Текст книги "Идти туда, где ты (СИ)"

Автор книги: Jk Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Ответом ей стал резкий кивок головы. Больше Валентина Павловна уже ничего не сказала. Молча посмотрела на стену. Сейчас во всем ее облике сквозила открытая, хоть и не высказанная, неприязнь. Но в целом она держалась. Потом ушла. Также не произнеся ни слова, даже не попрощалась – будто батарейка в ней сдохла. Когда Алиса осталась одна, вокруг нее по-прежнему витал дорогой аромат, даже названия которого она не знала и вряд ли могла бы узнать.

Безымянный запах преследовал ее и побуждал к несвойственным поступкам. Как только закрылась дверь за Валентиной Павловной, Алиса с отчаянным усердием начала смывать со стены собор. Все больше цепляя абрисы домов, размазывая мостовые, равнодушно наблюдая стекающие на паркет грязно-серые потоки.

Эти потоки полутора часами позднее обнаружил Илья.

Входил в квартиру, когда в окнах домов давно горел свет. В его – не горел. Было темно. Хотя Алиса могла уже приехать.

А войдя, увидел Алькины сапоги. Они сиротливо стояли посреди прихожей. Видимо, собиралась их мыть, потому в шкаф не убрала. Но никаких признаков того, что она дома, не было.

– Алька! – озадаченно крикнул Илья в глубину квартиры, никто не отозвался и он повторил: – Алька, ты где?

Как был, в куртке и обуви, вошел в гостиную. Включил свет и замер. Перед стеной. Ее жалкий вид, совсем не такой, как еще этим утром, заставил его почувствовать нарастающий ком беспокойства. Тот стал поперек горла и не давал вздохнуть. И еще было чувство, будто бы сердце – большое бьющееся сердце – везде, повсюду, по всему телу. Очень ясное и четкое пришло осознание, что что-то произошло. Что-то плохое. С ними обоими.

– Алька! – снова крикнул Макаров, сбрасывая с себя оцепенение, и оглянулся. Балконная дверь была открыта.

Он живо ломанулся туда, но и там Алисы не обнаружилось. И ноги сами понесли его на крышу. Почему-то стало очевидно – если она где-то и может быть, то только там.

Она сидела на ступеньке пожарной лестницы, нахохлившись, как замерзшая птица, и отворачивала лицо, когда Илья подошел к ней. Он уселся рядом. Внимательно посмотрел на нее и тихо сказал:

– Ну и?

– Где ты был? – спросила в ответ Алиса.

– По делам ездил, по важным.

– Я звонила.

– Не слышал… Наверное, телефон в машине забыл… прости. Что случилось?

– Ничего, – она поднялась. – Идем домой. Холодно.

Илья встал следом. Сейчас ему почему-то казалось, что крыши домов подпирают небо. То ли оно хочет упасть, то ли уже упало – на них.

– Аль, а я приказ на отчисление видел. Так что скоро поедем в твою Яковскую. Искать польских предков. Свобода, блин.

Она обернулась к нему. Лица почти не видела в слабых отсветах из окон.

– А твоя мама права, – вздохнула Алиса.

– Мама?

Алиса кивнула и поежилась.

– Со стеной ты тоже так… потому что мама?

– Нет, просто. Глупость это… Поклеим обои.

– Оставь мне мои эксклюзивные стены! – мягко улыбнулся он, зная, что она не различает его улыбки. Но точно слышит ее в голосе. – Они мне нравятся.

И следом услышал ее всхлип. Это на несколько секунд заставило его растеряться. Плачущие девушки встречались ему нечасто, и он никогда не знал, что с ними делать. Плачущая Алька – была той же родной Алькой. Просто плачущей. Он шагнул к ней и привлек к себе. Теплую и холодную одновременно. Дыхание ее было теплым. Но руки замерзли. Быстро поцеловал висок – хотел бы найти губы, но она уткнулась лицом ему в грудь. Погладил худенькие плечи и прошептал:

– Все будет хорошо, слышишь?

– Будет, – закивала Алиса, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и хихикнула: – Вот поужинаем – и будет хорошо.

– «Хорошо» я тебе гарантирую, – легко сказал он и тут же спохватился. Отстранился от нее на мгновение, полез во внутренний карман куртки. И через пару секунд вкладывал в Алькину руку бархатную округлую коробочку и тихо шептал: – Черт, здесь ничего не видно… Надень, а… Это… с Днем влюбленных… Я подумал, что… тебе понравится.

