Текст книги "Укрощение"
Автор книги: Камилла Лэкберг
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Как раз в тот момент, когда она собиралась переписать начисто свои записи, снизу из холла донеслись странные звуки. Вскочив со стула, женщина выбежала из комнаты и посмотрела вниз, перегнувшись через перила.
– Какого?.. – вырвалось у нее, и она кинулась бежать вниз по лестнице. Внизу стоял Патрик и срывал одежду с мрачного Бертиля Мелльберга, который весь посинел и трясся от холода.
* * *
Мартин зашел в участок и отряхнул снег с ботинок. Когда он проходил мимо окошка, Анника подняла на него глаза поверх очков:
– Ну как дела?
– Как обычно, когда за дело берется Мелльберг, – пробурчал молодой полицейский и, увидев вопросительное выражение лица секретаря, максимально сдержанно рассказал о подвигах их начальника.
– О боже! – Анника покачала головой. – Этот человек не перестает удивлять. Что сказал на это Турбьёрн?
– Что, к сожалению, будет нелегко найти следы или что-либо еще, поскольку Мелльберг слишком там натопал. Но он взял пробу крови. Думаю, получится сопоставить ее с группой крови Лассе и ДНК его сыновей, так что мы узнаем, его ли это кровь.
– Ну что ж, и то хорошо. Вы думаете, он погиб? – осторожно спросила женщина.
– На мостках было много крови – и на льду возле полыньи тоже. Но не было никаких кровавых следов, ведущих оттуда. Так что, если кровь и вправду принадлежит Лассе, то похоже, его и правда убили.
– Как печально!
Глаза Анники подернулись слезами. Она всегда была чувствительна, а после того, как они с мужем удочерили девочку из Китая, стала еще сильнее реагировать на жизненную несправедливость.
– Да, мы не предполагали, что все кончится именно так. Скорее, ожидали, что обнаружим его где-нибудь мертвецки пьяного, – вздохнул Молин.
– Какая ужасная судьба! Бедная семья… – На какое-то время секретарь замолчала, но потом снова взяла себя в руки. – Кстати, мне удалось собрать всех задействованных в деле следователей, и завтра в десять в Гётеборге состоится общее совещание. Я сообщила Патрику и, само собой, Мелльбергу. А что будете делать вы с Йостой? Поедете туда?
Мартин вспотел в теплом помещении, так что теперь торопливо скинул куртку. Проведя рукой по своим рыжим волосам, он почувствовал, что его ладонь стала влажной.
– Мне очень хотелось бы, и Йоста наверняка тоже бы с удовольствием поехал. Но мы не можем оставить участок – особенно сейчас, когда, похоже, у нас на шее расследование убийства.
– Очень разумно. И кстати, о разумности – Паула снова сидит в архиве. Загляни к ней, будь так добр.
– Да-да, загляну, и прямо сейчас, – сказал Молин, но сперва зашел к себе в кабинет, чтобы повесить куртку.
Дверь архива в подвале была открыта нараспашку. Тем не менее он осторожно постучал, поскольку его коллега, сидевшая на полу, казалось, была слишком погружена в содержимое ящиков.
– Ты все еще не сдаешься? – сказал молодой человек, входя в помещение.
Женщина подняла на него глаза и отложила в сторону очередную папку:
– Вполне возможно, что я так ничего и не найду, но мне, во всяком случае, удалось провести пару часов наедине с собой. Кто бы мог подумать, что с малышом может быть так тяжело! С Лео все было по-другому.
Она неловко попыталась встать, и Мартин с готовностью протянул ей руку:
– Понимаю, Лиза немного не такая. Она осталась дома с Юханной?
Паула покачала головой:
– Юханна с Лео пошли кататься на санках, так что Лизе пришлось остаться у бабушки. – Она глубоко вздохнула и выпрямила спину. – Ну, как у вас дела? Я слышала, что вы нашли машину Лассе, а поблизости – кровь.
Коллега рассказал ей все то, что только что излагал Аннике, – про кровь, полынью и не совсем добровольное купание Мелльберга.
– Ты шутишь! – Паула уставилась на него во все глаза. – Какая чудовищная неуклюжесть! Но с ним все в порядке? – добавила она затем, и на душе у Молина потеплело: все же она волнуется за Бертиля! Он знал, насколько шеф привязался к сыну Паулы и Юханны, и за это старику можно было простить все, каким бы нелепым он ни казался.
