Текст книги "Идти туда, где ты (СИ)"
Автор книги: Jk Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
– А кто когда бабе Зое нравился, – хихикнула дочка.
– Ты, Алиска, бессовестная! И так все знаешь!
– Ну чего ты опять... – Алиса вздохнула в ожидании обязательной части их разговора.
Обязательная часть их разговора заключалась в причитаниях матери относительно того, какой образ жизни теперь вела ее дочь. Там всегда было что-то об ответственности, понятия о которой ни Илья, ни Алиса не имели. И о том, что все это никак не должно повлиять на ее поступление в институт. Подкреплялось неизменным вопросом:
– Вы хоть предохраняетесь?
– Мамааа... – выдыхала в трубку Алиса.
– Ну вот что мама? Мама что? Должна бегать вам презервативы покупать? Надеюсь, ты хоть таблетки никакие не глотаешь?
Приблизительно в этом месте беседы Алиса всегда вспоминала о каком-то срочном деле или замечала сбежавшее молоко, бросала быстрое: «Целую. Передавай привет бабе Зое». И отключалась.
Справедливости ради, дел у нее было немного, срочных – еще меньше. Но при этом день Алисы был распланирован, порой, поминутно. Работа, подготовительные курсы, уроки польского два раза в неделю. И вялотекущая генеральная уборка квартиры. Совместными усилиями разобрали шкаф в прихожей, в котором нашлась пара полезных вещей – кованная вешалка с вычурными крючками в виде ветвей, которая была немедленно пристроена в районе сердито торчащего гвоздя, и старый вязанный плед, так и просившийся в кресло у балкона. А шкаф заполнился обувью, отчего освобожденная прихожая оказалась значительно просторнее.
Эта ежедневная суета доставляла Алисе удовольствие и давала чувство свободы. Ей казалось, рядом с Ильей нет ничего невозможного. С еще большим нетерпением, чем раньше, она ждала конца рабочего дня. Приедет Илья, заберет ее домой. У них будет целый вечер. И целая ночь.
Единственное огорчение, не считая маминых обид, заключалось в ночных сменах Алисы. Она уговаривала Илью не торчать на заправке, иногда ей это удавалось. И она скучала, накручивала себя предположениями, чем он может быть занят. Утром, когда он приезжал за ней, внимательно присматривалась.
– Опять всю ночь в стрелялках бродил? – спрашивала она, напуская строгий вид.
– Обижаааете, – протягивал он. – Курсач!
Иногда это бывало правдой, и Алиса об этом знала.
–Ас Францевичем что? – интересовалась традиционно, подставляя ему губы.
– Глухо, – улыбался он и целовал ее.
– Если тебя выгонят – уеду к маме, – смеялась Алиса и тащила его на улицу.
– Не пущу. -Так не честно!
– И что? Ты со мной – мы счастливы. Какая разница, честно или нет? -Для меня есть разница.
– Все будет хорошо, – успокаивал он ее. – И с Францевичем, и с нами. Алиса кивала и, едва добравшись домой, честно заявляла:
– Я скучала.
– Сама виновата, – смеялся Илья. И, кажется, больше уже ничего не давал сказать ей.
Потому что все, что было потом, происходило на разобранном диване. В его руках, обнимавших ее и касавшихся мягкого податливого тела. В их поцелуях, от которых болели губы, но которыми невозможно было пресытиться. Он хотел ее постоянно. И в этом была ее маленькая странная власть над ним. Но не только в этом. Она знала, что он любит, и понимала каждый его жест так, будто бы он принадлежал ей. Будто могла читать его мысли, но лишь потому, что сама думала так же, о том же... Каждый взгляд, каждое касание Ильи разжигало в ней желание, которого раньше она никогда не знала. Открывать для себя неведомый мир, раз за разом наполняющийся новой частичкой безумия, было бесконечно интересно. Алиса нежилась в его ласках, и прислушивалась к тому, чего хочет он сам, для себя. Это было не менее важным. Вместе проживать вспышки удовольствия, разноцветно рассыпающиеся в предрассветной темноте, становиться частью его и с удивлением понимать, что краткая разлука на целую ночь оставляет их рядом в постели на весь день, не давая оторваться друг от друга, – все это вместе составляло доминантный вектор Алисиного существования.
Наверное, это было самое лучшее время. Такое всегда остается в памяти – потому-что о будущем думается лениво или не думается вовсе. Какая разница, что в том будущем, когда лучшее здесь и сейчас, а все остальное – будет. Потом.
Декабрь бежал чередой счастливых дней, сыпал веселым снегом, заглядывал в окна с наглыми жирными голубями, нахохлившимися от холода, но оттого еще более важными. Они были только вдвоем, срастаясь друг с другом, и никого не впуская в свой крошечный мир. Действительность была где-то бесконечно далеко.
Окружающие совсем не имели значения.
Значение имел только единственный звонок, когда Илья возвращался домой из университета, а Алиса была дома и могла открыть ему дверь. Все это смутно напоминало ей иногда те времена, когда жив был отец, и мама мчалась ему, вернувшемуся с работы, открывать.
Однажды, под Новый год, кажется, в последние дни года уходящего, раздался именно такой звонок. У Макарова была зачетная неделя и, вопреки видимому разгильдяйству, в универе он стал пропадать. Быть отчисленным все-таки не очень хотелось.
Дверь распахнулась не сразу. На пороге возникла Алиса в старой пижаме и косынке на голове.
– Привет, – она быстро чмокнула Илью в холодные с мороза губы, – как дела?
– По-разному. В основном неплохо, – улыбнулся он, проходя в прихожую. – А у тебя?
– Замечательно! Я придумала, что мы сделаем в комнате, – она довольно глянула на него. – Я обрываю обои. Поможешь?
Илья некоторое время внимательно рассматривал ее лицо, и уголки его губ подрагивали. Потом тихо хмыкнул и самым серьезным тоном проговорил:
–Неа.
– Тогда я сама, – вдохновенно сказала Алька и шустро пошлепала обратно в комнату.
Он ошарашен но глянул ей вслед, без помощи рук разулся и кинулся за ней следом, не снимая куртки.
– Но без помощника я тебя не оставлю! – решительно заявил он.
Алиса уже стояла на стремянке, дотягиваясь до верхнего края очередной обойной полосы. Вокруг нее валялось несколько сорванных. Диван и техника были накрыты простынями. Кресло и столик не наблюдались.
– Да ладно, тут не много уже осталось, – не оборачиваясь, сказала она Илье.
И тут же услышала, как взвизгнул замок его куртки, а потом раздался тихий, но возмущенный писк.
Кусок обоев, который дернула Алиса, не менее возмущенно зашуршал, но она уже смотрела на Илью. Вернее, на заспанную серую кошачью мордочку, появившуюся из-за пазухи. Алька тут же соскочила на пол и взяла котенка в руки.
– Маленький какой! – разглядывала она его. поглаживая по голове. Тот продолжал попискивать, щуря один глаз. – Худенький совсем. И ухо рваное... Ты еды ему купил?
– Неа, – самодовольно проинформировал Илья. – Там в холодильнике сёмга... может, будет? Этот засранец у меня под колесами дрыхнул – мог раздавить. Хорошо хоть заметил, когда садился.
– Он еще маленький для семги. Ему бы сметаны. И ухо обработать надо.
– Йод точно есть. Сейчас.
Илья скрылся в ванной, чтобы уже через минуту влететь в комнату с ватой и флаконом. И застал премилую картину – котенок засыпал у Алисы на руках, пока она почесывала его шею. Почему-то в горле стал ком. И ведь не пятнадцать лет. А влюбился. Вот в эту девочку.
– Давай назовем его Францевич, – сказал он. – И будем надеяться, что воздастся мне по делам моим.
***
Жизнь постепенно входила в свою колею. Все возвращалось – медленно, своим чередом. Но все же довольно уверенно. Он успокоился. И перестал считать случившееся своим проигрышем – игровых терминов он вообще теперь избегал.
Случилось как случилось.
Работа помогала в каком-то смысле. Она давала отвлечься от всякой ерунды, которая лезла в голову.
Постоянных долгосрочных привязанностей у него за эти два месяца не появилось.
К концу декабря почти успокоился. И думал о том, что не может и не хочет из-за произошедшего терять друга. Илья был другом – самым близким из его друзей. Не виделись почти два месяца, и Логинов откровенно начинал скучать. То ли по самому Макарову, то ли по тому, что всегда было вокруг него – люди, шум, веселье.
Черт его знает. Толпа распалась. Искать другую он не был склонен, проще быть одиночкой.
За неделю до Нового года позвонил Евгений Степанович и пригласил на обед.
Повода отказываться Никита не видел. Ссора с Ильей отношений с дядей не касалась. Да и не отказывают в совместном обеде президенту «МакГрупп-холдинга», если тот кого-то хочет видеть – особенно собственного племянника, избирательную кампанию отца которого он в свое время спонсировал.
Когда Никита подъехал к ресторану, Макаров-старший уже ожидал его за столиком.
Он никогда никуда не опаздывал, и все в его жизни было расписано по минутам.
Никита Логинов куда больше походил в этом смысле на него, чем его собственный сын. Но тоже не дотягивал, хотя некоторые вещи, как утверждал Евгений Степанович, достигаются с возрастом и опытом.
Илья всегда усмехался, Ник не спорил.
С президентами не спорят.
После приветствия и обмена рукопожатиями, Логинов поинтересовался, как обстоят дела у Валентины Павловны.
– Что ей сделается? – по-доброму хохотнул Макаров-старший. – Энергии твоей тетушки можно только позавидовать.
– Все строит планы?
– И претворяет в жизнь.
– Всегда считал это талантом. А ваши дела как?
– По-разному, – уклончиво ответил Евгений Степанович, – хозяйство большое, сам знаешь.
– Боюсь, даже я до конца не представляю, – рассмеялся Логинов и бросил взгляд на приближающегося официанта. Тот вручил им меню и быстро ретировался. Никита полистал несколько страниц, не выдержал, поднял глаза и спросил: -Давайте начистоту. Обычно приглашаете на семейные праздники, на личную встречу впервые. Что случилось?
– Опаздываешь, что ль, куда?
– Я освободил сегодняшний день до самого вечера, так что...
– Вот и не торопи события. Ешь, пей, рассказывай, куда пропал.
Никите оставалось только усмехнуться и воспользоваться ЦУ от родственника. Все равно тот ничего не расскажет раньше, чем созреет. Потому пришлось вести беседу по его правилам на условно нейтральной территории – ресторан этот чета Макаровых любила и часто здесь бывала. И их здесь знали и любили – за такие-то чаевые.
Наблюдая, как Евгений Степанович разделывается с кроликом под винным соусом, Логинов лениво рассказывал о работе. Что еще ему было говорить? О семье информацию выдавал уже почти под допросом.
Да, отец с женой в Москве, обосновались прочно.
Да, по-прежнему в министерстве. Там ему комфортнее, чем в депутатском кресле.
Нет, выше пошел. Логиновы тоже не останавливаются на достигнутом.
Да, младшая сестра в школе уже. Время идет быстро.
– И ничего я, Евгений Степанович, не пропал, – заключил Логинов с улыбкой уже под чай. – Просто как-то вечно ни на что времени нет. Вы же тоже ощущаете его дефицит.
– Ощущаю, – с долей снисходительности мудрого старшего поколения к неопытному младшему согласился Макаров. – Но, как видишь, нахожу его для общения с любимым племянником. А что ты скажешь, Никита Александрович, если я предложу тебе место в своем холдинге?
– Международные контракты? – хмыкнул Никита Александрович.
– Согласишься?
– Обещаю, что подумаю, но... В каком-то смысле я не готов строить империи.
– Вы с Ильей сговорились? – сердито спросил Евгений Степанович. – Тот хотя бы лоботряс, с ним все ясно. Тебе что не так?
– Вам это может показаться глупостью. Но я не верю и никогда не поверю, что это место, как и любое место у вас, будет по-настоящему моим. Я смогу занимать его лишь потому, что Илья отказывается... только... Только в действительности ему, как и мне, важно занимать свое, именно свое. Коряво объясняю... Короче, ждите, пока он поумнеет.
