Текст книги "Дунай в огне. Прага зовет (Роман)"

Автор книги: Иван Сотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Глава двадцать первая
СВЕТ ВСЕМУ СВЕТУ

1

Кончились бои, и Никола все дни не отходил от Веры. Но что с нею? Заразительная свежесть пышной весны, пахучие цветы, какие ей по утрам приносили солдаты, ослепительно жаркое солнце, звучные песни близких людей, с кем столько времени делила тяготы боев и походов, – все пробуждало в ней чистые сильные чувства жизни, и она не скрывала их. Но стоило заговорить с ней о будущем, как Вера как-то уходила в себя и отмалчивалась.

Они сидели сейчас в тенистом парке, под густою кроною каштанов. Майское утро насыщено ароматом свежих трав и цветов. Воздух чист и прозрачен, и дышится легко и сладко. Скоро домой, на родину. Без Веры Никола не уедет. А она молчит и молчит. Разве мыслимо мириться с этим?

– Нет, ты скажи, мы будем вместе? – уже в который раз он задавал ей один и тот же вопрос.

Не отвечая, она не сводила с него своих синих глаз.

– Ну, скажи же, скажи? – настаивал он снова. И хотя обещающие глаза ее отвечали яснее ясного, ему так хотелось, чтоб были сказаны эти слова и чтоб они рассеяли все его сомнения.

– Ну, ответь же, ответь! – не переставал Никола.

– Любимый, хороший, – прильнула к нему Вера. – Разве я не хочу того же… – сказала и потупилась.

Никола порывисто обнял ее.

– Только…

– Ну, что только? – забеспокоился он, чуть ослабляя руки. – Что?

– Ты же не знаешь своих чувств. Не из кого выбирать – вот и полюбил меня. А начнешь теперь сравнивать – и разлюбишь.

– Сумасшедшая! – Я боюсь другого – ты разлюбишь…

Возвращаясь к себе, Вера повстречала Якорева, и они пошли вместе. Заговорили о любви, о дружбе, о верности. Искоса поглядывая на собеседницу, Максим вспоминал свою мальчишескую влюбленность в эту женщину. Удивительно хороша! Как и раньше, она напоминала ему молодую елочку, свежую и гибкую, немножко грустную и колкую. Она сказала ему, что очень любит Николу. А как же стена? Да, стена. Ведь сама говорила, за старой любовью, как за каменной стеной. Ее ничто не разрушит.

Стена!.. Вера раскраснелась. Она поверила Николе, стена не нужна: за нею, как в заточении. Это, пожалуй, верно, и Максим не осуждает. Только ему хотелось все же спросить, а как быть, если… Если что? Если он не знает, жива ли его Лариса. Когда-то он любил ее, был верен. А пришло время, и нет любви. Все принадлежит другой.

Еще в горах Максим рассказывал Вере о своей Ларисе. Ведь он тоже очень любил ту девушку, сестру товарища, погибшего в море. Как любил? Как… ожидая ее, подолгу томился под заветным кленом, без конца бродил с ней по одесским паркам, катал по морю в шлюпке, пел ей самые лучшие песни. Он был тогда увальнем, а ей нравились живые стройные мальчишки, и она нередко дразнила Максима своим вниманием к ним, разжигая в его душе чувство озорной мальчишеской ревности. Но все равно им было расчудесно. А пришла война – девушка отчалила куда-то в Сибирь. И как в воду канула. Так вправе ли он забыть ее? Вправе ли любить другую?

Вера рассмеялась. Но смех ее не обижал: за ним чувствовалось теплое дружеское участие. Вправе – не вправе? Само сомнение его исключает любовь. Да, исключает. Вера вспомнила слова Думбадзе, его пылкую убежденность, и ей захотелось повторить их, чтоб мысли и чувства стали б близки и понятны ему, Максиму. Смерть любимого человека не отнимает права на любовь к живым, на чистую, хорошую любовь. Погибла девушка – она не помешает его любви, а жива – значит не любит, иначе не смогла бы столько молчать.

Расставшись, Максим одиноко побрел по аллее вдоль узкого озера. В душе у него многое прояснилось, и он почувствовал, как весь разговор этот еще дальше отодвинул его Ларису куда-то далеко-далеко, так что не различить даже лица. Когда же он пытался приблизиться к нему, перед ним оказывалось совсем другое лицо: не бледное, а обветренное и загорелое; не круглое, а чуть удлиненное и остробородое; не пухлогубое, а с тонкими живыми губами, вся прелесть которых раскрывалась в ласково озорной улыбке; и лицо то не с грустными серыми глазами, всегда устремленными куда-то вдаль, а с веселыми цвета морской воды глазами, в которых поминутно вспыхивают горячие золотинки. Чье лицо это? Ясно, ее, Оли, шалуньи-озорницы, которая давно уже вошла в сердце и без спросу разместилась в нем, вытеснив оттуда его Ларису. Он долго думал, что любит Олю, как сестру. Он дорожил этой любовью, берег ее. А вот пережили Витановку, и в сердце сильнее пробилось новое чувство, и оно всецело принадлежало одной ей, Оле.

У самого берега Максим увидел вдруг одинокую березку и в радостном изумлении остановился перед нею. Как Оля! Белоствольная красавица застенчиво наклонилась над водою и словно загляделась на свое отражение. Пышнокудрая, она всякому, кто приближался к ней, обещала покой и прохладу. Максим обнял ее левой рукой и щекою прижался к молодой шелковистой коре. Как знать, почему в душе проснулась вдруг неизъяснимая грусть и пробудила песню. Слова ее он сочинил сам, когда вспоминал про Олю в госпитале:

 
Далеко, далеко до любимой,
Может, сотни несчитанных верст…
 

Оля еще издали услышала голос Максима и почувствовала, как что-то больно кольнуло ее сердце. О ком он? Она подошла совсем близко и несмело тронула его за руку. Он вздрогнул и обернулся.

– Оленька!

– О ком это?

– Как о ком? – ласково усмехнулся Максим. – Шел, заскучал что-то, смотрю, березка, будто с наших мест прибежала. Остановился и запел, – «о тебе» хотел добавить он, но его перебила Оля.

– Все о ней?

– Да что ты! – взял он ее за руку.

Оля заколебалась: отдать письмо или выждать? Его привез сейчас Михась Бровка. Не письмо даже – открытка. Прочитала и изумилась. Надо ж случиться такому. Все это томило и жгло, хотелось слов и объяснений, и она пугалась их. «Может, сотни несчитанных верст», – еще звучали в ушах слова его песни. Конечно, о ней! А тут письмо… Отдать или не надо?

– Михась вернулся и привез вот, – протянула она открытку, – Лариса пишет, – и почувствовала, как его обожгло, словно бросило в жар, и лицо то вспыхивало, то бледнело. «Обрадовался и переживает», – ревниво подумала девушка, не сводя с него пристальных глаз и пытаясь разгадать обуревавшие его чувства.

– Смотри ты, – пожал он плечами, – жива, институт кончает… – растерянно перечислял он, – и всего открытка! – все еще с недоумением вертел он ее в руках и вдруг почувствовал, как по всему телу с ног до головы пошел пощипывающий холодок.

«Сожалеет», – с болью в душе мысленно решила Оля, чувствуя, как и ее бросает то в жар, то в холод.

– А знаешь, – улыбнулся Максим, – я рад за нее, право, рад: жива, здорова и, видно, счастлива. Очень хорошо! И для… – он хотел сказать «для нас хорошо», но, увидев лицо девушки, невольно запнулся, оборвав фразу. – Ты что? Я же… ты знаешь… я… – обнял он ее за плечи. Но девушка выскользнула, глаза ее мигом потемнели, став похожими на море в бурю. Оля порывисто шагнула и молча пошла прочь.

– Оля, Оленька, да остановись ты! – рванулся он за нею, но девушка не обернулась даже и побежала. – Оленька, любимая, ну, погоди же!

– Ты что воюешь? – услышал Максим голос Тараса Голева.

– Да вот… – замялся Якорев, не зная, как объяснить ситуацию. – Лариса жива, письмо пришло.