– Да, он в порядке. Сейчас он дома у Патрика – оттаивает, – заверил молодой полицейский собеседницу.
– Когда появляется Бертиль, всегда что-нибудь случается, – проговорила Паула, тихонько усмехаясь. – Слушай, я как раз собиралась сделать перерыв, когда ты пришел. От неудобной позы так затекает спина! Ты составишь мне компанию?
Они поднялись по лестнице и уже направлялись в кухню, когда Мартин остановился:
– Я только зайду на минуточку к себе в кабинет кое-что проверить.
– Ничего, я пойду с тобой, – сказала Паула, направляясь следом.
В кабинете Молин начал рыться в своих бумагах, а она остановилась возле книжного шкафа, поглядывая, что он делает. На его рабочем столе, как всегда, царил полнейший беспорядок.
– Скучаешь по работе, а? – спросил молодой человек.
– Да уж, мягко говоря… – Женщина наклонила голову, чтобы прочитать заголовки на корешках. – Неужели ты все это прочел? Книги по психологии, по криминалистике… Боже мой, у тебя тут даже…
Она вдруг осеклась, уставившись на серию книг, аккуратно выставленных в ряд на полке у Мартина.
– Боже, какая же я дура! По поводу языка я читала не в архиве, а вот в такой… – Паула показала на книги, и Молин повернул голову в ту сторону. Но ведь это невозможно!..
* * *
Мрачный Йоста заехал во двор школы верховой езды. Беседовать с родственниками жертв всегда было тяжело. А в данном случае он к тому же не принес никакого определенного известия. Имелись лишь явные признаки того, что с Лассе что-то случилось и что его, вероятно, нет в живых. Терезе придется пребывать в неизвестности еще некоторое время.
Полицейского очень удивило, что он встретил там Юнаса. Что ветеринар мог там делать? Кроме того, когда Йоста сказал, что хочет поговорить, он явно встревожился. И это хорошо. Если он выведен из равновесия, будет проще заставить его выдать себя. Во всяком случае, именно это подсказывал Йосте его полицейский опыт.
– Тук-тук! – постучал Флюгаре в дверь дома Перссонов, одновременно произнеся эти слова вслух. Он надеялся застать Юнаса одного, так что, если его жена или дочь дома, полицейский предложил бы ему пройти в ветеринарный кабинет.
Дверь открыл сам Перссон. Лицо его было подернуто серой пеленой, которой Йоста раньше не замечал.
– Ты один дома? – спросил гость. – Я хотел кое-что с тобой обсудить.
На несколько мгновений повисла пауза. Все это время Флюгаре стоял в ожидании на лестнице, а затем Юнас отступил в сторону с выражением отчаяния на лице, словно заранее знал, чего хочет Йоста. Вполне возможно, что так оно и было. Он не мог не понимать, что правда рано или поздно достигнет ушей полиции.
– Проходи, – сказал ветеринар. – Я один.
Полицейский вошел и огляделся. Дом был обставлен бездумно, без души, и не казался уютным. Йоста раньше не бывал в доме у четы Перссонов, и сам не знал, чего он ожидал, но ему почему-то казалось, что красивые люди предпочитают красивые интерьеры.
– Ужасно то, что случилось с Лассе, – проговорил Юнас, жестом указывая гостю на диван в гостиной.
Тот уселся и посмотрел на него:
– Да, невеселая работка – приходить с такими новостями. Кстати, как получилось, что ты находился дома у Терезы?
– Мы с ней когда-то были вместе. Правда, с тех пор совсем не общались, но когда я узнал, что Лассе пропал, мне захотелось узнать, не нужна ли им помощь. Ее дочь много времени проводит у нас в конюшне, и она была очень расстроена тем, что случилось с Викторией. Я хотел проявить к ним внимание сейчас, когда им так тяжело, – объяснил хозяин дома.
– Понимаю, – кивнул Йоста, и в комнате снова повисла пауза. Гость видел, что Юнас сидит в напряженной позе, ожидая, что еще ему скажут.
– Я хотел спросить о Виктории. Какие у вас с ней были отношения? – заговорил наконец Флюгаре.
– Ну… – медленно произнес Юнас. – Да что тут особо рассказывать? Она была одной из учениц Марты. Одной из тех девчонок, кто постоянно болтался в конюшне.
Он стал смахивать с джинсов невидимые пылинки.
– Насколько я понимаю, это не вся правда, – заявил Йоста, не сводя с него глаз.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты куришь?
Перссон посмотрел на полицейского, наморщив лоб:
– Почему ты спрашиваешь? Нет, я не курю.
– Хорошо. Но давай вернемся к Виктории. До меня дошла информация, что у вас были… хм, куда более близкие отношения.
– Кто это сказал? Я вообще почти не разговаривал с ней. Когда я заходил в конюшню, то максимум перекидывался с ней несколькими словами, как и с другими девчонками, которые туда ходят.
– Мы беседовали с братом Виктории Рикки, и он утверждает, что у вас с Викторией были отношения. В тот день, когда она пропала, он видел, как вы стояли возле конюшни и ссорились. О чем была ваша ссора?
Юнас покачал головой:
– Я даже не помню, разговаривали ли мы с ней в тот день. Но как бы то ни было, это точно не было ссорой. Иногда я строго разговариваю с девочками, которые плохо себя ведут в конюшне, так что речь наверняка шла о чем-то таком. Они не любят, когда им делают замечания – как-никак это подростки!
– А мне показалось, что чуть раньше ты сказал, что вообще не общаешься с девчонками в конюшне, – заметил Йоста, откидываясь на спинку дивана.
– Само собой, в какой-то мере я ними общаюсь. Я ведь совладелец школы верховой езды, хотя ею и занимается Марта. Бывает, что я помогаю там в хозяйственных делах, и если что-то делается не так, как надо, то делаю замечания.
Флюгаре задумался. Может быть, Рикки преувеличил то, что увидел? Но даже если это и не было ссорой, Юнас не мог не запомнить самого случая.
– Ссора или нет, но, по словам Рикки, он накричал на тебя, – стал рассказывать пожилой полицейский. – Он увидел вас издалека и подбежал, крича на вас обоих, а потом продолжал ругать тебя после того, когда Виктория убежала. Неужели ты ничего из этого не помнишь?
– Нет, мне кажется, он что-то неправильно понял…
Йосте стало ясно, что ничего другого он не услышит, и он решил двигаться дальше, хотя ответ ветеринара его совсем не убедил. Зачем бы Рикки врать о том, что он поругался с Юнасом?
– Кроме того, Виктория получала угрожающие письма, которые указывали на то же самое – что у нее какой-то запретный роман, – добавил полицейский.
– Письма? – переспросил Перссон. Казалось, у него в голове завертелись какие-то мысли.
– Да, анонимные письма, приходившие на ее домашний адрес.
Юнас выглядел искренне удивленным. Однако это необязательно что-то означало. Йоста не раз видел невинное выражение лица, за которым скрывалась ложь.
– Ничего не знаю об анонимных письмах, – покачал головой ветеринар. – И у меня действительно не было никаких отношений с Викторией. Во-первых, я женат – и счастливо женат. Во-вторых, она всего лишь ребенок. Рикки ошибся.
– Тогда спасибо, что ты уделил мне время, – проговорил Флюгаре, вставая. – Как ты понимаешь, мы вынуждены принимать такие сведения всерьез, так что мы еще будем заниматься этим вопросом и выяснять, что могут сказать по этому поводу другие.
– Но вы же не можете ходить и расспрашивать про такое?! – воскликнул Юнас, тоже поднимаясь. – Сам знаешь, что у людей на уме! Стоит вам задать вопрос – и они подумают, что все это правда. Разве ты не понимаешь, какие поползут слухи и что это будет значить для нашей школы? Все это недоразумение, ложь. Боже мой, Виктория – ровесница моей дочери! За кого вы меня принимаете?
Его обычно открытое и приятное лицо сейчас было искажено гневом.
– Мы будем действовать осторожно, обещаю, – сказал Йоста.
Перссон провел рукой по волосам:
– Осторожно? Это просто безумие какое-то!
Флюгаре двинулся в холл, и стоило ему открыть дверь, как он увидел Марту – она стояла на лестнице прямо у входа. Полицейский вздрогнул от неожиданности.
– Привет, – сказала хозяйка дома. – Что ты здесь делаешь?
– Э… хм… я просто уточнил у Юнаса некоторые детали.
– У Йосты было несколько уточняющих вопросов по поводу взлома, – подсказал ветеринар из гостиной.
Его гость поспешно кивнул:
– Да, парочка вопросов, которые я забыл задать позавчера.
– Ох, я слышала о Лассе, – сказала Марта. – Как чувствует себя Тереза? По словам Юнаса, она держит себя в руках.
– Ну да… – Йоста точно не знал что ответить.
– Что именно произошло? – поинтересовалась фру Перссон. – Юнас сказал, что вы нашли машину Лассе…
– К сожалению, я не могу распространяться о ходе следствия, – сказал Флюгаре, протискиваясь мимо нее.
Спускаясь с крыльца, он держался за перила. В его возрасте опасно поскользнуться и упасть – можно потом и не встать.
– Скажи, если мы чем-то можем помочь! – крикнула Марта ему вслед, когда он шел к машине.
В ответ полицейский помахал рукой. Прежде чем сесть на водительское сиденье, он бросил взгляд на дом, где теперь в окне гостиной виднелись его хозяева – как смутные силуэты. В глубине души он был уверен, что Юнас солгал по поводу той ссоры и, возможно, по поводу романа тоже. Что-то в его словах прозвучало фальшиво, однако доказать это будет нелегко.
* * *
Уддевалла, 1973 год
Владек становился все более невменяемым. Его мастерская обанкротилась, и мужчина бродил по дому, как тигр в клетке. Теперь он стал часто вспоминать свою прошлую жизнь, цирк и семью. Об этом Ковальский мог говорить часами – и все остальные члены семьи его слушали.
Иногда Лайла закрывала глаза, пытаясь представить себе все то, о чем он рассказывал. Звуки, запахи, цвета, все те люди, о которых ее муж говорил с любовью и тоской. Больно было слышать, как он скучает по ним – в его словах сквозило отчаяние.
Однако эти моменты давали ей столь необходимую передышку. По непонятным причинам все стихало, и хаос прекращался. Все сидели словно в трансе, слушая Владека, очарованные его голосом и его повествованием. Его рассказы позволяли женщине ненадолго расслабиться.
Все, что он говорил, звучало так, словно происходило из мира фантазии и сказок. Ковальский рассказывал о людях, способных пройти по канату высоко над землей, о принцессах цирка, которые могли делать стойку на руках на спине скачущей лошади, о клоунах, которые заставляли всех смеяться до слез, брызгая друг на друга водой, о зебрах и слонах, которые вытворяли такие фокусы, каких никто от них не ожидал…
Но больше всего глава семьи рассказывал о львах. Опасных, сильных львах, которые слушались малейшего мановения его руки. Которых он дрессировал с той поры, когда они еще были львятами, и которые делали на манеже все, о чем бы он их ни попросил – а публика затаивала дыхание, ожидая, что звери набросятся на него и разорвут его в клочья.
Час за часом Владек вспоминал о людях и зверях, населяющих цирк, о своих родственниках, передававших увлеченность и магию дрессировки из поколения в поколение. Но едва он заканчивал рассказ, как Лайла снова окуналась в ту реальность, которую предпочла бы забыть.
Самым мучительным была неизвестность. Словно голодный лев бродил по дому, подкарауливая очередную добычу. Всплески и атаки всегда происходили внезапно и всегда не так, как ожидала Ковальская. А из-за усталости ей было все труднее всегда быть начеку.
* * *
– Боже мой, чем вы тут занимаетесь?
Анна рассмеялась, когда услышала историю о Мелльберге, который в конце концов отогрелся и оказался в состоянии уехать с Патриком в участок. Она с любопытством оглядела Гуннара, которого Эрика описала ей по телефону. Ей он понравился с первого взгляда, когда встретил их в холле и в первую очередь поздоровался с детьми. А потом Адриан помог ему вешать в кухне картину – и теперь просто светился от счастья.
– Ну как у них дела? – спросила Анна затем уже более серьезным тоном. – Эта история с Лассе – просто ужас! Они выяснили, что с ним произошло?
