Текст книги "Укрощение"

Автор книги: Камилла Лэкберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Ну что ж, придется разбудить его родителей, – сказал Хедстрём, дернув за грязную веревку, так что свет снова погас.

– Что мы им скажем? – спросил Мартин.

Патрик задумался. Это был очень важный вопрос. Как рассказать родителям, что, предположительно, их сын – психопат, похитивший и замучивший нескольких юных девушек? В полицейской академии их такому не обучали.

– Посмотрим, как пойдет, – проговорил он наконец. – Они знают, что мы ищем Марту и Молли, а теперь еще и Юнас пропал.

Полицейские еще раз пересекли двор, на котором завывал ветер. Хедстрём постучал во входную дверь старших Перссонов – жестко и решительно. Ничего не произошло, и он еще сильнее забарабанил в дверь кулаком. На втором этаже зажегся свет – вероятно, в спальне, но никто так и не спустился и не открыл неожиданным гостям.

– Ну что, войдем? – неуверенно спросил Молин.

Патрик дернул дверь – и она оказалась открытой. Привычка сельских жителей запирать двери только в виде исключения иногда сильно облегчала работу полиции. Хедстрём вошел в холл.

– Есть кто дома? – крикнул он в темноту.

– Кто там приперся, черт вас подери?! – донесся со второго этажа злобный крик. Полицейским тут же стало ясно, в чем дело. Эйнар был дома один, поэтому никто не смог открыть дверь.

– Полиция. Мы сейчас поднимемся. – Патрик сделал знак Йосте следовать за ним, негромко сказав Мартину: – Осмотрись тут, пока мы беседуем с Эйнаром.

– А где же Хельга? – спросил Молин с удивлением.

Хедстрём только покачал головой: его волновал тот же вопрос. Где могла находиться хозяйка дома?

– Чем вы вообще занимаетесь? Что за манера будить людей посреди ночи?! – прошипел Эйнар, полулежавший на кровати, взъерошенный, в одних трусах и майке, когда двое сотрудников полиции вошли в его комнату.

Патрик проигнорировал его вопрос:

– Где Хельга?

– Она спит вон там! – Перссон указал на закрытую дверь по другую сторону коридора.

Йоста прошел туда и открыл дверь, после чего заглянул внутрь и покачал головой:

– Там никого нет, и постель не разобрана.

– Какого дьявола?! Где же она? Хельга-а-а-а! – проревел Эйнар, и лицо у него побагровело.

Хедстрём внимательно оглядел его:

– Стало быть, ты не знаешь, где она?

– Нет, знай я это, я бы сказал. С какой стати она где-то бегает по ночам?

Струйка слюны выкатилась изо рта старика и потекла ему на грудь.

– Может быть, она отправилась на поиски Марты и Молли? – предположил Патрик.

Эйнар фыркнул:

– Просто черт знает что, какую панику из-за этого подняли! Сами вернутся, вот увидишь. Меня бы не удивило, если бы Марта разозлилась на какую-нибудь ерунду, которую Юнас сделал или не сделал, и решила спрятаться от него вместе с Молли, чтобы наказать его. Бабы вечно такими глупостями занимаются!

Слова его были проникнуты презрением, и у Патрика здорово чесался язык сказать, что он думает по этому поводу.

– Так тебе не известно, где Хельга? – терпеливо повторил он. – И где Молли с Мартой?

– Нет, я же сказал! – прорычал больной, стукнув ладонью по одеялу.

– И где Юнас? – продолжил расспросы Хедстрём.

– Что, он тоже пропал? – удивился Перссон. – Нет, я понятия не имею, где он может быть.

Он поднял глаза к небу, однако от Патрика не ускользнуло, что старик бросил поспешный взгляд в окно.

И вдруг полицейского охватило чувство спокойствия – как бывает, когда находишься в самом эпицентре шторма. Он обернулся к Йосте:

– Думаю, Нам следует еще раз осмотреть сарай.

* * *

Воздух был затхлым, и кругом пахло плесенью. Отвратительный сладковатый запах заполнял ноздри. Молли казалось, что она вот-вот задохнется, и девочка сглатывала, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту. Трудно было сохранять спокойствие, как того требовала Марта.

