Текст книги "Идти туда, где ты (СИ)"

Автор книги: Jk Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Спасибо, не надо. Кофе я варю с шести утра.

– Ну или чай. И компот. Даже молочный коктейль могу.

Детские глаза загорелись еще ярче. Сонька поморгала и весело спросила:

– Мам, я поем быстро и поехали, а?

– Можно подумать, я сильно тебе нужна!

– Больше всех нужна! – веско констатировала дочь.

– Иди ешь! – усмехнулась Алиса и посмотрела на Макарова: – Дай мне полчаса.

– Не вопрос! Где кухня – помню! – отозвался Илья, разулся и прошел мимо нее, не дожидаясь приглашения. Сонька быстро глянула на маму и метнулась следом за «дядей». Только коса подлетела кверху, и ее кончик задел Алисину руку.

И следующие полчаса она слышала лишь веселую болтовню с кухни, Сонькин голос и «жующую» дикцию, крик Макарова: «Блин! Все-таки сбежал!». И дочкин возмущенный ответ: «Ругаться нельзя!»

Еще через время они уже над чем-то смеялись в два голоса. И от этого хоть с ума сойди. Илья, похоже, играл теперь в семью. В чужую семью. Алиса вошла в кухню, прервав очередной уровень прохождения квеста без сохранения жизни.

– Поехали, – с выражением принятия неизбежного на лице сказала она.

Ни Макаров, ни Сонька ждать себя не заставили. Уже через пару минут вполне себе дружно спускались по лестнице, и Илья рассказывал о том, что такое этот его «Sky Tower» и с чем его едят. И почему каждый торговый центр этой сети имел название, в котором звучал цвет. Сейчас они ехали в «белый». А в Питере был еще «красный». Тот, который собирались строить они с мамой, будет «зеленым». Соне все это явно нравилось. Нравилось и Илье, потому что впервые за долгое время Алиса видела его таким увлеченным.

Внизу, в клумбах, наблюдательную позицию заняла баба Зоя. Завидев спускающуюся с крыльца троицу, она нарочито радостно проскрипела:

– Доброе утро, девчат!

– Доброе, баб Зоя, – ответила Алиса. – Как вы? Мы вас вчера не видели.

– Да давление подскочило – не зашла, – старушка в секунду зыркнула на Макарова и снова вернулась к Алисиному лицу. – Сегодня уже хорошооо. Витальку жду вечерком. Тут пошуршу – пойду пирог печь.

– Полежали бы лучше. Виталька наверняка с тортом явится, – рассмеялась Алиса. – Привет ему передавайте.

– Лучше вот сами заходите и приветствуйтесь, сколько влезет! Он, кстати, про тебя спрашивал. Грит, чего там малая? Со своей козой же развелся наконец-то, представляешь?

– Какой молодец! – раздался весьма красноречивый голос Макарова.

Алиса бросила сердитый взгляд на Илью и сказала соседке:

– Может, вечером и загляну.

– Мы будем рады, – не менее сердито глядя на Макарова, елейно-сладким голосом, совсем не сочетавшимся с ее взглядом, проговорила баба Зоя. – И Сонюшку с собой бери. Пусть познакомится!

Алиса кивнула и попрощалась. А Макаров уже открывал дверцу своего транспортного средства – снежно-белого BMW X6. Погрузив туда семейство и вцепившись в руль, прежде чем завести машину, он решительно заявил:

– Оказывается, ничего не меняется!

– Ты всерьез так думаешь? – спросила Алиса.

Что ответить, он не нашелся.

Ехали долго. На дорогах бесконечно образовывались пробки, которые не желали рассасываться. Будто какие-то глыбы, не пускавшие, сдерживающие всякий порыв. Сонька постоянно крутилась на заднем сидении и переговаривалась то с мамой, то с Ильей. Бубнила про лагерь. Ее пшеканью Макаров по-дурацки умилялся. Девчонка и правда была забавной… необычной, что ли. Себя он почти не помнил в этом возрасте. А у Тё пацаны помладше. Так что сравнивать не с кем.

Из магнитолы со всем присущим им позитивом надрывались Queen. А Илья поминутно поглядывал в зеркало заднего вида – на Алису. И понимал, отчаянно понимал, что перегибает, вместе с тем, как утопающий в спасательный круг, вцепившись в нее в эту минуту. Так, что руки и пальцы сводило от напряжения. Он знал, что времени почти не осталось. Что еще пару дней – и она уедет домой. А он со всем тем, что чувствует, останется здесь один. Терять, в сущности, нечего. Раз уж и так давно идет против правил – и против ее желаний.

Здание «White House» показалось впереди белоснежной громадой. У него до сих пор вздрагивало что-то в душе, когда он видел его. Первое достижение. Первое, что он сделал настоящего. Без трепа – своими руками. Он снова взглянул на Алису и быстро проговорил:

– Наверное, этот проект мы не на трезвую голову задумывали. Пузатый такой.

Строение издалека, если прищурить левый глаз и стоять против солнца, и правда, напоминало мужика с пивным брюшком.

– Не говори глупостей, – слабо возмутилась Алиса. – Так можно многое списать на неадекватное состояние.

– Да я шучу… Эту штуку я реально люблю, – пробормотал Макаров, резко стушевавшись. В голове полыхнул Алькин взгляд в ту самую секунду, как он произнес свое роковое «собирай вещи и вали». Сейчас Алисины глаза смотрели спокойно, отстраненно и холодно, будто бы все давно перемололось и значения больше не имело.

– А кинотеатр там есть? – звонким детским голоском разодрала в клочья установившееся молчание Соня.

– Есть, – быстро ответил Илья, выруливая на парковку. – Под самой крышей.

– Соня, тебе дома кинотеатров мало? – поинтересовалась Алиса. – Ты в зоомагазин собралась.

– Я помню! – Сонька показала ей язык. – Но это не значит, что мне не хочется.

– Сначала в твой зоомагазин, потом разберемся, – вдруг скомандовал Макаров. – Я знаю короткую дорогу!

С парковки, которая занимала огромную площадь на уровне второго этажа торгового центра и, собственно, была «пузом», внутрь здания вело целых несколько дверей. Макаров, зайдя в ближайшую, открыл их взглядам один из лучших видов на интерьер главного холла, этакого колодца с огромным фонтаном внутри, который поднимался между сквозными этажами, и казалось, что вода льет отовсюду, при этом никого не задевая. Сонька только взвизгнула.

Второй раз ее восхищенный визг раздался, когда они поднялись на третий уровень, где и располагался интересующий ее магазин. Макаров не соврал. Он действительно был внушительным. И многообразие чирикающих, мяукающих, фыркающих, лающих и шипящих в нем питомцев тоже впечатляло.

– Здесь даже еноты есть, – подмигнул девочке Илья.

На что услышал ее вдохновенное:

– Ага! – в следующую минуту она понеслась к огромным террариумам, успев лишь бросить: – Я к ахатинам!

Макаров только брови приподнял, глядя ей вслед.

– Ахатины – это… – медленно полюбопытствовал он.

– Брюхоногие моллюски, – ответила Алиса, направляясь за Соней.

– В смысле?

– В смысле – улитки!

– Черт, – обескураженно проговорил Илья, наблюдая за восторженным видом девочки у террариума с… действительно с улитками. – Я и слов-то таких не знаю.

– Наверное, я бы тоже не знала, если бы не Сонька.

– Ей Логинов не мог нормального щенка купить? Ну или там… кролика? – проворчал он с дурацкой улыбкой.

– Никита здесь ни при чем. А Сонька у нас особа переборчивая, – улыбнулась Алиса, глядя как означенная «переборчивая особа» захватила ближайшего продавца и забрасывает его вопросами.

Это ее «у нас» больно царапнуло, но Макаров продолжал улыбаться. Продолжал он улыбаться, когда Соня определилась с выбором. И когда в руки брала гигантского моллюска, он улыбался, бросив негромко:

– Фу, мерзость!

Но его голос был заглушен звонким замечанием девочки:

– Все, у нашего семейства будет третий! И не вздумай их кормить, пока меня не будет!

– Не буду, не буду… Никто не будет, обещаю.

– Тадеуш Ахатинский! – провозгласила Сонька.

Вот тут-то Макаров не выдержал и заржал. Девочка на мгновение залипла на нем, удивленно хлопая длинными ресницами. Потом глянула на мать. И серьезного выражения на ее лице как не бывало. Она смеялась так же громко и звонко, на весь магазин.

