Текст книги "Горячая точка"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

18.00. Улица Новомосковская

Ровно в шесть со стороны ВДНХ на улицу Королева вкатилось звено бронетранспортеров. Четыре колесные машины, от которых на километр тянуло жаром и соляркой. Вошли в людское море, словно корабли в незнакомую акваторию, сбросив ход почти до нуля. Зеваки загомонили оживленно, принялись обмениваться мнениями. Интересно же на эдакие махины посмотреть вблизи. У-у-у, зверюги.

На перекрестке Королева и Цандера бронеколонна разделилась.

Две машины ушли к Звездному бульвару, две остановились, не доезжая ограждения. Из приоткрытого люка головного БТРа выбрался молоденький ефрейтор в шлемофоне, гаркнул звонко на всю улицу:

– Кто тут старший? Где машины ставить?

Сержант-спецназовец подбежал, замахал рукой:

– Брат, оттянись вправо, к домам, под стены. – И заорал на зевак: – Ну что встали? БТР никогда не видели? А ну разойдись! Дай дорогу! Разойдись, говорю!

Ефрейтор вновь нырнул в люк. Толпа расступилась. Бронированные чудища, взревев двигателями, неуклюже развернулись, вползли осторожно на газон и, ломая чахлые, тонкие саженцы берез-недомерков, подкатили к домам. Качнувшись, встали прямо под окнами.

Ефрейтор выбрался из машины, достал из кармана комбинезона пачку «Примы», закурил лениво и поинтересовался у спецназовца:

– Слышь, братан, кому докладываться?

– Ты сиди, жди пока, – отмахнулся тот. – За тебя доложатся.

– А-а, ну лады.

Водитель взгромоздился на броню, устроился поудобнее, принялся озираться, покуривая неторопливо.

В штабном «РАФе» Третьяков, нет-нет да и посматривавший в экран телевизора, повернулся к хмурому, как грозовая туча, Ледянскому и сказал:

– Роман Валентинович, я бы на вашем месте запретил телевизионщикам снимать из окон телецентра.

Тот тоже посмотрел на экран и вздрогнул. По НТВ как раз начался выпуск новостей. И, разумеется, основной новостью дня был захват Останкинской башни. Промелькнула заставка, дикторша что-то быстро пояснила «для тех, кто еще не в курсе», а затем возникла четкая, яркая картинка: четыре БМП, въезжающие с Останкинской улицы на улицу Королева.

– Черт! – взорвался генерал, наливаясь кровью,– Неужели нельзя как-нибудь унять этих идиотов? Почему у меня должна голова еще и об этом болеть?

– У них работа такая, – рассудительно заметил Третьяков, нажимая на клавиши. – По всем каналам одно и то же. Ракурсы только отличаются. Этажи, наверное, разные.

– Все, приехали, – мрачно выдохнул спецназовец. – Если у этих подонков есть телевизор, они убьют заложников.

– Я же говорил, – поддержал его Четвертаков. – Надо было положить главаря, пока он стоял внизу. Остальные бы мигом обделались.

Приоткрылась дверца, и в салон заглянул милиционер из оцепления, козырнул:

– Товарищ генерал, «бэтээры» прибыли.

– Да уж видел, вашу мать! – рявкнул тот, указывая на телеэкран. – Чтобы через минуту этого не было! Иначе вы у меня все под суд пойдете! Ясно?

– Так точно, – испуганно вытянулся тот.

– Выполнять!

– Есть!

Дверца захлопнулась. Ледянский вздохнул тяжело, подумал, сказал уже спокойнее:

– Не думаю, что они станут стрелять в заложников.

– Почему вы так считаете?– Чесноков, неотрывно наблюдавший за башней, повернулся.

– Заложники – их последнее прикрытие. Они должны быть полными идиотами, чтобы пойти на такое.

– А я-то, признаться, думал, что вы купились на болтовню этого ублюдка, .– улыбнулся Чесноков.

