Текст книги "Искупление"

Автор книги: Карен Кингсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Он говорил потом об осени, времени гнева, зиме, времени скорби, весне, времени исцеления, и лете, времени нового роста.

Это значило, что испытывать гнев нормально – он был даже полезен Кэри, иногда она еще злилась. Она стала мыть тарелки, краем уха слушая, что в гостиной говорят о Риган и Люке.

Кэри трудно было оставаться рядом с Тимом даже после того, как он вернулся к ней. Иногда она чувствовала ненависть к нему, в какие-то ночи ей неприятно было даже спать с ним в одной комнате.

Но таких моментов становилось все меньше, они уходили все дальше, и она видела руку Господа в отношениях между собой и своим мужем. Со временем, с каждой новой консультацией, она постепенно проходила эмоционально полный круг. Она опять чувствовала любовь Тима к себе и была уверена, что их ждут новые шаги в танце их отношений.

Новые шаги. Вот к чему все вело. Они оба должны были научиться шагам, которые объединили бы их, танцу, который увлек бы их навсегда. Танцу, который соответствовал бы Божьему плану их жизни. Она вытерла руки полотенцем. Ее мать была права. У Бога есть план для каждого, и этот период восстановления отношений с Тимом был частью плана ее жизни.

Снег шел еще сильнее, чем раньше, и в прогнозах обещали, что слой снега достигнет более чем полуметровой высоты. По дороге домой Тим и Кэри заехали на рынок и запаслись продуктами на неделю, на всякий случай.

Когда они ехали домой, дорогу занесло снегом и ступеньки, ведущие к их входной двери, побелели.

Кэри сидела на пассажирском сиденье и смотрела на ступеньки:

– Ты думаешь, это безопасно?

Тим проследил за ее взглядом:

– Что?

– Ступеньки, – она повернулась к нему, одной рукой поддерживая круглый живот. – Раньше шел дождь. Что, если под снегом лед?

– Нет, – он посмотрел на часы. – Еще рано. Лед образуется позже.

Она чувствовала, как ребенок шевелится под ее пальцами.

– Ты правда думаешь, что все нормально?

– Дорогая, там нет никакого льда, – он широко улыбнулся и открыл дверцу машины. – Я пойду вперед и покажу тебе.

Он пробрался через сугробы и обернулся на нее, делая ей знак, что все хорошо, поднялся на первую ступеньку и поскользнулся. Потом, как в кинокомедии, взмахнул руками и упал на спину, утонув в снегу.

– Ох! – Кэри выбралась из машины и подошла к Тиму так быстро, как только могла. – Дорогой, с тобой все в порядке?

– Думаю, да, – он говорил неразборчиво, и, когда Кэри подошла к нему, она поняла, почему. Его засыпало снегом, и у него была белая борода. На лице виднелись только глаза. Он был похож на снеговика.

Они смотрели друг на друга мгновение, раскрыв глаза, потом Тим выплюнул снег изо рта:

– Я же говорил, никакого льда.

Кэри почувствовала, что начинает смеяться, глядя на выражение лица Тима. Вдруг она не смогла удерживать этот смех. Он полился из нее так, как не случалось уже много месяцев, и она упала рядом с ним в снег, прижимая свое мокрое лицо к его лицу и громко смеясь.

Когда Тим поднялся по ступенькам и помог ей сделать то же самое, они уже смеялись так, что не могли дышать. Когда они упали на диван в гостиной, у Кэри были слезы на глазах.

– Видел бы ты свое лицо...

– Ну давай, смейся над бедным травмированным человеком...

– Бедный ты мой травмированный снеговик...

Они продолжали смеяться до полного изнеможения. Только тогда Кэри поняла то, чего не понимала раньше. Они впервые смеялись вместе, по-настоящему смеялись, с тех пор, как Тим ушел.

После нескольких месяцев гнева, предательства и невыразимой печали семя любви и смеха внутри них осталось живо. Если они могли сегодня смеяться вместе, после долгого времени осени и зимы, описанных консультантом, это могло означать только одно.

Приближалась весна.

