Текст книги "Альянс бунта (ЛП)"

Автор книги: Калли Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Просто Дэш, – говорит он.

Дженезис наклоняет голову.

– Дэш. Мы взяли на себя смелость предоставить вам пентхаус, поскольку в этом номере уже есть рояль. Это обеспечит вам всю необходимую конфиденциальность во время практики. Кроме того, в наших комнатах отличная звукоизоляция, так что, пожалуйста, не стесняйтесь шуметь, сколько захотите.

По какой-то причине кажется, что поощрение Дженезис в плане шума никак не связано с игрой Дэша на фортепиано. Она имеет в виду секс. Такое ощущение, что она призывает нас к очень громкому, очень агрессивному сексу. И похоже, что очень хочет принять в нем участие.

Дэш ничуть не выглядит ошеломленным этим неприкрытым флиртом. Видимо, он привык к такому обращению со стороны женщин. Парень безумно красив, не говоря уже о том, что невероятно богат и претендует на английский престол. Женщины бросаются на него каждый день. А я, напротив, чувствую, что мое лицо горит. Все мое тело. Я даже не могу нормально соображать. Что, черт возьми, со мной такое?

– Это очень предусмотрительно. Я слышал, что «Крестон» очень гостеприимен, – говорит Дэш.

– Это очень любезно. Мы всегда заботимся о том, чтобы наши гости были довольны. Могу ли я что-нибудь сделать для вас прямо сейчас, мисс Мендоса?

Кровь шумит у меня в ушах.

– О, нет, я в порядке. Все эм…хорошо. Я уже удовлетворена. С-спасибо.

Дэш не издает ни звука, но могу сказать, что он пристально смотрит на меня. Если бы я посмотрела на него, то наверняка обнаружила бы, что он ухмыляется. Однако у Дженезис хватает порядочности не обращать внимания на мое заикание. Эта женщина – непревзойденный профессионал.

– Я рада это слышать, – отвечает она. – Уверена, что лорд Ловетт очень заботился о том, чтобы удовлетворить все ваши потребности, пока вы были в пути. Но есть некоторые потребности, которые может понять только женщина. Уверена, вы знаете, о чем я говорю.

Прежде чем моя голова успевает взорваться, Дэш кладет руку мне на поясницу и мягко направляет вперед к элегантному лифту на другой стороне обширного вестибюля.

– Она прекрасно понимает, что вы имеете в виду, Дженезис. Я посоветую Кэрри обратиться к вам, если она обнаружит, что ей нужна помощь в более женской области.

Позади нас появляется парень в элегантном черном костюме на заказ – полагаю, это Эндрю. Он берет наши чемоданы, наклоняя голову в чопорном, формальном приветствии, и катит их к лифту.

Дженезис сияет.

– Замечательно. Приятных снов. Утром я поднимусь с завтраком для вас обоих в восемь часов.

ГЛАВА 5

ДЭШ

Как только за нами закрывается дверь, я бросаюсь к Кэрри, обхватываю ее сзади за талию и поднимаю, отрывая от пола. Она визжит, бьется.

– Какого черта, Дэшил! Опусти меня!

Не опущу. У меня есть планы на эту девушку, и я не отпущу ее, пока не приведу эти планы в исполнение. Только если она не воспользуется нашим стоп-словом.

– Если прямо сейчас проведу рукой по твоим трусикам, что я там обнаружу? – шепчу ей в волосы.

Она замирает. Я чувствую, как ее сердце бьется под ребрами, дыхание становится быстрым и неглубоким.

– О чем ты говоришь? – шепчет она.

– Дженезис, – рычу я. – Она добралась до тебя, не так ли?

– Ха! Добралась до меня? Что значит «добралась до меня»? – Кэрри пытается ослабить мою хватку, но ее усилия в лучшем случае полусерьезны. Я даже не знаю, почему та беспокоится. Она меньше меня. Я намного сильнее ее. Она может освободиться, только если скажет одно единственное слово. А пока Кэрри этого не сделает, ее задница будет моей.

Зарывшись лицом в море кудрей Кэрри, я вдыхаю ее запах, и мой член становится тверже с каждой секундой.

– К тебе еще никогда не приставала женщина, не так ли?

Пентхаус просто огромен. Потолки высотой не менее шести метров. Панорамные окна выходят на восток, из них открывается потрясающий вид на ночной центр Сиэтла, а внизу, на уровне улиц, город бурлит. Несмотря на свои размеры и огромное количество стекла, в номере поддерживается комфортная температура. Нет никаких причин для того, чтобы кожа Кэрри покрылась мурашками. Нет, если только это не ее очень интуитивная реакция на мои слова.

– Ответь на вопрос, Карина. К тебе никогда не приставала женщина, не так ли?

– Нет! Я не знаю… Откуда мне, черт возьми, знать?

Внутри меня разгорается пламя, выходящее из-под контроля под моим солнечным сплетением. Моя реакция на этот сценарий интересна. Я настолько уверен в своей мужественности и в наших отношениях, что мысль о том, что Кэрри может быть немного возбуждена из-за такой женщины, как Дженезис, меня совершенно не беспокоит. Это сводит меня с ума.

– Тебе ведь понравилось, что она флиртовала с тобой, не так ли? – спрашиваю я, скользя рукой по телу Кэрри.

Я грубо ласкаю ее грудь через свитер, и ее сосок уже набух, твердый и напряженный, как будто его уже сжимали. Как будто уже сосали.

Её дыхание вырывается изо рта прерывистой волной.

– Дженезис администратор, Дэш. Она не… флиртовала со мной. А просто… делала свою работу.

– О, она, блядь, флиртовала с тобой. Ты знаешь, что флиртовала. И она не администратор, милая. Она менеджер по работе с гостями, а это совсем… – я кусаю ее за шею, надавливая ровно настолько, чтобы заставить ее вскрикнуть, – совсем другое дело. Это ее работа – флиртовать с нами.

– Ты говоришь о ней, как о проститутке, – ворчит Кэрри.

Я пожимаю плечами, проводя языком по чувствительной коже чуть ниже мочки ее уха.

– Она не стала бы спорить с такой оценкой. Хотя ей может не понравиться этот термин. Дженезис – наш личный консьерж. Секс-работа может быть частью этого. В этом нет ничего постыдного. Если мы захотим кофе, она нам его принесет. Если захотим поехать в Канаду, она найдет и арендует для нас подходящую машину. Если мне понадобится костюм, она мне его достанет. Если захочешь мороженое в четыре часа утра, она тебе его купит. А если мы позвоним вниз и скажем ей, что хотели бы, чтобы она присоединилась к нам в спальне… чтобы ласкала твою маленькую киску, пока ты не кончишь, то она будет у двери меньше чем через пять минут, готовая заставить тебя мурлыкать.

– Ты не можешь быть серьезным! – Голос Кэрри срывается, он переходит в пронзительный писк. – Я не хочу секса втроем с этой женщиной!

– Кто говорил о сексе втроем? Я не хочу к ней прикасаться. Но смотреть, как она вылизывает твою киску, пока ты не закричишь, может быть достаточно горячо, чтобы у меня случился сердечный приступ.

– Господи, Дэш. Я не… не хочу, чтобы она это делала!

– Ладно. Как скажешь.

– Я серьезно!

Девушка вздрагивает, прислоняясь всем весом к моей груди, пока я ласкаю ее сосок через свитер, грубо щипаю его, все еще облизывая, посасывая и целуя ее шею, дразня такими легкими прикосновениями, что она продолжает издавать эти восхитительные хныкающие звуки. Я мрачно усмехаюсь.

– Хорошо. Она тебя совсем не возбудила. Ни капельки. И ты не хочешь с ней развлекаться. Круто. Если тебя совершенно не тронула Дженезис, тогда ты не будешь возражать, если я просто разыграю тебе на ушко небольшую фантазию, не так ли?

– Мне все равно, что ты будешь делать. Я в порядке. Я не… БЛЯДЬ! – Ее голова снова прижимается к моей груди, когда я снова кусаю ее за шею. – О, боже! Дэш!

Эта девушка никогда не умела скрывать свои эмоции. Я знаю ее тело вдоль и поперек. И точно знаю, как к ней прикасаться, как ласкать, целовать и как говорить с ней, чтобы она кончила.

– На тебе то зеленое шелковое платье, которое я тебе купил, – шепчу я ей на ухо. – На улице чертовски холодно. На тебе нет лифчика. Ты ведь знаешь, что с этим платьем нельзя носить лифчик, правда, Кэрри?

Она кивает, прерывисто выдыхая.

– Да, знаю.

– Твои соски такие твердые. Они трутся о материал шелка при каждом твоем движении, и это так приятно. Они такие чувствительные… – Устав прикасаться к ней поверх свитера, я грубо хватаю за край ткани и просовываю руку внутрь, под футболку, которая на ней надета. Через две секунды я опускаю чашечку ее лифчика, обнажая грудь под свитером. Обхватываю ладонью теплую, полную выпуклость ее груди, поглаживая и перекатывая сосок между пальцами.

– Я просил тебя не надевать трусики на ужин. И ты такая хорошая девочка для меня, правда, Кэрри? Ты такая хорошая девочка. Всегда была хорошей девочкой. Ты хотела сделать меня счастливым, и сделала то, что я просил. На тебе нет нижнего белья. – Я стону при одной мысли об этом. В зеленом шелковом платье, которое я купил моей Стеллалуне, она выглядит чертовски красивой. Мне снятся сны, как она надевает это платье. Мой член сразу же твердеет, когда представляю, как она надевает его для меня, зная, что ее киска обнажена под переливающимся, облегающим материалом.

– Дэш, – шепчет Кэрри.

– Мы спускаемся вниз. На улице идет дождь. Там Дженезис, в черном платье и с ярко-красной помадой на губах. Она никогда не смогла бы выглядеть так же хорошо, как ты, но это не имеет значения. Видя ее, ты что-то чувствуешь – жар, нарастающий у тебя между ног. Она прекрасна. Ты думаешь, что та, возможно, самая красивая женщина, которую ты когда-либо видела. То, как Дженезис смотрит на тебя, приводит тебя в замешательство. Ты так сильно меня любишь. Ты бы никогда не хотела причинить мне боль. Изменять мне. Обманывать меня. Но то, как Дженезис смотрит на тебя сейчас, заставляет тебя хотеть того, чего ты никогда не хотела раньше.

Я перевожу дыхание.

– На улице ужасная погода. Идет проливной дождь. Бушует гроза, и чертовски холодно. Дженезис предлагает устроить для нас романтический ужин в частной столовой, чтобы мы не пытались найти такси под дождем. Мы соглашаемся. И приглашаю ее присоединиться к нам, потому что вижу, как ты на нее смотришь. Я чувствую, как сильно она тебя возбуждает, так же, как чувствую это сейчас.

Кэрри резко распахивает глаза. Выгибает спину, пытаясь отстраниться от меня, но я беззлобно смеюсь, обхватывая рукой ее горло. Сначала оказываю минимальное давление, оценивая, насколько сильно она будет сопротивляться. Как только рукой обхватываю ее горло, девушка замирает.

– Мы садимся вместе в столовой. Там тихо и уединенно. Дженезис открывает для нас бутылку вина, пока мы ждем еду. С ней так легко общаться. В тусклом свете свечей вы обе выглядите просто потрясающе. Она дразнит тебя за то, что ты очень медленно пьешь вино, и ты залпом осушаешь свой бокал. Девушка спрашивает нас, как мы познакомились и как давно мы вместе. Мы рассказываем ей историю о Вульф-Холле, но только хорошие, счастливые моменты. Она говорит нам, как хорошо мы выглядим вместе. Как сексуальны вместе. Как думаешь, Кэрри, мы сексуальны вместе?

– Боже. Да! Мы чертовски сексуальны вместе.

– М-м-м. Хорошая девочка. Я счастлив, что ты так думаешь. – Я делаю паузу, ослабляя хватку на ее горле, и осторожно провожу рукой вниз, по изгибам ее тела. И даже не колеблюсь, когда добираюсь до пояса ее штанов. Скольжу внутрь, отодвигаю ее трусики в сторону и поглаживаю ее пальцами.

Я уже знал, какой мокрой она будет. Как охренительно будет течь для меня, но это знание не подготавливает меня к ревущей потребности, которая разрывает меня, когда провожу пальцами между ее половых губ и нахожу ее скользкий жар.

Она чертовски великолепна.

Давайте посмотрим правде в глаза: сдержанность, которую я проявляю ежедневно, феноменальна. Я видел эту девушку обнаженной. Знаю, насколько она ослепительно красива без одежды. И знаю, какова на вкус. Точно знаю, какого оттенка розового ее соски. Я знаю, каково это – чувствовать ее киску, жадно сжимающую и пульсирующую вокруг меня. Кэрри – ходячая богиня, подобных которой я никогда не встречал, и все же каким-то образом умудряюсь каждый день тащить свою задницу в университет. Я сочиняю музыку на профессиональном уровне. Готовлю для нас еду, читаю книги, выхожу на улицу и взрослею в этом мире, зная, что ждет меня ночью в постели. Обычно я не из тех, кто похлопывает себя по спине, но тот факт, что я вообще могу функционировать, зная, что Кэрри Мендоса моя, и могу поглощать ее киску в любое время суток, граничит с чудом. Я заслуживаю гребаной медали.

Она издает тихий хныкающий звук – звук, который однажды убьет меня, – и в моем горле нарастает низкий рык.

– Ты чувствуешь руку на своем бедре под столом. Предполагаешь, что это я, но не сразу понимаешь, что это Дженезис. Ее прикосновение легкое. Неуверенное. Дразнящее. – Я тяжело дышу в ее волосы. – И это действительно тебя заводит.

– Дэш, это… это просто смешно. Я не… я не… – заикается Кэрри. Однако выгибает спину, прижимаясь задницей к моему члену. Ее тело выдает ее. Она может попытаться сказать мне, что невосприимчива к сцене, которую я для нее рисую, но ее отрицание будет бесполезным: девушка так возбуждена, что вот-вот выскочит из собственной кожи.

Я ухмыляюсь, покрывая ее затылок легкими, как перышко, поцелуями, чертовски довольный, когда чувствую, как ее кожа реагирует, покрываясь мурашками от моего внимания.

– У нее мягкие руки. Такие нежные. Сначала она проводит пальцами по ткани твоей юбки, но вскоре уже играет с подолом. Сдвигает шелк дальше по ноге. Потом пальцами проникает под ткань, скользит по внутренней стороне бедер. Она наблюдает за тобой, рассказывая о вине, которое мы пьем. Ее глаза полны желания. Ей это чертовски нравится. Ты видишь, что она хочет пойти дальше, и ты тоже этого хочешь, но…

– Дэш. Боже мой, пожалуйста, детка. Ты должен остановиться, – шепчет Кэрри.

Зажав кончик ее уха между зубами, я наслаждаюсь звуком резкого вдоха, который извлекаю из нее.

– Остановиться? Уверена, что это то, чего ты хочешь, любимая?

– Да! Я… я просто хочу тебя. Я люблю только тебя. Пожалуйста.

– О, я знаю. Никто другой не будет иметь для тебя такого значения, как я. Но это не значит, что мысль о том, что другая женщина может наслаждаться твоей киской, не заставляет твое сердце биться. Я прав? Ты признаешь это?

Прокладывая языком путь вверх по ее горлу, к уху, я улыбаюсь с открытым ртом. Ее молчание обличающее.

– Все в порядке, Стелла. Ты можешь рассказать мне. Потому что мысль об этом… черт, мысль о том, что ты лежишь на спине с раздвинутыми ногами и обнаженной киской? В то время как красивая женщина лижет и сосет твой клитор, поклоняясь твоему телу? Это так охренительно возбуждает меня, детка. Я буду дрочить, думая об этом, несколько дней.

Кэрри вздрагивает, обмякая, всем своим весом прижимаясь ко мне, пока переваривает слова, которые я ей говорю. И все же она не может заставить себя что-либо сказать. Уткнувшись носом в изгиб ее шеи, я вдыхаю ее запах, с каждой секундой чувствуя себя все более диким. Вгоняю в нее свои пальцы, загибая их глубоко в ее киске, темная, животная часть меня растет в нетерпении, требуя, чтобы я погрузил свой член в нее сию же секунду. Игра, в которую мы играем, слишком восхитительна. Я не собираюсь так просто сдаваться, даже если едва сдерживаю себя. Хочу, чтобы она кричала, умоляя меня войти в нее поглубже. Хочу, чтобы она стояла на четвереньках, умоляя меня, ползала, задыхаясь, отчаянно…

Громкий, непрошеный звук рассекает воздух надвое.

Тринь. Тринь. Тринь!

Звук похож на пронзительный звон дискового телефона. Кэрри сменила мелодию звонка пару месяцев назад – до сих пор я считал этот рингтон очаровательным, но сейчас чертовски его ненавижу.

– Заткнись, – рычу я, ослабляя хватку.

Кэрри чуть не падает на колени.

– Я не… я даже не знаю, где он, – хнычет она.

Ну, блин. Я так сильно ее завел, что она не может нормально соображать. Поэтому сразу же смягчаю свой тон.

– Все в порядке, милая. Пойдем. – Взяв ее руку в свою, я веду ее к роскошному кремовому дивану у окна и жестом приглашаю опуститься на него. – Садись. Я найду его для тебя. А когда вернусь, буду лизать и дразнить твой клитор, и заставлю тебя кончать, пока ты не закричишь. Ты этого хочешь? – Я поднимаю пальцем ее подбородок, заставляя поднять голову так, чтобы она смотрела на меня. – Хм?

Она кивает, ее глаза расфокусированы, остекленевшие.

– Да. О боже, да, пожалуйста…

Тринь. Тринь. Тринь!

Черт возьми, от этого непрерывного звонка мне хочется взреветь. Я отрываюсь от нее и иду к двери, где на полу у входа в пентхаус лежит брошенная сумочка. Выхватив из сумки телефон, я собираюсь сразу же отклонить звонок, но имя на экране заставляет меня остановиться.

Майкл.

Опекун Кэрри никогда не звонит ей со своего собственного телефона. Предпочитает звонки с поддельного номера, который выдается за номер цветочного магазина или еще какой-нибудь хрени. Странно, что сейчас он звонит со своего личного номера. Должна быть какая-то причина.

– Кто там? – раздается хриплый голос Кэрри из гостиной.

Вздохнув, я беру телефон и иду к Кэрри, которая лежит на диване и выглядит вялой, как будто ее кости превратились в желе. Она так чертовски красива – черт возьми, ее соски все еще проступают сквозь тонкую ткань рубашки. Это зрелище тем более мучительно, что у меня больше нет ни малейшего шанса переспать с ней. Как будто у ее ужасающего опекуна появилось какое-то шестое чувство теперь, когда мы в его городе. Он ни за что на свете не позволит нам трахаться, пока у нас один почтовый индекс.

Глаза Кэрри округляются, когда она видит имя Майкла на экране. Внезапно девушка становится очень настороженной. Садится прямо, руки быстро двигаются, пока возится с телефоном, торопясь ответить на звонок.

– Все в порядке? – спрашивает она. Никакого приветствия. Никаких любезностей, которые другие люди могли бы сказать, отвечая на звонок. Я не слышу, что говорят на другом конце провода, но, судя по глубоким складкам, образовавшимся между бровями Кэрри, мои подозрения оказались верными. – Что, прямо сейчас? – спрашивает она.

Я почти могу разобрать глубокое, приглушенное мужское рычание.

Кэрри поднимает на меня глаза, ее взгляд встречается с моим, и в животе у меня завязывается стальной узел. Почему у меня такое чувство, что мне не понравится то, что она скажет дальше…

– Да, я уверена, что он не будет возражать, но мне не очень нравится, что ты просишь его… – Она замолкает, пыхтя, разочарование явно выплескивается из нее, когда Майкл перебивает ее. – Нет. Я не нянчусь с ним… Нет, он тебя не слышит. Нет, он не боится испачкать руки, – недоверчиво говорит она, закатывая глаза. – Конечно, он тебе поможет. Это мне не нравится, что он бро… – рычит она. – Сейчас середина ночи. К тому же, мы только что приземлились. Мы оба устали после перелета и…

– Дай мне телефон, Кэрри.

Она смотрит вверх, ее глаза полны каких-то непонятных эмоций. Похоже на сочетание неповиновения и страха.

– Нет.

– Почему нет? Похоже, Майкл просит меня о помощи.

– Да. Но…

– Тогда в чем проблема? Ты же сама сказала, что теперь он ресторатор. Все, что ему нужно, не может быть настолько плохим.

Когда Кэрри защищала мутные дела своего опекуна в самолете, уверен, что она не думала, что спустя несколько часов я буду в них втянут. Девушка краснеет, краска приливает к ее щекам; она выглядит разъяренной, но что та может сделать?

Я мягко улыбаюсь, протягивая ей руку.

– Давай. Ты хочешь, чтобы я поладил с Майклом, и прямо сейчас он просит моей помощи. Все будет хорошо, любимая. Я вернусь раньше, чем ты это заметишь.

С неохотой она передает мне свой телефон. Ей неприятно, что это происходит, – это написано на ее лице, – но ничего не поделаешь. Майкл так же важен для Кэрри, как и я. Конечно, по-другому, но он важен для нее. То, что он думает обо мне, имеет для нее значение, и Майкл навсегда будет считать меня трусливым, никчемным куском дерьма, если я не откликнусь на просьбу о помощи, когда он обратился с ней. Кэрри вздрагивает, когда я подношу телефон к уху.

– Алло, Майкл.

Его ответ мгновенен, холоден и смертельно спокоен.

– Тащи свою задницу на Западную авеню, 515. Квартира 12с. И захвати чертову пушку.

ГЛАВА 6

ЭЛОДИ

– Значит, это правда?

Рэн протягивает мне газету, чтобы я прочитала сама.

Это не главная новость. Пресса потеряла интерес к Уэсли Фитцпатрику, или, скорее, общественность устала видеть, как его имя так вопиюще муссируется во всех средствах массовой информации. Никто не погиб, когда Фитц заманил нас в пещеру перед выпускным. Последним человеком, которого наш старый профессор английского языка действительно убил, была Мара Бэнкрофт, и к тому моменту, когда мы наткнулись на ее тело, она числилась пропавшей почти год. Цена, которую нужно заплатить, чтобы привлечь интерес публики – это кровь, а лужа крови вокруг убийства в Вульф-Холле уже не свежа. На прошлой неделе какая-то звезда баскетбола изменила своей жене. Политик был уличен в хищении денег из благотворительного фонда. Все это говорит о том, что возможное освобождение Уэсли Фитцпатрика стало новостью третьей страницы.

«Адвокат обвиняемого недавно выступила с заявлением о том, что все доказательства, представленные в делах об убийствах молодых женщин в штатах Луизиана, Техас, Оклахома и Нью-Гэмпшир, в лучшем случае являются неубедительными и недостаточными для признания ее клиента виновным. По крайней мере, на двух телах не было обнаружено следов ДНК. Доктор Фитцпатрик в течение нескольких часов или дней, предшествовавших смерти других девушек, занимался с ними в частном порядке, что могло привести к тому, что его волосы или волокна одежды попали на эти тела.

Конечно, даже адвокат доктора Фитцпатрика признает, что было бы поразительным совпадением, если бы все эти девушки виделись с ним наедине в дни, предшествовавшие их смерти, и он не был бы ответственен за их жестокие убийства. Алессия Риган, ведущий адвокат Фитцпатрика, заявила: «Да, конечно. Картина, может быть, и не очень хорошая, но, к счастью, в этой стране правосудие вершится не так. Человек не может быть признан виновным в серии убийств только из-за нескольких совпадений, если он не совершал этих преступлений. По закону мы обязаны предоставить неопровержимые доказательства, подтверждающие причастность подозреваемого к какому-либо преступлению, прежде чем он сможет предстать перед судом и быть признанным виновным. И в данном случае доказательства, представленные окружной прокуратурой в обоснование своей версии против моего клиента, просто не выдерживают критики».

Отвечая на вопрос о заявлениях учеников, нашедших тело Мары Бэнкрофт на территории Вульф-Холла (эксклюзивной частной школы, расположенной в сельской местности Нью-Гэмпшира), Риган заявила: «Доктор Фитцпатрик был весьма уважаемым членом преподавательского состава Вульф-Холла. На моего клиента никогда не поступало никаких жалоб, пока он преподавал в академии. Однако ученики, выдвинувшие эти обвинения против доктора Фитцпатрика, были известными нарушителями порядка и неоднократно вступали в конфликт с моим клиентом, в основном по поводу их поведения на занятиях и плохой успеваемости. Один из этих учеников, в частности, напал на моего клиента публично, возле бара, которым он незаконно управляет по фиктивной лицензии. Свидетелями этого нападения стали как минимум трое очевидцев, которые сообщили, что этот ученик, Рэн Джейкоби, кричал на моего клиента, который прилагал видимые усилия, чтобы успокоить молодого человека. Нередко в подобных ситуациях разгневанные ученики распространяют ложь против профессионалов-преподавателей, которые заставляют их отвечать за свои действия в школе».

Я откладываю газету, слои гнева поднимаются, затем оседают, но затем снова поднимаются, когда рассматриваю каждый аспект этой нелепой статьи. Существует достаточно доказательств, чтобы обвинить Уэсли в убийствах на Юге. Достаточно улик, чтобы признать его виновным и в убийстве Мары Бэнкрофт. К тому же этот больной ублюдок признался нам всем в пещере, что убил ее, а теперь его адвокат утверждает, что у нас была личная вендетта против него? Что мы все лжем, потому что мы избалованные дети, жаждущие мести?

Чушь собачья.

Никогда не думала, что можно ненавидеть Уэсли Фитцпатрика больше, чем я уже ненавижу, но в который раз это застает меня врасплох. Рэн взволнованно ходит взад-вперед, как лев в клетке, проводит руками по волосам, что-то сердито бормочет себе под нос, ожидая, когда я закончу. В тот момент когда откладываю газету, он прекращает свое бешеное хождение по комнате, останавливается как вкопанный и поворачивается ко мне лицом.

– Они закладывают основу, чтобы дискредитировать меня как свидетеля. Я действительно ударил ублюдка возле бара за пару недель до того, как мы нашли Мару. Наверняка куча народу была свидетелями. Мне было наплевать, кто видел, что я делал в тот момент. Как только эти репортеры узнают о том, что мы с Фитцем… – Мышцы на его челюсти напрягаются, когда он качает головой.

Я никогда не спрашивала его о том, что произошло между ним и Уэсли Фитцпатриком. Очевидно, что между ними произошел какой-то сексуальный контакт, но я просто не могла заставить себя расспросить о подробностях. Не потому, что Уэсли парень, а мне не нравилось, что мой парень спит с другими мужчинами. У меня никогда не было проблем с этим. Сексуальность изменчива. Более того, это личное; Рэну не нужно оправдываться или раскрывать передо мной свои действия в этом плане. Нет, мне было неприятно расспрашивать о подробностях связи только потому, что это вызывало у меня ревность. Я не хотела думать о нем с кем-то другим, но теперь, похоже, придется: слова не могут оставаться несказанными, если мы собираемся обсудить план действий Уэсли. Рэн, должно быть, тоже так считает.

– Когда они узнают, что мы с Фитцем трахались, то будут счастливы ухватится за это, – стонет он. – Они скажут, что ты обвинила Фитца в том, что он домогался тебя и разгромил твою комнату, потому что ты моя девушка. Так легко дискредитировать ревнивую подружку. Они скажут, что Мерси поддержала мою историю, потому что она моя сестра, и…

Никогда не видела его таким. Обычно Рэн равнодушен. Ко всему относится спокойно, решая возникающие проблемы с обнадеживающей прямотой.

Я пересекаю гостиничный номер, в котором мы жили последние несколько месяцев, подхожу к нему и кладу ладони ему на плечи.

– Все хорошо. Все будет хорошо. Этот человек ни за что на свете не выйдет на свободу после того, что сделал. Присяжные уже изучили доказательства и вынесли свое решение. Они признали его виновным. Фитц может пытаться обжаловать это решение до скончания веков. Это все, что у него есть сейчас. Время. На то, чтобы эти дела вернулись в суд, уходят годы. Кто знает, какие еще улики будут найдены? Сколько еще трупов будет обнаружено в школах, где он преподавал раньше. Это ни к чему не приведет, и он это знает.

В красивых, ярко-зеленых глазах Рэна горит холодная ярость; они вспыхивают злобой, пока парень переживает по поводу нового поворота событий.

– Тогда почему он вообще беспокоится? Почему этот репортер стал донимать тебя, а не меня? – рычит он.

И тут меня осеняет: в этом весь смысл.

– Потому что он знает, что единственный реальный способ зацепить тебя – это затронуть меня. Вот почему ты сейчас так расстроен, не так ли? Ты боишься, что тот парень, Арчер, был прав и теперь на меня обрушится новый натиск репортеров? Что СМИ назовут меня лгуньей?

Рэн резко выдыхает через нос.

– Ты чертовски права, именно об этом я и беспокоюсь.

– Он добивается твоего внимания. И делает это самым лучшим способом, который знает. Сколько раз он писал тебе? Пять раз? Шесть?

Ноздри Рэна недовольно раздуваются. Он рассказал мне о первых двух письмах, полученных от Фитца, но воздержался от рассказа о последующих. Я плохо спала после того, как узнала, что этот психопат пытался связаться с ним, и, полагаю, Рэн не хотел волновать меня еще больше. Но когда это происходило, я понимала – за ужином, когда мы путешествовали по Европе, он сидел молча, ковыряя вилкой в тарелке, погруженный в такие глубокие мысли, что я едва могла его дозваться. После каждого случая Рэну требовалось несколько дней, чтобы прийти в себя. Мне было неприятно, что он не хочет меня волновать, когда это его так сильно беспокоит.

– Да, – говорит он неловко. – Что-то в этом роде.

– И сколько раз ты ему ответил?

– Никогда! Я бы не доставил этому куску дерьма удовольствия даже знать, что я читал его письма.

– Именно. Итак, если он знает, что ты не ответишь ему, то каков будет его следующий план атаки? Естественно, он попытается как-то повлиять на меня. Это всегда привлечет твое внимание. Он знает, что ты готов на все, чтобы защитить меня. Поэтому будет давить на меня снова и снова, пока, наконец, не вызовет у тебя реакцию, и ты не свяжешься с ним напрямую. Полагаю, что это все, чего он хочет – знать, что все еще способен вмешаться в твою жизнь любым доступным ему способом.

Рэн рычит от досады, рычание переходит в рев. Его тело вибрирует, когда он сжимает руки в кулаки и издает разъяренный крик. Ему полезно выплеснуть это наружу.

– Это просто смешно, – шипит Рэн. – Если кого-то признают виновным в нескольких убийствах, он не должен иметь возможности связываться со свидетелями, которые давали показания против него. Клянусь богом, если кто-нибудь из этих журналистов хоть в малейшей степени доставит тебе неудобства, они умрут ужасной смертью. Они пожалеют о том дне, когда родились. Они…

– Эй. Эй, все в порядке. Эй! Посмотри на меня! – Мне приходится обхватить его лицо руками, прежде чем он обращает на меня внимание. – Перестань беспокоиться обо всем этом. Они могут преследовать меня сколько угодно. Мне все равно. Самое худшее, что ты можешь сделать, это позволить им зацепить тебя, Рэн. Ты дашь Фитцу именно то, что он хочет. Вот что мы будем делать. Мы переедем в наш новый дом, купим мебель и сделаем его уютным. Сделаем его нашим. Украсим его ко Дню благодарения, и сколько бы эти идиоты ни пытались нас поддеть, мы им не позволим, договорились?

Рэн корчит недовольную гримасу; иногда он бывает таким ребенком.

– Я не даю никаких обещаний. Если кто-то из этих ублюдков переступит черту и тронет тебя, то получит по заслугам.

Господи, помоги мне с этим упрямым, своевольным человеком.

– А как насчет того, что я заслуживаю? Заслуживаю ли я, чтобы моего парня арестовали и обвинили в нападении, когда мы только начинаем нашу новую совместную жизнь здесь, в совершенно новом городе, в очень престижном колледже, где я не знаю ни единой живой души?

Рэн закатывает глаза, пытаясь отстраниться, но передумывает, когда я прищуриваюсь, глядя на него.

– Меня не арестуют. – Он говорит это с такой уверенностью, что кажется, будто действительно верит, что находится выше закона.

– Клянусь богом, Рэн Джейкоби. Ты доведешь меня до могилы. Подожди здесь.

Я направляюсь в спальню в поисках своей сумочки. Из нее достаю маленький нож, который он купил для меня, когда мы гуляли по Риму. Рэн сказал, что он отпугивает карманников, и что я должна доставать его только в том случае, если серьезно намерена им воспользоваться.