Текст книги "Идти туда, где ты (СИ)"

Автор книги: Jk Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Каждому свое.

Она поставила перед ним второй стаканчик, на этот раз кофе был с молоком. Илья быстро глянул на нее и придвинул его обратно.

– Я же не буду кофе пить один! – весело возмутился он. – Вдвоем вкуснее.

– Спасибо, – она сделала глоток. – Скоро менеджер придет. Мне работать надо.

– Как придет, так и поработаешь. Все равно тут только я. Утро.

Илья отпил, поморщился – горячий, как он любил – и поднял на нее взгляд. Сейчас свет падал на ее волосы, они отливали легкой рыжинкой, а глаза сделались светлыми, как светлый янтарь. И вдруг он вспомнил, как пытался ее поцеловать несколько недель назад. И правда, хам. Сейчас ему хотелось того же, но не так, как тогда. По-настоящему хотелось. Не на день, не на ночь.

Мотнул головой, улыбнулся, но взгляда не отводил.

И делал вид или действительно не понимал, что ей неловко под его пристальным, изучающим взглядом. Алиса точно знала: если он задержится еще на некоторое время, она обязательно скажет какую-то колкость.

– Мне правда есть чем заняться, – предприняла она новую попытку избавиться от него.

– Я допью кофе и уйду. Честно.

– Спасибо, – проговорила Алиса.

Это было самое искреннее спасибо за сегодняшний день.

– А вечером в кино пойдем?

– Это обязательно?

– Мне – да.

– Тогда без меня.

Он на мгновение замер – улыбка с губ стерлась, нахмурился, подобрался. И мрачно спросил:

– Совсем не хочешь?

– Я сегодня не могу.

– Это тонкий намек, чтобы я отвалил? Или правда не можешь?

– У меня занятия. Проверять будешь?

– Ннет… – он быстро сделал еще глоток из чашки и снова посмотрел на нее, будто бы собирался с мыслями: – Не буду проверять. А завтра? Вставишь меня в свое расписание?

– Только не ужастик.

– И не мелодрама.

– Что остается?

– Детективы, сказки, фантастика.

– Ты смотришь сказки? – удивилась Алиса.

– Я смотрю все, кроме ужастиков и мелодрам.

– Я поняла.

– И я понял, – усмехнулся Илья, допивая свой кофе. В конце концов, слово надо держать!

***

Он бесконечно любил осень. Больше любого другого времени года. Осень любить – банально. Но сезонов всего четыре. Что есть на земле не банального?

В этой – было что-то особенное.

Нет, дело не в том, какими красками наполнились улицы почти в одночасье. И не в погоде, которая в первую неделю октября установилась на редкость солнечная и сухая. И не в небе, которое казалось на удивление высоким и пронзительно синим в те часы, когда туч не оставалось. И не в том, что стало совсем тепло – и летом такого тепла не всегда дождешься.

Наверное, появилось что-то в самом воздухе. Он сделался золотистым и мягким и тянулся грушевым вареньем со вкусом детства. Дышишь – и нельзя надышаться.

Хоть как ни вдыхай.

Ладонь в его руке была крохотной, почти детской. Ему нравилось сжимать ее, чертя пальцем узор на запястье, и тащить за собой, делая вид, что ничего не происходит в это самое мгновение – разве может одно касание что-нибудь значить, когда оно означает все, но и его не довольно?

Иногда он оглядывался и широко улыбался. Потому что самым важным было видеть выражение ее глаз. Краски ее лица. Когда она высоко поднимала голову и смотрела вверх, то ли на аттракционы, то ли на небо. Откуда-то доносилась музыка, которая заставила бы его поморщиться, если бы он вслушался. Мимо него проходил бесконечный ряд звуков, которые совсем не имели значения, когда в руке была ее рука, и можно водить большим пальцем по ее коже.

Он нес какую-то пургу, которая тоже не имела значения. И ловил себя на мысли, что впервые ему хочется слушать кого-то, кроме себя.

Кого-то, кроме себя.

Алису.

Новое чувство. Родилось за неделю. Неделю, что они виделись каждый день. С того самого утра, когда он всучил ей цветок, названия которого даже не знал, со своего подоконника. Но знал точно – ей должно понравиться. Ей не может не понравиться – девушке, которая в ураган прется в форт с рюкзаком и бьет по морде хамов.