Глава 28

Молитва составляла такую же естественную часть жизни Джона Бакстера, как и дыхание, но иногда желание помолиться было абсолютно непреодолимым. Обычно такая сильная потребность была связана с образом кого-то, кого он любил, – одного из детей или Элизабет. Вот уже несколько недель такого не случалось, и вдруг на следующее, после обеда в честь дня рождения Брук, утро ему захотелось молиться. Сначала он не мог понять, что происходит, вроде бы это не связано с детьми, женой или внуками. Джон подождал, когда уйдет последний пациент, и закрылся в своем кабинете. Почти тут же встал на колени и закрыл глаза.

Что случилось, Господи? У кого-то беда?

Долгое время стояла тишина, потом у него в сознании возник образ Кэри. Вот оно что! Он должен помолиться о своей второй по возрасту дочери. Конечно. Ребенок должен был родиться только через три месяца, но сегодня утром у нее встреча с врачом. Может быть, что-то не так, какое-то осложнение. Он стал обдумывать все возможные варианты как медик, которых, разумеется, было много.

Он стал страстно молиться о Кэри и ее нерожденном ребенке, о защите, милости, доброте и благодати. Прежде всего, он молился о том, чтобы Бог ускорил исцеление отношений между Кэри и Тимом, чтобы они стали такой семьей, которой хотела Кэри и которая нужна была ребенку.

Обычно, когда Джон молился, он чувствовал облегчение. Но на этот раз, чем дольше он стоял на коленях, тем более отчаянную потребность в Боге он испытывал. После получаса молитв о дочери он, наконец, замолчал.

Что еще, Господи?

Тут перед его внутренним зрением возникло другое лицо, которое Джон не ожидал увидеть. Зная, чего ждет от него Бог, он закрыл глаза и подумал о человеке, который ему вспомнился. Муж Кэри, Тим. Джон молился о Тиме так, как давно уже не делал, прося Господа быть рядом с этим человеком, где бы он ни был, дать ему надежду, очищение и спасение, о которых он даже не мечтал.

Теперь, закончив молитву, он испытал мир и уверенность в душе. Но он чувствовал что-то еще. Что-то тревожное. Он быстрее, чем обычно, собрал вещи и поехал домой. На полпути он осознал, что беспокоили его не мысли, наполнявшие сознание. Беспокоило его чувство надвигающейся беды; чувство, что, как бы усердно он ни молился и как бы быстро ни ехал, случится нечто ужасное.

* * *

Профессор Тим Джейкобс тоже в тот день собирался с работы домой, когда ему в голову пришла идея. Сейчас он по пути остановится у цветочного магазина и купит Кэри самый большой букет красных роз, какой у них будет.

В конце концов, им было что отпраздновать.

Во-первых, ровно через три месяца должен был родиться ребенок. Но этот день был для них особым и по другой причине. Они опять начали смеяться. Вечер накануне был самым лучшим за многие месяцы. Даже годы. Тим не мог даже вспомнить, когда случалось подобное. Впервые Тим почувствовал, что Кэри действительно простила его – а не только хотела простить – и что в конечном итоге у них все получится. Чтобы отметить это, требовалась, по меньшей мере, дюжина роз.

Была и еще одна вещь, которую стоило отметить, нечто, о чем он предпочитал не раздумывать слишком много: Анжела ничего не делала, не преследовала его, не появлялась. Сначала он был уверен, что она позвонит ему или придет в кабинет, смущенная его внезапным отъездом и уверенная, что сможет заставить его передумать. Но, похоже, она все поняла из его записки. В день его ухода она оставила ему множество голосовых сообщений, но потом не беспокоила.

Хотя иногда у него возникало желание позвонить ей и попросить прощения, он знал, что лучше следовать мудрому совету консультанта. Ему надо держаться подальше от нее, чего бы это ни стоило. Их отношения закончились, и пути назад нет.

Тим собрал нужные ему бумаги в папку и уже выходил из кабинета, когда раздался звонок телефона. Обычно так поздно ему никто не звонил, и он хотел не брать трубку, но потом передумал. Что если это Кэри? Может, какие-то проблемы с ребенком или она хочет, чтобы он что-нибудь купил. Тим поставил свой портфель у двери, зажал под мышкой стопку бумаг и взял трубку.

– Алло?