– Нравится! – сказала Алиса, разглядывая небольшой сапфир в тонком кольце из белого золота, когда стояла посреди комнаты под самой люстрой. – Очень-очень нравится, – она подлетела к Илье и, обхватив за шею, сказала: – А стену я перекрашу.

– Крась что хочешь. Даже меня можешь выкрасить, – смеялся он, обнимая ее. И молчал о том, как утром носился по городу, пристраивая свои часы хоть за половину их цены. Было в этом что-то унизительное и стыдное, о чем Алисе знать совсем не обязательно. И о чем она так никогда и не узнала.

Конец

***

К концу февраля Макаров стал раздражительным и хмурым. Может быть, это последний месяц зимы тащился сонной черепахой, заставляя его злиться на всякое утро, когда оно заставало его за компьютерными бродилками. Вялые попытки найти работу успехом не увенчивались. Деньги кончались. Перспектив по-прежнему не наблюдалось. В свете этого боевой дух медленно, но верно катился к состоянию «ниже плинтуса».

Алька в его глазах казалась почти состоявшимся человеком. Ей, во всяком случае, было куда ходить утром и вечером. И чем больше он сам находился дома, тем сильнее его напрягало ее постоянное (оказывается!!!) отсутствие. То работа, то курсы, то польский. И спрашивается, нафига ей польский? Лучше бы английский подтянула – полезнее. Но Алиса упорно гнула свое. И это странным образом его восхищало. Иногда ему казалось, что она взялась всему миру доказать, что что-то может. В то время как Макарову никогда никому и ничего доказывать не приходилось – все, что с ним происходило, было капризом. Его борьба по сути своей была капризом. В чем-то главном он начинал это сознавать. Пусть и не в том смысле, в каком хотел бы от него отец.

В последнюю неделю февраля позвонил Ванька. Поинтересоваться, жив ли он еще. Макаров и сам, думая иногда о том, насколько изменилась его жизнь в эти месяцы, сомневался, жив ли он. Хотя бы для окружающих.

Алиса заменила ему мир. Все, к чему он привык. Получил ее, но как много потерял за это время? Универ, грубо говоря, «закончился». В турклуб больше не ходил, и что такое прыжки – позабыл. С родителями разосрался. Ника вышвырнул. Денег не было. С друзьями не виделся несколько месяцев. И не знал, как вернуть себе собственную жизнь. Наполненную событиями, движением, бесконечными встрясками.

Звонок Ваньки будто выдернул его из болота, в которое он угодил. Глотнул воздуха и почувствовал отчаянное желание барахтаться.

Бросил клич – собрать народ в его апартаментах. «Только учтите, я без довольствия, в опале, все со своим!» – весело сообщил он Ваньке. И отзвонился еще паре человек с той же информацией.

А вечером выдержал трудный бой с Алькой, которая, едва услышав, что он намерен устроить вечеринку, тут же засобиралась проведывать мать.

«В конце концов, живешь ты со мной, – проворчал Илья. – Тебе совсем не интересны те, кто меня окружают?»

Откровенно признаться, что побаивается его друзей, духу не хватило. Но однажды мама уже оказалась права со своим «кто мы против них». Встреча с родителями Ильи это подтвердила. Не хватало, чтобы и предстоящая вечеринка прошла под тем же девизом. Снова почувствовать себя опытным образцом было бы слишком болезненно.

«Ты уверен, что я им интересна?» – предприняла Алиса попытку объяснить свои переживания.

«Они тебя не знают, – отмахнулся Макаров. – И не узнают, если прятаться будешь».

«Я их тоже не знаю».

«Это повод, чтобы свалить?»

Если это и был повод, то во многом надуманный. В конце концов, уйти можно в любой момент, если уж станет совсем невмоготу.

«Ты многих позвал?» – обреченно спросила она.

«Понятия не имею. Они сами разнесут… До кого дойдет – явятся…– ответил он мрачно, потом молчал какое-то время, будто что-то обдумывал. И, в конце концов, заявил: – Слушай, ну это ж не смотрины! А если и… ну, давай это ты еще на них посмотришь, нравятся они тебе или нет, а?»

На том и порешили. Алиса не поехала к маме и даже пропустила занятие в лингва-клубе.

Пятничным вечером в квартиру натолкалось не много, не мало – почти два десятка человек, неизменно задающих один главный вопрос: «Куда пропал, Макаров?» Поначалу веселило, потом начало напрягать. И, когда, в конце концов, этот вопрос прозвучал в очередной раз, Илья не выдержал и решительно гаркнул:

– Объявление для всех, второй раз повторять не буду. Кто в теме – могут продолжать глушить конину. Макаров не пропадал. Макаров живет по прежнему адресу и номер телефона не менял!

– А еще Макарова из универа отчислили, – хохотнул Ванька.

– И Макаров по уши втрескался, – добавил еще кто-то, кого Алиса запомнить не успела, да и не смогла бы при всем желании – слишком велик оказался поток лиц для одного вечера. В этот момент все эти лица дружно обратились к ней.

Она улыбнулась (старалась весело, а получилось так, как получилось) и под видом неотложного дела шмыгнула на кухню, чтобы наткнуться там на Нину. Та почти по-хозяйски колдовала у стола, раскладывая закуски на поднос, и периодически подбрасывала что-то под стол, куда из гостиной передислоцировался прибалдевший от количества народу Францевич. Не поднимая головы, но явно понимая, кто вошел, Нина негромко проговорила:

– Было бы лето – было бы проще. Махнули бы на шашлыки…

– Помочь? – спросила Алиса.

– Нет.

И вместо того, чтобы продолжить заниматься, чем занималась до этого, Нина подняла глаза и так посмотрела на нее, что хоть под землю провались. Алиса не провалилась. Но из-под самой земли, куда, возможно, и стоило провалиться, если знать все заранее, восстал демон противоречия.

– Я тарелки в буфет переставила, – заявила она, забрала со стола поднос и деловито потопала обратно в комнату, где в этот момент, сунув руки в брюки, какое-то новое лицо, которого она раньше не видела, несколько старше остальных, стояло перед полуразмытой стеной и говорило:

– А есть в этом что-то такое… нетривиальное… Если доделает…

– Ценитель прекрасного, Вениамин Громов, – хохотнул Ванька. – Явился!

– Ну, ценитель – не ценитель… а я у себя в кабинете что-то в этом роде сделал бы. Илюха, одолжишь?

– Хрен тебе, – отозвался Макаров, подлетел к Альке и перехватил у нее поднос. Следом вошла и Нина с самой благодушной улыбкой на лице. Но взгляд ее продолжал сверлить Алькин затылок, чего та не могла не чувствовать.

– Пока оно не закончено, трудно что-то сказать, – прошелестела она. – А смыли зачем? Передумали?

– Мышь! – рявкнул Илья.

– Передумала собор на мурале делать, – пояснила Алиса как ни в чем не бывало и обернулась к Нине. – Может, ваш портрет сделаю.

– Нет уж! – улыбнулась Нина и прошла в комнату, устраиваясь в любимом Макаровском кресле. За этим ее дефиле не без улыбки следил Вениамин, потом обернулся к Алисе и окинул ее внимательным взглядом. Подошел ближе и мягко проговорил:

– Что бы тебе ни болтали, а у тебя получается. Здо́рово!

– Правда? – переспросила Алиса. – А подскажете, что на мурале сделать?

– Твой же мурал, сама и думай. Можешь город в городе нарисовать.

– Угу, – пробормотала Алиса, – подумаю.

Она отошла к дивану, стараясь выпасть из общего поля зрения. Внимания на ближайший час ей было более чем достаточно. И старалась не смотреть на Нину, которая безошибочно определяла любое место, где в данную минуту находился Илья. Это странным образом раздражало. Раздражение несло за собой необдуманные поступки – выпитая рюмка коньяка обожгла горло.

Илья, между тем, странным образом умудрялся оказываться везде и сразу, при этом нигде не задерживаясь. И почти не приближался к Альке. Врубил музыку, и отдельные личности поперлись танцевать. Кто-то болтал об учебе и работе. Ванька шумно агитировал ехать то ли в Крым, то ли в Сочи на какой-то фестиваль весной. «Мы с ребятами тоже будем играть!» – аргументировал он. Ванька, как выяснилось, был музыкантом. Каким-никаким. Больше, конечно, никаким, как он сам утверждал.

