Текст книги "Идти туда, где ты (СИ)"

Автор книги: Jk Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– За мой счет? Меня в жернова?

– Выживешь! – зло сказала Алиса. – Это не больно. Потом даже привыкаешь!

– А ты вечная жертва! Вокруг все должны, да?

– Я освобождаю тебя от долгов. Что тебя опять не устраивает?

– Я тебя люблю!

– А я никого не люблю. И мне это нравится!

– Алиса!

– Что?!

Логинов вздрогнул и выпустил ее из рук. Гнев, из которого сейчас был сплетен каждый его нерв, образовывал дикое полотно, обвивающее тело. Ногой отбросил Алисин чемодан, выдохнул:

– Сука! Сдохнешь тут, поняла!

И бросился к выходу. Вслед ему раздавался ее веселый смех. Этот смех звенел в ушах, доводя до исступления. Логинов долбанул по двери, хлопнул ею и повернул ключ в замке. У хозяина дома был бзик. Понаставил замков во всех комнатах. Придурок.

– Тут будешь! – снова заорал Никита и приник к двери, чувствуя абсолютное бессилие. Едва ноги не подкосились. Только дрожь и слабость, как после физической нагрузки. А она там, за дверью, все еще смеялась. В то время, как он был способен лишь колотить по стенам и орать от боли. Будто бы с него сняли кожу, а теперь отделяли мясо от костей.

Он резко развернулся и напоролся взглядом на Соньку. Глаза огромные. Смотрит испуганно, дико. Раз в жизни видел такие глаза. Когда Макаров говорил об Алисиной смерти. Больше не довелось.

Девочка стоит. Молчит. Глядит на него в упор. Подбородок подрагивает. Но не спрашивает, не бросается к нему, не просит.

Все, о чем он может думать в эту минуту, это о том, что она – не его. Но не это страшно Страшнее осознание, что никогда и ничего не было его. Отец и мать, которых он любит больше собственных, – отец и мать Макарова. И он желает себе этих отца и мать. Друзья, с которыми он провел юность, – друзья Макарова. И он хочет себе этих друзей. Женщина… женщина, которую он держит в своем доме, – женщина Макарова. И он не знает, как ему жить без этой женщины.

Жизнь, которую он ведет, – жизнь, отобранная у Макарова.

У Макарова, у Алисы, у этой девочки, глядящей на него так, что сердце замирает.

Девочки – с чужими глазами, но такими знакомыми. Родными.

Логинов хрипло выдохнул. Долбанулся затылком о дверь. Снова развернулся к замку и повернул ключ, открывая.

В игре

***

Кабинет пропах сигаретным дымом. Каждый закоулок, каждая щель, каждый сантиметр поверхности мебели и стен – все впитывало в себя запах крепких сигарет, которые вот уже вторые сутки смолил здесь Макаров. Дома он не ночевал. Спал тут же, на диване. Отговаривался тем, что работы много. И действительно – кто ищет, тот найдет. Стол был завален документами, до которых еще месяц назад руки не доходили. Отделы стояли на ушах.

И самый кошмар – ни минуты это не позволяло забыться.

Он представлял собой странное зрелище. Взъерошенный, заросший, в мятой рубашке, в которой, видимо, и провел эту ночь, в джинсах. Очки тоже валялись где-то среди завалов, но Макаров их даже не пытался найти. Он вытряхивал пепел и сигареты из пепельницы в урну и хрипловатым, как с простуды, голосом спрашивал Нину, сидевшую напротив и принюхивавшуюся к аромату из чашки, принесенной минутой ранее Алёной:

– А тебе разве можно кофе?

Собственно, кофе Нина и попросила – и для себя, и для него.

– Ты мне не врач и не муж, – отмахнулась она.

– Я тебе друг. Иногда это даже важнее.

– Ты серьезно? Тогда замечу тебе, что офис – не самое подходящее место жительства.

– Да не могу я дома! – взвился Макаров, но тут же погас. Собственное возмущение заставило почувствовать в висках пульсирующую боль. – Можешь не беспокоиться. Еще день, может – два. Свалю в отпуск.

– Какой еще отпуск? – глаза Нины стали круглыми от удивления.

– Обыкновенный. Как у нормальных людей.

– Вот именно сейчас…

– А что тебя именно сейчас не устраивает? Я десять лет тут пашу безвылазно.

