Текст книги "Седой Кавказ"

Автор книги: Канта Ибрагимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

В отделанном мрамором подъезде два милиционера встали по стойке «смирно», отдали честь, вызвали лифт.

Гостей оказалось мало, Дмитрий ограничился узким кругом. Присутствовали: красавица-блондинка Вероника, ее сестра Нелли в сопровождении какого-то кавалера с непонятной прической и видимо, с такой же жизненной ориентацией. Вскоре появились соседи Букаевы.

– Первый заместитель Председателя Совета Министров – Руслан Асланович Букаев, – представил Андрей Леонидович статного румяного мужчину. – Руслан только недавно вернулся из командировки в Афганистан, где находился три года. За героизм и отвагу награжден орденом и медалями.

«Да-а, мой брат Лорса еле живой, бледный вернулся из Афганистана и только медаль получил за ранение», – подумал Арзо.

– Марха Букаева, – продолжал Россошанский, представляя очень толстую особу – смуглую, невысокую, со злым властным взглядом и неприличным, по мнению Арзо, вырезом на блестящем платье. Именно от этого места Арзо долго не мог оторвать взгляд, и дело не в том, что его особо привлекала оголенная злачность, а громоздкое вызывающее колье, покоившееся на ней.

– Их дочь – Марина, – высокую, как отец, и смуглую, как мать, девушку, заканчивая знакомство, представил Андрей Леонидович.

«Морда – лошадиная» – оценил соседку Арзо.

Застолье было скучным, натянутым. Взрослые невольно косились на диковинного крашеного кавалера. После нескольких дежурных тостов в честь именинников две пары родителей перешли в другую комнату, а чуть позже по шуму в коридоре стало ясно, что супруги Букаевы ушли. Андрей Леонидович поблагодарил юных гостей за внимание, откланялся. Лариса Валерьевна тоже сухо попрощалась.

– Только прошу вас не курить, – предупредила она компанию, смотря только на Веронику, – если не терпится, то есть балкон или подъезд.

Оставшись одна, молодежь разгулялась: музыка стала громче, тосты чаще, смех беспричинней, танцы на любой манер. Марина Букаева медленные танцы не танцевала, шампанское чуть-чуть пригубила, была весела, но сдержанна.

Вскоре компания разделилась на три пары. Марина и Арзо в основном восседали за столом, а две другие пары то танцевали, то выходили на балкон курить. Промерзнув на открытом воздухе, стали дымить, стоя у раскрытого окна, а потом по прихоти Вероники, прямо за столом. Арзо курить хотел, но выполняя наказ Ларисы Валерьевны, легко сдерживался, благодаря тому, что его вниманием все больше и больше овладевали умные высказывания Марины. Вскоре он нашел, что в заостренных, несколько вытянутых чертах есть своеобразие, даже неординарность, ум, ну, глаза и нос действительно лошадиные… А сколько красоты и нежности в добрых глазах лошади? А губы? Толстые, смачные, и главное, не разукрашенные яркой помадой… Зато фигура! Это действительно впечатляет! И не только… Облегающее строгое вечернее платье до невозможности демонстрирует ее необделенные выпуклости и на удивление утонченную талию. И серо-голубые опьяненные глаза Арзо с каждым бокалом все пристальнее шарят по этому мощному телу. Марина видит яркие всполохи глаз Самбиева и, еще более его раздражая, в шейке начинает выдавать такие заманчивые пируэты, что у Арзо рот невольно раскрылся, а язык беспрестанно облизывает пересохшие губы.

– Если бы эту лошадиную морду прикрыть, то фигура просто ужас! – шепчет на ухо Арзо раскрашенный кавалер.

Самбиев аж сморщился от этой пошлости, недовольно отпрянул. Он хотел ответить: «Тебе ли судить, урод?» или помягче: «У каждого свой вкус», но вырвалось:

– Да…

Музыка еще громче, в дрыгающихся танцах Марина просто восхитительна, она полностью затмила спортсменку Веронику, все взоры молодых мужчин одурманены телодвижениями Букаевой.

– Давайте выпьем! – не сдается Вероника.