– Когда только успеваешь все? – хмыкнул Илья, но ответ, кажется, не дослушал. Уже отвлекся на трындеж Веника, предлагавшего более близкие перспективы – завалиться то ли в клуб, то ли на чью-то вечеринку.

Потом Алиса расслышала на чью. Нина, с улыбкой глядя на Илью, тихо спросила:

– И что за чушь – поругались? С собственным братом? У него днюха, Макаров! Вы никогда не пропускали праздников друг у друга.

– Ну, поругались. Но разберемся сами, Мышь. Не лезь, – проворчал в ответ Илья.

– Главное, вовремя, – хмыкнул кто-то из остальных, кого Алиса еще не запомнила. – Ты пропал, его нет. Со скуки подохнешь.

– Тебе бы все веселье…

– А то нет? Та я без игрухи вашей загнусь скоро. Чья там сейчас очередь? Что за задание?

– У нас пауза.

– Пауза? – Веник приподнял бровь и криво усмехнулся. – Нин, слыхала? Пауза! Они временно прекратили дурака валять.

Совершенно неожиданно Алисе открылась истина: зная, что Илья и Никита – близкие родственники, она ничего не знала об их отношениях. После вспышки Ильи относительно излишних ухаживаний Никита больше не бывал у них. Но Алисе, в попытках выжить среди родительских мнений, было не до того. А оказывается… «поругались». «Игруха», «задание», «очередь» …

Все прочие звуки исчезли. Она ждала ответа Нины.

– Карты в руки, давно пора, – пробормотала та, резко опуская глаза. В отличие от Ильи, чей взгляд будто бы заметался по комнате в поисках Альки. А потом, найдя, замер.

– Хватит уже, а? – проговорил он громко и отчетливо.

Но среди присутствующих не все были понятливые. «Скучающий» товарищ расхохотался и заявил:

– Чего хватит-то? На самом интересном месте! Логинов-то целку порвал в последнем раунде или нет?

Илья побледнел и дернулся к нему, но тут же усилием заставил себя остановиться.

– А отсутствующие при раунде могут узнать условия? – подала голос Алиса, глядя на смеющегося «скучающего». – Интересно!

– Ну, они друг другу задания давали на слабо́. По очереди. Не выполнил – заново начинай. Прикольная штука была. Мы всей толпой ставки делали.

– Да уж, весело, – отрезал Илья. – Прошло уже, хватит.

Скучающий заткнулся. Илья усмехнулся и направился к Алисе. Стал возле нее, будто бы предупреждал окружающих о последствиях любого необдуманно произнесенного слова. Во всяком случае, так это и было расценено большинством. Но беда пришла, откуда не ждали. Вариативное тело, мило проспавшее в ту памятную поездку на АЗС на заднем сидении, накачавшееся, впрочем, и сейчас, проснулось и пробасило:

– Так я не понял! Трахнул Никитос ту дуру с заправки или нет?

И тут до Алисы дошло. Резко и сразу. Как в первый раз. Она бросила быстрый взгляд на Илью.

Потом посмотрела на всех, кто был в комнате.

Все они, все! знали.

Знали про игру, знали про нее… Веник, рассуждающий о рисунке на стене, Нина с ее ресторанной едой, все эти скучающие, пресыщенные люди, живущие другой жизнью. Отличной от ее.

– А по времени ограничения были, не знаете? – поинтересовалась она у обладателя баса.

– А хрен его… – пробормотал он и заткнулся, в конце концов, чувствуя напряженность, которая повисла в комнате.

– Алька… – сдавленно проговорил Илья, и она почувствовала, как на ее затылок легла его тяжелая ладонь

Она дернулась от его руки.

– Это была дурацкая шутка, – медленно произнес он, а от звука его голоса воздух будто бы накалился. Все стало видеться как-то медленно и отрывочно. Вот взгляд Нины, прикованный к ним. Вот Веника – к Нине. Вот Ванька – чуть привстает, и шутливого выражения на его лице как не бывало. Вот «скучающий» недоуменно озирается по сторонам, будто пытается въехать. Вот басящий тянется за стаканом. И все в молчании. Только музыка продолжает играть. Колонки выплевывают звуки «Скользких улиц», отчего все кажется каким-то фарсом.

– Алька, это закончилось, – хрипло повторяет Илья и пытается заглянуть ей в лицо.

– Да все нормально! – усмехнулась она и подхватилась в сторону коридора.

– Аль, прекрати! – раздалось ей вслед, и через мгновение он навис над ней, намереваясь ее обнять и вернуть в комнату. – Я же сказал, что все, больше нет никакой игры. Нету! Мы бросили. Я же не знал тогда… Я по-настоящему, Аль!

Она снова увернулась от него и метнулась в кухню, чувствуя себя петляющим зайцем. Он ломанулся за ней.

– Илюш, я понимаю все. Поиграли, перестали… Бывает, да?

Ее глаза бегали по навороченной технике, которой изобиловала кухня, избегая обращаться туда, куда хотелось больше всего – на Илью.

– Ни черта не бывает! – крикнул он. – Я не играл! Я, по-твоему, почему его вышвырнул? Если бы игра, то…

Взгляд ее остановился на бутылке коньяка. Стратегический запас.

Алиса рассмеялась. Дернулась к бутылке, сорвала крышку, сделала большой глоток… И ничего не почувствовала.

– Если бы не игра…

– Алька, прости.

Она кивнула.

И реальность изменилась. Она увидела себя в прихожей, в куртке, шапке, сосредоточенно шнурующей ботинок. Он снова стоял, нависнув над ней, и что-то орал. Что-то о том, что никуда ее не отпустит, что-то о том, чтобы она прекратила истерику. Смешно. Ей казалось, что истерика сейчас у него. Но он никак не успокаивался. Хватал ее за плечи и не пускал. Она скидывала с себя его ладони и продолжала одеваться.

В гостиной выключили музыку. Это она осознавала сейчас ясно – прислушивались. Потом в коридор вышла Нина. И ее взволнованный голос прозвучал очень громко, громче крика:

– Макаров, ты дебил? Дай ей остыть!

– Действительно! – усмехнулась Алиса, почувствовав, что в этот самый момент он ее больше не держит.

И выскочила за дверь.

***

«Та я без игрухи вашей загнусь скоро».

«У нас пауза».

В ее висках тарабанило чужими голосами, пока Алиса неслась сломя голову по лестнице. Куда? Зачем? Она не знала. Понимала одно – там, среди них, больше не может дышать. Чужие люди. Готовы и свечку подержать, лишь бы не скучно.

«Дай ей остыть!»

«Трахнул Никитос ту дуру с заправки или нет?»

– Действительно!

Ее вскрик отозвался подъездным эхом. А во дворе она уже со смешком спрашивала в трубку:

– Ты где?

В трубке что-то зашипело, загрохотало, она слышала музыку, вопящую так, что хоть уши закрой и кричи. А потом только до нее донесся голос Логинова:

– Алиса?

– А есть варианты?

– Черт… ничего не слышу… Алис!

– Ты где? – громко крикнула она, словно пыталась докричаться до него без помощи телефонии.

– В клубе! Что-то случилось?

– Ничего не случилось! А нет, случилось, – Алиса рассмеялась. – Я узнала, что у тебя днюха. Ехать куда?

– «SpiderWeb» знаешь? Возле Смольного проспекта? Слушай, если это способ Макарова помириться, то вовремя. Я сегодня добрый.

– Ну жди, – выдала Алиса, прежде чем отключиться.

Гудков Логинов уже не слышал. Несколько минут молча смотрел на экран телефона, расцвеченный дискошарами. Днюха, твою мать.

Пропади она пропадом – эта днюха. Желание было одно – надраться.

Отец завис в Москве, а его сдержанное поздравление и внушительная сумма, капнувшая на счет сына, как-то пилюлю не скрасили. С утра отзвонились Макаровы – как всегда шумные и неправдоподобно жизнерадостные. Их веселое щебетание действовало на нервы. Илья молчал. И это напрягало сильнее всего. За всю жизнь младший брат, он же лучший друг, не пропустил ни одного его дня рождения. Разругаться из-за девки – это, конечно, мощно. Пусть девка и нравилась.

Он не нуждался в шумных компаниях, бабах, выпрыгивающих из тортов, и прочей мишуре. Но лучший друг рядом – это обязательно.

На работе тоже вышло феерично. Выслушав цветастые поздравления от шефа и подчиненных из собственного отдела, получил в подарок ручку Parker, накормил всех суши и свалил в обед. Потому что «у нас, Никитушка, принято пораньше отпускать в день рождения». И похрену, что имениннику никуда не охота. Но он, мать твою, должен радоваться жизни и излучать оптимизм.

Не, он пытался. Честно пытался!

Вечером спонтанно завалился в клуб госпожи Макаровой, который она держала уже несколько лет – у нее тоже были свои увлечения. Вполне себе неожиданные. Думал подцепить кого-нибудь, но пока просто мрачно глушил коктейль – даже искать девочку на ночь оказалось лень. До звонка Алисы.

Звонка Алисы, заставившего его воспрянуть духом.

Сунул телефон обратно в карман, перебрался за столик поближе, где он был как на ладони для всякого входившего в зал. Заказал еще какой-то коктейль – для нее – и коньяка для Илюхи. И стал ждать. Положенное количество времени при условии использования наземного транспорта в пятничный вечер. С тем чтобы получить сюрприз, вероятно, в честь праздника – направляющуюся к его столику Алису. Без Макарова, без подарка, но с веселыми ямочками на щеках.

– Привет! – прощебетала она, низко наклонившись к Никите, чтобы перекричать грохот музыки.

– Привет! – поздоровался он, чувствуя легкое замешательство. – А Илюха где?

– Дома. А ты чего сам?

Ник мотнул головой, отодвинул стул, чтобы она могла сесть, и за эти пару секунд заминки успел сообразить, что нихренашечки не соображает.

– У меня безудержное веселье, – сообщил он. – Что случилось?

– Да ничего не случилось! – хохотнула она и потянулась к бокалу с коктейлем. – Что это здесь у тебя?

– Ааа… это я тебе заказал…

Алиса понюхала, сделала глоток.

– Вкусно! – одним махом выпила половину и запоздало провозгласила тост: – С днем рождения!

– Спасибо, принято, – буркнул Никита, открыл коньяк и плеснул в стакан. – Может, тебе домой надо?

– Не надо, – отмахнулась она, допивая коктейль. – Твое безудержное веселье…

Алиса отвлеклась на пробегающего мимо официанта.

– А принесите, пожалуйста, такое… голубое…

Озадачиваться не входило в обязанности вышколенной обслуги.

– «Голубая лагуна»?

– А она голубая?

Официант кивнул.

– Тогда ее, – довольно подтвердила Алиса заказ и повернулась к Никите. – Можно же, да?

– Можно, – в замешательстве разрешил Логинов. Понятливый официант быстренько упорхнул, и Ник хмуро взглянул на Алису. – Могу еще коньяком поделиться.

– Нет, – заявила она. – Тебе сегодня не положено делиться. Тебе сегодня положено подарки загребать.

– С подарками сегодня скудно. Как и с настроением.

– Надо с этим что-то делать!

Ее несло. Несло как никогда раньше. Но и мишенью в игре никогда раньше она не была. Появился официант, поставил перед ней высокий стакан с голубым напитком, в клубных огнях казавшийся фантастически нереальным.

Не давая себе возможности подумать, Алиса сжевала дольку лимона, украшавшую коктейль, и неожиданно прижалась губами к губам Ника. Те дрогнули и раскрылись, а его руки автоматически легли ей на талию. Условный рефлекс, выработанный многолетней практикой. И разумеется, все его чувства, в том числе и чувство предосторожности, были в данный момент слишком заняты Алисой, чтобы заметить хоть краем глаза, как в зал клуба вошла его владелица. Госпожа Макарова Валентина Павловна. И имела удовольствие лицезреть этот их милый тет-а-тет буквально с порога. Помещение было полукруглое, а Логинов устроился как раз по центру и чуть на возвышении.

Макарова сглотнула и, так и не замеченной, чуть приподняв подбородок, прошествовала в сторону бара, где и устроилась – по всей видимости, в засаде.

Между тем, Ник уже сам раздвигал языком губы Алисы, чувствуя все нарастающее возбуждение, и ждал, как она отзовется на его поцелуй. Она прикрыла глаза, но лишь на мгновение. Почувствовав, как начинает кружиться голова, тут же открыла их снова. И теперь видела перед собой темные провалы глаз Никиты, никогда прежде не видя их так близко. Испугавшись, подумала, что самое время остановиться. И понимала, что не остановится.

Назло! Им всем, оставшимся в старой захламленной квартире в Кузнечном переулке.

Через мгновение Никита уже потянул ее на себя, намереваясь пересадить к себе на колени, как вдруг вздрогнул и замер, не понимая, что происходит, что он делает, и главное – что делает она. А потом медленно отстранился, облизнул горящие губы и севшим голосом произнес:

– Как-то не по приколу быть лекарством. Что он сделал?

– Он? – переспросила Алиса. – А ты сам?

– Ну ты ж ко мне сюда от него прискакала. И он не мог тебя так просто отпустить. Поругались?

– Поиграть захотелось, – сказала Алиса и смотрела на него, не отводя взгляда.

Никита будто тонул в нем. Грохотал клубняк, вокруг тени дергались. Свет мигал. Но все это не имело значения. Вообще ничего не имело значения, кроме Алисиного взгляда, от которого начинала складываться картинка. Логинов снова облизнул губы и проговорил:

– Ты пьяная.

– А вы трезвые были? Что ты там должен был сделать? А Илья наблюдающий, да? А жюри у вас есть? Что им в подтверждение? Справку? Или как?

– Черрт! – почти прорычал Ник. Некоторое время смотрел на нее в упор и, в конце концов, вскочил со стула и схватил Алису за локоть. – Пошли отсюда.

– Пошли, – с неизвестно откуда взявшейся игривостью в голосе сказала она и буквально повисла на нем, пока он вел ее к выходу, а потом на парковку.

Оба молчали. Но, как только оказались в машине, она снова потянулась к Никите. От выпитого по-прежнему кружилась голова, но зато хватало безрассудства. На этот раз, правда, он был готов к подобным посягательствам, потому нежданчика не вышло. Живо схватил ее за плечи, с силой усадил обратно в ее кресло и, продолжая удерживать, мрачно проговорил:

– Алис, ты что творишь, а? Ты ж не хочешь!

– Хочу. Очень хочу! Хочу, чтобы ты выиграл.

– Прекрати! – бросил он спокойнее – совсем не так, как часом ранее отчаянно кричал Макаров. – Хватит. Я все понял. Узнала. Молодец. Дальше что?

– Да ничего особенного, – хмуро ответила Алиса. – Просто народ интересуется – трахнул ты меня или не трахнул.

– Ну не трахнул – и что?

Она пожала плечами.

– Если они твои фанаты, то, возможно, переживают.

– Это их проблемы. Не мои и не твои. Тебя как Макаров из дома выпустил?

– Обыкновенно. Зачем надо было меня с ними знакомить? Чтобы меня просветили?

– Ааааа… так этот идиот их к себе приволок? – Никита невесело усмехнулся, откинулся на спинку сиденья и твердо проговорил: – Трахаться не будем. Потом сама пожалеешь, а станет поздно. И пар на парне своем выпускай, не на мне, ясно?

– Это не пар! – выкрикнула Алиса и дернула дверцу.

Та с первого раза не поддалась. А ко второму Логинов схватил ее за локоть, снова развернул к себе. И задохнулся от того, насколько несчастным в эту секунду выглядело ее лицо – одно мгновение. Потом она снова скрылась за своей злостью.

– Ну всё, всё, Алис! – зашептал он. – Успокойся, давай разговаривать! Ты можешь на минуту допустить, что мы с Макаровым уже сами двадцать раз пожалели о той дурацкой шутке, а?

– Могу, наверное, – негромко отозвалась она, высвобождаясь из его рук. – Но я принимала все всерьез.

– Да и так все всерьез. Давно стало всерьез. Почти сразу. Макаров сволочь, конечно, но через две недели все прекратил. Я еще только примерялся, а он уже все решил.

– За всех.

– Это Илюха, он только так и умеет. Чертов эгоист. Но он тебя любит.

Она с сомнением посмотрела на Никиту. Он кивнул, будто подкрепляя жестом свои слова, и отчеканил:

– Он в жизни ни с кем не жил. А с тобой захотел. Вцепился в тебя мертвой хваткой, как пацан семнадцатилетний, будто бабу ни разу не видел… – замолчал на мгновение, мимолетно подумал, что от Макарова ушел недалече – разве сам в нее не вцепился? Не поделили… Мотнул головой и продолжил: – Мы росли вместе, у него девок было… А потом вдруг ты появилась.

– А… а Нина… одна из них?

– Мышь? Не, ты чего? – рассмеялся Логинов. – Друг – существо бесполое.

– Зато авторитетное, – вздохнула она.

– Илья авторитетов не приемлет. У него с отцом на этой почве разногласия.

– Она – не отец… Неважно, – Алиса посмотрела в окно.

Поздний вечер накануне выходного. Люди суетились: кто торопился домой, кто уходил из дома гулять. В клуб, в кино… мало ли мест, где можно провести пятничный вечер.

Алиса проводила его с Никитой. Из-за глупой выходки Ильи, из-за собственного порыва. Ей было обидно и непонятно, словно она не сдала очередной экзамен.

Пока они говорили, обо всем, как когда-то, сейчас казалось – бесконечно давно, отвратительное чувство проваленного испытания постепенно отпускало. На смену ему приходило другое: ей нужно вернуться домой, к Илье. Если он и правда жалеет и просто не думал, что его друзья станут говорить об этом, и Нина… мало ли чего может хотеть Нина, лишь бы он не хотел!

А все, чего хотелось Алисе, – чтобы они были вместе, потому что она любит его, потому что без него все станет иным. Не будет крыш, расписанных стен, Францевича, захватившего кресло-качалку. Вообще ничего не будет, а такой реальности ей уж точно не надо.

– Отвези меня, пожалуйста, домой, – попросила она Никиту.

Тот улыбнулся и спросил:

– Во Всеволожск?

– Нет, – мотнула Алиса головой, – в Кузнечный. Ты прости меня, Никит, что я тут…

– Да ладно… Нормально все… Только ему ляпнуть не вздумай, ослу.

– Хорошо, не буду. Спасибо тебе.

– Не за что.

Ник улыбнулся и в непонятном ему самому порыве быстро поцеловал ее щеку и завел машину. Пока ехали по ночному городу молчали. Молчали и когда она выходила из авто. Сказать ему было нечего – по сути все сказали. Но мучительное чувство чего-то незавершенного словно бы витало в воздухе.

Во дворе Алиса подняла голову, и сердце ухнуло громко и встревожено – на кухне горел свет. Едва ли не единственное освещенное окно во всем доме. Не оборачиваясь, помчалась в парадный. Взлетела по лестнице, дверь оказалась незапертой, промчалась на кухню, не разуваясь. И остановилась на пороге.

Илья сидел за столом, уронив лицо на руки и, кажется, ничего не слышал. Перед ним стояла пепельница, заполненная выкуренными сигаретами, но от нее все еще поднимался сигаретный дым и витал по всей комнате, раздирая до зуда горло и легкие. Чуть дальше по столешнице валялся сотовый.

– Илюш! – позвала она и подошла к нему. Коснулась его волос, невесомо запустив в них пальцы.

Макаров резко вздрогнул, подхватился со стола, будто и не спал, и широко распахнутыми глазами уставился на нее.

– Ты вернулась, – пробормотал он как-то испуганно и растерянно. Она никогда не слышала от него такого тона.

– Конечно, вернулась, – виновато улыбнулась Алиса.

– Алька, – выдохнул Макаров и вскочил со стула, сгребая ее в охапку и уткнувшись лицом ей в шею. – Я тебе звонил… И маме твоей звонил, пришлось врать, что ты только вошла… хотел на заправку утром ехать…

– Я злилась… Не надо было, – кивала она, прижимаясь к Илье.

– И тебе не надо было… сбегать… я знаю, что виноват, так получилось глупо… ночь на дворе, мало ли… где тебя вообще носило?

– Гуляла. Я не буду больше сбегать, правда.

– Ты меня простила?

– Простила, – шепнула Алиса и потерлась щекой о его плечо.

– Я не знаю, как додумался, правда. Чушь какая-то… Ты меня тогда отшила. Помнишь, когда мы в «SKY» встретились. Еще и по морде дала. Я психанул, придумывал, как тебя подколоть. Тут Никитос… Стало интересно, ты со всеми так или только со мной… А потом по стенам ходил, когда он стал к тебе ездить. Ну и… мы тогда с ним поссорились…