– Да когда он поумнеет! – махнул рукой Макаров-старший. – И поумнеет ли. Мне Альберт Андреевич звонил, ну ты знаешь, о ком речь... Так говорит, Илья которую неделю сам на себя не похож. А мы его которую неделю не видим. Пришлось людей отправить, чтобы присмотрели. Вот ты знаешь, что с ним, братец... Никитушка?
Ник повел подбородком, будто спрашивая: что?
– Вот и я думаю, что... – Евгений Степанович быстрым жестом влил в себя рюмку коньяку, пожевал лимон и принялся перечислять грехи собственного сына: -Работать собрался стрелочником на железной дороге, мать до сих пор под впечатлением. В университете, как я понял, нарвался на какого-то принципиального преподавателя и ходит под угрозой отчисления. А в дом кого приволок? Нет, тут как раз удивительного немного. Он всегда таскал в дом убогих -котов, собак. Однажды белку притащил, мы тогда в Репино отдыхали. Но это ж не зверушка. Баба вроде... Вот объясни мне, у него детство в заднице никак не закончится? Потому что я не понимаю!
Никита замер, не донеся чашку с чаем до рта. И удивленно взирал на родственника. Потом мотнул головой, поставил чашку на стол. И спросил:
– Бабу – в смысле одну? Постоянную?
– А я почем знаю? – рыкнул Макаров. – Вот ты б сходил узнал, а? Постоянно это у него или так...
– Он никогда не был склонен к моногамии.
– Да уж знаю. Никит, сходи посмотри на эту... белку. Вы, молодежь, на другой волне живете. А то если мы с матерью туда сунемся – будет скандал и предынфарктное состояние. Я ж понять хочу. Вот чего ему по жизни не хватает? Ни в чем никогда отказа не знал. Так нет, у него все с подвывертом.
– Может, именно потому, что никогда отказа не знал, – хохотнул Никита. – Ладно, Евгений Степаныч, сегодня съезжу... Только вы раньше времени не заводитесь. Это ж Илюха – что с ним может случиться? Ему всегда во всем везет.
– Мне с ним не везет, – буркнул Макаров-старший. – В материнскую породу пошел, засранец. Съезди, Никит, съезди. Только мне позвони, Валентина Павловна пока не в курсе. Не стал я раньше времени... Может, обойдется.
В том, что и как именно может обойтись, Логинов не особенно сомневался. Во всяком случае, начищенную до блеска Илюхину морду он гарантировал. С ним действительно никогда ничего не случалось, всегда и во всем везло – скорее всего, потому что ему просто пох'й было на других людей вокруг. Жил в свое удовольствие. Родители побоку. Двоюродный брат – тем более. Что говорить о какой-то девочке с заправки? Хотя тот факт, что Макаров с кем-то там живет, развязывал Никите руки.
В октябре, получилось по-дурацки. Он на что-то рассчитывал, а на что можно рассчитывать, когда уже вмешался Илья? Впервые в жизни они умудрились запасть на одну и ту же девушку. Может, для младшего брата это тоже было соревнованием? Черт его теперь...
В тот день на АЗС, когда он позволил себе оставить все как есть, Алиса его, конечно, не ждала. Сам идиот. Нельзя было на столько времени исчезать из ее поля зрения. Но, в конце концов, у них была не та стадия отношений, когда следует звонить каждый день.
Он вошел к ней с янтарной совой в руках, чувствуя безумное волнение, какое ему никогда не было свойственно, и весело как мог выдал:
– Смотри, кто к тебе прилетел! Алиса подняла голову и улыбнулась:
– Привет! Прикольная какая... Как дела?
Никита водрузил фигурку на столешницу, возле нее, и проговорил: -Да неплохо. Только соскучился. И чаю хочу.
– Черный, зеленый? – спросила Алиса, наливая кипяток. -Давай черный. С сахаром и лимоном. Ты как?
– Нормально, – она поставила перед ним стаканчик с чаем.
Отвечала она односложно и сдержанно. Будто находилась где-то совсем в другом месте. Это напрягало, особенно на фоне того, что он видел несколькими минутами ранее в витрине. Илья всегда умел запудрить мозги так, что пока от пудры отряхнешь...
– Алиска, а я правда скучал, – мягко проговорил Никита. Подняла на него глаза.
– Но мы же просто... – начала она с удивлением. – Я же ничего...
– Просто что? – тут же переспросил он, чувствуя ненужную и неуместную сейчас нервозность в голосе. Разговор с Ильей сказывался. Ощущение, что вот сейчас все решится, долбило по башке. – Может быть, это я – чего?
– Ты – хороший, – пробормотала Алиса, чувствуя неловкость, нараставшую между ними с каждым произнесенным словом.
–Хороший-и все?
Она и сама не знала, откуда взялась уверенность – ответ на этот его вопрос решит между ними все и сразу.
– Для меня – да, – сказала Алиса негромко.
Никита надолго замолчал, но выдержки помешать сахар в чашке и сделать глоток хватило. Вкуса не почувствовал, а кипяток обжег горло. Пытался собраться с мыслями -так, чтобы не давить на нее. Но понимал, что не давить не получится. Уже надавил. Да разве могут быть вопросы, когда он уже видел, как она улыбается Илье?
– И совсем без шансов? – негромко спросил он, сохраняя на лице улыбку. Алиса улыбнулась, пожала плечами и по-детски мотнула головой.
– Исчерпывающе, – хохотнул Ник.
– Так получилось.
Логинов даже знал, благодаря кому «так получилось». И теперь этот самый «так получилось» приволок в дом какую-то бабу непонятного происхождения.
Оставалось выяснить, как далеко у него зашло с Алисой, и в каком она теперь состоянии.
Впрочем, все по порядку.
Сначала Макаров.
Сразу после обеда, по выходу из ресторана, Никита рванул в сторону Кузнечного.
Его распирало. Хотя по сути было даже весело. В конечном счете, он не гордый.
Возможность сохранить лицо, подобрав Алису, и дружбу, простив Макарова, у него теперь появилась. И откладывать он намерен не был.
На улице уже стемнело, когда он добрался. Взбежал вверх по лестнице. Выдохнул,надел на лицо улыбку и позвонил в дверь знакомой квартиры. Открыли не сразу. И вместо приветствия раздалось удивленное: «ой!»
Улыбка с лица Логинова стерлась. И, глядя сверху вниз на русую головку с пушистым хвостиком на макушке и округлившимися глазищами, он только и смог проговорить: -Алиса?
– Алис, кто там? – раздался из комнаты Макаровский голос, и через минуту на пороге показался он сам и тоже замер.
– Он, – многозначительно сообщила она, переводя взгляд с одного на другого. Этого мгновения хватило, чтобы Илья пришел в себя. Кажется, сориентировался он первым из всей троицы. Широко улыбнулся, ломанулся вперед, протягивая Логинову руку, и шумно быстро затараторил:
– Ник! Сто лет у меня не был. Знакомься, это Алиса. Алис, мой двоюродный брат Никита.
У Логинова вариантов не было, кроме как ответить на рукопожатие и проговорить:
– Приятно... очень...
–Да мы вроде как знакомы... – протянула недоуменно Алиса.
– Да? – сделал удивленное лицо Илья.
–Да, – подтвердил Логинов. -Хот-доги у них на заправке... вкусные.
Илья
***
Дни бежали тихо, но спешно. Останавливать их не хотелось, но хотелось проживать один за другим.
Новый год они с Алькой встречали вдвоем в его квартире. Наряжали елку, ели еду из ресторана, потом что-то готовили сами. Обалдевший Францевич, оказавшийся, как ни странно, весьма резвым парнем, в отличие от своего тезки, носился по квартире, счастливо пожирая стыренные со стола деликатесы. И Илья ржал, что кому-то грозит несварение.
Курил на балконе, Алиса стояла рядом, кутаясь в его куртку и плед с кресла. Потом полезли на крышу – смотрели салюты, всю ночь отражавшиеся в небе по всему городу. Целовались на морозе. Никогда ему еще не было так хорошо, как тогда. И он еще не знал, что никогда уже и не будет.
Они занимались любовью. Кажется, почти не вылезая из постели несколько дней. Он учился любить. И учил ее тоже. Или она его – кто теперь разберет?
Первого числа из внешнего заявился Логинов – поздравлять с Новым годом. Его присутствие в их квартире пришлось стойко выдерживать. Вариантов не было. Просидел несколько часов, а Илья все гадал, когда он свалит. Прежде в голову не приходило, что присутствие двоюродного братца может так напрягать. Но оно напрягало. Потому что братец упорно болтал с Алькой. И так охренел, что, кажется, никого, кроме Альки, не замечал. Это выводило бы из себя, если бы один ее взгляд, направленный в сторону Макарова будто бы говоривший: «Потерпи, он уйдет, я тоже соскучилась», – не возвращал ему спокойствие.
В начале января началась сессия. Сдавалась легко, если не считать постоянного беспокойства за матмоделирование. Впрочем, и оно отступало на задний план – допуск был получен. Надежды питал. Алька была важнее всего этого.
А потом ожидаемо не сдал. При том, что на все вопросы билета ответил. Христиановский завалил дополнительными, и с тех пор начались его мучения.
Все ушли на каникулы. Илья засел за книжки, удивляясь самому себе. И посмеивался, что это Алькины угрозы подействовали. Успокаивало то, что приличного студента с почти закрытой сессией и папашей-олигархом вряд ли выгонят из-за одного Христиановского. Но и проблема никак не решалась.
В конце концов, это начинало напрягать, но он держался. Да и в железнодорожники никогда не поздно податься. Не до шуток стало, когда Францевич впервые прямо и открыто сказал ему, что шансов сдать предмет у него нет, хоть как ни пыжься, хоть сколько ни зубри.
Это было спустя месяц пустых хождений Макарова вокруг кафедры. Они столкнулись носом к носу и наедине.
«Не надоело вам?» – спросил тогда Христиановский.
«Вам же не надоело!» – легко отозвался Илья, крутя в руках зачетку.
«Давайте сделаем вид, что я принял во внимание все ваши усилия, но не счел их достаточными. Смиритесь, я вам трояк рисовать не буду».
«Не рисуйте, вы же не художник. Я на четыре рассчитываю».
«Наглец!» – хохотнул профессор и скрестил руки на груди.
«Есть немного».
«Ну не сдадите вы матмоделирование. Хоть весь учебник вызубрите – не знаете вы предмета!».
«Вы не находите, что тут есть некое противоречие?» – отозвался Макаров.
«Нет, не нахожу. Через пару недель выветрится. То, чего не понимаешь, чему не научился, надолго не задерживается. Так что займитесь лучше чем-нибудь более полезным, чем протирание штанов за партой. Можете в армию сходить, например, если папа пустит».
И с этими словами Христиановский скрылся за дверью кафедры. А Илья некоторое время еще соображал, при чем здесь папа, прекрасно понимая, что тот вполне мог влезть и попытаться решить его проблемы – это было в папином репертуаре. И едва ли он, знавший все на свете обо всем на свете, догадывался, что вреда приносит больше, чем пользы.
Звонок отцу был кратким и злым. Но совершенно бестолковым. Получив свою долю нравоучений, Илья принял приглашение в отчий дом на ужин, потому что совершенно забросил родителей. И внимательно выслушал отцово:
«Ну… и девушку свою приводи… знакомь, что ли!»
«Следишь?»
«Отец не уследит – никто не уследит».
Спорить или злиться смысла уже не было. Но впервые в голову ему пришло то, что по сути давно должно было прийти. Алису, и правда, пора выводить и знакомить. Если ей жить с ним и в его окружении, будет проще уже сейчас показывать ее предкам и друзьям. Проще – в первую очередь ей.
Но главной проблемы это по-прежнему не решало. Как и зубрежка учебников. Впервые Макаров столкнулся с чем-то, что не зависело ни от него, ни от бабла его папы. И он не представлял себе, что со всем этим делать.
В отличие от него Алиса ясно представляла, что делать со своей заботой, занимавшей ее не меньше Ильи и учебы. Мама давно назвала это «навязчивой идеей» и махнула рукой на безрезультатные поиски, увлекавшие Алису который год и не позволявшие сдаваться. На данном этапе она пятый месяц упорно, без устали переписывалась с различными инстанциями, ведомствами и архивами, пока однажды не получила ответ, которого ждала все это время.