За столом окончательное разложение на пары. Самбиев полностью поглощен умными речами юриста, правда, он особо не слышит, что говорит Марина, но зато находит, что ее смуглость – как свежий загар, а зубы – плотные, ровные, крупные, как у… «Да, что со мной? – бесится Арзо. – Почему и зубы, как у лошади?» Он недоволен собой, даже злится, а вслух извиняется:

– Я так люблю лошадей!

– А при чем тут лошади? – возглас Букаевой.

– Ха-ха-ха, – взрывается хохотом кавалер.

Неловкая, многим непонятная пауза.

– Давайте танго при свечах! – вновь в центре внимания Вероника.

– Марина, ну что ты, как дикарка? Вставай! Арзо, пригласи ее.

Полумрак, спокойная мелодия. Холодные руки Самбиева на расстоянии, он едва осязает тело партнерши… Новая мелодия, очень долгая и романтичная. Две другие пары уже в открытую целуются прямо в танце, Арзо и Марина вплотную сближаются, девушка только чуточку ниже Самбиева, и он явно ощущает ее порывистое жаркое дыхание.

Вновь за столом курят, смеются, и только Марина, склонив голову опечалилась, пригорюнилась. Плотный румянец обагрил смуглость ее щек. И в это время открывается дверь.

– Я ведь вас просила в комнате не курить, – возмутилась Лариса Валерьевна.

– Да что это за деспотизм?! – вскричала пьяным голосом Вероника. – Что это за день рождения? Я ухожу! Пошли!

– Да куда ты? – противится охмелевший кавалер. – Здесь столько жратвы, пойла, и все на халяву!

– Убирайтесь! – не выдержала Россошанская.

– Мама, ты не права! Так нельзя! – дрожит Дмитрий, -… Вероника постой! Я провожу тебя!

– Дмитрий, я с тобой, – кидается к выходу за другом Самбиев.

– Арзо, присмотри за ним, – уже в подъезде умоляет мать Дмитрия.

Далеко за полночь, виновато склонив голову, Самбиев в одиночестве предстал перед Ларисой Валерьевной.

– Они выключили свет, легли спать и попросили меня уйти, – оправдывался он.

– А телефон там есть?

– Нет.

– Ты хоть запомнил адрес?

– Да… Дмитрий обещал к утру вернуться.

Обеспокоенные поведением сына и друга, Россошанская и Арзо сели с разговорами на кухне.

– Марина только ушла, – о другом стала говорить Лариса Валерьевна.– Помогла мне прибраться. Хорошая она девушка… А Митя связался?! Ведь он у нас поздний ребенок. Мне врачи запрещали, а я пошла на риск, мне было тридцать шесть, а Андрею – сорок, когда я родила Митю… Боже, как мы его растили, обучали, ни на шаг не отпускали… Да и он был послушный, ни с кем не сближался, вот только с тобой по-настоящему и сдружился, и вот надо случиться, встретил где-то эту… Как эта шваль вскружила ему голову! Ведь он такой наивный!

– Я поговорю с ним завтра, – успокаивал Арзо.

– Поговори. Он тебя любит, дорожит, – нервно теребила край скатерти Лариса Валерьевна. – Не дай Бог Андрюша узнает, что он не ночует дома! Что будет!

Еще долго сидели, думая, что Дмитрий вот-вот вернется. Сменив тему разговора, Лариса Валерьевна справлялась о жизни в селе, о Кемсе и об остальном. Арзо поделился своими горестями, рассказал, как не выплатили положенные подъемные в министерстве, как мучился в бесполезном мытарстве в суде и еще о многом.

– Давай спать, – под утро сдалась Россошанская.

Дмитрий так и не явился. На служебной машине Андрея Леонидовича Лариса Валерьевна и Арзо поехали за ним. Дмитрий спал в грязной, скомканной постели. Вероника в прозрачном халате с презрением к пришедшим курила на кухне. С трудом Арзо выволок пьяного друга в подъезд. Крикнув в квартиру «сука» – Россошанская с гневом прихлопнула дверь.

О чем-либо говорить с Дмитрием в то утро было бесполезно, и Арзо к обеду уехал в Ники-Хита. По просьбе Ларисы Валерьевны, на выходные Самбиев вновь приехал в Грозный, между ним и Дмитрием состоялся серьезный разговор, в итоге которого блудный сын дал родителям слово больше не встречаться с Вероникой и в ближайшее время жениться на достойной девушке.