– Почему мы здесь? – в тысяча первый раз спросила она, обращаясь в темноту.

Но и на этот раз ответа не последовало.

– Не трать силы, – ответила в конце концов ее мать.

– Но нас держат здесь как в плену! Кто-то засадил нас сюда – и это, должно быть, тот же маньяк, который похитил Викторию, а я слышала, что с ней случилось. Не понимаю, как ты можешь не бояться! – Молли сама услышала, как слабо прозвучал ее голос. Она всхлипнула и уронила голову на колени. Цепь натянулась, и юная пленница подвинулась ближе к стене, чтобы кандалы не давили ей на лодыжки.

– Это все равно ничего не даст, – ответила Марта, в точности так же, как она повторяла в последние несколько часов.

– Что же нам делать? – снова всхлипнула ее дочь, дернув за цепь. – Мы умрем от голода и сгнием здесь!

– Не драматизируй. Нам помогут.

– Откуда ты можешь это знать? Пока что никто не появлялся!

– Я верю, что все разрешится. И я не такой избалованный ребенок, как некоторые, привыкший получать все на блюдечке с голубой каемочкой, – прошипела фру Перссон.

Молли тихо заплакала. Хотя она и знала, что Марта ее не любит, ей все же сложно было понять, как мать может оставаться настолько равнодушной в такой ужасной ситуации.

– Ну ладно, это было неудачно сказано, – проговорила женщина более мягким тоном. – Просто кричать и ругаться бессмысленно. Лучше сохранить силы в ожидании, что кто-нибудь появится и спасет нас.

Девочка замолчала, слегка растроганная. В устах Марты это звучало почти как «прости» – на большее она была не способна.

Некоторое время они сидели молча, но потом младшая Перссон собралась с духом.

– Почему ты никогда меня не любила? – спросила она тихо. Ей давно хотелось задать маме этот вопрос, но она все не решалась. И только теперь, под покровом темноты, он уже не казался подростку таким пугающим.

– Я не гожусь на роль матери, – отозвалась Марта, и Молли различила в темноте, как она пожала плечами.

– Но тогда зачем ты завела ребенка? – удивилась девочка.

– Потому что так хотел твой папа. Он желал видеть себя в ребенке.

– Но тогда он, наверное, мальчика хотел?

Дочь Марты удивлялась собственной дерзости. Все вопросы, таившиеся где-то в глубине ее души, словно упакованные в маленькие твердые пакетики, теперь разворачивались. Она спросила, не ощущая обиды, словно речь шла и не о ней. Просто ей нужно было это знать.

– До твоего рождения он наверняка желал мальчика. Но когда ты родилась, он был очень рад дочери, – рассказала ее мать.

– Приятно слышать, – с иронией произнесла Молли. Она не пыталась выразить сожаления. Все было так, как было.

– Я делала все, что могла, но я не создана для того, чтобы иметь детей, – призналась фру Перссон.

Странно, что их первый откровенный разговор происходил в тот момент, когда, возможно, было уже поздно что-то менять в отношениях. Но теперь у них обеих уже не было причин что-то скрывать – наверное, это и требовалось, чтобы они перестали притворяться.

– Откуда ты так точно знаешь, что нас спасут? – всхлипнула Молли.

Она все больше мерзла на холодном полу, да еще и мочевой пузырь начал напоминать о себе. Мысль о том, что ей придется мочиться под себя, вызывала у девочки панику.

– Просто знаю – и все, – ответила Марта, и словно в ответ на это ее самоуверенное заявление до них донесся звук открываемой двери.

Младшая Перссон вжалась в стену:

– А что, если это он? А если он сделает с нами что-то плохое?!

– Успокойся, – велела ей мать. И впервые с того момента, как она проснулась в полной темноте, Молли почувствовала на своей руке ее ладонь.

* * *

Мартин и Йоста стояли словно парализованные у стены комнаты. Они не знали, как обращаться с тем неприкрытым злом, которое смотрело им прямо в лицо.

– Дьявольское отродье! – пробормотал Флюгаре. Трудно сказать, в который уже раз он это повторял, но Молин мог только согласиться с ним.

Никто из них до конца не поверил Патрику, когда тот, выйдя из комнаты Эйнара, заявил, что в сарае что-то есть. Однако коллеги помогли ему еще раз обыскать сарай, на этот раз более пристально, и когда он обнаружил люк в полу под одной из машин, все их возражения смолкли. В надежде отыскать Молли и Марту Хедстрём рывком открыл люк и поспешил вниз по узкой лестнице, ведущей во тьму. Освещение внизу было весьма слабым, и Патрику трудно было разглядеть что бы то ни было, однако вскоре он констатировал, что там никого нет и что надо вызывать криминалистов. А им самим придется пока подождать в сарае.

Теперь же Турбьёрн Рюд и его команда прибыли на место, и комната была освещена прожекторами, словно сцена. После того как они исследовали следы на лестнице и на полу, Хедстрём смог спуститься, а за ним последовали и Йоста с Мартином.

Молин услышал, как его старый коллега хватает ртом воздух, когда они спустились в комнату, и сам был глубоко шокирован зрелищем, которое ему там открылось. Пустые стены, утоптанный земляной пол, грязный матрас с темными пятнами на нем – судя по всему, запекшаяся кровь… Посреди комнаты стоял шест, а вокруг него были укреплены две толстые веревки, также забрызганные кровью. Затхлый воздух пах гнилью.

Голос Турбьёрна отвлек его от жутковатых мыслей:

– Здесь что-то стояло – вполне возможно, что это был штатив от видеокамеры.

– Стало быть, кто-то снимал на пленку то, что тут происходило, – Патрик вытянул шею, чтобы увидеть, куда именно показывает эксперт.

– Похоже на то. Вы не обнаружили записей? – уточнил Рюд.

– Нет, – ответил Хедстрём, качая головой. – Но, может быть, они хранились прямо здесь?

Он подошел к грязной этажерке, стоявшей у стены, а за ним к ней приблизился и Мартин. На одной из полок отчетливо виднелось пространство, свободное от пыли, а рядом валялся пустой футляр от диска.

– Должно быть, он забрал их отсюда и взял с собой, – сказал Молин. – Вопрос только в том, куда.

– Да. И еще – с ним ли Молли и Марта? – добавил Патрик.

Его молодой коллега почувствовал, как тошнотворная атмосфера подземелья отнимает у него силы.

– Где они могут быть, черт подери?! – воскликнул он нервно.

– Понятия не имею, – отозвался Хедстрём. – Но мы должны найти его. И его жену с дочерью тоже.

Мартин видел, как он стиснул зубы, чтобы сдержать свои чувства.

– Ты думаешь, что он мог… – начал было Молин, но не договорил.

– Не знаю. Я уже больше ничего не знаю. – Отчаяние в голосе Патрика заставило Молина почти упасть духом, но он прекрасно понимал коллегу. Правда, они совершили прорыв в ходе следствия, но пока им не удалось самое главное – обнаружить местонахождение Молли и Марты. А учитывая то, что они нашли здесь, можно было предполагать, что мать и дочь в руках у очень больного человека.

– Идите посмотрите на одну вещь! – позвал их Турбьёрн, к тому времени уже поднявшийся обратно в сарай.

– Идем! – откликнулся Патрик, и все трое снова взобрались вверх по лестнице.

– Ты был абсолютно прав, – сказал Рюд Хедстрёму, быстрым шагом направляясь к дальнему концу сарая, где стоял вагончик для перевозки лошадей. Он был больше и прочнее, чем многие другие, какие Мартину доводилось видеть на дорогах, и, если задуматься, куда вместительнее, чем требовалось, если возить с собой только одну лошадь, как это делала семья Перссон.

– Смотрите. Вагончик перестроен. С одной стороны, где лошадь не стояла, пол приподнят, так что внизу образовалось пустое пространство – достаточное для транспортировки человека не самого большого роста, – показал криминалист. – Можно подумать, что кто-то должен был заметить это раньше, но в этом месте было навалено сено, и, возможно, у матери и дочери Перссона мысли были заняты совсем другими вещами.

– Как, черт подери?.. – Йоста не сводил с Патрика и Турбьёрна удивленного взгляда.

– Я задумался над тем, как Юнас доставлял сюда девушек. Машина отпадала, так как Молли и Марта тоже были с ним. Стало быть, вагончик для перевозки лошадей был единственным вариантом, – объяснил эксперт.

– Да, ясное дело!

Мартин чувствовал себя дураком из-за того, что сам до этого не додумался, но все произошло так быстро, что молодой человек не успевал осмыслить новую информацию. Детали проявились позже, когда картина происшедшего стала постепенно проясняться.

– Поищите все возможные улики, доказывающие, что там перевозили людей, – сказал Патрик. – Нам понадобится немало доказательств. Юнас – хитрая лиса, раз ему удалось все это проделывать и ни разу нигде не проколоться.

– Да, сэр, – ответил Турбьёрн без всякой иронии.

Всем им было не до шуток, а Молину и вовсе хотелось плакать. Плакать из-за того, какие злые люди живут на свете – и как они, прикрываясь своей внешней нормальностью, творят такие ужасные вещи.

Присев на корточки, он заглянул в пространство на дне вагончика. Снаружи было темно, а лампочки в сарае светили слабо, но привезенные криминологами прожекторы хорошо освещали все вокруг.

– Представить себе – очнуться в такой щели! – молодой человек почувствовал, как приступ клаустрофобии сдавил ему грудь.

– Думаю, он предварительно усыплял их своим снотворным. Видимо, из практических соображений – а также чтобы Молли и Марта ничего не услышали, – предположил Рюд.

– Он возил с собой собственную дочь, когда похищал девушек того же возраста, что и она, – сказал Йоста без всякого выражения, просто констатируя факт. Он стоял позади всех, сложив руки на груди, и его взгляд говорил о том, что он все еще не верит своим глазам.

– Мы должны найти фильмы, – произнес Патрик.

– И Юнаса, – добавил Мартин. – Может быть, он почувствовал, что его вот-вот выведут на чистую воду, и сбежал за границу? Но где в таком случае Марта и Молли? И Хельга?

Хедстрём покачал головой. Лицо его посерело от усталости. Он еще раз оглядел тесное пространство под дном вагончика.

– Не знаю, – повторил он в очередной раз.

* * *

– Наконец-то ты пришел! – воскликнула Марта, когда зажегся свет и шаги достигли нижней ступеньки.

– Я торопился, как только мог. – Ее муж опустился на колени и обнял ее. Как всегда, у обоих возникло чувство, что они слились воедино.

– Юнас! – закричала Молли, но ее отец даже не пошевелился. Лишь спустя несколько секунд он выпустил из объятий Марту и повернулся к дочери:

– Успокойся. Я сейчас освобожу вас.

Девочка начала истерично рыдать, и у ее матери возникло желание залепить ей увесистую оплеуху. Ведь теперь уже все хорошо! Они свободны – о чем все это время ныла дочь. Сама же Марта ни секунды не волновалась. Она знала, что Юнас найдет их.

– Что тут делает бабушка? – проговорила Молли сквозь слезы.

Глаза ее родителей встретились. Младшая фру Перссон вычислила все за долгие часы, проведенные в подземелье. Сладкий чай, которым угостила их Хельга, то, как после этого все резко погрузилось в темноту… Поразительно, как свекрови удалось запихнуть их с Молли в машину, а потом притащить сюда! Однако женщины куда сильнее, чем принято думать, и долгие годы работы по хозяйству придали старшей фру Перссон сил, которые для этого потребовались.

– Бабушке пришлось приехать сюда со мной. Ведь у нее ключи, не так ли? – Юнас протянул руку в сторону матери, которая молча стояла позади него с равнодушным выражением лица.

– Иным способом было нельзя. Ты сам понимаешь, – произнесла она тихо. – Полиция села тебе на хвост, и я должна была сделать что-то, чтобы снять с тебя подозрения.

– Ты пожертвовала моей женой и дочерью, – ответил ее сын.

После секундного колебания Хельга засунула руку в карман и достала два ключа. Перссон вставил один из них в замок наручников Марты. Он не подошел, но зато второй ключ с легким щелчком отпер наручники, и женщина стала массировать запястья.

– Черт, как больно! – проговорила она, поморщившись, а затем, встретившись глазами с Хельгой, порадовалась выражению страха, промелькнувшему в глазах старой женщины.

Юнас подошел к Молли и опустился на четвереньки. Ему трудно было вставить ключ, потому что девочка цеплялась за него и плакала у него на плече.

– Она не твоя, – тихо проговорила старшая фру Перссон.

Марта вытаращила на нее глаза. Больше всего ей хотелось кинуться вперед и заставить старуху замолчать, но она решила сохранять спокойствие и подождать дальнейшего развития событий.

– Что? – Юнас вырвался из рук Молли, так и не отомкнув ее кандалов.

– Она не твоя дочь. – Хельга уже не могла скрывать, с каким удовольствием произносит эти слова.

– Ты врешь! – воскликнул мужчина, выпрямляясь во весь рост.

– Спроси ее, и узнаешь, – ответила его мать, указывая на Марту. – Мне ты можешь не верить, но спроси ее.

Ее невестка мгновенно оценила все возможные пути к отступлению. Разные стратегии и варианты лжи пронеслись в ее мозгу, но все было напрасно. Она могла солгать в глаза любому, не моргнув и глазом, но с Юнасом все было по-другому. Правда, ей пришлось жить с этой ложью пятнадцать лет, но сейчас она не смогла бы солгать ему.

– Не факт, что это так, – ответила Марта, не сводя глаз с Хельги. – Она может быть дочерью Юнаса.

Пожилая женщина фыркнула:

– Уж что-что, а считать я умею! Она была сделана в те две недели, когда Юнас уезжал на учебу.

– Что? Когда? – переспросил ветеринар, переводя взгляд с матери на жену.

Молли тоже стихла и растерянно смотрела на взрослых.

– Как ты это выяснила? – спросила Марта, поднимаясь. – Ведь никто ничего не знал.

– Я вас видела, – ответила ее свекровь. – Я видела вас в сарае.

– А ты видела, что я сопротивлялась? Что он взял меня силой?

– Как будто это имеет значение, – пожала плечами Хельга, оборачиваясь к сыну. – Твой отец переспал с твоей женой, пока ты был в отъезде – и именно он отец Молли.

– Скажи, что она лжет, Марта, – умоляюще проговорил Перссон, и его супруга ощутила приступ раздражения от его возмущения. Какое это имеет значение? Ясно же, что это был всего лишь вопрос времени – когда Эйнар набросится на нее. Это даже Юнас должен был бы понять. После всего, что произошло, он хорошо знает своего отца. То, что она забеременела, оказалось неприятной случайностью, однако ее муж никогда ничего не ставил под сомнение, никогда сам не сосчитал по пальцам недели, хоть и был ветеринаром – он просто признал Молли как свою дочь.

– Все так, как говорит Хельга, – призналась младшая фру Перссон. – Ты был в отъезде, а твой отец не мог устоять перед соблазном. Тебя это не должно было бы удивлять.

Она посмотрела на Молли, молча сидевшую с широко раскрытыми глазами, на которые медленно наворачивались слезы.

– Хватит хлюпать! – шикнула на нее мать. – Ты достаточно взрослая, чтобы узнать правду, хотя лучше было бы, если бы никто из вас ничего не узнал. Но все так, как оно есть. Так что ты намереваешься предпринять, Юнас? Ты хочешь наказать меня за то, что твой отец меня изнасиловал? Я молчала ради общего блага.

– Ты больная, – проговорила Хельга, сжимая руки.

– Я – больная? – переспросила Марта, чувствуя, как в ней начинает бурлить смех. – В таком случае я бы сказала – с кем поведешься, от того и наберешься. Ты тоже не вполне здорова – учитывая то, что ты сделала.

Она указала на кандалы, по-прежнему державшие Молли.

Перссон стоял молча, глядя на жену, и дочь схватила его за ногу:

– Пожалуйста, освободи меня! Мне страшно!

Он резко сделал шаг вперед, так что руки девочки разжались. Она громко всхлипывала, продолжая тянуться к нему:

– Я не понимаю, о чем вы говорите, но мне страшно!.. Освободите меня!

Юнас подошел к Марте, и она вгляделась в его лицо, которое теперь было так близко к ней. Потом женщина почувствовала, как он приложил руку к ее щеке. Их единство осталось нерушимым. Оно существовало и всегда будет существовать.

– Это не твоя вина, – сказал Перссон. – Ты ни в чем не виновата.

Некоторое время он стоял, гладя супругу по щеке. Марта ощущала силу, исходившую от него – ту дикую необузданную силу, которую она почувствовала в нем с самой первой их встречи.

– Нам надо кое-что сделать, – сказал ветеринар, пристально глядя ей в глаза.

Она кивнула:

– Да, надо.

* * *

Впервые за долгое время Анна спала глубоко и без сновидений – естественно, когда ей удалось заснуть. Накануне они с Даном проговорили несколько часов и пришли к выводу, что надо дать ранам затянуться, хотя это и потребует времени. Оба решили, что останутся вместе.

Повернувшись на бок, она протянула руку к Дану. Он лежал рядом и теперь не отвернулся, а взял ее руку и приложил к своей груди. С улыбкой она ощущала, как тепло распространяется по ее телу, до самых пяток, разливается у нее в животе, и… Женщина выскочила из постели, побежала в туалет и едва успела поднять крышку унитаза, как ее вывернуло наизнанку.

– Любимая, что с тобой? – взволнованно спросил Дан, остановившись в дверях. Несмотря на неприятную ситуацию, на глаза у его жены навернулись слезы счастья от того, что он назвал ее любимой.

– Мне кажется, у меня кишечный грипп, – сказала Анна. – Это у меня уже давно.

Она поднялась на дрожащих ногах, пустила воду в раковине и прополоскала рот. Во рту все еще ощущался неприятный привкус, так что она намазала пасту на щетку и принялась чистить зубы.

Дан встал позади нее, глядя на ее отражение в зеркале:

– Как давно?

– Точно не помню, но последние недели две меня то и дело тошнит. Такое ощущение, что болезнь все не может разгуляться по-настоящему, – ответила она со щеткой во рту и почувствовала на плече руку супруга.

– Но ведь с кишечным гриппом такого вроде бы не бывает. Ты не задумывалась о другой альтернативе?

Их взгляды встретились в зеркале, и Анна замерла. Выплюнув пасту, она обернулась к любимому и уставилась на него.

– Когда у тебя в последний раз были месячные? – спросил он напрямик.

Она напряженно задумалась:

– Не помню… Давно… Но я думала, что все это… от стресса. Ты думаешь, что… ведь это было всего один раз!

– Одного раза вполне достаточно, ты прекрасно знаешь, – ответил мужчина, улыбнувшись и погладив ее по щеке. – Согласись, было бы здорово, если бы это оказалось так?

– Да, – проговорила женщина и почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы. – Это было бы чудесно.

– Хочешь, поеду в аптеку и куплю тест?

Анна молча кивнула. Ей не хотелось обманывать себя пустыми надеждами, если речь идет об обычном кишечном гриппе.

– Хорошо, я поеду прямо сейчас, – сказал Дан и поцеловал ее в щеку.

В ожидании она уселась на кровать, прислушиваясь к своему телу. И правда, грудь у нее болела и набухла, да и живот тоже слегка увеличился. Неужели новая жизнь могла зародиться среди того унылого пейзажа, в который превратилось ее тело? Если это так, она готова была поклясться никогда ничего не принимать как данность, никогда не рисковать потерять нечто столь дорогое.

Дан, вбежавший, чуть запыхавшись, в комнату, отвлек ее от этих мыслей.

– Вот, – сказал он, протягивая жене аптечный пакетик.

Дрожащими руками она достала коробочку и, бросив на супруга полный паники взгляд, пошла в ванную. Усевшись на унитаз и держа полоску между ног, Анна постаралась попасть куда надо. Потом она положила полоску на край раковины и стала мыть руки. Они все еще дрожали, и женщина не могла оторвать глаз от маленького окошка, которое должно было показать, изменится ли их будущее, ожидать ли им появления новой жизни.

Она слышала, как открылась дверь. Дан вошел, встал позади супруги и обнял ее. Вместе они смотрели на полоску теста. И ждали.

* * *

Эрика проспала лишь несколько часов, забывшись тревожным сном. На самом деле ей хотелось отправиться в тюрьму немедленно, но она понимала, что не сможет встретиться с Лайлой раньше десяти, если о визите не было объявлено заранее. Кроме того, сперва надо было отвезти детей в садик.

Писательница вытянулась на кровати. От усталости ее тело было вялым и непослушным. Она ощупала рукой пустое место рядом с собой. Патрик все еще не вернулся домой, и его жена очень хотела бы знать, что произошло там, на ферме, нашли ли они Молли и Марту и что сказал Юнас. Но ей не хотелось звонить супругу и отвлекать его, несмотря даже на то, что ей и самой было что ему рассказать. Авось он будет доволен ее вкладом в расследование! Иногда ее любимый сердился, что она лезет в его работу, но больше от того, что он тревожился за нее. А на этот раз он сам попросил ее о помощи. Да и что ей сейчас может угрожать? Эрика только переговорит с Лайлой и после этого передаст все сведения Патрику, чтобы он использовал их в расследовании.

В одной ночной рубашке, со взъерошенными после сна волосами, она тихо вышла из комнаты и бесшумно спустилась по лестнице. Краткие минуты тишины, возможность спокойно выпить чашку кофе, пока дети не проснулись, были для нее на вес золота. Фальк взяла с собой несколько распечаток, чтобы снова прочесть их. Перед визитом следовало хорошо подготовиться. Однако она мало что успела сделать, когда со второго этажа раздались возгласы проснувшихся малышей. Вздохнув, писательница встала, чтобы пойти наверх и заняться своими не в меру бодрыми отпрысками.

Закончив утренние процедуры и отправив детей в садик, она получила еще часок свободного времени и решила перепроверить еще кое-что. Войдя в кабинет, женщина снова остановилась перед картой. Долгое время она стояла, не замечая никакой закономерности, но потом прищурилась – и рассмеялась от неожиданности. Как она могла не заметить это раньше! Ведь все так просто!

Сняв трубку, Фальк позвонила Аннике в участок. Закончив разговор пять минут спустя, она была еще больше уверена в своей догадке.

Картина все больше прояснялась, и если Эрика расскажет то, что выяснилось вчера, то Лайла просто не сможет дальше молчать. На этот раз ей придется рассказать всю историю.

Преисполненная надежд, женщина вышла на улицу и села в машину. Прежде чем стартовать, она еще раз убедилась, что не забыла открытки. Они пригодятся ей, чтобы заставить Ковальскую раскрыть те тайны, которые та носила в себе столько лет.

Приехав в тюрьму, писательница заявила о своем прибытии дежурному:

– Я хотела бы встретиться с Лайлой Ковальской. Я не договаривалась о сегодняшнем визите, но не могли бы вы узнать – может быть, она все равно согласится меня принять? Я хотела бы поговорить с ней об открытках.

Стоя в ожидании у решетки ворот, Эрика затаила дыхание. Вскоре механизм загудел, ворота открылись, и она с бьющимся сердцем направилась к зданию. В крови гулял адреналин, заставляя ее дышать часто и поверхностно – ей пришлось остановиться и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Теперь речь шла не только о давнем убийстве, но и о пяти похищенных девочках.

– Что тебе нужно? – спросила Лайла, когда ее посетительница вошла в комнату для свиданий. Она стояла спиной к ней, глядя в окно.

– Я видела открытки, – сказала Фальк. Она села, достала их из сумочки и разложила на столе. Заключенная стояла неподвижно, и солнце просвечивало сквозь ее коротко подстриженные волосы, так что кожа ее головы была хорошо видна.

– Их не должны были хранить. Я ясно просила их выбросить, – произнесла она тихо.

Тон у нее был не сердитый, а скорее обреченный, и Эрике даже почудился в нем призвук облегчения.

– Их не выбросили. И мне кажется, ты знаешь, кто их послал и зачем, – сказала она Ковальской.