– Я ему не верю ни на грош, – покачал головой Ледянский. – Этот выродок может говорить все, что угодно, но полковник Епишев был расстрелян только за то, что вступился за избиваемого без всякой причины парня. Будь их главарь таким, как говорит, – солдатом – он бы этого не допустил. Да и остальные не стали бы совершать ничего подобного. Кстати, по свидетельству одной из заложниц, парня буквально насмерть забили прикладом. Это что, солдатская доблесть? Ну, и наконец, насилие над... над женщиной. Я звонил в больницу. У нее сломаны почти все ребра, левая рука, бедро, многочисленные ушибы внутренних органов и мягких тканей, сотрясение мозга. Их главарь – просто-напросто хитрый, лживый ублюдок.

– Зачем в таком случае они отпустили детей? – спросил озадаченно Седнев. – Это самый надежный щит. Стопроцентный.

– Элементарно, – ответил Четвертаков. – Террористы, понимая, что рано или поздно штурм состоится, решили подстраховаться на случай, если их все– таки схватят. Это абсолютно очевидно. У меня не возникает ни малейших сомнений в том, что дело обстоит именно таким образом.

– А как быть с выкупом? – продолжал допытываться Седнев. – Деньги-то они не взяли.

– Жест, безусловно, эффектный, – сказал Третьяков размеренно. – Раз уж вас, профессионала, это зацепило, что уж говорить о простых людях, куда более восприимчивых. Тех же телевизионных и газетных репортерах, например. Они вцепятся в эту «утку» обеими руками. Я уже даже вижу заголовки на первых полосах столичных газет: «Новые Робин Гуды!» или «Солдаты без удачи». Нас выставят в роли этаких злодеев, убийц. Репортеры ведь не знают ни о полковнике Епишеве, ни о забитом прикладами парне, ни о вашей дочери. Лично мне в бескорыстие бандитов верится с большим трудом. Думаю, что террористы просто решили выручить приличную сумму за бумаги, о которых я говорил раньше. Секретные документы до сих пор ценятся достаточно высоко, а на этих как раз стоит гриф «Секретно». Террористам ведь невдомек, что это «пустышка», – Третьяков обвел взглядом остальных штабистов. – Впрочем, я не претендую на истину в высшей инстанции. В принципе, мой голос здесь вообще ничего не стоит. Я только высказал сугубо личное мнение.

Ледянский сидел в кресле, сцепив руки на коленях, и молчал. Лицо его приобрело странное отсутствующее выражение. Казалось, он где-то далеко.

Внезапно репортаж прервался. Вместо кадров толпы и «бэтээров» возникла заставка.

– Слава богу, наконец-то, – вздохнул с облегчением Четвертаков. – Будем надеяться, что террористы не успели посмотреть новости.

– Снайперы уже прибыли? – глухо, по-прежнему глядя в пол, вдруг спросил Ледянский.

– С минуты на минуту прибудут, – ответил Чесноков. – Их уже вызвали.

– А прожектора?

– Как раз начали устанавливать. Двадцать пять штук.

– Хорошо. Что с вертолетами?

– Через полчаса они будут на базовых точках.

– Что отвечает штаб Гражданской обороны? – Ледянский поднял взгляд на Третьякова. – Вы им звонили?

– Конечно. В принципе, они согласны помочь, но окончательный ответ смогут дать не раньше чем через час. У них там возникли какие-то технические неполадки.

– Все в этой стране через задницу! – неожиданно яростно выдохнул Ледянский. – Все. Обязательно, как доходит до дела, так что-то случается. Одни какого-то крючкотвора найти не могут, у других технические неполадки.

18.02. Смотровая площадка

Капитан перехватил поудобнее автомат. После произошедшего внизу он вдруг уверился в мысли, что штурма не миновать. Подготовка к нему уже началась. Значит, предстояло разгадать план действий штурмовых групп и попытаться дезорганизовать их, задушить первую атаку в самом начале. Как правило, после этого наступает долгий перерыв. Понадобится уточнить число потерь, выработать новую тактику, перегруппировать людей. За это-то время капитан и рассчитывал вывести солдат из башни. Возможно, им удастся вырваться еще до штурма, но не раньше, чем они завершат начатое. Доделают то, ради чего пришли сюда. Иначе зачем вообще все затевалось?

– Остров, – прозвучал в динамике передатчика голос Моцарта. – У нас плохие новости.

– Сейчас спущусь, – отозвался он и, повернувшись к сержанту, добавил: – Собери чужаков и пересчитай заложников.

