Текст книги "Альянс бунта (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Проходит не более минуты, и Дженезис возвращается с небольшим черным жестким кейсом в руках. Она ставит его между нами, и я вижу, что на нем не традиционный замок и ключ, а комбинация цифр.
– Код – один ноль шесть семь. Внутри вы найдете и пистолет, и патроны. Если вы будете так любезны подождать, пока покинете территорию, прежде чем открывать кейс, я была бы вам признательна.
Я хватаюсь за ручку кейса и притягиваю его к себе. Он слишком мал, чтобы принять его за дипломат. Это явно оружейный кейс, что чертовски неудобно, если учесть, что одному богу известно, кто увидит меня с ним.
– Как я понимаю, сегодня вечером вы будете в гостях у друзей «Крестона». Пожалуйста, передавайте им наш привет. Если вам понадобится что-то еще от меня, как уже говорила, то буду рада помочь. Я буду находиться здесь, в здании, в течение всего времени вашего пребывания.
– Уверен, что у нас все будет в порядке. Спасибо, Дженезис.
– Всегда пожалуйста, Дэш.
Я поворачиваюсь, собираясь вернуться к лифту, чтобы спуститься в парковочный гараж под отелем, но Дженезис почтительно прочищает горло.
– Наш общий друг заказал для вас машину на этот вечер. Он подумал, что так будет проще припарковаться в месте назначения.
– Как заботливо с его стороны, – ворчу я.
– Да. Наш друг тщательно продумывает все свои действия. Благодаря такой предусмотрительности все проходит гладко.
Я держу рот на замке. Иначе могу сказать что-нибудь язвительное, а Дженезис, похоже, неравнодушна к опекуну Кэрри; нетрудно представить, что мои комментарии дойдут до него, если отпущу какую-нибудь едкую колкость.
Снаружи изящная черная машина – естественно, убойная – притаилась у обочины, как бесшумная, крадущаяся акула. Я пытаюсь понять, что это за машина, но времени нет: светловолосый парень в безразмерной толстовке с капюшоном вылезает с водительского сиденья, обходит машину и открывает пассажирскую дверь.
– Залезай, – командует он.
– Я сяду сзади, если ты не против?
Он смотрит на меня так, что становится ясно, что это не круто.
– Это не гребаное такси. У меня нет целой ночи, чувак. Просто садись в машину.
– Я даже не знаю, кто ты, блядь, такой.
– Я Мейсон. Знак зодиака – Рыбы. Любимый цвет – фиолетовый. Как-то так. Теперь мы лучшие друзья. Ты едешь или как? У меня полно других дел, которые я бы предпочел делать, чем возить задницу вашей светлости по городу. Если хочешь отвалить, то вперед.
Он произнес «ваша светлость» с нескрываемым презрением. Очевидно, парень не слишком высокого мнения о моем праве по рождению; его насмешки даже вызывают у меня симпатию к нему.
– Ладно. Как скажешь. – Я сажусь на пассажирское сиденье, а этот Мейсон, кем бы он ни был, забирается обратно в машину – теперь по значку в центре руля я вижу, что это какой-то «Чарджер». Правда, сильно укомплектованный. Даже интерьер безумный.
– Классная тачка, чувак. Я так понимаю, это машина Майкла? – Я кладу жесткий кейс с пистолетом на колени.
Мейсон кривит губы в мою сторону.
– Это моя.
– Значит, ты не его шофер?
– Да пошел ты, чувак.
– Тогда почему носишься по городу на своей шикарной тачке, открывая людям двери, словно лакей? – Мне не следует его подначивать, но он ведет себя чертовски язвительно, и я не в лучшем настроении. Я чертовски апатичный и мои яйца сильно болят; наверное, так бывает, когда ты только что пролетел через весь мир и уже почти трахнул свою горячую подружку, но тут тебя прерывают из-за тупого дерьма, которое не имеет к тебе абсолютно никакого отношения.
Включив передачу, Мейсон раздувает ноздри, сердито смотрит на меня, протягивает руку и нажимает кнопку у своего окна. Рядом со мной раздается громкий звук, дающий понять, что этот ублюдок запер нас.
– Я не лакей. Майкл сказал, что мне, возможно, придется тебя придушить, чтобы затащить в машину. Только поэтому я открыл тебе чертову дверь, придурок.
