Текст книги "Укрощение"

Автор книги: Камилла Лэкберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– А в чем связь? – спросил Патрик, хотя уже подозревал, что именно услышит.

Паула открыла книгу, которую держала в руках, и указала на абзац, где были описаны травмы Ингелы. Опустив глаза, Хедстрём прочел несколько строчек. Это были те же травмы, что и у Виктории, когда ее нашли: все совпадало до мельчайших деталей.

– Ну что там?! – Йоста вскочил, вырвал у коллеги из рук книгу и быстро прочел тот же абзац. – Ах черт, вот проклятье!

– Да уж, лучше не скажешь, – проговорил Патрик. – Похоже, мы имеем дело с преступником, который проявлял свою активность куда дольше, чем мы думали.

– Или же это подражатель, – заметил Мартин.

В кухне повисло молчание.

* * *

Хельга скосила глаза на Юнаса, сидевшего за кухонным столом. Они слышали, как наверху Эйнар что-то бормочет себе под нос и ворочается в постели.

– Чего от тебя хотела полиция? – спросила фру Перссон.

– Да так, Йоста заходил, чтобы спросить кое-что… – уклончиво ответил ее сын.

Пожилая женщина почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Тревожное темное облако, нависшее над ней, становилось в последние месяцы все плотнее – ее душил страх.

– А что именно? – настаивала она, присев напротив своего гостя.

– Ничего особенного. Просто один вопрос о взломе.

Жесткость в голосе Юнаса ранила его мать. Обычно он не шипел на нее подобным образом. Хотя у них существовала безмолвная договоренность никогда не обсуждать некоторые темы, в таком тоне Перссон-младший никогда с ней не разговаривал. Она опустила глаза и посмотрела на свои руки – морщинистые и потрескавшиеся, с коричневыми пигментными пятнами на тыльной стороне. Это были руки старой женщины, такие же, как когда-то были у ее матери. Когда они успели стать такими? Фру Перссон и не замечала этого раньше – до нынешнего момента, когда, сидя за кухонным столом, ощутила, как рушится весь ее мир, так заботливо ею выстроенный. Этого она просто не могла допустить.

– Как дела у Молли? – спросила она. Ей трудно было скрыть свое недовольство. Юнас не позволял критиковать дочь, но порой Хельге хотелось хорошенько встряхнуть избалованную девицу, чтобы она поняла, как ей повезло и в каком привилегированном положении она находится.

– Сейчас уже все в порядке, – ответил Перссон, и лицо хозяйки дома прояснилось.

Но потом что-то кольнуло Хельгу в самое сердце. Она понимала, что нелепо ревновать к Молли, однако ей так хотелось бы, чтобы Юнас смотрел на нее с той же любовью, с какой он смотрел на свою дочь.

– В субботу мы едем на следующие соревнования, – ответил ветеринар, избегая встречаться с матерью глазами.

– Вы действительно собираетесь ехать? – спросила она, слыша мольбу в своем голосе.

– Мы с Мартой в этом единодушны.

– Марта то, Марта сё! Господи, лучше бы вы никогда не встретились! Лучше бы ты держался за Терезу. Такая милая девочка… Тогда все было бы по-другому!

Юнас с изумлением посмотрел на Хельгу. Никогда раньше он не слышал, чтобы она повышала голос, – разве что в его раннем детстве. Фру Перссон и сама понимала, что ей следовало молчать и продолжать жить так, как она жила многие годы, – это помогло ей вынести все испытания. Однако сейчас в нее как будто вселилась неведомая сила.

– Она сломала твою жизнь! – крикнула старая женщина. – Она пробралась в нашу семью и как паразит питалась тобой, нами, она…

Хрясь! Пощечина заставила ее замолчать. Щека Хельги горела, а глаза заполнились слезами. И не только от боли. Она понимала, что перешла некую грань, и возврата к прежнему у нее теперь нет.

Не взглянув на нее, Юнас вышел из кухни. Услышав, как он захлопнул за собой входную дверь, хозяйка поняла, что больше не может позволить себе молча наблюдать за происходящим. Это время прошло.

* * *

– Ну-ка, собрались, девчонки!