После городских перипетий жизнь Арзо вновь скатилась в безликую серость колхозной периферии. Только теперь, по ночам, вместо благонамеренных грез о Полле являлось страстное вожделение по Марине, и это чувственное влечение тяготило, даже мучило его. И не то чтобы это было какое-то душевное страдание, это была просто физиологическая нужда. Дело дошло до того, что увидел сон, будто он снова учетчиком на ферме, а высокомерная Марина – доярка. И вся она доступна, вульгарна, похотлива, и только почему-то узкие каблуки на шпильке не способствуют глубоко проникновенному похабству. Арзо пытается их снять, но Марина противится, на ее колоритной фигуре тряпки излишни, а вот туфли, точнее, туфельки – это изысканный шарм, не позволяющий пасть до низости колхозниц.

Пробуждение от этих снов до того мерзко и безотрадно, что Арзо с явным беспокойством воспринимает приближение ночи. Вскоре непристойность снов вовсе сменилась кошмаром: вместо стройной Марины ему стала являться ее бесформенная мать, и все это на фоне конского ржания. Дело дошло до того, что Самбиев, неизвестно почему, потянулся на ферму, ему не терпелось полюбоваться старой клячей – кобылой, в постоянном стоячем полусне доживающей свой век.

– Эй, – крикнул негромко Самбиев, возвращая из летаргии в реальность несчастное животное.

Лошадь несколько раз моргнула, удивленно уставилась на пришельца.

«Такие же, как у Марины, темно-карие, большие глаза… А какие они добрые!» – подумал Арзо, и почему-то ему страстно захотелось посмотреть в рот кобылы. Только он попытался это сделать, кляча возмутилась да с такой прытью, фыркая, мотнула головой, что не ожидавший этой резвости экономист, полетел в навозную жижу.

На этом злоключения не закончились. В тот же день секретарша, читая какой-то журнал, спросила:

– Арзо, а ты какое животное любишь больше всего?

– Лошадь, – не задумываясь ответил он.

– А почему лошадь, а не коня? – засмеялась секретарь.

«Да… Почему?» – озаботился еще больше экономист и направился в кабинет отдела кадров. Кадровик Зара славилась магией колдовства и вообще с успехом снимала любую порчу и сглаз.

– В твоих страданиях виновна женщина, – констатировала Зара, внимательно изучая глаза и ладонь Самбиева. – Она смуглая?

– Да, – окончательно уверился в могуществе шаманства несчастный экономист.

– Дай мне ее фотографию.

– Откуда у меня ее фотография?

– Тогда будем действовать иначе, – решительная серьезность в лице кадровицы. – Представь ее в непристойной позе.

– Это в какой?

– Ну-у, например, в позе… лошади.

– У-у-у! – схватился за голову Арзо, и выбежал из отдела кадров.

– Самбиев! Где ты пропадаешь? – столкнулся он в коридоре с секретаршей. – Тебя к телефону. Из города какой-то красивый, женский голос.

– «Неужели Марина?» – морщась подумал Арзо, но обрадовался.

– Здравствуй, Арзо! – приятный голос Россошанской привел его в уравновешенное состояние. – Ты мне рассказывал о своих судебных неурядицах, а я, под впечатлением поведения сына, тогда не обратила внимания. Только сегодня неожиданно вспомнила. Срочно приезжай. У тебя адвокатом будет Марина, а я все сделаю… Это пустяк… Передай привет Кемсе! Привези ее в гости. Митя после твоих угроз совсем переменился… Мы так рады. До свидания! Жду.

Несколько раз Арзо подолгу общается в адвокатской конторе с Мариной Букаевой. Его отношение к ней меняется: вначале он все больше и больше восторгается ею, а потом ему становятся нудными ее каждодневные ностальгические воспоминания о Москве, о Большом театре, о ее обширных знаниях, которым нет простора в этой «дыре», и в конце концов в Грозном даже кофе пить не умеют… Словом, гложет ее тоска. Незамужней в столицу ее родители не отпускают. Поклонников море, но все они обывательски низки и более думают о чине отца, нежели о духовном богатстве ее творческой души. Многие из ее выражений Арзо слышит впервые, однако, боясь тоже впасть в список обывателей, умно молчит или с сочувствием кивает. Несколько раз не угадал и кивнул там, где надо было мотнуть, в итоге:

– Я думала, хоть ты неординарен!… Просто смазлив.

