Текст книги "Утраченная невинность"

Автор книги: Карен Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

Глава пятнадцатая

Лекарь Никс сидел в кресле и перечитывал свои заметки о практическом использовании семян лоррелы. Любопытнейший представитель флоры, лоррела помогает при гангрене и кровотечениях. Произрастает только вдоль дикого восточного побережья Лура, и обнаружить ее можно лишь на голых вершинах приморских скал, где она упорно цепляется за камень и тянется к жизни и солнцу. И это только одно из многих уникальных растений олков. Не располагая магией, их врачеватели использовали природные средства, и Никс им за это был бесконечно признателен. Пусть большинство доранцев и не согласятся, но, нравится им это или нет, даже с помощью магии нельзя добиться столь впечатляющих результатов. Знания олкских травников спасли жизнь многим доранцам, и Никс благодарил Барлу за это.

Исхудавший до неузнаваемости Дурм, возле постели которого сидел лекарь, вдруг тихо вздохнул и пошевелился. Никс приподнялся, внимательно всматриваясь в его лицо, но решил, что маг продолжает спать. А он уж испугался нового припадка. Никс облегченно вздохнул.

Нет, в самом деле, возблагодарим Барлу за целебные травы. Он полагал, что лишь благодаря им Дурм еще жив, ибо Никс давно исчерпал все средства волшебной магии.

Дурм снова пошевелился, вздохнул, лысая голова заерзала по подушке. Никс протянул руку, чтобы проверить пульс пациента, и тут…

Пальцы Дурма сомкнулись на его запястье.

– Помилуй, Барла! – закричал Никс, вскакивая на ноги. Глаза Дурма открылись; взгляд не сфокусирован, но больной смотрел. – Керрил! Керрил, сюда! – завопил Никс.

Дверь распахнулась, и в палату влетела Керрил.

– Господин! Что…

– Он очнулся! Благословенная Барла, он очнулся! Быстро принеси влажное полотенце!

Керрил убежала, а Никс приложил пальцы к голове Дурма, нащупывая пульс. Он оказался учащенным, но устойчивым.

– М-м-м… э-э… ф-ф… – мычал Дурм, пытаясь что-то произнести. – Х-х-ви…

– Тихо, тихо, – успокаивал Никс. – Ты в безопасности. Лежи спокойно.

Несмотря на заботливый уход, губы Дурма постоянно пересыхали и шелушились. Когда вернулась Керрил, за которой следовала толпа любопытных коллег, Никс взял у нее влажное полотенце и смочил им губы Главного мага.

От прикосновения взгляд Дурма обрел резкость. Он учащенно задышал и попытался сесть. Никс удержал его.

– Нет, Дурм, нет! Ты должен лежать!

Дурм нахмурился, отчего морщины на его лице стали глубже, и беззвучно зашевелил губами. Обвел взглядом палату, словно отыскивая что-то или кого-то.

– Борн, – произнес он глухим утробным голосом. – Борн! – По его бескровным щекам потекли слезы.

– Кто-нибудь, пошлите за королем, – приказал Никс.

Керрил вновь бросилась вон из палаты, расшвыривая коллег, стоящих на пути, как кегли. Дурм снова подал голос:

– Никс? Никс, помоги мне!

– Я стараюсь, – ответил лекарь и почувствовал, как глаза наполняются слезами радости и сочувствия. – Но ты должен вести себя спокойно и лежать.

Дурм содрогнулся; сильная конвульсия свела его тело, и плечи оторвались от подушек. Глаза и рот широко открылись, на лице появилось выражение триумфа, экстаза, невероятного облегчения.

– Очнулся! – проревел он. – Наконец-то очнулся!

– Да, очнулся, но еще очень слаб, – сказал Никс. – Ты должен…

– Дайте мне встать, – потребовал Дурм и сделал попытку сбросить одеяло. – Я потерял слишком много времени и потратил слишком много сил, удерживая жизнь в этом гниющем трупе. Дайте мне встать, я сказал! Или погибнете прямо там, где…

Забыв о том, что собственными руками собирал это тело по частям, Никс бросился на Дурма и всем весом прижал его к постели.

– Несите эбонард! Сейчас же!

Кто-то опрометью бросился выполнять приказ; Никс высвободил свою правую руку и прижал ладонь к груди Дурма, ощутив бешеное биение сердца мага.

– Квантиасат! Боладусет! – Это было успокоительное заклинание, которое он использовал для находящихся в сознании, но крайне возбужденных пациентов. – Боладусет, Дурм! Да успокойся же, наконец!

Заклинание подействовало, и Дурм обмяк, упал на подушки. Кто-то сунул в руку Никса флакон с эбонардом; он влил содержимое в рот Дурму и закрыл ему нижнюю челюсть рукой. Дурм глотнул. Поперхнулся. Фыркнул. Глаза его затуманились, закатились, на лице появилась глупая улыбка. Никс упал в кресло, отдуваясь, потом грозно посмотрел на подчиненных, сгрудившихся у двери.

– Убирайтесь! Скоро его величество приедет.

Но вместо короля в палате через некоторое время появился Эшер.

– Что случилось? – требовательно спросил он, входя в палату больного, словно в собственный кабинет. Никс поднял взгляд, узнал молодого грубияна-олка, которому залечил рассеченную бровь, и подумал, что свое дело он в тот раз сделал хорошо – даже шрама не осталось.

Лекарь встал из кресла.

– Я просил приехать его величество.

– Сейчас это невозможно. Зачем он вам?

Оставленный без присмотра, Дурм снова зашевелился, вздохнул и произнес:

– Борн…

– Он очнулся? – не веря своим ушам, спросил Эшер.

Никс улыбнулся.

– Очнулся и, похоже, сохранил все свои способности.

Не отрывая глаз от Главного мага, Эшер сказал:

– Я привезу короля. – Он тут же развернулся и ушел так же внезапно, как и пришел. Примерно через полчаса он снова появился в палате, на этот раз – с его величеством.

Гар выглядел истощенным; казалось, он вот-вот свалится с ног. Неудивительно, если учесть, что лишь вчера похоронил свою семью. И все же…

– Ваше величество, – поклонился Никс.

Гар словно не заметил его. Он прошел прямо к постели Дурма и упал в кресло. Схватив безвольную руку Главного мага, Гар прижал ее к губам.

– Дурм! Дурм, я пришел. – Маг не ответил, и Гар посмотрел на лекаря, не скрывая своего недовольства. – Что такое? Ты же сказал, что он пришел в себя!

Никс обменялся взглядом с Эшером и откашлялся.

– Он был слишком возбужден, ваше величество, и вынудил меня прибегнуть к успокоительным средствам. Уверен, он вот-вот снова очнется.

Гар сердито отвернулся и уставился на Дурма.

– Не стоило этого делать, Никс. Ты же знаешь, что он мне нужен в сознании и…

Дурм вздохнул. Пошевелился. Открыл глаза.

– Что… что…

Затаив дыхание, Гар склонился над ним.

– Хвала Барле. Дурм, ты меня слышишь? Узнаешь меня?

Дурм улыбнулся прямо в озабоченное, ждущее лицо Гара.

– Конечно, – произнес он. Говорил Главный маг негромко и глумливо. – Ты калека, Гар. Жалкий и презренный отпрыск Борна.

Никс шагнул ближе к постели.

– Эбонард – мощное снотворное, ваше величество, иногда оно играет злые шутки с языком пациентов. Неразумно принимать всерьез…

Гар покраснел от возмущения.

– Уж не думаешь ли ты, что я обижусь на слова больного человека?

Никс снова перекинулся взглядами с Эшером. Друг короля нахмурился и покачал головой, и Никс благоразумно воздержался от дальнейшего разговора.

– Конечно же, нет, ваше величество.

Дурм беспокойно задвигался и прошептал:

– Борн! Где Борн?

Гар наклонился поближе к нему.

– Сейчас он не может приехать. Но он любит тебя и шлет свой привет.

Дурм облегченно улыбнулся.

– Борн. Друг мой. Передайте и ему от меня слова любви. Скажите, что мы скоро увидимся. – Он еще раз вздохнул и снова погрузился в сон.

Гар выпустил руку Дурма, встал и подошел к окну.

– Он не помнит, что случилось?

– Пока еще рано говорить с полной определенностью, – ответил Никс. – Но учитывая повреждения, которые он получил… Похоже, что не помнит. Когда он достаточно окрепнет, я…

– Не надо. Я сам расскажу ему.

– Как пожелает ваше величество.

– Через какое время он сможет вернуться к своим обязанностям?

Никс заколебался. С этим молодым человеком следует вести себя крайне осторожно.

– Ваше величество… Просто чудо, что Дурм вообще жив. Неразумно будет загадывать вперед в таком случае, как этот.

Гар холодно посмотрел на лекаря через плечо.

– Ты же знаешь, Никс, что он мне нужен.

Осторожность осторожностью, но причинять вред пациенту Никс не позволит. Даже королю.

– Полагаю, что у его величества много забот, но первейшей из них считаю здоровье Дурма.

– Король с тобой согласен, – вмешался Эшер. Он говорил резко и взглядом словно предостерегал лекаря от возражений. – Просто сделай все от тебя зависящее, чтобы поскорее вылечить Дурма. Вот все, о чем мы просим.

Мы. Никс ощутил легкое беспокойство и повернулся к Гару.

– Ваше величество?

Гар кивнул.

– Он прав. Конечно, ты должен заботиться о его здоровье. Заботиться, но не нянчиться с ним. Я прошу не только за него, но и за себя, Никс. Дурм – человек не праздный. Если он будет знать, что есть неотложные дела, то выздоровеет быстрее.

Правильные слова. И все-таки Никс чувствовал беспокойство. Какая-то новая забота наложила отпечаток на лицо Гара. Что-то, не имеющее отношения к заклинанию погоды.

– Да-да, конечно. А как самочувствие вашего величества? Вы, сдается мне, немного осунулись…

– Я чувствую себя прекрасно.

Никс не удержался и взял запястье Гара, чтобы проверить пульс, потом положил ладонь на его лоб. Король стерпел и даже постарался скрыть раздражение. Закончив беглый осмотр, Никс озабоченно покачал головой.

– Вам надо больше отдыхать. Предупреждаю, если вы не позаботитесь о вашем здоровье, то первые же недели заклинания погоды погубят вас.

– Говорю тебе, чувствую я себя прекрасно, – бросил Гар. – Прибереги силы для Дурма.

Никс осмелился улыбнуться.

– У меня хватит сил на вас обоих, ваше величество.

Гар гневно шагнул к нему.

– Ты считаешь, что это смешно?

– Нет, ваше величество. Я…

– Исцели его, Никс! Или я не отвечаю за последствия!

Никс ошеломленно смотрел, как Гар покидает палату. Когда Эшер, двинувшийся вслед за королем, посмотрел на него с открытой неприязнью, лекарь счел себя униженным и помрачнел. А Дурм спал в своей постели и улыбался, как ребенок.

* * *

Конройд Джарралт принимал ванну, когда пришло известие. Дурм пришел в себя и находится в здравом уме. Он пришел в такую ярость, что начавшая остывать вода чуть не закипела, и ему пришлось нагишом выскакивать из ванны, чтобы не ошпариться.

– Скажи Фроли, чтобы ждал в библиотеке, – велел он испуганной горничной. – Я сейчас приду.

– Слушаюсь, господин! – пискнула девушка и исчезла.

Он надел богатый парчовый халат, высушил и привел в порядок волосы, быстро расчесав их пятерней, и спустился по лестнице в библиотеку.

– Господин, – приветствовал его поклоном Фроли. Он был одет в серый плащ, широкополая шляпа закрывала глаза, и выглядел слуга, как всегда, очень неприметно.

– Наш толстый друг, насколько я понимаю, прислал тебе записку?

Фроли покачал головой.

– Нет, господин. Он нашел меня в «Веселом поросенке» и передал все на словах.

– При свидетелях?

Фроли поджал губы.

– Обижаете, господин.

Джарралту было наплевать на чувства Фроли.

– Это все, что он сказал?

– Все, господин.

Джарралт уселся за письменный стол и забарабанил пальцами по полированному дереву.

– Уиллер не слишком торопится выполнять поручение.

– Я намекнул ему, что вы с нетерпением ждете хороших новостей, – сообщил Фроли, снимая шляпу и нервно теребя ее в руках. – Очень прозрачно намекнул.

– Полагаю, настало время напомнить ему о срочности данного дела, – сказал Джарралт. – Где он сейчас?

– Скорее всего, в этот час он находится дома.

– Найди его. Приведи к западным воротам Садов Барлы. Я встречу вас там.

– Слушаюсь, господин. – Фроли поклонился и вышел.

Супругу он нашел в музыкальной комнате, где она развлекалась игрой на клавикордах.