– И что же ты собираешься делать во время своего неожиданного отпуска?

– Отдыхать от работы.

– Во Вроцлаве? – съязвила Нина.

– Ну, допустим. Красивый город, кстати.

– И кстати допускаешь провести отпуск с ней? Она мучила тебя двенадцать лет, продолжает сейчас! Сколько можно?

Макаров поморщился, сделал глоток кофе и посмотрел в окно. Стало тихо. Где-то в приемной раздавались шаги, и сейчас их стало слышно особенно четко. Илья вдруг представил себе свою жизнь, как частокол пройденных дат и событий. И черт его знает, как бы оно все сложилось, не будь Алисы. И черт его знает, как бы он жил, если бы не любил ее. Четкое осознание, что вот сейчас, именно сейчас, в эту минуту он любит ее, не было неожиданностью. Оно было закономерно. Макаров ненавидел собственный фатализм, но факт остается фактом – он ее любит. Всю жизнь любил.

Илья снова обернулся к Нине и мрачно подумал, что вот с этой женщиной у него вполне могла бы быть счастливая семья, дети, какое-то будущее. А оба как неприкаянные.

– Справедливости ради, – заметил он, в конце концов, – она меня не мучила. Она просто жила. Так что не перекладывай на нее всего.

– Она могла хотя бы сообщить. Или пригласить на свадьбу, – зло выпалила Нина. – И ты бы жил, как все нормальные люди, а не цеплялся за прошлое.

– Она ничем не была мне обязана. И все решения я всегда принимал сам.

– Оглядываясь на нее! Одна твоя квартира в Кузнечном чего стоит. Жить – не живешь, ремонт не делаешь. Музейный экспонат!

– Добрый день, – раздалось от двери резко и громко.

Макаров вскинулся, взгляд его метнулся ко входу в кабинет. Проглотил резко подскочивший к горлу ком. Кадык задвигался. Илья выпрямился в кресле.

Так же выпрямилась и Нина.

– Вы же уехали! – не сдержалась она.

– И приехала снова. Здесь рядом, три часа лёту, – Алиса прошла к столу, по-хозяйски отодвинула один из стульев, села и спросила у Нины: – Кофе можно?

На пороге нарисовалась возмущенная Алёна и застыла с самым воинственным видом.

– Я предупреждала, что у вас Нина Петровна, – проговорила сторожиха.

– Хорошо, Алёна, – ответил Макаров, обнаружив, что голосом владеет нормально. – Сварите еще кофе для Алисы Владимировны.

– Сильно помешала? – поинтересовалась Алиса теперь уже у Ильи.

– Нет, – усмехнулся он, пристально глядя на нее, и, не оборачивая головы, добавил: – Мышь, договорим потом.

Нина негромко хмыкнула и поднялась.

– Хорошо, Илюш, – сказала она, прежде чем выйти. – Потом…

«Потом» в их случае означало, скорее всего, «никогда». И оба понимали это. Да, он действительно собирался ехать во Вроцлав – к Алисе. Добиваться, просить, разговаривать, пытаться достучаться и быть услышанным. Да, Мышь действительно хотела за него замуж. Давно. С самой юности. И все мужчины, проходившие сквозь нее, были лишь тенью Ильи Макарова.

Уголки ее губ чуть приподнялись. И она оставила кабинет, прикрыв дверь и за собой, и за Алёной.

– Ну, добро пожаловать… опять.

– Соскучился? – спросила Алиса, откинувшись на спинку стула и глядя в сторону Макарова, но мимо него.

– Ты, судя по всему, точно соскучилась. С самолета в офис. Приехала контракт перед носом рвать?

– Не дождешься! Сделаю я тебе твои башни, – она усмехнулась и посмотрела ему прямо в глаза. – Я играть приехала.

Его бровь приподнялась, но это было единственным, что выдавало его недоумение. Он перегнулся через стол так, что его лицо оказалось прямо напротив ее, и руки уперлись в столешницу.

– В шашки? – мягко спросил он.

– Ну тебя же всегда другая игра забавляла!

В его лице вспыхнуло понимание. Явное, открытое, болезненное. И тут же исчезло, едва он усилием воли его скрыл.

– Не так уже и всегда, – ответил Илья.

– Нюансы меня не интересуют, – рассмеялась Алиса.