Раздражение в ее голосе слышалось на весь манеж. Юные наездницы были напряжены, а Марте только это и было нужно. Без чувства страха они ничему не научатся.

– Чем ты занимаешься, Тиндра? – Преподавательница строго посмотрела на светловолосую девушку, пытавшуюся преодолеть препятствие.

– Фанта не хочет! – пожаловалась та. – Она все время закусывает удила.

– Управляешь ты, а не лошадь, запомни это.

Фру Перссон мысленно задалась вопросом, сколько раз она уже повторяла эту фразу. Она перевела взгляд на Молли, которая держала Скирокко под контролем. Перед соревнованием дочь смотрелась в седле отлично. Они все же неплохо подготовились.

Тем временем Фанта в третий раз отказалась брать барьер, и терпение Марты лопнуло:

– Не понимаю, что с вами сегодня. Либо вы возьмете себя в руки, либо прервем урок! – воскликнула она и с удовлетворением отметила, что девочки побледнели. Все замедлили темп, повернулись к середине и остановились перед инструктором.

Одна из всадниц откашлялась:

– Мы просим прощения. Но мы слышали про папу Тиры… вернее, ее отчима…

Стало быть, вот чем объясняется нервозная атмосфера в группе! Марта вздохнула. Она должна была это сообразить, но стоило ей войти в конюшню, как весь мир за ее стенами переставал существовать. Казалось, все мысли, все воспоминания вытесняются, и остаются только конские запахи, издаваемые ими звуки и то уважение, с которым лошади относятся к ней, – неизмеримо большее, чем когда-либо оказывали ей люди. В том числе и эти девчонки.

– То, что произошло, – ужасно, и я прекрасно понимаю, что вы сочувствуете Тире, однако это не относится к тому, чем мы сейчас занимаемся, – сказала фру Перссон. – Если вы не можете перестать думать об этом, если на вас влияет нечто иное, а не то, что происходит здесь и сейчас на этом манеже, то остается только спешиться и уйти.

– У меня нет проблем с сосредоточенностью. Ты видела, как мы взяли тот высокий барьер? – спросила Молли.

Преподавательница увидела, что остальные девочки только подняли глаза к небу. Странное дело – у ее дочери полностью отсутствовало внутреннее ощущение того, что можно говорить вслух, а о чем только думать про себя! Сама-то она всегда владела этим искусством в совершенстве. Сказанные слова уже нельзя взять назад, плохое впечатление невозможно изменить задним числом. Мать просто не понимала, как Молли может быть такой легкомысленной.

– Так тебе что, медаль за это дать? – поинтересовалась она еще более жестко.

Молли съежилась, и Марта увидела плохо скрываемое злорадство на лицах других девочек. Именно на это она и рассчитывала. Ее дочка никогда не станет победителем, если в ней не будет желания взять реванш. Юнас этого не понимал. Он всегда гладил ее по шерстке, баловал ее и тем самым лишал шансов стать сильной личностью.

– Поменяйся лошадью с Тиндрой, Молли. Вот и увидим, будет ли и на этот раз все так прекрасно – или же это заслуга твоего коня, – распорядилась инструктор.

Поначалу казалось, что Молли будет протестовать, однако девочка сдержалась. Видимо, еще свежи были ее воспоминания о пропущенных соревнованиях, и она не хотела упустить шанс выступить на следующих. Пока ее судьбу решали родители, и она прекрасно это осознавала.

– Марта! – Голос Юнаса с трибуны заставил преподавательницу обернуться. Муж помахал ей рукой, и выражение лица его заставило ее поспешить к нему.

– Продолжайте, я сейчас вернусь! – крикнула она ученицам и поднялась по лестнице к ветеринару.

– Мы должны кое о чем поговорить, – сказал тот, потирая ладонь.

– Нельзя поговорить чуть позже? У меня занятие в разгаре! – сказала его жена, хотя по его лицу ей уже было видно, каков будет ответ.

– Нет, – ответил Перссон. – Мы должны обсудить это прямо сейчас.

Они вышли из манежа. У себя за спиной Марта слышала топот скачущих лошадей.

* * *

Эрика свернула перед кафе в Хамбургсунде. Дорога от Фьельбаки оказалась очень красивой, так что женщина наслаждалась кратким моментом тишины и спокойствия. Когда она позвонила пожилой чете Валландеров и изложила суть дела, те поначалу заколебались. Некоторое время супруги совещались между собой – в трубке слышалось их неразборчивое бормотание. Но потом наконец они согласились встретиться с ней, но не дома, а в кафе в центре поселка.

Едва войдя в кафе, писательница увидела их обоих и быстро направилась к их столику. Они поднялись и смущенно поприветствовали ее. Тони, глава семьи, был высоким мужчиной мощного телосложения и с татуировками на руках, одетым в клетчатую рубашку и рабочие брюки. Его жена Берит рядом с ним казалась совсем маленькой, но ее миниатюрная фигурка выглядела жилистой и сильной, а лицо свидетельствовало о том, что она проводит большую часть времени под открытым небом.

– Ах, вы уже взяли себе кофе! – воскликнула Эрика, кивнув на их чашки. – А я собиралась вас угостить.

– Да, мы пришли немного раньше, – сказал Тони. – И нас вовсе не обязательно угощать.

– Но ты наверняка сама хочешь кофе, так что пойди и купи себе чашечку, – любезно проговорила Берит.

Фальк почувствовала, что ей понравились эти люди. «Основательные» – таково было первое слово, возникшее у нее в мозгу для их описания. Она подошла к кассе, заказала кофе с булочкой и уселась рядом с ними.

– Кстати, почему вы предпочли встретиться здесь? Я могла бы приехать к вам домой, и тогда вам не пришлось бы приезжать сюда, – сказала она, откусив кусок булочки, которая оказалась свежеиспеченной и очень вкусной.

– Да нет, мы сочли, что это не совсем удобно, – ответила фру Валландер, опустив глаза и глядя на скатерть. – У нас дома такое уныние и беспорядок. Мы не могли пригласить к нам такого человека, как ты.

– Боже мой, как жаль, что мой визит вызвал у вас такие чувства! – воскликнула Эрика: теперь настала ее очередь смутиться. Она терпеть не могла, когда к ней относились по-особому, словно она была не такой, как все, и даже в чем-то лучше, только потому, что мелькала иногда в телевизоре и в газетах.

– Что ты хотела узнать о Луизе? – спросил Тони, дав ей шанс выкарабкаться из неприятной ситуации.

Писательница бросила на него благодарный взгляд и отхлебнула глоток кофе, прежде чем ответить. Кофе был крепкий и тоже на редкость вкусный.

– Ну, во-первых, меня интересует, как получилось, что вам отдали на воспитание Луизу. Ведь ее брат остался у бабушки, – проговорила она.

Муж и жена посмотрели друг на друга, словно решая, кто из них будет отвечать. В итоге заговорила Берит:

– Мы сами до конца не поняли, почему бабушка не захотела взять обоих детей. Возможно, на двоих у нее просто не хватило сил. Кроме того, Луиза была в худшем состоянии, чем ее брат. Как бы то ни было, мы получили сообщение от муниципалитета, что семилетней девочке срочно нужен новый дом и что она пережила травматические события. Она попала к нам прямо из больницы, а потом уже мы узнали подробности от сотрудника социальной службы.

– Какой была Луиза, когда приехала к вам? – поинтересовалась Эрика.

Тони сложил руки на столе и чуть наклонился вперед. Взгляд его устремился в невидимую точку за спиной писательницы, словно переносясь в то время, когда они взяли в свою семью Луизу.

– Она была тощая как щепка, и все ее тело было покрыто синяками и ранами, – стал вспоминать мужчина. – Но в больнице ее помыли и постригли ей волосы, так что вид у нее был не такой дикий, как на тех фотографиях, когда ее только что нашли.

– Она была милая, очень милая, – добавила Берит.

Ее муж кивнул:

– Да, ничего другого не могу сказать. Но ее нужно было откормить и помочь ей залечить раны – на теле и в душе.

– Как она держалась? – спросила Фальк.

– Очень замкнуто. В течение первых месяцев мы ни слова от нее не могли добиться. Она просто сидела неподвижно и изучала нас, – рассказал Валландер.

– Так она вообще ничего не говорила? – удивилась Эрика. Она подумывала о том, чтобы начать записывать услышанное, но потом решила лишь внимательно слушать и потом зафиксировать все по памяти. Когда пыталась одновременно задавать вопросы и вести записи, то нередко упускала разные нюансы.

– Она произносила отдельные слова, – сказал Тони. – «Спасибо», «пить», «устала» – в таком духе.

– Но она разговаривала с Тесс, – добавила Берит.

– Тесс? Вторая девочка, которая жила у вас? – уточнила Фальк.

– Да, Тесс и Луиза подружились с первой минуты, – подтвердил Тони. – Через стену их комнаты мы слышали, как они подолгу разговаривали между собой по вечерам. Так что, видимо, она не желала разговаривать только с нами. А Луиза никогда не делала того, чего не хотела.

– Что вы имеете в виду? Она скандалила? – допытывалась писательница.

– Да нет, наоборот, она была очень тихой, – проговорил Валландер, почесывая лысую макушку. – Даже не знаю, как это объяснить…

Он растерянно посмотрел на супругу.

– Она никогда не возражала, но если ее просили сделать что-то, чего она не хотела, она просто поворачивалась и уходила, – объяснила та. – Можно было сколько угодно ругать ее или увещевать – все было как с гуся вода. С другой стороны, трудно было проявлять строгость к ребенку, который пережил то, что довелось пережить Луизе.

– Да уж, у нас просто сердце кровью обливалось, – кивнул Тони, и его глаза потемнели. – Подумать только – так обращаться с ребенком!

– Ну, потом-то она разговорилась, рассказывала что-нибудь о родителях или о том, что произошло в доме? – настаивала Фальк.

– Да, она начала говорить все больше и больше, – ответила Берит. – Но особо разговорчивой так и не стала, этого о ней никак нельзя сказать. Она редко рассказывала что-то сама. Отвечала, когда к ней обращались, но избегала смотреть в глаза, и никогда не доверяла нам своих тайн. Тесс она, возможно, что-то и рассказала о том, что ей довелось пережить. Это вполне вероятно. Казалось, у них есть некий общий мир, у этих двух девочек.

– А из какой семьи была Тесс? Почему она попала к вам? – спросила Эрика, проглатывая остатки булочки.

– Она осталась сиротой после тяжелого детства, – ответил Валландер. – О ее отце вообще ничего не было известно, а мать, насколько мы знаем, была наркоманкой и умерла от передозировки. Тесс появилась у нас незадолго до Луизы. Они были ровесницами и выглядели почти как сестры. Мы радовались за них, за то, что они нашли друг друга. Кроме того, девочки охотно помогали нам, когда это требовалось. Пару лет подряд нам очень не везло – животные болели, дела на ферме не ладились… Две пары ловких рук были на вес золота. Кроме того, мы с Берит считаем, что работа хорошо помогает от душевных ран.

Он взял руку жены и крепко сжал. Они обменялись улыбками, и у их собеседницы потеплело на душе при виде этого проявления нежности, хотя сидящие перед ней люди уже много времени прожили вместе. Именно такие отношения Эрике хотелось бы иметь на старости лет с Патриком – и она верила, что так оно и будет.

– Они много играли вместе, – добавила фру Валландер.

– Да, кстати, цирк! – оживился Тони, и от этих воспоминаний в его глазах блеснули искорки. – Это была их любимая игра – они обожали играть в цирк. Отец Луизы в прошлом был артистом цирка – наверняка это и подстегнуло фантазию девочек. Они устроили себе в сарае небольшой манеж и показывали там всякие номера. Один раз я обнаружил, что они натянули веревку в сарае для хранения сена и собирались пройти по ней как канатоходцы. Правда, внизу было сено, но они все же могли серьезно ушибиться, так что мне пришлось помешать их планам. Помнишь, как девочки собирались танцевать на канате? – повернулся он к жене.

– Да уж, какие только идеи у них порой не возникали! – закивала та. – И животные много для них значили. Я помню, как одна из наших коров заболела – они просидели возле нее всю ночь, пока она не умерла на рассвете.