– Ему идет, – сообщила Алиса, рассматривая желеобразные ро́жки, которые медленно двигались из стороны в сторону. – Ну и где здесь касса?

Продавец предложил им идти за ним. И уже через пять минут Сонька была счастливой обладательницей третьей улитки. Пока Алиса рылась в сумочке, Макаров расплатился картой, а на ее обвиняющий взгляд ответил невозмутимым: «Могу я сделать племяннице подарок, в конце концов?»

Впрочем, это была не единственная покупка. Еще через полчаса Соня каким-то чудесным, не иначе волшебным, образом приволокла их в магазин одежды, выбранный из десятков магазинов вокруг с весомым замечанием: «О! Тут должны быть классные джинсы!»

И именно там она перемерила половину гардероба. Аргумент был железобетонный: «Я же не могу ехать в Испанию в старом!»

Макаров мужественно сидел на банкетке, поглядывая на Алису. Но оживлялся тогда, когда Сонька в очередной раз выбиралась из примерочной.

– Она же вчера говорила, что не хочет в Испанию, – уточнил он на всякий случай у ее матери на сорок третьей минуте пребывания в магазине.

– Она мечтала об Испании с зимы. Но вчера разыгрывала образ трагический, – сказала Алиса и обратилась к дочери: – Тебя с твоим количеством багажа в самолет не пустят. Останешься здесь навсегда.

– Ну… тут есть, где жить, и красиво. Сойдет! – заключила девочка и в очередной раз скрылась в примерочной.

– А нам что делать прикажешь?

– Вы взрослые, разберетесь! – раздалось из-за шторки.

– А как же тореадоры? – подал голос Макаров.

– Никогда не одобряла убийства животных ради забавы!

– Господи, – снова смеялся Макаров. Кажется, он за год не смеялся столько, сколько в этот день. Посмотрел на Алису и спросил: – Сколько ей лет, что она никогда не одобряла?

– Если судить по ее неодобрениям – постарше нас с тобой будет, – ворчала Алиса.

– Потрясающе, – хмыкнул он.

Джинсы были куплены. И если бы только джинсы!

Нагруженные пакетами, они выбрались в холл торгового центра, когда появилась новая проблема. Проблема была высказана Соней в ответ на Макаровское: «Так что? В кино?» и прозвучала следующим образом:

– Я бы сейчас съела огромный гамбургер!

– Очень огромный? – попыталась конкретизировать Алиса, оглядываясь по сторонам в поисках кафе.

– Такой огромный, что тебе бы не понравилось!

– Есть французский ресторан, суши-бар и пиццерия, – вставил Илья. – Макдональдса… нет.

– Фигово! – отозвалась Сонька.

– Переживешь. Пошли пиццу есть.

Макаров повел их на второй уровень, с улыбкой поглядывая на обеих. «White House» был единственным ТРЦ сети «Sky Tower», который он мог пройти с закрытыми глазами, несмотря на его внушительные площади и многообразие вывесок и витрин. Им он по-настоящему гордился, что бы ни болтал вслух. И, наверное, Макаров-старший тоже научился доверять ему и гордиться им в тот день, когда впервые увидел эту сияющую под солнцем белоснежную махину. «White House» – как старый комод в его комнате – был попыткой собрать себя по кускам. Иногда ему начинало казаться, что удалось. Им он жил полтора года.

Прежде Илья иногда удивлялся: как это люди вокруг могут бегать, тогда как он заставлял себя делать каждый шаг? Потом привык. Привычка все сглаживает. Это было нормальным состоянием.

А теперь, спустя столько лет, ловил себя на мысли, что не осталось ни привычки, ни состояния, ничего. Есть четыре пакета в его руках, и есть Алиса и Соня, шагающие рядом с ним. И они идут жрать чертову пиццу в чертовой пиццерии, потому что у него здесь нет Макдональдса!

В кафе было шумно, но странно уютно. Красный цвет диванов и штор, смешные кораблики с алыми парусами на скатертях, канарейка в клетке у окна и негромкая музыка – что-то очень старое и очень итальянское. Ему казалось, что все это, каждая секунда этого – нереальна. И Макаров не знал, не понимал, радоваться ли этой нереальности или пытаться все приземлить, хоть на минуту сделать материальным, настоящим, обыкновенным.

И как он решился вломиться к ним в квартиру только этим утром – сам сейчас не представлял. Чувствовал лишь, что никогда не пожалеет об этом. Потому что другой возможности быть и оставить в памяти, вероятно, уже не случится.

Пока делали заказ, он избегал смотреть на Алису. Слушал очередную порцию Сониных историй из жизни Ахатинских, рассматривал улитку, сидевшую в контейнере, ловя при этом удивленные взгляды людей за соседними столиками. И фигел от мысли, какая это трагедия, когда одна из улиток дохнет по невыясненной причине. Спрашивать, насколько было бы легче, если бы причина выяснилась, он не рискнул.

А когда принесли десерт, Сонька радостно хлопнула в ладоши и буркнула матери:

– Я сейчас приду!

После чего вскочила и ломанулась, по всей видимости, в уборную.

И только тогда Макаров выдохнул. Поднял глаза от Тадеуша Ахатинского. И оказалось, что смотрит прямо в лицо Алисе. Губы ее были сердито сжаты, от чего на щеках отчетливо стали заметны ямочки, те же, которые появлялись и когда она улыбалась. Глаза не менее сердито изучали Илью.

– Не надоело? – спросила Алиса.

– Что именно?

– Твои показательные выступления.

– Я ничего не показываю.

– А как называется то, что ты делаешь? – с нескрываемой издевкой в голосе поинтересовалась Алиса.

– Прогулкой это называется, – ответил он, понимая, что растерянность сменяется раздраженностью.

– А тебя кто-то просил? – взвилась она злым шепотом. – Я с дочерью прекрасно могу гулять сама. Ты лишний в нашей семье. Неужели ты этого не понимаешь? Не лезь к нам!

– Ну прости, что я мешаю твоей жизни и твоей семье! Тебе куда проще приходилось, когда даже намека на мое существование не было! С предателями так и поступают, да? Уезжают из страны и молчат годами. Живи и мучайся, Макаров, если еще можешь мучиться! Так вот могу! Убедилась?

– Просто оставь нас в покое.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

Макаров ухмыльнулся и, не отрывая от Алисы взгляда, сунул руку в карман джинсов, доставая бумажник. Бросил на стол банкноту, вскочил со стула и негромко сказал:

– Если так уж противно, то эскиз можешь отправить по электронной почте. И даже не мне, а Юре. Счастливо!

И с этими словами вылетел из пиццерии.

***

Уставившись в книгу, Алиса делала вид, что читает. В соседнем кресле сидела Сонька, негромко подпевая тому, что играло у нее в наушниках. Еще пара часов, и они наконец-то будут дома. С Алисиными растрепанными впечатлениями и контрабандой в Сонькином рюкзаке. Тадеуш Ахатинский, впрочем, старался не издавать лишних звуков, как и положено нелегалам.

Свой отчет с эскизом – результат недельного пребывания в России – она отправила и Юрию Павловичу, и Макарову. Пусть сами разбираются, кто с ним будет работать дальше. Алиса лишь надеялась, что в ближайшее время, пока будет готовить рабочий проект, личного общения ей удастся избежать, а после, когда дойдет до строительства, уговорит Лешека, чтобы проект принял какой-нибудь инженер.

Два дня, которые Макаров провел с ней и с Соней, стали настоящей пыткой. Она не понимала, что с ней происходит. Илья раздражал своим присутствием, заинтересованностью Сони, тем, что она сама бесконечно зависала над проектом и потом сидела с ним до самого рассвета, чтобы успеть сделать все в срок и не задерживаться в Петербурге ни одного лишнего дня.

И в то же время приходило осознание, что она словно видела свою давнюю мечту наяву. Параллельная реальность, в которой Илья не притаскивал домой девицу в норке, и Сонька носила фамилию своего отца.

Это она чувствовала как-то странно, непривычно. Названия этому чувству Алиса не знала. Хотелось кричать. Самой себе она напоминала сейчас бокал на тонкой ножке, стоящий на самом-самом краю стола. Чуть сдвинь – упадет и рассыплется в осколки.

Объявление о прибытии в аэропорт Николая Коперника стало подарком, которому она радовалась, как Сонька радовалась своем Тадеушу. Ребенок, между тем, к концу перелета разморенный и счастливый, вынул из уха наушник и сказал:

– Дома!

– Соскучилась? – спросила Алиса.

– Нееее… Понравилось. Мы с тобой вдвоем никогда никуда не ездили.

– Теперь сама в Испанию поедешь.

– Потому что я взрослая и самостоятельная, – рассмеялась Соня.

– Да уж, – вслед за ней смеялась Алиса. – Твой Тадеуш – явное тому доказательство.

– Он классный! – пожала плечами девочка и притянула рюкзак, поднимаясь с кресла. – Сегодня будет знакомство с семьей!

– Представляю себе!

Они были уже в здании аэропорта, когда Алиса принялась оглядываться по сторонам в поисках Ника – он обещал их встретить. В эту неделю Логинов звонил им, как ни в чем не бывало. Интересовался, как дела, как здоровье, куда сходили, даже работой – сколько сделала, успеет ли закончить вовремя. Говорил, что ждет обратно. Будто бы все оставалось по-прежнему, а отвратительная сцена после презентации галереи существовала только в ее воображении. И Алиса понимала, почему он так ведет себя – так проще. Продолжать цепляться за нормальность проще, чем отпустить.

Логинов в костюме – явно с работы – стоял возле кадки с деревцем и тоже вглядывался в толпу. Когда увидел жену и дочь, поднял руку, махнул им и тут же ломанулся вперед. Выхватил у Алисы чемодан и быстро осмотрел обеих.

– Привет! – сказал он с американской улыбкой, застывшей на лице.

– Привет, – дежурно чмокнула его в щеку Алиса.

– Привет, мелочь, – глянул он на Соньку, но тут же вернулся к жене. – Как долетели?

– Хорошо. Люблю летать.

– Я помню. Впечатления как?

Это он спрашивал уже у дочери. Для того, чтобы не спросить главного – как она была там с Макаровым?

– Круто! – важно сообщила девочка. – Город большой, Тадеуша купили, Эрмитаж тоже… стоит.

– Тадеуш у нас кто?

– Ахатинский.

– Ясно. Ладно, пошли?

– Дома все нормально? – спросила Алиса, шагая рядом с мужем к выходу.

– Разумеется. Скучал, – ответил он и подмигнул Соне: – А вы?

– А мы налаживали связи с твоими родственниками! – объявила она.

Логинов удивленно глянул на дочь. А та в подтверждение своих слов кивнула. Алиса молчала, оттягивая рассказ о встречах с Макаровым. И взгляд ее мужа снова метнулся к Соне.

– Это с какими-такими родственниками? – спросил он, как ни в чем не бывало. – У меня в Питере никого не осталось.

– Ну вот с тем, который не остался, – сверкнула ямочками Соня, и ее светло-серые глаза засмеялись.

– Ааа… с этим, – усмехнулся Ник. – Ну ясно. Наладили?

Кажется, вопрос был адресован Алисе. Логинов, между тем, принялся запихивать в багажник чемодан и Сонькин рюкзак.

– Просто встретились, – сказала Алиса. – Соня познакомилась с дядей, что такого?

– С дядей! – хохотнул Логинов. – Не, ничего, все нормально.

– Рада, что ты понимаешь.

– Тадеуш в рюкзаке! – взвизгнула Сонька и ломанулась к багажнику.

– Ничего с ним не случится! – рявкнул Ник. – Сядь в машину!

Алиса достала из багажника рюкзак и сунула его дочери. Сама устроилась в кресле, пристегнулась и приготовилась к обороне. Она видела, что Никита едва сдерживается, чтобы не закатить ей скандал. Но стоило отдать ему должное. Он действительно держался, хотя едва ли не скрежетал зубами. Соня притихла на заднем сидении. До нее, кажется, начало, наконец, доходить, что папа далеко не в восторге от «дяди Ильи». Обнадеживающей была та мысль, что ей уже завтра улетать в Испанию. Но ее внимательный серебристый взгляд наблюдал за родителями – пристально и безотрывно. В свои одиннадцать лет Соня успела уразуметь элементарную вещь, которая ей совсем не нравилась. Отец ее не любит. Отец ее терпит.

– Как ахатины? – отважилась спросить она.