– Ну, и ну, – подивился Голев и тут же начал выкладывать свои новости: – Людка нашлась. Ранена, больна, да уж отходили. Мать письмо прислала. Я от радости чуть с ума не сошел.

– Ой, как же хорошо! – обрадовался Максим и, обняв Тараса, побежал за Олей. Счастливый отец так и не разобрался в его чувствах.

Примирение с Олей состоялось поздно вечером. Максим увлек ее в парк, и до самого отбоя бойцы у палаток, разбитых неподалеку от парка, слышали его песни, звучавшие особенно сильно и страстно.

– Это морячок наш! – прислушиваясь к песням, говорил Сабиру Тарас Голев.

– Хорошо поет, – радостно откликнулся Азатов.

Сидя на свежей росистой траве, они тихо разговаривали меж собой.

– Легко на сердце – вот и распевает, – отозвался Тарас Григорьевич. – Я вот Людку свою все тут шукал, а она, вишь, на другом фронте объявилась, – не уставал он повторять рассказ о дочери. – Жива! Хожу теперь, ног под собой не чую. Хожу, приглядываюсь, вроде время слушаю. Гудит! Смотрю на чехов, трудно им, а верю, эти горы своротят, а своего добьются. Смотрю на них, и столько хочется им доброго сделать. Тому бы земли прирезал, другому работу облегчил, третьему в учебе помог. Вот от души хочется, чтоб быстрее на ноги стали.

– Эти станут! – безапелляционно подтвердил Азатов.

Неподалеку послышались аплодисменты. Глеб Соколов читал солдатам Маяковского, и они шумно рукоплескали.

– Светить – и никаких гвоздей! Вот лозунг мой – и солнца! – отчетливо доносились к ним слова поэта.

– Слышишь, светить! – подхватил Голев. – Хорошо сказано. Светить всему свету! – вот наше дело.

– То великое дело, – согласился Сабир, – от того и счастлив, и горд ты, что шел вот, воевал, очищал землю от фашистской нечисти и самое главное – нес свет всему свету.

– Да, свет всему свету! Очень хорошо!

2

В полку сегодня особый день.

С развернутым красным знаменем торжественно шел он через всю Прагу, шел сквозь нестихающее тысячеустое «наздар», шел почтить память великого Ленина.

С этажа на этаж подымались воины-победители в историческую комнату в здании на Гибернской улице, где тридцать три года назад проходила Пражская конференция, и каждому хотелось яснее представить себе всю обстановку тех знаменательных дней.

– Да-да, именно по этим лестницам подымались делегаты-ленинцы, они входили вот в этот скромный небольшой зал, обставленный простой мебелью, в котором за председательским столом сидел сам Ильич. Здесь шла работа конференции, здесь был избран большевистский ЦК, здесь находился тогда боевой штаб гениального стратега революции, отсюда руководил он судьбами человечества, тут собирал он силы большевистской партии, а пять лет спустя она возглавила величайшую из революций.

Мысли и чувства всех верно и ясно выразил Березин, записавший в книгу отзывов простые, идущие от сердца слова:

«В боевом строю родной армии с великой миссией прошли мы от Волги до Праги и нигде не видели знамени, которое светило бы людям ярче, чем знамя великого Ленина – единственно верное боевое знамя миллионов, ставшее сильнейшим оружием народов в их борьбе за жизнь, свободу и счастье. Верим, с этим знаменем у нас и впредь никогда не будет поражений».

А ниже появились сотни имен и фамилий воинов рядового советского полка и среди них Андрей Жаров, Николай Думбадзе, Савва Черезов, Марк Юров, Максим Якорев, Тарас Голев, Татьяна Зарковская, Семен Зубец, Акрам Закиров, Ольга Седова, Павло Орлай, Ярослав Бедовой, Вера Высоцкая, Сабир Азатов, Матвей Козарь, Демжай Гареев, Яков Румянцев.