Радость маленькой победы распирала ее, и она летела домой, спеша поделиться новостями с Ильей. Когда она пришла, он торчал на кухне и варил кофе, сунув в уши наушники.
Алиса подлетела к нему, в куртке, шапке, замотанная в шарф, и затараторила:
– Я нашла ее, представляешь? Илюшка, я нашла ее! Чайник включишь?
Макаров быстро поцеловал ее в холодный нос, вытащил из одного уха наушник, послушно включил чайник и проговорил:
– По порядку давай.
– Я попробую, – Алиса сделала глубокий вдох. – Мне папа рассказывал, что прадед его был младшим сыном шляхтича. Род был древний, но обедневший. А может, так просто говорили, чтобы внимания не привлекать. Он как-то сказал, что в Сибири могли остаться какие-то родственники. Прадед то ли сосланный туда был, то ли сам бежал, то ли за белыми подался. В общем, история темная, – улыбнулась она. – Отец мало этим интересовался, а мне всегда хотелось узнать больше. Интересно ведь, правда?
– Наверное, интересно, – пожал плечами Илья. – И ты узнала… что?
– Я нашла племянницу этого самого прадеда. Получается, она какая-то наша родственница… Моя…
– Это все как-то неопределенно звучит.
– Неопределенно это было раньше, – обиженно сказала Алиса. – А теперь я точно знаю, что есть человек, который сможет больше мне рассказать.
– И ты собираешься броситься к черту на рога, чтобы узнать про то, что было сто лет назад?
– Почему к черту на рога? – удивленно переспросила она.
– Ну а куда?
– В деревню Яковскую…
– И где это, если не у черта на рогах?
– В Иркутской области! – буркнула Алиса и выскочила в коридор.
В коридоре обои были ободраны так же, как и в гостиной. Алька приволокла откуда-то цветные краски и расставила их по полу. И сейчас едва не навернулась о них. Илья успел придержать, развернуть к себе и удивленно поинтересоваться:
– Ты всерьез собираешься туда ехать?
– Сначала напишу, – упрямилась Алиса, наконец, раздеваясь, – а потом поеду!
– А я? Меня ты тут одного оставишь, да? – в его голосе звучала обида, которая немедленно озадачила бы ее, если бы не смех в его светло-серых глазах. Алиса успела запомнить и привыкнуть: когда он не в духе – темнеют, когда все хорошо – кажутся удивительно светлыми.
– А ты поедешь? – спросила она, выпрямившись и являя собой комическую фигуру – на голове все еще красовалась шапка, из-под которой торчали взлохмаченные косы.
Макаров вздохнул, криво усмехнулся и устало проговорил:
– Давай с Христиановским что-то решится, и подумаем, Аль? Правда, беда.
– Так я и не говорила, что прям завтра еду!
– И тянет же тебя на экзотику.
– Да неважно, – отмахнулась Алиса и, быстро поцеловав его, ушла в комнату.
Он снова поплелся за ней. Вошел следом. Оценил масштабы катастрофы. Та была налицо. Алиса рассматривала голую стену. Под стеной здесь тоже стояла краска. Что она собиралась со всем этим делать, он не представлял, но забавлялся, глядя, как она примеряется. Не лез. У нее в смысле стен был полнейший карт-бланш.
Недолго думая, подошел к ней со спины, обхватил руками плечи и прошептал на ухо:
– Обиделась, да?
– Нет. Может быть, ты прав, и все это ерунда.
И, кажется, больше уже не думала об этом. Сосредоточенно смотрела на пустую стену, неожиданно увидев, наконец, то, что она хочет сделать. До этого идея была нечеткой, даже в период, когда она решила срывать обои, в голове витали осколки образов, не желавших складываться в единую картинку, а на обложке тетрадки по математике нарисовался Францевич с треугольной мордой, тельцем-цилиндром и овальным хвостом.
Высвободившись из рук Ильи, Алиса подхватила одну из банок с темной краской. Ровные линии разной толщины и длины стали появляться на стене. Их оставляла за собой кисть, которую Алиса раз за разом опускала в краску, и продолжала вычерчивать геометрические фигуры, вытянутые к потолку и растворяющиеся в перспективе.