Однако не все так печально, и в их беседах нашлась общая тема. Оказывается, в списке ее поклонников значится и Албаст Докуев. Вздыхать в одной шеренге с Докуевым Самбиев не желает, и этот последний факт из жизни одаренного юриста окончательно высвобождает его душу от терзаемых грез по Букаевой. Ему даже смешно, как он мог польститься на эту чванливую особу. Вновь нежные чувства к Полле умиротворяют его жизнь, и даже многочисленные хождения по судебным инстанциям не в тягость, тем более что после слов: – «Я от Россошанской» все перед ним встают с почтением, с готовностью помочь.

… В марте 1984 года в семье Самбиевых ряд радостных событий. Народный суд дает справку о реабилитации уголовного дела Самбиева Арзо, и его принимают кандидатом в члены КПСС. Также решением суда «обязывают республиканский Агропром выделить Самбиеву А.Д. подъемные в размере одной тысячи рублей согласно Положению, утвержденному Советом Министров СССР». В этот же период Арзо получает из рук Шахидова причитающийся остаток долга за подписи на подложных документах – восемьсот рублей. Примерно столько же из кассы колхоза получает Кемса за прошлогоднюю свеклу.

Самбиевы частью доходов погашают некоторые долги. На остаток средств Лорса, в нарушение чеченских традиций, с согласия Арзо и Кемсы, женится раньше старшего брата. В качестве свадебного подарка от семьи Лорса получает то, что купили Россошанские Арзо.

Всего три дня провел Лорса с молодой женой в коттедже. В эти дни Кемса и Деши проживали у соседей, дабы не мешать молодоженам в тесном доме. Арзо ютился в конторе колхоза.

На четвертый день после свадьбы Лорса с молодой женой уехал в Калмыкию чабанить. Помогал ему обустраиваться там его одногодок – зять Башто, который вместе с женой Седой Самбиевой и восемью братьями развивал овцеводство степного края.

* * *

– И, наконец, последнее, – заканчивал утреннюю планерку председатель колхоза «Путь коммунизма» Шахидов, – в Краснодаре состоится региональный семинар – совещание по вопросам возделывания сахарной свеклы. Надо кого-то из агрономов направить в командировку на три дня… Все.

Последнее сообщение мало кого коснулось, и только Арзо Самбиев встрепенулся.

– Можно я поеду в Краснодар? – атаковал он председателя.

– Так ты ведь не агроном? – удивился Шахидов.

– Мне надо там быть, – уперся экономист.

В улыбке расплылось лицо председателя.

– Если к Полле, то поезжай… Оформляй приказ и командировочное.

– А в счет будущей зарплаты аванс получить можно?

– Ради такого дела все можно. Завидую я тебе, стоящая она девушка.

Поездом на рассвете Арзо прибыл в Краснодар. С трудом отсидев пару часов на совещании, к обеду на такси подъехал к мединституту. Когда знакомился с расписанием занятий первого курса, чувствовал, как с замиранием, учащенно бьется сердце. На перемене коридор заполнился студентами. Издалека Самбиев заметил голову Поллы. Она направлялась в его сторону, оживленно беседуя с однокурсницей. Арзо думал, что она его заметит, но Полла, поглощенная общением, прошла мимо.

– Полла! – негромко окрикнул он.

Байтемирова оглянулась, застыла в полуобороте; удивление сменилось открытой улыбкой.

– Арзо! А ты как здесь?

Они остались вдвоем, отошли в сторону от хаотичных потоков молодежи. Полла забросала земляка множеством вопросов. Арзо коротко отвечал, не мог скрыть восторженной улыбки, любовался только возбужденными темно-синими глазами девушки.

Пронзительный звонок прервал их диалог.

– У тебя еще пара? – участливо спросил Арзо. – Я подожду.

– Нет, – сияла Полла. – Я сейчас отдам подруге журнал, отпрошусь и приду. Ведь я староста группы, – уже на ходу бросила она.

В гардеробе получила плащ, вглядываясь в зеркало, хотела надеть, но неожиданно сдернула с себя, и Арзо заметил, как некая туманность пробежала по ее лицу. Их взгляды в зеркале встретились, что-то опечалило Поллу.

– Пошли, – резко сказала она и уже на улице продолжила. – Сегодня я впервые пропускаю занятия. Даже когда мать приезжала, этого я себе не позволила. – Вновь открытая улыбка озарила ее лицо.

Только сейчас Арзо внимательно осмотрел студентку. Полла осунулась, лицо стало более скуластым, бледным, изнуренным. Вокруг запавших глаз – стойкая синева. От худобы шея и руки вытянулись, и только грудь, спелая, дурманящая, магнитом приковала к себе знойный, взволнованный взгляд Арзо.

– А ты все тот же, – с иронией констатировала Полла, улавливая знакомые мысли односельчанина.

Несмотря на конец апреля было прохладно, пасмурно, ветрено.

– Надень плащ, – посоветовал Арзо.

– Мне жарко, – ответила Полла, но после повторного, более настойчивого совета она подчинилась, и тогда Арзо понял, что за туман омрачал ее лицо.

Плащ был куцым, ветхим, выцветшим, рукава недавно удлинены, от этого явной манжетой обозначилась контрастность оттенков. Самбиев так пристально осмотрел Поллу, что она потупилась, приуныла.

Вскоре пошел мелкий дождь.

– У тебя есть зонтик? – заботясь о девушке, поинтересовался Арзо.

Полла вымученно улыбнулась.

– У меня никогда не было зонтика.

– Где здесь универмаг? – сжавшись от дождя, спросил Самбиев и, получив короткий ответ, приказал, – побежали.

В магазине выбор плащей был весьма ограничен, но Арзо заставлял Поллу перемерить все, говорил, что подбирает для сестры Деши.

– Так она ниже меня, – сокрушалась студентка, чувствуя подвох.

– Нет, она подросла, – улыбался Арзо.

После плаща купили и зонтик.

– Небось у сестры тоже нет ни плаща ни зонта, – уже на улице удрученно вымолвила Полла.

– Она у себя дома, а ты в чужом городе, – отверг сомнение Самбиев.

К вечеру сидели в кафе. Полла отказывалась от еды, но когда по заказу Самбиева принесли многочисленные блюда, девушка не выдержала, набросилась на них с нескрываемым аппетитом.

– Тяжело тебе, – нарушил тишину Арзо.

Байтемирова застыла с вилкой у рта, склонила голову, потянулась к салфетке. Глаза ее увлажнились, и всего одна скупая слеза пронеслась по щеке, оставив блестящую борозду.

– Скучаю… Домой хочу.

– А что на каникулы не приехала? – еще один глупый вопрос задал приезжий, поздно одумался. – Стипендии на жизнь хватает?

– Теперь я повышенную получаю, – жалкая улыбка застыла на лице Поллы.

На следующий день ходили в кино. В темном зале Арзо пару раз попытался погладить, сжать руку Поллы, девушка категорически отвергала все эти ласки.

В последний, третий день, ходили гулять в парк, катались на разных каруселях, искренне веселились.

– Можно я тебя провожу на вокзал? – попросила Полла.

– Разве не поздно?

– Нет. В девять я буду в общежитии.

На перроне Арзо долго в уме подсчитывал жалкие остатки капитала и возможность доехать до дома. Перспектива ожидалась неутешительная, и тем не менее он напоследок сделал потрясающий жест – купил девушке самые дорогие цветы.

– Первый раз в жизни я получаю цветы, – восторженно горели глаза Поллы, она с упоением вдыхала аромат бордовых роз.

– Можно я буду тебе писать? – попросил Арзо.

– Об этом не спрашивают, – озорством блеснули глаза поверх бутонов.

– Так я не знал адреса.

– Захотел бы – узнал, – нескрываемая печаль засквозила в голосе девушки.

Протяжный гудок оповестил об отправке. Арзо вплотную приблизился к Полле, сжал ее руки с цветами, меж их взволнованным, горячим дыханием, меж их раскрытых в последних, невысказанных фразах губ – были только свежие цветы. Полла не отстранялась, ее глаза выражали преданность и скорбь разлуки. Арзо хотел поцеловать ее в щечку, но не посмел, бросился на подножку набирающего скорость состава.

– Спасибо тебе, Арзо! Передай всем маршал^*, – вслед услышал Самбиев.

Последний отрезок пути, от селения Автуры до Ники-Хита, он шел пешком, напрямик через горные перевалы, в глухую ночь. Под утро голодный, без копейки в кармане предстал перед матерью и сестрой.

Кемса засуетилась перед печкой.

– Ты новость знаешь? – спросила Деши, и от интриги вопроса у Арзо просветлели глаза, он тревожно глянул на сестру. – У нас новый председатель колхоза.

– Кто? – как от ужасного приговора сжался Арзо.

– Докуев Албаст, наш кровник, – опередила Кемса дочь.

– А Шахидов? – вырвалось со стоном у Арзо.

– Как и прежде, перевели в главные агрономы.

Утром во дворе конторы Самбиев поманил в сторону опального председателя.

– Так разве вы не отдали? – осуждающе спросил он.

– Отдали, – мрачно отмахнулся Шахидов. – Сказали, что этой ставки с натяжкой на должность агронома хватает… А если конкретно, то наш первый секретарь меня поддерживал, но есть такой Ясуев – нынче секретарь обкома, ранее Агропром возглавлял, так он буквально насильно впихнул нам этого комсомольца… Докуев говорит: «Почему экономист Самбиев поехал на совещание по агрономическим вопросам? Если ему больше нечего делать, пусть дома сидит, а то еще и командировочные получит?».

– За колхоз радеет, – прошипел Арзо.

– Ты еще на планерке не был?… С комсомольским азартом взялся за дело, – заговорщически шептал Шахидов, – только колхоз – это не языком мести… Посмотрим… А ты будь особо осторожен, – перешел на заботливый тон Шахидов. – Я слышал, как он твою фамилию упоминал. На таран не пойдет, коварная шельма… Пришлая гадина, – сплюнул.

* * *

У центральной конторы колхоза «Путь коммунизма» столпотворение. Народ кучкуется, в воздухе напряженность, ожидание кадровых перемен, увольнений, взбучек. На семь часов назначено расширенное совещание с руководителями всех подразделений; уже девятый час, а Докуева все нет. Однако народ не расходится, нервно поглядывает на часы, вслух боится высказать недовольство. Новый председатель живет в городе, каждый день мотается за пятьдесят километров туда и обратно – одно это работа.

Пара бригадиров, один звеньевой и рядовой бухгалтер в дальнем родстве с Докуевым. Они нынче в фаворе, вокруг них много людей, даже слышен смех. Им бережно поправляют воротнички, стряхивают пылинки с лацканов промасленных пиджаков, напоминают о дружбе, пытаются подсказать, что и с ними есть родственные связи, правда, через женщин, но это еще ответственнее и важнее. К Шахидову отношение сдержанное; конечно, никакого заискивания, он пал, но раз удержался в главных агрономах – какая-то сила за ним сеть. Словом, руку пожать, спросить о делах – можно, но не более. А вот Самбиева Арзо сторонятся, как чумного. Разумеется, издали головой кивают, даже улыбаются, кто сочувственно, кто дежурно, однако стоять рядом с ним небезопасно, вдруг в этот момент Докуев появится.

– Товарищи! – раскрыла окно секретарь. – Звонил Докуев из города. Он в обкоме на заседании бюро. Вызывает всех вас к шестнадцати часам.

Колхозники опечалились, но не возмутились.

– Да-а, Докуев не простой – это уровень, – слышится от кучкующихся групп.

– Сильные у него связи!

– И не только связи, а деньги какие!

– Ведь недаром он главным инженером крупнейшего управления был.

– Да, и хотели его в Москву взять, так он сказал: вначале родной колхоз подниму, а там и за столицу возьмусь.

– Молодец!

– Конечно, он молод, энергичен, не то что наш колхозник Шахидов…

После обеда та же картина. Только солнышко уже припекает. И можно в тень встать, так нет – большинство у парадного подъезда.

– Интересно, Самбиева он оставит? – завитали прогнозы в кучках.