– Капусту с утра жрали, – ответил Логинов.

– Я же просила… – поникла Соня.

– Я тоже иногда прошу, – отозвался он и глянул на Алису.

– Ребенок при чем? – с упреком бросила она.

– Да у тебя все ни при чем, – отрезал он. – Мне иногда кажется, что тебе просто нравится выглядеть жертвой.

– Не все… – Алиса внимательно смотрела в окно. – Давай дома поговорим.

Логинов бросил взгляд в зеркало заднего вида – на округлившиеся от удивления и испуга Сонькины глаза, и вдруг подумал, что он видел уже когда-то точно такие глаза. Давно. В детстве. От этого стало тошно, будто бы он вор. А вором себя Никита не считал никогда. Не позволял себе так считать, потому что это значило бы, что все, что у него есть – оно чужое, присвоенное. Но разве можно жить присвоенную жизнь?

Дома они не поговорили. Едва закатив в квартиру чемодан, Логинов мрачно посмотрел на Алису и буркнул:

– Мне надо вернуться в офис. Работы много. Так что буду поздно, не ждите к ужину.

– Не перетрудись! – посоветовала ему в тон Алиса.

– Ты же тоже пашешь в поте лица, – зло рявкнул Ник и наклонился, чтобы ее поцеловать.

Она отвернулась. Впервые за годы их жизни она в открытую отказалась поддерживать видимость нормальных отношений.

– Соня, что ты стоишь? – проворчала Алиса, не сдержавшись. – Иди собираться!

Девочка зыркнула глазами, схватила с пола рюкзак и помчалась в свою комнату. Логинов еще некоторое время смотрел ей вслед, пока не услышал, как сумка глухо стукнула, видимо, о кровать, а потом снова обернулся к жене.

– Знаешь, – проговорил он, будто бы упивался собственным бессилием. – Мне бы хотелось, чтобы следующий наш ребенок был похож на меня, а не на «дядю Илью».

А потом резко развернулся и вышел в дверь.

И даже не догадывался, что однажды у их следующего ребенка имелся шанс быть похожим если не на Никиту, то уж никак не на Илью.

Это случилось несколько лет назад. Тогда Алиса узнала, что у Ника появилась другая женщина.

Ударило больно. Это была не ревность, но странное чувство непонимания: как можно говорить о любви и делать прямо противоположное по всем человеческим законам.

Илья говорил о любви – и выгнал ее без сожалений.

Никита утверждал, что любит – и завел любовницу.

Алиса молчала, не желая закатывать сцен и требовать уважения.

Если это называется любовью, она не хочет такой любви.

Спустя несколько месяцев странно подвешенного состояния и постоянных подозрений у нее случился проект в Щирке. Две недели без семьи. Она скучала, скучала по Соне и по Никите.

И убеждала себя, что это не так, что она не может скучать по мужу. Нельзя скучать по человеку, которого не любишь, и который тебе изменяет, словно бросает вызов и одновременно бережет. Он приходил поздно, рубашки с засохшими пятнами спермы сам кидал в корзину для грязного белья, но наполнял спальню чужим запахом, от которого у Алисы нередко начинала болеть голова.

В попытке отвлечься в один из свободных дней она пошла в художественную галерею, где проходила выставка Томаша Коперы. Его картины всегда привлекали ее – фантазия, проявляющаяся в трещинах. Оголенность нервов и магма скрываемых эмоций. То, что было сейчас так близко Алисе и хлестало по обостренным чувствам наотмашь.

Его звали Петер. Все началось с образных разговоров о символизме, а закончилось в постели в маленькой комнатенке под крышей старого дома качественным и разнообразным сексом. Он оказался истинным современным художником – ко всему относился легко, не задавал лишних вопросов и не позволил ей спать до самого утра. На рассвете они оставили друг другу рисунки на теле – на короткую память…

Алиса никогда не вспоминала о нем, но и не жалела о ночи, так не похожей на всю ее жизнь.

Сегодняшний день в калейдоскопе не разразившейся ссоры и взаимных обид принес с собой забытое воспоминание. Петер нарисовал на ней звезду, взлетающую с живота и рассыпающуюся тысячами осколков на груди.

Она тогда со смехом спросила:

«Почему звезда?»

«Каждая женщина хочет быть чьей-то звездой, но мужчины разбивают их на куски и разбирают на сувениры».

«Ты еще и философ?»

«Ну ты же повелась. К каждому есть свой подход».

К каждому есть свой подход…

Логинов сдержал слово. «Работал» допоздна. За это время чемодан на завтра был уложен, Тадеуш введен в семью Ахатинских и, по заверению Сони, принят крайне радушно, ужин был с аппетитом съеден, посмотрена сказка на сон грядущий.

И получен короткий звонок.

– Ваш муж моется у меня в душе, – сообщили Алисе звонким со скрипящими нотками голоском.

***

Он никогда не задумывался над тем, что такое точка невозврата и как можно ее пройти и не заметить. Он просто жил день за днем, пытаясь разобраться, как жить. Это было задачей более сложной, чем деление жизни на вехи.

Сколько их было, этих вех? Никита не знал.

Знал, что просто ему никогда ничего не давалось. В самом главном – никогда и ничего. Будто бы выгрызал.

Смешно, что таких, как он, считают хозяевами жизни. Он и одной минутой распорядиться не может.

Под еле теплыми струями воды в чужой квартире он вспоминал. С чего все это началось? Как все это началось? Должно ли было все это начинаться? Имело ли право на продолжение?

Он видел себя, не достигнувшим в своем возрасте четверти века. И видел Илью, улыбчивого мальчишку, друга, самого главного друга. И у них тоже были вехи.

Детство и дружба.

Дружба и игра.

Игра и жизнь.

Жизнь.

Их собственная точка невозврата оказалась пройденной как-то совершенно незаметно. Он и не понял, где та минута, после которой все было кончено. Понять бы, где, когда…

День, когда Илья поставил новое условие в их игре? День, когда Ник влюбился в игрушку? Или день, когда Макаров эту самую игрушку отнял обратно, нарушив все правила и условия? Были еще варианты.

После той теперь почти забытой аварии она пришла сама. К нему – сама. К первому и единственному. Больше ни к кому. Давало ли это право? Или и было точкой невозврата к себе самому?

Дита пила вино, примостившись возле него на диване. И заглядывала преданными глазами в его глаза, будто бы искала в них дом. И не находила.

Он сам искал дом и не находил.

Это мог быть обычный хороший вечер возле жены, которую он любил. А получился вечер точки невозврата. Еще одна веха пройдена. Логинов усмехался про себя и молчал, когда Дита что-то спрашивала. Секс был пресный, отработка программы. А в голове колотилось единственное: как жить дальше?

Домой он приехал уже за полночь. Открыл дверь своим ключом. И замер, обнаружив, что в их комнате все еще горит свет. Знал, что надо идти туда. Но боялся. Боялся делать эти последние шаги. И вместо этого, разувшись и резко развернувшись в другую сторону, отправился на кухню. Набрал воды из крана. Жадно выпил. И только потом пошел к Алисе.

Она взглянула на него, продолжая аккуратно складывать чемодан. Тот самый, с которым только сегодня приехала. Наполняла его заново, рядом примостился портфель с ноутбуком. Некоторое время Никита наблюдал за ее действиями молча, с порога. Потом прошел в комнату. Сел на кровать и сбросил в сторону джинсы, сложенные на Алисиной половине. Она тут же уложила их в чемодан. Откинув голову на подушку, он вперился взглядом в потолок и как мог спокойно произнес:

– И не скажешь ничего?

– Что ты хочешь услышать? – не прекращая неторопливо двигаться между шкафом, комодом и чемоданом, спросила Алиса.

– А я не знаю, что я хочу услышать, – ответил он. – Что-то нормальное, обыкновенное. Вроде «Спокойной ночи, любимый».

– Спокойной ночи, дорогой!

– Нет. Повтори: спокойной ночи, любимый!

– Нет, Никита.

– Да почему, твою мать! – взорвался он. – Это так трудно? Я что, чумной?

– Не трудно, – пожала Алиса плечами. – Но я не хочу врать.

– Внезапно. Значит, решила? Уходишь?

– А тебе самому не надоел этот фарс?

– Прикинь, нет! Потому что с моей стороны фарса никакого! Я тебя люблю! С самого начала любил!