Несколько мгновений Макаров внимательно наблюдал за ее действиями, будто пытался понять, что происходит и с чего вдруг. Потом не выдержал, спросил:
– Что это будет?
– Город, – ответила она, останавливаясь, и оглянулась.
– Город?
– Не видишь? – улыбнулась Алиса. – Потом… потом понятнее станет…
– Да нет… Я просто… Не знаю, – медленно пробормотал он, рассматривая, как стена заполняется чем-то масштабным и пока еще неясным. – Ты рисуешь? Думал, хочешь через трафарет цветочки какие-нибудь, котиков…
– Котиков не умею, – хохотнула она, возвращаясь к своему городу. – Сейчас я урбанист!
– А меня нарисовать можешь, урбанист? – рассмеялся Илья.
– Нет, портреты тоже не умею, – честно призналась она.
– Самоучка?
– Немножко.
– В любом случае, у нас будут самые крутые стены, – широко улыбнулся он. – Эксклюзивные. Голодная?
– Потом. Попозже…
– Так не годится. Шапку сними, художница, – он сдернул с ее макушки дурацкую вязаную шапку и с наслаждением взъерошил выбившиеся из кос волосы. – Я сварю тебе кофе. А потом все остальное. Наверняка же перемерзла!
Алиса была до ужаса мерзлявой. Это забавляло и умиляло его.
– Чаю хочу, а чайник, наверное, уже остыл. Я сейчас, еще немного, – бормотала она, и с помощью ее кисти прямоугольники домов заморгали разноцветными окнами.
– Подогрею, – пожал плечами Макаров. Поцеловал ее в щеку и тихонько вышел из комнаты. На кухне, под столом, сидел Францевич и умывал свою начинавшую становиться наглой морду. Илья включил чайник. Извлек кота из убежища и внимательно посмотрел на него.
– А нас с тобой она не умеет, – сообщил он и почесал его между ушек. За что получил решительный отпор – котенок немедленно долбанул Макарова по руке.
***
– Мне она нравится. Я люблю ее. И я хочу с ней жить, – медленно, будто разговаривал с душевнобольным, произнес Илья, глядя на отца в упор.
– Да ты меня не гипнотизируй, – Евгений Степанович несколько изменил вальяжную позу в любимом кресле в кабинете почти фамильного особняка, куда пригласил своего единственного отпрыска для важного разговора. – Упорство – похвальная черта. Лишь бы не становилась упрямством.
– При чем здесь упрямство? Ты меня не слышишь? Я ее люблю, мы живем вместе, я счастлив. Что именно тебя не устраивает?
– Абсолютно все устраивает, – развел руками отец, – но содержать ее я не намерен.
– Она работает, и ты ее не содержишь. Остальное тебя не касается, по-моему.
– Касается! – рявкнул Макаров-старший. – Потому что я содержу тебя, лоботряса! Со всеми потрохами, машинами, чертовой квартирой и девочками. Но теперь у тебя появится уникальная возможность тоже поработать и узнать, как это увлекательно – жить на зарплату.
Илья вскинулся и глянул на Макарова-старшего. Взгляд этот был совсем таким же упрямым, как у отца. И не сулил ничего хорошего.
– И что это значит? – хмуро спросил он.
– Что все твои счета заблокированы. Хочешь жить своим умом – живи!
– О как! – нервно хохотнул Илья и скрестил на груди руки, откинувшись на спинку стула едва ли не так же, как его отец.
Это все начинало напоминать ему ту еще войнушку. Причем, как казалось, на ровном месте.
Первое сражение пришлось на конец января, характеризовавшегося двумя основными нюансами. Во-первых, разгромленностью квартиры, на стенах которой продолжали появляться дома и мосты. Но едва ли это в данный момент способствовало наведению порядка. И, во-вторых, Ником, который с несвойственным ему энтузиазмом взялся навещать их во внеурочное время, приглашать в кино или просто собраться всей толпой. Причины такого его поведения Илья понимал прекрасно. Как понимал и то, что сам позволил. Но выхода не было, приходилось терпеть. Они дружили – всю жизнь дружили. Но и намерения побесить казались очевидными.