– Они никогда не создавали вам проблем? – поинтересовалась Фальк.

– Нет, эти двое – нет. У нас были еще другие приемные дети, некоторые – очень недолго, с которыми у нас было куда больше хлопот, – рассказала Берит. – Тесс и Луиза были вполне независимы. Хотя порой у меня возникало чувство, что они отгораживаются от реальности и что у нас нет полноценного контакта. Однако на вид девочки чувствовали себя хорошо и защищенно. Они даже спали вместе. Когда я тайком заглядывала ночью к ним в комнату, они всегда спали носик к носику, крепко обняв друг друга.

С этими словами пожилая женщина улыбнулась.

– А бабушка Луизы не приезжала ее навестить? – задала писательница новый вопрос.

– Один раз. Помнится, Луизе было лет десять… – фру Валландер взглянула на мужа, который молча кивнул.

– Как прошла встреча? Что тогда произошло? – еще больше заинтересовалась Эрика.

– Она прошла… – Берит снова посмотрела на Тони, который только пожал плечами и продолжил:

– Ничего особенного не случилось. Они сидели у нас в кухне, и Луиза не проронила ни звука. Ее бабушка тоже мало что говорила. Они больше разглядывали друг друга. И еще помню, что Тесс бродила под окнами кухни и дулась. Бабушка Луизы хотела встретиться с внучкой наедине, но я настаивал на своем, и в конце концов ей пришлось согласиться на то, что я буду присутствовать. К тому времени Луиза пробыла у нас около трех лет, и мы несли за нее ответственность, а я понятия не имел, как она отреагирует на появление бабушки. Это должно было вызвать у нее неприятные воспоминания, но ничего такого я не заметил. Они просто сидели и смотрели друг на друга. Если быть до конца честным, я так и не понял, зачем она приезжала.

– Петера с ней не было? – уточнила Фальк.

– Петер? – переспросил Валландер. – Ты имеешь в виду младшего брата Луизы? Нет, только бабушка.

– А Лайла? Она как-то пыталась связаться с Луизой?

– Нет, – ответила Берит. – От нее мы не получили ни строчки. Мне это очень сложно понять. Как она могла быть так холодна, что даже не интересовалась, как дела у ее дочери?

– И Луиза не спрашивала о ней?

– Нет, никогда, – вздохнула фру Валландер. – Как я уже сказала, она никогда не рассказывала о своей предыдущей жизни, а мы не настаивали. Мы постоянно общались с детским психологом, который советовал нам не спешить, дать ей рассказать все в собственном темпе. Но, само собой, некоторые вопросы мы все же задавали. Ведь нам важно было понять, как она себя чувствует.

Эрика кивнула и стала греть ладони, приложив их к чашке кофе. Каждый раз, когда открывалась входная дверь, в кафе врывался поток холодного воздуха и ее обдавало ледяным ветром.

– Что произошло потом, в тот день, когда она пропала? – осторожно спросила писательница.

– Тебе холодно? Можешь взять мою кофту, если хочешь, – предложила Берит, и Фальк поняла, почему они открыли свой дом для приемных детей, которых так немало перебывало у них за долгие годы. Оба супруга были очень заботливые и внимательные.

– Нет, спасибо, все в порядке, – ответила Эрика. – Вы в состоянии рассказать, что произошло в тот день?

– С тех пор прошло так много лет, что, наверное, сможем, – проговорил Тони, однако писательница увидела, как при воспоминании о том роковом летнем дне по их с супругой лицам пронеслась мрачная тень. Естественно, она прочла о тех событиях в полицейском рапорте, однако услышать историю из первых рук – это было совсем другое дело. – Однажды в июле, в среду… Ну, день недели, собственно, не имеет значения… – Голос Валландера сорвался, и Берит ласково положила руку на его локоть. Он откашлялся и продолжил: – Девочки сказали, что пойдут купаться. Мы за них не волновались, они часто куда-то ходили одни. Иногда они отсутствовали целыми днями, но ближе к вечеру всегда возвращались домой, когда успевали проголодаться. Но в тот день они не пришли. Мы все ждали и ждали. И около восьми мы поняли, что с ними что-то случилось. Мы отправились их искать, а не найдя, позвонили в полицию. Только на следующее утро на скале обнаружили их одежду.