Алиса. Вошедшая в его жизнь за несколько случайных встреч. Ему нравилось слушать ее голос, когда она говорила – о чем угодно. Ему нравилось наблюдать, как ее волосы шевелит ветер. Ему бесконечно нравилась гладкость ее кожи на запястье.

Алиса, которая случилась осенью.

– Мороженое не предлагаю! – перекрикивал Илья шум Диво Острова, куда привез ее в это воскресенье вместо турклуба. Парк гудел и вертелся переливами и раскатами сотен людей, среди которых они были двумя точками, держащимися за руки. – Горло будем беречь! Чего тебе хочется?

– Не знаю, -Алиса слегка пожала плечами и в сотый раз оглянулась.

Она была здесь впервые. Хотелось всего и сразу – кататься на аттракционах, выпить чаю со сдобной булкой в кафе, просто бродить по аллеям, держась за руки и слушая рассказы Ильи. О чем угодно. Он умел о самой глупой ерунде рассказать, как о самом важном во всем белом свете. Она не всегда могла отличить выдумки от правды, и ее это смешило. Что вдохновляло его на новые рассказы.

– Колесо обозрения? – он ткнул пальцем в небо. – Или не? Шейкер? Горки? Или установим очередность? Уныло – весело, уныло – весело.

– Давай начнем с колеса, – решила Алиса.

– Тоже верно, а то еще укачает, фиг захочется, – одобрил Илья и, не отпуская ее ладони, потащил за собой.

Билеты были куплены немедленно. Вместе с облаком белой сладкой ваты, врученной Алисе в качестве реквизита и провианта одновременно. Усадив ее в кабинку, Макаров с самым серьезным видом достал фотоаппарат.

– А теперь все. Попала, – совершенно серьезно заявил он.

– Я плохо на фотографиях получаюсь, – улыбнулась она и спряталась за ватой.

– Это потому что не я снимаю! – возмутился Макаров. – Дело почти всегда в фотографе.

– Сам увидишь!

– Ты мне доверяешь? Хоть немножко? Я тебя окатил грязью, чуть не пришиб дверью и подарил тебе самую очаровательную эту... как ты говорила оно называется?

– Гузмания... – она опустила белый шар и посмотрела на Илью. – Между прочим, футболка так и не отстиралась. Любимая.

– Куплю другую, – хохотнул он, сделал несколько кадров, поднял на нее глаза и серьезно спросил: – Сильно тогда расстроилась?

– Приятного мало. Будешь? – спросила Алиса, протягивая ему вату.

– Буду! – он, отщипнув кусок, задумчиво отправил его в рот. Вата была приторно сладкой, неминуемо вызывающей жажду. Но странным образом не перебивающей воздуха этой осени. – А рука хоть цела осталась после двери? А то у меня сейчас приступ самобичевания случится.

– И побежишь покупать новую руку? Успокойся, все со мной нормально, – Алиса завертела головой, разглядывая раскинувшийся под ними парк. Бегали дети, гуляли взрослые, пользуясь хорошей погодой. -Красиво здесь. Весной, наверное, еще красивее.

– Придем весной и проверим. Любишь весну?

– Люблю. И лето люблю, и зиму.

–А осень нет?

– И осень люблю.

– Потрясающе! Улыбнись, а?

Алиса улыбнулась, подождала, пока Илья сделает несколько кадров, а после снова отвернулась. Вокруг было значительно интереснее, чем его попытки запечатлеть ее ничем не примечательную мордашку на фотопленке. Он видел ее нетерпение. Она напоминала ему щенка с горящими глазами, которого впервые выпустили побегать на лужайке. Красивый золотистый щенок. От этого не особенно умного сравнения стало невыразимо весело. Илья чуть сдвинулся и стал фотографировать ее профиль, то как она смотрит на землю, на город, на других людей. Как сжимает в руках палочку от сладкой ваты и держится за поручни. И волосы – сегодня они были распущены по плечам, завивались кольцами и искрились под солнцем – ее волосы, подхваченные ветром, он фотографировал тоже.

– И ничего в этом нет унылого, – сказала Алиса, выбираясь из кабинки, когда они снова оказались внизу, и подняла голову вверх. – Будто в небе побывал.

– Нифига не в небе. Ты с парашютом прыгала когда-нибудь? Вот, где небо.

– Наверное. Но с парашютом я точно прыгать не буду.

– А на самолете летала?

Она отрицательно качнула головой. Илья улыбнулся и снова взял ее за руку:

– Тогда у тебя все будет в первый раз. Это круто!

– Пока не знаю, -Алиса пожала плечами. -Давай еще на чем-нибудь покатаемся, а?

– Горки?

– Горки!

– Тогда предупреждаю, – сделав заговорщицкий вид, прошептал он, глядя ей прямо в глаза, – это тебе не детская каруселька!

– Я примерно представляю.

Горки действительно было трудно сравнить с каруселью с пони и слониками. Провалы были сумасшедшими, углы наклона – вполне себе спорили с законами физики. А первая секция в паровозике и стоила дороже – а ну-ка собственными глазами перед собой видеть все эти виражи. Двойное удовольствие. За которое, и правда, стоит платить. Там они и расположились.

– Если что, за меня держись, – хохотнул Илья, глядя на озирающуюся по сторонам Алису.

Она кивнула, опустила зажим, как показали, но едва вагончик тронулся, крепко вцепилась в поручень перед собой. Первый вираж преодолела, стиснув зубы и глядя куда-то вперед, но при этом ничего не видя. Но уже на следующем спуске весело кричала вместе со всеми, умудряясь оглядываться и от этого визжа еще громче. Подрагивающие коленки почувствовала только когда снова ступила на твердую землю, голова слегка кружилась.

– Я тебя не сильно оглушила? – спросила она Илью.

– Та лишь бы сама не оглохла, – рассмеялся он. – Выше только дельфины.

– Не оглохла. Здорово! Только мало.

– Мало? Еще раз? – он приподнял бровь и усмехнулся одним уголком губ.

– Нет, не сейчас.

– А сейчас что? Есть хочешь? Или пить?

Он удивлялся самому себе. Он не узнавал себя, но узнавал ее. И чувствовал новую для себя радость – радовать кого-то другого. Будто бы существо из другого мира, которое смотрит во все глаза на твой. И невозможно не улыбаться в ответ, глядя на искреннюю улыбку. Мало ли на свете таких девчонок? Нет, немало. Но почему-то именно здесь и сейчас эта – оказалась важнее других.

– Я хочу всего и сразу, – честно призналась Алиса и смутилась. – Я никогда здесь раньше не была. Столько всего! И все интересно.

– Ну, когда я на открытии был, тоже впечатление произвело.

На некоторое время она притихла. Будто бы собираясь с духом. А потом вдруг сама взяла его за руку и сказала:

– Можно тебя попросить не смотреть на меня все время?

Некоторое время Макаров внимательно смотрел на ее макушку. Потом дошло. Посмотрел на ее ладонь в своей. И спросил:

– Стесняешься?

– Мне кажется, будто я на экзамене. И боюсь ошибиться. Сделать что-то не то или не так.

– Ты не на экзамене, – удивился он, живо представив себя с портфелем Францевича и в его очках. От этого стало смешно, но он честно старался не смеяться. Только чуть крепче сжал ее ладонь и повторил: – Не на экзамене... Просто мне нравится на тебя смотреть.

Алиса кивнула, поправила волосы, оглянулась по сторонам и негромко сказала:

– Идем уже куда-нибудь.

– Ну хочешь я целый час на тебя смотреть не буду? Только за последствия не ручаюсь!

– Не пугай меня.

– Сам боюсь!

Потом он фотографировал ее во всех подходящих местах, а она корчила ему рожицы. Они снова катались на аттракционах и валялись на лавочках, голова к голове. Пили не чай, но какао, горячее и вкусное, с пирожными, огромными и сладкими. Безостановочно говорили, иногда одновременно. А вокруг играла музыка, шумел ветер, галдели люди. Все по-прежнему гудело и вертелось, опьяняя безостановочным движением.

Он продолжал смотреть на нее – но только видел теперь в объективе фотоаппарата. Всегда любил снимать. Оказывается, всегда любил – забыл просто. Теперь вспомнил. Если бы можно было запечатлеть на фотографии звуки и запахи. Но даже свет и цвета – уже много.