– Но я тебя не люблю. И ты это знаешь, – спокойно сказала Алиса.

– Понимаю! – его голос прозвучал тонко и противно. Протяжно так, почти жалобно. – Значит, спустя столько лет Макаров все-таки победил, да?

– Нет. К нему это не имеет никакого отношения.

– Разве? – он подхватился с кровати и приблизился к ней. – Ты жила со мной все это время. Я обеспечивал тебе возможность делать все, что ты хотела. Тебя все устраивало. Но стоило появиться ему, и наша жизнь пошла прахом! Не имеет отношения, говоришь? Врешь, дорогая!

– Наша жизнь пошла прахом намного раньше, – усмехнулась Алиса. – И мы оба постарались.

– Да, я старался! Ты можешь себе представить, что это такое – бояться хоть в чем-то быть хуже него, а? Каждый день видеть тебя и знать, что ты нас сравниваешь?

– Я никогда вас не сравнивала, – голос ее прозвучал устало.

– А что ты делала столько лет?! – выкрикнул он. – Уж лучше бы изменяла по-настоящему, чем так!

– Как ты?

Его темные брови взметнулись вверх, но лишь на мгновение. Зато по лицу начала расползаться злая улыбка, холодная и отстраненная. Она будто бы видела уже когда-то такое выражение. Но не у него.

– Да хотя бы, как я. Хочешь знать, сколько у меня было баб за это время, а?

– Нет.

– А я хочу, чтобы ты знала! Пока у тебя был один мифический Макаров, я сменил двух любовниц. Первую подцепил в клубе. По пьяни. А вместе два года были, прикинь. Разошлись, потому что ей захотелось за меня замуж. А сейчас я благополучно трахаю собственную секретаршу. Но тебе стоит одно слово сказать, и вся эта хрень прекратится! Тебе всегда стоило только одно слово сказать. Чего тебе это стоит?

– Между прочим, твоя секретарша тоже хочет за тебя замуж, – сообщила Алиса и дернула молнию на чемодане. На ее руку тут же легла его ладонь, не давая сделать и движения, а он зашептал ей на ухо:

– Да неужели ты не видишь, что мне больно, а?

– Вижу. И чтобы тебе стало легче – завтра уеду.

– Я никуда тебя не пущу!

– Прикуешь к батарее? – хохотнула Алиса.

– Если это поможет.

Улыбка с ее губ стерлась. Несколько мгновений она изучала его лицо. И только потом ошалело спросила:

– Ты с ума сошел? Как ты себе это представляешь?

– Ну, можно и не идти на такие кардинальные меры. Просто останься здесь со мной и все.

– Я больше не могу оставаться с тобой. Это нечестно по отношению к нам обоим.

Логинов неожиданно схватил ее за локоть и привлек к себе. Его глаза, источавшие жар, смотрели на нее жадно, будто бы насытиться не могли. А потом задвигались губы, и то, что он говорил, медленно расплывалось по комнате, залепляя каждую щель и каждый угол.

– Говори за себя, не за меня. Я для тебя делал все. Если бы ты сказала мне расшибиться о стену, я бы и это сделал. Лишь бы ты была счастлива. Но ты никогда ведь не была счастлива со мной, да? У тебя есть Сонька. Меня нет. Я приложение к твоей успешной жизни. Только вспомни, а? Вспомни! Это ты ко мне пришла тогда! И вот это было действительно нечестно. Какое право ты имела прийти, зная с самого начала, что я люблю тебя, но не желая ничего давать взамен?

Алиса ответила почти сразу, почти равнодушно, почти холодно – не отводя от него взгляда и не отодвигаясь:

– Я всегда буду помнить о том, что ты сделал для меня и для Сони. И я платила по всем счетам, я отдала тебе все, что могла. А большего – не могу. Никогда не смогу. Ты это знаешь. Это мазохизм, Никита. Зачем я тебе?

– Да потому что ты уйдешь к нему! – заорал Никита. – Он опять выиграет! Он всегда выигрывает! Нихера не делает, но всегда выигрывает! Меня наизнанку выпотрошило, а ты ему себя? Да мне проще шею тебе переломить!

– Вы достали меня со своими играми! – закричала она в ответ. – Выиграет, не выиграет! Я хочу выиграть, наконец. Я! Имею право!