– Кто ее нашел – вы или полиция? – снова принялась уточнять детали писательница.

– Полиция собрала население для прочесывания местности – один из добровольцев и нашел одежду. – Берит всхлипнула. – Должно быть, их унесло сильным течением. Тела их так и не нашли… Ужасная трагедия…

Ее муж опустил взгляд, и было очевидно, как глубоко произошедшее потрясло их обоих.

– Что было потом? – спросила Эрика. Сердце у нее разрывалось при мысли о двух девочках, боровшихся с волнами.

– Полиция провела расследование и констатировала, что это несчастный случай. Мы… конечно, мы долго винили себя, – вздохнул Тони. – Но девочкам все-таки было по пятнадцать лет, и они были очень самостоятельными. С годами мы поняли, что это не наша вина. Никто не мог предположить, что именно произойдет. В детстве обе девочки долго жили в заточении, и мы дали им свободу, когда они попали к нам.

– Очень мудро, – сказала Фальк, обдумывая, понимали ли приемные дети в этой семье, как им повезло.

Она поднялась и протянула руку своим новым знакомым:

– Спасибо, что нашли время встретиться со мной. Я это очень ценю, и мне безумно жаль, что пришлось пробудить тяжелые воспоминания.

– Но и хорошие воспоминания тоже пробудились, – ответила Берит, тепло пожимая ее руку. – Нам довелось за все эти годы заботиться о многих детях, и каждый оставил свой след. Тесс и Луиза были особенными, и они не забыты.

* * *

Дома стало так тихо… Словно пустота, образовавшаяся после ухода Виктории, наполняла дом, переполняла их души, грозя взорвать их изнутри.

Иногда они делали неуклюжие попытки разделить друг с другом свою скорбь, начинали говорить о Виктории, но воспоминания прерывались на полуслове, и незаконченная фраза повисала в воздухе. Как жизнь снова когда-нибудь сможет стать прежней?

Рикки знал, что рано или поздно полиция снова навестит их. Йоста уже звонил, чтобы еще раз проверить, не заметили ли они подозрительных лиц возле дома до исчезновения Виктории. Судя по всему, они теперь располагали сведениями, что кто-то следил за домом. Юный Хальберг понимал, что они захотят спросить маму и папу, известно ли им что-нибудь об отношениях его сестры с Юнасом или о письмах, которые он нашел. В каком-то смысле это дало бы ему облегчение. Очень тяжело было скрывать тайны в такой трудный момент, тяжело было думать, что родителям не все известно…

– Передай мне картошку, – проговорил папа, протянув руку, но не глядя сыну в глаза, и Рикки протянул ему кастрюлю.

Только такие разговоры они теперь вели. О самых обычных и приземленных вещах.

– Морковь будешь? – Мама протянула отцу салатник. Ее рука прикоснулась к его руке, когда он брал его, и она вздрогнула, словно обожглась. Скорбь причиняла такую боль, что они едва могли дотрагиваться друг до друга.

Рикки посмотрел на родителей, сидевших напротив него за кухонным столом. Хелена приготовила ужин, но еда, в которую не вкладывали душу, имела унылый вид и столь же унылый вкус. Они ужинали молча, погрузившись каждый в свои мысли. Скоро придет полиция и нарушит это молчание. И внезапно юноша понял, что должен рассказать все первым. Он собрался с духом:

– Я должен вам кое-что рассказать. О Виктории…

Супруги Хальберг замерли, глядя на него такими глазами, какими давно ни на кого не смотрели. Сердце забилось в груди сильнее, во рту пересохло, но Рикки заставил себя продолжать. Он рассказал о Юнасе, о ссоре в конюшне, о том, как Виктория убежала прочь, о письмах, которые нашел, о странных цитатах… И о грубых обвинениях.

Маркус и Хелена внимательно выслушали его, а затем мать опустила глаза. Но юноша успел заметить в них странную искорку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы понять, что это означает.