– Конечно, нет.

– Я бы на месте Арзо у ворот его встречал, а он в кабинете прохлаждается.

– Так это ты, а не Арзо.

– Ну и что, даст теперь Албаст ему под зад.

– Под зад Албаст получил, и если будет выделываться, еще раз получит.

– Не те времена.

– Конечно. Для кого-то не те. Но вы забыли, как Арзо Дакалова и бывшего зоотехника отмутузил.

– Ха-ха-ха!

– Арзо еще ничего, А Лорса так вообще бешеный.

– Не те времена, говорю вам… У Докуевых нынче вся власть.

– Да, что там нынче? Домба всегда на коне был… У него говорят столько денег, что наш колхоз за три года не заработает.

– Так наш колхоз ничего и не зарабатывает – все в убытках.

– Вот и прислали нам Докуева для подъему… А что касается Самбиевых, то их в порошок сотрет, если захочет, и судя по первой планерке, он этого хочет… Ты смотри, только на полчаса опоздал.

– Как на пол? Уже без пятнадцати пять!

Две черные «Волги» со спецномерами на большой скорости, поднимая пыль, пронеслись от ворот до конторы. Парковка перед конторой забита, и приезжие вынуждены сойти с транспорта вдалеке. К конторе направляются трое солидных мужчин в галстуках, в дорогих костюмах. Впереди Докуев. Команды «смирно» нет, но все стоят навытяжку.

– Так! – властный голос Докуева Албаста. – Где завхоз?

– Здесь! – два четких шага из передовой кучки, грудь колесом: высок, строен, молод, услужлив.

– Как фамилия?

– Айсханов Шалах.

– Назначаю тебя моим замом по административно-хозяйственной работе… Впредь перед парадным подъездом место для двух машин должно быть всегда свободно. Понятно?

– Что не понять?! А ну убрать свои колымаги! Кому говорю!

Ни с кем не здороваясь, важная троица стремительно проходит в контору. Моментально открывается окно секретаря.

– Не расходитесь, совещание будет после отъезда гостей из города!

Через полчаса, попив чай и не только, троица стремительно покидает контору. Докуев ни на кого не обращает внимания. Только вновь открывается окно секретаря.

– Совещание состоится завтра в девять утра, – кричит она.

– Так нам сеять, пахать надо!

– Что за разговоры поперек указа начальства?

– А ты кто такой?

– Я зампредседателя.

– Завхоз ты.

– Перестаньте шуметь, что подумают приезжие?

На следующий день совещание состоялось в обозначенное время. Докуев в дорогом, светлом костюме. Перед ним клубится чай, и лежит пачка невиданных в колхозе сигарет «Мальборо». Огромный кабинет навеян запахами дорогого одеколона.

Первый удар получает секретарша.

– Что это за чай? – при всех кричит председатель, и следом. – И вообще, подыщи себе другую работу, я представляю вам нового секретаря. – Встает очень красивая, еще моложавая городская дама. – Где кадровичка?… Сразу после совещания приказ на нее – секретарь-референт, делопроизводитель и консультант.

– У нас в штатном расписании нет таких должностей, – выкрикнул экономист по труду.

– Кто это без позволения раскрывает рот? – артистично повел взглядом Докуев.

– Я не рот раскрываю, а говорю, – подался вперед Арзо. – А фамилия моя Самбиев.

– Понятно, – спокойно среагировал председатель, – только впредь прошу без надобности не встревать… А что касается штатного расписания – так это мои проблемы.

Затем Докуев поочередно, как школьников, заставлял вставать всех руководителей подразделений и отчитываться о состоянии дел, по ходу задавая встречные вопросы, делал какие-то записи. В целом был строг, но не груб. Когда очередь дошла до Самбиева, Албаст не задал ни одного вопроса, только понимающе кивал головой и даже поблагодарил за достойный отчет.

Правда, на последующие совещания, которые проходили раз-два в неделю, Самбиева не приглашали. Секретарь-референт объявила ему, что статус старшего экономиста не позволяет присутствовать на совещании главных руководителей колхоза.

Имея за плечами опыт партийно-комсомольской работы, зная силу интриг и память бумаги, Докуев Албаст с первого дня поставил себя в привилегированное положение, и более того, как важный руководитель он практически недоступен. Ежедневные планерки проводит малообразованный, но властолюбивый Айсханов, все оперативные вопросы решаются только посредством секретаря-референта.

Пообщаться с Докуевым можно, если только он кого-либо вызовет, а иных контактов нет и быть не может.

Дабы начать жизнь с «чистого листа», Докуев вызвал в колхоз внеплановую ревизию. Проверяющие добросовестно покопались в документации колхоза, без труда обнаружили массу нарушений. Заключительный акт ревизии в ход Албаст не пускает, кладет «под сукно» и вызывая к себе по одному всех провинившихся, тычет им в лицо компроматы, шантажирует, ставит всех в зависимое положение.

К злости Албаста, в списке провинившихся нет Самбиева. Арзо, зная шаткость своего положения, еще до прихода в колхоз Докуева начал яростную ежемесячную борьбу с сокращением затрат по зарплате на капитальном строительстве. К тому же все подложные приписки по объему работ к лету следующего года были выполнены. В итоге по документам баланс нивелировался. Оставался только один вариант обнаружения подлога – донос с точным указанием фактов. От этого должна была уберечь групповая солидарная ответственность исполнителей.

Докуева не удовлетворили результаты ревизии: Самбиева надо припереть к стенке, вдавить в нее. Однако череда важных неотложных дел пожирает массу времени, Албаст развернул действительно кипучую масштабную деятельность. Каждую неделю в районных и республиканских газетах интервью и программные статьи молодого председателя колхоза. Дважды в неделю блок телевизионных новостей оповещает жителей республики об успехах колхоза «Путь коммунизма». И каждый раз подчеркивается, что убыточный колхоз, благодаря титаническим усилиям нового талантливого руководителя, в короткий период вырвался в передовики, с достоинством оправдав свое историческое название.

Апофеозом всей этой умело развернутой Албастом кампании стала большая публикация о молодом председателе в центральном московском издании. Для достижения этой цели он дважды летал в Москву, и оба раза для сопровождения внушительного багажа с ним отправлялся нукер отца – Мараби.

Информационная реклама – только малая часть бурной деятельности Докуева Албаст. Основная кипучая деятельность идет в коридорах республиканской власти. В под коверных интригах Албаст оказывается изощренным борцом, и недаром он в друзьях с высшим руководством. Вскоре по личному письменному указанию секретаря обкома Ясуева, возглавляющего аграрный блок, выходит Постановление Совета Министров республики, на основании которого колхоз «Путь коммунизма» передается с баланса Агропрома в ведение объединения «Чеченингушвино».

Один из пунктов беспрецедентного Постановления обязывает министерство финансов для переспециализации деятельности выделить из бюджета республики колхозу «Путь коммунизма» два миллиона рублей. В следующем пункте: «Объединение «Чеченингшувино» обязывается выделить пятьсот тысяч рублей».

И даже предпоследний пункт: «Агропромбанк выделяет беспроцентную долгосрочную ссуду в размере одного миллиона рублей». В последнем пункте: «Контроль за исполнением данного Постановления возлагается на первого заместителя Председателя Совета Министров Букаева Р.А.».

В средствах массовой информации, на пленумах различного уровня восхваляют масштабность, экономическую целесообразность и социальную значимость данного решения, а в кулуарах просто пожимают плечами – такой наглой аферы еще не видали.

Однако и этим дело не ограничивается. С целью экономии ликвидируются два соседних с колхозом Докуева убыточные хозяйства и вливаются в виноградарский колхоз-гигант «Путь коммунизма».

– Само название подтолкнуло нас на это историческое решение, – ставит точку в диспутах секретарь обкома Ясуев, выступая по телевизору.

Вслед за этой речью – телевизионный очерк под названием «Один день из жизни председателя». В пять утра Докуев Албаст на утренней дойке. Сытые, откормленные коровы, улыбающиеся доярки в белых халатах, восторженные отзывы о начальстве упитанного скотника. Потом поля, бригады, планерки. Под конец Докуев в подшефной школе и в детском саду. И только в десять вечера он, усталый входит в свой скромный, еще отцом построенный дом в Ники-Хита и дровами растапливает печь… На ужин только чай, яичница и хлеб.