Почтить память любимого вождя сюда приходят люди самых разных классов и профессий: писатели и журналисты, индустриальные рабочие и простые труженики села, учителя и чиновники, солдаты и офицеры многих армий, честно воевавшие против фашизма, узники, освобожденные из лагерей смерти, представители всех европейских стран и народов, вызволенных из-под фашистского ига, и редкий из посетителей не оставляет записи в книге отзывов. Полк ушел уже, а Жаров с Березиным все еще листали и листали эту книгу, вчитываясь в ее волнующие страницы.

«Здесь билось сердце прогрессивного человечества», – записал французский рабочий, освобожденный из фашистской неволи.

«Я преклоняюсь перед Лениным», – провозгласил рядовой солдат английской армии, приезжавший в Прагу из Баварии.

«Кто против ленинизма, тот обречен на верную смерть», – заявил неизвестно как попавший сюда молодой турок.

«Верю, ленинизм победит и в Африке!» – предсказывал египтянин, томившийся в фашистском лагере.

«Будем жить и бороться, как учит Ленин!» – обещали болгары.

Офицеров особо привлекли записи их зарубежных друзей – Иона Бануша, пришедшего в Прагу уже политработником румынской дивизии, и Имре Храбеца из Венгрии.

«Воевать и побеждать мы учились у советской армии, – писал Бануш. – Будет и у нас в Румынии настоящая армия рабочих и крестьян, воспитанная по-ленински. Кто победит такую армию!»

«Ленин – это сила, с которой ничто не страшно», – записал Имре Храбец.

Склонившись над книгой, Жаров не успел еще раз перечитать эти записи, как почувствовал на плече чью-то дружески опущенную руку и, полуобернувшись, поднял глаза: за спиною Гайный и Вайда.

Он с радостью пожал руки чешских друзей.

В зале, где шли заседания конференции, стояло красное пробитое пулями знамя пражских повстанцев.

– Вот оно, непобедимое ленинское знамя! – сказал Вайда. – С ним шла в бой вся восставшая Прага, с ним и пойдет она к новой жизни, на борьбу за социализм! – и старый рабочий рассказывал о мужестве повстанцев, сражавшихся под этим знаменем, которое они принесли сюда, чтобы склонить его перед памятью Ленина.

«Ленин пробудил сознание, дал силу, и мы победили, – записал Вилем по-чешски и тут же перевел. – По его заветам будем строить и укреплять новую чехословацкую армию».

«Знамя Ленина – знамя жизни! Никому не вырвать из наших рук этого боевого солнечного знамени, с которым все честные люди мира пойдут к коммунизму. И. Вайда».

Да, это очень верно: знамя жизни!..

3

Прошло еще несколько дней, и советский самолет, взявший на борт большую группу солдат и офицеров из полка Жарова, мчал их из Праги в Москву, на парад победы.

Внизу бесчисленные пути-дороги, форсированные реки и горные кручи, земля многих стран и народов, перекопанная траншеями и рвами, опутанная колючей проволокой, ощеренная надолбами, изуродованная снарядами и бомбами. Земля, на которой еще недавно высились «неприступные валы» вражеской обороны, беспощадно повергнутые в боях и сражениях.

– Да, – вздыхал Голев, всматриваясь в окно самолета, – четыре жестоких года потребовалось, чтоб пройти по ней от Волги до Эльбы и Влтавы.

– Зато теперь, – ответил ему Якорев, – мы пролетим этот путь меньше, чем за день.

– Победа, друзья! – обобщил Березин.

Все не отрывали глаз от земли, словно плывущей навстречу и опоясанной бесконечно огромным сизо-дымчатым кольцом горизонта, все с болью и гордостью вглядывались вниз: с болью за погибших, чьи бессчетные могилы остались там вечными памятниками всесветной славы, и гордостью за живых, воинов и тружеников, чьим мужеством завоевана победа…

…Красная площадь. Кремль. Ленинский мавзолей, и на нем Сталин.

С этой площади, выражая волю народа и партии, посылал он воинов с великой миссией. Сюда и возвратились они с победным рапортом своей родине, своему народу, своей Коммунистической партии. Она их учитель и вождь. С нею сбываются их любые мечтания. Лишь с нею раскрывается изумительное сверкание жизни. С нею они всегда впереди, всегда в наступлении, в величайшем наступлении, где каждый день труда и борьбы обещает победу коммунизму.

Стройно и торжественно идут сводные полки всех фронтов. Идут мимо ликующих трибун. Мимо Мавзолея. Идут, бросая к подножию исторической трибуны поверженные знамена разбитых вражеских полков – финских, испанских, бранденбургских, итальянских, баварских, рейнских и всяких иных, когда-то шагавших в строю голубых, коричневых и черных дивизий. Идут сыны великой страны, самой могучей и непобедимой. Идут мимо зубчатой Кремлевской стены, за которой на высоком куполе светлого здания реет вечно живое Ленинское знамя.

Знамя победы. Немеркнущее знамя жизни!

Уфа,

1956–1960 гг.

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Иван Владимирович Сотников родился в 1908 году в семье рабочего-железнодорожника станции Скуратово, Тульской области.

Как писателя его воспитала и подготовила газета.

По окончании средней школы работал каменщиком, ремонтным рабочим на железнодорожном пути, секретарем сельсовета, учителем, инспектором народного образования, директором средней школы и филиала педагогического института.

Как активный рабселькор был выдвинут на работу в газету «Знамя Ильича», выходившую в Алексине, Тульской области. Несколько лет проработал ответственным секретарем редакции, заведовал сельскохозяйственным и производственным отделами. Был спецкором московских газет «За коллективизацию» и «Рабочая Москва».

Высшее образование получил на заочных факультетах. В 1930 году окончил литфак Государственной академии художественных наук, в 1934 году – курс Московского института иностранных языков и перед войной – два года аспирантуры при Московском пединституте.

В дни Отечественной войны командовал взводом, ротой, батальоном, был командиром части, начальником штаба дивизии. Участвовал в защите Москвы, в освобождении Украины, Молдавии, Румынии, Венгрии, Польши, Чехословакии и Германии. За военные заслуги награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Кутузова III степени, орденом Б. Хмельницкого III степени, орденами Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями «За оборону Москвы», «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги» и другими. Награжден также несколькими польскими и чехословацкими орденами и медалями.

Член КПСС с 1943 года.

С 1952 года – ответственный редактор альманаха «Литературная Башкирия».

На страницах газет и журналов много лет выступает как очеркист, литературный критик и публицист.

В 1928 году в газетах появились его первые очерки о людях культурного фронта. Некоторые из них были собраны потом в небольшую книжку «В атаку» (1933).

Писал рецензии, критические статьи, публиковавшиеся на страницах газет «Рабочая Москва», «Коммунар», «Советский воин», «Советская Сибирь», «Советская Башкирия», «Ленинец», «Литературная газета», в альманахе «Литературная Башкирия», в журналах «Сибирские огни», «Урал» и др. Некоторые из этих статей вошли в книжку «Писатели-сибиряки» (1950).

Как журналиста И. Сотникова всегда привлекали пафос труда и пафос борьбы. Потому и очерки его, а позднее и книги написаны о героях-тружениках и героях-воинах.

Война сдружила писателя с людьми необычайного мужества и отваги. Их великой миссии и посвящены его военные повести и романы.

Повесть «Корсунское побоище» (1951) представляет собой книгу записок офицера об известном Корсунь-шевченковском сражении.

В повести «Оружие чести» (1957) рассказывается о боях за освобождение Румынии, о братском содружестве советских и румынских войск, о первых боях только что зарождавшейся Румынской народной армии.

Книга «Корсунское побоище» и «Оружие чести» переведены на румынский язык.

Роман «Сильнее огня» (1959) посвящен битве за Днепр, окончательному изгнанию фашистских войск с советской земли.

Книга «Дунай в огне» рассказывает о немеркнущей славе наших войск, их битвах за Будапешт, за освобождение Праги, о разгроме фашистской Германии.

Этой книгой писателя завершается его трилогия «С великой миссией» – о сражениях и битвах Отечественной войны за рубежами родной земли.

И. В. Сотников – член Союза писателей СССР.