Мама уже знала.

* * *

– Стало быть, он не убивал свою жену? Или все-таки убил? – Рита наморщила лоб, терпеливо слушая свою дочь.

– Он был осужден за убийство, однако все время утверждал, что невиновен. Мне не удалось найти никого, кто занимался этим делом, но мне переслали по факсу часть материалов следствия, и я прочла заметки в газетах. Доказательства на самом деле оказались косвенными уликами. – Рассказывая, Паула ходила по кухне, укачивая Лизу. Девочка была на удивление спокойна, что, впрочем, мгновенно изменилось бы, если бы ее мама хоть на минуту остановилась. Она не помнила, когда в последний раз съедала обед, ни разу не прерываясь. Юханна бросила на нее быстрый взгляд, и молодая мать подумала, что, строго говоря, уже настала ее очередь таскать на руках дочь. Никто не говорил, что именно Паула лучше всего приспособлена для этого занятия только потому, что родила ее на свет.

– Сядь на стул! – окликнула Юханна Лео, который после каждой ложки вставал в полный рост на своем высоком стульчике.

– Боже мой, если бы все так делали за едой, то были бы стройными, как тростиночки, – сказал Мелльберг и подмигнул мальчику.

Юханна вздохнула:

– Бертиль, дорогой, тебе обязательно поощрять его? Его и так непросто воспитывать!

– Ха, что же страшного в том, что парень делает моцион прямо во время еды? Всем бы следовало так делать. Смотрите! – Пожилой полицейский положил в рот кусочек из своей тарелки и встал, после чего снова сел и проделал все это еще раз. Лео захохотал как сумасшедший.

– Ты не можешь сказать ему? – Юханна обернулась к Рите с умоляющим выражением лица.

Паула почувствовала, как в ней забурлил смех. Она знала, что ее любимая рассердится, но уже не могла сдерживаться и расхохоталась так, что из глаз у нее полились слезы – и ей даже показалось, что Лиза тоже улыбнулась. Не смогла удержаться от смеха и Рита, а Лео и Мелльберг, подбодренные реакцией публики, встали и сели совершенно синхронно.

– Чем я согрешила в предыдущей жизни, чтобы оказаться в такой компании? – вздохнула Юханна, но уголки ее рта тоже начали подергиваться. – Ладно, делайте что хотите. Я все равно отчаялась воспитать из этого существа нормального человека.

Смеясь, она наклонилась к Лео и поцеловала его в щеку.

– Мне хотелось бы узнать побольше о том деле, – сказала Рита, когда атмосфера в кухне снова стала спокойной. – Если не было доказательств, то как же они могли его осудить? В Швеции ведь не сажают людей в тюрьму за то, чего они не совершали?

Паула улыбнулась матери. Еще с тех пор, как они в семидесятые годы приехали сюда из Чили, Рита обожала Швецию совершенно самозабвенно – хотя страна не всегда соответствовала ее ожиданиям. Кроме того, мать Паулы переняла все шведские традиции и праздники и отмечала их с энтузиазмом, который даже шведские демократы[20]20
  Шведская правоконсервативная политическая партия, желающая ограничить неевропейское переселение на территорию Швеции.


[Закрыть] сочли бы излишним. Во все остальные дни она готовила блюда своей родины, но на День середины лета и прочие шведские праздники в холодильнике не было ничего, кроме селедки.

– Как я уже сказала, были косвенные улики, то есть моменты, которые указывали на то, что он виновен, но… Как бы это объяснить? – дочь Риты замялась, подыскивая понятные неспециалистам слова.

Бертиль откашлялся:

– Улики – юридический термин, обозначающий обстоятельства более слабые, чем факты, но которые, однако, могут привести к тому, что обвиняемый может быть осужден или оправдан.

Паула уставилась на него с удивлением. Меньше всего она ожидала от этого человека ответа на свой вопрос – тем более вразумительного ответа! Она, скорее, размышляла вслух. Тем не менее она не могла не подтвердить его правоту:

– Именно так. И в данном случае можно сказать, что у мужа Ингелы имелось прошлое, повлиявшее на решение суда. Его прежние девушки, да и сама Ингела сообщали, что он часто бывал агрессивен. Кроме того, до этого он неоднократно избивал Ингелу и грозился ее убить. И когда потом выяснилось, что у него нет алиби на тот момент, когда она исчезла, а ее тело было найдено в леске за их домом, – что ж, можно было сделать вывод, что дело раскрыто.

– Но теперь вы думаете, что это не так? – спросила Юханна, вытирая Лео рот.

– Пока это невозможно сказать точно, – объяснила ее подруга. – Но травмы у нее были совершенно особенными. Кроме того, в течение долгих лет звучали голоса, пытавшиеся защитить мужа Ингелы, утверждавшие, что он говорил правду, но нежелание полиции исследовать другие версии привело к тому, что убийца остался безнаказанным.

– А не может быть, что кто-то другой, прослышав об этом убийстве, решил сделать то же самое? – спросила Рита.

– Да, именно это Мартин и сказал на совещании. С тех пор, как убили Ингелу, прошло почти тридцать лет, так что скорее кто-то имитирует ее травмы, чем тот же самый убийца снова начал действовать. – Кинув взгляд на Лизу, которая, похоже, крепко заснула, Паула снова села за стол. Ей предстояло ужинать с малышкой на руках.

– Во всяком случае, стоит посмотреть на это дело еще раз, – произнес Мелльберг, накладывая себе добавки. – Я намерен прочесть сегодня вечером все материалы следствия, чтобы завтра изложить их на совещании в Гётеборге.

Паула подавила глубокий вздох. Наверняка начальник присвоит себе ее открытие!

* * *

Войдя в дом, Патрик огляделся, широко раскрыв глаза:

– Что, у нас побывала клининговая компания? Ах да, здесь были мама и ее «Боб Строитель»! – Он поцеловал Эрику в щеку. – Докладывай о масштабе повреждений! Что они тут починили и исправили?

– Боюсь, тебе лучше не знать, – ответила его жена и направилась впереди него в кухню, где возилась с ужином.

– Неужели все так плохо? – Глава семейства со вздохом уселся за стол, и дети тут же ввалились в кухню и кинулись обнимать его. Впрочем, в следующую секунду их и след простыл. По телевизору показывали «Булибумпу».[21]21
  Шведская детская передача, аналог российской передачи «Спокойной ночи, малыши!». Ее символ – маленький зеленый дракончик.


[Закрыть]

– С каких это пор зеленый дракон стал популярнее, чем я? – спросил мужчина с кривоватой усмешкой.

– О, это произошло уже давно! – проговорила Эрика, наклоняясь и целуя его в губы. – Но для меня ты по-прежнему самый популярный.

– После Бреда Питта, да?

– Увы. С Бредом Питтом тебе никогда не сравниться.

Фальк подмигнула супругу и достала бокалы, а он встал и принялся помогать ей накрывать на стол.

– Кстати, как у вас дела? Вы хоть чуть-чуть продвинулись в расследовании? – поинтересовалась хозяйка дома.

Хедстрём покачал головой:

– Нет, пока что нет. Технические результаты будут через некоторое время. Единственное, что нам известно – что кто-то через равные промежутки времени платил Лассе по пять тысяч крон.

– Шантаж?

Патрик кивнул:

– Ну да, это одна из наших версий. Мы пытаемся не зацикливаться на ней, но очень похоже, что он шантажировал кого-то, кому это в конце концов надоело. Вопрос только в одном – кого? Пока мы понятия не имеем.

– Какие у тебя ощущения перед завтрашним совещанием? – спросила Эрика, помешивая в кастрюле, стоявшей на плите.

– Ну, мы неплохо подготовлены. Но сегодня Паула выдвинула новую версию. У дела Виктории и остальных девочек может быть связь с делом двадцатисемилетней давности. Ингела Эрикссон, которую убили в Хультсфреде.

– Это та, которую пытал, а потом убил собственный муж? – Эрика обернулась и уставилась на него. – Каким образом это может иметь отношение к вашему расследованию?

– Я и забыл, что ты прекрасно знаешь историю шведской преступности. Тогда ты, вероятно, помнишь, каким именно пыткам ее подвергли?