Текст книги "Идти туда, где ты (СИ)"

Автор книги: Jk Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Вот балда! А по-человечески попробовать?

– Ну я и попробовал… потом…

– Пойдем спать, на работу завтра, – с улыбкой сказала Алиса.

– А смысл уже ложиться? Через два часа вставать…Может, отпросишься?

– Нет, не отпустят. Учетом угрожают.

Илья тяжело вздохнул, на мгновение оторвался от нее, чтобы заглянуть в лицо. Тихо произнес:

– Ну и ладно, – а потом нашел ее губы, подхватил на руки и, не разрывая поцелуя, понес в комнату.

– Разуться бы хоть дал! – смеялась Алиса, отстраняясь и крепко обнимая за шею.

– Пофигу.

Ему действительно было пофигу. Стоило им оказаться на диване, как обувь полетела прочь. Вместе с одеждой. Его пальцы нетерпеливо освобождали ее тело от всего, что мешало ему чувствовать ее теплую мягкую кожу. Его ладони скользили по ее шее, груди, животу, спускаясь все ниже, к бедрам, ныряли меж ног. И к рукам присоединялись губы. А в висках отчаянно пульсировало желание. И новое чувство, которое в эту минуту казалось ему сильнее любви.

Она простила его. Алька его простила. И значит, ничего на свете уже не страшно.

***

– Да. Да. И не думай, я не собираюсь в этом деле идти в обход отца. Оно мне надо? К черту! Уже тысячу раз говорил. Холдинг – его игрушка, не моя. Мое отношение он знает, потому не за спиной. За спиной – это если в тихую. И листовки раздавать я пока тоже не собираюсь. Не знаю… Не думал… Просто сделай то, что прошу, и все. Это же не много. Да, в универе в следующем году на заочное восстановлюсь, у меня вариантов нет. Хватит…. Ну класс, Громов. Ага! Бывай!

Илья сбросил и посмотрел на ту сторону переулка. Тьма уходила. Солнце. Может быть, во всем. Вчерашняя встреча в определенном смысле зря не прошла. Вспомнился Веник. И то, что Веник уже сто лет честно трудится замом директора на каком-то консервном заводе. Звонок с утра был спонтанным, но все лучшее в жизни Макарова происходило, как правило, спонтанно. Громов поныл по поводу Макаровского неблагоразумия, но это ему было до лампочки. Ну не съест его отец. Скорее, того и гляди, относиться станет чуть серьезнее. Договорились до того, что завтра он отправляет Громову свое резюме, которое еще следовало сочинить. На будущей неделе явится в финансовый отдел. А дальше как карта ляжет.

Удовлетворенно прищелкнув языком, Макаров заперся с балкона в квартиру и отправился на кухню – варить кофе. Альку на работу отвез после бессонной ночи, а теперь засыпал на ходу. Встряска, случившаяся по причине собственной узколобости, заставила его прийти в себя. Это не он в болоте. Это он придумал себе болото как отговорку. И с этим необходимо что-то делать.

Для начала сварить чертов кофе и написать чертово резюме.

Но ни того, ни другого он не смог сделать без приключений. Сначала напиток из джезвы сбежал, пока он сосредоточенно изучал окно. Потом раздался звонок в дверь. Поплелся открывать. Чтобы с удивлением обнаружить на пороге собственную мать.

– Здравствуй, дорогой! – получил он дежурный поцелуй в щеку и сумку в руки.

Сумка была отставлена на ящик, в котором Алька держала краску. А Макаров криво улыбнулся и поинтересовался:

– Ты в гости или опять Алису до слез доводить? Так ее нет, она на работе.

– Уверен? – спросила Валентина Павловна и прошла в комнату. – У тебя кофе пахнет. Мне сделаешь?

– Сделаю, – мрачно ответил Илья.

И ушел на кухню. Затем, чтобы вернуться через десять минут с чашками и вазочкой печенья на подносе. Вазочка была смешная, в виде уточки со стеклянной головой. Где Алиса ее откопала, он не имел представления. Но в доме много было смешных и несуразных мелочей, которые появлялись здесь из ее рюкзака, когда она возвращалась с работы.

– Чем богаты, – буркнул он, – а с богатством у нас сейчас так себе.

– Но ведь это от тебя зависит, Илья! – проговорила мать, с удивленно приподнятыми бровями разглядывая вазочку. – Как только ты возьмешься за ум, все сразу вернется на свои места.

– Ма, у меня и так все на месте. И ум, и прочие части тела. Пришла жизни учить?

– Жизнь сама научит, как поступать с различными частями тела.

– Ну и прекрасно. Значит, можем приступить к чинной светской беседе, – Илья согнал кота, выслушал его возмущенный визг и уселся в любимое кресло. Францевич покрутился под ногами, но вскочил к нему на колени.

– Вот ты мне так и не ответил, – согласно подхватила мать предложение о беседе. – Ты уверен, что знаешь, где твоя… Алиса?

– На работе. Она работает на заправке. На Дороге жизни. Это знаешь… как во Всеволожск ехать? Классный городок, кстати. И у ее мамы отличная двушка. Вот думаем, может, нам туда уехать. Как перспектива?

– Заманчивая. Но не торопись пока с переездом. Вдруг ты все же не так хорошо ее знаешь, как думаешь. А в своей квартире ты всегда в более выгодном положении, в отличие от той, кто здесь живет сейчас.

– Ее зовут Алиса. И мы с ней в одинаковом положении, ясно? – вспылил Илья.

– Ясно, – деланно пошла мать на попятную и откусила кусочек печенья. – Ну тогда расскажи мне, как провел вчерашний вечер.

Хреново провел. И виноват сам. Но матери это абсолютно не касалось. Потому он заставил себя хладнокровно отпить горячего кофе из чашки, обжечь язык и только после этого посмотреть ей в глаза и сказать:

– Как нормальную пятницу – с друзьями.

– И с Алисой? Впрочем, о чем это я… конечно же, с Алисой.

– Естественно.

– Нехорошо обманывать, дорогой. Особенно маму, – протянула Валентина Павловна, сосредоточенно глядя на Илью.

От этого взгляда ему стало не по себе. Она будто гипнотизировала его, а он никак не мог понять, чем берет.

– Что? – негромко спросил Макаров.

– Я говорю, люди не могут быть в двух местах одновременно.

– Разумеется, не могут.

– Значит, ты говоришь мне неправду, – холодно сказала мать. – И я сейчас совсем не хочу знать, почему. Меня волнует, знаешь ли ты, как провела вчерашний вечер она?

Валентина Павловна кивнула на злосчастную стену. Илья следом за ней посмотрел в том же направлении. Сглотнул. Заставил затрепыхавшееся внутри сомнение заткнуться и как мог спокойно сказал:

– Мы поссорились. Она решила пройтись. Потом остыла и вернулась домой. Довольна?

– Нет! Ты зря думаешь, что твое огорчение может доставить мне удовольствие. Возможно, вы поссорились. Только прошлась она в объятия Никиты – не самый действенный способ остыть, ты не находишь?

– Не нахожу, – отрезал он и перевел дыхание. – Потому что это чушь. Думаешь, я не понимаю, для чего ты мне все это говоришь?

– Она совершенно задурила тебе голову! – повысила голос мать. – Ни черта ты не понимаешь! Что вчера был за день? Правильно! День рождения твоего брата. Он был в моем клубе. С ней, слышишь? Про камеры помнишь? У тебя есть шанс убедиться, что мне незачем придумывать. Эта глупая дрянь… – она замолчала, но тут же выпалила: – Они ушли в начале двенадцатого. Когда она вернулась сюда?

– После трех, – хрипло выдохнул Илья.

Она приехала после трех. Он задремал после того, как полночи обзванивал тех, к кому она могла явиться. Сама Алиса на его звонки не отвечала, потом оператор стал сообщать, что телефон абонента отключен. Она приехала после трех. И они занимались любовью так, что он потерял ход времени. В начале пятого вылезли из постели и пошли завтракать, ни на минуту не уснув после того, что случилось. Она приехала после трех и легла под него после… после?

– Чушь, я не верю, – сказал сквозь зубы Макаров.

– Твое право. А записи в клубе долго хранятся.

– Я не верю. Алиса не могла.

– Такие, как она, многое могут. Хочешь жить – умей вертеться.

– Ну ты же ничего не знаешь о нас, – сдавленно проговорил Илья, недоумевающе глядя на мать. – Ты понятия не имеешь… Зачем ей это нужно было?

И тут же понял зачем. Понял. Все было просто, как дважды два. Отомстить. Ему отомстить. С Ником.

Если это действительно правда. Но правдой это быть не могло.

– Зачем ей это нужно? – повторил Макаров.

– Да на самом деле причин может быть много. Она обиделась, что вы поссорились, стремление к разнообразию или… запасной аэродром.

– Мама!

Она посмотрела на сына в ожидании.

От этого взгляда у него взмок затылок. Он медленно опустил глаза. Потом посмотрел на стену. «Сейчас я урбанист!» – раздалось в его голове. Как щелчок, который заставил его шумно выдохнуть. И вскочить с места.

Через мгновение он метался по комнате, собираясь. Схватил ключ от машины, сунул в карман. Глянул на мать. Выдохнул:

– Мне записи дадут?

Валентина Павловна утвердительно кивнула.

– Только не гони, пожалуйста!

– Дверь закроешь?

Она снова кивнула, проводила его взглядом, потом смотрела в окно, как белый БМВ вырвался со двора. И достав телефон, набрала Нину.

По счастью обошлось без пробок. Он очень быстро доехал до Смольного проспекта. Минут за десять. Может быть, гнал. Не помнил. Только подгонял время. И ни о чем не думал, совсем. Разве только о том, что сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, покатится по асфальту, и его раздавит Волга, ревущая позади. Дурацкие мысли, нелепые, не имеющие никакого отношения к тому, что значимо.

Припарковавшись у клуба, вылетел из бумера и напоролся на охранника у входа. Охранник был знакомый. Гоша. Лет на пять старше. После школьного выпускного Гоша транспортировал почти бессознательное Макаровское тело домой. Да и впоследствии, когда он с компанией заваливался в «SpiderWeb», выручал неоднократно. Так что отношения были весьма доброжелательные. Илью охранник величал Ильей Евгеньичем, а тот его попросту – Гошей. И если попадал на его смену, то родители могли быть спокойны. С Макаровым-младшим ничего не случится.

– Доброе утро! – буркнул Илья. – Харе стоять на стрёме, пошли кофе пить.

– Вы же знаете, Илья Евгеньич, я кофе не пью, – ухмыльнулся Гоша, но развернул свое накаченное тело в сторону бара.

– Ну не пей. Мать звонила по поводу меня?

– Звонила. Я отобрал записи по времени, о котором она сказала. Братец там ваш… праздновал. А вот вас давненько видно не было, – разглагольствовал Гоша, остановившись у служебного стола и шурша дисками.

– Некогда было, – ответил Макаров, махнул рукой бармену и крикнул: – Леш, с коньяком, как обычно!

– Тут смотреть будете? – отрабатывал зарплату Гоша.

– Тут.

Объяснять охраннику, что у него тупо не достанет сил ехать с этими гребанными дисками домой, что он просто взорвется от напряжения по дороге, смысла не было. Грудная клетка не выдержит и разлетится в куски. Он едва дышал, наблюдая, как Гоша поперся с дисками в какую-то подсобку. И вскоре один из экранов под потолком резко зажегся светом. Илья тяжело задышал и на мгновение прикрыл глаза. Подлетел Леша с кофе. И Макаров устремил взгляд на меняющиеся кадры, на беззвучные меняющиеся кадры. Но глядя прямо туда, ничего толком не видел. Несколько минут ничего не замечал и почти ничего не понимал. Когда Гоша остановил запись, сделал глоток. Кофе с коньяком слегка обжег горло. И у него откуда-то появились силы крикнуть:

– Еще раз!

Люди на записи в убыстренной перемотке забавно побежали в обратном направлении. Потом замерли. И снова все задвигалось. Видно было хреново, но столик в центре оказался хорошо подсвечен. Еще и по центру. Ник. Сибарит. Ждать ему пришлось недолго. Рядом быстро нарисовалась девушка. Пила рядом. О чем-то болтала. Потом перехватила официанта. Что-то ему сказала. Ник кивнул. А девушка полезла к нему целоваться. Все бы ничего… Все бы ничего, если бы девушкой не была Алька.

Осознание этого заставило его глухо рыкнуть, но остановить запись не решился. Нужно досматривать. Иначе какой смысл было начинать?

– Леш, еще коньяка! – крикнул Макаров и снова прилепился к экрану.

Вовремя. Алька повисла на руке Логинова, и они вместе пошли прямо на камеру – к выходу. Часы в углу экрана показывали 23:07.

Алька приехала после трех.

– Гош, давай заново! – хрипло рыкнул Макаров.

На слух Гоша не жаловался. И через минуту все началось сначала. Ник. Какая-то неопознанная спиртяга и замысловатый бокал с коктейлем. Нарисовавшаяся девушка.

Поцелуй.

Шествие к выходу.

Перед Макаровым оказалась бутылка коньяка, стакан и пара тарелок – дольки лимона и бутерброды с икрой. Тарелки были отодвинуты. Напиток налит. Илья поморщился и, не слыша собственного голоса, выкрикнул:

– Еще, Гош!

Будто бы реальность всякий раз, каждую промотку, могла измениться. Не менялась реальность. Он пил и вколачивал в себя то, что видел. Снова и снова.

Алька его предала.

Предавала раз за разом.

А он и не знал. С ума сходил, думая о том, где она. А она с Ником – так просто, что проще некуда.

– Гош! На поцелуй отмотай еще!

– Может, хватит, Илья Евгеньич? – пробасил Гоша прямо над ним.

– Не хватит. Мотай, сказал.

Охранник послушно ретировался и снова включил запись. Одно из ценных качеств хорошего подчиненного – исполнительность.

Время шло. Но он снова потерялся во времени. Горло сжигал алкоголь, но это ничего. Так было даже лучше. Отупляло. Забыться не давало, но хоть отодвигало боль на задний план и распаляло злость, от которой он даже не пытался спрятаться.

Алька ушла из клуба в 23:07. Домой пришла после трех. И как ему жить дальше, он тупо не знал. Потому что понимал, что никогда и ничего уже не будет, как прежде. Эта запись раз за разом выкорчевывала из него надежду. Любовь не могла. Пока не могла.

– А я ее домой заберу, ok, ребят? Можно?

– Да легко! – отозвался Гоша. – Только кого?

– Ее, – Илья кивнул на экран и хохотнул. Удивился собственному смеху и взялся за голову.

Та, кажется, пылала.

Сколько еще прошло минут или часов, он не понимал. Знал, что Гоша давно уже не перекручивает по новой видюшку в плеере. Потому что плазма теперь была погаснувшей. А еще понимал, что в зале появляются люди. Наверное, потому и перестали крутить. Уборщики или официанты. Готовить клуб к вечеру. Или вечер уже наступил? Черт его знает. Илья достал телефон из кармана. Включил дисплей. 17:20. У Альки смена заканчивается – обещал забрать.

И от этой мысли развеселился еще больше.

Вчера ночью она легла под него после Логинова. Не сопротивлялась же, дрянь. Разомлевшая была. Принимала его объятия, его поцелуи после Никиты. Или с Ником была прелюдия, а дома – основная программа? У кого она отрабатывала?

И нахера было строить из себя невинность?

Тащить еще бухло Леша отказался. На это было плевать. Найдет где, найдет что... Он вообще все в этой жизни может найти. Кроме ответа на вопрос, что дальше. Потому что не представлял, что делать. Знал только, что просто так не уйдет. Что самому себе доказать должен, что случившееся значения не имеет. Что это жжение в груди и в висках пройдет.

Говорят, клин клином вышибают?

Можно и проверить – когда еще случай представится? Ему еще ни разу не изменяли. Его еще никогда не предавали. Он еще никогда не подыхал от ревности.

Мутным взглядом Макаров обвел зал, в поисках… хоть кого-нибудь. И, сам того не ожидая, наткнулся на Нину, глядевшую на него в упор с порога.

– Ты давно здесь? – спросила она, когда подошла к нему.

Он пожал плечами и криво усмехнулся.

– Мать пригнала?

– Она переживает, – Нина присела рядом, совсем близко, положила руку ему на рукав, чуть сжав пальцы. – Это нормально – переживать за того, кого любишь. По-настоящему.

– А я не хочу, чтобы за меня переживали. У меня все нормально.

– По тебе видно, – печально улыбнулась она.

– Спеть тебе? Или сплясать? Чтобы совсем видно стало!

– Стихи продекламируй!

– На стул становиться?

Нина кивнула, почувствовав азарт игры Ильи и Никиты. Илье не слабо́. Ему никогда не было слабо́. Кроме единственного, чего она хотела от него уже который год.

Макаров рассмеялся. И через мгновение, чуть пошатываясь, стоял на стуле. А его голос, твердый, совсем не такой, как весь его вид, звучал, отдаваясь в Нининых ушах.

 – А я нихера не помню… Школьную программу сейчас отработаю, ты ж не возражаешь? Зима!.. Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь. Его лошадка, снег почуя, плетется рысью как-нибудь; бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая. Ямщик сидит на облучке… бл*ять, – снова хохотнул он, – забыл… напомнишь?

Леша за барной стойкой определенно уссыкался. Немногочисленные люди вокруг них с любопытством наблюдали.

– Я только письмо Татьяны помню, – выдохнула Нина, оказавшись рядом с ним. Он и не заметил, как она взобралась на соседний стул. И быстро поцеловала его в губы.

Это он позволил. Позволил целовать, позволил закончить поцелуй. Потом смотрел ей в глаза, и ему казалось, что ее зрачки так же расширены, будто она наглоталась колес. Но это Нина. С ней такое никогда не может случиться.

– И зачем портить дружбу сексом, Мышь? – тихо спросил он.

– Не испортим… Поехали ко мне.

– Хочешь трахаться – езжай к Венику. Он тебя два года пасет.

– Я с тобой хочу, идиот! – закричала она.

– Я с тобой не хочу. Я. Потому что потом я тебя потеряю. Тебе же нужно больше, чем секс. А у меня больше нету.

Нина зло рассмеялась:

– Слабо́. Ну так и скажи. Без твоего паршивого рассудифилиса!

– Ну пусть слабо́. Сдаюсь! – он поднял руки вверх и спрыгнул со стула на пол. Тот, разумеется, с грохотом перевернулся. Потом подхватил Нину за талию и поставил ее рядом. – Тебе продул с первого раунда.

– Я люблю тебя! – прошептала она.

Макаров вздрогнул и опустил глаза. На него словно бы наваливалось какое-то зверское отупение. Слишком много всего. И слишком больно. Снова посмотрел ей в лицо. Теперь уже резко, пронзительно, зло. Сбрасывая с себя наваждение.

– Мне тебя пожалеть? – выдохнул он.

– Себя пожалей!

– Последние несколько часов этим и занимался. Надоело. Мышь, вали уже, а… Ты и так меня ненавидеть будешь, зачем хуже делать?

– Дебил! – буркнула Нина. – Я как лучше хотела!

Она развернулась и быстро пошла между столиками к выходу из клуба.

На улице глубоко вдохнула морозный воздух и набрала Веника.

– Я приеду, примешь? – хохотнула она в трубку.

– Тебя – в любое время! – отозвались в ответ.

В ней просыпалось что-то животное, чему Мышь не знала названия. Это вынуждало ее совершать чужие поступки. Но она готова была на все, она сделала бы что угодно, лишь бы не знать и не видеть, с кем в эту ночь уедет Илья. Потому что понимала прекрасно, что один он сегодня не останется.

***

Натюрморт на столе раздражал все сильнее. Недопитый чай, остывшая пицца. Лампочка под абажуром отвратительно слепила глаза. Алиса сердито щурилась, размышляя, что она может сделать.

Началось с того, что Илья не приехал забрать ее с работы. Она звонила – он не брал трубку. Дома его тоже не оказалось. Ни записки, ни намека на происходящее. Идеи сменяли одна другую, как в калейдоскопе.

Поехать к маме. Это отвлечет от поисков истины, но придется объяснять, почему вечером, вместо того, чтобы быть дома, она явилась во Всеволожск.

Позвонить Нику. Еще хуже! Для всех троих будет лучше, если от него она будет держаться как можно дальше. Не провоцируя ни Илью, ни Никиту. Самой безумной мыслью было поехать к Макаровым-старшим. Но Алиса была готова сунуться в логово драконов, только бы знать, что с Ильей ничего не случилось.

Она бродила по квартире, таская на руках накормленного сметаной Францевича, и медленно бормотала ему о том, что все будет хорошо. Тот в ответ дремотно урчал, легонько всаживая коготки в ладонь. В конце концов, устроилась в кресле.

– А давай твою наглую морду на мурале запечатлеем? Получится так себе, но все-таки будут на стене котики, – хихикнула она, когда услышала щелчок дверного замка. – Это Илья! – со вздохом облегчения сообщила Алиса, сунула котенка под плед и помчалась в прихожую. – Все нормально?

Нормально не было. Дверь открылась, на пороге показался Макаров. Взъерошенный, помятый, в распахнутой куртке, и смотрел не на нее, смотрел мимо. Следом за ним в комнату вплыла девушка, не многим старше Алисы. Кареглазая, с пышной каштановой гривой и в норковом полушубке. Она хлопнула длинными ресницами, замерла за Макаровской спиной и тихо проговорила:

– Илюш, это чего…

– Ничего, заходи, – буркнул он.

Алиса проводила взглядом обоих и негромко сказала:

– Я звонила тебе.

– Я тебе тоже. Той ночью, – хохотнул он. – Поняла, какой, да?

– Поняла, – кивнула она. – Я… Мне казалось, мы… мы помирились.

– Мне тоже казалось, ага…– Илья резко поднял глаза и взглянул на Алису. Взгляд его был мутный и злой. – Собирай вещи и вали. Только быстро, видишь, я не один.

Девушка за его спиной тихо охнула и попробовала ломануться к двери, но Макаров удержал ее за руку.

Алиса растерянно посмотрела на Илью, потом на гостью.

– Ты о чем? – непонимающе спросила она.

– Я собираюсь ее трахнуть, а твое присутствие это осложняет.

«…у него девок было», – проговорил в ее голове Логинов.

– Ты с ума сошел? – выдохнула Алиса, отчаянно глядя ему в лицо, но злость, исходившая от него, заставила ее отпрянуть и почувствовать боль, как от удара.

– Сошел! Когда с тобой связался! – заорал он. – Думаешь, тебе можно, а мне нет? Моя очередь, ясно?

– Какая очередь?

– Такая! – от его крика барышня в норке снова кинулась к двери, но вырваться так и не изловчилась. Илья продолжал буравить взглядом Алису и тяжело дышать. – Харе делать вид, что не понимаешь! Ты имеешь полное право спать, с кем хочешь, но жить тут больше не будешь. Мне тебя видеть противно! В болото свое возвращайся, поняла?!

– Поняла, – мрачно сказала Алиса. – Если тебе надоело спать только со мной – так бы и сказал. Я бы давно ушла.

– Ну и вали нахер! Я из-за тебя с отцом на ножах, работу как последний лох ищу! Шмотки собрала и вперед. Прости, подвозить не буду – занят.

Алиса хватала ртом воздух. Должно бы болеть сердце, а скрутило узлом внутренности – не продохнуть.

– Зачем ты так? – прошептала она в никуда.

Ботинки, куртка, рюкзак. Вещи не имели значения. Ничего не имело значения, кроме его злого лица и злых слов. Кроме того, что в его квартире она была случайной. И все остальное – профессиональным блефом.

Илья Макаров сорвал банк.

Илья Макаров наигрался.

Илья Макаров смотрел, как она убегает, до побелевших костяшек вцепившись в руку шалавы, которую приволок домой. И изо всех сил сдерживал в себе желание заорать во всю глотку и расколошматить то, что под руку подвернется.

– Мне больно, – всхлипнула девушка, но он продолжал сжимать пальцы. Потом ломанулся на кухню, к окну, продолжая тащить ее за собой. Алиса бежала по переулку в свете фонарей, будто за ней неслись черти. Шапку не надела, и волосы развевались за плечами. От вида этих ее волос, подпрыгивающих над рюкзаком, к горлу подкатил болезненный ком. Илья едва слышно застонал и, наконец, выпустил локоть перепуганной девчонки. Она метнулась к стене, дико глядя на него. Он же, медленно обернувшись, хмуро сказал:

– Свободна.

Она мотнула головой и дрожащим голосом проговорила:

– Ну ты и псих!

Макаров не ответил. Снова отвернулся к окну. Альки и след простыл. А в его затуманенное алкоголем и яростью сознание проникла жуткая, сковывающая холодом и страхом мысль: больше он никогда ее не увидит.

Дверь снова хлопнула. А он вцепился в подоконник, как до этого в чужую руку. И шумно дышал, продолжая всматриваться в переулок.

Новое начало

***

Воскресное утро Алиса встречала с хлюпающим носом и красными глазами, вжавшись в угол дивана в комнате Аленки Пиотровской. В руках держала огромную чашку с горячим чаем. С чашки на нее весело глядел внушительных размеров мужчина с удивительно подходящим ему отчеством – Потапыч. Аленкин папа, пребывающий ныне в Монголии вместе с супругой и младшей сестрой Аленки. От его смеющихся глаз Алиса принималась рыдать с новой силой.

– Ну вот чего ты опять? – хмуро спросила Алена. – Сколько можно?

– Я не понимаю, что случилось. Утром было все хорошо. На работу меня отвез, обещал вечером приехать. И не приехал. Его как подменили! – всхлипывала Алиса. – И девица эта…

– Бухой был?

Алиса кивнула.

– Ну, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – уверенно, со знанием дела заявила Аленка. – Кобелина, че ты хочешь-то? Вляпалась, бывает. Пройдет!

– Пройдет… – вздохнула Алиса и посмотрела на телефон. Тот, естественно, молчал. Сама она звонить не решалась. Не зная, чего боится больше – что Илья не ответит, или что ответит и снова наговорит грубостей.

Все его слова кружились в голове, пока она ночью судорожно размышляла, что ей теперь делать. Домой, к маме, вернуться не могла. Во всяком случае, не сейчас. После всего сказанного Ильей выслушивать мамино «я же тебе говорила!» было выше ее сил. Почти удачей, если в ее сложившемся положении хоть что-то могло называться удачей, оказалось то, что вечером звонила Аленка, приехавшая на выходные.

– Пройдет! – продолжала вещать подружка. – Что ты от мажора хочешь, а? Любви большой и чистой? Так он не умеет. Сама говорила, как познакомились, как он приставал тогда. Получил свое, наигрался и бросил. Гад!

Алиса снова кивнула, глядя в счастливые глаза Геннадия Потаповича. Он всегда излучал оптимизм и точно знал, что надо делать. При любом раскладе. Интересно, что бы он посоветовал, если бы не строил свой корабль за тысячу километров от Петербурга.

– Ален, а ты обратно когда? – спросила задумчиво Алиса.

– Та вечером, когда ж еще… мне на пары завтра. Первую прогуляю, а потом… Слушай, а вместе поехали?

– А можно?

– Ну а чего нельзя? – приподняла бровь Аленка. – Что ты тут теряешь? Потрясающе перспективную работу на заправке?

– Зарплату платят вовремя, – криво усмехнулась Алиса.

– Ну позвони, предупреди, в отпуск попросись, в конце концов! У меня поживешь. А то скиснешь здесь.

Алиса понимала, что скиснет в любом месте, но надо было хотя бы попытаться что-то делать. Или что-то изменить. Пусть это будет смена питерских улиц на московские.

– Новодевичий монастырь посмотрю, – истерично хихикнула она.

На работе, к ее огромному изумлению, отпустили без лишних разговоров на две недели. Разве что Петруня что-то крякнул невразумительное про попавшую под хвост вожжу. Что, впрочем, было недалеко от истины в понимании Алисы.

И уже на следующее утро она варила кофе для Аленки, мечущейся по московской квартире в поисках любимых джинсов.

– А в других никак?

– А в других у меня задница, как у бегемота! – рассмеялась Пиотровская и весело подмигнула.

Подруга старалась. Очень старалась делать все для того, чтобы Алисе было хоть немножечко легче. Болтала о том, куда попрет ее после пар, обещала занять по полной программе. Ныла, что ей нужно срочно придумать себе какое-то занятие. «А когда мы с Игорем разошлись, я себе бровь проколола! – заявила она, будто бы намекая. – Помогло!»

– Признайся честно, что на пары не хочешь, – улыбнулась вслед за ней Алиса.

– Та кто туда хочет? Кроме чокнутых, вроде тебя! Чего поесть – найдешь в холодильнике, короче.

Аппетит отсутствовал. Потому Алиска выбралась из дома почти следом за подружкой. Сначала, не задумываясь, механически шагала в потоке людей, который всегда приводит к остановке или, в ее случае, к метро. Соображать начала только на «Спортивной» – монастырь, будь он неладен! Хохотнула и, спросив первого попавшегося прохожего, в какую сторону идти, потопала в указанном направлении.

Она медленно брела вдоль светлой стены, не глядя на купола и башни. Для этого надо поднимать голову вверх. А наверху было небо. Небо, которым однажды с ней поделился Илья. С тем, чтобы потом отобрать. Пригвоздить к земле так, что не подняться.

Она останавливалась посмотреть на уток, топтавшихся у кромки покрытой льдом реки, тоскливо радовалась, что прохожих в такую погоду совсем немного, торчала у лавок – рисовала пальцем по снегу бабочек…

А вечером торжественно объявила Аленке:

– Я завтра в Пермь уезжаю.

– В какую нафиг Пермь? – взвизгнула подружка и даже подпрыгнула на месте вместе с кастрюлькой, в которой грела суп – на себя и на Алису.

– В уральскую, – улыбнулась она и пояснила: – Вообще-то мне в Иркутск надо.

– Ты чего это? Из-за своего козла, да? Не звонил?

– Не звонил. Я набрала один раз – он не ответил. Не буду больше. Но дело не в этом…

И Алиса, лишь бы не заглядывать в страшное, не вспоминать, лишь бы чем-то занять собственный язык, принялась рассказывать историю своего прадеда, о котором знала мало, но почему-то очень хотелось узнать больше. О бабке в Иркутской деревне. О том, что это далеко и займет время. И что никуда бы не собралась, если бы в рюкзаке не оказался учебник польского.

Она шла в тот момент по улице, названия которой не знала. Но знала точно, что ей просто невыносимо по ней идти. Слишком больно думать и слишком больно дышать. В горле пересохло и очень хотелось пить. На морозе ледяную воду. Она залезла в рюкзак, который таскала за спиной. А там… Василевская Д., Кароляк С. Учебник польского языка.

«Так что скоро поедем в твою деревню Яковскую. Искать польских предков. Свобода, блин», – ясно и четко раздалось в ее голове, и она едва подавила подступившее рыдание. Но решение приняла.

Пиотровская выслушивала. Под суп с соленым огурцом. И ворчала, что ее не интересует Алискин аппетит – а потому пусть ест! Словом, продолжала оказывать моральную и не только моральную поддержку. Лишь под конец выдала:

– С дубу ты рухнула, Куликовская! Хотя в Иркутск лучше, чем ерундой маяться. Может, отвлечешься. Польский прадед!

Но отвлеклись они раньше. Аленка категорически отказалась идти на следующей день в свою академию, потому как есть более важный повод: собрать Куликовскую в дорогу. Были куплены брюки. Пару свитеров Пиотровская выделила из собственных запасов и еще полдня вдохновенно готовила.

«Чтобы не померла с голоду по дороге в свою Сибирь», – глубокомысленно заявила подруга.

Пока она колдовала на кухне, Алиса позвонила маме. Выслушав отчет о здоровье, заботах бабы Зои и намерениях Виталика жениться, она быстро сказала:

– Мам, я если вдруг не позвоню в какой день – не волнуйся. У меня отпуск, поеду Марту Куликовскую искать.

– Опять двадцать пять! – Алиса так и видела, как мать всплеснула руками. – Заняться тебе нечем! А работа? А курсы?

– Это всего две недели.

– Только не говори мне, что ты едешь сама, пожалуйста!

– И не говорю, – быстро ответила Алиса.

– С Ильей своим?

– Ну а с кем же еще!

И поразилась себе, с какой легкостью она врет матери который уж раз в том, что касается Ильи. Алиса понимала, что это не его вина, но причиной, так или иначе, оказывался он. И собственное желание не думать, а потакать чувствам, верить всему, что он говорил.

– Вы с ним оба детский сад! – принялась выговаривать Любовь Михайловна, оседлав своего любимого конька. – Ладно ты, но он уже университет заканчивает! Живут они вместе, как же!

– Вот потому, что университет заканчивает, и не отпускает меня одну, – улыбнулась в трубку Алиса, почти поверив собственным выдумкам.

– Ну ладно, ладно… – пошла на попятный мама. – Я к нему уже почти привыкла… Едете когда?