Текст книги "Укрощение"

Автор книги: Камилла Лэкберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Ну что, теперь чисто? – спросил он, когда пожилая женщина надела на него чистую рубашку и застегнула пуговицы сморщившимися от многолетней домашней работы руками.

– Да, до следующего раза, когда тебе захочется разорвать мешок, – отозвалась Хельга.

Она встала перед мужем, пристально разглядывая его, и он почувствовал, как его охватывает раздражение. Что с ней сегодня такое? Она словно рассматривала через лупу насекомое. Взгляд ее был холодным, наблюдающим и оценивающим, но самое главное – в нем не было ни тени страха.

Впервые за много лет Эйнар испытал чувство, которого терпеть не мог – неуверенность. Внезапно он оказался в слабой позиции, понимая, что нужно как можно скорее восстановить прежнее распределение власти.

– Скажи Юнасу, чтобы пришел сюда, – проговорил он как можно резче, но Хельга не ответила. Она продолжала стоять и изучать его.

* * *

Молли замерзла так, что у нее стучали зубы. Глаза девочки постепенно привыкли к темноте, и она могла разглядеть Марту – как темный силуэт. Ей хотелось подползти к ней и согреться, но что-то удерживало ее от этого. То, что удерживало ее всегда.

Она догадывалась, что мать не любит ее. Молли чувствовала это, сколько себя помнила – и на самом деле нельзя было сказать, чтобы ей не хватало любви. Как может не хватать того, чего у тебя никогда не было? Кроме того, рядом с ней всегда был Юнас. Это он вымывал камешки из ее ранки, когда она упала с велосипеда, он прогонял монстров, притаившихся под кроватью, и поправлял на ней ее одеяло по вечерам. Он проверял ее уроки, рассказывал о планетах Солнечной системы, был всезнающим и всемогущим…

Молли никогда не понимала, почему отец настолько обожает мать. Иногда она замечала, как они тайком переглядывались, сидя за столом в кухне, и видела его голодный взгляд. Что он в ней нашел? Что такого увидел при их первой встрече, о которой она слышала так много раз?

– Мне холодно, – сказала девочка и посмотрела на неподвижный силуэт в темноте. Марта не ответила, и Молли всхлипнула. – Что произошло? Как мы сюда попали? Где мы?

Она не могла сдержать вопросы – те сами срывались с языка, и ее растерянность смешивалась со страхом. Юная Перссон снова подергала за цепь. На лодыжке уже образовалась ссадина, и она скорчилась от боли.

– Прекрати, так ты не освободишься, – сказала Марта.

– Но мы же не можем просто сдаться?!

Из чистого упрямства Молли снова дернула цепь, но тут же была наказана болью, пронзившей всю ее ногу.

– А кто сказал, что мы должны сдаться?

Голос матери звучал удивительно спокойно. Как она может настолько держать себя в руках?! Ее спокойствие скорее еще больше пугало, чем передавалось девочке, и та почувствовала, что ее снова охватывает паника.

– На по-омо-ощь! – закричала она, и ее голос эхом откатился от стен. – Мы здесь! По-моги-и-ите!!!

Когда ее крик стих, ответом была лишь оглушительная тишина.

– Перестань. Это ничего не даст, – произнесла фру Перссон все с тем же ледяным спокойствием.

Молли хотелось ударить, исцарапать ее, дернуть ее за волосы, ударить ногой – все, что угодно, лишь бы вызвать какую-нибудь реакцию, кроме этого жуткого спокойствия.

– Нам помогут, – произнесла наконец Марта. – Но придется подождать. Важно не терять над собой контроль. Сиди тихо, все образуется.

Ее дочь не поняла, что она имела в виду. То, что сказала фру Перссон, казалось ей полным безумием. Кто же найдет их здесь? Но постепенно паника начала отступать. Раз Марта говорит, что им помогут, значит, так и будет. Прижавшись спиной к стене, Молли опустила голову на колени. Она сделает так, как хочет ее мама.

* * *

– Боже мой, как я устал! – проговорил Патрик, проводя рукой по лицу. Когда он переступил порог дома, ему позвонил Йоста – видимо, желая получить отчет о том, как прошел день, но после кратких сомнений Хедстрём решил отложить мобильный телефон. Если произошло что-то из ряда вон выходящее, за ним приедут. А сейчас он не в состоянии думать о нескольких вещах сразу. Ему очень хотелось не спеша обсудить все с Эрикой.

– Постарайся расслабиться и отдохнуть, – сказала его жена.

Патрик улыбнулся. По ее лицу он уже понял, что она чем-то хочет с ним поделиться.

– Нет-нет, мне нужна твоя помощь в одном деле, – произнес он и пошел в гостиную, чтобы поздороваться с детьми. Все трое кинулись к нему и повисли у него на шее. Один из замечательных моментов отцовства – после того как пробыл в отъезде один день, тебя встречают как после кругосветного путешествия.

– Ну да, конечно, – сказала Фальк, и полицейский услышал, что она произнесла эту фразу с облегчением. Ему не терпелось узнать, что же она хочет рассказать, однако прежде всего надо было что-нибудь съесть.

Полчаса спустя, сытый и довольный, хозяин дома был готов выслушать, чем же жена жаждет с ним поделиться.

– Сегодня я сообразила, что упустила из виду одну вещь. – Она уселась напротив него. – Я проверила, были ли у Лайлы посетители или разговоры по телефону – таковых не оказалось.

– Да, помню, ты говорила.

Хедстрём разглядывал ее в свете стеариновых свечей, горевших на кухонном столе. Она была такой красивой! Иногда он как будто забывал об этом – так привык видеть ее рядом, что уже не реагировал на ее красоту. Ему следовало бы чаще говорить супруге об этом, проявлять внимание, хотя он знал, что Эрика довольна краткими минутами общения с ним в круговерти дней – вечерними посиделками на диване, когда она кладет голову ему на плечо, ужином в пятницу с хорошим вином, разговорами в постели, прежде чем заснуть – всем тем, что и ему было так дорого в их совместной жизни…

– Прости, что ты сказала? – Он вдруг поймал себя на том, что слишком погрузился в собственные мысли. От усталости ему было трудно сосредоточиться.

– Я пропустила еще один способ общения с окружающим миром. Большой прокол с моей стороны – но какая удача, что я об этом вспомнила! – повторила свою последнюю фразу писательница.

– Давай ближе к делу, дорогая, – произнес муж, поддразнивая ее.

– Да, именно. Почта. Я забыла проверить, получала ли она почту и посылала ли сама письма.

– Учитывая то, с каким энтузиазмом ты мне все это рассказываешь, я подозреваю, что ты что-то обнаружила?

Эрика горячо закивала:

– Да, но я понятия не имею, что это означает. Подожди, я тебе покажу.

Она поднялась и вышла в холл, чтобы взять свою сумку. Из нее женщина бережно извлекла несколько открыток и разложила их перед супругом на кухонном столе:

– Эти открытки были посланы Лайле, но она не захотела их принять и попросила сотрудников тюрьмы их выбросить. Чего они, к счастью, не сделали. Как видишь, на всех – виды Испании.

– От кого они? – заинтересовался Патрик.

– Понятия не имею. Почтовые штемпели – из разных частей Швеции, и я не могу нащупать никакой связи между этими местностями.

– А что говорит по этому поводу Лайла? – Хедстрём поднял одну из открыток, перевернул ее и увидел адрес, проставленный синим штемпелем.

– С ней я пока не разговаривала. Хочу сначала сама попытаться найти закономерность.

– У тебя есть какие-нибудь версии?

– Нет, я ломаю над этим голову с тех пор, как мне их дали. Но, помимо Испании, не могу найти ничего общего.

– Разве у Лайлы нет сестры, которая живет в Испании?

Эрика кивнула и взяла в руки одну из открыток. На ней был изображен матадор, размахивающий красной тряпкой перед разъяренным быком.

– Да, но, похоже, они действительно все эти годы не поддерживали отношений. Кроме того, открытки отправлены из Швеции, а не из Испании, – сказала писательница.

Патрик наморщил лоб, пытаясь найти способы поиска закономерности:

– Ты не наносила места отправки на карту?

– Нет, мне это не пришло в голову. Пошли, отметим на карте, которая висит у меня наверху.

Фальк решительным шагом направилась прочь из кухни. Ее супруг поднялся и устало заковылял следом.

Наверху, в своем кабинете, Эрика перевернула первую открытку и посмотрела на почтовый штемпель, затем на карту. Найдя нужное место, она пометила его крестиком и затем проделала то же самое с остальными тремя открытками. Патрик молча наблюдал за ней, прислонясь к дверному косяку. Снизу доносился голос отца Эмиля, гневным криком загонявшего сына в столярную мастерскую.[22]22
  Дети Хедстрёмов смотрят фильм по книге Астрид Линдгрен «Эмиль из Лённеберги».


[Закрыть]

– Ну вот. – Фальк сделала шаг назад и принялась критически оглядывать карту. Места похищения девочек она отметила красным, а места отправки открыток – синим цветом. – Я по-прежнему ничего не понимаю.

Полицейский вошел в кабинет и встал рядом с ней:

– Хм, я тоже не вижу никакой закономерности.

– И сегодня не выяснилось ничего нового, что могло бы помочь? – спросила Эрика, не отрывая глаз от карты.

– Нет, ничегошеньки, – проговорил Хедстрём, в отчаянии пожимая плечами. – Но поскольку ты уже вовлечена в процесс, я могу рассказать, что мы обсуждали. Может быть, ты увидишь то, что пропустили мы. Пошли, спустимся на кухню, сядем и поговорим.

Он двинулся вниз по лестнице, продолжая разговаривать с женой, оглядываясь через плечо:

– Как я сказал, мне нужна твоя помощь в одном деле. Все округа сняли на видео беседы с семьями девушек, и нам всем раздали копии этих материалов. До этого мы могли исходить только из их письменных отчетов. Я хотел бы, чтобы мы посмотрели эти записи вместе – и ты поделилась со мной теми мыслями, которые у тебя возникают.

Писательница, шедшая позади мужа, положила руку ему на плечо:

– Ясное дело, я хочу их посмотреть. Мы можем сделать это, когда дети заснут. Но для начала расскажи поподробнее, что сегодня было сказано.

Они снова вернулись в кухню, и Патрик подумал, не провести ли рейд в морозилку на предмет мороженого.

– Коллега из Гётеборга убеждал меня попросить тебя еще раз рассказать о беседе с мамой Минны, – начал рассказывать полицейский. – У всех у нас есть чувство, что этот случай – особенный, поэтому малейшая деталь, на которую ты обратила внимание, может очень помочь.

– Понимаю. Но я ведь рассказала все сразу после того, как беседовала с ней, а сейчас у меня уже не такие свежие воспоминания.

– Расскажи то, что помнишь, – попросил Хедстрём и внутренне восторжествовал, когда Эрика подошла к холодильнику и достала банку мороженого «Бен и Джерри». Иногда у него складывалось впечатление, что за долгие годы совместной жизни они научились читать мысли друг друга.

– Ой, вы тут мороженое едите? – Майя появилась в кухне и теперь стояла, недовольно уставившись на них. – Тьфу, как несправедливо!

Патрик увидел, как она набрала воздуху в легкие, и сразу понял, что произойдет дальше.

– Антон! Ноэль! Мама и папа едят мороженое, а нам не дают! – закричала девочка во все горло.

Глава семьи со вздохом поднялся, достал еще одну большую упаковку мороженого и три мисочки и начал накладывать в них холодное лакомство. Ломать копья из-за такой мелочи не стоило.

Но когда он положил мороженого в третью мисочку и собрался взять себе большую порцию шоколадного, в дверь настойчиво позвонили. А потом еще и еще раз.

– Что еще такое? – Бросив взгляд на Эрику, хозяин дома пошел открывать. За дверью стоял Мартин, и лицо у него было очень напряженное.

– Какого черта ты не отвечаешь на телефон? Мы искали тебя как сумасшедшие! – рявкнул он на своего коллегу.

– Что случилось? – спросил тот, чувствуя, как все внутри сжимается.

Молин посмотрел на него с самым серьезным выражением лица:

– К нам обратился Юнас Перссон. Молли и Марта пропали.

За спиной Патрика звучно охнула Эрика.

* * *

Юнас сидел в гостиной, ощущая, как нарастает тревога. Он не понимал, зачем полиция заявилась к нему. Разве они не должны были отправиться на поиски? Некомпетентные идиоты!

Словно прочтя его мысли, Патрик Хедстрём подошел к ветеринару и положил руку ему на плечо:

– Мы обыщем территорию вокруг фермы, но поиски в лесу придется отложить, пока не рассветет. И нам нужна твоя помощь, чтобы составить список друзей Марты и Молли. Может быть, ты можешь пока обзвонить их?

– Я уже обзвонил всех, кого мог вспомнить, – вздохнул Перссон.

– И все же составь список. Могут быть имена, которые тебе не пришли в голову. И еще я собирался пойти побеседовать с твоей мамой о том, не упомянули ли они хоть словом, что собирались делать во второй половине дня. У Марты есть календарь? А у Молли? Сейчас все, что угодно, могло бы помочь.

– Марта использует календарь в телефоне, а телефон у нее с собой, хотя она и не отвечает. Она никогда не выходит из дома без него. Телефон Молли лежит у нее в комнате. Даже не знаю, есть ли у нее еще какой-нибудь календарь.

Ветеринар горестно покачал головой. Что он, строго говоря, знает о жизни Молли? Что ему известно о собственной дочери?

– Хорошо, – произнес Патрик и снова положил руку ему на плечо – и Юнаса поразило, что ему это действительно помогло. От этой руки по телу распространялось хоть немного спокойствия.

– Я могу пойти с тобой к маме? – Он поднялся, показывая, что на самом деле это даже не вопрос. – Она всегда тревожится, а эта история совершенно выбила ее из колеи.

– Да, пойдем вместе, – согласился Хедстрём и направился к двери.

Юнас последовал за ним, и они молча прошли по двору к дому Хельги и Эйнара. На крыльце Перссон обогнал полицейского и открыл дверь:

– Мама, это я! И полиция, которая хочет задать тебе несколько вопросов.

Хельга вышла в холл:

– Полиция? А чего хочет полиция? С ними что-то случилось?

– Ничего страшного, – поспешно ответил ей Патрик. – Мы здесь, потому что Марта и Молли так и не появлялись, а Юнасу не удается с ними связаться. Но такие ситуации чаще всего оказываются чистейшей воды недоразумениями. Они наверняка поехали к какой-нибудь подруге и забыли об этом сообщить.

Казалось, пожилая хозяйка дома немного успокоилась. Она коротко кивнула:

– Да, уверена, что так и есть. Даже не понимаю, зачем было беспокоить по этому поводу полицию. У вас небось и без этого дел хватает.

Она зашла в кухню и стала ставить посуду в посудомоечную машину.

– Мама, сядь, пожалуйста, – попросил ее Юнас.

Его тревога все нарастала. Что-то у него в голове не складывалось. Где они могут быть? Мысленно ветеринар уже несколько раз проанализировал свои разговоры с Мартой за последние дни. Ничто не указывало на то, что что-то не так. Вместе с тем он ощущал страх, который преследовал его с их первой встречи: страх и убежденность, что однажды она оставит его. Это пугало его больше, чем что-либо другое. Совершенное обречено на гибель. Баланс рано или поздно нарушается. Эту философию Перссон усвоил уже давно. Как он мог думать, что его все это не затронет? Что те же самые правила не будут действовать в отношении него самого?

– Как долго они у вас пробыли? – Патрик задавал вопросы мягким тоном, и Юнас закрыл глаза, вслушиваясь в них и в ответы матери. По ее тону он слышал, что ей очень не нравилась сама ситуация, в которой она оказалась, и понимал – она недовольна, что он привлек к делу полицию. В их семье не принято было выносить сор из избы.

– Они ничего не говорили о своих планах? Только то, что собираются потом тренироваться? – уточнил Хедстрём еще раз.

Хельга посмотрела в потолок, прежде чем ответить – была у нее такая привычка, знакомая ее сыну с давних времен. Все эти хорошо знакомые жесты, все, что повторялось раз за разом в бесконечном круговороте… Ветеринар давно свыкся с мыслью, что сам он – часть этого круговорота, да и Марта тоже. Но без Марты он не желал и не мог ни в чем участвовать. В этом случае все теряло смысл.

– Они не говорили, что собирались с кем-то встретиться? Или о каком-нибудь деле, которое должны были сделать? – продолжал Патрик, но фру Перссон только качала головой:

– Нет, в таком случае они взяли бы машину. Марта все же любила удобства.

– Что?! – крикнул Юнас, почувствовав, что сорвался на фальцет. – Ты хотела сказать – «любит»?

Полицейский с удивлением посмотрел на него. Ветеринар уперся локтями в стол и положил голову на руки:

– Простите. Я встал сегодня в четыре утра и так и не успел отоспаться. И все это так не похоже на Марту – пропускать занятия! И уж тем более отправляться куда-то, не сообщив об этом.

– Они скоро вернутся, и Марта очень разозлится, что ты поднял такую панику, – проговорила Хельга, словно бы пытаясь утешить его, но с какой-то странной интонацией. Уловил ли это Патрик, подумалось Юнасу.

Ему хотелось поверить в слова матери, но весь его разум сопротивлялся этому. Что ему делать теперь, когда они пропали? Никогда и никому он не сумеет объяснить, что они с Мартой – как один человек. С самой первой встречи они дышали в такт. Молли – его дочь, его родная кровь, но без Марты его просто нет.

– Мне надо в туалет, – пробормотал он и поднялся из-за стола.

– Твоя мама наверняка совершенно права, – сказал ему вслед Хедстрём.

Перссон не ответил. На самом деле в туалет ему было не нужно. Просто ему хотелось на несколько минут остаться одному, собраться с силами, чтобы остальные не увидели, что он на грани срыва.

С верхнего этажа он слышал стоны и пыхтение отца. Наверняка тот старался издавать звуки погромче, поскольку услышал голоса на первом этаже. Но сейчас Юнас не собирался подниматься к нему. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас общаться с Эйнаром. Едва подойдя к отцу, он ощущал почти болезненное жжение – как бывает, когда приближаешься к открытому огню. Так было всегда. Хельга пыталась встать между ними, охладить этот пыл, но ей это так и не удалось. Сейчас осталось только слабое горение, и Перссон-младший не знал, как долго он еще сможет помогать отцу поддерживать этот огонь.

Зайдя в маленький туалет, Юнас прислонился лбом к зеркалу. Оно приятно охлаждало – мужчина ощущал, как горят его щеки. Когда он закрыл глаза, в голове у него пронеслись разные образы – воспоминания о той жизни, которая прошла у него с Мартой. Ветеринар всхлипнул и наклонился, чтобы взять кусок туалетной бумаги, но увидел, что она закончилась и что на держателе висит пустой рулон. За дверью раздавалось бормотание голосов в кухне, которое смешивалось со звуками, издаваемыми Эйнаром на втором этаже. Присев на корточки, Перссон открыл шкафчик, где у Хельги хранились запасные рулоны туалетной бумаги, и уставился на содержимое этого шкафчика. Рядом с рулонами было спрятано нечто. Поначалу он не понимал, что видит. А потом разом понял все.

* * *

Эрика рвалась пойти с ними на поиски, но Патрик указал ей на очевидное: кто-то должен остаться с детьми. Она неохотно согласилась и решила посвятить остаток вечера записям бесед с родственниками исчезнувших девочек. Записи лежали в пакете в холле, но писательница по опыту знала, что ей ничего не удастся посмотреть, пока все трое детей не заснут. Так что она отогнала мысль о фильмах и уселась рядом с малышами на диван.

Еще раньше она вставила в DVD-плеер очередной диск с фильмом о приключениях Эмиля и теперь невольно улыбалась его проделкам, прижимая к себе дочку и сыновей. Проделать это с тремя детьми было немного сложно – у нее было только два бока, а каждый хотел сидеть поближе к ней. Но в конце концов она посадила Антона к себе на колени, а Ноэль и Майя оказались справа и слева от матери. Оба прижались к ней, и женщину переполнила благодарность за все, что ей выпало в жизни. Подумав о Лайле, она задалась вопросом: испытывала ли та нечто похожее по отношению к своим детям? Ее поступки указывали скорее на обратное…

Когда Эмиль вылил черничный кисель в лицо фру Петрель, Фальк почувствовала, как малыши отяжелели, и в конце концов до нее донеслись звуки их мирного дыхания. Осторожно выбравшись из кучи детей, он отнесла их по очереди наверх и уложила в постель. Остановившись на несколько мгновений в комнате мальчиков, писательница посмотрела на их светлые головки, лежащие на подушках – довольные, защищенные и даже не подозревающие о том, какое зло встречается в мире. Затем она тихонько вышла из комнаты, спустилась в холл, взяла принесенные Патриком записи и снова уселась на диван. Посмотрев на обложки аккуратно подписанных дисков, она решила просмотреть их в том порядке, в котором пропали девочки.

Сердце разрывалось от сострадания при виде родных Сандры Андерссон – их несчастных лиц, когда они пытались отвечать на вопросы полиции, охваченные желанием помочь и одновременно подавленные теми мыслями, которые возникали от этих вопросов. Некоторые вопросы задавались несколько раз, и хотя Эрика понимала, почему это делается, она очень сочувствовала растерянности родственников, когда те не находили ответа.

Затем она посмотрела второй и третий фильмы, также стараясь ничего не пропустить. Настроение у нее совсем испортилось, когда она так и не увидела того неуловимого, что рассчитывала заметить. Женщина поняла, что ее попросили о помощи просто наудачу – на самом деле Патрик и не ожидал, что она что-то найдет. Тем не менее писательница надеялась на озарение, когда все кусочки вдруг встанут на место и она увидит целостную картину. Такое случалось с ней раньше, и Фальк знала, что это может произойти и теперь, но пока она видела только сломленные горем семьи – их отчаяние, скорбь и мучившие их вопросы без ответа.

Она выключила запись. Страдания родителей задели ее за душу. Их боль жгла с экрана, прорывалась в жестах, в голосах, которые иногда надрывались от усилий сдержать слезы. Женщина почувствовала, что больше не в состоянии смотреть на это, и решила вместо этого позвонить Анне.

Сестра ответила ей усталым голосом. К большому удивлению Эрики, она сказала, что была в конюшне, когда обнаружилось отсутствие Марты и Молли, и Фальк, со своей стороны, могла сказать, что к делу подключилась полиция. Затем они обсудили мелкие события дня – ту повседневную жизнь, которая продолжалась, несмотря ни на что. Эрика не стала спрашивать, как Анна себя чувствует. Именно сейчас у нее не было сил выслушивать очевидную ложь младшей сестры о том, что с ней все в порядке. Они говорили о пустяках, делая вид, что все идет как полагается.

– Ты-то как? – спросила Анна.

Писательница не знала точно, как лучше сформулировать ответ на этот вопрос. Она уже успела рассказать сестре, чем занимается, и теперь попыталась разобраться в своих чувствах:

– Так странно сидеть и смотреть эти фильмы… Я словно разделяю горе этих семей, чувствую или, по крайней мере, частично понимаю, какой это ужас – пережить такое! С другой стороны, меня охватывает чувство облегчения от того, что мои дети спят в безопасности там, наверху.

– Да, спасибо, господи, за детей! Без них даже не знаю, как бы я все вынесла. Если бы только… – Анна осеклась, но Эрика поняла, что она хотела сказать, – если бы у нее был еще один ребенок.

– Мне пора закругляться, – сказала Анна, и у Эрики тут же возникло желание спросить, говорил ли ей Дан, что она ему сегодня звонила. Но писательница сдержалась. Пожалуй, лучше выждать и дать сестре и ее мужу разобраться во всем этом в своем темпе.

Попрощавшись с Анной, Фальк встала и загрузила в проигрыватель очередной диск. Здесь был записан разговор полиции с мамой Минны, и Эрика узнала квартиру, в которой побывала несколькими днями раньше. Узнала она и выражение отчаяния на лице Нетти. Как и остальные родители, она пыталась отвечать на вопросы полицейских, стремилась помочь им, однако эта женщина отличалась от других родителей, внешне даже слишком благополучных. Ее тусклые волосы были спутаны, и одета она была все в ту же кофту в катышках, что и в тот день, когда Эрика была у нее. Кроме того, она курила одну сигарету за другой в течение всего разговора, и писательница слышала, как полицейские, беседовавшие с ней, то и дело кашляли от дыма.

В целом они задавали практически те же вопросы, какие задавала и сама Фальк, так что это помогло ей освежить в памяти разговор, который ей предстояло еще раз пересказать Патрику. Разница заключалась в том, что у нее была еще возможность полистать семейный фотоальбом Минны и Анетт и тем самым составить себе более личное представление о них обеих.

Полицейским, похоже, было не до этого, в то время как Эрику во всяком преступлении интересовали именно вовлеченные в него люди. Как выглядела их частная жизнь, их отношения? Какие воспоминания носили они в себе? Она обожала рассматривать фотоальбомы и изучать моменты праздников и повседневных дел глазами человека, глядевшего в видоискатель. Именно сам снимающий выбирал сюжет – и интересно было увидеть, как он или она хотели описать свою жизнь.

В случае с Нетти становилось до боли ясно, какое огромное значение она придавала различным мужчинам, которые появлялись в ее жизни и снова исчезали. Ее тоска по семье, желание найти себе мужа и отца для своей дочери читались на каждой странице. Вот фотография Минны на плечах у одного мужчины, вот ее мать на пляже с другим, вот они обе с последним бойфрендом Анетт рядом с машиной, груженной надеждами на счастливый отпуск. Для Эрики важно было все это увидеть – хотя полиция зачастую считала эту информацию малополезной.

Писательница снова поменяла диск. Теперь началась беседа с родителями и братом Виктории Хальберг. Однако и здесь Фальк не заметила ничего необычного. Досмотрев видео, она посмотрела на часы. Восемь. Патрик наверняка задержится, если вообще вернется домой. Она почувствовала, что спать пока не хочет, и решила еще раз просмотреть все фильмы от начала до конца, еще более внимательно.

Пару часов спустя женщина закончила и смогла констатировать, что так и не обнаружила ничего нового. Тогда она решила пойти и лечь. Ждать мужа не было никакого смысла – он не позвонил и наверняка очень занят. Писательница дорого бы отдала, чтобы узнать, что там происходит, но долгие годы жизни с полицейским научили ее: в таких случаях ей нужно сдержать свое любопытство и запастись терпением.

Усталая, переполненная впечатлениями, она улеглась в постель, подтянув одеяло до подбородка. И она, и Патрик любили спать в прохладе, так что в спальне всегда было немножко холодно – это позволяло насладиться теплом под пуховым одеялом. Почти мгновенно Фальк ощутила, как по всему телу разлилась вялость, и мозг начал бессистемно перелистывать эпизоды просмотренных фильмов на «нейтральной полосе» между сном и бодрствованием. Они проплывали мимо без всякой логики и тут же сменялись новыми. Тело становилось все тяжелее, и когда женщина была уже почти готова погрузиться в сон, поток чередующихся картин замедлился, а потом «слайд-шоу» в ее мозгу замерло на одной картинке. И Эрика тут же проснулась.

* * *

В участке царила нервозная суета. Патрик намеревался созвать всех на экстренное совещание, чтобы скоординировать действия по поиску Молли и Марты, но работа над этим и так уже шла полным ходом. Йоста, Мартин и Анника обзванивали друзей и знакомых семьи Перссон, одноклассников Молли, девушек из конюшни и всех остальных из составленного Юнасом списка. Написанные им имена вели дальше, к новым именам, но пока им не удалось найти никого, кто хоть что-то знал бы о местоположении Марты и ее дочери. Между тем было уже так поздно, что разумные объяснения их отсутствия таяли на глазах.

Хедстрём двинулся по коридору в сторону кухни. Проходя мимо кабинета Йосты, он увидел уголком глаза, как его коллега соскочил с рабочего кресла.

