Текст книги "Альянс бунта (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Я, конечно, никогда не видела ее в таком формате и переплете. Я лишь читала слова на экране ноутбука. Сейчас, листая главы, я вспоминаю все это. Сколько часов я потратила на написание своих глав, стремясь создать нечто такое, что произвело бы впечатление на Пакса. Читая его главы, я цеплялась за каждое слово, читала так много между строк его слов. И никогда еще я не испытывала такой гордости, когда мы закончили этот проект.
Внутри книги посвящение на первой странице застает меня врасплох, дыхание перехватывает в горле.
«Иногда путь наименьшего сопротивления – это не прямая линия. Это путь домой».
О, боже. Что… что это? Почему он прислал это? Боль – это клеймо, вонзившееся в мою плоть; она жжет до костей, лишая дыхания. Злодей, которым я была одержима в Вульф-Холле, был способен на что-то подобное. Он бы планировал это месяцами и гордился тем хаосом, который устроил с помощью такого жестокого подарка. Человек, в которого я влюбилась, никогда бы не сделал ничего столь злобного и подлого.
Рука на моей спине пугает меня, вырывая из моей нисходящей спирали. Рядом со мной стоит Элоди, излучая сочувствие.
– Извини, – говорит она. – Мы бы не принесли это, если бы знали, что это от него. Твой папа сказал, что тебе понравится. Я ничего не понимаю.
– Все в порядке. Может быть, он подумал, что это… не знаю. Может быть, он завернул не ту книгу или что-то в этом роде.
– Ты в порядке? – Кэрри обхватывает меня за плечи, притягивая к себе. Она просто пытается быть милой, но в данный момент я не могу выдержать физического контакта. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Не хочу, чтобы из-за меня суетились. Не могу вынести мысли о том, что все смотрят на меня, жалеют меня, знают, что мало того, что парень, которого я люблю, бросил меня, но теперь он, похоже, намерен мучить меня еще и издалека.
– Да. Извините, ребята. Честно говоря, я чувствую себя немного не в своей тарелке. Думаю, я просто пойду спать. Уверена, утром мне будет лучше.
Никто не останавливает меня, когда я встаю и ухожу. Стены прекрасной квартиры Дэша и Кэрри отзываются жалостью, пока я добираюсь до своей комнаты; к тому времени, как закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной, мое сердце бешено колотится, а по щекам текут реки слез.
Когда же перестанет быть так больно? Когда? Я не знаю, сколько еще я смогу выдержать. Потребовались недели, чтобы мое тело начало восстанавливаться после операции. Я все еще не достигла стопроцентного результата; прогресс был леденяще медленным и невероятно разочаровывающим, но, по крайней мере, я постепенно восстанавливаюсь. Рана, которую оставил Пакс, сегодня так же глубока и свежа, как и в тот момент, когда он ее нанес. Я все еще истекаю кровью. Все еще умираю от нее каждый день. Она будет гноиться и становиться все хуже, пока не уничтожит меня, я в этом уверена.
Оцепенев, находясь вне своего тела, я готовлюсь ко сну.
Умываю лицо.
Чищу зубы.
Заплетаю волосы в косы.
Я еще не успела переодеться в пижаму, когда раздается стук в дверь, за что я очень благодарна, когда открываю ее и обнаруживаю Рэна по другую сторону. Он выглядит немного огорченным, неловко потирая затылок.
– Привет, Пресли. Э-э…
Он протягивает мне книгу. Черная обложка. Золотое фольгированное теснение. Я оставила ее на диване. Я не хотела устраивать сцену, выбрасывая ее в мусорное ведро; это выглядело бы мелодраматично, и я не смогла бы сохранять хладнокровие, пока делала это. Я планировала взять её утром, пока никто не встал, и бросить в камин.
– Мне нужно извиниться, – вздохнув, говорит Рэн. – Элоди не знает, что я подменил подарок твоего отца на этот. Она бы никогда не позволила мне это сделать.
– Ты подменил его? Зачем?
Рэн был зол на Пакса больше, чем кто-либо другой, когда тот только уехал. Если бы мне сказали, что именно он так бурно отреагирует на бегство Пакса в Японию, я бы ни за что не поверила. Однако парень Элоди вел себя очень тихо по отношению к Паксу, с тех пор как мы все приехали в Лондон. Я не задумывалась об этом. До сих пор.