– Тогда что тебя интересует? – завороженный движением ее губ, спросил он.

– Игра!

– С кем?

– С тобой.

– Со мной у тебя может быть работа, секс или семья. Выбирай, что больше нравится.

– Я выбрала. Игру. Боишься?

– Чего?

– Что я выиграю. Ты же не проигрываешь, да?

– Никогда.

– Значит, боишься.

– Я не боюсь! – Макаров вскочил из-за стола, обошел его и оказался возле Алисы. Аромат ее духов, прорывавшийся сквозь толщу сигаретного запаха, как будто проникал под кожу, смешивался с лимфой и кровью и становился частью его самого. – Я уже очень давно ничего не боюсь, Алиса. Так что играть со мной рискованно. Ты не растаранишь.

– Откуда тебе знать? – она подняла голову и вязким взглядом посмотрела на Илью. Взглядом, разрешающим всё.

– Я тебя знаю.

– Ты меня не знаешь, – медленно покачала она головой.

– Ты правда так думаешь?

– Я вообще об этом не думаю, – Алиса снова смеялась. Смех бился внутри нее, вырываясь наружу рваными грудными звуками. – Мне в сущности все равно.

Этот смех, едва ли смех – крик о помощи, отдававшийся в нем, стал последней границей, разделявшей их. И ее оказалось легко снести. Макаров наклонился, властно схватил ее за плечи и вынудил подняться. Провел ладонью по спине, будто бы пытался заставить расслабиться, но понимал, что она близка к истерике. И ничего не поможет. Если тонуть, то только вместе.

Быстро нашел ее губы, провел по ним своими, и его горячее дыхание с привкусом кофе и сигарет опалило ее прохладную кожу.

– И давно тебе все равно? – тяжело проговорил он.

– Всегда, – ответила Алиса, не раздумывая, и впилась в его губы поцелуем – жарким и незнакомым.

У них все было из холода в жару. Давно. Всегда. Всего лишь вход в новый цикл. Но эта цикличность однажды могла убить обоих. Макаров прижал ее к себе – жестко, почти жестоко, ощущая ладонями ее ребра под тонким шелком. И зная почти наверняка, что ей может быть больно. Рука его поднялась выше, нашла грудь, сжала крепко, пока язык проникал в ее рот все глубже. Она захотела игры! Игры с ним! После всего ей захотелось игры, ставки в которой будут так высоки, что едва ли она сама выдержит. Как и этот поцелуй теперь – выдержит ли она.

Он тесно прижался пахом к ее бедру и свободной рукой обхватил талию, будто бы сдерживая, не давая вырваться, даже если она захочет. Потом медленно отвел в сторону голову и с пьяными глазами человека, не спавшего несколько суток, но теперь будто попавшего в состояние полусна-полубреда сказал:

– Всегда есть риск заиграться.

– Ты еще можешь отказаться, – заговорила Алиса негромко, с акцентом, растягивая слова, обволакивая глуховатыми звуками. И прижималась к нему всем телом, упираясь руками в столешницу. – Но это будет значить, что ты проиграл.

Он подхватил ее под бедра и посадил на стол. Приблизился вплотную. Нырнул ладонью под короткую юбку, открывающую колени, пробежал пальцами по внутренней стороне бедра, по холодной шелковистой коже, добрался до ткани белья и накрыл ее рукой, ощущая, как там, под тканью, горячо. Из холодного в горячее. Снова.

– Я выиграю, Алиса, – рассмеялся он, но глаза его опасно блестели. – В этой игре точно.

И его пальцы сдвинули резинку и коснулись клитора.

Она вздрогнула и отдалилась. По-прежнему не касалась его руками. Смотрела неотрывно и глубоко дышала, принимая его пальцы. Двинулась навстречу, подчиняя ритму своих движений. Замерла и откинула голову.

– В рефери будет только Алёна, или Нину Петровну тоже пригласим? – наполнила она звуком своего голоса кабинет. От этого звука деться было некуда. Макаров быстро отстранился. Уголки губ его упрямо опустились, подбородок выдвинулся вперед – тоже упрямо. Взъерошенный, уставший, упертый – он был и похож, и не похож на себя двенадцатью годами моложе. Резко развернулся и направился к двери, повернул замок. Снова посмотрел на Алису.

– Вести счет будем сами. Я тебе доверяю.

– Я тебе не доверяю!

– Тогда считай сама.

– Так и сделаю!

Алиса легко соскочила со стола, оправила блузку и, как ни в чем не бывало, направилась к двери из кабинета, чтобы уже на середине комнаты столкнуться с ним, двинувшимся навстречу. В следующее мгновение она была уже обхвачена его крупными руками, ощущая шероховатость ладоней, волоски на предплечье, открытом закатанными до локтя рукавами рубашки, подхвачена куда-то вверх, а через мгновение опущена на диван. Пальцы его быстро пробежали по ее одежде, расстегивая пуговицы. И снова его жесткие губы оказались на ее теле. Всей кожей она ощущала его щетину – странно колючую и мягкую одновременно. Он быстро сдвинул в сторону кружево бюстгальтера, коснулся груди языком, очертил им ее абрис, достигнув вершины соска, и только потом поднял глаза к ее лицу.

– Что я получу взамен?

– А что ты хочешь?

– Тебя. Хотя бы пока длится игра.

– Здесь? На этом диване? Как девку? Которых не считают? – смеялась она. – Сколько ты доплачиваешь своей Алене, чтобы она не обращала внимания на звуки? Или она берет натурой?

– Оклад и премиальные, – в тон ей смеялся Макаров. – И не только здесь. Везде, где я захочу, ясно?

Ее смех резко оборвался. Мгновение она смотрела ему в глаза. В ее взгляде разрушалось все человеческое, что она сохраняла в себе долгие дни собственного существования. Столкнув его с себя, Алиса вскочила, сорвала рубашку, юбку, белье.

– Бери!

Больше он не говорил и не думал. Дальнейшее было похоже на чертовы горки, на которых они катались годы назад на Диво Острове. Алиса снова оказалась под ним, он подминал ее под себя, не желая пропустить ни миллиметра ее тела. Живого, теплого тела, которого он желал и которое желало его. Она была влажной и горячей, отзывалась на его прикосновения, судорожно сжимаясь у его рук.

На пол летела его одежда. И раскаленный, несмотря на кондиционер, до предела воздух касался теперь уже его кожи.

Он изучал ее заново. Поспешно, отчаянно, будто бы могло не хватить времени, хотя знал, что времени у него сколько угодно. И все же терпения не оставалось.

Когда-то давно, в Мюнхене, когда он знал, что она мертва, на других женщин долго не мог смотреть. У него не было секса больше года. Тошнило от одной мысли быть с кем-то, тошнило от омерзения к себе. Просто тошнило, грудь разрывало от тошноты. А потом слетел с катушек. Набухался, снял проститутку. Случилось или не случилось – утром уже не помнил. Но ощущение гадливости осталось навсегда. Оно было одним из символов возвращающейся жизни.

Чушь!

Он возвращался к жизни теперь. В эту минуту.

Был злым, запутавшимся, уставшим, но живым!

Потому что жила и она. Под его пальцами, в оболочке этой уставшей истерившей женщины жила она, его Алька!

Это ее губы он терзал злыми поцелуями, это ее грудь сжимали почти до боли его руки, это ее тело принимало его. Раз за разом, когда он вколачивался в нее в диком ритме, а потом почти полностью выходил. Это она кричала, отзываясь на каждое его движение, царапая ногтями кожу дивана, кусая его губы. И это она позволяла пользоваться собой, как игрушкой. Которой будет все равно, поставят ее за стекло или сломают, чтобы посмотреть, что у нее внутри.

Потом он окончательно потерял над собой контроль. Задергался на ней, в ней, чувствуя, как сводит все тело. Слышал собственный голос, присоединившийся к ее крикам. И понимал, что единственное, чего хочет, – чувствовать ее экстаз тоже.

Когда единственными звуками стало лишь хриплое дыхание их обоих, Алиса высвободилась из его рук, встала с дивана и небрежно оделась, оставив не заправленной рубашку.

– Будем считать контракт заключенным? – спросила она, складывая бюстгальтер в сумку.

Макаров устало смотрел на нее и не чувствовал в себе сил на ответный выпад. Вспышка закончилась – он не приблизился к ней ни на шаг. Потому просто кивнул и сказал:

– Я в игре. Начинай.

– Я позвоню!

Алиса громко щелкнула замком в двери и демонстративно продефилировала мимо ошалевшей Алёны, старательно напускавшей на себя безразличный вид. Лифт ей посчастливилось разделить с Юрием Павловичем, который безуспешно пытался отвести взгляд от ее низко расстегнутых на груди пуговиц и односложно отвечал на дежурные расспросы. Столкнувшись на самом выходе с Ниной, Алиса даже не удивилась. Только с улыбкой приветственно махнула ей рукой и выпорхнула на воздух.

Влажный и тяжелый, как все прошлые сутки.

Тяжелый и липкий, как весь ее дикий замысел, который она собралась разыграть перед Макаровым. С его непосредственным участием.

Она ни минуты не сомневалась, что он не откажется. Он не мог отказаться. Слишком заманчив шанс отыграть время вспять, создать иллюзию исправленных ошибок. Он сам показал ей свое слабое место. Алиса. Его слабое место – Алиса.

Этим она и собиралась воспользоваться. И удобно устроившись на заднем сиденье такси, корректировала первоначальный план собственной игры.

Лишить его всего, что он отнял у нее. Небо, мама, дом… Он сам, когда она так отчаянно нуждалась в нем. Она отчетливо помнила, как удивлялась, что все еще дышит без него.

Его она заставит задыхаться. Потому что это он, он, он во всем виноват! Он один, больше никто! Даже в том, что она чувствует себя безумной.

Оставалось лишь выбрать, с чего начать…

Впрочем, она выбрала. Скорее, чем думала сама.

После полуночи в кабинете Ильи Макарова завибрировал и пискнул смской телефон. Он устало поднял голову со стола, на котором до этого она весьма неуютно устроилась, и придвинул его к себе поближе. Нет, не спал. Спать, оказывается, сил тоже не было. Провел по экрану, разблокировав телефон. Номер неизвестный. Ткнул по сообщению. «Продай квартиру в кузнечном».

По лицу его расползлась улыбка. Глупенькая. Слышала разговор с Мышью.

***

Сделать оказалось проще, чем он думал. Чисто физически – проще. На то, чтобы решиться, понадобилось два дня. За это время он не звонил и не писал по номеру, с которого пришло смс. Но в контактах сохранил. Неприкаянно бродил от стены к стене, курил, пил кофе. И все меньше походил на себя самого. Сторожиха смотрела на него взглядом ничего не понимающего человека. Нина его кабинета избегала. И все чаще приезжала на работу к обеду – мучилась токсикозом, но храбро врала про какие-то утренние встречи.

На исходе второго дня отзвонился отец:

– Немцы наши! – радостно сообщил он. – Я только из Гамбурга!

– Отлично, – отозвался Илья хриплым от бессонных ночей и количества курева голосом. – А сам меня за Польшу ругал.

– Так ты масштабы сделки не сравнивай!

– Ну спасибо! Когда будешь итоги за год подбивать, поговорим о масштабах еще!

И в эту секунду решение, зревшее в нем, воплотилось в нечто реальное и почти осязаемое. Завершив разговор с отцом, вызвал к себе Юрку. Тот вошел в кабинет и первым делом направился открывать окно.

– С ума сошел? – выдохнул он. – Задохнешься здесь! Бухаешь, что ли?

– Не… Нормально все.

– А какого черта, а?

– Не кипятись, – миролюбиво отмахнулся Макаров. – Сейчас домой поеду. Спать.

– Идиот! Что у тебя происходит-то, а?

– Да ничего не происходит! Я тебя вообще не за тем вызвал!

– А зачем?

План был изложен. Спешно, но обстоятельно. В ответ Тё покрутил пальцем у виска и резюмировал:

– Чокнутый! Значит, это правда?

– Что?

– Да то! Вся администрация болтает, что ты спишь с архитекторшей. Ее вопли далеко за пределами приемной слышали. Я с ней в лифте ехал, Макаров. У нее разве что конча по ногам не текла!

– Ее данные из договора по проекту возьмешь, там все есть, – отрезал Илья. – Пусть юридический отдел поработает немного, а то хорошо им в последнее время, вольготно!

Юридический отдел поработал. Тё – тоже.

На третий день по получении задания от Алисы, Макаров, наконец, привел себя в порядок, впервые выспался, нормально позавтракал и под нарочито оживленную болтовню Васеньки, которая своего работодателя совсем потеряла, выбрался уже из собственного дома. Часы показывали 9:15 утра. Дождя не было, но погода казалась на редкость противной.

Папку с документами бросил на заднее сидение автомобиля. Устроился за рулем и завел двигатель.

Анализировать он уже не пытался. Анализу то, что происходило, не поддавалось. Ему казалось, что он попал в собственный кошмар, но что реального было в его жизни последний месяц с того момента, как он переступил порог «ArchSpace»?

Собственная готовность делать то, что скажет Алиса, пугала. Он давно забыл, что такое играть. Или не хотел того помнить. Она заставила. Да и были ли у нее варианты?

Все, что он помнил, – это злой и упрямый взгляд. Затравленный. Хоть убей – а пристрелить загнанную лошадь он бы не смог. Он бы выхаживал до последнего, пока надежды не потерял бы. Можно ли исцелить игрой? Тем, что однажды их погубило? Черт его знает. Но пока это ей нужно – пусть делает, что хочет. Да, за его счет. В конце концов, это справедливо.

Дать ей время. Дать ей чертово время и самого себя.

И пусть делает, что хочет. Потому что для него это не игра. Для него это – жизнь.

Дорога во Всеволожск получилась короткой. С утра в будний день пробки растянулись только в направлении Питера. С неба стал противно капать отвратительно серый дождь. И тон ему задавал сонный женский голос из радио, распевавший что-то про городские огни. Слова он едва ли был способен теперь разбирать.

Во дворе ее дома просидел, наверное, еще минут сорок.

Потом забрал папку с заднего сидения, вышел из машины, вошел в подъезд и взлетел по лестнице на ее этаж.

Самым сложным было позвонить в дверь. Но на это он решился довольно быстро.

– Кто там? – раздалось приглушенно из квартиры.

– Макаров.

Алиса открыла, с минуту молча рассматривала его.

– Проходи, – наконец, сказала она.

Макаров уперся в ее красивое бледное лицо, лишенное косметики, в обрамлении пушистых прядей теплого медового-каштанового цвета. Короткое трикотажное платьице со смешной розовой овечкой на животе. Это из другой жизни. Из той, где нет места играм.

Илья чувствовал отчаянную боль в грудной клетке – ему казалось, что видит ее, восемнадцатилетнюю. И не может отважиться прикоснуться.

Он вошел в квартиру. Разулся, осмотрелся. Потом спросил:

– Ты как?

Обычный нормальный вопрос. Непонятно, нафига заданный.

– А ты?

– Бодр и свеж, – не стал препираться он. – Привез тебе кое-что.

Алиса с интересом посмотрела на него.

– Что именно?

– Пройдем в комнату, – попросил он, но дожидаться разрешения не стал. Влетел туда быстро и тут же пожалел об этом. Вот это был уже ощутимый удар под ребра. Впрочем, подобных ударов ему еще предстояло… Кресло, на котором качалась Любовь Михайловна, стояло в том же самом углу. Словно бы он снова ее увидел в темной одежде, в черной косынке, с лицом, как у покойницы. С башкой у него явно не все в порядке, причем давно.

Старенький сервант. С фотографиями. Сейчас там появилось несколько новых – с Соней. Обычный сервант. Макаров предпочел смотреть на него, а не на Алису. Просто чтобы не думать о том, что сейчас он расстается с частью своего прошлого. Слишком важной частью.

Протянул ей папку и четко выговорил:

– Документы на квартиру и доверенность на твое имя для продажи.

Она взяла бумаги.

– И не станешь оспаривать сделку?

– Делай с ней, что хочешь, – отмахнулся он. – По любой цене. Засчитано?

– Твой ход, – кивнула Алиса.

– Так сразу?

– Какой смысл тянуть?

– Даже если это будет что-то коварное? – легко улыбнулся он. – Мы с Логиновым иногда неделями придумывали.

– Ну если тебе нужна неделя… – она быстро пожала плечами. – То приходи через неделю.

Его взгляд сделался тяжелым. Уперся в ее. И губы искривила усмешка.

– Мне нужна не неделя, а ты. Покукарекаешь с балкона?

– Да хоть поблею!

– Тогда собирайся. Балкон выбираю я.

Собралась быстро. Когда вышла к Илье – домашнего как не бывало. Одета была в платье, подходящее для делового обеда. Неброский макияж подчеркивал ее возраст, который благополучно исключал юность, но не безрассудство поступков.

– Поехали!

Он снова внимательно ее осмотрел и, кажется, остался удовлетворен увиденным.

Спустились вниз. Открыл ей переднюю дверцу машины, приглашая сесть. Сам устроился рядом. Жуткое ощущение дежа вю накатывало с новой силой. Он снова похищал ее с ночной смены к себе домой. Воздух сделался плотным, хоть ножом режь. И, наверное, оттого спирало дыхание. Мелкие капли продолжали сыпаться по стеклу, и он включил дворники.

Обернулся к Алисе и негромко спросил:

– Ты завтракала или заедем куда-нибудь?

– Я завтракала.

Больше они ничего не говорили. Ехали молча. Радио не включал – гнетущая тишина, прерываемая ревом двигателя, выбивала его из прошлого. Позволяла не чувствовать себя сумасшедшим. Впрочем, что это было, если не сумасшествие?

Когда доехали до Питера, дождь почти перестал. Но тяжелые, словно бы осязаемые тучи нависли над их головами, так и норовя грохнуться на землю. Прямо на них. Когда стало ясно, что они едут в Кузнечный переулок, Макаров покосился на Алису.

Ее лицо было спокойным. Таким же, как и она сама. Цель их поездки закономерна – Илья умел играть и делать удачные промежуточные ходы. Но для нее они не могли стать неожиданностью. Алиса была готова исполнить любое его условие, чтобы перейти к своему следующему. Только это было важным – ее следующее условие. И Макаров даже не подозревал, что этой поездкой сам вытянул жребий из вариантов в списке.

Точно так же, как помог ей сесть, он помог ей и выйти. Открыл дверцу, придержал за руку. А потом выпустил и скрылся в парадной, зная, что она идет за ним. Почти взбежал на верхний этаж старого дома без лифта. Понимая, что за спиной следует она. И не давал себе времени думать ни минуты. Потому что это было больно – входить сюда и быть здесь. Дважды пробовал и чуть ли на стены не лез.

Рассчитывать, что прийти сюда с ней окажется менее больно, не приходилось. Воплотившийся кошмар.

Открыл дверь ключом. Распахнул ее и пропустил Алису внутрь со словами:

– Здесь убирают раз в месяц, так что не разувайся.

– Зачем? – спросила она, проходя мимо него.

– В музеях тоже убирают, – съязвил он.

Алиса хмыкнула и, не оглядываясь, направилась к балкону.

– Быть хозяином музея – это престижно, да? – спросила она, открывая дверь.

– Разумеется, вся моя жизнь определяется масштабами понтов.

Он медленно пошел за ней, на ходу прикрывая ванную комнату и стараясь не смотреть ни на стены, на которых все еще тускло маячил нарисованный город, ни на кресло, где по-прежнему брошен был Алькин плед, ни на шкаф, из приоткрытой дверцы которого торчал ее же старый свитер, в котором она часто выскакивала встречать его, если не была на работе.

Теперь уже воздух казался не густым. Он изменился. Он стал затхлым, хотя затхлости в комнате не было. Так пахнут ветхости, то, в чем нет жизни. Да она и прекратилась здесь давно. «В мире вообще мало что внушает доверие, кроме полотенцесушителя в старой квартире», – пришло ему в голову, и в ответ на эту мысль расплылся в дурацкой улыбке. Он придержал балконную дверь, нависнув над Алисой, и быстро коснулся губами ее щеки.

– Универ я, кстати, так и не закончил.

Она бросила на него быстрый удивленный взгляд и тут же отвернулась.

СМИ легко играют словами, которые каждый волен понимать как понимается.

Несколько лет назад на популярном портале ей попалась публикация с юбилейной вечеринки МакГрупп-холдинга, половина которой была посвящена Макарову-младшему с его биографией и обширным фотоотчетом с праздника.

Он с отцом. Он с матерью. Он с людьми, которых Алиса не знала. Он с девушкой – высокой, длинноногой, с пышной шевелюрой светлых волос и счастливыми глазами человека, выигравшего приз. Снова он с ней. И снова. И снова.

«Все чаще говорят о скорой свадьбе Илья Макарова…»

Почему нет?

«Продолжает дело отца…»

Как же по-другому.