– Они только что нашли его. То есть не его, а машину и то, что похоже на место убийства. Водолазы едут сюда, но вопрос в том, удастся ли им найти тело или его унесло течением, – рассказала Фальк.
– Я общалась с Тирой в конюшне, когда отвозила туда своих девочек. Она очень милая, – вспомнила ее сестра. – Тереза тоже такая приятная – я с ней только пару раз здоровалась. Бедные они…
Она посмотрела на булочки, которые Кристина выставила на стол, но не ощутила ни аппетита, ни желания поесть сладенького.
– Ты хорошо питаешься? – строго спросила Эрика. В детстве она вела себя по отношению к сестре скорее как мама, чем как старшая сестра, – и так до сих пор и не могла выйти из этой роли. Но Анна перестала сопротивляться. Без забот Эрики она никогда в жизни не смогла бы одолеть все трудности. Старшая сестра готова была поддержать и помочь в любой ситуации – и в последнее время только у нее дома младшая могла немного расслабиться и забыть о чувстве вины.
– Вид у тебя бледный, – продолжала писательница, и ее гостья выдавила из себя улыбку:
– Со мной все в порядке, но в последнее время меня и вправду то и дело подташнивает. Умом я понимаю, что это психосоматика, но аппетита от этого не прибавляется.
Кристина, стоявшая у мойки и возившаяся с чем-то, хотя невестка уже несколько раз просила ее сесть, обернулась и внимательно оглядела Анну:
– Да, Эрика права. У тебя такое бледное лицо! Тебе надо кушать и заботиться о своем здоровье. В периоды кризиса особенно важно правильно питаться и достаточно спать. У тебя есть снотворное? А то я могу дать тебе упаковочку. Если плохо спишь, то и все остальное не привести в порядок, это же так очевидно!
– Спасибо, очень любезно, но у меня нет проблем со сном, – поспешила отказаться от ее помощи Анна.
Это была ложь. Ночь за ночью она лежала без сна, ворочаясь в кровати, и смотрела в потолок, пытаясь отогнать воспоминания. Однако ей не хотелось попасть в зависимость от лекарств, пытаясь при помощи химического воздействия приглушить тоску, причиной которой стала она сама. Возможно, во всем этом было немного желания помучить себя, искупить таким образом свои грехи.
– Не знаю, можно ли тебе верить, но я не собираюсь капать тебе на мозги… – проговорила Эрика, и Анна прекрасно поняла, что именно это сестра и намеревается делать. Она потянулась за булочкой, чтобы немного подыграть сестре, и та тоже принялась за угощение.
– Ага, ты тоже поешь, зимой нужен дополнительный слой жира, – кивнула ей Анна.
– Слушай, ты! – с угрозой в голосе проговорила Эрика и примерилась, словно собираясь кинуть в сестру булочкой.
– О боже, вы безнадежны! – Кристина вздохнула и принялась мыть холодильник. Хозяйка дома вознамерилась было ей помешать, но поняла, что этот бой ей не выиграть.
– Кстати, как идут дела с твоей книгой? – спросила Анна, пытаясь проглотить кусочек, который словно увеличивался у нее во рту.
– Да как тебе сказать… В этом деле столько странностей, что я даже не знаю, с какого конца к нему подступиться, – протянула писательница.
– Рассказывай! – ее младшая сестра отпила глоток кофе, чтобы проглотить образовавшийся во рту мучной комок. Рассказ Эрики о событиях последних дней она выслушала с круглыми от удивления глазами.
– Мне чудится, что история Лайлы каким-то непостижимым образом связана с пропажей девочек, – заявила Фальк. – Иначе зачем бы она стала хранить все эти вырезки? И почему согласилась наконец встретиться со мной в тот день, когда газеты впервые написали об исчезновении Виктории?
– А это не может быть случайное совпадение? – спросила ее сестра, но по выражению лица писательницы уже догадывалась, каков будет ее ответ.
– Нет, тут есть какая-то связь, – помотала головой Эрика. – Лайла знает что-то, о чем не желает рассказывать. Или, вернее, она хочет, но почему-то не может. Вероятно, именно поэтому она в конце концов согласилась на встречи со мной, чтобы иметь кого-то, кому можно довериться. Но мне не удалось завоевать ее доверие, чтобы она решилась рассказать мне, в чем дело.
