Текст книги "Искупление"

Автор книги: Карен Кингсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Не смотри на меня так, папа.

– Дорогая, я просто пытаюсь понять. Мне столько всего надо усвоить сразу.

Кэри почувствовала себя школьницей, которую расспрашивают о неудачном свидании. Глаза опять увлажнились, и она попыталась объяснить:

– Я знаю, что много всего обрушилось сразу, папа, – она всплеснула руками. – Сама еще не до конца все поняла.

Ее мать заглянула дочери в глаза, и Кэри почувствовала ее удивление.

– Ты не хочешь разводиться?

– Мама! – что же это такое? Всю жизнь они учили своих детей верности, теперь они так быстро выступают за развод? Она обхватила руками живот, подавляя тошноту. – Я думала, вы-то поймете, почему я не могу... почему развод для меня не выход.

Ее отец откашлялся, встал и начал расхаживать по комнате. Он остановился в нескольких метрах от Кэри, и она видела по глазам, что внутри у него идет борьба.

– Дорогая, ты совершенно права. Мы сделаем все, чтобы тебя поддержать, – он сунул руки в карманы, и Кэри увидела, как напряглось его лицо. – Просто... я хотел бы...

Его голос оборвался.

– Я знаю, – Кэри встала и обняла его от всего сердца, и мать присоединилась к ним, обхватив руками обоих. – Твоей маленькой девочке плохо, и ты хотел бы, чтобы ей стало лучше, правда? – прошептала она так громко, как только могла.

Когда отец не ответил, Кэри отступила назад, чтобы заглянуть ему в лицо. То, что она увидела, расстроило ее почти так же сильно, как уход мужа. Ее отец – человек, сохранивший единство семьи, когда пять лет назад ее сестра Эшли ушла из дома; тот, кто не сдавался и поддерживал мать и был рядом с ней, когда у нее выпадали волосы от химиотерапии, – теперь плакал. Слезы лились по его лицу.

Кэри обняла родителей и помолилась о том, чтобы все они пережили грядущие недели. Она не имела представления, как отреагируют на новость ее брат и сестры, а также друзья из общины Клир-Крик. Все всегда считали ее хорошей девушкой, из тех, что поступают правильно и вступают в брак на всю жизнь.

Ей была ненавистна сама мысль о том, что все эти люди теперь будут ее жалеть, и хотелось спрятаться под кровать, как она делала в детстве, когда дом дрожал от весенней грозы.

И было что-то еще, в чем она не осмеливалась признаться даже самой себе. Тошнота, головная боль и усталость, с которыми она боролась последние несколько недель. Может быть, это не просто реакция на стресс. Она не хотела думать об этом после признания Тима. Но это было возможно. Скоро все выяснится.

Кэри сглотнула, и, стоя в безопасном кругу родительских объятий, снова стала подсчитывать даты. Нельзя отрицать очевидное. У нее задержка. Она пропустила уже два цикла, а такое случалось только один раз в ее жизни. В феврале три года назад. Когда она в первый раз была беременна.

Глава 6

Дирк Беннет проскользнул в подсобку самого большого кафетерия кампуса, где он подрабатывал с начала года. Он выудил три таблетки из баночки с надписью «Естественная сила природы» и проглотил их, запив водой. Потом выглянул в окошко, выходившее в зал, и увидел профессора Джейкобса, который обедал с Анжелой. Опять.

Любому ясно, что происходит. У профессора с ней роман. Дирк следил за ними несколько недель, и теперь он был убежден, что они живут вместе.

Дирк стиснул зубы и сжал руки в кулаки. Гнев бурлил внутри него, он в красках представил себе, как распахивает дверь, подходит к их столику и одним ударом отправляет профессора в нокаут.

Больше всего Дирка расстраивало ее постоянное вранье. Она лгала ему последние восемь месяцев.

– Дирк, я занята...

– У меня много домашних заданий...

– Мне нужно немного свободного времени...

– Ты слишком молод для серьезных отношений...

Эти оправдания были для него как кинжал в сердце.

Дирк прерывисто вздохнул и вспомнил, как все начиналось. Он хранил в душе тот день, когда Анжела Мэннинг впервые вошла в его жизнь. Дирк занимался в спортзале университета – качал мускулы. Она не была хорошенькой, как те нежные девочки, о которых он мечтал в старших классах. Анжела была просто ослепительной, с видом недотроги, совершенным телом и точеной талией.

B тот день они занимались на тренажерах почти час, в нескольких метрах друг от друга. Несколько раз он ловил на себе ее взгляд, и она переглядывалась с ним, а потом продолжала заниматься. Он попил воды, когда закончил весь цикл упражнений, и остановился, чтобы посмотреть на нее.

Он колебался, опасаясь, что она посмеется над ним и, скорее всего, прогонит. Вытер лоб полотенцем и все-таки улыбнулся ей:

– Новенькая?

– М-м-м... – она отодвинула тренажер, выпрямилась и всмотрелась в него. Впервые за это время высокомерное выражение немного отступило, и она улыбнулась. – А ты спортсмен?

Дирк помнит, что покраснел, потому что она, сама того не зная, задала больной вопрос.

Его братья играли в футбол, но он держался от этого подальше. Какой смысл часами гонять взад-вперед мяч по двору и проводить весь день с пятнадцатью потными парнями, многие из которых к тому же круглые невежды? Парнями, для которых главное в жизни достижение – забросить мяч в ворота? Парнями, которые развлекаются, соревнуясь, кто дальше плюнет? Но была и еще одна проблема, о которой он никому не говорил. Дирк боялся боли и травм.

Его братья получали от спорта огромное удовольствие, но Дирк видел только негативные стороны. Растяжения связок, разбитые носы, вывихи... А бейсбол! Не надо быть физиком, чтобы понять, что будет, если мяч, летящий со скоростью сто пятьдесят километров в час, попадет тебе в лицо. Нет, спорт его никогда не привлекал.

Так что Дирк выбрал свой путь и присоединился к оркестру. Он был барабанщиком. Как и его друзья, он часами тренировался. Да, в оркестре были девочки, с которыми он был в прекрасных дружеских отношениях. Но это были не такие красавицы, как те, с которыми встречались его братья. В старших классах такие девушки, как Анжела Мэннинг, считали барабанщиков низшей кастой. Они разве что вежливо кивали при встрече с ним – и то лишь потому, что ого братья входили в элиту.

Спортсмен ли он?

В тот день в тренажерном зале, когда Анжела ждала его ответа, он вспомнил все четыре года занятий в старших классах. Он открыл уже рот, чтобы обмануть ее, ответить утвердительно. Но потом посмотрел на свое отражение в перкале и понял одну вещь. Он уже не школьник.

Его братья учатся в других университетах, в сотнях километров отсюда. Он был высоким, загорелым и стройным и накачал себе мускулы, когда поступил в университет Индианы. Он улыбнулся Анжеле и сказал:

– Я – барабанщик.

Она приподняла бровь, склонила голову и не спеша осмотрела его с головы до ног. Потом призывно улыбнулась.

– Ты не похож на... барабанщика.

Новое чувство проснулось в сердце Дирка, и через мгновение до него дошло: он теперь уверен в себе. Он позволил себе потеряться в ярких голубых глазах Анжелы и опять улыбнулся.

– А ты кто?

Она наклонила голову и просто посмотрела на него.

– Журналист.

– Журналист? – Дирк никогда раньше не играл в эту игру, но видел сотни раз, как это делают братья. Он повторил ее жест, осмотрев ее с головы до ног. – Ты не похожа на... журналиста.

Она приподняла свою футболку и вытерла краем пот со лба. При этом обнажился почти весь живот, и Дирк задохнулся. Когда футболка вернулась на место, она уперлась руками в бока.

– Сегодня вечером я свободна. Покажешь мне окрестности?

Вечер был похож на сон, а через четыре дня они уже спали вместе. Дирку в то лето было всего девятнадцать лет, на четыре года меньше, чем Анжеле, но, похоже, она не обращала на это внимания. Они были вместе почти каждую ночь, пока не начались занятия. Она была яркой и остроумной, и однажды призналась, что хочет иметь полный дом детей. Дирк тоже хотел этого. Он был уверен, что встретил девушку своей мечты, женщину, на которой он обязательно женится.

Его отношения с Анжелой стали более прохладными, когда осенью начались занятия. Он говорил себе, что этого следовало ожидать, потому что Анжела старше и действительно поглощена учебой. Но они проводили все-таки время вместе, в выходные, когда она шептала ему слова любви, такие нежные и искренние, что Дирк не сомневался ни на мгновение: однажды они поженятся. Он был так уверен в этом, что за месяц до Рождества купил ей обручальное кольцо. Он рассказал об этом родителям и даже предупредил, что собирается сделать ей предложение.

– Ты уверен? А не слишком скоро? – его мать казалась обеспокоенной предстоящей помолвкой, но Дирк никогда ни в чем в своей жизни не был так уверен, как в этом решении.

И вдруг, за неделю до того, как он собирался сделать предложение, он высмотрел Анжелу и профессора за столиком кафе. Сердце у него ушло в пятки, когда он увидел, как Анжела запрокидывает голову и смеется, слушая Джейкобса. Как она рассеянно смотрит вокруг, не замечая никого, кроме собеседника.

В ту же неделю она перестала отвечать на его телефонные звонки и сообщения. К Рождеству они уже почти не разговаривали. Но Дирк не терял надежды. Должно быть, просто у Анжелы такое настроение. Отец называл это «вышла на охоту».

Она не любит профессора. Он для нее был слишком старый... слишком женатый.

Что бы ни говорила и ни делала Анжела, Дирк был уверен, что в глубине души она принадлежит ему. И всегда будет принадлежать. Он будет ждать ее, сколько понадобится. Она того стоит.

Время шло, и Анжела уехала домой в Бостон на лето. Дирк использовал это время, чтобы совершенствовать свое тело. Он был уверен, что осенью профессор исчезнет из ее жизни. Но начался новый семестр, и он понял, что Анжела проводит с этим человеком все больше и больше времени. И тогда Дирк стал следить за происходящим еще внимательнее. Часто он следовал за ними, находился совсем рядом, когда они выходили из факультета или кафетерия или имеете гуляли по кампусу.

Дирк не думал, что ведет себя странно, отнюдь. Он просто приглядывал за девушкой, которая однажды станет его женой. Но, разумеется, он не ожидал, что увидит Анжелу и профессора у нее в квартире. Наедине. Как с Дирком, когда они впервые занимались любовью.

Дирк представил свой револьвер, его гладкую черную рукоятку. Он лежал в коробке под его кроватью. Нет сомнений, револьвер ему нужен. Он не мог просто стоять и смотреть, как Анжелу использует мужчина, который должен был бы быть достойным доверия учителем, наставником.

Но несмотря на всю свою решительность, Дирк ничего особенного не сделал, чтобы прекратить это. Да, он позвонил жене профессора, но от этого все стало еще хуже.

Он крутил в руке баночку с таблетками и смотрел, как профессор и Анжела доедали обед, смеясь и делясь какимито секретами. Все это злило его, наполняло неописуемой яростью. Вот почему ему был нужен револьвер. На тот случай, если Анжела не опомнится в ближайшее время. Дирк представил себе, как легко можно подстеречь профессора за углом и приставить оружие к его голове. Надо вправить мозги этому парню.

Он нахмурился, взял бутылку с кетчупом и вышел из подсобки. Сейчас ему надо было работать, но час профессора настанет. Оружие убедит его держаться подальше от Анжелы Нужно только выбрать подходящий момент.

Глава 7

Тим Джейкобс знал, что он не святой. Он обманул свою жену. Он лгал столько раз, что не сосчитать. Быть может, он принимал много сомнительных решений, но его никогда не искушала бутылка, он совершенно не понимал, как можно ради этого жидкого золота отказаться от собственной жизни и здоровья.

Тим, выросший в доме трезвенников, не любил алкоголь, а истории о людях, которые оказывались им порабощены, тем более побуждали его держаться от выпивки подальше. В старших классах и колледже на вечеринках он без проблем отказывался и от пива, и от более крепких напитков. Алкоголь это своего рода костыль, и Тим гордился тем, что ему не нужна выпивка. Даже после окончания учебы, во время работы в газете, когда его друзья расслаблялись с кружечкой пива или рюмочкой чего-нибудь покрепче после долгой работы в офисе или библиотеке, ему было хорошо в их компании и трезвым.

Родители Тима уехали в Индонезию в то лето, когда он поступил в колледж, и на прощание они дали ему, помимо прочего, такое напутствие: не пей, тебя это убьет.

И это было правильно. Тим как-то читал о том, что однажды студент-отличник, гордость и радость семьи, поступив в колледж, через неделю принял участие в пирушке. Сокурсники бросили ему вызов: он должен был выпить за час полбутылки джина. Парень не хотел, чтобы над ним смеялись, и, желая пройти обряд посвящения, он сделал то, что ему велели, и потом упал на пол, его стошнило. Приятели нашли его на следующее утро мертвым, захлебнувшимся собственной рвотой.

И смерть не единственная опасность, связанная с пьянством. Тим мог стать таким, как дядя Фрэнк, что, по мнению его матери, было хуже смерти.

Дядя Фрэнк был младшим братом матери, и Тим видел его только два раза в жизни. Когда Тиму было восемь или десять лет, дядя Фрэнк приехал к ним на Рождество. Хотя Тим был школьником, он заметил в дяде что-то странное. Волосы у него не были причесаны, обувь стоптана. Но самым странным для мальчика было его дыхание.

Тим не был знаком с такими вещами и не понимал, откуда берется этот запах, до кануна Рождества. Все остальные спали, а Тим спустился вниз, чтобы посмотреть, есть ли подарки под елкой. Около шкафа он увидел дядю Фрэнка с бутылкой янтарной жидкости, поднесенной ко рту.

Он помнил, как позднее родители говорили о дяде Фрэнке и его алкогольной зависимости. Когда Тим спросил у своей матери, что это такое, она рассказала ему, что некоторые люди могут пить спиртное время от времени, и оно им не вредит. Но у других людей есть такая болезнь: выпив немного, они продолжают пить, пока не упадут.

У дяди Фрэнка была такая болезнь.

Время от времени – например, в июне, в день рождения дяди Фрэнка, – Тим видел свою мать плачущей и понимал: она плачет из-за своего брата.

Когда дядя Фрэнк приехал во второй раз, Тим был уже старшеклассником. В тот весенний день он появился у них на пороге, шатаясь и издавая невообразимый смрадный замах. Его одежда была мятой и грязной, и у него был с собой пакет с пустыми бутылками.

Когда отец Тима вышел, чтобы отнести одежду в стирку, Тим спросил дядю:

– Зачем ты это делаешь? Неужели ты не понимаешь, как от этого больно маме и папе?

Дядя Фрэнк дал Тиму ответ, который произвел на него большое впечатление, он никогда его не забывал:

– Это один из способов заглушить боль.

В тот день отец привел дядю Фрэнка в порядок, накормил его, а вечером отвез его в вытрезвитель. Родители Тима объяснили ему, что в процессе протрезвления алкоголики иногда страдают от ужасных галлюцинаций и сильной боли, им кажется, что они умерли и попали в ад.

Две встречи с дядей Фрэнком произвели на Тима такое впечатление, что, пока он не начал встречаться с Анжелой, он даже не думал о выпивке. В конце концов, что, если его родители правы? Если он унаследовал тот ген, ту особенность организма, которая сделает его алкоголиком, как дядю Фрэнка? Дело просто того не стоило.

Но, когда Тим переехал к Анжеле, его отношение к алкоголю стало меняться. Во-первых, она любила сухое вино – ей интересно было пробовать разные сорта. Часто она расслаблялась, выпивая бокал или два, когда приходила домой. Когда он смотрел на нее, это казалось безвредным, легким и приятным, и Тим начал думать, что был слишком строг к себе все эти годы. Анжела никогда не напивалась до неконтролируемого состояния, как дядя Фрэнк.

Но была и еще одна причина: незаметная, скрытая боль в душе, о которой он раньше не думал. Она появилась неожиданно, ведь, в конце концов, он решил уйти от Кэри. Он считал, что для него и Кэри лучше всего поскорее развестись, чтобы продолжать жить, каждый по-своему.

Тим думал, что эта боль появилась вследствие чего-то, чего он не мог контролировать. Ему в детстве привили глубокие религиозные чувства. Осознание своей вины было таким сильным, что иногда парализовало его. Из-за этого чувства вины он думал, молится ли о нем Кэри. Не то чтобы ее молитвы трогали его, просто он не мог об этом не думать.

Да, он любил Анжелу. В ее объятиях он чувствовал, что у него есть возможность начать жизнь заново. Но жизнь состояла и из других моментов, когда он читал лекции в классе, то иногда останавливался на середине фразы, не понимая, что он хотел сказать и к чему вел. И еще он должен был сидеть в своем офисе – в одиночестве, во мраке чувства вины, душимый болью от того, что он сделал с Кэри.

Проблема была в том, что тяжелые чувства начали распространяться и на время, которое он проводил с Анжелой. Хотя внутреннего священного голоса он больше не слышал, хотя уже какое-то время слезы не текли из глаз, он не мог забыть стихи Писания, которые учил в детстве.

И хуже всего была та ночь. После перегруженного работой дня, подойдя к своему новому жилищу, он уже собирался воспользоваться своим новым ключом, но Анжела открыла ему дверь.

Он прислонился к дверному косяку, и улыбка медленно осветила его лицо.

– Итак, – сказал он со значением, – на чем мы остановились?

До того как Анжела успела ответить, ему вспомнились слова из Откровения.

Итак вспомни, откуда ты ниспал.

Должно быть, Анжела что-то сказала, потому что он увидел, что она нахмурилась.

– Тим? Ты меня слышишь? Я говорю с тобой, а у тебя... такой отсутствующий вид, как будто ты вообще меня не слушаешь.

Тим засмеялся, но смех этот показался нервным даже ему самому.

– Извини... я устал.

От ее улыбки у него подкосились колени.

– Ну тогда, добро пожаловать домой!

Она отодвинулась, чтобы Тим мог заглянуть в квартиру и увидеть зажженные свечи и приглушенный свет. Пахло чем-то свежеиспеченным, сладким и дурманящим. Она дотронулась до его руки.

– Я думала о тебе весь день.

Он начал входить и на пороге вспомнил другой стих из Писания.

Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить...

– Тим? – Анжела наклонила голову и всмотрелась в его лицо. – Да что с тобой?

Не прелюбодействуй.

Тим вздохнул и развел руками.

– Прости меня. Я задумался, столько всего навалилось...

– Да, – улыбка Анжелы угасла. – У меня тоже проблемы.

Сердце Тима сжалось:

– Как ты? Все хорошо?

– Конечно, – лицо у нее было грустное.

Он взял ее за подбородок и всмотрелся в лицо.

– Скажи мне правду, Анжела. Что случилось?

Она покачала головой:

– Ничего.

Он проглотил ком в горле.

– Ты ведь не передумала?

Анжела прислонилась к стене.

– Я хотела, чтобы сегодняшний вечер был идеальным. Но...

Сердце забилось так сильно, что у него зазвенело в ушах. Он пожертвовал своим браком ради этой женщины. Он не знал, что будет делать, если сейчас она пойдет на попятную.

– Но что?

Она посмотрела на него.

– Внутри у меня идет борьба, Тим. Правда.

Он подумал, порылся в памяти и попытался понять, какой может быть причина этой борьбы. У нее было все, чего она хотела. В том числе он. Он провел пальцем по ее бровям.

– Давай, Анжела. Расскажи мне, что бы это ни было.

Она тихо вздохнула и после долгой паузы заговорила.

– Мой отец бросил нас, когда мне было десять лет, – их глаза встретились. – Убежал с другой женщиной.

На мгновение наступило молчание, и Тим опять прислонился к двери. Он не понимал, к чему она ведет, поэтому ждал.

– Я пообещала себе, что никогда не буду встречаться с женатым мужчиной, – ее голос был расстроенным. – И вот что я сейчас делаю. Я ничуть не лучше, чем та женщина, которая увела моего отца.

Тим перевел дыхание, думая над ее словами.

– Мне уйти?

– Нет. Просто так случилось, – она посмотрела на него, в глазах была смесь печали и желания. – Я хочу, чтобы ты остался. Навсегда, Тим. Правда.

– Хорошо, – он расслабился. – Я тоже хочу этого.

Она придвинулась к нему и провела рукой по его волосам. Выражение лица у нее оставалось печальным.

– Знаешь, что нам надо сделать?

Что бы это ни было, он сделает это. Как он мог не согласиться, когда она стояла перед ним, такая нежная, прекрасная и ранимая, гипнотизирующая его каждым своим движением?

– И что же?

– Выпить немного вина, – она улыбнулась и выставила вперед руку, чтобы не дать ему возразить. – Слушай. Я знаю, что ты не любишь пить, но давай всего по стаканчику? – она сложила губки бантиком, и Тим почувствовал слабость в коленках.

– Анжела, я... – он замолчал, потому что новый стих Библии всплыл в его сознании.

Будьте святы, потому что Я свят.

– Ну давай! – она потянула его за руку. – Я устала пить одна.

Она повела его в гостиную, но тут же обернулась, встала па цыпочки и поцеловала его в губы. Этот поцелуй продлился неожиданно долго и закончился только, когда им не хватило дыхания. Анжела улыбнулась ему и прошептала:

– Не спорь со мной, Тим. Ты не можешь мне отказать, правда? Всего один бокал. За меня.

Никогда в жизни он не собирался принимать такое предложение, но теперь ему, пожалуй, следовало приоткрыть эту дверь. Он вдруг подумал, что стихи из Писания перестанут всплывать в его памяти в самый неподходящий момент, если он выпьет. Неужели ему будет от этого такой уж непоправимый вред? Он не станет совершать безумные поступки и напиваться, ничего опасного для жизни. Не как тот студент или дядя Фрэнк. Всего лишь один бокал вина, чтобы сделать приятное Анжеле и прояснить мысли.

Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить...

– Знаешь, я думаю, что это было бы славно, – услышал он собственные слова.

Анжела оглянулась назад и дважды пожала плечами.

– Чисто случайно в холодильнике у меня есть бутылка сухого, – глаза у нее блестели, и Тим понял, что пить ему не обязательно. Он был пьян от одной ее близости.

Она повела его на кухню и кивнула в сторону стола. Он был накрыт на двоих. Рядом с каждым прибором стоял бокал для вина. Приятно пахло свежеиспеченным хлебом.

– На самом деле, у тебя есть выбор, – сказала она. – Цинфандель или мерло.

Он вздохнул и ухмыльнулся:

– Я доверяю твоему мнению.

Она налила ему бокал бледно-розовой жидкости, определенно похожей на то вино, которое пили его приятели много лет назад на вечеринках в колледже.

Он взял бокал, и еще один стих Писания всплыл в сознании.

Я пришел, чтобы вы имели жизнь, и жизнь...

– За новую жизнь! – Тим поднес свой бокал к ее бокалу, раздался звон.

Он отхлебнул глоток и постарался не выдать своей реакции, когда жидкость обожгла ему язык. Так вот он какой, великий запретный плод?

Он отхлебнул еще, потом еще. Приятная легкость охватила его, постепенно смывая боль и тревогу, в которых Тим пребывал в течение последней недели. Это было вовсе неплохо. У него не возникло отчаянного желания выпить напиток залпом или прикончить всю бутылку. Когда Анжела предложила ему второй бокал, он согласился и вскоре почувствовал, как мышцы согреваются и расслабляются.

До того, как они пошли в спальню, он выпил три бокала вина и был еще достаточно трезв, чтобы понять важный для себя факт. Он был не таким, как дядя Фрэнк. Алкоголь помог ему раскрепоститься, ничего более. Облегчение оттого, что у него не будет проблем с алкоголем, было таким же приятным, как и само легкое опьянение, которое помогло ему заснуть в ту ночь.

Он все время думал о словах дяди Фрэнка: это один из способов избавиться от боли. Он вспоминал их в ту ночь и в следующую, когда они с Анжелой выпили еще одну бутылку.

Еще через день он купил небольшую бутылку водки и спрятал ее в своем столе в университете. Тащить на работу вино было бы странно, но маленькую фляжку с прозрачной жидкостью нетрудно спрятать. Кроме того, он решил, что одного глотка водки будет достаточно, чтобы получить тот же эффект, что от нескольких бокалов вина.

Он не нуждался в выпивке, но она, несомненно, помогала ему заснуть. Разумеется, стопка-другая избавит его от опустошенности и чувства вины, пока он торчит один в кабинете.

Неделю спустя – после того, как он семь вечеров подряд пил с Анжелой вино и почти допил водку на работе, – Тим понял, что дядя Фрэнк кое в чем ошибался.

Выпивка была не одним из способов освободиться от боли.

Она была единственным способом.

Глава 8

Эшли Бакстер тошнило от религиозной одержимости ее семьи, но ради сестры она старалась держать свое мнение при себе.

Что же это за Бог, если Он желает, чтобы Кэри оставалась замужем за такой тварью, как Тим Джейкобс? Эшли хотелось бы это знать. Кэри уже две недели жила в доме родителей, а Эшли все еще не могла поверить в то, что сестра сказала ей утром после приезда.

– Мне хотелось бы это понять, – сказала Эшли, сидя на одном из барных стульев на кухне, в то время как Кэри пила кофе, облокотившись о высокий стол. – Тим сказал тебе, что встречается с другой, а ты не хочешь развода?

– Я и не надеялась, что ты поймешь, – у Кэри под глазами были темные круги. Она держала кружку обеими руками и вздохнула. – Он может сказать мне, что любит ее, но в глубине души он верит в это не больше, чем я.

– Что? – Эшли рассердилась. – Он тебе это сказал? Что он любит эту... эту студентку?

– Он ее не любит, Эшли. Он запутался, – Кэри выпрямилась и посмотрела на Эшли. – Несколько лет назад я обещала любить Тима Джейкобса до смерти, и ничего с тех пор не изменилось.

Эшли встала и подбоченилась.

– Ты что, не понимаешь? – они с Кэри были одинакового роста, и, подойдя к старшей сестре, Эшли посмотрела ей прямо в глаза. – Твоему браку пришел конец.

– Послушай, – Кэри отставила кофе и посмотрела на сестру со спокойной уверенностью. – Ты можешь сесть, Эшли. И не надо повышать голос. Я знаю, что мое мнение не встречает понимания – непопулярно среди моих родных.

– Непопулярно? – фыркнула Эшли. – Слушай, сестренка этого парня следовало бы повесить за...

– Прекрати! – Кэри сверкнула глазами, и Эшли почувствовала угрызения совести. – Разве ты не понимаешь? Он мой муж, Эшли! У меня еще не было времени обдумать все как следует, но одно я знаю точно: есть способ все уладить, все решить и оставить это позади, и я сделаю это.

Воспоминание угасло, оставив неприятный осадок в сердце Эшли.

Было около двух часов, и сын Эшли, Коул, спал. Ему было три года, и послеобеденный сон был обязательной частью распорядка его дня – хотя Эшли не очень-то ответственно относилась к выполнению расписания. За этим в основном следила ее мать, и Эшли знала, что у ее сына некоторым образом две матери. Молодая мать-одиночка, которая любит угощать Коула любимым мороженым, гулять с ним в парке и обнимать, когда ему снятся страшные сны.

И более зрелая и ответственная мать, которая следит за тем, чтобы он правильно питался и вовремя ложился спать днем. Иногда это беспокоило Эшли, заставляло ее чувствовать себя виноватой и немного ревновать. А иногда она думала, что ее сын очень хорошо устроился.

Сейчас мать была на библейском занятии, а Кэри пошла и магазин за продуктами. Коул спал, и весь дом был в распоряжении Эшли. Она открыла книгу о французских импрессионистах и попыталась дочитать третью главу. Но не успела она проштудировать и несколько фраз, как представила себе мужа Кэри, Тима.

Как он посмел обманывать Кэри? Эшли постучала карандашом по открытой книге и подумала, где же Бог во всей этой истории. Ты все еще здесь, Боже? Она позволила этой мысли угнездиться в своем сознании, но через мгновение отмела ее. Конечно, Он был здесь. Эшли не сомневалась в существовании Бога. Она сомневалась в том, что Его волнует их повседневная жизнь.

Любящий и неравнодушный Бог придумал бы что-нибудь умное, чтобы такие люди, как Тим, внезапно умирали во сне, а такие благочестивые, как Кэри, которые преподают в воскресной школе и постоянно читают Библию, получали бы то, чего заслуживают. Если Кэри хочет от жизни только брака, который длился бы вечно, Бог должен был бы дать ей это.

И посмотрите, что получила Кэри.

Эшли глубоко вздохнула и перевернула страницу. Что сделал Бог для ее старшей сестры? Угрызение совести пришло вслед за мрачными мыслями. Может быть, она слишком строга к Богу. Он в какой-то степени помог им всем – умер на кресте. Разве не этому учили ее все эти годы в воскресной школе?

А неужели трудно Ему было послать Кэри лучшего мужа?

Эшли совершенно не понимала непоколебимой преданности Кэри Богу в ситуации с Тимом. Начнем с того, что она не понимала: как вообще Кэри могла мечтать о такой жизни. Эшли выглянула в окно кухни Бакстеров, на покатые холмы и бесконечные рощи красно-золотых деревьев.

Мир был создан для того, чтобы исследовать его, покорять, пробовать на вкус.

Разве не для этого она убежала в Париж сразу же, как только получила диплом? Разве не поэтому она делала то, что делала? И, в первую очередь, поэтому она решила родить Коула. Эшли закрыла глаза и мысленно сразу перенеслась в Париж, где она пробовала свой школьный французский на местных жителях, которые делали вид, что не замечают ее. Вырвавшись на свободу, знакомилась с новыми вкусами и звуками, приобретала новый опыт вдали от города, где все знали ее только как дочь доктора.

Дочь доктора-христианина.

Конечно, если все вспомнить, не всем в том образе жизни, который она вела в Париже, можно гордиться, но это если рассуждать как все остальные Бакстеры. Но она – личность, полная экспрессии, эмоций и независимая. Париж обошелся ей дорого, но он того стоил.

Вот в чем она была непохожа на Кэри.

Кэри провела полгода в Нью-Йорке, но занималась только работой и осмотром достопримечательностей. Она не погрузилась в местную жизнь, на самом деле она в Нью-Йорке не жила. Эшли вздохнула. Ее сестра предпочитала безопасность и консерватизм, жизнь, основанную на своей вере. Эшли могла этим восхищаться, хоть это был не ее стиль – что угодно, но не безопасность и не консерватизм. Но это одно, а совсем другое – бессмысленно тратить время, ожидая, когда неверный муж придет в себя.

Особенно тогда, когда такой потрясающий мужчина, такой лакомый кусочек, как Райан Тейлор, снова в городе и совершенно один.

Эшли мгновение думала о Райане, о том, как он и Кэри любили друг друга, когда были моложе. Очевидно, Кэри выбрала Тима, потому что с ним было безопаснее, за ним не увивались женщины так, как увивались они за Райаном.

Эшли поддерживала сестру и даже делала вид, что согласна с ней, но на самом деле была убеждена, что та приняла неправильное решение. Райан Тейлор был таким классным, ему так нравилась вся семья Бакстеров. Он любил все то же, что любила Кэри, и, хотя они знали друг друга с подросткового возраста, между ними всегда летали электрические искры, что большая редкость даже для влюбленных пар, считала Эшли.

Она улыбнулась при воспоминании о Райане. Когда она была еще маленькой, в его присутствии она всегда чувствовала свою важность. Как ему это удавалось? Может быть, ей правилось в нем именно это – он замещал ей старшего брата, которого у нее никогда не было.