Вечерело. День отпускать не хотелось. Очень многое можно отпустить, но только не этот день. Сделав очередной щелчок фотоаппаратом, Илья поднял глаза от него к Алисе и, подмигнув, спросил:

– Давай еще по городу пройдемся, если ты не устала?

– Давай, – согласилась она и улыбнулась. – Мне б только не сильно поздно домой вернуться.

– Слушай, я тебя забрал? Забрал. Я тебя и домой верну. На машине быстро.

– Просто мама...

– Что мама?

– Ну то и мама, – вздохнула Алиса. – А у нее сердце.

– Алис, я очень полезен для сердца, правда! И я же не прошу нас знакомить, если ты из-за этого переживаешь. В десять дома будешь. Не поздно?

– Ты обиделся?

Конечно, он не обиделся. Связался с девочкой, не факт, что совершеннолетней, терпи. Мам. пап. бабушек, капризы и неопытность. «Поэтапное обучение», -полыхнуло в голове голосом Логинова. Тогда это выбесило, сейчас казалось глупостью. Алиса смотрела на него и ждала ответа. Как можно обижаться на эти глаза?

– Пока я тебя ужином не накормлю, все равно никуда не поедем, – легко сказал он.

– Так что прогулка, ужин, а потом домой. Договорились?

–Да, – торжественно кивнула она с видом отличницы-активистки.

– Ну вот и нечего, – выдохнул он и быстро «клюнул» губами ее нос. И, ничего не говоря, потащил к выходу из парка.

Для Алисы, впервые не только оказавшейся в «Диво Острове», но и попавшей в водоворот совершенно новых для нее чувств и ощущений, день пробегал неумолимо. В то время как хотелось, чтобы он был бесконечным. Ей нравилось все: кататься на каруселях, ужинать в бистро, гулять по городу, чувствуя, как его пальцы гладят ее ладонь. Илья водил ее по улицам и переулкам, теперь уже почти не фотографируя. Стало совсем темно, и город заманивал своим фантастическим видом, отвлекая от привычных забот. Неспешно бредя по очередной набережной, вдоль темной ограды под желтым светом уличных фонарей, они все больше молчали, прислушиваясь к ночным звукам и плеску воды. Пока перед ними белой громадой не появились два льва, восседавших на пьедесталах у начала моста и сосредоточенно глядящих на своих собратьев с другой стороны канала. Илья довел ее до середины и остановился, взявшись одной рукой за перила. Посмотрел на Алису – теперь без объектива, настойчиво, жарко, как никто никогда на нее не смотрел. Улыбки на его лице больше не было. Напротив, он казался задумчивым, что так мало на него походило – во всяком случае, такого, каким его знала она до этого дня.

– Алька, – шепнул он. И наклонился к ней, обжигая ее губы своим дыханием.

В ярком свете фонаря, под которым они остановились, она ясно видела лицо Ильи.

Совсем близко от себя, глаза в глаза, губы в губы. Алиса сделала глубокий вдох, почувствовав его запах, и качнулась к нему. Первое прикосновение было кратким, на одно мгновение, на одно дуновение ветра. А потом его ладони коснулись ее спины, он притянул ее ближе, крепче, обнимая впервые. И впервые целуя. Его рот прижимался к ее нежно и настойчиво одновременно. Илья чуть вздрогнул, губы его раскрылись, и он осторожно, будто боясь спугнуть, скользнул языком по ее нижней губе. Зажмурившись, Алиса обняла его за шею. Почувствовала, что ей стало жарко, несмотря на ветер, холодивший ладони и щеки. Улыбнулась и распахнула губы навстречу его поцелую. Он знал, что она улыбается. Ощущал каждым сантиметром кожи – словно бы эта улыбка исходила от нее волнами, согревая его. Он забыл, где они, что они делают здесь. Он видел только пушистые ее ресницы и длинные тени от них на веках. Узнавал ее вкус, даже не понимая того, что это единственное, что имеет значение в эту самую важную на земле минуту. Сердце билось где-то под горлом, но, может быть, ему только казалось, что сердце. Перестав ощущать время, они ощущали друг друга.

Потом, когда поцелуй оборвался, он прижался лбом к ее лбу, и снова коротко выдохнул:

– Алька...

– Меня никто никогда так не называл, – шепнула она, не отстраняясь. Ей нравилось обнимать его, и нравилось чувствовать себя в его руках. И так отчаянно не хотелось домой.

– Можно я буду?

– Можно... тебе можно...

Илья улыбнулся, прижал ее к себе, зарылся лицом ей в волосы и тихо

пробормотал:

–Алька...

А потом целовал ее снова. И ему тоже не хотелось домой.

***

Неделя миновала. Сумбурная и странная. С недолеченной простудой, с внезапной командировкой в Калининград вместе с шефом. С неожиданным открытием – а он скучает.

Понял это как-то сразу быстро. На третий день переговоров, когда гулял под руку с какой-то девицей, подцепленной в администрации «Янтаря» – то ли секретаршей, то ли стажеркой. Она обняла его за шею, напрашиваясь на поцелуй, он сомкнул пальцы у нее на талии. И вдруг подумал, что ничего здесь и сейчас не хочет. Хочет дома. Хочет Алису. И ему совершенно все равно, есть ли ей восемнадцать, что он запал на нее в игре, и что там еще бог знает сколько времени ходи и бойся дышать, а тут можно получить хороший секс без обязательств и отрыва от производства.

Нет, к секретарше он поехал. Командировка все-таки.

Но в Питер возвращался, определив для себя ближайшие планы.

Логинов четко уяснил для себя одну простую штуку: можно сколько угодно плыть по течению, но рано или поздно придется расставлять приоритеты. И, возможно, однажды он скажет Макарову спасибо за эту игру.

В общем-то, именно «спасибо» и именно Макарову себя долго ждать не заставило.

Прилетело, откуда не ждал.

На следующий же день по приезду, не предупреждая, ломанулся на Дорогу жизни, к Алисе. В этот день она должна была работать – график он успел выучить. На соседнем кресле примостилась маленькая янтарная сова, привезенная как сувенир из Калининграда. Положено везти янтарь. Понравится ли ей – вопрос, которым он пока не рискнул озадачиться. Со временем будет знать, пока остается угадывать. Вчерашние школьницы любят безделушки.

Радио весело трещало что-то до боли знакомое. А он возмущался дождем. Дождь был прохладный, тянул за собой теперь уже настоящую осень. Говорили, что в Питер на прошлой неделе вернулось лето. Никита не застал, зато застал сырость.

Добравшись до АЗС, вышел из машины, накинул на голову капюшон куртки и направился к зданию. Не дошел. Остановился. Витрина запотела изнутри, размазывая картинку действительности. Она теряла ясность, очертания и четкость.

Но одно он видел точно.

На стуле у стойки устроился Макаров, подперев ладонью подбородок. И что-то говорил. Улыбался он или нет, Никита не разглядел. А еще он разглядел Алису.

Она сидела напротив Ильи, точно так же подперев подбородок. И Логинов хорошо видел, что она улыбается. Смотрит и улыбается так, как никогда не смотрела и не улыбалась возле него.

«Жрать ты сегодня будешь на заправке. Закажешь хот-дог и колу. И общнешься с девчонкой на кассе». Эти слова, сказанные в шутку каких-то несколько недель назад, сейчас словно бы снова были произнесены громким и четким голосом Макарова.

Они не замечали его. Где им было его заметить за стеклом, на которое они даже не оглядывались? Они друг на друга смотрели.

Ник сглотнул, медленно развернулся и пошел к своей машине. Соображал медленно. Как-то сразу все стало ясно, но осознание никак не приходило в полной мере. Вертел в голове события вечера, когда было поставлено новое условие в их игре. И сопоставлял с увиденным. Пытался разобраться, зачем. Что это было? Для чего?

И пытался понять, чего добивается Макаров. Его проигрыша? Не макаровский метод. На него не похоже.

Ждать пришлось недолго. Полчаса спустя Илья выскочил на улицу и бегом, приподнимая воротник, ломанулся к своей машине. Недолго думая и, кажется, впервые поддавшись импульсу, Логинов выскочил из своей. И перехватив Илью, зло сказал:

– Отъедем?

Макаров быстро глянул на витрину, оценивая вероятность того, что Алиса видит их сейчас. Перевел взгляд на Ника.

– Отъедем, – согласился он, одернул руку и направился к собственной машине. -Впереди шиномонтажка есть. Там тормозну.

– Шоумен, – ухмыльнулся Логинов.

–Допустим, – пожал плечами Илья и скрылся в бумере.

Сорвался с места. У него было несколько минут, чтобы решить, что теперь делать. Неделю не думалось. Е сущности, следовало ожидать. Зато объясняться придется. И надо было раньше. Но все же не думалось. Ник уехал. Было не до того. Было ни до чего. Забросил универ, забыл фамилию Францевича, у родителей почти не появлялся. Утро начиналось со звонка Алисе. Звонками ей заканчивались и вечера. И виделись каждый день – либо на заправке, либо ездили гулять, либо подвозил домой. Хотел целовать ее до шума в ушах и головокружения. И совсем не хотел думать о том, что делать дальше.

А думать рано или поздно пришлось бы. Потому что сам ввязался в эту чертову игру.

Шиномонтажка показалась впереди, Илья перевел дыхание. Свернул на обочину и затормозил. Выбрался из машины.

Следом за ним припарковался и Никита. Минуту сидел, давая себе возможность успокоиться. Наконец, вышел и подошел к Илье.

– Ну и что сие означает? – скривив губы, задал он вопрос, который крутился в голове раз за разом.

– Ты же сам все видел, – медленно ответил Илья. – Мы встречаемся, Ник.

– Где ты, а где встречаемся, Макаров, – хохотнул Никита. – А меня ты для чего приплел? Для остроты ощущений? Прыжки с парашютом уже не вставляют?

– Да при чем тут?.. – вспыхнул Илья и опустил глаза. Выглядел он виноватым. Да и чувствовал себя виноватым. – Глупо приплел, признаю... Давай закончим на этом. Это не из-за игры, ты не продул, это я залажал.

–Да мне похрену! И игра твоя похрену. Я не отступлюсь.

– От чего не отступишься?

– От кого, идиот! От Алисы.

Илья хотел что-то ответить, но запнулся. Помолчал. Смотрел на брата и лучшего друга, медленно переводя взгляд с его сжимающихся и разжимающихся пальцев на лицо – замкнутое, холодное, злое. Ему редко доводилось видеть его таким. Может, разве что еще подростком. Обычно это Макаров петушился. Логинов успокаивал.

– Я тоже не отступлюсь, – негромко ответил Илья. – Да, это я тебя втянул, но я тогда еще не знал, что это глупость... Она мне нравится.

–Мне тоже.

– Круто. Так, может, подеремся?

– И что это изменит? – усмехнулся Ник.

– Не знаю, – Макаров задрал голову и посмотрел на небо. Дождь даже не думал заканчиваться. Капли били по лицу, но не остужали. Голова будто пылала. Вздрогнул и мрачно посмотрел на Логинова. -Дебильно, да?

– Дебильно, – Никита помолчал некоторое время, не отводя взгляда и обдумывая варианты собственных поступков и слов. Игра, бесконечная игра между ними. Сейчас напоминало шахматную партию. Дебильную шахматную партию. Чей цугцванг на доске? Наконец, так же мрачно, как и брат, сказал: – Пусть Алиса сама выберет.

Илья подобрался и напряженно сцепил руки на груди.

– Хорошо, пусть выберет. Так честно. Но, Ник, ей ни слова про нас.

– Не до конца такая честность, не находишь?

– Нахожу. Ну, допустим, скажешь ей. Дальше что? Хоть у одного шанс останется? Ты ж не лучше – ты повелся.

– Ладно, – согласился Ник. – Тогда я обратно на заправку.

– Ну удачи, – криво усмехнулся Илья. – Я здесь буду. Если ты вернешься, значит, отшила. И у меня руки развязаны.

– Да пошел ты! – Логинов развернулся и. хлопнув дверцей, резко рванул с места. Илья заставил себя стоять, хотя, несмотря на собственные слова, первым порывом было мчаться следом. Не спеша, почти вынуждая самого себя немного медлить, направился к машине. Заперся в салон, врубил радио, чтобы хоть немного перебивало мысли. Не спасало.

Сдерживаться было непривычно. Ему, который никогда не умел держать себя в узде. Что-то горячее и буйное в нем требовало выхода – хоть шины пинай – но этого он тоже не делал. Потянулся в карман. Достал сигареты и зажигалку. Прикурил. Затянулся. Сигаретный привкус впечатывался в язык, оставляя горечь. Пальцы выбивали дробь по коже руля. Но это было безотчетно, этого не понимал. Ощущал лишь мучительный страх. Ему еще никогда, ни разу за время его недлинной, но веселой и легкой жизни не приходилось так зверски бояться. Он боялся потерять Алису. И не был уверен, есть ли она у него сейчас – есть ли кого терять? Зависимость от нее, которую он начинал испытывать, пугала тоже. Но в разы меньше, чем страх остаться без нее. И именно сейчас.

Недооценивать Логинова – глупость. Он всегда знал, что делал. И если Илье она съездила по морде в свое время, то с Ником ходила в поход и счастливо распивала кофе. Он ей нравился. Когда он того хотел, нравиться умел. Так что может оказаться сильнее? То, что у самого Ильи вызывало шквал эмоций каждый раз, когда он просто касался ее руки. Или то, что происходило у Алисы с Логиновым?

Это от него не зависело. Это зависело только от Альки. И потому тоже было страшно. Вдруг она ошибется. Люди же ошибаются.

Илья снова сглотнул, выбрался из машины. Побрел искать урну возле шиномонтажки. Не нашел, бросил окурок куда-то под ноги. И снова стал с усилием удерживать себя на месте. Холодало. Очень холодало, но и холода Илья не ощущал.

Потому что время шло, а Никита не возвращался.

Потому что он говорил там с ней. Уговаривал. А возможно, целовал – если она позволила. Она могла позволить? Могла?

Илья зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. После дня на Диво Острове, который они провели вместе, после первого поцелуя на Львином мосту после того, какое небо вдруг оказалось у них на двоих – разве могла?

Все разбивалось в прах о единственный довод.

Тогда не было Логинова. Теперь Логинов появился.

И винить во всем, кроме себя, некого.

– Идиот, – процедил сквозь зубы Макаров, сплюнул, глянул на часы. Сорок минут. Вроде, сорок. За это время можно было все решить? Наверное, да.

Вопрос: готов ли он принять все, как обещал?

Да черта с два готов!

Это как удар под дых. Даже еще хуже. Илья негромко ругнулся и повернулся к машине. Куда ехать – не знал, не представлял. Хуже всего, что пришла уверенность – сейчас он вернется на гребанную заправку. Потому что не может туда не вернуться.

Его метания прервал шорох шин по мокрому асфальту, показавшийся Макарову самым громким звуком, что он слышал в жизни. Никита остановил машину рядом с братом. Выходить не стал, опустил стекло и медленно проговорил:

– Если ты ее обидишь, клянусь, прибью.

Отвернулся, нажал на газ, и колеса жалобно скрипнули разлетевшимся гравием обочины.

Все вокруг гремело, ревело, кричало, сверкало разноцветными лучами и мелькало изображениями на огромных экранах.

Находиться внутри постоянно движущейся толпы – в такт музыке и просто в перемещении с места на место – было непривычно. Ново. И даже страшно.

Алиса опасливо оглядывалась по сторонам на приплясывающих соседей, тесно прижималась к Илье и совсем не думала, что с такой «ношей» среди людей она не оставляет ему возможности маневра. Она вообще не думала. Происходящего на сцене ей было не видно, поэтому пыталась смотреть на экраны, по-прежнему крепко держась за Илью. Но слышно было хорошо. Более чем! Алисе казалось, что к концу этого действа, она наверняка оглохнет.

Наивная! Уже сейчас, выведи ее на улицу со стадиона, в голове будет та еще какофония.

В какое-то мгновение, Макаров прижал ее к себе крепче и так, вместе с ней, ломанулся вперед, ближе к сцене. Косились на них без особого восторга, кто-то даже шипел в спину. Но глаза горели – было не до того.

До сцены оставалось еще метров десять, когда стало ясно, что ближе не подойдешь никак. И пришлось остановиться.

– Ты как? – прокричал Алисе Илья.

– Нормально, – шевельнула она губами, не представляя, услышал он или нет.

– Здесь хоть немного лучше видно? -Да нормально, правда!

– Тебе хоть нравится?

– Нравится, – быстро закивала она.

– Да? – недоверчиво спросил он, но тут же улыбнулся – чудо, что она вообще согласилась ехать на этот фест. В Москву на три дня. Думал, не поедет.

Что еще ему оставалось делать, если уговаривать пришлось долго и упорно? Сначала Алиса просто отнекивалась, потом принялась отмазываться мамой, работой и дальностью поездки. Илья потратил не один день, чтобы однажды услышать от нее: «Кажется, у меня получится». Этому предшествовали переговоры с Танькой относительно подмены. Подружка сообщила, что за два дня Алиска будет должна ей три.

Сложнее было с мамой. Сказать правду, что на несколько дней собралась в Москву с парнем, которого Любовь Михайловна в глаза не видела, но, безусловно, была наслышана от бабы Зои, оказалось не вариантом. Пришлось воспользоваться запрещенным приемом.

«Мам, я на день рождения в Москву съезжу?» – спросила она с порога однажды вечером, вернувшись с работы.

«Как это – съезжу?» – удивилась мама, отвлекаясь от швейной машинки. Строчить перестала, зато стало слышно сериал, который шел в телевизоре фоном.

«На поезде, как все».

«Алиска!» – возмутилась мать.

«Ну мам!.. – она подошла к Любови Михайловне и обняла за шею, – ну пожалуйста.

Погуляю. День рождения ведь, праздник».

«Праздник, – согласилась мама скорбным голосом. – В том-то и дело!

Восемнадцать лет. Я думала, посидим вместе. Виталика позовем, каких-нибудь твоих подружек... А тебе-Москва. Чего ты там не видала?»

«Новодевичий монастырь», – не моргнув глазом, ответила Алиса.

Мать закашлялась, сердечный кашель в последнее время часто ее одолевал. Но сейчас он быстро перешел в смех. Она подняла глаза на дочь и, продолжая смеяться, выдохнула:

«Совершеннолетие в монастыре-даже как-то символично!»

«Значит, можно, да?»

«С кем?» – вопрос был задан со всей серьезностью, очень неожиданной после смеха.

«С Аленкой Пиотровской. Она ж в Москву поступила».

«Остановишься где? У нее?» – продолжала Любовь Михайловна учинять допрос.

«Конечно. Где же еще? Ехала бы я, если бы ночевать было негде. А так погуляем.

Может, в какую усадьбу съездим. Погоду хорошую обещают»,

«А этот твой... про которого шифруешься... едет?»

«Я не шифруюсь», – вспыхнула Алиса.

«Ладно, ладно! – отмахнулась мать, что на сей раз звучало как разрешение. – Но смотри мне, Алиска!»

«Ага! – весело откликнулась дочка. – Обязательно».

Словом, запрещенный прием подействовал. Мать поездку не одобрила, но и не запретила. Хотя до последнего вздыхала – вдруг дочь передумает. В день отъезда попросила только:

«Ты, когда приедешь, все-таки со знакомством не тяни, а то отпускаю бог знает как».

Алиса пообещала, и теперь, стоя рядом с Ильей почти под самой сценой и не к месту вспомнив о своем обещании, поглядывала на него в предположениях, согласится он встречаться с Любовью Михайловной или нет.

– Мама хочет с тобой познакомиться, – неожиданно крикнула она.

Илья, который до этого воевал с каким-то чуваком за то, куда поставить ногу, замер и перевел взгляд на Алису. Народ колбасился. Его колбасило тоже. До этого мгновения. Включили прожекторы, и Алькино лицо выхватил луч света. Почему-то подумал, что она очень красивая, будто увидел что-то, чего не замечал. И сказал:

– Ну и хорошо.

– Правда?

– Проще будет тебя из дома вытаскивать!

Алиса улыбнулась и вдруг вскрикнула. Отлепилась от Ильи, подпрыгнула, чтобы увидеть сцену. И заверещала:

– Я обожаю эту песню!

Илья ошалевшим взглядом посмотрел на нее, потом туда, где уже отрывалась «Эпидемия», а вместе с ней отрывалась толпа. И, кажется, оторвалась Алиса. Когда Самосват дошел до припева и выскочил на небольшую площадку, уходившую подиумом вперед, в зрителей, она сперва взвизгнула, а затем принялась старательно подпевать: