, собравшихся со всех концов королевства, чтобы посмотреть на его казнь, и все они недовольны слухами о том, что я собираюсь наказать их за непослушание и дикость.

Она надула губы.

– Кого волнует их недовольство? Они обязаны беспрекословно повиноваться тебе, иначе будут арестованы!

– Так и будет, дорогая. Но ты сама мне говорила, что это дело взволновало слуг, и дальше будет еще хуже. А в поместье жизнь спокойная. Никаких возмущений. Кроме того, – он потрепал ее по щеке, – я должен сосредоточиться на своих новых обязанностях, и у меня совсем не будет времени для семьи.

Это убедило Этьенн. Она чуть не заплакала.

– О, Конройд, дорогой мой…

– Итак, милая, ты едешь? Ради меня?

– А развлечения? – вскричала она, всплеснув руками. – Во-первых, я люблю деревню только летом, а во-вторых, я хочу посмотреть, как умрет этот ужасный Эшер.

Морг вышел из себя и, выбросив вперед руку, щелкнул пальцами перед лицом Этьенн, произнес про себя только одно слово – Повиновение. Этьенн моментально побледнела, опустила голову и, самое главное, замолчала.

Как жаль, что он не может вот так же легко подчинить каждого доранца в королевстве. Дела пошли бы намного быстрее. К сожалению, это невозможно. Приходилось искать другие пути. Прежде всего необходимо удалить из города как можно больше доранцев – чем меньше вокруг него будет магов, тем лучше. Даже самый недалекий практикующий маг быстро заметит, что Стена начинает разрушаться.

Конечно, задача перед ним стоит непростая. Без поддержки Заклинателя Погоды Стена неизбежно падет, но на это потребуется очень много времени. А за долгий срок у множества людей возникнет множество вопросов.

Пусть доранцы и овцы, но они заметят, что он не занимается заклинанием погоды. И первым забеспокоится Холз. Потребует принять меры и назначить преемника умершего Дурма. А в случае отказа, несомненно, поднимет на него всех магов королевства.

Здесь могло быть только одно решение. Он должен найти способ разрушить замысел Барлы. Впитать в себя ее пресловутую Погодную Магию и разрушить Стену изнутри.

Потому что если он этого не сделает…

Но вопросы следует решать по мере их возникновения. Он повернулся к жене Конройда:

– Ты уезжаешь в поместье, дорогая. По собственному желанию и с радостью, намереваясь начать приготовления к созданию нового королевского двора. – Тут ему в голову пришла удачная мысль, и он расхохотался. – Более того, как только ты приедешь в поместье, ты пригласишь к себе как можно больше доранцев, чтобы они имели возможность поучаствовать в этом деле. Будем считать, что таков королевский указ. Тебе понравится, а они не посмеют отказаться.

Этьенн тупо улыбнулась.

– Конечно, Конройд. Как скажешь, дорогой.

Естественно, не все уедут. Останутся, наплевав на королевский указ, проклятые советники. Друзья Конройда. Но многие подчинятся его решению, захотят выказать преданность новому властителю.

Это даст ему время, чтобы разрушить замысел Барлы, направленный против него, Морга. И уничтожить раз и навсегда и ее Стену, и ее королевство.

* * *

Кухня у Вейры была маленькая и уютная. Стены, окрашенные в маслянисто-желтый цвет, голубые занавески, кухонные шкафы, стол, стулья, изготовленные из темного резного дерева, – все это дышало неповторимым обаянием домашнего уюта. С потолка, наполняя комнату ароматами леса, свисали пучки сушеных трав. Дафна сидела за столом, вдыхала запахи шалфея, розмарина, тимьяна, душистых кореньев и чувствовала себя необыкновенно хорошо. От очага, пылавшего в углу, по кухне шли волны теплого воздуха. Мэтт стоял возле него с таким видом, словно тут и вырос, словно был неотъемлемой частью этого дома. Он бросил в старый заварник щепотку листьев и залил их кипятком из бурлившего на очаге большого металлического чайника. Мэтт все время стоял спиной к Дафне и вроде бы не собирался поворачиваться.

– Я не понимаю, – начала Дафна, положив руки на стол и прислонившись спиной к стене, – почему ты не сказал мне, что направляешься сюда?

Мэтт не ответил. Вейра, достававшая чашки с полки, посмотрела на него, и Мэтт дернулся, словно его ударили. Потом пожал плечами и ответил, не глядя на Дафну:

– У нас не было настроения разговаривать, разве ты не помнишь?

Она нахмурилась – напоминание Мэтта ей не понравилось.

– Но как ты узнал, где живет Вейра? Даже я этого не знала. Пока она сама мне не сказала.

– И ему я сказала сама, – сообщила Вейра.

Она сняла свой плащ с капюшоном, когда вошла в дом, и сейчас была в лоскутном платье с чередующимися фрагментами из синего хлопка, черного фетра и ярко-красной шерстяной ткани. Длинные седые, заплетенные в косу волосы лежали кольцами вокруг головы и наводили на размышления о старой спящей змее. Эта дородная пожилая женщина не пренебрегала украшениями: она носила серьги из оправленных в серебро агатов, а пальцы ее были унизаны кольцами. Живые темно-карие глаза внимательно изучали Дафну.

– А ты думала, только у тебя есть кристалл Круга, дитя?

Изумленная Дафна оторвала спину от стены.

– Нет, конечно… но я думала… – Она уставилась в спину Мэтта обвиняющим взглядом. – Ты шпионил за мной?

– Ха! – воскликнула Вейра. – Шпионил! Мы с Маттиасом общались второй раз за то время, что вы вместе. В первый раз я вызвала его, чтобы убедиться, что связь действует. Затем последовали годы молчания, и вот он вызвал меня и сообщил, что ему требуется укрытие.

Дафна уперлась взглядом между лопаток Мэтта, словно хотела, чтобы он ощутил его тяжесть.

– И это все, что ты ей сказал?

Мэтт не обернулся. Он словно стерег кружки, боясь, что у них вырастут крылья, и они улетят.

– Я рассказал ей все. Должен был рассказать. Ты же этого не сделала.

Ей хотелось вскочить и наброситься на него с кулаками.

– Ты не имел права! Я – Наследница, а не ты! Рассказать должна была я – когда сочту нужным и как сочту нужным. Ты осуждал мои чувства к Эшеру с тех самых пор, как узнал о них. Может, он был прав, и ты действительно ревнуешь. Ты…

Мэтт, наконец, повернулся; он был бледен от усталости и злости.

– Ревную? Не льсти себе! Эшер как раз подходит тебе – тщеславной бабенке с раздутым самомнением! Считаешь себя неуязвимой, потому что ты – Наследница! Так вот, нет никакой неуязвимости. Ты не знала, что случится. Ты не видела, что он владеет их магией; никто из нас не видел. И ты не послушалась меня, когда я повторял снова и снова, что надо ему все рассказать. Если б мы ему открылись, он не попал бы в беду!

На какое-то время Дафна онемела от удивления. Мэтт никогда так с ней не разговаривал. Никто так с ней не разговаривал.

– Ты не можешь этого знать! – резко бросила она. – Ты ничего не знаешь! Возможно, рассказав ему, мы совершили бы непоправимую ошибку! И было бы еще хуже!

– Куда уж хуже?! – крикнул Мэтт. – Эшера вот-вот казнят!

– Довольно, – вмешалась Вейра и сильно ударила ладонью по столешнице. – Замолчите оба. Стара я для подобных сцен, кроме того, они ничего не меняют. Вы оба допустили ошибки, и с этим ничего не поделаешь. – Ее доброе лицо стало строгим. – Дафна, ты не должна нападать на Мэтта. Да, он рассказал мне все о твоих сумасбродствах, а потом потратил в два раза больше времени, подыскивая для тебя оправдания. Девочка, он был тебе верным и добрым другом. Лучшим, чем ты заслуживаешь.

Пунцовая от злости, стыда и замешательства, Дафна уставилась в пол из сосновых досок. Она не осмеливалась взглянуть на Мэтта.

– Простите меня, – пробормотала она очень тихо и беспомощно, совсем не как всевидящая предсказательница. Потом подняла глаза. – Я просто устала и измучилась сомнениями. Я рада, что Мэтт пришел к тебе, Вейра. Ему тоже грозила опасность.

Вейра фыркнула.

– Ох, детка, ему до сих пор грозит опасность. – Она взглянула на Мэтта. – Мальчик, чай еще не готов?

– Почти готов, – ответил Мэтт, ставя к столу стул для Вейры. – Садись. Я подам остальное. Печенье, как всегда?

Улыбаясь, он открыл ближайший шкафчик и достал большое глиняное блюдо, расписанное в синий и красный цвета. Из другого шкафа Мэтт вынул горшочек с медом, из выдвижного ящика извлек чайные ложки. Последней на столе появилась крынка молока.

Дафна изумленно смотрела на Мэтта.

– Да! Неплохо ты тут освоился!

Мэтт, разливавший чай по чашкам, снова нахмурился.

– Пришлось, куда деваться? Учитывая, что с прежнего места меня выгнали.

Она покраснела.

– Мэтт…

Вейра постучала пальцем по столу.

– Хватит, я сказала! Реки назад не текут.

Дафна закрыла рот и поджала губы, но продолжала смотреть на Мэтта, разливавшего чай. Несмотря ни на что, она была рада видеть его, такого большого и ловкого, хозяйничающего на кухне у Вейры. От него больше не пахло лошадьми. Теперь от Мэтта исходили ароматы дыма, меда и воска. Лицо осунулось, появились новые морщинки, которых раньше Дафна не видела, и какая-то странная печаль, совершенно ей не знакомая. Моих рук дело, подумала Дафна; горло у нее сжалось от жалости, и она повернулась к Вейре.

– Значит… ты все знаешь?

Брови Вейры взмыли вверх.

– Я знаю все, что рассказал мне Маттиас. Это не то же самое, что «знать все», полагаю. Уверена, есть вещи, которые ты утаила и от него, и от меня.

Вейра смотрела так пристально, что Дафна поежилась.

– Ничего важного, честно. Вейра… То, что я сделала… Я сделала это не для себя. – Протягивая ей кружку, Мэтт недоверчиво хмыкнул. Щеки Дафны порозовели. – Хорошо, не только для себя. Я рассчитывала, что если мы с Эшером станем… близки… очень близки… то он решит, что может мне целиком довериться. Раскрыть все свои тайны. И тогда я пойму, как его лучше защитить. Слова Пророчества неясны, туманны, даже обманчивы, Вейра. И непонятно, куда они нас ведут.

– Поэтому ты решила, что они ведут в постель этого молодого человека, – закончила за нее Вейра. – А ты давно мечтала свершить подобное путешествие.

– Вейра!

– Она права, Дафна, и ты это знаешь, – сухо сказал Мэтт. – Мы ничего не добьемся, если не научимся смотреть правде в глаза.

Она не собиралась с ним спорить.

– А ты, кажется, не очень удивилась, Вейра, что я… что мы… Эшер и я…

Вейра была занята своей кружкой и только пожала плечами. Она плеснула в дымящийся чай молока, добавила ложку меда и сказала:

– Конечно, я не большая пророчица, чем Маттиас, но глаза у меня еще видят, да и в голове кое-что имеется. – Она помешала ложечкой в кружке. – Я еще могу определить, откуда и куда ветер дует.

– Тогда почему, если Мэтт прав и я наделала столько ужасных ошибок, ты не остановила меня?

– А разве я сказала, что он прав? – спросила Вейра и обменялась взглядами с Мэттом, который передавал ей тарелку с миндальным печеньем. – Разве я сказала, что ты сделала что-то ужасное? Извини, не припоминаю. Мы до сих пор понятия не имеем, чем все закончится.