Послышался странный звук, и через несколько секунд Тим понял, что на другом конце провода кто-то плачет. Внутри у него все сжалось.

– Кэри?

Никто не ответил, но тихий плач прекратился. После паузы Тим услышал:

– Это я.

Голос Анжелы потряс его, словно его ударили. Тим присел на край стола и сглотнул. Он боялся этого звонка.

– Привет.

Она шмыгнула носом.

– Я... я знаю, что ты вернулся к жене. Но я должна была тебе позвонить. Кое-что случилось, – снова начались всхлипывания. – Тим, я... я беременна.

Когда смысл слов проник ему в сознание и душу, Тим медленно соскользнул со стола на пол, папка, которую он зажимал под мышкой, упала рядом. Он прижал голову к поднятым коленям и постарался успокоить отчаянно бьющееся сердце.

Сотня разных страхов охватила его, тошнота подступила к горлу быстро и неотвратимо. Если Анжела действительно беременна, то все, за что он цеплялся, все его надежды на то, что однажды они с Кэри будут образцовой семьей, – все будет уничтожено в одно мгновение.

Он закрыл глаза и представил себе двух детей от двух разных женщин, которые будут знать о грехах своих родителей так же четко, как свои имена. Даже если Кэри захочет остаться с ним после того, как у Анжелы Мэннинг родится его внебрачный ребенок, они никогда не смогут стать полноценной семьей, чего он так отчаянно хотел.

И все это – даже смерть мечты – исключительно его вина.

– Тим, ты слышишь меня? – он услышал новые слезы в голосе Анжелы и растерянность, которой она никогда не показала бы раньше.

Он глубоко вздохнул. Пол больше не казался ему таким уж устойчивым.

– Я слушаю.

– И... что мне делать?

Он старался обдумать случившееся, принять то, что произошло.

– Ну, хорошо, – ему придется рассказать об этом Кэри первым, принести ей такую новость сегодня вечером. Последнее, чего ему хотелось, – это видеться с Анжелой Мэннинг без ведома жены. – Ты уверена? Ты сделала тест?

– Конечно, я уверена, – она фыркнула. – Да что с тобой, Тим? Ты ведь говорил, что любишь меня, верно? Когда двое людей живут вместе не одну неделю, беременность вполне реальна.

Он знал, что должен ей сочувствовать, и он сочувствовал. Ему было, правда, жаль ее, и еще больше – ее будущего ребенка. Что-то в ее тоне казалось ему теперь крайне неприятным, заставляло сомневаться в том, что он когда-то любил эту женщину. Никогда не любил. Она была просто развлечением, ошибкой. И от этого все было еще хуже.

– Мне очень жаль, Анжела, – слезы наполнили его глаза. Это было слишком мягко сказано. – Я не знаю, что сказать.

После паузы она опять всхлипнула.

– Нам надо поговорить.

– Хорошо. Завтра в полдень в моем кабинете.

Повесив трубку, он снова начал собирать вещи. В груди все болело, казалось, что сердце разрывается. С этого мгновения ничто в его жизни уже не будет прежним.

Теперь он должен был поехать домой и сказать все Кэри.

* * *

Дирк Беннет замерз, как никогда в жизни. Пальцы онемели, зубы стучали. Но сам он этого не осознавал, глубоко внутри горел огонь – страсть, от которой ночь казалась почти теплой. Он выглянул из своего пикапа и посмотрел на окна квартиры Анжелы.

Скоро, детка моя, скоро.

Маленький футляр лежал на переднем сиденье рядом с ним, и он потянулся к нему, чувствуя, как руки хрустят при этом движении. Они были такими мускулистыми, что ему трудно было их сгибать. Нежно и осторожно он открыл футляр и посмотрел на кольцо с бриллиантом, которое купил больше года назад.

Он наденет это кольцо на палец Анжелы, когда она скажет ему «да».

И Дирк не сомневался в том, что такой момент наступит скоро. Он следил за квартирой Анжелы регулярно в последние месяцы, меняя свое расписание, и с каждым днем убеждался, что был не прав насчет профессора. Он больше не ездил к Анжеле.