«С 2005 по 2007 годы жил в Германии…»

Вот так и сразу!

«Учился в Санкт-Петербургском университете…»

Учился… и не закончил…

– Надо было учиться, а не в игры играть, – пожала Алиса плечами, отбросив в сторону сумку и скидывая босоножки с явным намерением перебраться через перила балкона.

– Куда тебя несет? – рявкнул он.

– На крышу, – голосом, каким приходится объяснять элементарные вещи, сказала Алиса.

Шустро оказалась за балконом и направилась к лестнице. Ему ничего не оставалось, как последовать туда за ней. И наблюдать, как ее маленькие белые ступни с голубыми прожилками быстро поднимаются по перекладинам наверх. Лестница после дождя была немного скользкой. Скользкой была и крыша.

– Отсюда кукарекать будешь? – спросил Илья, поравнявшись с ней.

– Могу и отсюда. Тебе как больше надо?

Ему никак не было надо. Все, что он хотел, это встряхнуть, прижать к себе, заставить вернуться к жизни. Там, во Вроцлаве, она будто спала. Бог его знает, сколько спала. А теперь проснулась и в реальном мире ненавидит его. Но это настоящее живое чувство – его принять проще, чем равнодушие.

– Давай отсюда, – кивнул он, пройдясь немного по крыше и оглядываясь по сторонам. На четыре этажа выше к небу.

Алиса проводила его взглядом, тоже посмотрела вокруг, узнавая и не узнавая пейзаж. Улыбнулась ему в спину, подошла к краю и громко, насколько могла, крикнула:

– Ку-ка-ре-кууу!

– Царствуй, лежа на боку! – захохотал Макаров. – Еще!

– Да щас!

– Жалко, что ли?

– Нет, но условия есть условия, – она резко обернулась, чтобы вернуться обратно, и неожиданно поскользнулась. Взмахнула руками, удерживая равновесие, и рассмеялась. Движение это ее, как птичий взмах крыльев, и смех, похожий на крик, заставили его дернуться и кинуться к ней. Ухватить за талию и крепко прижать к себе. Две секунды – а в глазах такая темная бездна, что заглядывать страшно.

– Алиса! – сдавленно выдохнул он.

– Чего ты? – все еще посмеиваясь, спросила она.

Он будто ощупывал ее взглядом. Напряженно, дерзко, испуганно. Лицо заливала бледность, из-за которой темно-серые глаза казались почти черными.

– Ты еще поскачи здесь! Скользко! – крикнул Илья ей в лицо.

– Да ладно, – она высвободилась из его рук и пошла к лестнице. – Заводи детей и воспитывай их. Меня не нужно.

– Однажды я тебя уже терял, – услышала она за спиной.

Алиса остановилась и обернулась. Взгляд ее был злым.

– Ты не знаешь, что такое терять, – жестко сказала она. – Ты меня никогда не терял. Ты от меня избавился. Так избавь теперь меня от своего затянувшегося чувства вины.

– Я приехал к тебе! – закричал он. – Я пытался тебя вернуть!

Она не слышала его или делала вид, что не слышит, спускаясь по лестнице. Ответом ему стал лишь негромкий скрип балконной двери. Крыша опустела. Только дождь снова стал бить по ней, делая еще более скользкой – один неверный шаг и все. И по его лицу они били тоже – теплые, душные. Илья снял очки, быстро покрывшиеся каплями. Вытер рукой лоб и откинул назад волосы. Сунул руку в карман, вынул платок, протер линзы. И только после этого спустился вниз, в квартиру. Лицо его не выражало больше ничего. Никаких чувств. Все чувства в нем теперь были надежно скрыты.

– Давай здесь, – негромко и холодно сказал он Алисе, снова оказавшись в гостиной.

Она застегивала пряжку на обуви, сидя в кресле. Подняв голову, спросила:

– Ты о чем?

Илья помолчал. Приблизился снова к ней, опустился у ее ног и взял в руки ее лодыжку в босоножке. Быстро снял его и прикоснулся губами к пальцам. Скользнул чуть выше по ступне – к щиколотке. Продолжая ртом выводить на ней узор. Нога была влажной, пахнула дождем и металлом. А он поднимался еще выше, по голени к коленке, лаская ладонью икру. До тех пор, пока снова не поднял к ней свой серый взгляд и прошептал: