Текст книги "Укрощение"
Автор книги: Камилла Лэкберг
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Он слышал, как неестественно звучит его голос – и у Бертиля был такой вид, словно его вот-вот вытошнит.
– Кроме того, выяснилось, что в уши ввели острый предмет и нанесли такую травму, что Виктория потеряла еще и слух, – закончил Хедстрём, подумав о том, что он должен рассказать об этом Эрике. Ее догадка о девочке в вакууме оказалась совершенно правильной.
Мелльберг уставился на него и долго молчал.
– Стало быть, она не могла ни видеть, ни слышать, ни говорить, – медленно проговорил он наконец.
– Именно так, – кивнул Патрик.
Несколько минут оба сидели молча, силясь представить себе, каково это – утратить три важнейших способа связи с внешним миром, оказаться в безмолвной, плотной темноте без возможности взаимодействовать с другими.
– Проклятье! – воскликнул начальник участка, после чего снова наступила тишина. Молчание затянулось. Оба мужчины не находили слов. Эрнст облизнулся и тревожно посмотрел на них. Он ощущал тяжелую атмосферу, но не мог понять, в чем ее причина.
– Эти травмы, похоже, также возникли сразу после похищения или вскоре после него, – добавил Хедстрём. – Кроме того, ее, судя по всему, держали связанной. На запястьях и лодыжках – следы веревки. Зажившие и свежие. Еще у нее обнаружены пролежни.
Теперь побелел и Мелльберг.
– Готовы также результаты химического анализа, – продолжал Патрик. – В крови обнаружены следы кетамина.
– Кета – что? – не понял его собеседник.
– Кетамина. Это обезболивающее средство, относящееся к разряду наркотиков.
– Почему он находился у нее в крови?
– Трудно сказать – по словам Педерсена, он может давать различный эффект в зависимости от дозы. От большой дозы человек становится нечувствителен к боли и теряет сознание, от небольшой – у него развивается психоз и начинаются галлюцинации.
– А где его достают?
– Он продается, как и прочие наркотики, но, видимо, считается довольно элитным. Тут необходимо знать, как его использовать и в каких дозах. Парни, которые принимают его в ночных клубах, совсем не хотят заснуть и проспать вечеринку, что может произойти, если переборщить. Его частенько смешивают с экстази. Хотя применяется он в основном в медицине. И как обезболивающее для животных – в первую очередь для лошадей.
– Ах ты, черт! – воскликнул Мелльберг, сложив два и два. – А мы внимательно изучили этого ветеринара Юнаса?
– Да, само собой. Ведь Виктория исчезла по пути из их конюшни. Но у него солидное алиби, он ездил на вызов. Владельцы больной лошади уверяют, что он появился всего через пятнадцать минут после того, как Викторию в последний раз видели в конюшне, и оставался у них несколько часов. Кроме того, нам не удалось установить никакой связи между ним и остальными девочками.
– Однако эти последние данные заставляют нас еще раз посмотреть на него повнимательнее?
– Совершенно верно. Когда я рассказал обо всем этом остальным, Йоста вспомнил, что некоторое время назад в ветеринарном кабинете Юнаса произошла кража со взломом. Йоста пообещал поднять рапорт и посмотреть, упоминается ли в нем кетамин. Вопрос лишь в том, стал ли бы Юнас заявлять о пропаже, если бы сам воспользовался кетамином. Как бы то ни было, мы должны встретиться с ним еще раз.
Патрик помолчал, а затем набрал в легкие воздуха и заговорил снова:
– И еще одно. Я хотел бы, чтобы мы с Мартином совершили сегодня небольшую поездку.
– Так-так, – проговорил его шеф, словно уже ощущая дополнительные расходы.
– Думаю, нам следует съездить в Гётеборг и поговорить с мамой Минны Вальберг. А раз мы уже все равно будем там…
– То что? – с еще большим подозрением спросил Мелльберг.
– Ну, раз мы все равно там будем, мы могли бы встретиться с человеком, который поможет нам проанализировать поведение преступника.
– А, этакого специалиста по чужим душам! – произнес Бертиль, всем своим видом показывая, что он думает о представителях этой профессии.
– Понимаю, что это всего лишь попытка, однако она не требует дополнительных расходов, раз мы все равно едем в Гётеборг.
– Да-да. Только гадалку мне сюда не приводи, пожалуйста, – буркнул Мелльберг, напомнив тем самым Патрику, как похожи иногда бывают они с Йостой. – И постарайся не наступать на мозоли нашим коллегам из Гётеборга. Сам знаешь, как ревностно они охраняют свою территорию, так что будь осторожен.
– Я буду осторожен, как сапер, – заверил его Хедстрём, после чего вышел и закрыл дверь кабинета шефа. Скоро по коридору раскатится громкий начальственный храп.
* * *
Эрика прекрасно осознавала, что она импульсивный человек. Порой даже слишком импульсивный. Во всяком случае, такого мнения придерживался Патрик, когда его супруга раз за разом совала нос в такие дела, которые, строго говоря, не имели к ней никакого отношения. С другой стороны, она не раз помогала мужу в расследованиях, так что ему не следовало особо жаловаться.
Это был как раз такой случай, когда он счел бы, что она лезет не в свое дело. Именно поэтому писательница решила не говорить ему ничего заранее, а выждать и посмотреть, принесет ли ее поездка какие-либо результаты. Если ничего не выйдет, то она сможет воспользоваться тем же предлогом, под которым срочно вызвала свекровь Кристину забирать из садика детей: якобы ей надо встретиться со своим агентом в Гётеборге по поводу контракта, предложенного немецким издательством.
Надевая куртку, женщина огляделась и поморщилась. Можно было подумать, что в их доме разорвалась бомба. Свекровь наверняка многое могла бы сказать по этому поводу, прочтя Эрике целую лекцию о том, как важно поддерживать порядок и чистоту в квартире. Странное дело – Кристина никогда не читала таких лекций сыну, считая, по всей видимости, что он как мужчина выше домашних дел. И Патрик, похоже, ничего не имел против.
Хотя нет, она несправедлива к нему! Патрик во многом неподражаем. Не жалуясь, он выполнял свою часть домашней работы и занимался детьми не меньше, чем его жена. Однако Фальк не могла утверждать, что у них в семье царит стопроцентное равноправие. Именно она выступала в роли руководителя проекта – следила за тем, когда дети вырастали из одежды и нужно было покупать новую, помнила, когда надо дать им с собой в садик бутерброды для пикника и когда пора делать очередную прививку. И еще была тысяча других вещей, которые она держала в голове. Именно Эрика замечала, когда подходил к концу стиральный порошок или требовалось закупить подгузники, именно она знала, каким кремом нужно воспользоваться, если у детей появлялась экзема от подгузников, и куда Майя задевала свою любимую мягкую игрушку. У нее все это получалось естественно, Патрику же никак не удавалось за всем этим уследить. Если он вообще пытался. Такие подозрения всегда прятались где-то в дальних уголках мозга писательницы, однако она решила не ломать над этим голову и прекрасно справлялась с ролью руководителя проекта, радуясь тому, что у нее есть партнер, который с готовностью берется за порученные ему дела. У многих ее подруг не было и такого.
Когда она открыла входную дверь, то буквально попятилась, так там было холодно. Какая жуткая зима! Фальк надеялась, что дорога не слишком скользкая. Водить машину она не любила и садилась за руль, лишь когда этого никак нельзя было избежать.
Женщина тщательно заперла за собой дверь. У Кристины имелся собственный ключ (что имело свои плюсы и минусы), поскольку она иногда забирала детей, если их родители никак не успевали это сделать. Направляясь к машине, Эрика наморщила лоб. Пару часов назад, когда она позвонила свекрови и попросила о помощи, та спросила, можно ли ей взять с собой друга. Мать Патрика жила насыщенной жизнью, у нее было много подруг, и случалось, что кто-то из них приходил вместе с ней, когда она занималась детьми, но то, как она произнесла слово «друг», заставило ее невестку насторожиться. Неужели впервые после развода с отцом Патрика Кристина познакомилась с новым мужчиной?
Эта мысль позабавила писательницу, и она улыбнулась, заводя мотор. Патрик придет в ужас. У него не возникает никаких проблем по поводу того, что у его отца уже много лет другая жена, но в отношении мамы все почему-то по-другому. Каждый раз, когда Эрика в шутку говорила, что зарегистрирует Кристину на каком-нибудь сайте знакомств, у ее супруга делался несчастный вид. Однако пора ему смириться с мыслью, что у его мамы может быть собственная жизнь. Фальк хихикнула и поехала в сторону Гётеборга.
* * *
Юнас резкими движениями убирался в своем ветеринарном кабинете. Его раздражало, что Марта не разрешила Молли поехать на соревнования. Надо было дать дочери шанс. Отец знал, как все это важно для нее, и ее разочарование отзывалось у него в сердце.
Пока она была маленькой, было так удобно, что кабинет Юнаса располагался в том же доме, что и их жилые комнаты. Он не был уверен, что Марта в состоянии полноценно позаботиться о малышке, и, ведя прием, мог заглядывать к ним буквально после каждого визита, чтобы удостовериться, что с дочерью все в порядке.
В отличие от Марты, Перссон желал ребенка – человека, который понесет его наследие дальше. Он хотел увидеть в этом ребенке самого себя и всегда был убежден, что у него родится мальчик. Но вместо этого родилась Молли, и уже во время родов Юнаса охватили чувства, о существовании которых он раньше не догадывался.
Марта же положила ребенка ему на руки с совершенно равнодушным лицом. Ревность, промелькнувшая в ее глазах, мгновенно растаяла. Муж ожидал от нее такой реакции, так что все было нормально. Марта принадлежит ему, он – ей, и со временем она поймет, что ребенок не нарушил, а скорее укрепил их отношения.
Еще когда Перссон только впервые увидел свою будущую жену, ему уже стало ясно, что она идеально ему подходит. Это был его астральный двойник, родственная душа. Затертые слова, клише, но в их случае они отражали самую суть. Единственное, по поводу чего у них возникали разногласия, – это Молли. Однако Марта старалась всегда идти мужу навстречу. Она воспитывала дочь так, как он того хотел, и не вмешивалась в его отношения с Молли, обратив всю свою энергию на альянс с мужем.
А он надеялся, что супруга понимает, как сильно он ее любит и как она важна для него. Он постоянно старался показать это, проявлял терпение и делился с ней всем, что было у него на душе. Лишь в одном случае его охватили сомнения. Тогда он на мгновение ощутил пропасть между ними, угрозу тому симбиозу, в котором они так долго существовали. Но теперь эти сомнения рассеялись.
Юнас улыбнулся и поправил коробку с одноразовыми перчатками. За многое он должен быть благодарен – и он прекрасно знал об этом.
* * *
Мелльберг надел на Эрнста поводок, и пес мгновенно оживился, рванув к входной двери. Анника, сидевшая за стойкой администратора, подняла глаза, и Бертиль пояснил, что пойдет обедать домой, после чего с облегчением вышел из участка на свежий воздух. Едва захлопнув за собой дверь, он жадно сделал глубокий вдох. После того что рассказал ему Хедстрём, в кабинете вдруг стало тесно и душно.
Торговая улица была пуста. Зимой жизнь в поселке замирала, и это обычно означало, что начальник полицейского участка может спокойно поспать часок-другой. Зато летом, казалось, нет предела тому, что могут удумать люди – по глупости или под влиянием алкоголя. От туристов были одни неприятности, так что Мелльберг предпочел бы, чтобы Танумсхеде и его окрестности оставались пустынными круглый год. К концу августа он обычно чувствовал себя совершенно изможденным от обилия работы. Ужасную профессию он себе выбрал! Хотя, с другой стороны, у него был врожденный талант к полицейской работе, и это его проклятие. К тому же у многих он вызывает зависть. Бертиль замечал взгляды, исполненные плохо скрываемой завистью, которые иногда бросали на него Патрик, Мартин и Йоста. А вот Паула, кажется, не была от него в восторге, но это и понятно. Она не глупа, этого он не стал бы утверждать, и у нее случались озарения, когда она вносила весомый вклад в общую работу. Но у нее отсутствовала мужская логика, так что она не могла полноценно оценить его острый ум.
Дойдя до дома, «прирожденный полицейский» почувствовал, что настроение у него исправилось, а мысли прояснились от свежего воздуха. Хотя все, что произошло с этой девчушкой, было ужасной трагедией, создавшей массу работы в спокойный сезон, Бертиля не покидало ощущение, что все это довольно увлекательно. К тому же у него появится прекрасная возможность показать себя.
– Есть кто дома? – крикнул он, войдя в холл и сразу заметил ботинки Паулы, которые свидетельствовали, что они с Лизой зашли погостить.
– Мы в кухне! – крикнула Рита, и Мелльберг спустил Эрнста с поводка, чтобы тот мог побежать и поприветствовать Сеньориту. Сам хозяин дома потопал ногами по коврику в прихожей, чтобы стряхнуть с себя снег, после чего повесил куртку и вошел в квартиру.
В кухне Рита как раз накрывала на стол, а ее дочь стояла и рылась в шкафу, держа дочь в слинге на животе.
– У нас кофе кончился, – доложила она.
– В дальнем правом углу, – сказала Рита, указывая пальцем на шкаф. – Я на тебя тоже накрываю, чтобы ты хоть что-нибудь поела, раз уж ты пришла.
– Спасибо, очень мило. Ну, что слышно на работе? – спросила Паула и обернулась к Мелльбергу, держа в руке пачку кофе. Он оказался именно там, где сказала хозяйка, – в кухне у нее царил военный порядок.
Бертиль мысленно взвесил, следует ли рассказывать о результатах вскрытия изнуренной кормящей матери. Однако он понимал, что Паула придет в бешенство, если потом задним числом узнает, что он скрыл от нее столь важную информацию, так что полицейский вкратце изложил то, что Патрик только что сообщил ему. Рита, стоявшая возле посудного шкафа, на мгновение словно остолбенела, но потом продолжила доставать приборы.
– Фу, какой ужас! – воскликнула ее дочь и села за кухонный стол. Задумавшись, она машинально погладила Лизу по спине. – Ты сказал – отрезанный язык?
Мелльберг навострил уши. Несмотря ни на что, Паула демонстрировала иной раз способность к полицейской работе, а память у нее была феноменальная.
– О чем ты подумала? – с живым интересом спросил он, усевшись рядом с ней.
Молодая мать покачала головой:
– Точно не знаю, но мне это что-то напоминает… Черт, мозги совсем не работают! До чего же это бесит!
– Пройдет, – сказала Рита, стоявшая возле мойки, где она была занята приготовлением большой порции салата.
– Ну да, хотя сейчас это меня ужасно раздражает, – проговорила Паула. – Что-то в этой истории с языком кажется мне знакомым…
– Обычно лучше не думать, потом само вспомнится, – посоветовала ее мать.
– Угу, – ответила молодая женщина, но Бертиль видел, что она все еще роется в своей памяти. – Может быть, я читала нечто подобное в старых полицейских рапортах… Можно я зайду сегодня на работу?
– Ты действительно собираешься пойти туда с Лизой, когда на улице такая холодина? И работать? Ты и без того так устала! – запротестовала Рита.
– Какая разница, где я буду усталая – здесь или там? – пожала плечами ее дочь. – Может быть, можно оставить Лизу у тебя? Я ненадолго, только посмотрю кое-что в архиве.
Рита проворчала что-то себе под нос, однако Мелльберг знал, что она с удовольствием посидит с внучкой, даже если существует риск, что у малышки начнется очередной приступ крика. Ему показалось даже, что Паула как-то сразу ожила при мысли о том, чтобы пойти на работу.
– Мне хотелось бы иметь доступ к протоколу вскрытия, когда я приду, – сказала она. – Надеюсь, это можно устроить, несмотря на то что формально я в декрете?
Ее начальник фыркнул. Какая разница, в декрете она или нет? Бертиль понятия не имел, какие на этот счет существовали распоряжения, но одно было ясно – если бы он следовал всем правилам и предписаниям, как общим, так и касающимся профессии полицейского, работа бы вообще не делалась.
– Протокол хранится у Анники среди других материалов следствия, – сказал он своей сотруднице. – Обратись к ней, когда придешь.
– Отлично, тогда я постараюсь привести себя в порядок, чтобы не пугать наших ребят, а потом приду, – обрадовалась Паула.
– Но сначала поешь, – сказала Рита.
– Да, мама.
С плиты доносились такие запахи, от которых у Мелльберга заурчало в животе. Ритина стряпня не могла сравниться ни с чем на свете. Правда, у нее был один недостаток – она была скупа на десерты. Перед своим внутренним взором хозяин дома уже видел булочки из кондитерской. Один раз он там сегодня уже побывал, но, может быть, завернуть еще раз по пути обратно в участок? Обед оставался каким-то незавершенным без сладкого.
* * *
Йоста немногого требовал от жизни. Если голова и ноги в тепле, то ты уже доволен – как говаривал его дедушка. И только теперь Флюгаре начал понимать, что именно имел в виду старик: не стоит иметь завышенных ожиданий. И с тех пор, как Эбба Старк снова вошла в его жизнь, после странных событий прошедшего лета, он был вполне доволен жизнью. Эта женщина вернулась обратно в Гётеборг, и полицейский немного волновался, не исчезнет ли она снова с его горизонта – вдруг ей не захочется поддерживать отношения со старым перцем, которого знала когда-то в детстве? Но Эбба то и дело звонила ему, а навещая свою мать в Фьельбаке, всегда пользовалась случаем, чтобы зайти и к нему тоже. Конечно, после пережитого она была хрупка и ранима, однако с каждой встречей Йосте казалось, что она окрепла. Он от души желал, чтобы ее раны зарубцевались и к ней вернулась вера в любовь. Может быть, в будущем она встретит нового мужчину и снова станет матерью? И может быть, тогда, если повезет, он сможет поучаствовать в жизни ее семьи как бонусный дедушка[14]14
«Бонусный дедушка» – человек, не состоящий с ребенком в кровном родстве, однако с успехом выполняющий роль дедушки.
[Закрыть] и снова позаботиться о малыше? Это была его самая большая мечта: ходить среди малиновых кустов у себя на участке с маленьким ребеночком – ребеночком, который, шагая вперевалку и держась за его палец, помогал бы собирать сладкие спелые ягоды.
Однако сейчас было не время предаваться мечтам. Он должен сосредоточиться на расследовании. Дрожь пробежала у Флюгаре по спине при мысли о том, что рассказал Патрик о травмах Виктории, однако он заставил себя вытеснить неприятные чувства. Застревать в них не годится. За годы работы полицейским Йоста повидал немало страданий, и хотя это, пожалуй, затмевало собой все, с чем ему приходилось сталкиваться ранее, его принцип оставался прежним – делать свое дело.
Достав и проглядев найденный отчет, он на некоторое время задумался, а потом поднялся и пошел в кабинет Хедстрёма, расположенный за стенкой.
– Юнас написал заявление о краже всего за несколько дней до исчезновения Виктории, – рассказал старый полицейский. – И кетамин значится в списке похищенного. Я мог бы съездить в Фьельбаку и поговорить с ним, пока вы с Мартином ездите в Гётеборг.
Он поймал на себе взгляд Патрика, и, хотя его это несколько ранило, Йоста понял его удивление. Самым работящим сотрудником у них в участке он никогда не был, да и сейчас не претендовал на эту роль. Однако потенциал у Флюгаре имелся, и в последнее время у него возникло новое чувство. Он хотел, чтобы Эбба гордилась им. Кроме того, он очень переживал за семью Хальбергов, чьи мучения наблюдал в течение стольких месяцев.
– Несомненно, тут может быть связь. Отлично, что ты об этом вспомнил, – сказал Хедстрём. – Но ты готов поехать один? А то мы могли бы поехать туда завтра вместе.
Йоста отмахнулся:
– Да нет, я справлюсь сам. Тут дело-то небольшое, и к тому же заявление у него тогда принимал именно я. Удачной вам поездки в Гётеборг.
Он кивнул Патрику и направился к машине.
Ему понадобилось всего пять минут, чтобы доехать до конной фермы в окрестностях Фьельбаки, и вскоре пожилой полицейский заехал на двор и припарковал машину перед домом Перссонов.
– Тук-тук! – произнес он, открывая дверь на задней стороне дома.
Помещение ветеринарной консультации было небольшим: маленький холл, кухонный уголок и небольшой кабинет.
– Надеюсь, у тебя тут нет удавов, пауков или других несимпатичных животных? – пошутил гость, увидев хозяина этих «владений».
– Нет, Йоста. Можешь не опасаться, – отозвался Юнас. – К счастью, таких зверей в Фьельбаке водится немного.
– Можно зайти к тебе ненадолго? – спросил Флюгаре, вытирая ноги о коврик у двери.
– Конечно, следующий посетитель у меня только через час. Похоже, денек сегодня выдался спокойный. Куртку можешь повесить вот сюда. Хочешь кофе?
– Да, с удовольствием, если тебя это не затруднит.
Перссон покачал головой и отошел к кухонному уголку, где стояла кофемашина и лежало несколько разных капсул.
– Пришлось вот купить такой аппарат – ради собственного выживания, – усмехнулся он. – Крепкий или некрепкий? С молоком? С сахаром?
– Крепкий, с молоком и с сахаром.
Йоста повесил куртку и уселся на один из двух стульев для посетителей.
– Вот, пожалуйста, – Юнас протянул ему чашку и сел напротив. – Насколько я понимаю, речь пойдет о Виктории.
– Да нет, я хотел расспросить тебя о той краже, которая произошла у тебя здесь, в консультации, – возразил Флюгаре.
Ветеринар приподнял брови:
– Вот оно что! Я думал, вы давно списали то дело в архив. Честно говоря, я немного расстроился тогда, что вы не сильно продвинулись в расследовании, хотя и понимаю, что вам пришлось бросить все силы на поиски Виктории. Подозреваю, что ты не можешь рассказать, почему вы вдруг снова заинтересовались той кражей?
– К сожалению, не могу, – ответил Йоста. – Скажи, как ты заметил, что у тебя в кабинете произошла кража? Понимаю, что мы уже об этом говорили, но будет очень хорошо, если ты расскажешь всю историю еще раз.
Он развел руками, как бы извиняясь, и чуть не опрокинул чашку с кофе. Поймав ее в последний момент, полицейский на всякий случай решил держать ее в руках.
– Ну, как я уже рассказывал, дверь была взломана, когда я пришел сюда утром, – стал вспоминать ветеринар. – Это было, наверное, около девяти утра. Я обычно прихожу на работу в это время – народ редко обращается ко мне раньше девяти. Как бы там ни было, я тут же увидел, что здесь побывали воры.
– А как все выглядело внутри?
– Не так уж и ужасно. Содержимое шкафов было вывернуто и разбросано по полу, но не более того. Самое неприятное, что шкаф с наркотическими препаратами, который я всегда так тщательно запираю, тоже оказался взломан. Хотя уровень преступности в Фьельбаке не слишком высок, те немногие наркоманы, которые тут есть, наверняка в курсе, что у меня в шкафчике хранится нечто интересное. Хотя раньше у меня таких проблем не возникало.
– Я понимаю, кого ты имеешь в виду, – и мы допросили их всех сразу после кражи. Нам ничего не удалось от них добиться, однако мне кажется, что они не сумели бы смолчать, будь это кто-то из них, и к тому же мы не нашли никаких отпечатков пальцев, совпадающих с их отпечатками.
– Да, ты наверняка прав. Это кто-то другой.
– Что именно пропало? Знаю, это записано в заявлении, но я бы хотел, чтобы ты еще раз это назвал.
Юнас наморщил лоб:
– Я уже и не помню точно. Но из наркотических препаратов – этилморфин, кетамин и кодеин. Кроме того, пропали некоторые медицинские расходные материалы – бинты, антисептики и… одноразовые перчатки, вот что. Обычные дешевые вещи, которые можно купить в любой аптеке.
– Если только человек не задался целью избежать излишнего внимания, которое можно вызвать, покупая массу всего такого в аптеке.
– Это верно.
Перссон отхлебнул глоток кофе. Это был последний кофе в его чашке, и он поднялся, чтобы налить себе еще.
– Тебе добавить? – предложил он посетителю.
– Нет, спасибо, у меня еще есть, – ответил Йоста, заметив, что совсем забыл про собственный кофе. – Расскажи более подробно о наркотических препаратах. Может быть, какой-то из них представляет особую ценность в глазах наркоманов?
– Пожалуй, это кетамин, – подумав, произнес ветеринар. – Я слышал, что он в последнее время приобретает популярность в некоторых кругах. Его распространяют на вечеринках под названием «Спешиал К».
– Как ты используешь его в своей ветеринарной практике?
– И мы, и обычные доктора применяем его как анестезию при хирургических вмешательствах. При использовании наркоза существует риск угнетения дыхания и сердечной деятельности, а у кетамина таких побочных эффектов нет.
– А каким животным его вводят?
– Преимущественно собакам и лошадям. Чтобы они заснули надежно и эффективно.
Флюгаре осторожно вытянул ноги. Хруст в суставах с каждой зимой становился все сильнее, а подвижность их уменьшалась.
– Сколько кетамина у тебя пропало? – задал он следующий вопрос.
– Если я правильно помню, четыре бутылки по сто миллилитров.
– Это много? Какую дозу ты даешь лошади, например?
– Это зависит от веса лошади, – ответил Юнас. – Примерно два миллилитра на сто килограммов веса.
– А людям?
– Честно говоря, даже не знаю. Тебе придется спросить какого-нибудь анестезиолога или медсестру. Они наверняка смогут дать тебе точные сведения. Я изучал несколько курсов общей медицины, но это было много лет назад. Моя специальность – животные, а не люди. Но почему тебя так интересует именно кетамин?
Йоста заколебался. Он не знал, стоит ли рассказывать о своих подозрениях – и тем самым раскрывать истинную причину расспросов. С другой стороны, ему было любопытно взглянуть, как отреагирует Юнас. Если, вопреки ожиданиям, кетамином воспользовался он сам, а о пропаже заявил для отвода глаз, то это, наверное, как-то отразится у него на лице.
– Мы получили результаты вскрытия, – проговорил он наконец. – В крови Виктории обнаружены следы кетамина.
Перссон вздрогнул и посмотрел на него с удивлением и испугом:
– Ты хочешь сказать, что кетамином, украденным из моего кабинета, воспользовался тот, кто ее похитил?
– По этому поводу мы ничего не можем сказать, но, учитывая тот факт, что кража произошла перед самым ее исчезновением и неподалеку от того места, где ее видели в последний раз, это вполне вероятно.
Юнас потряс головой:
– Какой ужас!
– У тебя нет никаких подозрений по поводу того, кто мог проникнуть к тебе в кабинет? Не заметил ничего подозрительного перед этим или сразу после?
– Нет, я правда понятия не имею. Как я уже сказал, это первый случай за все эти годы. И я всегда очень тщательно все запираю.
– И ты не думаешь, что кто-то из девочек?.. – Йоста кивнул головой в сторону конюшни.
– Нет, не представляю себе. Возможно, они тайком пробовали самогонку и наверняка выкурили по сигаретке. Но никто из них даже близко не располагает информацией о том, что у ветеринаров имеются наркотические препараты, которые можно использовать, так сказать, для кайфа. Ты можешь поговорить с ними, если хочешь, однако я совершенно уверен, что они о таком слыхом не слыхивали.
– Ты наверняка прав, – пробормотал Флюгаре. Он не мог придумать, о чем бы таком еще спросить Юнаса, и тот заметил его нерешительность.
– У тебя есть ко мне еще вопросы? – спросил ветеринар и криво улыбнулся: – Если нет, то давай продолжим беседу в другой раз. Скоро ко мне придет следующая пациентка. Танцующая мышка[15]15
Танцующая мышь – японская карликовая мышь, часто страдающая заболеванием среднего уха, от которого у нее нарушается чувство равновесия, в результате чего зверек совершает своеобразные движения.
[Закрыть] Нелли съела что-то неподобающее.
– Фу, не понимаю, зачем народ держит таких животных, – пробормотал Йоста, поморщив нос.
– Ты себе даже не представляешь, какие у людей иногда бывают питомцы, – сказал его собеседник и крепко пожал ему руку на прощание.
* * *
Уддевалла, 1968 год
С самого начала она поняла, что что-то не так. Ее не покидало чувство, что чего-то не хватает. Лайла не могла точно сформулировать, чего именно – и, похоже, это замечала только она. Раз за разом она заводила об этом разговор, предлагала показать девочку врачам. Но Владек не слышал ее. Ведь доченька такая милая и спокойная. Не может у нее быть никаких проблем.
Затем признаки стали отчетливее. Личико девочки всегда оставалось серьезным. Молодая мать все ждала ее первой улыбки, но так и не дождалась. Теперь уже и Владек начал понимать, что что-то не так, однако не воспринял это всерьез. На приеме у детской медсестры Ковальской сказали, что все дети развиваются по-разному, что готовых шаблонов нет и что все придет позже. Но она была уверена: у ее дочери чего-то не хватает.
Девочка никогда не кричала. Иногда Лайла едва сдерживалась, чтобы не ущипнуть ее, не начать трясти, не сделать что угодно, лишь бы вызвать хоть какую-нибудь реакцию. Когда дочка бодрствовала, она молча лежала и наблюдала мир таким мрачным взглядом, что Ковальская порой отшатывалась от нее в ужасе. Какой-то первобытный мрак сквозил не только во взгляде ребенка – он исходил от всего его тела.
Материнство оказалось совсем не таким, каким молодая женщина его себе представляла. Те образы, которые ей рисовались, те чувства, которые она ожидала испытать, держа на руках новорожденную, – все это никак не вязалось с действительностью. Она подозревала, что все дело в ребенке, но ведь она мать этой девочки! А задача матери – защищать своего малыша, что бы ни случилось.
* * *
Ехать с Патриком на машине было, как всегда, ужасно. Мартин вцепился в ручку над пассажирским сиденьем и молился про себя, хотя вовсе не был верующим.
– Дорога сегодня отличная, – сказал Хедстрём.
Они проехали церковь в Квилле, и он слегка сбросил скорость, когда они пересекали небольшой поселок. Но вскоре водитель снова нажал на газ, и на узком повороте через пару километров Мартина так крепко вдавило в дверь, что он невольно прижался щекой к холодному стеклу.
– Не жми на газ на поворотах, Патрик! – не удержался он от восклицания. – Не важно, что тебе там когда-то объяснял твой инструктор по вождению – это неправильная техника!
– Да я отлично вожу машину, – проворчал его коллега, но все же немного сбросил скорость. Такого рода дискуссии они вели уже не раз – и эта явно была не последней.
– Как поживает Тува? – Молин заметил краем глаза, что, задавая этот вопрос, коллега украдкой покосился на него. Мартину хотелось, чтобы люди не держались с ним так осторожно. Его не огорчало, что они задают вопросы – наоборот! Ведь это показывало, что они заботятся о нем и о Туве. Вопросы ничего не ухудшали, ведь самое ужасное уже произошло. К тому же вопросы не могли разбередить старые раны – эти раны все равно вскрывались каждый вечер, когда Молин укладывал дочь и она спрашивала, где мама. Или когда потом он ложился в кровать, на своей половине, рядом с пустой половиной, где раньше спала Пия. Или каждый раз, когда он по привычке брался за телефон, чтобы позвонить и спросить, чего купить по дороге, – и понимал, что она уже никогда больше не ответит на его звонок.
– Хорошо, как мне кажется, – ответил молодой полицейский. – Ясное дело, она спрашивает про Пию, но, скорее, просит что-нибудь о ней рассказать. Похоже, она привыкла к мысли, что мамы нет. Дети в этом смысле мудрее нас.