– Откуда она у тебя? Он прислал тебе? – Мой голос дрожит. Я пытаюсь держать себя в руках, но это почти невозможно.
– Он дал её мне, чтобы я передал тебе, – говорит он.
Боже мой. Я плачу на глазах у Рэна Джейкоби.
– Ты виделся с ним? Когда?
Он вздыхает.
– Сегодня. Когда Кэрри отправила нас за продуктами на ужин.
– Значит, вы не были в пабе? – Мой голос становится все выше и выше с каждым разом, когда я говорю. Очень скоро только собаки смогут меня услышать.
– О, мы были в пабе, поверь мне. Не думаю, что кто-то из нас смог бы это пережить без алкоголя.
– Значит, он был здесь. В Лондоне. И держался подальше.
Больно. Чертовски больно. Наступит день, когда нам с Паксом придется находиться в одной комнате. Дэш и Кэрри поженятся, или Рэн и Элоди. Это лишь вопрос времени. Когда этот день наступит, Паксу придется встретиться со мной лицом к лицу. А пока, судя по всему, он намерен избегать меня как чумы.
Я отказываюсь узнавать у Рэна, спрашивал ли он обо мне.
Совершенно не хочу спрашивать, как он выглядит.
И ни в коем случае не буду спрашивать находится ли он еще в этом городе и где остановился.
– Хорошо, что он приехал навестить вас на Рождество. – Если я вложу в свой голос достаточно энтузиазма, то, возможно, действительно начну его чувствовать. – Я рада, что вы трое помирились. Это к лучшему. Скоро все это будет в прошлом. В конце концов, я встречу кого-нибудь нового. А Пакс… – Черт, просто произнеси слова, Пресли. Просто скажи их вслух. Все будет хорошо. – Пакс начнет встречаться с кем-то еще, и…
– Ха! – Рэн качает головой. Он пытается сдержать очередной взрыв смеха, но тот все равно прорывается. – ХА! Извини. Прости, прости. Я не хотел смеяться.
– Что-нибудь еще, Рэн? Как я уже сказала, я рада, что он пришел повидаться с вами. У него больше никого нет. Вы с Дэшем – его семья, а сейчас Рождество. Но я не хочу эту книгу, и…
– Вы оба такие глупые, – говорит Рэн, протягивая мне книгу. – Пакс не собирается «встречаться с кем-то еще». – Он говорит это таким тоном, что явно считает это самой идиотской вещью, которую когда-либо слышал. – И ты тоже.
– Рэн…
– Просто пролистай книгу как следует, хорошо? Мне сказали, что в ней есть дополнительные материалы. Думаю, ты найдешь их полезными. А теперь я пойду объясню все это своей девушке, пока она не убила меня за то, что держу от нее секреты. Доброй ночи, Пресли.
Я долго сижу и тупо смотрю на книгу. Так долго, что глаза пересыхают и слезятся, когда я вспоминаю, что нужно моргать. Наступает полночь. А потом и час ночи. В час пятнадцать я открываю книгу и начинаю листать страницы, ища что-то необычное. Что он изменил? Пакс убил моего персонажа или что-то в этом роде? Я бы не стала исключать…
Сложенный листок бумаги выпархивает из-под страниц и падает мне на колени.
Я сразу же вижу, что весь он исписан размашистым почерком Пакса.
В панике я хватаю письмо, засовываю его обратно в книгу и захлопываю ее.
Бум. Бум. Бум.
Пульс бьется повсюду: в руках, в ногах, в висках, в ушах. В голове нарастает такое давление, что кажется, будто я вот-вот потеряю сознание. Я считаю до тридцати, глубоко вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, ожидая, что тревога пройдет, но этого не происходит, поэтому я снова открываю книгу и достаю записку. Слегка дрожа, разворачиваю бумагу и начинаю читать.
О чем я забыл сказать в своей выпускной речи, Файер, так это о том, что путь наименьшего сопротивления иногда оказывается тяжелой битвой. На пути к месту, которое мы называем домом, есть вершины, на которые нужно взобраться. Подъем в горы никогда не бывает легким. Есть много моментов, когда вершина кажется такой далекой, расстояние слишком большим, чтобы его преодолеть, и люди хотят сдаться. Они забывают о том, как далеко они уже зашли, опускают рюкзаки и говорят себе, что больше не смогут сделать ни шагу. Но именно так и покоряются горы. Не одним невозможным прыжком, а сделав еще один шаг. А потом еще один. И еще один.
Гора, под которой мы недавно стояли, казалась выше Эвереста. Мы уже прошли базовый лагерь и преодолели высотную болезнь, но когда начали восхождение на эту устрашающую скалу… мы оба опустили рюкзаки. Ты поняла, как поднять свой. Как сделать еще один шаг. Я же решил, что единственный способ уберечь тебя от падения – это спуститься обратно.
Я ошибался.
В течение последнего месяца мы с Калланом фотографировали вулканы. На прошлой неделе мы поднялись на гору Фудзи с самого основания. Мы снимали группу восьмидесятилетних монахов, которые каждый день, если позволяет погода, поднимаются к кратеру вулкана в качестве паломничества. Подъем для них – священный долг. Даже в середине зимы они не носят ничего, кроме тонких одеяний и сандалий. Подъем на гору был не очень сложным, но, признаюсь, мне было тяжело. Я задыхался и потел. Мимо меня то и дело проходили старики. Они хлопали меня по плечу, махали руками и смеялись, оставляя меня в пыли. На вершине я спросил их, как им удается так легко подниматься, и один из стариков ответил мне: «Тебе тяжело, потому что ты слишком много несешь. Тебе трудно, потому что ты отчаянно хочешь добраться до вершины. Гора – это вечное путешествие. Оно никогда не заканчивается. Сегодня мы достигли вершины, но работа еще не закончена. Завтра мы снова поднимемся на гору. Мы ищем радость в каждом шаге».
Наша гора вечна, Чейз. Не думаю, что она когда-нибудь закончится. Нам обоим было так больно и обидно. Все мое детство. То, через что ты прошла от рук своего брата. А еще наш общий багаж. Фитцпатрик, ребенок, твоя операция. Сложенные друг на друга, эти проблемы на расстоянии кажутся непреодолимыми. Но это не так. Я никогда не жалел ни о чем больше, чем о том, что опустил свой рюкзак к твоим ногам, Чейз. Больше всего на свете мне хочется поднять его снова. Я хочу нести и твой рюкзак, чтобы ты могла преодолевать подъем без лишней тяжести. Я не могу обещать, что смогу сделать это для тебя, но очень хочу попытаться.
Я остановился на соседней улице. Мой рейс в Токио в восемь тридцать. Я буду ждать на скамейке напротив кафе «Блю» – того, что с видом на парк. Если захочешь поговорить, приходи, встретимся там до восхода солнца. Если же ты просто захочешь прийти и дать мне по яйцам, то я тоже не против.
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
ПАКС.
Он думает, что может просто написать мне письмо, и я побегу к нему? Сколько сообщений я отправила ему, прежде чем поняла, что он избавился от своего номера? Сколько сообщений я ему оставила? Сколько ночей прорыдала в подушку, ненавидя его за то, что он оставил меня с этой зияющей пропастью внутри груди?
Сворачиваю письмо и засовываю его обратно в книгу, разрываясь на части. Я должна сжечь и письмо, и книгу прямо сейчас. Просто отнести их обратно в гостиную и бросить в пламя. Но это не так просто.
Я далеко не безупречна во всем этом.
Переодевшись в пижаму, я распускаю волосы и снова заплетаю их в косу, мне нужно чем-то занять руки.
Я не могу пойти к нему.
Какой в этом смысл?
Через пару месяцев мы снова вернемся к этому. Пакс прав – мы через многое прошли. Большинству пар никогда не приходится сталкиваться с такими трудностями, через которые мы уже прошли. Нас больше нет, черт возьми, и я не могу смириться с мыслью, что снова потеряю его. Не могу.
Я ложусь в постель, решение принято. Меня убивает мысль не идти к нему, но тут уж ничего не поделаешь. Так будет лучше. Закрыв глаза, я позволяю своему горю на секунду захватить меня, погрязнуть в нем. Нелегко отпустить то, за что так долго отчаянно цеплялся. Со временем мы сможем двигаться дальше…
Резко открываю глаза, сердце заколотится в груди. Какого черта я делаю? Кого, черт возьми, я пытаюсь обмануть?
Накинув куртку и сунув ноги в какие-то ботинки, я выбегаю из квартиры, пока не передумала.
Я пробую три разных парка на картах Google, прежде чем нахожу тот, напротив которого находится кафе «Блю»; Пакс мог бы быть немного более конкретным, черт возьми. Сначала я думаю, что опоздала. Скамейка в парке пуста. Но нет, сейчас только два тридцать утра. До рассвета еще далеко. Не мог же он уже уйти? В конце концов я замечаю его, идущего ко мне со стороны парка – темная фигура, которая в другом случае выглядела бы зловеще, но я узнаю его длинные, легкие шаги.
Ни с того ни с сего мои нервы берут верх.
Это безумие? Черт возьми, я хочу бежать. Но как только вижу его лицо, я понимаю, что никуда не уйду. Пакс одет в черные джинсы и простую черную толстовку, капюшон надвинут на бритую голову. Его такие знакомые татуировки выглядывают из-под манжет рукавов и поднимаются вверх по шее. В темноте его глаза кажутся такими светлыми – почти серебристо-серыми.
Сердце сжимается, когда по его красивому лицу расплывается грустная улыбка.
– На скамейке стало очень холодно, – говорит он, и от его дыхания образуется туман. – Решил немного пройтись. Я знал, что увижу твои рыжие волосы, если ты придешь.
– Ты думал, я приду? – шепчу я.
Он медленно качает головой, но все же говорит:
– Может быть. Не каждый день девушке выпадает шанс дать мне по яйцам.
– От такой возможности трудно отказаться, – соглашаюсь я.
Пакс тихонько смеется. Его руки спрятаны в переднем кармане толстовки, но он делает ими жест в сторону моих ног.
– Вижу, ты пришла подготовленной.
Черт. Я не думала, когда спешила выйти из квартиры. На мне новенькие «Док Мартинс» Элоди – те, что Рэн подарил ей на Рождество. Ну, теперь я чувствую себя идиоткой. Надо было больше уделять внимания тому, что я делаю.
– У них стальные носки, – говорит Пакс. – Хороший выбор.
– Я пришла не для того, чтобы бить тебя по яйцам.
Он поднимает брови.
– Вот как?
– Нет, я пришла сказать тебе, что ты мудак и что я тебя ненавижу.
Пакс ожидал этого. Его даже не удивляет яд в моем голосе. Парень кивает, проводит языком по зубам и опускает взгляд на свои ноги.
– Я заслужил это, – говорит он.
– Еще как заслужил. Я ненавижу тебя за то, что ты разбил мне сердце. Ненавижу тебя за то, что бросил меня. За то, что исчез и игнорировал все мои сообщения и звонки. И за то, что ты заставил моего отца думать, что он был прав насчет тебя. Я ненавижу тебя за то, что ты превратил этот месяц для меня в ад.
Он закрывает глаза, тяжело сглатывает.
– Мне очень жаль, Чейз…
– А теперь скажи мне, что ты меня ненавидишь, – требую я.
Он молниеносно открывает глаза.
– Что?
– Скажи мне, что ты ненавидишь меня за то, что я лгала тебе.
Он колеблется.
– Я не собираюсь этого говорить.
– Скажи это, Пакс.
Парень пристально смотрит на меня, взгляд его твердеет, дыхание вырывается из него странным, затрудненным образом.
– Хорошо. Ладно. Я ненавижу тебя за то, что ты лгала мне.
– Скажи, что ненавидишь меня за то, что я не доверяла тебе.
– Я ненавижу тебя за то, что ты не доверяла мне.
– Продолжай, Пакс.
Он стоит очень неподвижно, пристально глядя на меня, напряжение исходит от него, натянутое, как тетива. Я думаю, что он собирается отказаться, но наконец Пакс говорит.
– Я ненавижу тебя за то, что ты послушала своего отца, а не меня. Ненавижу тебя за то, что сбежала в Нью-Йорк и на Аляску. За то, что не включила меня в разговор о беременности, пока это не стало абсолютно необходимым. Я ненавижу тебя… – Он запинается. – Я ненавижу тебя за то, что ты, блядь, раздавила меня, Чейз. Это было действительно чертовски хреново.
Его слова разрывают меня на части. Я сделала все эти вещи. Я все испортила. Причинила ему боль первой, такую же сильную, как и он мне, если не хуже. Я заслужила его гнев.
– Мне очень, очень жаль, – шепчу я. – Я бы хотела вернуться назад и все изменить. Все. Я действительно этого хочу.
Пакс снова кивает, сжимая челюсть. Он выглядит таким покорным, и это уничтожает меня. Все эти разговоры о ненависти только подтвердили то, что он и так подозревал. Что у нас нет возможности вернуться. Но…
– Я прощаю тебя, Пакс, – тихо говорю я. – Ты прощаешь меня?
Перемена в нем мгновенна; в нем загорается искра надежды. Парень распрямляет плечи.
– Да. Я прощаю тебя.
– Тогда скажи мне, что любишь меня больше, чем можешь ненавидеть. Скажи мне, что мы оба будем расти и извлечем урок из этого, и сделаем все возможное, чтобы никогда больше не причинять друг другу боль.
Пакс бросается вперед, обхватывая мои щеки ладонями.
– Клянусь своей жизнью…
– Скажи мне, что ты все еще хочешь жениться на мне, – решительно говорю я. – Что все еще хочешь работать над нашим будущим.
Пакс изучает меня, вглядываясь в мои черты, на его лице отражаются удивление, и неожиданность, и надежда, и столько любви, борющейся за доминирование.
– Больше всего на свете, – говорит он.
– Скажи мне… – Слова даются нелегко. Они застревают в горле, боясь вырваться наружу, но я все равно выталкиваю их. – Скажи мне, что ты хочешь когда-нибудь иметь со мной семью. Что у нас еще может быть свой ребенок. Когда придет время. Даже если это будет трудно…
– Я хочу этого. Очень, очень хочу, – выпаливает он, целуя мои щеки, лоб, нос.
Когда он прижимается своими губами к моим, мир воспламеняется, адреналин наполняет мою кровь. Пакс прижимает меня к себе, и вся боль, которая была между нами, уменьшается, исчезая.
Она не ушла совсем.
Такая глубокая боль не исчезает в одно мгновение. Нам придется работать над тем, чтобы исцелиться и двигаться дальше, но пока мы вдвоем заслужили этот момент покоя. Когда Пакс наконец отпускает меня, он смотрит на меня сверху вниз, ухмыляясь, как идиот, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ.
– Ну, ладно, – говорю я ему. – Давай поднимемся на эту гору.
ЭПИЛОГ
ДЭШ
ТРИ ДНЯ СПУСТЯ
– Я звоню в полицию.
– Ты не будешь звонить в полицию. Она в порядке.
– Ты что, не слышал крик? Он пытается ее убить. – Элоди выглядит потрясенной, лицо бледное, как пепел.
Сидящий напротив нее за обеденным столом Рэн смеется, шмыгая носом, поднося пиво к губам. Делает большой глоток из бокала, а затем говорит:
– Не хочу тебя огорчать, Малышка Эль, но иногда ты звучишь также.
– Отвратительно. – Мерси Джейкоби, случайно появившаяся ночью, естественно, без приглашения, засовывает пальцы в горло, делая вид, что ее тошнит.
– Я так не кричу, – возражает Элоди.
– Возможно, мой брат ведет себя ужасно, рассказывая о своей сексуальной жизни в присутствии сестры, но, боюсь, он прав, – говорит близнец Джейкоби. – Я думала, что кошку режут, когда пришла сюда в три часа ночи.
Рэн с грохотом ставит свой стакан на стол; пиво выплескивается через край.
– Да пошла ты, Мерси! – Его яркие, слишком зеленые глаза сверкают злобой. – Клянусь богом, еще одно стервозное замечание, и я покончу с твоей жизнью.
– Тебе бы это не понравилось. – Ее ответ приходит быстро, словно уже был на кончике ее языка. – Не быть близнецом было бы так заурядно.
Мерси оглядывает всех нас, словно мы жалкие существа, вряд ли достойные ее внимания. Она уже готова добавить что-то к своему комментарию, когда ее внимание переключается на коридор и Пакса, который босиком проходит через дверь на кухню, одетый лишь в черные спортивные штаны. В глазах Мерси Джейкоби вспыхивает искра чего-то нечестивого.
– Ну, здравствуйте, мистер Дэвис. Фотография, которую я видела в журнале, не отдала тебе должного. А ведь на той обложке ты был голым, нет?
– Отвали, Мерси, – огрызается Пакс.
– Я весь день говорил ей об этом, – бормочет Рэн.
Впервые, с тех пор как мы все сели за обеденный стол в нашей квартире, Кэрри, свернувшись калачиком у меня на коленях, поднимает голову с моего плеча и окидывает Мерси холодным взглядом.
– Как, черт возьми, ты вообще узнала, где нас искать? Мы ведь не оставили адреса в Нью-Гэмпшире.
– Это правда, – соглашается она. – Но интернет чертовски полезная штука. Все, что мне нужно было сделать, это набрать в Google «Родовое поместье лорда Ловетта»…
Я чуть не вскакиваю со стула и не скидываю Кэрри.
– Ты этого не сделала.
Мерси пожимает плечами, невинно улыбаясь.
– Суррей прекрасен в это время года. Твоя семья действительно встречает Рождество во всеоружии, Дэш. Твой отец сделал так, что я почувствовала себя очень желанной гостьей. – Она отправляет в рот кусочек яблока и хихикает, как гиена, которой она и является.
– Ты провела Рождество… в семейном поместье Дэша? – У Кэрри такой вид, будто она сейчас перепрыгнет через стол и выцарапает Мерси глаза.
Я говорил ей, что нам придется посетить поместье, когда мы только переехали сюда, но Кэрри не была готова. Мы думали о поездке туда в феврале, может быть. А теперь Мерси ее опередила?
– Конечно, – говорит Мерси, ухмыляясь. – А что такого? Мы же все одна большая дружная семья. Дэш, твоя тетя подарила мне этот славный браслет. – Она протягивает запястье, сверкая бриллиантами, как будто браслет – это просто маленькая безделушка, а не семейная реликвия, принадлежавшая когда-то моей бабушке.
– Какого хрена? – Кэрри смотрит на меня так, будто это я виноват. – Какого черта они подарили ядовитой Барби-готу такой подарок?
– О, думаю, я могла намекнуть, что мы с Дэшем встречаемся. Просто в шутку, знаете ли. К тому же, мне не хотелось возвращаться на поезде в Лондон посреди ночи. Было холодно и шел снег, а они только что подали коктейли…
– Ты хуже всех, Мерси. – Моя девушка скорее сердится, чем обижается; может быть, она и обманывает всех остальных, но я могу сказать, что выходки Мерси ее действительно беспокоят. – Зачем вообще приходить сюда, если ты успешно украла Рождество семьи Ловетт?
– Если хотите знать, я здесь по необходимости, – говорит Мерси, надувшись. – Наш отец, достопочтенный генерал Джейкоби, отрезал меня от бюджета. А без доступа к своим счетам мне нечем заняться, кроме как досаждать вам. Так что… – Она провокационно подмигивает Паксу. – Черт возьми, Дэвис. Не думаю, что я в полной мере оценила, насколько ты был горяч, пока… ну, сейчас. Я очень прогрессивна. И не возражаю, что в твоей постели спит рыжеволосая крестьянка. Я, например, ценю хороший оргазмический крик. Если можешь вызвать такой крик у девушки, значит, ты очень талантлив в са…
БАХ!
Все таращатся на Пакса. Никто не сказал ни слова, когда он взял вазу с книжного шкафа. Никто не предупредил Мерси, чтобы она заткнулась, когда он поднимал вазу, готовый ее запустить. Думаю, никто не верил, что он бросит ее, и уж тем более Мерси. Она пригнулась как раз вовремя, едва избежав попадания стеклянного снаряда, который пролетел над ее головой и разбился о стену гостиной позади нее.
Мы все уставились на осколки стекла на полу.
– Это был подарок на новоселье, – спокойно говорю я.
У Кэрри вырывается изумленный смех.
Рэн открывает рот. У него такой вид, будто он вот-вот скажет что-нибудь укоризненное по поводу того, что наш друг только что пытался обезглавить его сестру, но Пакс указывает на него указательным пальцем. Этого достаточно, и Рэн, похоже, решает отказаться от своей затеи. Вместо этого он бесстрастно пожимает плечами.
– Честно говоря, я жалею, что не сделал этого три часа назад.
– Черт! Какого хрена?! Ты действительно позволишь ему это сделать? – вопит Мерси.
– Приманивая льва, жди, что тебя укусят, стерва, – рычит Пакс. – Сколько денег нужно, чтобы ты исчезла и забыла о нашем существовании?
– Тридцать тысяч долларов. – Цифра слетела с языка Мерси слишком быстро, гнев мгновенно забыт.
– Не давайте ей денег. – Рэн допивает остатки пива и ставит пустой стакан на стол.
– Кто-то должен дать ей тридцать тысяч, – бормочет Элоди.
– Если дашь ей деньги, она вернется и попросит еще через неделю.
– Эй! Мне потребуется не меньше месяца, чтобы потратить их!
– Как тебе вообще могли закрыть счета?
Рэн встает из-за стола. Вместо того чтобы взять на кухне еще пива, он сразу переходит к крепким напиткам. Расставляет на барной тележке пять бокалов и начинает насыпать сахар в стакан для смешивания. Многих бы разозлило, что гость чувствует себя как дома, но Рэн здесь не гость. Он – член семьи. Он знает, что ему здесь рады.
– Ты же получила доступ к своему наследству, как и я. Наш отец не распоряжается этими деньгами, – говорит он Мерси.
Мерси смотрит на стол. На свои ногти. На штормовой морской пейзаж, который Рэн нарисовал для нас, висящий на стене над камином. Куда угодно, только не на брата.
Масса черных волн спадает на лицо Рэна, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на нее. Он небрежно откидывает волосы назад, и Элоди Стиллуотер опускает голову, отводя глаза, словно от этого действия у нее только что подогнулись пальцы ног в туфлях.
– Мерси, нет. Не может быть. – Если я не ошибаюсь, сейчас на лице Джейкоби написано неподдельное потрясение. – Ты не могла все потратить.
– Я не виновата!
– Миллионы. Одиннадцать миллионов! Как?!
Мерси фыркает.
– Ну, я инвестировала. И удвоила свои деньги за три месяца.
Мне приходится прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не поморщиться. Рэн не скрывает своей реакции так же хорошо, как я.
– Это еще хуже!
– Возможно, я вложила свои средства во что-то… нестабильное, – бодро говорит Мерси. – Но я их верну. Это может занять всего пару месяцев. А пока я вынуждена полагаться на пособие отца. Ты же знаешь, он сделает все, чтобы манипулировать нами…
– Что ты сделала? – Рэн возвращается к своей задаче, наливая биттер в стакан для смешивания. Должно быть, он планировал это раньше, потому что серебряное ведерко для льда справа от него уже заполнено; он высыпает кучу кубиков в стакан для смешивания, затем наливает бурбон поверх льда, биттера и сахара.
– Я… возможно… не… э-э-э…
– Проклятье, Мерси. Выкладывай уже, – огрызаюсь я. Эти двое препираются с самого рассвета, и это уже выходит из-под контроля.
Я зарабатываю себе злобный взгляд от Джейкоби женского пола.
– Я не закончила школу, – огрызается она. – Ясно. Вот. Теперь ты доволен?
Рэн с грохотом роняет барную ложку, которую держал в руках. Сначала он ничего не говорит. Подняв плечи к ушам, он наливает золотистую жидкость в пять стаканов, которые расставил на барной тележке. Закончив, накалывает на зубочистку пару вишенок и опускает их в два бокала. Он берет эти «Олд фешен» и передает один Элоди, другой Кэрри. Протягивает один мне, а затем и Паксу, который с ворчанием принимает его и выпивает за один раз.
– Какого черта они все получили выпивку, а я нет? – ворчит Мерси.
– Я влюблен в Элоди. Кэрри и Дэш хозяева дома. А Пакс не стал бить тебя кулаком в лицо, хотя ты этого заслуживала. Из-за отсутствия медалей, валяющихся по всему дому, я награждаю его сдержанность алкоголем. Объясни мне, пожалуйста. Как, черт возьми, ты не закончила школу?
– О, я не знаю. Может быть, это как-то связано с тем, что пропала моя лучшая подруга. А потом мой брат трахался с нашим профессором английского языка и оказался втянут в скандал с убийством той самой подруги!
– Лучшая подруга? Я тебя умоляю. Тебе было наплевать на Мару. Ты столько раз бросала Вульф-Холл до всего этого, что все диву давались. Ты входила и выходила оттуда, как шлюха из венерологической клиники…
– Секс-работница, – терпеливо поправляет его Мерси. – Мы больше не называем людей шлюхами. И мы не стыдим людей за то, что они работают в секс-индустрии.
– Я никого не стыдил за то, что они работники секс-индустрии! Я стыдил их за то, что они настолько глупы, что продолжают заражаться венерическими заболе… ух, блядь, не бери в голову! Что, черт возьми, с тобой такое?
– Слушай. У меня не будет доступа к своим деньгам до тех пор, пока определенные активы не будут проданы лицами, находящимися вне моего контроля. Я не смогу получать свое пособие от нашего отца, пока не закончу школу. Это означает, что мне нужно тридцать тысяч долларов, чтобы поступить в отвратительную, низкопробную школу в штате Вашингтон…
– Почему ты должна платить им тридцать тысяч? Я думала, что государственные школы бесплатны, – спрашивает Элоди.
– Фу! Я сказала «низкопробная», а не «государственная». Она все равно частная.
Я наблюдаю за этой перепалкой с легким весельем, а в голове крутятся мысли. Так часто бывало, когда мы втроем жили в Бунт-хаусе. Мир был чужим понятием. Если Рэн не ссорился с Мерси, то мы с Паксом дрались из-за какой-нибудь глупости. Или Пакс и Рэн ссорились. Мы с Рэном никогда не ссорились, но бывали моменты, когда мне хотелось придушить этого ублюдка. Уверен, были моменты, когда он хотел сделать то же самое со мной. Но несмотря ни на что, Бунт-хаус был домом. Только теперь, когда мы здесь, в Великобритании, я понял, что дом это не место. Дом – это люди.
– Я дам тебе тридцать тысяч, если вернешь этот браслет, Мерс, – тихо говорю я.
Все замолкают. Мои друзья в ужасе смотрят на то, что я уступаю ей, но от одной мысли о том, что она будет расхаживать с браслетом моей бабушки на запястье, меня передергивает. Если кто и должен носить этот браслет, так это Кэрри. И чем быстрее Мерси оплатит свой взнос и вернется в Вашингтон, тем лучше для всех.
– Но мне он нравится. – Мерси дует губы. – Он такой блестящий.
– Тебе решать. Как хочешь. – Потягивая коктейль, я притворяюсь бесстрастным… и это всегда действует на Мерси.
– Хорошо. Переведи деньги, и я его верну.
Я протягиваю руку.
– Сначала деньги, лорд Ловетт.
Я приподнимаю бровь.
– Ладно, хорошо. – Она расстегивает браслет и кладет его мне на ладонь.
Мерси наблюдает за мной, как ястреб, пока я инициирую перевод со своего телефона, а затем взвизгивает, когда проверяет свое банковское приложение и видит, что деньги поступили на ее счет.
– Сколько же все-таки стоит эта штука? – спрашивает она.
– Двести пятьдесят тысяч.
У нее открывается рот.
– В фунтах, – добавляю я.
Возмущенная, Мерси сжимает кулак и бьет им по столу. Однако она не в том положении, чтобы жаловаться. Я уже собираюсь сказать ей, что она может использовать часть денег, которые я ей только что послал, чтобы снять себе номер на ночь в ближайшем отеле «Холидей Инн», но тут мой телефон начинает разрываться. Кэрри чувствует, как он вибрирует у нее на ноге, и игриво покусывает мочку моего уха.
– Пару сантиметров выше, и я, возможно, почувствую, что начинаю немного возбуждаться, – шепчет она.
– Если вы двое собираетесь трахаться, то хотя бы имейте приличие пойти и найти себе комнату, как это сделали Пакс и рыжая, – ворчит Мерси.
– Разве ты не должна уже уходить? – требует Пакс.
– А разве ты не должен быть в Японии? – отвечает она.
– Я не собираюсь возвращаться. Они не большие поклонники тату.
– Уф. Пойду спрошу у Прес, что она хочет на ужин, – говорит Кэрри себе под нос. – Вернусь через секунду. И тебе стоит ответить. Кажется, это важно.
Мой телефон снова жужжит, приходит еще одна череда текстовых сообщений. Я отгораживаюсь от шума перебранки вокруг меня, когда Кэрри выходит из комнаты, и проверяю телефон, благодарный за то, что меня отвлекли.