– Я догадывалась, что ты рано или поздно что-то учуешь. Наверное, в глубине души я даже на это надеялась. – Лайла повернулась и медленно опустилась на стул напротив писательницы. Некоторое время она сидела неподвижно, разглядывая свои руки, лежавшие на столе.

– Ты не решалась рассказать, потому что открытки были скрытой угрозой. В них содержался посыл, который могла понять только ты. Так? – спросила Фальк.

– Да. Да и кто бы мне поверил? – Ковальская пожала плечами, и ее руки чуть заметно задрожали. – Я вынуждена была защищать то единственное, что у меня осталось. Единственное, что для меня еще имеет значение.

Она подняла свои холодные голубые глаза и посмотрела на Эрику.

– Ты ведь тоже это знаешь, не так ли? – добавила она.

– Петер жив, и у тебя есть основания полагать, что он в опасности, да? И именно его ты пытаешься защитить? Да, я догадалась, – подтвердила ее мысли посетительница. – И мне кажется, что вы с сестрой куда ближе друг другу, чем стараетесь показать. А разрыв отношений между вами – всего лишь дымовая завеса, чтобы скрыть, что она забрала к себе Петера, когда умерла ваша мать. – Эрика улыбнулась. – В одной из наших бесед ты упомянула, что твой сын шепелявил, а когда я звонила твоей сестре, мне ответил мужчина, который представился как ее сын. Он тоже шепелявил – поначалу мне показалось, что это легкий испанский акцент. Прошло немало времени, прежде чем я это связала – и то наугад.

– Какой у него был голос? – спросила заключенная.

Сердце у Эрики сжалось, когда она осознала, что Лайла все эти годы не видела сына и не разговаривала с ним. Повинуясь внезапному чувству, она положила ладонь на руку Ковальской:

– Он показался мне очень приятным и симпатичным. А на заднем плане я слышала голоса его детей.

Лайла кивнула, не отдернув руку. Глаза ее увлажнились, и писательница увидела, что она борется со слезами.

– Он вернулся домой и нашел бабушку, мою мать, убитой. Он догадался, кто это сделал, и понял, что ему самому угрожает опасность. Тогда он связался с моей сестрой, которая помогла ему перебраться в Испанию. С тех пор она воспитывала его как собственного сына, – вздохнула Лайла.

– Но как ему удавалось все эти годы обходиться без удостоверения личности и других документов? – удивилась Эрика.

– Муж Агнеты – высокопоставленный политик. Ему каким-то образом удалось раздобыть для Петера новые документы, по которым он был записан как их сын.

– Ты поняла, как связаны почтовые штемпели на открытках? – спросила Фальк.

Лайла изумленно посмотрела на нее и высвободила руку:

– Нет, я о них даже не подумала. Знаю только, что каждый раз, когда кто-то исчезал, мне приходила открытка, а несколько дней спустя я получала письмо с газетными вырезками.

– Да что ты говоришь! А откуда они были посланы?

Эрика не могла скрыть своего удивления. Об этом она даже не подозревала!

– Понятия не имею. Отправитель указан не был, и я выбросила конверты. Но адрес был отпечатан штампом, как на открытках. Само собой, я испугалась до смерти. Я поняла, что укрытие Петера обнаружено и что он, возможно, станет следующей жертвой. Сюжеты на открытках я не могла истолковать иначе.

– Понимаю. Но как ты объясняла для себя газетные вырезки? – спросила писательница, с любопытством глядя на Ковальскую.

– Я видела только один вариант. Что Девочка жива и хочет отомстить мне, отнять у меня Петера. Вырезки из газеты – это всего лишь способ показать мне, на что она способна, – отозвалась та.

– Когда ты поняла, что она жива? – чуть слышно спросила Эрика, однако ее вопрос эхом разнесся по комнате.

Лайла подняла на нее свои голубые глаза – и в ее взгляде отразились все долгие годы тайн, скорби, потерь и гнева.

– Когда она убила мою мать, – ответила она еле слышно.

– Но зачем она это сделала?

Фальк ничего не записывала: она просто сидела и слушала. Ее уже не волновало, соберет ли она материал для своей книги. Она даже не была уверена, что у нее хватит сил эту книгу написать.