– Отлично.
Он непринужденно пожимает плечами.
– Не каждый день удается придушить представителя британской аристократии. Пристегнись, Лютик.
Прежде чем успеваю подчиниться, он нажимает на газ, и мы несемся по мокрому от дождя асфальту на бешеной скорости.
Мейсон не из тех, кто любит поговорить. Только когда я начинаю раздражаться, задыхаясь в густой тишине, и начинаю возиться с комбинацией замков на жестком кейсе, просто чтобы чем-то занять руки, он раздраженно выдыхает и смотрит на меня.
– Какого хрена ты делаешь?
– Готовлюсь, – отвечаю я, и мой голос достаточно холоден, чтобы превратить это слово в лед.
Если мне предстоит участвовать в каком-то дерьмовом шоу, то я должен быть готов. Если бы Рэн и Пакс были здесь, я бы не так волновался, но мои друзья на другом конце страны, решают какие-то проблемы с девушкой Пакса, по словам Кэрри, так что мне не повезло. Мне нужно справиться со своими нервами; если для этого придется осмотреть оружие, которое дала мне Дженезис, почувствовать его вес в руках, засунуть эту чертову штуку за пояс, как обычный преступник, то именно так я и поступлю.
– Черта с два, – рычит Мейсон. – Только не в моей машине. Ты хоть знаешь, что там внутри?
– Не твое собачье дело. – Поначалу это было забавно – этот парень знает о моей родословной и все равно разговаривает со мной, как с никчемным куском дерьма. Теперь это начинает раздражать.
– Если хочешь идти через весь город посреди ночи, под проливным дождем, с оружием, которым не умеешь пользоваться, в заднем кармане, то дерзай. Если хочешь остаться в тепле и сухости, не говоря уже о том, чтобы не получить пулю в лоб за то, что ты идиот, то не будешь открывать эту штуку в моей гребаной машине. Понял меня?
Что-то подсказывает мне, что Мейсону надерут задницу, если он высадит меня на обочине дороги, за много километров от адреса, который дал мне Майкл, но мне не хочется рисковать. У меня развилось неплохое шестое чувство на людей, и у этого парня не просто был плохой день. У него был плохой год. Несколько неудачных лет. Он просто умоляет, чтобы рядом оказался кто-то с дерьмовым отношением, и сможет выместить свое разочарование на его лице с помощью кулаков.
Я оставляю это дело.
Дождь хлещет по машине; льет так густо и быстро, что стеклоочистители едва успевают за потоком. Каждые пару секунд Мейсон получает четкое представление о дороге впереди, когда резиновые щетки пересекают стекло, отбрасывая воду в сторону, а затем мир превращается в размытые пятна цвета и света.
Я смотрю вперед, спина прямая, подбородок поднят, не желая дать этому парню понять, что хоть немного обеспокоен перспективой того, что тот выкинет меня из своего движущегося автомобиля.
Спустя долгое время Мейсон делает глубокий, ровный вдох, когда мы поворачиваем на Западную авеню.
– Хорошо. Мы на месте. Поднимайся на лифте на двенадцатый этаж. Там тебя ждут.
– Разве нам не следует подняться наверх вместе?
Он смеется и удивленный звук отражается от передней панели машины.
– Я? Пойти туда? Ты сумасшедший. У меня нет желания умереть, друг мой.
Что, черт возьми, это значит? Этому Мейсону, наверное, около двадцати лет. Он сложен как кирпичный дом. Весь в татуировках. В его глазах – жесткий, холодный блеск, говорящий о том, что ему все равно, если шансы складываются против него – он не проиграет бой. И все же этот парень считает, что подниматься в ту квартиру – безумие? И я все равно должен идти? Один? Стиснув зубы, распрямляю плечи. Я попадал в безрассудные, опасные ситуации гораздо чаще, чем могу сосчитать. И вполне способен защитить себя.
Но я еще никогда никого не убивал. Хотя всегда подозревал, что когда-нибудь до этого дойдет, но…
– Ну? Иди. Если еще немного посидишь здесь, на капоте начнет расти трава.
Я хмурюсь, распахиваю дверцу со стороны пассажира и вылезаю под дождь. Обернувшись, я наклоняюсь и, прищурив глаза, смотрю на Мейсона.
– Сколько парней там наверху? – спрашиваю я, собираясь с духом.
– Много, – отвечает он.
– Они меня ждут?
Он хихикает, его верхняя губа слегка приподнимается.
– О, даже не сомневайся, Лордик. Не открывай кейс до того, как попадешь в квартиру, слышишь? Последнее, что им нужно, это чтобы копы явились без приглашения.
Прежде чем успеваю захлопнуть дверь машины, Мейсон нажимает на газ, и «Чарджер» рвется вперед. Дверь сама собой закрывается, когда он срывается с места. Дождь хлещет по мне, пропитывая куртку и рубашку, стекая по позвоночнику пронизывающе холодным, непрекращающимся потоком. Мои волосы прилипли к черепу.
Здание, перед которым я стою, ничем непримечательно на первый взгляд. Обычный жилой многоквартирный дом. Вестибюль выкрашен в тусклый, грязно-белый цвет, стены украшены типичным, ошеломляюще плохим искусством, которое можно найти в дешевом мотеле. Я в одиночестве вхожу в лифт. Когда он останавливается на двенадцатом этаже, выхожу в безвкусный, устланный коврами коридор, который раздваивается на развилке: квартиры с A по D – налево, квартиры с E по H – направо. Нехотя я выхожу из лифта и иду налево в сторону квартиры 12С, чувствуя, как сочетание раздражения и трепета сердито толкает меня в живот.
Хрень собачья.
Это какая-то хрень.
Майкл – стопроцентный убийца. Я, блядь, знаю это. Он по уши в сомнительном дерьме. И должно быть знает половину самых отъявленных преступников Сиэтла, так какого черта ему нужно, чтобы я что-то для него делал? Это не более чем расчетливый ход, чтобы отпугнуть меня от Кэрри. Он хотел, чтобы она вернулась в Сиэтл после окончания Вульф-Холла, но та переехала через полмира, чтобы быть со мной. Что ж, если этот ублюдок думает, что сможет запугать меня, заставить бросить ее, втянув в какое-то дерьмо, то пусть подумает еще раз.
Я не слабак. Меня не так легко напугать. Я никогда не убегу от Кэрри, поджав хвост. Я предстану перед любым дерьмовым «судом», который он для меня запланировал. Докажу, что я мужчина. Убью того, кого нужно убить. Я…
Черт.
Я добираюсь до квартиры.
12С.
Дверь выглядит нормально. Ничем не примечательная. Вот только в ней два глазка. Два. Один на уровне головы, второй – на уровне пояса. На кой черт нужен еще один глазок в середине двери? Тревожная мысль приходит в голову – я слышал, что выстрел в живот – один из самых мучительных и жалких способов умереть. И тут же делаю шаг в сторону, стуча костяшками пальцев по дереву.
Тишина.
Делаю глубокий вдох через нос и снова стучу, на этот раз гораздо громче. Дверь распахивается, выбрасывая столб яркого желтого света в тускло освещенный коридор… и там стоит Майкл Обертин. Как всегда элегантный, одетый в черный костюм. Человек, который приютил Кэрри и заботился о ней, когда она больше всего нуждалась в помощи, окидывает меня неодобрительным взглядом, поправляя запонки на запястьях.
– А вот и ты, – говорит он.
– А вот и я.
– Я опаздываю. – Не говоря больше ни слова, он исчезает в квартире. Полагаю, что должен войти и последовать за ним? Я так и делаю, шипя под нос ругательства, которые заставили бы мою бабушку ворочаться в могиле.
Квартира невероятная. Конечно же. Высококачественная мебель прекрасной работы, нагруженная барная тележка. Потрясающие произведения искусства. Плюшевые ковры цвета древесного угля под ногами. Огромные окна от пола до потолка, из которых открывается захватывающий вид на городской пейзаж. Здесь явно чувствуется мужская атмосфера, но почему-то я не чувствую атмосферу Майкла, как таковую. Оглядываюсь по сторонам, выискивая всех тех людей, о которых говорил Мейсон, но, насколько могу судить, здесь только Майкл. Он ничего не говорит. Просто дергает головой в сторону дверного проема, ведущего в другую комнату. Парень достаточно спокоен. Это хорошо, я думаю. Хотя у меня сложилось впечатление, что Майкл всегда спокоен, независимо от ситуации. Это и делает его таким чертовски устрашающим.
Я следую за ним по пятам, пока мы проходим в огромную гостиную; с потолка высотой в четыре с половиной метра свисает позолоченная люстра, ограненные кристаллы отбрасывают на стены радугу света. На антикварном столике стоит телевизор, звук приглушен, на экране показывают какое-то аниме-шоу. А напротив, в дальнем конце комнаты, примостившись на краю огромного Г-образного секционного дивана, сидит маленький мальчик.
Он испуганно поднимает глаза, заметив, что Майкл вернулся не один. Его блестящие карие глаза встречаются с моими, задумчивые и неуверенные, и я поражаюсь тому интеллекту, который вижу в его взгляде. Ему, может быть, года четыре? Максимум пять. Непокорная копна темно-каштановых волос. Бледный и тонкокостный. Он невысокого роста, но плечи крепкие. Спина прямая, подбородок высоко поднят, когда он смотрит на Майкла и говорит высоким, но уверенным голосом.
– Ты сказал, что он принесет поп-тартс2.
Майкл взъерошивает волосы мальчика и ласково ему улыбается.
– Я ведь обещал, не так ли?
Он кивает, по-совиному моргая, глядя на мужчину снизу вверх.
– Угу…
– А я когда-нибудь нарушал обещание?
– Нет, – признает мальчик.
Майкл наконец-то поворачивается и встречается со мной взглядом.
– Давай кейс, Дэш. Спасибо.
Я опускаю взгляд на жесткий футляр, который Дженезис дала мне в «Крестоне», и ужас от осознания скручивается у меня внутри.
Поп-тартс?
Поп-тартс?
Что за игру затеял этот парень? Нехотя я подхожу к Майклу и мальчику, протягивая кейс. Когда Майкл открывает эту чертову штуковину, я теряю контроль, и, конечно же, внутри оказывается куча упаковок поп-тартс.
Ничего, кроме поп-тартс.
Мальчик прикрывает рот ладонью, глаза блестят от возбуждения.
– Ого! – восклицает он. – Здесь столько вкусов!
– Дженни молодец, правда? Какой ты хочешь попробовать первым?
– Шоколад! Шоколад! – Маленький мальчик подпрыгивает от возбуждения на краю дивана.
Я не могу остановиться. И должен что-то сказать.
– Серьезно? Ты мог бы заказать доставку поп-тартс. Или попросить того грубияна, который привез меня сюда, привезти тебе немного. Какого хрена?
Маленький мальчик ахает, его внимание снова переключается на меня; он коварно ухмыляется.
– Ты ругнулся.
– Нет.
– Это слово запрещено. – Он прикусывает нижнюю губу, протягивая ее между зубами.
– Правильно, приятель. У нас будут неприятности, если мы будем ругаться, не так ли? Нам стоит поставить Дэшу грустный смайлик в таблицу?
Мальчик секунду рассматривает меня, потом качает головой.
– Мы… простим его… – Он поднимает маленький указательный палец. – На первый раз.
– Очень великодушно с вашей стороны, – говорю я.
Майкл выбирает из жесткого футляра пачку поп-тартс и сует ее мне в грудь.
– Кухня там. Ты ведь знаешь, как пользоваться тостером, верно?
Я беру печенье, кровь бурлит в моих венах, как река расплавленной лавы.
– Да, умею. И с радостью пойду и приготовлю его, как только ты объяснишь, что за… – Я спохватываюсь в самый последний момент. – Что за ерунда происходит!
Если не ошибаюсь, в глазах Майкла действительно пляшет веселье.
– Дэш, это Кольт. Он мой очень особенный друг. Ты будешь присматривать за ним следующие шесть часов.
– Что?! Я пришел сюда не для того, чтобы нянчиться с ребенком…
– Да, боюсь, что так и есть. Мейсон не слишком хорошо ладит с детьми. К тому же, в любом случае, он должен быть с нами сегодня вечером.
Маленький мальчик с глазами цвета темного шоколада встает с дивана. Он дергает меня за руку, указывая на печенье.
– Я могу… знаешь, я покажу тебе, как их делать. Ты тоже можешь попробовать.
– Майкл! Ты не оставишь меня здесь с ним. Я ничего не знаю о детях!
– Ты разберешься. Только не позволяй ему есть слишком много. Его обязательно стошнит.
– Обязательно, – соглашается Кольт и начинает тащить меня в направлении того, что, как я могу предположить, окажется кухней.
– Куда ты вообще идешь? – спрашиваю я через плечо.
Майкл одаривает меня лукавой улыбкой. Первой улыбкой, которую я когда-либо видел на его лице.
– Никому не открывай дверь. Я имею в виду вообще никому. Если с этим малышом что-нибудь случится, у тебя будут серьезные неприятности. Его отец не из тех людей, которых хочется подвести. Поверь мне.
Затем он уходит.
Через тридцать секунд на хорошо укомплектованной кухне я сажаю маленького мальчика на стойку, чтобы он болтал ножками, пока рассказывает мне, как открывать пакет с поп-тартсами и засовывать их в тостер.
– Потом… ты просто… да! Вот так! – Он в восторге. – Ты нажимаешь сюда, и внутри тостера начинает… начинает… светиться, а потом готовиться…
– Кольт?
Видно, что ему требуется немало усилий, чтобы отвести взгляд от тостера.
– Да?
– Знаешь, куда ушел Майкл?
– Да, знаю! – с гордостью говорит он. – Это… он поехал к… моему папе. У них… вечеринка для больших мальчиков.
– О? Правда? – Эти ублюдки собираются бухать? Я подниму такой ад из-за этого. Клянусь всем святым и добрым…
Тостер выплевывает два горячих поп-тартса, и Кольт визжит во всю мощь своих легких.
– Кольт, а кто твой папа? – Мне следовало бы знать лучше, чем задавать этот вопрос, когда знаю, что ответ мне, вероятно, не понравится.
Кольт хмурится, как будто не понимает, о чем я его спрашиваю.
– Он мой папа, глупыш. У папы с мамой скоро будет еще большая вечеринка. Они сказали, что я могу пойти с ними в следующий раз. Это потому, что… папа и мама… – Он делает глубокий вдох. – Они женятся!
ГЛАВА 8
Пакс
К черту Аляску.
Серьезно, блядь.
Я ездил в Сару Лоуренс, чтобы помочь Чейз устроиться, еще в августе; с тех пор часто навещал ее там. И думал, что это место было сверх меры претенциозным, но, по крайней мере, оно было близко к Нью-Йорку. Фэрбенкс, Аляска, находится у черта на куличках, и здесь чертовски холодно. Сейчас почти ноябрь. Повсюду лежит снег, покрывая все вокруг, такой глубокий и рыхлый, что невозможно отличить белые глыбы, которые являются машинами, от белых глыб, которые являются домами. На Восточном побережье снег мокрый, липкий и долго не лежит. Изредка проносится метель, и город замирает на день-два, но тогда в нем царит романтика и уют. Здесь городская инфраструктура хорошо подготовлена к такой отвратительной погоде, и никому не приходит в голову прекратить свои дела и переждать ее. Они просто продолжают ходить на работу, в школу, за продуктами и водить машину. Разъезжая повсюду, как будто дороги – это не коварные участки льда, одержимые желанием убить любого, кто осмелится попытаться проехать по ним.
– Скажи мне еще раз, зачем мы здесь? – бормочет Рэн в воротник своей толстой шерстяной куртки.
Мы только пересекли парковку аэропорта от терминала до пункта проката машин, но у этого ублюдка на кончиках черных ресниц образовались маленькие капельки льда; он выглядит как персонаж романа Бронте. Меня чертовски сводит с ума то, что независимо от того, где мы находимся и во что ввязываемся, Джейкоби всегда умудряется выглядеть как герой трагического любовного романа. Все дело в густых волнистых волосах и том измученном, проникновенном взгляде, который он довел до совершенства на своем чертовски красивом лице.
Идущая впереди нас Элоди сердито смотрит через плечо. Не на своего парня, за то, что он надоедливая заноза в заднице. Нет, она хмурится на меня по какой-то неизвестной причине.
– Спроси у своего приятеля, – язвит она.
– Какого хрена? Я не просил вас ехать со мной. На самом деле, отчетливо помню, как очень громко протестовал, что не хочу, чтобы кто-то из вас, придурков, ехал со мной. Мне не нужно, чтобы меня держали за руку, пока я навещаю свою девушку.
– Но ведь у нас не было выбора, не так ли? – шипит Элоди. – Ты сказал нам, что едешь сюда, чтобы кого-то убить, и то, как ты это сказал, создало у нас впечатление, что ты говорил серьезно. Так что, если мы не хотим мириться с тем, что позволили тебе убить кого-то…
– Я мог бы с этим смириться, – вмешивается Рэн. – Список убийств человека – это его личное дело.
Элоди свирепо смотрит на него.
– Я не позволю ему убить Пресли, ясно?
Из моего горла вырывается смех, образуя облачко тумана в морозном воздухе.
– Да пошла ты, Стиллуотер. Если думаешь, что я ее хоть пальцем трону, даже если она мне изменяет… просто серьезно. Пошла ты. Я бы никогда.
У маленькой подружки Рэна хватает порядочности выглядеть огорченной.
– Я знаю, что не стал бы. Извини. Но что ты хочешь, чтобы я сказала? Мне показалось разумным поехать с тобой. Иногда эмоции выходят из-под контроля, когда…
– Значит, ты все-таки думаешь, что она мне изменяет.
Я опускаю голову, протискиваясь внутрь дурацкого, гребаного гаража аренды машин, и морщусь от дуновения спертого тепла, бьющего мне в лицо. Притвориться, что ответ Элоди не имеет значения, почему-то жизненно важно. Она знает Чейз как никто другой. Может быть, даже лучше. Они девушки, а девушки постоянно говорят о личном. Может быть, Чейз призналась ей в том, что происходит после того странного телефонного звонка, и именно поэтому настояла на том, чтобы разделить мое маленькое путешествие сюда. Элоди клянется, что не разговаривала с Пресли с тех пор. Я взял с нее обещание не выходить на связь, когда Чейз не ответила на ее звонок вчера вечером. Но кто, черт возьми, знает, говорит ли она правду.
Дело не в том, что я не доверяю Стиллуотер. Я не доверяю никому. Сейчас с трудом доверяю даже себе, и это довольно пугающая перспектива.
– Она тебе не изменяет, придурок. – Рэн осматривает наше окружение с таким презрением, какое можно было бы выказать подошве ботинка, наступив на кучу собачьего дерьма.
Он берет пластиковый стаканчик с кофейной станции, стоящей рядом с древним торговым автоматом в углу – там до сих пор есть кнопка для «Таб колы», черт возьми, – заглядывает внутрь этого стаканчика, как бы оценивая его пригодность в качестве потенциального вместилища кофеина, морщится, затем с отвращением ставит его обратно.
Я игнорирую проявление снобизма, предпочитая сосредоточиться на его комментарии.
– Откуда тебе знать? Когда ты видел ее в последний раз? На гребаном выпускном?
– Да. На гребаном выпускном, – легкомысленно отвечает он.
– Тогда полагаю, вы бурно общались с ней в соцсетях? – Жалкий. Такой, блядь, жалкий. Я говорю как обиженный тринадцатилетний подросток. Не знаю, что за хрень происходит сейчас в моем теле, но одно знаю точно: я не ценю эту новую, реактивную, эмоциональную сторону себя. Мысль о том, что Рэн мог написать Чейз в Инстаграме, просто смехотвор…
– Ты охренительно смешон. – Рэн злобно ухмыляется, уголок его рта приподнимается, образуя самую самодовольную из улыбок. – Помнишь, как ты подкалывал меня за то, что я склеил птицу для Элоди, придурок?
Я злобно зыркаю на него.
– Нет.
Он приподнимает бровь.
– О?
– Нет.
– А как насчет того, что ты пытался вырубить меня на нашей последней вечеринке в Бунт-хаусе, за то, что у меня появились чувства к девушке и я нарушил наш договор?
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– В самом деле? Как удобно для тебя.
– Не думаю, что все это чертовски удобно. Я бы сказал, что все это очень неудобно. Мы на гребаной Аляске. Здесь так холодно, что у меня задница отмерзла.
– Я остаюсь при своем мнении. Пресли Чейз тебе не изменяет. – Он снова берет стаканчик и быстро заглядывает внутрь, как будто на этот раз может найти что-то, скрывающееся на дне.
Элоди выхватывает у него стаканчик и ставит обратно на кофейный столик, закатывая глаза.
– Рэн пытается сказать, что Прес безумно любит тебя, бедная девочка, и последнее, что она сделала бы, это предала бы твое доверие таким образом. Любой, у кого есть хоть пара извилин в голове, может это понять.
Джейкоби кривится, словно только что проглотил пчелу.
– Когда она смотрит на тебя, в ее глазах появляются эмодзи-сердечки. Это чертовски отвратительно.
– Извините, ребята. Могу ли я… эм… могу ли я вам чем-то помочь? Вы хотите арендовать машину или?..
Ну, черт. За стойкой стоит человек. Молодой, прыщавый парень лет двадцати пяти. Его белая рубашка на пуговицах настолько тонкая, что сквозь хлопок видны волосы на сосках. Он смущенно улыбается, машет нам рукой, как бы говоря: «извините, что прерываю, но я, блядь, существую, и какого черта вы препираетесь в моем офисе, как идиоты?».
Элоди делает шаг к нему, жестом руки показывая, что мы с Рэном должны оставаться на своих местах. Наверное, это хорошая идея: мы оба не отличаемся вежливостью.
– Да, у нас действительно есть заказ. На имя Дэвис.
– Ах, да. Дэвис. Мы закончили чистку внедорожника, который вы заказывали. Полный привод. В данный момент мы надеваем на него цепи противоскольжения. Это не займет много времени. Если можно, я возьму удостоверение личности, сниму копию, и мы отправим вас в путь, ребята.
ГЛАВА 9
Пакс
Однажды, когда мне было восемь лет, отец взял меня в одну из своих многочисленных «деловых поездок».
На Гавайи. На неделю в один из этих дерьмовых, дешевых курортов «все включено», где на завтрак «шведский стол» подают яичницу из порошка, тонкие ломтики нарезанной колбасы и бесконечные подносы с перезрелой дыней. Я был так взволнован поездкой – взволнован тем, что он хотел взять меня с собой. Достаточно глуп, чтобы думать, что тот действительно хотел провести со мной время.
Но понял свою ошибку почти сразу. Прямо из аэропорта отец отвез меня за мороженым, и пока я запихивал в рот полную ложку, он с очень серьезным выражением лица сообщил мне, что в отеле я встречусь с одним из его друзей. Женщиной по имени Вероника. Вероника одна из его лучших подруг. Он сказал, что ему нравится с ней общаться, но по какой-то непонятной причине моя мама не хочет, чтобы он встречался со своей подругой.
– Это как… – Он нахмурился, подыскивая нужные слова. – Это как с Бобби, да? Ты помнишь Бобби? Маленького мальчика, с которым ты играл после школы несколько лет назад?
Я кивнул, проглотив кусочек шоколада. Я помнил Бобби.
– Твоей маме не нравился Бобби, да? Она сказала, что ты должен играть с мальчиками, которые… больше похожи на тебя. – Уже тогда я знал, что «больше похожи на тебя» – это не значит общительный, спортивный или умный. Это означало, что Бобби не из обеспеченной семьи. Его родители не ездили на «Астон Мартине», и мама считала, что, если ее сын проводит время с ребенком из семьи среднего класса, это значит, что я стану бедным по ассоциации.
– Значит, у Вероники нет хорошей работы? Поэтому она не нравится маме?
– Ну, не то чтобы маме не нравилась конкретно Вероника. Она с ней никогда не встречалась…
– Тогда откуда ты знаешь, что она ей не нравится?
– Потому что твоя мама – злобная, холодная сука, Пакс. Ей никто не нравится. – Он покраснел от стыда и гнева, идеально сочетающихся друг с другом. Вена на его виске пульсировала, как поршень под кожей. Он немного успокоился, а затем сказал: – Твоя мать все время портит тебе веселье, не так ли? Она берет все, что должно быть замечательным, и разрушает это. Вот что она сделает, если узнает, что мы на этой неделе общались с Вероникой, ясно? Так что мы не можем ей ничего об этом рассказать. И должны держать это в секрете, только между нами. – Он наклонился вперед, вынимая вторую ложку из горы мороженого и зачерпывая на нее немного неоново-зеленого молочного крема. Заговорщически понизив голос, он сказал: – Послушай. Я знаю, ты уже давно хотел одну из тех новых игровых приставок. Но она ведь не позволяет тебе получить ее?
Мгновенно разочарование всколыхнулось в моей груди.
– Нет.
– А у всех остальных есть такие, да? У всех твоих друзей в школе?
Я кивнул.
– Ну, это просто несправедливо, правда? Неправильно, что у всех есть приставки, а у тебя нет?
Несправедливость происходящего впилась в меня когтями.
– Итак… – Отец подтолкнул мою ложку своей, и большая порция мороженого с брызгами упала на стол между нами. – Как насчет этого. Сегодня днем я куплю тебе одну из этих приставок. И пару игр. И ты будешь играть на ней всю неделю, когда захочешь. А я всю неделю буду общаться с Вероникой, и нам не придется беспокоиться о том, что твоя мама испортит нам веселье. Как тебе такой план?
Я на секунду задумался.
– Но как быть, когда мы вернемся домой? Смогу ли я взять приставку с собой?
Отец покачал головой.
– Не домой, нет. Но я могу взять ее в свой офис. Бывает, что я хочу пообщаться с Вероникой после работы. Мы можем сказать твоей маме, что собираемся вместе играть в футбол в парке или что-то в этом роде, и она, наверное, поверит. Ты сможешь посидеть у меня в кабинете и поиграть в свои игры на большом экране, который я иногда использую для презентаций. Ты знаешь, о каком я говорю?
– Да.
– Это огромный экран. Уверен, твои игры будут выглядеть на нем потрясающе, верно?
– Ага. – У меня мозги застыли от мороженого..
– И я мог бы пойти поужинать и, может быть, провести час или два с Вероникой, а потом мы могли бы пойти домой и рассказать маме, как весело провели время в парке. Это будет наш секрет. Ты бы хотел это сделать? Тогда мы оба получим то, что хотим.
На многих уровнях я понимал, что со мной играют. Я знал. Но все равно кивнул головой, морщась от холода мороженого, пронзившего мой мозг…
– Никогда не считал тебя подозрительным типом. – Рэн толкает меня плечом, когда мы поднимаемся по ступенькам на третий этаж общежития Чейз; странного вида парень с дредами указал нам верное направление – по его словам, новая рыжая девушка из Нью-Йорка вызвала немалый ажиотаж.
В студенческом общежитии пустынно. Совсем не то, что я себе представлял. Это похоже на гребаный молодежный хостел. Причём дерьмовый. Ковер в коридоре тонкий, как бумага, сумасшедший рисунок выцвел до приглушенных оранжевых и коричневых тонов. Стены обшарпаны и заляпаны, покрыты плакатами, бланками регистрации, петициями и корявыми рисунками того, что похоже на динозавров. В воздухе витает слабый запах плесени. Здесь почти так же холодно, как на улице, черт побери.
Я закатываю глаза на Джейкоби.
– Может, не будем, чувак? Я редко прошу тебя о чем-то…
Он фыркает.
– Ты постоянно просишь меня о всякой херне.
Клянусь богом, я вырублю этого ублюдка через минуту. Несмотря на холод, потею в своей толстой куртке. Кожа зудит, а сердце сжимается самым странным образом. Такое ощущение, что оно скачет галопом за ребрами.
Элоди толкает своего парня в спину, как будто чувствуя мой приближающийся взрыв.
– Оставь его в покое.
– Мне не нужно, чтобы ты меня защищала. Я могу надрать задницу этому ублюдку за три секунды, и он это знает.
– Господи. Вы двое стоите друг друга. Напомни, какой номер, по словам того парня, у комнаты Пресли?
– 313B, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
– Значит, это слева.
Так и есть.
Через четыре двери.
Три двери.
Две.
Одну.
Коридор тянется, как в драматическом фильме ужасов. Какого хрена у меня так вспотели ладони? Мы втроем останавливаемся перед дверью Чейз. Полуоторванные наклейки с Гарри Стайлзом покрывают облупившуюся краску. О, Господи, почему мое горло сжимается? Почему…
– Ты будешь стучать, или это сделать мне? – спрашивает Элоди.