– Хорошо, – ответил тот, крикнул: – Волк! Поднимайся наверх. Останешься караулить заложников.

– Понял.

Капитан вошел в лифт, спустился до пятого этажа.

Аппаратчики окончательно освоились в новой компании. Сидели на корточках у стойки, курили, рассказывали что-то Минаю. Тот слушал, открыв рот. Мерцающие в полумраке огоньки сигарет выхватывали лица, глаза, губы. Время от времени вспыхивал смех. Телевизор мерцал у них под ногами. Невнятно что-то бубнил диктор. Моцарт, как и раньше, стоял у окна, задумчиво смотрел вниз, на площадку, на улицу Королева, на дома напротив. Автомат он положил на скрещенные руки, стволом вниз, как младенца.

Услышав звук открывающихся лифтовых дверей, аппаратчики принялись лихорадочно гасить сигареты, разгонять руками дым. Минай вскочил поспешно, отступил на пару шагов.

Моцарт обернулся. Капитан, сделав вид, что не замечает столбиков пепла на полу и густой дымовой завесы, прошел к нему, остановился рядом, спросил тихо:

– В чем дело?

– Командир, – Моцарт понизил голос, указал пальцем за окно, – минуту назад подошло звено «броников». Четыре штуки.

–Где?

– Вон у того дома. Сейчас их не видно, под стенами стоят. Мне показалось, они разделились. Два ушли влево, а два остались. Я тут прошвырнулся по кругу, поглядел. Не могу ручаться, но, по-моему, еще одна машина с противоположной стороны. У телецентра. Прямо за углом. Они что-то затевают, командир.

Моцарт говорил размеренно и ровно, абсолютно спокойно, не глядя на капитана.

– Волнуешься? – спросил тот.

– Все, наверное, волнуются, – ответил уклончиво Моцарт.

– Минаев! – позвал капитан. – За телевизором кто будет следить? Папа римский?

– Я слежу, товарищ капитан.

– Сообщения были?

– Разные. Уехали из Кремля, приехали в Кремль. Конкретное местоположение пока не называлось.

– Заканчивай лясы точить, – не оборачиваясь, скомандовал капитан. – Смотри внимательно на экран. Задача ясна?

– Так точно!

– Выполняй.

– Есть!

Капитан замолчал, вглядываясь в оцепление, в толпу, кажущуюся в сумерках огромным волнующимся озером. В дома, по стенам которых прыгали блики «маячков» пожарных и милицейских машин, автомобилей «Скорой помощи». Окна в домах черные, пустые. Как в войну. Только на войне нет зевак. Там не стоят на месте. Там бегут. Пригнувшись, озираясь, прижимая к себе кто ребенка, кто автомат, кто добытую еду. Небо в кровавых полосах заката. Низкое, темно-синее. Прохладно-красивое. В невесомой электрической вуали. Черное пятно опустевшего парка ВВЦ. Правее – глянцевая поверхность пруда и парк Дзержинского. Все переименовали, его, бедолагу, почему-то оставили. Руки, что ли, у властей не дошли? Вой ветра в огромной бетонной трубе. Щемяще-тоскливый, как древний плач по погибшему. Пой, ветер, пой. Поминай еще не умерших.

Капитан резко повернулся на каблуках, зашагал к лифту, бросив на ходу:

– Минаев, проворонишь новости – голову откручу.

– Понял, товарищ капитан, – отозвался тот.

На смотровой площадке уже собрались трое оставшихся семеруковских «посланцев» – Губа, Лесик и Гулкий. Разговаривали между собой. Чуть в стороне стоял сержант. Привалившись плечом к стене, он наблюдал за «чужаками».

– Слышь, начальник, – обратился к нему Губа. – А Герыч где? Чего-то его не видать.

– И не увидишь. Нет больше твоего Герыча, – спокойно ответил тот. – Был да весь вышел.

– Как это? – повернулся к нему Гулкий.

– А вот так.

– Ты, я тя серьезно спрашиваю, – напрягся Губа.

– А я тебе серьезно и отвечаю, – отлепился от стены сержант. – Нету. Кончился.

– Помер, что ли?

– Ага. Пулей подавился.

Лицо у Губы сперва вытянулось, затем стало злым, но спустя секунду выражение злобы сменилось напряженной ухмылкой.

– Ну и х...й с ним.

– Да гонит он, – предположил Гулкий. – Гонишь, начальник?

– Хочешь убедиться? Иди посмотри. На лестнице ваш Герыч валяется, – сержант, словно невзначай, положил палец на курок.

Насмешливо-спокойный, он казался на голову выше бандитов. И стократ сильнее.

Из лифта показался капитан, подошел, взглянул на «чужаков», сказал спокойно, сухо, чуть отстраненно:

– Значит, так. Денег нет. И не будет. Когда окончательно стемнеет, вы сможете уйти. Все.

– Кончай лепить, – подал голос Гулкий– Он злился все больше. – Бабки тебе принесли. Я видел.

– Как принесли, так и унесли. Скажете своему начальнику, что денег нет.

– Ты че, пес? – Губа отступил к стене. – Пацаны, эта крыса решил себе бабки притырить. Нас шеф в ж...у вы...т, а эти падлы будут за наш счет по кабакам с телками оттягиваться.

Капитан поднял на него взгляд:

– Я сказал, денег мы не получили.

– Да вас, падлы, найдут, ясно? Вы не жильцы теперь. А тебе, начальник, я лично кишки выпущу.

– Угу. Если жив еще будешь к тому времени, – буркнул Гусь.

– Э, браток, ты и правда пасть поосторожнее открывай, – поддержал его Март. – А то ведь и схлопотать недолго.

– Знаете, че с вами со всеми будет, козлы? – продолжал скалиться Губа. – Вы трупяки уже. – Он покосился на «своих». – Дотямкали, пацаны? Сперва эти суки Герыча завалили, теперь за нас принялись. Они спецом разбор затеяли, чтобы «мочилово» начать, – Губа прижался спиной к стене, вскинул оружие, целясь в капитана. Сержант тоже поднял автомат. И Гусь развернулся, и Март. – Смотри, Бугор, – продолжал Губа, – мы, может, и «фуфели», что на такую дешевую подляну влетели, но тебя я успею прихватить. Понял?

– Ваш Герыч расстрелян за убийство и изнасилование, – коротко и жестко пояснил капитан.

– Хорош гнать. Он хочет сказать, что замочил Герку из-за какой-то мокрощелки, – прояснил Губа приятелям.

– Не из-за мокрощелки, а за изнасилование, – подвел черту капитан. – Когда стемнеет, мы вас отправим.

– Нет уж, Бугор, – в тон ему ответил Гулкий. – Сперва ты отдашь нам наши деньги. Без них мы не уйдем.

Капитан пожал плечами:

– Хотите остаться – оставайтесь. Дело ваше. Разговор окончен.

– Слушай, – зашипел Губа, – я тут с тобой базары разводить не собираюсь. И под пули ментовские лезть мы не договаривались. Последний раз говорю, отдай наши бабки – и мы отвалим по-тихому. Я даже за тебя «мазу» перед бугром за Герку подержу.

Капитан не обратил на него внимания. Подошел к окну, посмотрел вниз, на Королева, но и отсюда БТРов не увидел. Поднял передатчик:

– Восьмой, видишь что-нибудь?

– Чисто, – отозвался Кокс.

– Посмотри хорошенько.

– Нет. Ничего.

– Маяк, что у тебя?

– Чисто.

– Черт!

Капитан предпочел бы знать, что бронемашины здесь, убедиться в достоверности своих опасений относительно штурма, чем мучиться неизвестностью.

– Начальник! – громко, с неприкрытой злостью гаркнул за его спиной Губа. – Последний раз по-хорошему прошу: отдай бабки! – Тот даже не повернул головы. – Ну, ладно, падло. Я тебя предупреждал. Сам напросился.

Понимал он, что у них нет ни единого шанса уцелеть в перестрелке? Наверняка. На что надеялся? Злость перевесила здравый смысл. Губа потянул спусковой крючок. Капитан резко повернулся, чуть отклоняясь в сторону и выбрасывая вперед правую руку с зажатым в пальцах пистолетом. Два выстрела, громкий и практически неслышный, прозвучали с промежутком в десятые доли секунды.

– Лежать! – заорал Гусь, бросаясь вперёд.

Пуля обожгла лицо капитана и ударила в окно. Толстое стекло покрылось сеткой трещинок. В рваной дыре величиной с десятирублевую монету засвистел ветер. Звук был похож на скрип детской свистульки. Монотонно-нервирующий, однообразный, тонкий. Запрыгали по полу стреляные гильзы. Голова Губы резко откинулась назад. Чуть выше переносицы вдруг появилась темная нашлепка. Бандит упал сперва на «пятую точку», затем медленно откинулся на стену, завалился на бок. Так и остался лежать, уронив простреленную голову на грудь. На светлую рубашку упало несколько черных капель.

Набегающий Гусь оттолкнул Гулкого к стене, прижал крепко левой рукой, ткнул ствол автомата под нижнюю челюсть.

– Стоять, б...ь! Не шевелиться!

Сержант мгновенно и резко «впечатал» в стену растерявшегося Лесика.

– Что с этими двумя будем делать, командир? – спросил он громко. – Может, тоже в расход? От этих дураков одни неприятности.

Капитан подошел ближе, спросил, пряча пистолет в кобуру:

– Вы хотите убраться отсюда живыми? В таком случае не делайте больше глупостей. Когда стемнеет, вы уйдете. Я не врал. Денег нет. Если бы они были, я бы их вам отдал. Но денег нет. Нравится вам это или не нравится, не имеет значения.

– Ладно, начальник. Ша. Все, – Гулкий поднял руки ладонями вперед. – Базара нет. Как скажешь. Я просто предупреждаю: у тебя будут большие неприятности. Тебя и твою команду найдут, где бы вы ни прятались. Хоть в Африке, хоть в Америке. Есть такие люди. За бабки даже из ада достанут. А наш бугор мстительный. Он тебе этого так не оставит.

Капитан пожал плечами:

– Посмотрим.

– Товарищ капитан, – вдруг сказал Лесик совершенно нормальным тоном, – я могу остаться с вами?

Капитан придвинулся ближе, посмотрел внимательно. В сумерках глаз было почти не видно, а он хотел увидеть именно глаза.

– Почему?

– Так нас все равно в живых не оставят, – объяснил Лесик. – Шеф разозлится, а на ком злость срывать? На нас. Все одно убьет. Да и надоело с этой шушерой толочься. Я ведь тоже после армежки в «бойцы» пошел.

– Ты кого шушерой назвал, валет? – вскинулся Гулкий.

– Заткнись, – оборвал его Гусь.

Капитан повернулся к Гулкому:

– Ты надумал что-нибудь?

– Надумал. Когти рвать. И этому м...звону советую, – он покосился на Лесика. – Слышь, ты, дятел. Валим отсюда. Их же так и так положат всех. Ты не понял еще?

– Я остаюсь, – ответил тот.

– Ну и м...ак, – прокомментировал заявление Гулкий.

– Оба уйдете, – подвел черту капитан.

– Но я же... – начал было Лесик, но капитан прервал его:

– Я сказал: уйдете оба. Сержант, – он забрал у «чужаков» оружие, повесил себе на плечо, – проводите этих людей к заложникам. Пусть подождут там. Пошлите кого-нибудь развернуть прожектора. Одного человека поставьте у запасного генератора.

– Ясно, командир. – Сержант подмигнул Лесику: – Пошли, брат. Тебя как звать-то?

18.32. Военный городок

Дежурный оказался не один. Рядом с ним вышагивал невысокий коренастый майор. Седоватый, мясистоносый. Дежурный козырнул:

– Здравия желаю. Капитан Петрухин. Ваши документы, пожалуйста.

Сергеев предъявил корочки.

Петрухин внимательно изучил их, придирчиво сравнил фотографию с оригиналом, кивнул удовлетворенно, представил спутника:

– Майор Середа. Военный дознаватель. У нас сегодня дезертировал солдат.

Середа и Сергеев пожали друг другу руки. Середа улыбнулся, однако глаза у него остались прежними – колючими, пронизывающими.

– Так чем могу быть вам полезен? – спросил дежурный.

– Я хотел бы побеседовать с солдатом, обнаружившим колонну.

– Боюсь, что ничего не получится, – ответил капитан. – Именно он и дезертировал. Секаев Игорь. