Текст книги "Горячая точка"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

14.06

Химическая лаборатория размещалась в правом крыле комплекса. Она занимала три комнаты, отделенные друг от друга непрозрачными стеклянными перегородками. Входная дверь с красной надписью «Не входить!» была сделана из такого же матово-дымного стекла, и увидеть снаружи, что происходит внутри, не представлялось возможным.

Беклемешев постучал и подумал вдруг, что сейчас он похож на школьника, опоздавшего к началу урока.

– Входите, входите! Там не заперто, – послышалось из-за двери. Плевал говорящий на предупреждающие надписи.

Беклемешева не надо было просить дважды.

– А-а-а, Зиновий Ефимыч, – обрадовался ему высокий, профессионально сутулый человек, облаченный в белый халат и тонкие резиновые перчатки. – Прошу.

Химика Беклемешев знал. Ему случалось несколько раз бывать здесь, получать заключения, и всегда его встречал именно этот человек.

– Добрый день, Денис Сергеевич, – поздоровался майор.

– Присаживайтесь, – сутулый указал на кошмарного вида черный табурет, укрепленный на единственной вращающейся ноге. – У вас какое-то дело? Я так и подумал. Верите, работаю здесь уже двенадцать лет, и еще ни разу за эти двенадцать лет никто не зашел просто так, посидеть, поболтать. Все только по делу, только по делу.

«Устраивать приятельские посиделки в химической лаборатории? – изумился про себя Беклемешев. – Это что-то новенькое».

Сутулый оседлал второй табурет, стянул перчатки и бросил на стол.

– Итак, что же привело вас сюда, Зиновий Ефимович?

Беклемешева иногда раздражала манера разговора химика, однако ничего не поделаешь, не у тещи на блинах.

– Денис Сергеевич, у меня к вам вопрос... э-э-э... несколько странный.

– Странных вопросов, Зиновий Ефимыч, не бывает. Все вопросы кажутся странными, пока на них не получен точный ответ. Поверьте моему опыту.

– Хорошо. Верю. – Доказывать обратное Беклемешев не хотел, времени не было. – Денис Сергеевич, скажите мне, существует ли химическое вещество, способное за доли секунды раскалить корпус автомобиля, расплавить резину, заставить закипеть и испариться воду и убить человека таким образом, чтобы тело разбухло, словно его варили полтора часа.

– Любопытно, – заинтересовался химик. – В принципе, все, что вы описали, возможно, но по отдельности. А вместе... И за долю секунды, говорите? Любопытно, любопытно. Поподробнее можно?

Беклемешев в двух словах обрисовал увиденное им на площади Тверской Заставы.

– Хм, интересно, – пробормотал химик. – В целом картина укладывается в схему действия вакуумной бомбы. Сами по себе такие бомбы далеко не новинка, но не так давно, точнее, лет семь или восемь назад, проводились испытания новой модели. Принцип действия у нее тот же, что и у обычных вакуумных бомб, но только, наряду с газом, в них использовалось химическое соединение, полученное на основе напалма. Вам известно, что такое напалм?

– Разумеется.

– Так вот, в одном институте попробовали использовать напалм, но в виде аэрозоли. – Химик устроился поудобнее. – При взрыве такой бомбы аэрозольное облако накрывает определенную территорию. Микроскопические капли проникают в каждую щель, в любую трещинку и неровность почвы. Через доли секунды срабатывает дополнительный заряд, воспламеняющий газовое облако, которое, в свою очередь, воспламеняет аэрозоль. Мгновенная вспышка. Напалм горит с очень высокой температурой и абсолютно бесцветно. То, что вы приняли за колебания воздуха, на самом деле могло быть пламенем. Грязь, влага, конечно же, выпарились. Какие-то из трещин в асфальте, вполне возможно, образовались под воздействием высоких температур, но большая часть, уверяю вас, появилась значительно раньше. Вы просто не обращали на них внимания из-за грязевой жижи.

– И что же стало с этими бомбами?

– Насколько мне известно, они так и не были запущены в производство ввиду слишком высокой себестоимости и, как выяснилось, чрезмерной трудоемкости получения вышеупомянутой аэрозоли. Однако не исключено, что несколько штук сохранилось где-нибудь на Украине или, скажем, в Белоруссии. Испытывали-то их в разных местах. Кто-то вполне мог и умыкнуть одну такую.

– А как быть с погибшим сержантом? После взрыва его кожа приняла странный белесый оттенок. Обуглились только кисти рук.

– Разумеется, – подтвердил химик. – Процесс полного сгорания аэрозоли протекает настолько быстро, что кожа просто не успевает обуглиться. Кроме кистей рук, поскольку в этом случае одновременное температурное воздействие с тыльной и внешней стороны ладони слишком велико. Руки погибшего, простите за невольный цинизм, «пригорели». А причина странной, как вы выражаетесь, белесости связана с одномоментным выделением большого количества пота. Кожа как бы проваривается естественным образом. В организме человека достаточно влаги, чтобы дать такой эффект.

– Допустим. А волосы?

– А что с ними?

– Они не сгорели.

– Не сгорели? Вы уверены? – недоверчиво переспросил эксперт.

– Нет. И там еще была собака. Ее шерсть тоже уцелела. Я сам видел. Она лежала между машинами и вспыхнула, когда уже все это закончилось. И то только потому, что пламя сдуло ветром. Но до того, клянусь, ее шерсть была в полном порядке.

– Какого цвета пес?

– Черного.

Химик подумал, затем предположил без уверенности:

– Может быть, вы ошиблись? Черная шерсть – черный пепел...

– Нет, – категорично ответил Беклемешев. – Подбежав к трупу сержанта, я оказался как раз напротив, метрах в шести от нее, и четко видел, что это была именно шерсть.

– М-да, странно, странно. А в момент взрыва на сержанте не было головного убора? – спросил химик и тут же осекся: – Хотя это не объясняет наличие шерсти у погибшей собаки. Странно. Первый раз о подобном слышу, – он причмокнул. – Боюсь, Зиновий Ефимыч, что не смогу дать вам внятного ответа, поскольку и сам такового не нахожу. Увы. Я подумаю еще на досуге и, если придут в голову интересные мысли, позвоню вам.

– Хорошо, спасибо, – Беклемешев поднялся, улыбнулся натянуто. – Кстати, отрицательный результат – это ведь тоже результат.

– М-да, я знаю эту поговорку, но она, согласитесь, малоутешительна. М-да, – химик вдруг улыбнулся. – В любом случае, когда вам удастся выяснить, что же это было, сообщите мне. Договорились?

– Сообщу, – пообещал Беклемешев, выходя в коридор. – Всего доброго, Денис Сергеевич.

– Да-да. Удачи вам, – откликнулся тот.

14.08. Новомосковская улица

Первыми подъехали три патрульные машины. Два «козлика» и знавший куда лучшие времена «жигуленок». Они остановились у ворот. Еще через несколько минут появились два автобуса. Первый припарковался на углу Новомосковской и проезда Дубовой Рощи, второй встал на Королева.

Омоновцы в бронежилетах, тяжелых касках, с автоматами перекрывали прилегающие улицы. Они были похожи на пластмассовых солдатиков. Снайперы занимали позиции для стрельбы, укрываясь от возможного ответного огня за деревьями и машинами. Поднимали «СВД», заранее выцеливая невидимые пока мишени.

Седоватый, добродушно-плотный полковник, наблюдавший за башней от желто-синего «уазика», покосился на толпящихся неподалеку работников экскурсионного бюро, на бывших экскурсантов, а теперь просто зевак, на администратора, с потерянным видом топчущегося чуть в стороне от остальных, и неожиданно жестко позвал:

– Товарищ. Да-да, вы. Подойдите, пожалуйста.

– Чем могу? – Администратор, утопая по щиколотки в талом снегу, приблизился, встал за спиной милиционера.

– Сколько человек находилось в башне на момент захвата?

– М-м-м... Видите ли, трудно сказать с абсолютной точностью...

– Мне абсолютная точность не требуется. Назовите хотя бы приблизительное количество.

– Обслуга. Это сто двадцать человек. И еще экскурсионные группы. Тут вот какое дело... М-м-м... Неизвестно, успела ли какая-нибудь из групп покинуть башню, прежде чем... прежде чем случилась эта трагедия. Видите ли, некоторые задерживаются...

– Вы можете отвечать по существу? – раздраженно оборвал вялую речь милиционер.

– Да, конечно. В лучшем случае, четыре группы, плюс сопровождающие, плюс экскурсоводы... Никак не меньше восьмидесяти человек.

– Итого, около двухсот, – подвел итог полковник.

– Нет, еще посетители ресторана. Там, по-моему, было человек двадцать... – Администратор повернулся к стоящей поодаль перепуганной девушке: – Машенька, сколько билетов у нас было продано в ресторан?

– Двадцать два, – быстро, почти не задумываясь, откликнулась та.

– Видите, двадцать два, – развел руками администратор, словно именно он и был виноват в том, что народу в башне оказалось слишком много. И, непонятно к чему, добавил: – Утро.

– Какое, к чертям, утро, – тяжело откликнулся полковник. – День уже. Во сколько была захвачена башня?

– Не знаю точного времени, но мы обнаружили... э-э-э... час назад. Обратили внимание, что группы не могут попасть в башню, отправились посмотреть, в чем дело, а эти люди, захватчики, стреляли в нас.

– Из какого оружия? – насторожился стоящий тут же капитан-омоновец.

– Э-э-э... Видите ли, я не очень хорошо разбираюсь...

– Выстрелы были одиночные? Или очередями? Звук высокий или низкий? Сухой или звонкий? – настаивал капитан.

– Э-э-э... По-моему, длинная очередь. Тихая. Совсем тихая. Почти неслышная. Насчет остального... я, честно говоря, как-то не обратил внимания. Такая ситуация, сами понимаете.

– Кого-нибудь задели?

– Нет. К счастью, обошлось.

– Почему не сообщили о нападении немедленно? – нахмурился полковник.

– Видите ли, э-э-э... Мы сначала растерялись... стали проверять, нет ли раненых. А потом уже сразу позвонили «ноль-два».

– Люди из экскурсионного бюро выведены?

– Да. Мы сразу же, не дожидаясь вашего приезда, вывели всех за ворота.

– Хорошо. Не уходите пока. Вы можете понадобиться.

– Да, конечно, – закивал администратор. – Я понимаю.

Полковник, разом потерявший к нему всякий интерес, посмотрел на капитана-омоновца.

– Ну, какие будут предложения?

Тот огляделся, сплюнул под ноги:

– Сначала, понятное дело, надо эвакуировать жителей из соседних домов. Если начнется пальба, жертв может быть много. Затем посадим в одну из квартир наблюдателя с монокуляром, фотографа с телевиком, пусть поснимают, посмотрят, что к чему. Информацию хоть какую-нибудь получим, тогда и решать будем. Одно ясно: террористов не меньше десятка. Иначе бы им башню не захватить.

– Две с половиной сотни заложников. Ё-мое, – вздохнул полковник. – Не дай бог, кто-нибудь погибнет, с меня начальство три шкуры снимет. Вот еще что, пошли кого-нибудь из своих бойцов проверить второй КПП. Что там с охраной.

– Хорошо, – кивнул капитан.

– Я пока свяжусь с Центральной диспетчерской, пусть пришлют свободных людей для эвакуации и в оцепление. Нам своими силами, пожалуй, не справиться.

– Надо бы сообщить в Антитеррористическую комиссию и в Антитеррористический центр, – предложил омоновец.

– Не один .хрен? И те и другие под ФСБ работают, – пробурчал полковник. – Ох и скандал будет, ох и скандал. Тут же вокруг что ни здание – то недоразумение. Телецентр – раз. Ославят, значит. На всю страну раззвонят. Им теперь рот-то не заткнешь. Не те времена. Управление междугородной связью – два. Ты, кстати, пошли туда пару снайперов. Здание высокое, с крыши весь парк просматривается. И еще скомандуй своим орлам, чтобы газетчиков, если появятся, гнали взашей. Ни к чему нам шум лишний.

– Сделаем.

– Вот и давай, делай пока. А я оргвопросами займусь. – Полковник полез в кабину «уазика», бормоча: – И за что мне под пенсию такое наказание? Не могли они осенью эту башню чертову захватить. Или где-нибудь на другом участке. Послужной список теперь псу под хвост. Сволочи. – Он снял трубку встроенного телефона и набрал номер: – Алло, Центральная? Север на связи.

14.12. Смотровая площадка

– Ну что там? – Сержант подошел к окну, посмотрел вниз, в сторону центрального входа.

– Ничего стоящего, – ответил капитан. За прошедший час он немного успокоился и теперь выглядел куда более энергичным и бодрым. – Скомандуй всем, чтобы надели маски.

– Думаете, они станут следить за нами, командир?

– Не сомневаюсь, – капитан повернулся. – Из какого-нибудь жилого дома. С верхнего этажа. И скажи еще, чтобы не подходили без нужды близко к окнам. На улице снайперов, как муравьев.

– Хорошо.

– Как заложники?

– Пока тихо, – усмехнулся сержант. – Моцарт спрашивает, что с аппаратчиками делать? Внизу держать или, может быть, отправить к остальным?

– Скажи, пусть спустятся в аппаратную телевизионной связи и подключат видеокамеру. Передача должна пройти по всем каналам. Чтобы к четырем все было готово.

– Хорошо, командир.

14.15. Кутузовский проспект

Сегодня Евгений Павлович решил не напрягаться. Совсем уж неотложных дел, требующих его личного присутствия, нет, нужные звонки он сделал.

В два часа Евгений Павлович включил телевизор, стереокомплекс и сел обедать. Поедая телячью отбивную с отварным картофелем, он наблюдал за тем, как один из охранников пытается поймать волну на встроенном в музыкальный центр приемнике. Несмотря на все старания «гориллы», та упорно не ловилась. Динамики выдавали только характерное потрескивание и шипение. Охранник нервничал и матерился сквозь зубы, а Евгений Павлович довольно забрасывал в рот куски сочной телятины с укропчиком и мощно работал челюстями. Он был куда более рад услышать это потрескивание, чем самую приятную музыку. Отсутствие волны означало, что капитан Воробьев справился с первым и вторым этапами операции. Ну а раз ему удалось это, значит, должно получиться и остальное. Евгений Павлович вперился в телевизор. В последнем выпуске новостей ни слова не было сказано о взрыве, а ведь капитан запланировал его на пятнадцать минут второго.

Внезапно на экране возникла дергающаяся картинка: море людских голов, зажатое между высокими монументами сталинских домов. Это была Тверская. Самое начало улицы, примерно в квартале от площади Тверской Заставы. На фоне толпы стоял телерепортер, и лицо его выглядело печально-суровым, хотя в глазах горел почти радостный огонь.

– В наше время терроризм становится явлением почти обыденным... – начал вещать репортер тоном «мне неприятно и больно об этом говорить, но я обязан...».

Евгений Павлович отложил вилку и, взяв пульт дистанционного управления, добавил громкость.

– ...на площади Тверской Заставы прозвучал взрыв, – продолжал репортер. – Доступ на площадь пока закрыт, однако уже сейчас можно утверждать, что мощность заряда превышала пятьсот граммов тротила. Это напоминает прошлогоднюю трагедию, в которой террористами был разрушен Курский вокзал и повреждены линии метрополитена...

Картинка пропала, и на экране возникла миленькая дикторша:

– Федеральной службе безопасности совместно с подразделениями Министерства внутренних дел удалось вовремя эвакуировать пассажиров, и все же теракт унес по меньшей мере одну человеческую жизнь. – В кадре появилась чуть размытая фотография, сделанная «Полароидом»: скопление дымящихся машин, в центре которого бушует пламя, и распростертый на асфальте человек. – Погибший – офицер МВД. Кроме того, нами получена информация о том, что сегодня утром группа хорошо вооруженных людей совершила нападение на автоколонну Министерства обороны. Все пассажиры исчезли. Видимо, их захватили в качестве заложников. Среди пропавших один из заместителей министра. Делом занимается ФСБ. По сведениям, полученным из достоверного источника, сотрудники Службы безопасности имеют достаточно веские основания полагать, что нападение на автоколонну и взрыв на площади – дело рук одной и той же группы. Хочется надеяться, что на этот раз преступникам не удастся...

Евгений Павлович выключил телевизор, резко отодвинул тарелку и поднялся. «Гориллы» напряглись, но он только махнул рукой и перешел в кабинет, плотно закрыв за собой тяжелую дверь. На столе стоял специальный телефон. Этим аппаратом Евгений Павлович пользовался крайне редко. По нему можно было разговаривать, не беспокоясь о подслушивании.

Евгений Павлович снял трубку и набрал номер.

– Алло? Семеруков. Нет, я один. Не волнуйтесь. По телевизору только что передали... Уже слышали? – Он плюхнулся в тяжелое мягкое кресло. – Насчет нападения на колонну... Ага. Значит, в курсе. Откуда у них информация? Да я-то не беспокоюсь, но..., Перезвонить позже? Ну-у хорошо. Ладно.

Евгений Павлович повесил трубку и несколько секунд сидел в задумчивости. От него отмахнулись. Заткнули ему рот. Партнеры явно знали больше, чем он, однако не хотели делиться сведениями. Что-то пошло не так. Кто-то рассказал телевизионщикам о нападении на колонну. Наверняка эмвэдэшные крысы. У них там все схвачено. Репортеры чувствуют себя на Петровке, как в собственной постели. Хо-озяева, мать их. Стоило бы выяснить, кто именно снабжает их информацией. Явно ведь не пресс-служба.

Чрезмерная осведомленность других всегда вызывала у Евгения Павловича тревогу. Особенно когда дело касалось случаев, в которых так или иначе фигурировал он сам. Можно сказать, что в нем просыпался неприятный мандраж, смешанный с дремлющей ненавистью. Какого черта эти проныры лезут не в свои дела? Зажились, сволочи, на белом свете? Хорошая, хотя и набившая оскомину своей расхожестью фраза: «Как говорил один мой знакомый, покойник: «Я слишком много знал». Сейчас у Евгения Павловича появилось желание напомнить кое-кому жутковатую присказку. Впрочем, поразмыслив с минуту, он успокоился. Его это в любом случае не коснется. А вот «благодетелям-покровителям» стоит задуматься о будущем. А он... Что он? Если даже на него и выйдут – а Евгений Павлович имел все основания полагать, что этого не произойдет, – то именно партнерам придется его отмазывать. Они понимают, что существует способ нажать и на них.

14.56. Лубянская площадь

– Значит, так. – Балков придвинул стул, присел и положил на стол .несколько листов с убористо отпечатанным текстом. – У меня две новости. Плохая и плохая. С которой начнем?

– С плохой, – ответил Беклемешев, откладывая в сторону схемы.

– Плохая новость: контактов у заложников никаких. То есть перспективных с точки зрения следствия. Большинство из них – важные шишки из Министерства обороны, Генштаба и так далее. А там, в кого ни ткни пальцем, – все военные. Криминала, по нашим данным, ни на ком нет. Подозрительных связей – тоже. Не думаю, чтобы у кого-нибудь из них был повод организовывать нападение на колонну. Во всяком случае, очевидных нет.

Гражданских среди заложников семеро. Трое техников и четыре охранника. Все работают в НИИ высокоточных технологий. Техники из отдела перспективных исследований. Нормальный отдел, каких много. Занимается разработкой различной аппаратуры, в основном военного предназначения. Финансируется процентов на шестьдесят, работа идет ни шатко ни валко. У них с контактами среди военных, как ты понимаешь, все в порядке. Очень узкий круг общения. Среди военных – генералитет. Подозрительных контактов в быту не замечено. Информация годичной давности, но такие люди редко меняют привычки и еще реже друзей. Людям со стороны общаться со специалистами-техниками довольно скучно и сложно. Рано или поздно застольные беседы сводятся к обсуждению технических проблем, причем узкоспециализированных. Никто ничего не понимает. Тоска. Поэтому они предпочитают компанию коллег. Можно поболтать всласть, не рискуя при этом раскрыть ненароком какую-нибудь военную тайну. С охранниками дело обстоит чуть получше. Они все из «бывших». Бывшие омоновцы, морпеховцы, десантники и так далее. Здесь все чисто. У одного кто-то из друзей в погранцах ходит. Но они почти не контачат. У второго брат погиб во время августовского штурма Грозного.

– Брат? – переспросил Беклемешев. – По идее, этот охранник должен испытывать большую любовь к представителям Министерства обороны. Так?

Балков пожал плечами:

– Может быть, а может, и нет. Чужая душа – потемки. Если и так, он тщательно скрывал свои чувства. Штурм-то эвон когда был. Его с тех пор проверили-перепроверили сотню раз. И если уж он все еще работает, значит, ничего подозрительного в нем не углядели, – Балков подумал, цыкнул зубом. – Ты полагаешь, месть?

– Вряд ли. Но у нас со всех сторон «мертвяки». Ни одной толковой зацепки. Надо же за что-то ухватиться.

– Поедем сами или сюда вызовем? – деловито поинтересовался Балков.

– Сами, конечно. Ждать времени нет.

– Лады.

Беклемешев взял бумаги, заглянул:

– Ясно. Ладно. Давай теперь плохую новость.

– Хорошо. Итак, плохая новость: тебя искал Чес– ноков. И он, похоже, не в настроении. Приказал, чтобы ты явился к нему, как только появишься.

Беклемешев кивнул, давая понять, что принял информацию к сведению. «Наверняка Третьяков постарался, – подумал он. – Невзлюбил нас этот парень. Очень невзлюбил». Впрочем, его это мало волновало. Исходя из собственного опыта, Беклемешев давным-давно сделал вывод: если человеку что-то втемяшилось в голову – особенно если он считает, что его обошли, – спорить совершенно бесполезно. Людей склада Третьякова невозможно переубедить. Они не признают цветовых градаций и всегда стоят на своем, непоколебимо, как скала.

– Пойдешь? – поинтересовался Балков безразлично.

– Не сейчас, – ответил Беклемешев, складывая бумаги в ящик стола.

– Как знаешь. Предупреждаю, он тебя живьем съест.

– Что делать, – Беклемешев отодвинул стул и поднялся. – Помчались?

И в этот момент зазвонил телефон, но не местный, а городской. Секунду Беклемешев сомневался, стоит ли отвечать, однако трубку все-таки снял:

– Беклемешев, слушаю.

– Майор, – Третьяков явно был в бешенстве, – я хотел бы получить от вас объяснения! И немедленно!

– По поводу?

– По поводу ваших контактов с прессой.

– Моих контактов с прессой?

– Майор, вы что, плохо слышите? Я могу перезвонить.

– Нет, слышу я нормально, – ответил Беклемешев, слегка теряясь. – Но о каких контактах идет речь? Не понимаю.

– Ах, вы не понимаете! – Третьяков только что не скрипел зубами от злости. – Я имею в виду разглашение служебной, в том числе секретной, информации.

– Да о чем вы говорите?

– О последнем выпуске новостей!

– Я не смотрел последний выпуск новостей, и прекратите на меня орать. В конце концов, я не ваш подчиненный и не обязан перед вами отчитываться.

– Ах, вон как, – Третьяков внезапно успокоился. Тон его стал абсолютно ровным и ледяным. Если бы голос мог материализоваться, то в кабинете на подоконниках и карнизах наросли бы сосульки. – Ну что же... Вынужден признать: мое первое впечатление о вас было в корне ошибочным.

В трубке запищали гудки. Беклемешев положил трубку и озадаченно хмыкнул:

– Взаимно. Но хотел бы я знать, что происходит.

– Кто это был? – поинтересовался Балков.

– Тот самый полковник из Министерства обороны. Третьяков.

– А кто это? А-а-а, да. Вспомнил. Не обращай внимания. Они вечно чем-нибудь недовольны, – Балков поднялся. – Ну что, поехали?

– Поехали, – согласился Беклемешев..– Только по пути зайдем в информационный отдел.

– Зачем?

– Хочу узнать, что показали в последнем выпуске новостей.

Он успел сделать всего один шаг от стола, когда телефон зазвонил снова. На сей раз служебный.

– Это Чесноков, – Беклемешев чертыхнулся. – Если уж неприятности, то по полной программе. – Он снял трубку. – Слушаю.

– Товарищ майор, – прозвучал встревоженный голос дежурного по управлению. – По Седьмому отделу введен план «Набат».

– А что случилось? – спросил Беклемешев.

– Из МВД звонили: в половине второго дня группой неизвестных захвачена Останкинская телебашня. Сейчас создается сводный оперативный штаб. Чесноков там. Он приказал разыскать вас немедленно и передать, чтобы вы отвезли в «Останкино» акустиков и специалистов по видеоконтролю. Нужно обеспечить оперативные мероприятия до прибытия спецгрупп.

– М-да, – хмыкнул Беклемешев. Спецгруппа Седьмого отдела ФСБ, более известная среди широких слоев населения как «Отряд «Альфа», являлась «кулаком» Антитеррористического центра: – Когда Чесноков освободится, передайте, что я выехал.