В то же время Дирк утроил количество препаратов, которые принимал. Он улыбнулся. Таблетки – лучшее, что случалось с ним в жизни, после Анжелы. На него засматривались все девушки, посещавшие спортзал студенческого городка.

Теперь она не могла его отвергнуть.

Он закрыл футляр, положил его на сиденье и открыл бардачок. Жизнь была бы проще, если бы профессор Джейкобс держался подальше от его девушки.

Дирк моргнул и потер кулаками бедра. Он представлял себе разные сцены, образы Анжелы заводили его. Девушка и профессор за обедом. Вот они идут, держась за руки, заходят в квартиру и тушат свет.

Вдруг у него все перед глазами потемнело и стало расплывчатым. Дирк вцепился в руль и перевел дыхание. Он ненавидел профессора Джейкобса за то, что он сделал. Если бы не он, Анжела никогда не оставила бы Дирка, если бы профессор не ухлестывал за его девушкой, жизнь была бы...

Дирк ударил кулаком по панели, где осталась вмятина глубиной в несколько сантиметров. Он посмотрел на свои пальцы и увидел на них три кровоточащие ранки. К путанице эмоций в глубине его души примешался страх. Что со мной происходит? Этот поступок освободил его от ярости, но не до конца. Он открыл бардачок и посмотрел на оружие, лежавшее внутри, и понял все. Если он не прав, если профессор Джейкобс все еще видится с его девушкой, не обязательно пугать его, как Дирк изначально планировал.

Пора строить планы свадьбы, а не ждать, когда Анжела Мэннинг попадет еще в какую-нибудь историю. Нет, ситуация была намного серьезнее, и просто напугать профессора мало. Дирк вытер кровь о джинсы. Сейчас он будет решать проблему иначе – совсем по-другому. Даже если это будет стоить ему жизни.

Он завел мотор, открыл барабан револьвера и посмотрел внутрь. Прекрасно. Полностью заряжен.

Это значило, что ему не надо заходить в магазин. У него есть время пообедать и сделать домашнее задание. Потом он вернется, поднимется к Анжеле и вручит ей кольцо.

Ярость, которую он испытывал несколько мгновений назад, утихла. Он нормально себя чувствовал. Если никто не встанет у него на пути, к десяти часам вечера он и Анжела Мэннинг будут уже обручены.

Глава 29

Кэри сидела в будущей детской и пыталась решить, какой оттенок розовых обоев лучше подходит к пастельной обивке кроватки, которую они с матерью купили в то утро.

Неважно, что все – в том числе Тим – думали, что у нее родится мальчик. Она была уверена, что драгоценное дитя, растущее внутри нее, – девочка. Кэри почувствовала, как ребенок повернулся, и положила руку на живот. Резвая девочка.

Кэри не могла дождаться возможности увидеть дочь лицом к лицу, укачивать ее и смотреть, как Тим радуется первым мгновениям отцовства. Брук считала, что рождение ребенка усмиряет мужчину, и Кэри не сомневалась в этом. Она представляла себе, как Тим смотрит на плоть от плоти своей, лицом к лицу. Понимает, насколько уязвим ребенок, что каждое решение, принятое им теперь, будет влиять на малыша и его воспитание.

Это будет преображение, которое укрепит узы между ними.

Кэри ходила по комнате, рассматривая единственную, находящуюся здесь, детскую игрушку – белого орленка, который стоял на комоде. Это был подарок от Тима, первый подарок их малютке.

– Он белый, потому что Бог дал нам возможность начать все с чистого листа с рождением этого ребенка, – сказал он ей неделю назад, когда принес игрушку. Он подождал, когда они сядут у камина в тот вечер, прежде чем показал подарок. Кэри держала орленка в руках, рассматривая, как тщательно сделаны крылья, и радуясь, как приятно гладить плюшевое тельце.

Тим провел пальцем по игрушке и положил свою руку на руку Кэри.

– Это орленок, потому что семьи орлов живут вместе вечно. И, когда мы пройдем через все это, мы тоже будем вечно вместе.

Кэри моргнула, но воспоминание не уходило. Она взяла игрушку и поднесла ее к лицу. Белый синтетический мех был очень мягким, и она представила себе, как их дочь, несколько лет спустя, бегает с этим орленком, держа его за крыло. Это будет ее любимая игрушка, и, вероятно, к тому времени она станет грязно-серой, а мех сотрется. Но слова Тима об этой маленькой милой игрушке и ее значении останутся такими же свежими, такими же новыми.

Кэри услышала шум и повернулась. Ее муж смотрел на нее из дверного проема. С тех пор как они снова стали жить вместе, обычно он возвращался домой раньше, чем до своей измены. Так он пытался показать ей, что старается спасти брак.

– Привет, – она улыбнулась ему и помахала в воздухе около своего лица орленком. – Нашей девочке это понравится, – она поставила игрушку на место. – Я не слышала, как ты вошел.

Тим сделал попытку улыбнуться, уголки рта поднялись, но глаза остались печальными, под ними лежали глубокие тени. Он прошел по комнате и прикоснулся к ее плечу.

– Как у тебя дела?

Тревога сжала ее сердце.

– Хорошо, – она наклонила голову. – У тебя все нормально?

– Да, – он потер лицо, все еще держась за ее плечо. – Все хорошо. Просто устал.

Ей хотелось поверить ему, но его поникшие плечи и обеспокоенное выражение лица выдавали его.

– Ты уверен?

– Да, – он медленно вздохнул. – Мне надо поработать с бумагами. Я буду наверху.

Через час после ужина он нашел ее в гостиной, она делала записи в дневник. Тихо играла кельтская инструментальная музыка, в воздухе еще витал аромат жареного цыпленка.

Кэри подняла голову и встретила его вопросительный взгляд. То, что беспокоило Тима, не рассеялось, и она опять почувствовала внутри напряжение.

– Закончил с бумагами?

– Нет, – он глубоко вздохнул и засунул руки в карманы. – Мне придется вернуться на работу. Я кое-что забыл в кабинете.

– Ох, как неудачно, – Кэри сразу же подумала, не обманывает ли ее Тим, не хочет ли он поехать куда-то в другое место, а не на работу. Она отогнала эту мысль. Тим не обманывал ее; вот почему их примирение шло так удачно.

Она встала и потянулась, заставив себя говорить непринужденно:

– Хочешь, я поеду с тобой?

– Все нормально, – на мгновение казалось, что он замер на месте. Потом подошел к ней и взял ее руки в свои. – Можно мне сказать тебе кое-что? – его голос был тихим, но настойчивым.

– Конечно, – она задержала дыхание, отчаянно пытаясь понять, что творится в его голове.

Он крепче сжал ее руки.

– В том, что с нами случилось, виноват я, Кэри. Это полностью моя вина.

Она расслабилась. Так вот что это было? Запоздалый приступ вины?

– Это неправда, и ты знаешь это, – она нежно провела пальцами по его рукам. – Мы оба принимали неправильные решения.

Тим покачал головой:

– То, что ты была занята, не оправдывает моей измены. Как бы одиноко мне ни было.

Между ними повисло молчание, полное ожидания, словно Тим должен был сказать еще что-то очень важное. Она нахмурилась:

– Ты поэтому такой задумчивый сегодня вечером?

– Нет, – он всмотрелся в ее лицо, в глаза. Его рот был открыт, но, похоже, он не знал, что сказать.

– Что?

Он посмотрел на их скрещенные руки. Потом поднял глаза – они были влажными.

– Ничего. Просто... – она ждала, пытаясь прочитать его мысли. – Мне так жаль, Кэри. Я так виноват, ты даже не представляешь как.

Она мягко отняла у него свои руки, потянулась и обняла его за талию:

– Я все понимаю.

Он прижал ее к себе так сильно, как это позволил ее живот. Их лица были очень близко, и Кэри подумала, не соприкоснутся ли, наконец, их губы. С тех пор как они опять стали жить вместе, они только обнимались и держались за руки. Но теперь, когда он был так взволнован, поцелуй казался возможным.

Но Тим провел пальцем по ее бровям, по виску, нежно скользя по овалу лица.

– Я хочу, чтобы ты помнила кое о чем.

Кэри ждала, ее сердце сильно билось.

– Что бы ни случилось, я не хочу вновь причинить тебе боль. Никогда.

Их глаза встретились, расстояние между лицами постепенно сокращалось, и вот губы соприкоснулись. Слезы потекли по щекам Кэри. Она чувствовала их соленый вкус, поцелуй стал глубже. Это не было той страстью, которая когда-то связывала их, хотя Кэри подумала, что однажды вернется и она. Это был безгранично печальный поцелуй, в котором отразилось все, что они любили и потеряли и чего у них не будет больше никогда. Но в нем было и еще что-то. Это был поцелуй надежды, которую способен послать только Бог.

Кэри отстранилась первая. Она взяла ключи от машины с кофейного столика и дала их Тиму.

– Поезжай за своими бумагами. Я буду ждать тебя.

– Ты так прекрасна, – он всматривался в ее лицо, словно пытаясь запомнить его. – Ты – лучшее, что со мной случалось в жизни, Кэри, – он поцеловал ее еще раз. – Ты мне веришь?

– Верю, – она вытерла слезы и протянула ему ключи. – Верю всем сердцем.

* * *

Когда Тим попрощался и уехал, Кэри поняла, что это правда: она действительно верила ему. Она от всей души помолилась о том, чтобы дни обмана остались позади. Потому что после всего, что случилось несколько месяцев назад, она была уверена в одном.

Если Тим Джейкобс хотя бы еще раз предаст ее, это ее убьет. Даже если сердце ее перестанет биться через много лет.

* * *

Слезы струились по лицу Тима, когда он подъезжал к своему офису. Он вцепился в руль, злясь на себя. У него была прекрасная возможность рассказать Кэри обо всем, но он не смог этого сделать. Это было совершенно невозможно – не теперь, когда ее душа была полностью открыта, а выражение абсолютного доверия написано на лице. Он вздохнул сквозь стиснутые зубы. Теперь ему придется ждать до возвращения домой.

Он бы скорее бросился со скалы, чем сейчас рассказал Кэри, глядя в ее прекрасные глаза – глаза, которые верили в него, несмотря на его измену, – что Анжела Мэннинг беременна. Это было худшее из известий, какие он только мог вообразить, и он не представлял себе, как они переживут это.

Он отчаянно искал возможное решение, пока добирался до своего кабинета и рылся там в бумагах. Он уже собирался уезжать, когда ему в голову пришла отличная мысль.

Может быть, Анжела ошиблась насчет беременности. Может быть, она только подозревает это и хочет его поддержки на всякий случай. В любом случае, он вдруг подумал, что не хочет появления Анжелы Мэннинг в своем кабинете завтра в полдень. Ему надо разобраться с ней сегодня.

Он снова положил бумаги на стол. А что если он напишет Анжеле о своем решении быть верным Кэри? Потом заедет к ней, передаст ей письмо и скажет, что ему надо ехать. Он даже не зайдет внутрь. Просто передаст письмо, скажет, что его ждет Кэри, и уедет. Когда он приедет домой, он расскажет Кэри правду, и как-нибудь они найдут выход из ситуации.

План начал формироваться в его голове, и он сел, достал лист бумаги и написал письмо Анжеле. Он написал, что просит у нее прощения, и, если она беременна, он несет за это ответственность. Если она будет в чем-то нуждаться, он ей поможет, но больше никогда не отдаст ей свое сердце. Потому что, беременна она или нет, его сердце принадлежит его жене, как и должно было быть всегда.

Он засунул письмо в карман брюк, снова схватил стопку бумаг и пошел к своей машине. Когда он заводил мотор, у него возникло сильное ощущение, что надо изменить планы и ехать домой. Словно Сам Бог хотел предотвратить его встречу с Анжелой Мэннинг в тот вечер, любой ценой.

Вероятно, это чувство возникло оттого, что консультант советовал ему избегать Анжелы, что бы ни случилось. Тим знал, что это здравый совет. Но речь шла об опасности повторения романа, а сегодня вечером такой опасности не существовало. Он хотел заехать к Анжеле только для того, чтобы избежать публичной встречи с ней и, возможно, сцены на факультете.

Конечно же, Бог простит его.

Тим свернул на улицу, где жила Анжела, припарковался и закрыл глаза. Господи, умоляю, пусть окажется, что Анжела ошиблась! В любом случае, будь со мной.

Медленно, двигаясь, как человек вдвое старше своего возраста, Тим выбрался из машины и сделал первые шаги навстречу своему будущему. Будущему, о котором он так отчаянно молился и в котором не было Анжелы Мэннинг и внебрачного ребенка.

* * *

Дирк Беннет подъехал к дому Анжелы и выключил мотор. Он не видел смысла сидеть здесь. Он сжал футляр с кольцом в левой руке, настроенный более решительно, чем когда-либо.

Он открыл дверь машины и собирался выбраться из нее, но потом вспомнил об оружии. Профессора не было видно здесь уже несколько недель, даже месяцев. А вдруг он покажется сегодня? Что если после мучительного ожидания подходящего момента, после всех стараний и планов Дирка профессор Джейкобс приедет к Анжеле именно сейчас?

Гнев наполнил его при одной мысли о такой возможности, он быстрым движением выхватил револьвер из бардачка. Руки Дирка задрожали при мысли о том, что он увидит этого человека и положит конец этой истории раз и навсегда.

Потом он покачал головой, сделал медленный вдох и постарался расслабиться. Ничего не случится. Ничто не разрушит его планы. Он положил оружие на пассажирское сиденье рядом.

Ничего, разве что...

А если Анжела откажется от его планов их совместной жизни? Если профессор как-то убедил ее, что все, что было у нее с Дирком, – незначительно, ничего не стоит. Если она посмотрит на кольцо и посмеется над ним, не захочет его видеть, прикажет ему убираться из своей квартиры?

Эта мысль никогда не приходила к нему раньше.

Конечно, она отказывала ему раньше, но тогда она встречалась с профессором. До того, как он накачал мышцы и превратил свое тело в произведение искусства. Много часов утомительного труда, много стараний, много таблеток – и все это ради Анжелы Мэннинг.

Если она отвергнет его теперь, его жизнь, какой он ее знал, закончится.

Странное жужжание наполнило его голову, ему было трудно думать. Если она не скажет ему «да», он знал способ убедить ее. Он снова взял револьвер, крепко сжал его в руке и сунул в карман. Дирк не хотел ее пугать. Потом выбрался из грузовика и захлопнул дверь.

Он не сделал еще и нескольких шагов, как увидел Джейкобса.

Что это? У него галлюцинации? Дирк зажмурился на какой-то миг, ярость наполнила все его существо, сжала ему грудь, сердце и мозг. Видение не исчезало. Он видел, как профессор Джейкобс идет к парадному входу в дом, где была квартира Анжелы.

Гнев стиснул ему горло, почти задушил его. Дирк не мог даже набрать воздуха в грудь, пока не остановит этого человека. Он вынул оружие из кармана и побежал к профессору.

– Эй! – Дирк поднял револьвер, в висках у него пульсировала ярость. Лицо профессора окаменело от удивления, когда Дирк коснулся пальцем курка.

– Это тебе за Анжелу!

И со звуком ее имени на губах Дирк нажал на курок. Один раз. Два. Три раза, пока профессор не упал на дорожку, а него из груди не брызнула кровь.

Только тогда гнев отступил, и Дирк понял, что наделал.

Он смотрел на профессора, лежавшего на дорожке. Смотрел на красную лужицу, которая растекалась вокруг него. Потом он побежал к своей машине, сердце отчаянно колотилось.

Когда он отъезжал, он понял, что все погубил. Все мечты о женитьбе на Анжеле и об их совместной жизни, вообще все мечты о нормальной жизни, такой, как у братьев, в этот момент умирали, вместе с профессором Тимом Джейкобсом.

* * *

Когда Тим упал на землю, им овладели две непохожие друг на друга мысли. Первая была успокоительной: боль показалась ему очень слабой, хотя все три пули попали в грудь. В центре груди было жаркое щекочущее ощущение, но оно не сильно отличалось от того, что он испытывал бы, если бы лежал на дорожке просто так. Другая мысль волновала его больше: он не мог пошевелиться, даже немного. Именно это внушало ему не просто боль и страх, а ужас. Он так хотел убедить себя, что все в порядке, но ему было понятно: что-то не так.

Он услышал шаги, крики. Хотя он не мог открыть глаза, он знал, что рядом с ним Анжела.

– Тим! – она встала на колени рядом с ним, в ее голосе было отчаяние. Звучали и другие голоса, кругом собирались люди, и она закричала им:

– Позвоните 911!

Ее пальцы сжали его руку:

– Держись, Тим, – прокричала она и заплакала. – О Боже, нет!

Он чувствовал асфальт под собой. Асфальт и теплую текущую кровь. Отчаяние охватило Тима, и он изо всех сил попытался заговорить. Он должен был что-то сказать. Даже если это отнимет у него все силы, он должен был сказать это, пока не поздно.

Помоги мне, Отец... У меня беда.

Голоса встревоженных прохожих звучали вокруг Тима, кто-то отдавал приказания, кто-то бормотал, люди спрашивали друг друга, дышит ли он. Теперь Тим не чувствовал боли, только сильную потребность говорить.

– Остановите кто-нибудь кровь! – это был голос Анжелы.

– Он дышит? Проверьте, дышит ли он...

– Кто-нибудь вызвал скорую?

Тим не беспокоился обо всем этом.

Единственное, что было для него важно, – он умирал перед домом Анжелы Мэннинг. Когда Кэри узнает об этом, она подумает, что он обманывал ее во всем. А потом через шесть месяцев она узнает о ребенке Анжелы, и все будет еще хуже.

Он опять попытался найти необходимые слова:

– Анжела...

– Тим! – она сильнее схватила его за руку. – Держись, дорогой. Помощь вот-вот приедет.

Он боролся почти минуту и наконец смог открыть глаза. То, что он увидел, подтвердило его догадки о серьезности положения. На лице Анжелы не было ничего, кроме ужаса.

– Ах, Тим! – сказала она. – Кто это сделал?

Тим вспомнил сердитого молодого человека. Это тебе за Анжелу.

– Он... он тебя знал.

Понимание появилось в глазах Анжелы.

– Он был молодой?

Тим даже не пытался ей ответить. Неважно, кто в него стрелял; важно сказать то, что он должен сказать. Он подумал о письме в своем кармане и пожалел, что не может его достать. Вместо этого перевел дыхание. Пожалуйста, Боже... я должен говорить...

Он сглотнул, и наконец нашел слова.

– Прости... меня, – каждый слог давался ему с трудом, и в глубине души он понял, что умирает. – Насчет... ребенка, – он захлебнулся дыханием и услышал бульканье у себя в легких.

Кровь. Осталось немного...

– Нет, Тим, – плач Анжелы стал громче, и он почувствовал ее дыхание у себя на лице. Она заговорила шепотом, чтобы слышно было только ему. – Тим, я не беременна. Я... я обманула тебя, чтобы ты вернулся ко мне.

Что? Все это было ложью? Облегчение прохладной волной омыло тело Тима быстрее, чем кровь, что лилась у него из вен. Он еще раз вздохнул. Он не чувствовал своего тела, чувствовал только влагу на глазах.

– Не могла бы... ты... – от жидкости в горле он почти не мог говорить, – не могла бы... ты... сказать Кэри... что мне жаль. Скажи ей... я люблю ее.

Он видел боль в глазах Анжелы, но и сострадание.

– Не говори так, Тим. Ты сам еще скажешь ей это. С тобой все будет хорошо.

Он услышал сирены поблизости, потом шум шагов бегущих людей. Один врач из приехавшей бригады крикнул:

– Разойдитесь, пожалуйста!

Тим обрадовался приезду скорой помощи, но был уверен, что она опоздала. Анжела отпустила его руку, ее лицо исчезло во тьме. Он услышал беспокойство в напряженных голосах врачей.

– Дыхание слабеет.

– Мы теряем его, пульс...

Слова затихли. Он опять закрыл глаза. Вдруг Тим начал думать яснее, чем когда-либо, и его печаль стала еще сильнее. На самом деле все закончилось. Он никогда больше не увидит Кэри, никогда не возьмет ее за руки и не попросит прощения за то, что умер вот так, никогда не ощутит тяжести новорожденного ребенка на своих руках.