Текст книги "Седой Кавказ"
Автор книги: Канта Ибрагимов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]
– Ты что это делаешь в приемной? – шутливо спросила секретарь.
– Любуюсь, – только процедил он.
– Поллой?
– Нет, природой, – в том же тоне продолжал Арзо, успокоившись, сунув руки в карманы брюк, направился к выходу.
– Так ею любоваться бесполезно, – бросила с усмешкой вслед секретарь, – она ненормальная, ни с кем не встречается, всех отвергает, дура… Говорит, учиться ей надо, снова в институт поступать собирается.
Арзо ее не слушал, уже в своем кабинете он закрыл лицо руками и теперь ясно воссоздал желанную картину. Фантазия разыгралась! Но настроение испортилось, он почему-то опечалился, пригорюнился. Работа стала в тягость.
В тот же вечер, вернувшись после прополки, младшая сестра Деши, смеясь, на ходу бросила брату:
– Арзо, что это ты Поллу с матерью ее спутал? Она даже обиделась.
– А где ты ее видела?
– На прополке, в поле. Она каждый год в одиночку два гектара сахарной свеклы возделывает.
– Так ведь она утром в конторе подметала.
– Ее мать приболела… И отец у них давно болен, он в колхозе трактористом был.
Разжигающая в летней печи огонь Кемса, как бы про себя, добавила:
– Вот такую бы сноху в дом. Какая девушка!
– Так она замуж не собирается, в этом году вновь в медицинский поступает, в том году один балл недобрала.
– Да-а, много парней вокруг нее вьется, а она всех отвергает, – вставила мать.
– А наш Арзо ей, видимо, понравился, – засмеялась Деши.
– Еще бы, – подхватила мать, искоса глянула на сына. – Может, пошлем Деши вызвать ее, поговоришь с ней, пообщаешься… Полла завидная девушка!
– Так она не выйдет, – решительно отвергла эту мысль Деши.
– К другим не выйдет, и правильно сделает, а к Арзо прилетит, – не унималась мать. – Жениться пора, не маленький… А может для начала на вечеринке они повидаются, а там видно будет.
– А Полла никогда на вечеринки не ходит, – засмеялась сестра.
– Как не ходит? – вступил в их речь Арзо.
– Ни разу не видела. Она по ночам книги читает, ей некогда… Так она, наверное, и танцевать не умеет, – прыснула Деши.
– Ей не до танцев, – резанула мать. – Старшая в семье, родители больные… Удивительная девушка!
Чувствовал Арзо, что влюбился, но после таких рекомендаций матери и вовсе разгорелся. Однако чувства от всех скрывал, мучился, не знал, как подступиться к девушке, а обратиться за помощью к сестре считал недостойным.
Так продолжалось несколько дней, и вдруг однажды утром по внутреннему селектору прозвучал бас председателя:
– Самбиев? Ты на месте?
– Да, – крикнул Арзо.
– К тебе сейчас зайдет одна девушка, Байтемирова, наш передовик-свекловод. Ты, как самый грамотный и молодой, – здесь Шахидов едва уловимо усмехнулся, – напиши ей достойную характеристику для поступления в вуз.
Гехаев и Самбиев сидели в одном маленьком кабинете. Раздался осторожный стук в дверь. Это в колхозе никогда не водилось.
– Войдите, – крикнул главный экономист.
Дверь медленно отворилась, и робко вошла Полла Байтемирова. В ее покорных движениях чувствовались стеснение и повинность.
– Здравствуйте, – сказала она и застыла у порога.
– Здравствуйте, Полла, – ответил Гехаев, и после вопросов о здоровье отца и матери он встал, просиял улыбкой, поправляя воротник, мотнул, усмехаясь, головой, поднял вверх палец и, уже глядя на подчиненного, продолжил: – Счастье не находится, оно к удачливым само приходит… Ну ладно, мне в гараж сходить надо. Через час вернусь.
Освобождая проход, Полла посторонилась, прижалась к стене и так и стояла после ухода Гехаева, в ожидании предложения сесть. Однако Самбиев замер, как под гипнозом, только серо-голубые глаза его расширились, жадно рыскали по высокой фигуре девушки. Еще больше засмущалась девушка, ее чуточку вытянутое, скуластое лицо, с тонким, с небольшой горбинкой, прямым носом, заметно порозовело. На невысоком изящном лбу, обрамленном черными дугами тонких бровей и густой смолью волос, выступили капельки пота. Алые заманчивые губки сжались в упрямом молчании.
Глаза Арзо побежали, точнее поползли, облизывая белизну кожи, вниз. Длинная гладкая шея, тонкая грудная клетка, распирающая в стороны, даже вверх, перезревшая грудь и, контрастно с талией, мощные удлиненные бедра с едва обозначившейся женственной крутизной. На ногах поношенные тапочки. Могло показаться, что услащенные взглядом Арзо части тела девушки резко разнятся габаритами, но на самом деле они вписывались в такую соблазнительную гармонию, что экономист невольно облизал пересохшие губы, глотнул с сожалением слюну. Только руки, жилистые, раздавленные трудом руки выдавали образ жизни Байтемировой. Чувствуя это, девушка спрятала их за спину. От этого движения Арзо заморгал, вернулся в реальность.
– Садись, пожалуйста, -только теперь он встал.
Полла благодарно улыбнулась, и на ее упругих, сочно-румяных щеках выступили сладкие ямочки.
– Куда ты собираешься поступать?
– В Краснодарский мединститут, – полубоком села девушка напротив стола.
– А почему так далеко?
– А в ближних городах только денежные проходят.
– А у нас в Грозном не хочешь поступать, или только мединститут тебя устраивает?
– Хочу стать врачом.
– А почему именно врачом? – не унимался Самбиев.
– А кем еще может стать женщина? – защищалась Полла.
– Ну, скажем, учителем, – серьезно советовал экономист.
– А может, дояркой? – Полла улыбнулась, и озорная искорка мелькнула в ее глубоких темно-синих глазах.
Самбиев потупился, бросил исподлобья тяжелый взгляд.
– При чем тут доярки? – выпалил он.
– Да я так, к слову, – вновь смутилась девушка. – Просто я дала себе слово, если с трех раз в мединститут не поступлю, то пойду в доярки… Сейчас вторая попытка.
Арзо глубоко вздохнул.
– Только не в доярки, – посоветовал он.
– А почему бы и нет, кому-то ведь и доярки нравятся? – вновь лукавая усмешка промелькнула в глазах девушки.
Наступила долгая, неловкая пауза, нарушил ее Арзо.
– А ты бесстыжая.
– Прости… Село маленькое. Одни сплетни… А если честно, мои отец и мать, как односельчане, гордятся твоими поступками.
Вновь пауза. Осанка экономиста выпрямилась, стала важной.
– А ты?
– Ха-ха-ха, а я не всеми!
– Странная ты девушка, – рассердился экономист.
– Так ты, может, так и напишешь в характеристике – «странная», «бесстыжая», – смеялась Полла, искоса поглядывая на Самбиева, потом вдруг стала серьезней. – Прости меня. Просто твоя мать и сестра каждый день на прополке только о тебе и говорят, и я многое знаю, и мне интересно.
– И что они болтают про меня? – вскипел Арзо.
– Они не болтают, а восхваляют… И я верю, – ирония мелькнула вновь в ее голосе.
– Слушай, я не ожидал, что есть такие разболтанные девушки у нас в селе.
– Ну, это серьезный упрек, – резко отреагировала Полла, – я могу тоже обидеться.
Они посмотрели в разные стороны, надулись.
– Ну ладно, перейдем к делу… – Самбиев взял ручку, чистый листок. – С какого ты года?
– Разве в характеристике год рождения обозначают?
– Раз ты такая грамотная, могла бы и сама написать.
– Спасибо. Я так и сделаю… До свидания. Извини.
Арзо был сражен, такой наглости и откровенности в первую же встречу от чеченской девушки, в глухом Ники-Хита, он не ожидал.
В тот же день вечером сестра Деши говорила брату:
– Полла просила у тебя прощения… А вообще она никому спуску не дает, за словом в карман не полезет…Ей-богу, молодец. И, кажется мне, нравишься ты ей, не зря мать ей все уши прожужжала.
– И ты тоже, – ухмыльнулся Арзо.
– Да, и я тоже. Да знал бы ты ее, это она с виду бойкая. А так очень уязвимая. В поле последние свои тапки бережет, босой ходит, а потом по ночам ноги отпаривает, трет их до посинения камнями… На учебу мечтает заработать. Да все мы одинаковые, нищие… Но она одержимая, упрямая, как вол, пашет одна.
А Арзо о своем думал.
– Слушай Деши, а как это она, как и вы, в поле, а белизну сохранила?
– Ха-ха-ха, так она вся окутана, в шароварах ходит, только кисти, ступни и глаза на виду. Красивые у нее глаза, да, Арзо!?
– Да и не только глаза.
– Бессовестный, я расскажу маме.
– Что ты расскажешь?
– Что ты девок рассматриваешь.
– Так, ну ладно, не о том ты болтаешь. Маленькая еще.
На следующее утро Самбиев выдумал себе задание – объезд бригад колхоза с проверкой. В полдень оказался у свекловичного поля. От жары многие в поле не вышли. В лесополосе, окаймлявшей стогектарное поле, в густых посадках дикой акации и тополя нашел мать и сестру.
– О, привет, братишка, – вскочила Деши. – Ты что это к нам пожаловал?
– С проверкой объезжаю бригады, – устало заявил Арзо, вытирая рукой пот с лица, присаживаясь рядом. – Как жарко… Могли бы сегодня и дома посидеть.
Отцвела акация, вместо снежно-розовых воздушных кистей появились рогообразные зеленовато-бурые бобы. Из-за засухи опавшие цветки акации и на земле не потеряли формы, яркости, пьянящего запаха. Кучкуясь, они, как отвергнутые невесты, ютились в расщелинах и у корневищ трав. В отличие от цветков акации, тополиный пух, с готовностью праздных девок, лип к траве, восседал на открытых участках почвы, готовый от случайного веяния улететь в любую даль.
– Что-то раньше ты к нам не заезжал, – ехидно затараторила сестра, – видно, не к нам, а к Полле приехал.
– Прекрати, – рубанула Кемса. – Что это ты разболталась? Лучше бы как она работала, а то до утра на вечеринке, а днем мотыги поднять не может, к лесополосе тянешься, ждешь когда закат наступит… За Поллу некому горбатить, вот и носится она, как угорелая, а ты за нашими спинами мечтаешь приютиться.
– Перестань, мама, – тронул за руку Кемсы Арзо. – Деши у нас тоже работящая.
– Да чуть что, я во всем виновата, – обиделась девушка. – Вечно нет покоя, все я делаю, и все равно никто не ценит.
– Я сказал, перестаньте, – возвысил голос Арзо и, чуть погодя, примиряя, спросил: – Вода есть у вас?
– Конечно, есть, – встала мать. – Вот Поллу жалко, и почему она не возвращается? Вот так весь день прополку делает, быстрее нас двоих работает.
– А где она? – не выдержал сын.
– Вон, в поле, одна-одинешенька, под самым палевом.
Арзо встал, козырьком руки прикрыл глаза. На горизонте волнилось знойное марево испарений, и далеко-далеко еле виднелся белый бугорок.
– Так это она? Одна? В такую жару на солнцепеке? – удивился он.
– Да, она, – рядом стояла мать, также прикрывая глаза. – Может, ты ей воды отнесешь?
– Так она ведь в своем костюме! – вскрикнула испуганно Деши. – Она сейчас придет или лучше я понесу.
– Не лезь, – злобно фыркнула Кемса на дочь. – Не голая… Помоги Арзо девушке, напои ее. Мы бы пошли, да больно уж жарко. Постарайся привести ее, пусть отдохнет маленько. – И уже вслед уходящему сыну крикнула: – Ты помягче с ней, она как необъезженная кобылица, норовистая, но породистая. Обуздаешь, счастлив будешь.
От этих напутственных сравнений Арзо засмеялся, обернулся.
– Нана, этой лошадью ты меня хочешь стреножить!…
– Хорошая жена – опора, плохая – обуза… Дай бог нам такую сноху, как Полла. Иди, мать сыну плохое не посоветует… И помни, помягче, – уже кричала она вслед.
Шагов пятьдесят оставалось Арзо до цели, когда Полла вдруг тяжело выпрямилась, потирая рукой поясницу и, видимо, мечтая о тени и воде, обернулась в сторону лесополосы. Увидев Самбиева, чуть не потеряла равновесие.
– Арзо, это ты? – вскрикнула она, в удивлении всплеснув руками. – Не подходи. Уходи, пожалуйста.
– Я с проверкой объезжаю поля, – пытаясь быть как можно серьезнее ответил экономист. – А здесь – чтобы дать тебе объективную характеристику.
– Я прошу тебя, не подходи. Я не в том виде, – взмолилась Полла.
– А разве можно быть на колхозном поле «не в том виде»? – улыбнулся Самбиев. – Вроде ты одета, даже более того – вся окутана…К сожалению,– последнее он выговорил с усмешкой.
Они сблизились вплотную. На Полле был странный костюм в виде комбинезона с капюшоном из грубого льняного материала, скрывавшего все тело, кроме кистей, босых ног и глаз. От пота ткань прилипла и четко обрисовывала красивое тело.
– Я тебе воду принес, – протянул он фляжку.
Девушка ловко развязала «паранджу», жадно прилипла к горлышку.
– Костюм кто сшил? – поедая глазами облепленную мокрой тканью грудь, спросил Самбиев.
– Сама, – ненадолго оторвалась Полла от емкости и вновь прильнула к фляге.
– Зачем ты себя так мучаешь? – сжалился экономист.
Полла напилась, лицо ее расщедрилось улыбкой.
– Спасибо за воду. Хочу сегодня или хотя бы до завтрашнего обеда закончить. Мне повторить биологию еще надо.
Вдруг лицо ее посуровело.
– Уходи, – резко сказала она, прикрывая грудь. – У тебя такой взгляд…
– Какой?
– Бесстыдный, даже похабный.
– Ты ошибаешься, – усмехнулся Арзо, глаза его от солнца совсем зажмурились, образуя на коже вокруг глаз многочисленные лучики морщин. – Взгляд изучающий, для написания достоверной, полной характеристики.
– Изучил?… За воду спасибо. А теперь уходи.
– Пойдем вместе, – стал серьезным Арзо, – а то удар хватит.
– Что это ты так обо мне озаботился? – перешла в атаку Полла.
Сузились в недовольстве губы Арзо, в том же тоне хотел съязвить, но в это время легкий, едва уловимый освежающий ветерок щекотнул вспотевшее лицо. Он посмотрел в сторону гор. Брюхатое, как взбитые сливки, облако зависло над недалекой вершиной Эртан-Корт. Снова ветерок, теперь уже чувственнее, приятнее, резвее. И прямо на глазах, как от дрожжей, облако стало расширяться, клубиться, покатилось вниз. Раскат далекого грома сотряс воздух, эхом обволок мир.
Снизу облако отучилось, налилось свинцом, покатилось с горы, покрывая мраком предгорье, превращаясь в лавину мглы. Несколько коротких молний вспыхнули вдоль фронта, обозначая вектор направленности грозы. Один, другой, третий резкий порыв ветра – и моментально стало прохладно.
– Неужели будет дождь?! – взмолилась Полла.
Спинами развернулись листочки тополя, и серебряное колье лесополосы огородило плантацию. В низине вздыбилась придорожная пыль, боясь от влаги превратиться в грязь, закрутилась в угодливости, извивающимся столбом потянулась вверх, пытаясь облизать обвисшее брюхо тучи. Но стихия безжалостна. Мощный гром сотряс мир, покатился тяжелой колесницей вперед. Частокол молний озарил мрачный небосклон, соревнуясь в яркости с солнцем. Ветер из прерывистого стал шквальным, холодным, сырым. К земле прижал он всю растительность, полусогнутые, застыли деревья. Мрак окутал весь мир, и под звук непрекращающегося многотонового органного грома с гор обваливалась шумная стена ливня.
– Да-а-а-ла!* – взмолилась Полла.
Несколько авангардных крупных капель вонзились наискось в Поллу и Арзо.
– Побежали! – приказал Самбиев.
– Постой, – силилась перекричать шум стихии девушка, – туда далеко,– указала она в сторону, где находились Кемса и ее дочь, – здесь рядом навес.
Указывая путь, Полла побежала впереди. Ливень резко, сплошным потоком накрыл их, девушка поскользнулась. Упала. Арзо схватил ее за теплую, сильную кисть.
– Отпусти, – отпрянула она. – Беги впереди, я за тобой.
Под крышей они оказались, полностью вымокнув. Навес представлял собой жалкое, всюду протекающее строение. Кругом плотной стеной низвергался ливень. Полла дрожала, радостным озорством блестели ее глаза.
– Какое счастье, дождь! – вскрикнула весело она. – Урожай будет.
– Это я его принес! – важно сообщил Арзо. – Видишь, какой я добренький?
– Это еще неизвестно, – усмехнулась Полла. – Лучше бы тихий, долгий дождь, чем скоротечная, ветреная гроза… Еще, не дай Бог, градом посыплется. Тогда всему конец.
И как бы оправдывая ее опасения, о крышу забарабанили жесткие удары, под навес густо повалили небольшие ледяшки.
– Вот что ты принес, – с укоризной проговорила огорченная девушка.
– Вам, женщинам, не угодишь! – вскричал Арзо, размахивая руками. – Была страшная засуха, молили Бога о дожде, и вот благодать сыплется щедро, а они снова недовольны.
Страшный гром прямо над их головами ударил в землю, затряс хилый навес, резкая молния озарила испуганные лица.
– Да-а-а-ла! – с ужасом вскричала Полла и кинулась к Арзо.
Они с силой страха обняли друг друга, застыли, потрясенные стихией… и только частое горячее дыхание в лица выдавало их жизнь… Снова и снова молнии, раскаты грома, стук града… и синхронный бой сердец. Совсем рядом ударила молния, еще яростнее прижалась Полла, и вдруг, будто пронзенная током, отскочила:
– Прочь, прочь от меня! – закричала девушка, закрыв лицо большими ладонями, села на корточки.
Ее тело дрожало то ли от озноба, то ли еще от чего.
…Как началась, так же резко закончилась гроза. Воздух посвежел; стал легким, прозрачным, прохладным. Еще вдалеке, где-то за перевалом хрипел выдохшийся гром. С крыши навеса еще падали капли. В выемке блестели градинки. На западе сквозь выдоенное облако пробились лучи солнца, полукругом соединяя Кавказские горы и Чеченскую равнину, перекинулся радужный мост.
Полла стояла спиной к Арзо, выправляла роскошные длинные густые волосы. До нитки промокшая льняная ткань плотно прилипла к ее телу, четко обозначая соблазнительный контур упругой фигуры. Чувствуя его обжигающий взгляд, она обернулась: суровостью и гневом пылало ее лицо.
– Хоть теперь уйди, – сквозь зубы выдавила она.
– Прости меня, Полла, – тихо вымолвил Арзо.
– Мне не в чем тебя прощать, – в величаво-недоступной позе стояла Полла. – Я благодарна судьбе… Я очень суеверна. Ты вестник грозы, даже бури…Давай простим друг друга и по-доброму разойдемся. Ты уходи первым.
Мешая грязь, с трудом передвигаясь, побрел Арзо к матери и сестренке. Удаляясь от нее, он не о чем не думал, просто досада и стыд поедали его. Лишь много позже, вспоминая этот день, он понял, что «кобылицу» обуздать он тогда не смог, а она его стреножила.
…Буквально через день после грозы, терзаемый любовью, Арзо послал к Полле сестру с просьбой выйти на свидание и получил категорический отказ. Тогда за интересы сына ринулась к Байтемировым мать.
– Дорогая Кемса, – спокойно отвечала девушка, – я еду поступать, шесть лет буду учиться. Вы и ваш сын столько ждать не будете, да и нет к этому никаких предпосылок и желаний с моей стороны. Поэтому я не вижу смысла зря терять время и мне, и тем более ему.
Кемса потупилась.
– Между вами что-то произошло в тот день, – заговорщически утверждала мать.
– Абсолютно ничего, – засмеялась Полла, – твой сын очень деликатный парень, но, увы, я дала нигат* стать врачом. Ведь у нас в Ники-Хита нет ни одного врача.
– А если ты не поступишь?
– Лучше пожелай мне удачи.
Опечалилась Кемса.
– Дай Бог тебе удачи! Славная ты девушка!… А Арзо не справился. Значит, больше никогда не улыбнется ему женское счастье… Несчастный мой сын.
– Не пойму я тебя, Кемса.
– Поживешь с мое – поймешь.
После первой грозы дожди зачастили, напоили влагой иссохшую землю, сочным цветом оживилась природа.
Перед обеденным перерывом Арзо и еще пара молодых ребят из колхоза, вооружившись булыжниками и осколками кирпичей, сбивали с вершины абрикоса чуть созревшие плоды.
– Арзо! – выглянула в окно секретарша. – Самбиев, тебя здесь ждут.
– Скажи, что у меня обед, – поддался азарту стрелка экономист.
– Это наша работница, поторопись, и принеси побольше абрикосов и нам.
У двери кабинета стояла уборщица Зура – мать Поллы.
– Прости меня за беспокойство, – страдальческая улыбка застыла на ее лице.
В кабинете Самбиев раз, другой попросил женщину сесть, чувствовал перед ней какую-то неловкость, однако Байтемирова, все так же виновато улыбаясь, отказалась. От ее вида он подумал, как могла у такой изможденной, маленькой смуглой женщины родиться такая красивая дочь. Лицо с кулак, сморщенное, болезненное, жалкое. А глаза потухшие, тоскливые, едва видимые.
– Меня Полла прислала, – сказала она, и вновь извиняющаяся улыбка или гримаса исказила ее лицо. – Я насчет характеристики.
– Она давно готова, – полез в стол Арзо. – Все как положено, печать, подписи председателя, секретарей парткома и комсомольской организации колхоза. С такой характеристикой ее и без экзаменов должны принять, – попытался пошутить экономист.
– Ты думаешь, у нас есть возможность ее в чужой край отпускать, – омрачилось лицо Байтемировой, совсем испещрилось морщинами, а на шее, жилистой, худющей шее выступили черные вены. – С детства мечтает врачом стать… А у нас кроме нее и кормилицы нет, ребята еще маленькие… Спасибо тебе, большое спасибо.
Она двинулась к двери и у самого порога застыла в нерешительности. Совсем тихим, виноватым голосом вымолвила:
– И еще, Арзо, даже не знаю, как сказать… Полла просила… – Женщина совсем засмущалась, нервно дрожал листок в ее руках. Арзо понял, что она и говорить стесняется и не говорить боится.
– Вернись, в чем дело? – скомандовал он.
– Пол-л-а, – сбился вконец ее голос, – должна на днях уехать… Спрашивает, нельзя ли в счет будущего урожая получить аванс.
– Сколько? – сразу же бросил Арзо.
– Не знаю… Она-то просит двести… Ну хотя бы сто рублей… Я даже не знаю, как она поедет, ей даже одеть нечего, – женщина согнулась, заплакала. – А жить на что будет? Заартачилась, хоть убей ее… Что мне делать?… Как-нибудь аванс оформить нельзя ли, а мы осенью, если доживем?– голос ее сорвался, всхлипывая, она отвернулась.
Арзо вскочил, слегка подбадривающе погладил костлявое плечо женщины.
– Успокойся, все можно. Когда она уезжает? Все сделаем, зайди через недельку, он задумался и добавил: – а лучше пусть сама зайдет.
Дома во время однообразного скудного ужина, Арзо спросил у матери:
– Что это с Зурой Байтемировой?
– Как это что? – печально ответила Кемса. – Наша жизнь в изгнании: голод, холод, болезни, унижение… Кто в Казахстане не сдох, до сих пор плоды репрессии пожинает… Еще долго мы страдать будем.
Рано лег Арзо спать, а сон не шел, все думал он о Полле, не знал, как ей можно помочь. Долго ворочался, где-то в полночь, поняв, что не уснуть, вышел во двор. Ночь была тихая, прохладная, чуточку ветреная. Из-за редких облаков, как праздник в мрачной жизни, выглядывала стеснительная луна. В лесу угрожающе выл волк, обеспокоенные этим, жалобно отвечали гавканьем сельские собаки. На краю села кто-то неумело, с надрывом и с тоской в звуке растягивал гармонь. Вдалеке, на равнине, блекло мерцали многочисленные лампочки низинных селений. В воздухе стоял пьяный вкус спелой вишни и перезревшего тутовника.
Озадаченный Самбиев не знал, как быть с помощью абитуриентке. Выделить документально оформленный аванс не представлялось возможным, хотя фактически выполненный объем работ был налицо. В любом случае надо было искать иные варианты, даже в нарушение закона и собственных принципов.
В раздумьях Арзо спустился в русло реки, по неровностям каменного грунта побрел вверх, к родному наделу, под бук. Почему-то казалось, что река, протекая против их участка, звучит как-то иначе: мягче, ублажающе, роднее. Долго он сидел на мощных корневищах бука. Его знобило, неумолимо клонило ко сну, а он все сидел, пытался размышлять. Ничего не сообразив, еле передвигая ноги, двинулся домой. Спал, как убитый, проснулся поздно; весь истрепанный, кислый.
Был выходной день. Накануне Арзо намеревался косить бурьян в родовом наделе. Однако из-за непогоды мать не разбудила его. На улице неторопливо шел редкий летний дождь. После истязающей жары затянувшееся ненастье было в радость. Вызвал слюну запах пережаренного кукурузного чурека и чай душицы: обычный завтрак Самбиевых. Сидеть дома Арзо не мог, дума о Полле не давала покоя. Ища уединения, он по пустынному селу, перемешивая дорожную грязь, направился вновь к родимому очагу. Из-за густой кроны под бук слабый дождь едва пробивался. Только изредка, сгруппировавшись, крупные капли могли преодолеть многоярусную толщу листвы. Арзо долго сидел на корневище, слушал мерную гармонию непогоды и разошедшуюся от осадков речку. Незаметно он задремал и, к удивлению, вновь ему приснился сон, как он лезет вверх и ему страшно. Тяжело, одиноко, и вновь его подхватывают ветви бука и возносят на вершину, а кругом простор, весь мир под ногами… Крупная капля привела его в сознание. Он резво вскочил и решил в реальности покорить вершину великана. Вспоминая детские игрища, бросился на штурм, ствол был мокрый, шершавый, необхватный. Облепленная грязью обувь предательски скользила, не держала в опоре вес. Тогда он разулся и ринулся вновь. Тяжело, очень тяжело покорялась высота великана. В детстве он лазил легче, да и помощи ветвей, как во сне, не было. До вершины долезть побоялся, слишком скользкими были сучья. Полюбоваться окрестностями, насладиться своим возвеличением тоже не смог – кругом листва. И самое главное – слезать оказалось еще тяжелее и опаснее. Дважды, сползая, он срывался, и только природная изворотливость и везение спасли его от падения.
В последующую ночь кошмарный сон преследовал его. Снилось Арзо, что он хочет залезть на дерево, а не может: ствол скользкий, необъятный, шершавый, до крови растирает он руки, но все бесполезно. А вокруг дерева стоят какие-то уродливые, незнакомые люди и смеются над его бессилием, и они рады безуспешности очередной попытки. И только где-то с краю расплывчато стоит Полла и кусает в обиде губы, только она огорчена его беспомощностью.
До рассвета Арзо побежал к буку. Стал перед великаном, разулся и уже приготовился к штурму вершины, но гложущая сознание мысль подсказала, что не эту вершину надо покорять, это бессмысленно и рискованно в сырую погоду. В рассветных сумерках он увидел, что мощный ствол весь облеплен грязью от его ботинок после вчерашних покорений. Голыми руками нарвав охапки мокрого разнотравья, он стал бережно, но в темпе очищать ствол родного дерева – символа фамилии, тейпа, села.
Первый солнечный луч из-за перевала застал его сидящим в задумчивости на корневище бука. Видимо, кормилец великана передал сок родной земли и телу Самбиева. Четкий, вполне обоснованный и логичный план действий сложился в его сознании, подхлестнул его, загладил чувство собственной ущербности, господствовавшее над ним последние несколько дней.
В понедельник, в девять утра, сразу же после планерки, Самбиев положил перед председателем заявление от имени Байтемировой Поллы об оказании материальной помощи в размере двухсот рублей из председательского фонда в связи с поступлением в вуз.
– Не много будет? – только сказал Шахидов.
– Она ведь передовик, – аргументировал Самбиев. – Мы обязаны помочь. Односельчане.
– Да, – размашисто подписал заявление председатель.
Аналогичная просьба легла и на стол председателя профкома колхоза, только теперь от имени матери – уборщицы конторы.
– Нет у меня таких денег, – вскричал профсоюзный лидер, обдавая экономиста водочным перегаром.
– На пьянки есть, а на достойное дело нет? – гневно прошипел Самбиев. – Или только для избранных есть профсоюзная помощь?
– Не учи. Молод еще. – Вскочил секретарь, закурил сигарету. – Ладно, пусть зайдет, я с ней сам поговорю.
– Нет, не зайдет, – твердо ответил Самбиев, – и «отката» никакого не будет… Ей положено.
Долгая пауза.
– Ладно… Только сто рублей, больше не могу… А с тебя бутылка.
Следом на стол заведующего центральным током (самого доходного места) Самбиев положил собственноручно написанный наряд: «Очистка и подготовка территории тока к уборочной страде». Исполнители Байтемировы З. и П. Сумма – 214 рублей с копейками.
– Так у меня есть свои уборщицы, – взмолился завтоком.
– Знаю, твои дочери и сноха, – даже не моргнул Самбиев, – они и так внакладе не останутся. А это перепиши, сам подпиши и заверь у главного агронома… К вечеру занеси.
– Так это противозаконно, – воспротивился завтоком.
– С каких это пор ты стал радеть за законы? – усмехнулся Самбиев.
– А что я скажу ревизорам?
– Что ты их удочерил.
На следующее утро в кабинет Арзо вбежал главный бухгалтер.
– Самбиев, что, хочешь всю наличность выдать Байтемировым?
– Не всю, а положенную им премию и зарплату.
– Я не могу им выдать такую сумму в один день. У меня еще есть срочные денежные обязательства.
– Хм, – усмехнулся Самбиев, – ты не путай общеколхозную кассу со своим карманом. Все обязательства равнозначны, а зарплата колхозникам – в первую очередь.
Побагровел главный бухгалтер, исподлобья уставился на Самбиева.
– Все выполнено по закону, – продолжал в том же спокойном духе экономист, – расчетный ордер выписан, ваше дело заверить и передать документацию в кассу.
– Рано ты в галоп взял, – злобно стал потирать маленькие ручки бухгалтер.
– Если бы для себя, то рано, – тоже перешел на серьезный тон Арзо, – а это для достойных тружеников колхоза… Надо по возможности поощрять обучение молодежи, а то и новое поколение вырастет безграмотным.
– Как ты мыслишь масштабно! – съязвил бухгалтер.
– Кому-то ведь надо, – развел руки Самбиев.
– Может, и надо, – процедил сквозь зубы бухгалтер, и уже из коридора крикнул, – но в кассе денег нет.
Открытый скандал не последовал, но обозначилось явное противостояние. Старые воротилы колхоза насторожились: к их щедрому стойлу лезло еще одно рыло. Оно еще «не в пуху», и на сей раз не для себя старается, но что она вообразит, почувствовав вкус ограниченного лакомства? Все замерли в ожидании: расходный ордер выписан, а в кассе денег якобы нет. Самбиев проверить наличность не имеет возможности, хотя и знает, что скрыто деньги выдаются. И тогда следует вовсе неожиданный ход. На стол председателя ложится копия письма старшего экономиста по труду и зарплате колхоза «Путь коммунизма» Самбиева в адрес республиканского Агропрома, райисполкома и Агропромбанка, в котором служащий обвиняет кредитное учреждение в невыделении причитающихся денег в преддверии летней страды.
– Ты что, с ума сошел, – вскричал председатель, – да как ты смеешь сочинять письма в обход меня!
– Обеспечить зарплату и выдачу денег – моя функция, – смотрел прямо в глаза Шахидову Самбиев. – Не все ведь на вашу шею вешать, – прикидывался он наивным простачком.
– Так ведь вся исходящая корреспонденция должна быть за моей подписью.
– Да, желательно, но чтобы не подставлять вас и не ссорить с начальством, я решил взять на себя эту нелегкую миссию… Но если вы возражаете… Просто в кассе, говорят, нет денег.
Тяжелым свинцовым взглядом впился председатель в экономиста.
– Может, наряд уберем? – бросил он.
– Зачем? Через меня каждый месяц десятками проходят «левые» наряды.
– Но ведь есть лимитированный фонд зарплаты!
– Да, есть. Пусть кто-то умерит аппетит. А вы, я знаю, на стороне рядовых тружеников колхоза… Это правое дело, и я уверен, вы его поддержите.
В тот же день Байтемировы получили огромную для них сумму. Зура со слезами благодарила Арзо. А еще через несколько дней Деши заговорщически сообщила брату:
– Я была у Поллы. Как она признательна тебе! Купила себе туфли, и такое платье сшила! Сказала, что завтра напоследок пойдет на вечеринку к Дуказовым… Ты пойдешь?