– Эй, погоди! – позвал его старый полицейский.

Патрик замер на месте:

– Что такое?

Раскрасневшийся Флюгаре подошел к нему:

– Сегодня произошло одно событие. Я не хотел об этом говорить, пока мы были у Юнаса, но сегодня звонил Педерсен. Кровь, обнаруженная на мостках, принадлежит Лассе.

– Как мы и предполагали, – кивнул Хедстрём.

– Да, но это еще не все.

– Хорошо, что еще он нашел? – терпеливо спросил Патрик.

– У Педерсена возник порыв, и он сравнил кровь и ДНК окурка, присланного на анализ. Того, который я нашел в саду у соседей Виктории.

– И что? – Теперь Хедстрём весь обратился в слух.

– Все сошлось, – сказал Йоста и торжествующе посмотрел на коллегу, ожидая его реакции.

– Значит, это Лассе стоял там? – переспросил Патрик, глядя на Флюгаре и пытаясь собрать воедино разрозненные сведения. – Стало быть, это он шпионил за Викторией?

– Да, и, по всей вероятности, именно он посылал Виктории те угрожающие письма. Но этого мы, увы, никогда не узнаем, потому что Рикки их выбросил.

– Выходит, Лассе шантажировал кого-то, с кем, как он знал, у Виктории был роман? – начал рассуждать вслух Хедстрём. – Кого-то, у кого были весомые основания это скрывать. Даже если это будет стоить денег…

Йоста кивнул:

– Именно так я и подумал.

– Стало быть, Юнаса? – продолжал его коллега.

– Я тоже так подумал, однако Рикки ошибся.

Патрик внимательно выслушал объяснение Флюгаре, и в его сознании все перевернулось с ног на голову.

– Мы должны рассказать об этом остальным. Скажи Мартину, а я позову Аннику, – распорядился он.

Несколько минут спустя все собрались в кухне. Было уже совсем темно, и за окнами тихо падал снег. Мартин поставил на стол новый кофейник.

– А где же Мелльберг, черт подери?! – недовольно огляделся Хедстрём.

– Некоторое время он был здесь, – ответила Анника, – но потом ушел домой ужинать. Наверняка заснул, сидя на диване.

– Хорошо, тогда придется обойтись без него, – решил Патрик.

Адреналин заставил его среагировать слишком бурно. Хотя полицейского и раздражало, что их шеф всегда умудрялся улизнуть в самый горячий момент, умом он понимал – без него их участок будет работать эффективнее.

– Что случилось? – спросил Мартин.

– Мы получили новую информацию, которая может иметь значение для поисков Молли и Марты. – Патрик сам слышал, как высокопарно звучат его слова, однако это происходило самой собой, когда ситуация становилась такой напряженной. – Расскажи, пожалуйста, Йоста, что тебе удалось выяснить.

Флюгаре откашлялся и сообщил, как они пришли к тому, что Лассе, вероятно, следил за Викторией.

– Судя по всему, он обнаружил, что у девочки с кем-то роман. И поскольку Лассе считал этот роман моральным падением, он начал посылать ей угрожающие письма и одновременно шантажировать другую сторону.

– Может быть, именно он и похитил Викторию? – спросил Молин.

– Такая версия возможна, однако Лассе совсем не похож на тот тип злоумышленника, который описывал Струвер, и мне трудно поверить, чтобы он был в состоянии совершить нечто подобное, – ответил Хедстрём.

– Но кого же шантажировал Лассе? – спросила Анника. – Это ведь был Юнас, не так ли? Именно с ним у Виктории был роман!

– Я сделал именно такой вывод, – проговорил Йоста, – но…

Он сделал театральную паузу, и Патрик заметил, как его пожилой коллега наслаждается всеобщим вниманием.

– …но это оказался не он, – перебил Хедстрём докладчика и кивнул ему, чтобы тот продолжал.

– Как вам всем известно, Рикки считал, что у его сестры был роман с Юнасом, но их мать знала в Виктории одну сторону, о которой никто другой не подозревал, – закончил Флюгаре уже не таким пафосным тоном. – Ее не интересовали мальчики.