Текст книги "Альянс бунта (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Ты чувствуешь это? – Свободной рукой он слегка надавливает на нижнюю часть моего живота, прямо над лобковой костью.
Внезапно его эрекция, зарытая внутри меня, трется об очень чувствительную часть внутри киски, а удовольствие от того, что он трет мой клитор, усиливается в десятки раз; как будто все это время через меня проходил слабый ток энергии, но кто-то только что увеличил его в несколько раз. Я извиваюсь от множества ощущений, которые сталкиваются в нижней части моего живота.
– Ответь мне. – В голосе Пакса звучит предупреждение.
– Я чувствую это. Да… о… боже… святое дерьмо. Это так… так интенсивно. Черт!
– Вот так я заставлю тебя извергаться на мой член, Чейз.
Я широко раскрываю глаза, в ужасе глядя на него.
– Нет! Это…
Он щиплет меня за внутреннюю сторону бедра, укоризненно покачав головой.
– Не смей говорить мне, что не хочешь устраивать беспорядок.
– Но… кровать…
– Это моя гребаная кровать. Я могу делать в ней все, что захочу. Если я хочу, чтобы ты окропила меня соками своей киски и пропитала ими простыни, то так ты, черт возьми, и сделаешь.
Я не могу сделать это для него. Я никогда не делала этого раньше. Не то чтобы я пыталась, но…
Черт возьми!
Мой рот открывается, спина выгибается дугой, когда Пакс сильнее вонзается в меня, быстрее теребит мой клитор, скорее щелкая, чем растирая. Ощущения… такие разные. Я хочу… черт, я не знаю, чего хочу, но нарастающее напряжение в моем теле кажется странным, и горячим, и таким, какого я никогда не испытывала раньше.
– Подними бедра. – Пакс выходит из меня, на мгновение высвобождаясь.
– Хм?
– Подними бедра, Чейз. Сделай это.
Я выгибаюсь мостом, вспомнив короткое лето занятий йогой, не совсем понимая, чего он от меня хочет и зачем. Пока моя задница находится в воздухе, Пакс подкладывает под меня подушку.
– Вниз, – приказывает он.
Я опускаю бедра вниз, и в тот момент, когда он снова входит в меня, из его горла вырывается низкое, гортанное рычание, я понимаю, что у меня большие, очень большие неприятности. То дикое, новое давление, которое я почувствовала, когда он трахал меня? Да, теперь оно стало на миллион процентов интенсивнее. Когда Пакс снова кладет тыльную сторону ладони мне на низ живота, оказывая это устойчивое, равномерное давление, я чувствую, что вот-вот взорвусь.
– ПАКС!
Я забыла, что он гладил мой клитор. Он снова запускает пальцы в работу, как будто то, что тот делает, уже не сводит меня с ума, и я загораюсь, как гребаная сигнальная ракета.
– Вот черт. Это… блядь, Пакс. Я собираюсь… собираюсь… я не могу… – Я кончаю, ослепительный свет раскалывает мой разум, и Пакс издает злобное победное рычание.
Мои глаза закатываются.
Я больше не контролирую свое тело. Бьюсь в конвульсиях, спазмы сотрясают меня, выгибая позвоночник, когда из меня вырывается фонтанирующее ощущение влажности. Какая-то часть меня испытывает ужас, но я не обращаю на это никакого внимания, так как меня засасывает все глубже, затягивает под себя, и моя кульминация овладевает мной
– Да! Хорошая девочка. Хорошая, блядь, девочка. Черт возьми, Чейз. Вот так. Поддайся этому. – Его голос грубый, полный похоти.
Рука, давящая мне на живот, расслабляется, и по моему телу пробегает ударная волна булавок и иголочек, другой, меньший оргазм следует по пятам за потрясающим оргазмом, который только что ошеломил меня..
– Я чувствую, как ты сжимаешься, – говорит Пакс, затаив дыхание. – Боже, твоя киска такая чертовски тугая. Блядь. Я тоже сейчас кончу.
Он склоняется надо мной, упираясь лбом в мой лоб, и подается вперед, глубоко проникая в меня. Я так, так полна им. Я утопаю в Паксе, его руки свободно блуждают по моему телу, пока он вгоняет себя в меня, как товарный поезд. Его запах – слабый аромат пота и его эндорфинов – вызывает у меня желание прижаться к нему. Обхватить его руками и ногами и держаться за него изо всех сил. Так я и делаю.
Его сердце гулко бьется о мою грудь, и он стонет. Стон переходит в яростный, бессловесный рев, который вырывается из его горла, когда он кончает.
В наступившей оглушительной тишине никто из нас не произносит ни слова. Мы оба задыхаемся, прижимаясь друг к другу, переводя дыхание. Через некоторое время Пакс приподнимается, отклоняясь назад, выходя из меня, и я с болью ощущаю влажность между бедер. Я не должна быть такой мокрой. Черт, неужели я действительно…
– Не смотри так испуганно. Ты была чертовски великолепна.
Я поднимаю взгляд на Пакса и вижу, что он очень, очень неподвижен, сидит на пятках, его пресс и квадрицепсы блестят от пота и… и бог знает от чего еще. Он наблюдает за мной со странным выражением на лице, сдвинув брови. И тут я понимаю, что он смотрит на мой живот.
На мой маленький, но неоспоримый бугорок.
– Если беспокоишься не слишком ли сильно меня трахал… – начинаю я, но он резко смеется и качает головой.
– Почему у тебя сложилось впечатление, что я не знаю, что делаю, Пресли Мария Уиттон Чейз? Женское тело было создано для того, чтобы выдерживать роды. Я большой, но думаю, что твоя киска более чем способна выдержать небольшое насилие со стороны моего члена без каких-либо неприятных последствий. И я убедился, что не опираюсь на твою матку.
Я очарована им. Ради бога, у меня от него перехватывает дыхание. Его щеки необычайно раскраснелись. Я уже видела его немного зажатым после секса, но это выглядит как-то иначе. Его полные губы приподнимаются на одну сторону, и меня осеняет ужасное осознание: он думает о том, что находится у меня в животе.
Одеяло. Где одеяло? Мне нужно прикрыться. Мне нужно спрятаться. Он так завел меня, что я забыла о человеческом существе, которое растет внутри меня. Теперь, когда послеоргазменное возбуждение угасает, я слишком хорошо осознаю свое тело. Я не хочу, чтобы он видел меня такой.
Словно зная, что именно происходит у меня в голове, Пакс хватает в охапку свое смятое пуховое одеяло и вырывает его из пределов моей досягаемости. Не обращая внимания на то, что я уже не могу к нему дотянуться, он подхватывает его на руки и бросает на пол, где, как он точно знает, я не смогу его достать.
– Знаешь, я пожалел, что спас тебе жизнь. В прошлом году, еще до того, как я тебя узнал. – Это заявление звучащее из ниоткуда, как удар в живот.
– Ну, спасибо.
Он хмыкает, игнорируя меня.
– Я не жалел, что ты выжила. А сожалел, что был тем, кто спас тебя. Я продолжал говорить себе, что кто-то другой пришел и помог тебе. Кто-то другой нашел тебя и отнес истекающую кровью, в ту больницу. Ты была везде, куда бы я ни посмотрел с той ночи. В коридорах. В классах. В моей гребаной голове. Куда бы я ни пошел, днем или ночью, везде была ты. И ты была так полна решимости стать моим другом. Хотела от меня большего. Ты ожидала, что я буду хорошим человеком. Ты, блядь, требовала этого от меня, и я нашел способ. Это не в моей природе, Чейз. Любить тебя для меня не естественно. Я сам это выбрал. Работал, чтобы быть достаточно хорошим для тебя. И не просто выделил для тебя место в моем сердце. Мне пришлось поднести к нему чертов дефибриллятор и заставить его снова функционировать. А потом я отдал его тебе, чего бы это ни стоило.
– Это многого стоит. Так много… – шепчу я.
– Тогда, блядь, докажи мне это. Покажи мне. Покажи, что я не зря потратил свое время, чтобы стать лучшим мужчиной для тебя, Пресли. Я был злодеем в каждой истории, рассказанной обо мне. Просто… хоть раз позволь мне быть хорошим парнем. Поверь, что я люблю тебя. Поверь, что я прикрою тебя. Поверь, что это не сломает меня, не сломает нас. Позволь мне быть самым лучшим отцом для этого ребенка. Позволь мне заботиться о тебе. Позволь мне…
– Воу! – Я отползаю назад, потянувшись за чем-нибудь, хоть чем-то, чем можно прикрыться; он, возможно, избавился от одеяла, но подушек все еще много.
Я пытаюсь прикрыться одной из них, но Пакс испускает монументальный вздох, устав от моей возни, и вырывает ее у меня. Схватив меня за лодыжки, он тянет меня вниз по кровати, к себе. Я вскрикиваю, извиваюсь, делаю все возможное, чтобы освободиться, но все бесполезно. Он настолько больше меня, что ему даже не нужно пытаться. Парень нежно проводит рукой по изгибу моего живота и бросает на меня многозначительный, пристальный взгляд.
– Может быть, до этого я и держал свое мнение при себе, но теперь уже слишком поздно. Я вижу, как наш ребенок меняет твое тело. И я хочу этого, – его голос срывается от эмоций. – Я хочу этого так чертовски сильно.
– Пакс.
– И если ты еще не забыла, ты только что согласилась выйти за меня замуж, пока мы трахались…
– Твой член был внутри меня, Пакс! Я соглашусь на все, пока твой член во мне!
Его челюсть двигается, ноздри раздуваются.
– Значит, ты не хочешь выходить за меня замуж?
– Я этого не говорила! Я… – Почему он такой? Почему он все время такой упрямый и неуступчивый?
Мои глаза горят, слезы грозят пролиться. Я вся на взводе. И не могу заставить хаос в голове затихнуть, а Пакс сидит напротив меня, такой неподвижный, такой спокойный, такой решительный. Он наклоняется вперед, обхватывает мою щеку ладонью и оставляет осторожный, нежный поцелуй на моем лбу.
– Ты сказала Кэрри, что боишься потерять меня, но я здесь и обещаю тебе, что так и будет. Я хочу жениться на тебе. Хочу этого ребенка. Почему бы тебе не подумать об этом? Дай мне знать, когда примешь решение. – С этими словами он хватает свои штаны с того места, где бросил их на полу, молча надевает их и уходит.
ГЛАВА 24
ЭЛОДИ
– Это традиция. Ты должен.
– Ни хрена я не должен, – ворчит Пакс, косясь на Дэша. – Что ты вообще можешь знать? Ты же англичанин. Вы даже не празднуете День благодарения.
– Просто скажи что-нибудь, и мы сможем двигаться дальше. – Дэш фыркает, закатывая глаза.
Я оглядываю обеденный стол, и меня охватывает неожиданное тепло. Я ничего не делала на День благодарения, с тех пор как была жива моя мама. Обычно это были только мы с ней. Отца никогда не было рядом на праздники, где бы мы ни находились, и нам это нравилось. Мы с мамой готовили гигантские порции жареной индейки и отправлялись есть их на пляж, в парк или на озеро. На Рождество мы ели попкорн, смотрели фильмы и дарили друг другу маленькие дурацкие подарки, которые делали своими руками. После ее смерти я старалась на праздники бывать дома с друзьями. Это было безопаснее, чем прятаться в своей комнате, когда по дому бродит пьяный отец.
Сегодня я с друзьями, и впервые за целую вечность меня ждет прекрасное будущее. Стол перед нами стонет под тяжестью приготовленной нами еды.
Невероятно, но Рэн взял на себя ответственность за индейку. Он не только не сжег ее, но она выглядит и пахнет просто потрясающе: мясо уже срезано с костей и сложено в стопку, готовое к употреблению. Дэш и Кэрри приготовили запеканку из зеленой фасоли и кукурузный хлеб. Я поджарила картофель, морковь и брюссельскую капусту. Пакс отвез Пресли к ее отцу, и они пробыли там почти все утро – на такой компромисс пришлось пойти, чтобы отец был доволен, – так что они избавились от большей части тяжелой работы, когда дело дошло до приготовления еды, но Паксу все же удалось сделать пюре из картофеля, а Пресли приготовила галлон подливки, которая пахнет так вкусно, что мне хочется налить ее в бокал и, черт возьми, выпить.
– Отлично, – говорит Пакс, хмуро оглядывая стол. – Я благодарен за то, что мне приходится заниматься подобной ерундой только раз в году. И… благодарен, что могу делать это с вами, идиотами, – добавляет он с неохотой.
– Это мило, – говорит Кэрри. Сидя по другую сторону Пакса, она чокается своей бутылкой пива с его бутылкой, поддразнивая: – Мои чувства в точности совпадают. Но я выражусь немного деликатнее. Я благодарна за друзей, которые мне так же дороги, как и семья. Благодарна за потрясающую еду и красивый дом, в котором можно собираться. И благодарна за все грядущие приключения…
– Ладно, ладно. Ты не выиграла «Оскар». Это не гребаная благодарственная речь, – ворчит Пакс. – Джейкоби. Ты следующий.
– Я благодарен, что здесь нет моей сестры-засранки. – Он невозмутим. Говорит это каждой клеточкой своего существа. Однако Рэн поделился и другими, гораздо более наглядными вещами, за которые он был благодарен этим утром, шепча их мне на ухо, лаская меня пальцами, пока я не кончила.
Его волосы в кои-то веки укрощены, зачесаны назад густыми, пышными черными волнами, искусно спадающими на лицо. Пятен краски, которыми обычно покрыта его кожа, нигде не видно. Рукава закатаны до локтей, рубашка, разумеется, черная. Когда Дэш что-то говорит, черты лица Рэна преображаются: рот расплывается в искренней улыбке, в поразительно зеленых глазах пляшет веселье, и мое сердце делает сальто назад от этого зрелища. Беззаботный. Спокойнее, чем был уже несколько недель. Рэн пребывает в хорошем настроении, с тех пор как вчера утром в новостях объявили, что Уэсли Фитцпатрик снова взят под стражу.
Теперь моя очередь. Мне есть за что быть благодарной, но на самом деле все сводится к двум вещам:
– Я благодарна своему отцу за то, что он отправил меня в академию Вульф-Холл. Если бы он этого не сделал, я бы никогда не встретила никого из вас, ребята. А теперь я очень, очень, очень благодарна, что он мертв.
Возможно, кто-то возмутился бы столь мрачным заявлением, но люди, сидящие за этим столом, понимают, что такое страдать от рук людей, которые должны были заботиться о них. Каждый из них преодолел в своем прошлом темное, поганое дерьмо, и двигается дальше.
– Я благодарна за желе, – говорит Пресли, отправляя в рот крошечную порцию десерта.
Она жаждала его последние несколько дней. Собственно, это все, что она может есть. Сегодня утром она пришла к завтраку очень бледной. Отец пытался уговорить ее съесть кучу еды на обед, и она вернулась в Бунт-хаус совсем зеленой. Желе, похоже, помогает.
Дэш прочищает горло и поднимает в воздух свой бокал с шампанским, держа его на весу.
– Я благодарен, что Пакс вызвался помыть посуду.
– Ничего подобного.
– Счастливого Дня благодарения! – продолжает Дэш, игнорируя злобный взгляд, который бросает на него Пакс. – Давайте есть, пока не остыло!
Следуя тенденции прошлой недели, погода на улице продолжает ухудшаться по мере того, как мы приступаем к ужину. Дождь барабанит по окнам, ветер сотрясает дом. За огромными панорамными окнами в столовой качается лес, море деревьев колышется в грозу, вдали сверкают молнии и грохочет гром.
– Похоже, там конец света, – замечает Кэрри, когда мы, закончив есть, убираем тарелки и посуду на кухню. – Слава богу, что дом стоит на склоне холма. Первый этаж уже наверняка был бы на метр в воде.
– Академию, наверное, залило, – говорит Рэн.
В этот момент по небу пробегают вилки молний, освещая облака… и раздается оглушительный раскат грома. Земля стрясается под нашими ногами. Яркая вспышка света пронзает кухню, появляясь после грохота, и молния бьет в вершину горы.
– Твою мать! – воскликнул Пакс.
– Господи! – Пресли прижимает руки к лицу, прикрывая глаза. – Я смотрела прямо на неё.
Я тоже. И все еще вижу очертания зазубренной электрической нити, спускающейся с небес и выжженной на моей сетчатке.
– Она коснулась земли, – замечает Дэш. – Думаю, ударила по академии.
– Серьезно? – Кэрри выглядит обеспокоенной.
– Потрясающе. – Пакс не выглядит обеспокоенным.
– Думаете, нам стоит подняться туда и убедиться, что никто не пострадал? – спрашиваю я.
Справедливости ради, не могу сказать, что мое пребывание в Вульф-Холле было легким. Я была в восторге от перспективы никогда больше не видеть это место после окончания школы. При обычных обстоятельствах я бы не вернулась туда ни за какие деньги, но если в здание ударила молния и кто-то пострадал, я бы никогда себе не простила бездействие…
Рэн возвращается в гостиную. Мы все следуем за ним, наблюдая, как он стоит у окна, прижав руки к стеклу, и вглядывается в ненастную ночь.
– Наверное, там никого нет, – говорит он, и стекло запотевает от его дыхания. – Они больше не разрешают ученикам оставаться на время каникул. Новая политика. Держу пари, здание пустует.
– Там должен кто-то быть. Ночной сторож или кто-то из обслуживающего персонала, который делает ремонт, пока никого нет, – говорит Кэрри. – Я согласна с Элоди. Думаю, что мы должны пойти и проверить.
Дэш присоединяется к Рэну, щурясь в темноту, но стекло продолжает запотевать, закрывая вид на гору.
– Я предлагаю убедиться, что здание, по крайней мере, не горит, – говорит он.
– А я предлагаю поджечь его, если оно не горит, – возражает Пакс.
Никто не удостаивает его ответом.
Рэн отворачивается от окна, засовывая руки в карманы.
– Ну что, тянем жребий? Там все еще идет дождь.
– Я пойду. – Я не могу вынести мысли о том, чтобы сидеть здесь и ждать, что же там происходит.
– Я тоже, – добавляет Кэрри.
Пресли потирает левое плечо, впиваясь пальцами в сустав, и направляется к входной двери.
– Да. Считайте, что я в деле.
– Ты неважно себя чувствуешь, Чейз. Тебе лучше остаться здесь и отдохнуть. – Пакс в кои-то веки подает голос разума, но Пресли качает головой, длинные рыжие волосы колышутся. В ее глазах – решимость, не терпящая возражений.
– Я не инвалид. Если все идут, и я пойду.
Пакс подумывает о том, чтобы возразить, но жесткое выражение лица его подруги не дает ему и рта раскрыть.
– Хорошо. При первых признаках того, что тебе не по себе, мы сразу же возвращаемся. Ты уже сказала, что у тебя кружится голова.
– Приступ головокружения меня не убьет, черт возьми. На свежем воздухе я, вероятно, почувствую себя лучше. Ну же. Пошли
***
Мы едем на двух машинах. До Вульф-Холла километров пять по извилистой дороге, а дождь не собирается стихать. Нет смысла идти пешком и промокнуть до нитки. В сотне метрах от собственно подъездной дорожки к академии поперек проезжей части стоят запертые огромные железные ворота с гербом и названием школы, не давая нам проехать дальше. Я никогда не видела даже закрытых ворот, не говоря уже о замке. Пакс и Пресли подъезжают к воротам на своей машине, тормозные огни «Чарджера» светятся впереди красными шарами, освещая струи дождя. Мы с Дэшем и Кэрри останавливаемся позади них.
– Похоже, отсюда придется идти пешком, – говорит Дэш.
Здание академии вырисовывается впереди, такое же зловещее, как и раньше. Это место совсем не изменилось, с тех пор как мы уезжали, что неудивительно. Прошло всего пять месяцев. Плющ все также душит каменную кладку. Аркбутаны все также подпираются каменными статуями. И шпили, и остроконечные арки, и покатистые крыши крыльев здания школы остались такими же, как и прежде. Изысканные витражи стоят в темноте, не освещаясь изнутри, когда мы выходим из машины и плотнее кутаемся в куртки, защищаясь от непогоды. Порыв ветра, словно решив вымочить нас до нижнего белья, обрушивает на нас шквал крупных дождевых капель, хлещущих по бокам и попадающих в лицо, когда мы приближаемся к воротам.
– Не думаю, что нам стоит перелезать через них, – говорю я.
Я не боюсь высоты. И сделала бы это, но давайте отнесемся к этому с умом. Ворота никак нельзя открыть с другой стороны – во всяком случае, я этого не вижу, – а шансы поскользнуться, упасть и сломать лодыжку, пытаясь спуститься по мокрому и скользкому кованому железу с другой стороны, очень высоки.
– Эта штука бессмысленна, – говорит Пакс, мотнув головой влево, в сторону леса. – Только для того, чтобы останавливать машины. Не очень-то ворота защищают от людей, если не потрудишься протянуть забор по всему периметру участка, не так ли? – Он хватает Пресли за руку и ведет за собой, проявляя чрезмерную осторожность, когда заводит ее в лес.
Через секунду они исчезают, поглощенные мраком и дождем, который теперь льет еще сильнее, обрушивая потоки воды на асфальт.
– Если кто и знает, как проникнуть внутрь, так это Пакс, – говорит Рэн, пожимая плечами. – Он провел столько времени, тайком покидая академию, что знает все лазейки. – Его воротник нараспашку, черные кудри мокрые, дождевая вода стекает с кончиков мокрых волос, но по невозмутимому выражению его лица можно предположить, что парень даже не заметил, что идет дождь. – Чувствуешь себя смелой? – спрашивает он, одаривая меня дьявольской ухмылкой.
– Конечно. Почему бы и нет.
Я иду за ним в лес, его рука крепко держит мою. Кэрри и Дэш следуют за нами. Мы оставляем дорогу позади, и все шестеро исчезаем в темноте.
Паксу не требуется много времени, чтобы найти дорогу. Деревья дают некоторое укрытие от дождя, но к тому времени, когда мы все протискиваемся через небольшую щель в живой изгороди, идущей параллельно озеру, наши ноги покрыты грязью. Мои ботинки уже никогда не будут такими, как прежде. Я чувствую, как вода протискивается между пальцами ног, пока мы идем к главному зданию академии, опустив головы и прижав плечи к ушам, борясь с холодом.
– Думаю, можно с уверенностью сказать, что пожара нет, – кричит Прес. – Даже если бы здание загорелось, дождь уже потушил бы огонь. – Пряди волос прилипли к лицу, она неловко держится за руку, пока мы поднимаемся на холм. Паксу приходится дважды подхватывать ее, чтобы она не упала, когда Пресли поскальзывается на залитой водой траве.
Я начинаю думать, что мы зря потратили время, поднимаясь сюда. Кэрри права. Было бы чертовски странно если бы что-то горело в такой ливень. И вообще, здесь так трудно что-либо разглядеть. Выяснить, попала ли сюда молния, будет практически невозможно.
Дэш подбегает к главному входу в школу и пробует двери. Естественно, они заперты. Все окна погружены в темноту и наглухо закрыты. Все входы заперты. Мы торопливо обходим здание по периметру, ищем повреждения, но ничего не находим.
– Это безумие. – Пакс смотрит на здание, оскалив зубы от досады. – К черту все это. Здесь не на что смотреть. В доме есть бутылка виски. Ну же. Давайте убираться отсюда.
Никто с ним не спорит. Мы осмотрели все, что могли. Нет никакого пламени, лижущего стены Вульф-Холла. Нет гигантской дымящейся дыры в стене. Горячий душ и горячий шоколад сейчас звучат просто восхитительно. Наша маленькая группа собирается поближе, идя так быстро, как только возможно, по скользкой грязи, которая образовалась вокруг задней части школы, возле старого английского факультета, когда Рэн замедляет шаг рядом со мной. Подняв голову, он вглядывается в темноту.
– Что? – спрашиваю я.
– Я чувствую запах дыма.
Конечно же, когда я глубоко вдыхаю через нос, то могу уловить едкий запах дыма над мокрой травой, свежей грязи и химическую вонь петрикора, вызванную все еще бушующей в небе грозой. Пресли прижимается к боку Пакса, осматривая тени.
– Откуда он идет?
– Впереди, – говорит Пакс, указывая в темноту, но у него, должно быть, зрение лучше, чем у меня. Я вижу только темный силуэт леса слева от нас, а справа – возвышающиеся очертания западного крыла академии.
Мы снова отправляемся в путь, прямо по курсу… и не требуется много времени, чтобы обнаружить источник дыма. На парковке под ветвями огромного живого дуба стоит брошенная машина. Одна из ветвей дерева отделилась от ствола, обуглилась и почернела, ширина ветви слишком велика, чтобы человек мог обхватить ее руками… и она упала на крышу автомобиля. От машины и дерева поднимаются клубы дыма. При ближайшем рассмотрении становится ясно, что молния ударила в них одновременно: лакокрасочное покрытие «Субару Аутбэк» вздулось пузырями и испещрено полосами странного черного рисунка, похожего на зазубренные корни дерева. Машина полностью уничтожена.
– Охренеть! Черт! – Пакс присвистывает.
– Надеюсь, внутри никого не было. – Прес обнимает себя за плечи и пригибается, чтобы заглянуть внутрь «Субару», но гигантская ветка дерева полностью смяла крышу, и заглянуть внутрь невозможно. Она слегка пошатывается, когда снова встает, на мгновение теряя равновесие, и нездоровое увлечение Пакса разбитой машиной мгновенно превращается в очень серьезную озабоченность.
– Так. Все. Мы повеселились. Эта штука не взорвется, а погода все хуже. Мы отвезем тебя в теплое и сухое место. Сейчас же.
– Да. На самом деле. Я… я чувствую себя немного… – Она покачивается, ее рука тянется за чем-нибудь, чтобы ухватиться, и Пресли чуть не падает.
– Господи, мать твою, о чем я только думал, – ругается Пакс.
Он подхватывает ее на руки и поднимает, пока она не упала. Белый как полотно, Пакс шипит сквозь зубы и быстрым шагом направляется в сторону академии, огибая парковку.
– Куда ты идешь? – спрашивает Кэрри. – Машины в той стороне!
Остальные члены нашей группы бегут за ним, стараясь не отставать от длинных шагов Пакса.
– Он не может так нести ее через лес, – говорит Дэш. – Он может упасть. Здесь чертовски скользко, и мы ни черта не видим.
– И машины все равно слишком далеко, – мрачно говорит Рэн. – Нет времени спускаться обратно к воротам. Пресли нужно срочно согреться.
– Тогда куда мы, блядь, идем? – спрашивает Кэрри. В ее голосе чувствуется тревога, которая начала пробираться и по моим костям, замораживая меня изнутри. Прес выглядит не лучшим образом. Ее рука безвольно свисает, когда Пакс быстро направляется в сторону школьного розария, пальцы разжаты и безжизненны, кожа бледная, как алебастр.
– В лабиринт, – сдавленно говорит Рэн. – Он несет ее в беседку.
ГЛАВА 25
РЭН
Пакс знает маршрут через лабиринт не хуже меня или Дэша, но, торопясь найти укрытие, он пропускает поворот, уводя нас в неправильном направлении. Он рычит, как собака, чуть не отрывая мне голову, изрыгая ругательства, когда я хватаю его за руку и направляю обратно тем же путем, которым мы пришли.
– Успокойся, мать твою, – огрызаюсь я в ответ, показывая на поворот налево, который нам нужно сделать. – Хочешь, чтобы мы тут по-настоящему застряли, придурок? Давай. Пошли!
Я не могу винить его за реакцию. Если бы на месте Пресли была Элоди, лежащая без сознания на моих руках, я был бы таким же злобным и, скорее всего, сорвался бы. Но ему нужно прислушаться. Этот лабиринт достаточно велик, чтобы в нем заблудится, если мы не будем придерживаться правильного пути. При таком дожде я не знаю, смогу ли найти дорогу к беседке до того, как все мы подхватим воспаление легких.
Еще больше молний сверкает в небе, и пальцы белого света, тянутся сквозь облака. С каждой вспышкой света высокие живые изгороди лабиринта резко контрастируют, здание академии вырисовывается из темноты. Пакс постоянно что-то бормочет себе под нос, негромко разговаривая с Пресли. С каждым поворотом мое внимание приковывается к Элоди.
Налево.
Налево.
Направо.
Налево.
Наконец лабиринт выводит нас на поляну. Маленькая беседка в точности такая, какой я ее помню: фасад увит лианами роз и плющом, ставни выкрашены в белый цвет, бледно-голубая деревянная отделка из-за шторма стала приглушенно-серой. Пакс взбегает по каменным ступеням и первым достигает двери, но у него заняты руки. Элоди бросается за ним, поворачивает латунную ручку, и дверь чудесным образом открывается – дверь никогда не запиралась, когда мы были учениками в Вульф-Холле. Это было наше место. Точнее, мое. Когда-то она принадлежала Фитцу, но я позаботился о том, чтобы он знал, что я присвоил ее, как только решил, что она мне нужна. Я не из тех, кто делится.
Внутри все книги, которые я принес сюда, все еще стоят на полках. Удобные, потертые старые белые диваны по-прежнему повернуты к открытому камину. Даже запах тот же. Все заходят внутрь, и Карина захлопывает за нами дверь, отгораживая от непогоды.
– Кто-нибудь, разожгите огонь, – командует Пакс. Но я его опережаю. Стопка нарубленных дров у очага сухая – небольшое благословение, учитывая, насколько ненадежна, как я знаю, крыша беседки, и насколько сильные дожди шли всю последнюю неделю.
Скомкав газету, я засовываю ее под дрова, зажигая спичкой из банки, которую много лет назад поставил на каминную полку. Не прошло и двух минут, как пламя лижет дрова, огонь усиливается. Когда оборачиваюсь к друзьям, Пресли уже пришла в себя и лежит на диване с невероятно бледным лицом, по-совиному моргая, глядя на всех. Пакс стоит в стороне и смотрит на Пресли, зажав рот кулаком, с диким беспокойством в глазах. Элоди, Кэрри и Дэш с одинаковыми хмурыми лицами тычут пальцами в экраны своих мобильных телефонов.
Качая головой, Дэш говорит:
– Это бесполезно. Здесь нет связи. Буря…
– Нет. Ни хрена подобного, – рычит Пакс. – «Буря вырубила вышку» сейчас не слетит с твоих уст. Просто отвали с этим.
Пресли улыбается, закатывая глаза, когда протягивает руку к Паксу.
– Не начинай, пожалуйста. Мне не нужна «скорая помощь». Сейчас я чувствую себя хорошо. У меня просто закружилась голова, вот и все. Просто дай мне немного согреться. Я смогу дойти до машины через полчаса.
– Никуда ты не пойдешь. – Пакс не берет ее за руку; судя по всему, он не хочет, чтобы его успокаивали. Его тревога достигла десяти баллов, давление внутри него нарастает с каждой секундой. Малейший толчок, и парень взорвется. И опять же, не могу сказать, что виню его. Если он любит Пресли хотя бы на треть так же сильно, как я люблю Эль, то в том состоянии, в котором он находится, нет ничего удивительного. Я бы на стены лез, если бы это была Элоди. – Ты останешься здесь, мать твою, пока мы не вызовем «скорую», – говорит он.
– Боже, ты просто смешон. Ты что, никогда не падал в обморок?
– Нет!
Это лишает ветра в парусах Пресли, ее аргументы становятся спорными.
– Ну, в этом нет ничего страшного. Я падаю в обморок по крайней мере два-три раза в год.
– Тогда тебе действительно нужно провериться! – восклицает Пакс.
– Элоди, скажи ему…
– Извини, девочка. Пакс прав.
Похоже, меньше всего Пресли ожидала, что ее подруга встанет на сторону Пакса. Она смотрит на Элоди, затем обращает умоляющий взгляд в сторону Кэрри.
– Не смотри на меня. Прости, Прес, – говорит Кэрри. – Тебе действительно нужна помощь. Просто на всякий случай. Ты очень бледна. И ты не хорошо чувствовала себя раньше, и сказала, что у тебя болит голова…
– А у тебя не разболелась бы голова, если бы вокруг тебя суетилось столько людей? – Разочарование напрягает ее речь, натягивая каждое слово. Пресли пытается принять сидячее положение, но из горла Пакса раздается низкий, угрожающий рык.
– Хочешь, чтобы я тебя связал? Потому что я так и сделаю. Мне не составит труда удержать тебя, если ты не хочешь прислушаться к здравому смыслу.
Не сомневаюсь. Я, блядь, помогу ему это сделать. Девушка неважно выглядит. Элоди подходит ко мне, пока Прес продолжает протестовать, раздражаясь под строгой опекой Пакса.
– Разве здесь не должно быть хотя бы надписи SOS или что-то в этом роде? – тихо спрашивает Элоди.
Она показывает мне свой телефон, и она права. Прием сотовой связи на сто процентов прекращен, вместо полосок – надпись «Нет связи». Когда проверяю свой телефон, дисплей показывает мне то же самое.