– Фу, просто чудо, что некоторые из обитателей этого ящика не уползли отсюда на своих ногах, – проговорила Кристина, наполовину скрывшаяся в холодильнике. Эрика кинула на сестру взгляд, показывавший, что она не поддастся на провокацию и намерена игнорировать спасательную экспедицию.
– Наверное, тебе надо сперва побольше разузнать самой, – предложила Анна. Отчаявшись доесть свою булочку с корицей, она лишь потягивала кофе.
– Знаю, но пока Лайла молчит, это практически невозможно, – вздохнула Фальк. – Из замешанных в деле никого не осталось. Луиза умерла, мать Лайлы – тоже. Петер пропал, и скорее всего, тоже мертв. Сестра Лайлы, похоже, ничего не знает. Собственно говоря, мне и поговорить не с кем, потому что все происходило дома, в четырех стенах.
– А от чего умерла Луиза? – продолжала расспросы Анна.
– Она утонула. Она и еще одна девочка, которая была приемным ребенком в той же семье, пошли однажды купаться и не вернулись домой. Их одежду обнаружили на скале у моря, а вот тела так и не нашли, – рассказала писательница.
– А ты разговаривала с их приемными родителями? – спросила Кристина из-за двери холодильника, и Эрика вздрогнула:
– Нет, у меня даже мысли такой не возникло! Ведь они никак не были связаны с тем, что произошло в семье Ковальских…
– А что, если Луиза раскрыла им какую-нибудь тайну или доверилась еще кому-нибудь из других приемных детей в той семье? – предположила мать Патрика.
– Да… – пробормотала Фальк. Казалось, она чувствует себя полной дурой от того, что свекровь указывает ей на такие очевидные вещи.
– Мне кажется, что это прекрасная идея, – поспешно сказала Анна. – Где они живут?
– В Хамбургсунде, так что туда я даже смогла бы доехать, – задумчиво проговорила писательница.
– Мы можем остаться с детьми. Поезжай прямо сейчас, – предложила ей Кристина.
Анна поддержала ее:
– Мы тоже можем еще немного побыть тут. Кузены так весело проводят время – и у меня нет причин торопиться домой.
– Вы уверены? – переспросила Эрика, хотя уже поднялась со стула. – Но все же лучше будет, если я позвоню туда и спрошу, можно ли мне приехать.
– Давай, дуй! – воскликнула ее сестра, делая ей рукой «пока-пока». – Я наверняка найду, чем мне тут заняться. Учитывая, какой у вас ужасный беспорядок.
В ответ хозяйка дома показала ей средний палец.
* * *
Патрик стоял возле белой доски в кухне полицейского участка. Отдельных зацепок было слишком много, и он ощущал внутреннюю потребность структурировать все, что предстояло сделать. К встрече в Гётеборге ему хотелось подойти хорошо подготовленным, а пока он будет в отъезде, расследование предполагаемой гибели Лассе будет продолжаться. Почувствовав, что слишком сильно разволновался, Хедстрём напомнил себе о том, что надо опустить плечи и сделать несколько глубоких вдохов. Его сильно напугало, когда пару лет назад у него случился сердечный спазм и организм отказался ему повиноваться. Это был первый звонок. Рано или поздно силы иссякают, как бы ты ни любил свою работу.
– Итак, сейчас перед нами двойное расследование, – проговорил Патрик. – И я хотел бы начать с Лассе.
Написав на доске большими буквами: «Лассе», он подчеркнул это имя.
– Я переговорил с Турбьёрном, который сделал все от него зависящее, – сказал Мартин.
– Ну что ж, посмотрим, что нам это даст…
Хедстрёму было сложно сдержать свои чувства при мысли о том, как его начальник уничтожил практически все улики на месте преступления. К счастью, Бертиль уже ушел домой, чтобы улечься в теплую постель, так что в ближайшее время, по крайней мере, он уже ничем не навредит следствию.
– Тереза дала согласие на то, чтобы мы взяли анализ крови их старшего сына. Как только это будет сделано, кровь сравнят с кровью на мостках, – продолжил Молин.
– Хорошо, – кивнул Патрик. – Мы не можем на сто процентов утверждать, что обнаружили именно следы крови Лассе, однако я предлагаю пока что предположить, что он был убит там, на мостках.
– Согласен, – сказал Йоста.
Хедстрём обвел присутствующих взглядом – все согласно закивали.
– Кроме того, я попросил Турбьёрна осмотреть и машину Лассе, – добавил Мартин. – Если вдруг Лассе с убийцей приехали вместе. Кроме того, криминалистам удалось обнаружить на парковке следы машин. Полезно будет иметь их под рукой, если нам понадобится доказать, что кто-то там побывал.
– Верная мысль, – согласился Патрик. – Мы пока не успели получить распечатки его мобильных звонков, зато с банком нам повезло больше. Не так ли, Йоста?
Флюгаре откашлялся:
– Да, мы с Анникой просмотрели распечатку счета Лассе. Он регулярно делал вклады в размере пяти тысяч крон. А когда я был у Терезы, она рассказала, что ее дочь Тира обнаружила тайник, в котором ее муж регулярно хранил по пять тысяч наличными. Предполагаю, что он клал деньги туда в ожидании случая внести их на счет.
– У Терезы нет никаких соображений по поводу того, откуда эти деньги? – спросил Молин.
– Нет, – покачал головой Йоста. – И, насколько я могу судить, она говорила правду.
– Она подозревала, что он что-то от нее скрывает – и это могло быть именно это, – сказал Патрик. – Мы должны непременно узнать, откуда и за какую работу ему поступали деньги.
– Тот факт, что это ровная сумма, говорит в пользу шантажа, не так ли? – проговорила Паула со своего места у двери. Анника спрашивала ее, не желает ли она сесть за стол вместе с остальными, но та ответила, что ей, возможно, придется быстро выскочить, если вдруг Рита позвонит по поводу Лизы.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Йоста у Паулы.
– Ну, если бы речь шла о денежных выигрышах, то сумма не была бы такой постоянной, – пояснила она. – Или если бы это была плата за какую-либо подработку. Она наверняка оплачивалась бы сдельно и не давала бы каждый раз одинаковую сумму. А вот при шантаже разумно предположить, что он захотел бы получать постоянную сумму через равные промежутки времени.
– Думаю, Паула близка к истине, – согласился Флюгаре. – Возможно, Лассе шантажировал кого-то, кому это в конце концов надоело.
– Вопрос в том, о чем в таком случае может идти речь. Похоже, семье Лассе ничего не известно, так что нам придется расширить круг, расспросить его знакомых, узнать, не известно ли что-нибудь кому-нибудь из них, – вновь взял слово Патрик и, немного подумав, добавил: – Опросите тех, кто живет поблизости, – собственно, это будут мои соседи, жители домов вдоль дороги на Сельвик. Спросите, не заметил ли кто-нибудь машину, останавливавшуюся у пляжа. В такое время года машин немного, а любопытные глаза, следящие из-за занавески за чужой жизнью, всегда найдутся.
Все задания он выписал на доске. Их еще предстояло распределить, но сейчас ему просто хотелось зафиксировать все, что надо сделать.
– Отлично, тогда переходим к Виктории, – сказал он, закончив записи. – Завтра в Гётеборге состоится общее совещание. Спасибо, Анника, что ты помогла мне его собрать.
– Не стоит благодарности, – отозвалась секретарь. – Это было легче легкого. Все настроены очень положительно – скорее удивлялись, почему никто не подумал об этом раньше.
– Лучше поздно, чем никогда. Итак, что нам удалось выяснить с последней летучки? – Хедстрём обвел глазами коллег.
– Ну что ж, – заговорил Йоста. – Самое интересное, пожалуй, что у Виктории, по словам ее брата Рикки, был роман с Юнасом Перссоном.
– Нам удалось получить подтверждение этого от кого-то еще, кроме Рикки? – спросил Мартин. – И что говорит по этому поводу сам Юнас?
– Нет, не удалось, и Юнас, само собой, все отрицает, однако у меня возникло ощущение, что он лжет, – сообщил Флюгаре. – Так что я собираюсь опросить девочек в конюшне. Такое очень трудно держать в тайне.
– Ты поговорил с его женой? – спросил Патрик.
– Я предпочел бы не разговаривать об этом с Мартой, пока мы не узнаем больше. Если все это все же окажется неправдой, то нет причин провоцировать скандал, – заметил старый полицейский.
– Не могу не согласиться. Однако рано или поздно нам придется поговорить с Мартой, – развел руками Хедстрём.
Паула снова откашлялась:
– Прошу прощения, но я что-то не пойму, какое это имеет значение для следствия. Ведь мы ищем кого-то, кто похищает девушек и в других частях Швеции, не только здесь!
– Ну да, – проговорил Патрик. – Не будь у Юнаса алиби на момент исчезновения Виктории, это мог бы быть и он, и кто-то другой. Но, может быть, выяснится, что отношения у нее были совсем не с Юнасом, а с неким третьим человеком, который ее и похитил. Мы просто должны понять, как Виктория вошла в контакт с похитителем, что именно в ее жизни сделало ее уязвимой. Это может быть все что угодно. И к тому же мы знаем, что кто-то следил за ее домом. Если это преступник, то он мог наблюдать за ней некоторое время, а это означает, что он мог поступить аналогично и в отношении других девушек. Факты личной жизни Виктории, возможно, сыграли роль в том, почему преступник остановил свой выбор именно на ней.
– Кроме того, она получала письма – и не самого приятного характера, – добавил Йоста и обернулся к Пауле: – Рикки нашел их, но выбросил, опасаясь, что они попадутся на глаза родителям.
– Вполне понятно, – кивнула она. – Звучит разумно.
– А как дела с окурком? – поинтересовался Мартин.
– Пока ничего, – ответил Хедстрём. – И к тому же нам сначала нужно найти подозреваемого, чтобы установить взаимосвязь с окурком, без этого от него нет никакого толку. Что у нас есть еще? – спросил он, обводя всех взглядом. Казалось, вопросы только множатся.
Его взгляд остановился на Пауле, и он вдруг вспомнил, что они с Молином собирались что-то рассказать на совещании. Мартин и вправду сидел как на иголках, и Патрик кивнул ему.
– Да-да! – встрепенулся молодой человек. – Паула все это время размышляла над тем, что в травмах Виктории ей чудится нечто знакомое – собственно говоря, она имела в виду язык.
– Отсюда твои долгие часы изысканий в архиве, – сказал Хедстрём и почувствовал приступ любопытства. Внезапно он заметил, что у Паулы так же горят щеки.
– Да, хотя я шла по ложному следу, – принялась рассказывать женщина. – То, что я искала, хранилось не в архиве, хотя я была убеждена, что где-то это видела.
Она подошла ближе и встала рядом с Патриком, чтобы остальным не пришлось выворачивать шеи, глядя на нее, стоящую у двери.
– Тебе показалось, что это было какое-то давнее расследование? – уточнил Хедстрём в надежде, что теперь она скорее дойдет до главного.
– Точно. И когда я зашла в кабинет Мартина и стояла, глядя на его книжную полку, мне вспомнилось. Это было одно дело, о котором я читала в Скандинавской криминальной хронике, – объявила женщина.
Патрик почувствовал, что его сердце забилось чаще.
– Продолжай, – попросил он нетерпеливо.
– Двадцать семь лет назад, майским субботним вечером из своего дома в Хультсфреде пропала молодая женщина по имени Ингела Эрикссон, незадолго до этого вышедшая замуж, – принялась наконец рассказывать Паула. – Ей было всего девятнадцать лет, и подозрения немедленно пали на ее мужа, поскольку он не раз избивал и ее, и своих предыдущих девушек. Были мобилизованы все полицейские силы, а кроме того, исчезновению уделялось большое внимание в прессе, так как по стечению обстоятельств одна из вечерних газет как раз поднимала тему насилия в семье. И когда Ингелу обнаружили мертвой в лесочке за их домом, никто уже не сомневался в виновности мужа. Было констатировано, что она уже некоторое время была мертва, однако тело хорошо сохранилось, и можно было увидеть, что ее подвергли ужасным пыткам. Ее муж был осужден за убийство, однако продолжал утверждать, что невиновен – до того момента, когда пять лет спустя умер в тюрьме. Его убил сокамерник во время ссоры из-за карточного долга.