– Я собираюсь на прогулку, – сообщил жене Джарралт.

– На прогулку? – удивилась она. Прекратив играть, Этьенн уставилась на мужа с таким выражением на лице, словно у того за спиной выросли крылья. – В такой час? Но ты только что принял ванну.

– Прошу тебя, дорогая, не беспокойся и не жди моего возвращения, ложись спать. Мне надо заняться кое-какими пустячными делами, и заодно я прогуляюсь.

Она протянула ему руку.

– Ах, Конройд. Ты все еще печален.

– Мы живем в печальные времена, душа моя. – Причин для печали у него было немало, а только что добавилась еще одна.

– Но ты же переболел любовью к Дане много лет назад, – сказала она, слегка ревнуя. – А к Борну никогда не был привязан. Я имею в виду, как к человеку. Хотя и уважал его как короля, подобно всем нам.

Все равно рано или поздно она узнает.

– Дурм пришел в себя. Мне только что сообщили.

Теперь она поняла.

– О, Конройд!

– Вот так, – грустно улыбнулся он.

Этьенн взяла себя в руки.

– Мы не должны отчаиваться, – заявила она, поднимаясь из кресла. – Прийти в себя – это одно; сохранить здравый рассудок и способность исполнять обязанности Главного мага – совсем другое. Дорогой, не теряй надежды. Я уверена, что в один прекрасный день ты станешь Главным магом.

Конечно, она и не подозревала о его подлинных замыслах. А он не собирался посвящать супругу, которую никогда не любил, в свои планы. Она и так едва сдерживалась, чтобы не разболтать о мечте мужа занять место Главного мага и стать ближайшим советником Гара.

Джарралт вздохнул.

– Что бы ни случилось, на все воля Барлы.

Она тут же коснулась пальцами освященного медальона, который носила на шее.

– Конечно, на все ее воля.

– Прошу, дорогая, продолжай музицировать, – произнес он, кивнув на клавикорды. – Увидимся утром за завтраком.

Он поспешно удалился, потому что Этьенн принялась с энтузиазмом наигрывать мелодию популярного танца, которую он терпеть не мог. В спальне Джарралт сменил парчовый халат и шлепанцы на строгую черную рубашку, штаны и сапоги. Закутавшись в черный плащ и надвинув на глаза шляпу, он вышел из дома и быстро зашагал по Старой Доране – элитному кварталу, заселенному аристократией, – направляясь к Садам Барлы.

Ночное небо было ясным и безоблачным. Согласно последнему действующему расписанию погоды, составленному еще Борном, дождь над городом должен был пролиться только через пять дней. Однако температуре пора было понизиться. Гару следовало бы позаботиться об этом, иначе река Гант не замерзнет, и люди не смогут кататься на коньках. Если лишить народ столь любимого развлечения, то популярность короля поползет вниз.

От этой мысли на душе стало легче, и Джарралт улыбнулся. Но вскоре снова помрачнел. Шанс стать Главным магом ускользал. Оптимистка Этьенн просто выдавала желаемое за действительное. Если Дурм до сих пор не умер и даже пришел в себя, то его полное выздоровление вполне вероятно. И если это произойдет, то Джарралт навсегда лишится возможности дискредитировать Гара. Дурм будет защищать сына своего покойного друга до самой смерти. И этого презренного Эшера тоже не даст в обиду.

Ну, нет. Если уж наносить удар… если бороться за трон… за свое предназначение… то действовать надо решительно и быстро.

Ему повстречалась пара стражников, патрулирующая улицы города. Они всмотрелись в его лицо, узнали, вежливо кивнули и пошли дальше. Джарралт их проигнорировал.

Если бы он добирался верхом или в карете, то уже был бы у Садов Барлы; но пешая прогулка заняла более получаса, и он порядочно вспотел, когда достиг западных ворот. Сады находились в тихом, спокойном районе города. Он был застроен зданиями и учреждениями, связанными с культом Барлы. Здесь не было ни магазинов, ни лавок, ни таверн, ни ресторанов, зато расположились духовная семинария служителей Барлы, богадельня и кельи тех представителей духовенства, которые жили здесь постоянно либо приезжали из отдаленных частей королевства. Для тайных встреч место самое подходящее. Ни пешеходов, ни верховых, ни проезжающих карет. Одним словом – никаких лишних глаз. По ночам служители либо спят, либо, преклонив колени, возносят благочестивые молитвы. Никто не мог увидеть Джарралта.

Сады Барлы были обнесены высокой оградой из кованого железа. Пройти в них можно было через ворота, которых было – по числу сторон света – четыре и которые никогда не закрывались. Проскользнув в западные ворота, он затаился и стал ждать.

– Господин! Господин, где вы?

Это был Фроли; за ним по пятам спешил, задыхаясь и обливаясь потом, низенький, толстый Уиллер, от которого разило чесноком. Запах перегара ворвался в чудесные ароматы Садов Барлы, благоухающих зимним жасмином, и заглушил их. Джарралту нестерпимо хотелось закрыть нос и рот надушенным платком, но он преодолел искушение и шагнул из темноты на лужайку, слабо освещенную стоявшим поодаль фонарем.

– Не надо так шуметь, Фроли, – произнес он. – Звуки в ночном воздухе разносятся далеко. Ты доставил мастера Дрискла без происшествий?

– Простите, господин. Да, господин. Никто не видел, как я его увел.

Уиллер, на лице которого отразились смешанные чувства недовольства и желания услужить, неловко поклонился. Он никак не мог отдышаться.

– Господин… Чем могу служить? Фроли сказал, что передал мое сообщение. Боюсь, что ничего нового о состоянии Главного мага я сказать не могу.

Полуприкрыв веки, Джарралт посмотрел на него сверху вниз; он знал, что такой метод устрашения действует безотказно.

– Мы потому здесь и собрались, что ты не сообщаешь ничего нового.

Коротышка побледнел.

– Господин?..

– Когда мы впервые встретились, Уиллер, ты произвел на меня впечатление человека, искренне желающего спасти наше королевство от бедствий, – с расстановкой произнес Джарралт, намеренно демонстрируя свое неудовольствие. – До сих пор я получаю от тебя лишь неясные намеки, необоснованные подозрения и описания проступков, которые, возможно, и подтверждают низость нрава Эшера, но никоим образом не позволяют уличить его в государственной измене. А может, я в тебе ошибся, уважаемый?

– Господин! – возопил Уиллер. – Клянусь, я стараюсь изо всех сил! Но это нелегко. Негодяй так скрытен!

Лицо Джарралта словно заледенело.

– Итак, когда ты уверял меня, что имеешь все возможности уличить Эшера в его злодеяниях… – Джарралт сделал паузу и дождался, когда она стала невыносимой, – …ты преувеличивал?

– Нет, нет! Не преувеличивал и не лгал! Я действительно имею такую возможность, господин! Клянусь жизнью! – Толстяк торопился и захлебывался словами. – Просто это займет немножко больше времени, чем я… чем мы думали. Но я сделаю. Клянусь, сделаю!

– Мое время и терпение не безграничны, Уиллер.

Подобострастно заглядывая в глаза, словно побитая дворняжка, толстяк осмелился коснуться пальцем рукава Джарралта.

– Господин, я уверен, что мог бы узнать больше, будь у меня доступ к личным бумагам Эшера. Если б я мог проникнуть в его кабинет, заглянуть в ящики его стола!

– Полагаешь, Эшер хранит в своем кабинете нечто такое, что может послужить уликой?

Толстяк на секунду замешкался. Потом с несчастным видом повесил голову.

– Господин, честно говоря, сказать наверняка я не могу. Но если подобные улики существуют, то, уверен, они находятся в кабинете. Или в его личных апартаментах. Если бы только я мог проникнуть туда в его отсутствие! Но он постоянно запирает все замки, а ключей у меня нет. Они есть у Даррана, но он никогда не даст их мне.

Цветочные клумбы в саду были обрамлены крупной речной галькой; среди камней попадались гладкие черные и белые кругляши. Джарралт нагнулся и подобрал черный. Сжав его в правой руке, он прошептал заклинание и дождался, пока пальцы не ощутили ответной вибрации – камень сигнализировал, что колдовство подействовало. Волна тепла, легкая дрожь – и дело сделано.

– Он откроет тебе любую дверь, любой ящик, – произнес доранец, протягивая камень на раскрытой ладони Уиллеру. – Используй его осмотрительно. Мне будет известно, где и как ты его применял.

Глаза у коротышки загорелись, как у жадного до игрушек ребенка; он взял камень и положил в карман сюртука.

– Благодарю, господин.

Джарралт взял камень белого цвета, поколдовал и тоже передал Уиллеру.

– А этот будет в течение часа светиться – достаточно, чтобы видеть, но остаться незамеченным. Чтобы волшебство подействовало, стукни им разок обо что-нибудь твердое; если захочешь, чтобы он перестал светиться, стукни еще раз. Когда найдешь то, что нам нужно, выкинь оба камня в ближайший колодец и немедленно сообщи Фроли, в любое время дня и ночи. Ты меня понял?

Белый камень исчез в другом кармане сюртука Уиллера.

– Господин, я оправдаю ваше доверие, – пообещал толстяк. – Торжественно клянусь: мы выведем злодея на чистую воду. Королевство будет спасено.

Ясно было, что он ждет каких-то ободряющих слов. Может быть, комплимента или выражения сердечной признательности и благодарности. Джарралт холодно посмотрел на Фроли.

– Проводи его домой. Но уходите другой дорогой. Избегайте встреч со стражниками и с припозднившимися прохожими.

Фроли поклонился.

– Слушаюсь, господин.

Ухватив Уиллера за рукав сюртука, он потащил его за собой.

Джарралт смотрел им вслед, пока они не исчезли из виду, затем плотнее закутался в плащ и зашагал домой. Он улыбался, думая о том, что, возможно, оптимизм Этьенн не так уж безоснователен.

Скоро, очень скоро, невзирая на живучесть Дурма, ущербный сын Борна и все эти жалкие олки окажутся у него в руках. Мелкие, преходящие неприятности и потом – невиданный взлет. Краткий период всеобщего траура, на смену которому идет ослепительный свет нового правления.

Склонитесь, люди Лура. Трепещите и встречайте. Готовьтесь присягнуть вашему новому владыке, королю Конройду Первому.

* * *

Дафна оперлась локтями о крышку обеденного стола и озабоченно посмотрела на Эшера.

– Я думала, тебе нравится моя стряпня. – Говорила озадаченно и даже немного обиженно.

Эшер сидел напротив, уставившись в тарелку с рагу из мелко нарубленного мяса с пряностями, морковкой и шпинатом. Спохватившись, он попытался оправдаться:

– Прости. Что-то совсем нет аппетита.

Она потянулась к караваю, отщипнула корочку и подобрала остатки подливки со своей тарелки.

– Что-нибудь случилось?

Ему нравилось смотреть, как она ест. Такие точные, аккуратные движения. Она умела целиком сосредоточиться на процессе принятия пищи и получать от него максимум удовольствия.

– По расписанию сегодня ночью предстоит заклинание погоды.

Она недовольно вытерла пальцы салфеткой.

– Если оно тебе так не нравится, не ходи туда.

– Даф… – Он вздохнул. – Не начинай.

– Я не стану в угоду тебе делать вид, будто мне это нравится, – сухо произнесла она.

– Ты хотела, чтобы я тебе соврал?

– Я бы хотела, чтобы ты остался здесь!

– И я бы с удовольствием остался, но мы оба знаем, что это невозможно.

Она встала и принялась собирать посуду.

– Не уходи.

Проклятие. Он пришел, чтобы передохнуть, а не ругаться.

– Не могу, Дафна. Не сегодня.

Он поднялся и направился к выходу, но она опередила его. Прижалась спиной к двери и вытянула ладони вперед.

– Подожди. Подожди. – Он подошел, и ее руки легли ему на грудь. – Прости. Не уходи. Еще не время. Я не хотела обидеть. Просто мне тревожно за тебя.

Сердце Эшера под ее ладонями забилось сильнее, быстрее.

– Знаю. Если повезет, мне не придется заниматься этим долго. Теперь, когда Дурм пошел на поправку…

– Это точно? Никс считает, что он выздоровеет?

– Он… очень надеется.

Эшер видел, что в глазах Дафны шевельнулось сомнение. Видел, как она вздохнула, собираясь с силами, чтобы задать вопросы, на которые он не сможет ответить, не солгав. И он запечатал ей уста одним-единственным способом, который смог придумать в такой ситуации – поцелуем.

Ошеломленная Дафна пыталась его оттолкнуть; сквозь рубашку он чувствовал, как она уперлась ему в грудь. Она протестующе мычала, выворачивалась, но Эшер, у которого голова пошла кругом, обнял ее обеими руками и крепко прижал к себе. От нее пахло вином и пряностями. И когда Эшер уже решил, что сглупил, неправильно понял и обидел ее, Дафна вдруг сдалась – стала мягкой, податливой и ответила ему долгим страстным поцелуем.

Когда, наконец, они оторвались друг от друга, Дафна, задыхаясь, уставилась на него горящими глазами. У Эшера достало сил улыбнуться.

– Не собираешься меня ударить?

Ее мягкие губы скривились в улыбке.

– Надо бы.

– За излишние вольности? Ну, да, возможно. Тем более что я ничуть не раскаиваюсь. – Он чувствовал, что улыбка сходит с его лица. – А ты?

Она ответила поцелуем, от которого у обоих перехватило дыхание. Отпрянув, взяла в ладони его лицо и посмотрела в глаза. Взгляд ее был пронзителен.

– Я знаю, почему ты это делаешь, Эшер. Гар твой друг, и ты любишь его. Не дай любви ослепить себя, подвергнуть опасности. Не дай завлечь себя в ловушку обещанием защиты. Может, он и твой друг, но прежде всего он король и никогда не забывает об этом. И ты об этом не забывай.

Ее слова проникли глубоко и причинили боль, потому что были недалеки от истины. Чтобы спрятать смятение, он снова обнял ее и прижал к себе. Пальцы Дафны скользнули по его шее, затылку и заблудились в кудрях. Эшер судорожно вздохнул.

– Все хорошо, Даф, – прошептал он. – Я знаю, что делаю. – Он надеялся, что Дафна верит ему. И сам хотел верить своим словам. В какое-то мгновение в мозгу мелькнула безумная мысль посвятить ее в страшную тайну.

Она отстранила его, тревожно улыбаясь.

– Что? Что такое?

Нет. Невозможно. Это было бы чудовищно, эгоистично, нечестно. Рассказать ей все – значит, подвергнуть опасности. Разве можно любить и рисковать жизнью возлюбленной? Он покачал головой.

– Ничего. Мне надо идти. Отдохну немного перед заклинанием.

– Отдохни здесь.

– Даф, если я останусь, то сомневаюсь, что кто-нибудь из нас отдохнет.

Она ударила его.

– Говори за себя! Я знаю, что можно делать, а чего нельзя.

Эшер потер то место на груди, куда пришелся удар. Кулачок у Дафны, оказывается, крепкий, когда она сердится.

– Ты не поняла. Я хотел сказать, что рано или поздно ты снова заговоришь о Гаре, мы станем спорить, и я все испорчу. И он пальцем провел по ее щеке и добавил: – Испорчу это.

Она поймала его руку. Прижалась губами к пальцам.

– Не испортишь.

– Знаю, но… ухожу, – вздохнул Эшер. – Хочу зайти к Мэтту. Надо выяснить отношения. Мы стали избегать друг друга.

– Насчет Мэтта не беспокойся. – Лицо Дафны вытянулось. – Он переживет.

– Он переживет, а я нет. Я нежный цветок, милая, – пошутил он. Дафна снова стукнула его, и он засмеялся. – Ого!

Она распахнула дверь.

– Прекрасно. Тогда убирайтесь, господин Цветок. Утром увидимся.

– Ты что, даже не проводишь меня?

– Проводила бы, если бы ты этого заслуживал.

В ответ он быстро наклонился, поцеловал ее и, наслаждаясь замешательством, отразившимся на ее лице, сбежал по лестнице. Выражение ее глаз согревало его всю дорогу до дома. Он сказал ей правду. Добравшись до Башни, Эшер направился прямо на конюшенный двор, к Мэтту.

Тот все еще работал – сидел в своей каморке и чинил уздечку. От печки, стоявшей в углу, исходил жар; внутри томился горшок с каким-то варевом, а на плите сверху кипел чайник. Эшер плотно закрыл дверь и направился к кухонному шкафу. Достал кружку, заварной чайник и налил себе чаю. Мэтт, храня молчание, откусил новый кусок вощеной нитки и продел его в ушко иглы.

Эшер вздохнул. Он положил в чай ложку меда и, помешивая, произнес:

– Ты говорил, что не влюблен в нее.

– Не влюблен, – подтвердил Мэтт, помолчав.

– Почему же тогда тебя бесит, что я влюблен?

– Разве я говорил, что меня это бесит?

Потеряв терпение, Эшер бросил ложку.

– Тебе и не надо ничего говорить! У тебя это на физиономии написано. Не хочешь объяснить, что происходит?

Мэтт не поднимал глаз от уздечки, продолжая шить.

– Ничего не происходит.

– Разве? – Эшер осторожно поставил кружку. – Тогда почему ты на меня не смотришь, Мэтт? Почему прячешь глаза, когда говоришь «я не люблю ее»?

Мэтт посмотрел на него. Воткнул иглу в клубок ниток и встал.

– Я не прячу. Или тебе есть дело до моих переживаний, Эшер? Какие пустяки. Почему бы тебе не заняться своими делами и не предоставить мне…

Мэтт не закончил – со стороны стойл донесся треск, и он резко повернулся на звук. Оба бросились к двери; Мэтт добежал первый, ударом отворил дверь и выскочил в конюшню. Лошади волновались, вставали на дыбы и лягались, напуганные громкими звуками ударов по дереву и треском ломающихся досок.

Мэтт выругался.

– Опять эта проклятая скотинка! Никакого проку от него, одно беспокойство. Эшер, хватай веревку подлиннее. Мне потребуется твоя помощь.

Жеребенок серой масти, некогда поранившийся по дороге от Дораны в Башню, бился в своем стойле. Встревоженные парни Мэтта выбегали из верхних помещений, на ходу натягивая сапоги и куртки. Сам он схватил брошенную Эшером веревку и побежал к стойлу.

– Стойте здесь, ребята, – скомандовал он своим молодцам. – Не надо беспокоить его, он и так паникует.

Эшер заглянул в стойло жеребенка поверх дверцы. Животное лежало возле стены. Оно оказалось в западне – задние ноги застряли меж досок, которые жеребенок проломил копытами. Эшер заметил кровь. Раньше уже случалось, что лошади погибали вот так, истекая кровью. Времени у них с Мэттом было немного.

Понимая друг друга без слов, они молча зашли в стойло. Жеребенок начал биться, стараясь вырваться из ловушки. Эшер подошел к нему спереди, одну руку положил на голову жеребенка, другую на шею и прижал к застланному соломой полу, помогая себе коленями. Животное всхрапнуло и попыталось вырваться, но Эшер держал крепко. Мэтт быстро опутал одним концом веревки передние ноги жеребенка, другим – задние, крепко затянул узлы, посмотрел на Эшера и кивнул.

– На счет три. Раз… два… три!

Он потянул за веревки, а Эшер – за шею и голову, высвобождая животное из пролома. Когда это удалось, Эшер снова навалился на жеребенка коленями, а Мэтт развязал узлы и распутал веревки. Юный Джим, всегда вовремя оказывавшийся под рукой, уже отодвинул щеколду свободного стойла, и они вместе разом впихнули туда животное. Жеребенок немедленно принялся скакать и взбрыкивать, выплескивая страх и ярость, а они, обливаясь потом и тяжело дыша, вышли во двор.

– Спасибо, – произнес Мэтт. – Вот скотина неблагодарная.

Эшер ухмыльнулся.

– Кто – я или он?

Мэтт в ответ как-то криво ухмыльнулся.

– А ты как думаешь?

Вокруг шумели парни Мэтта, и продолжать в их присутствии откровенный, даже неприятный разговор было невозможно.

– Думаю, пора мне идти. Позже поговорим, ладно?

Мэтт собирал веревку кольцами и снова прятал глаза.

– Если ты настаиваешь…

Озадаченный и уязвленный, Эшер засунул руки в карманы.

– Хочешь сказать, что говорить нам не о чем?

Мэтт посмотрел ему в глаза. Лицо у него было грустное и усталое.

– Хочу сказать, что из нашего разговора вряд ли толк получится.

Почувствовав себя оскорбленным, Эшер повернулся и зашагал прочь. Не останавливаясь, бросил через плечо:

– Да, чуть не забыл… не надо больше оказывать мне услуг, Мэтт.

Он был в ярости и все же надеялся, что Мэтт бросится за ним. Или хотя бы окликнет. Сделает хоть что-нибудь, но не допустит разрыва.

Мэтт ничего не сделал.

Ну и пусть. Пусть Мэтт разыгрывает неудачника, если ему угодно. А у него, Эшера, есть другие друзья и другие заботы. Такие, как заклинание погоды.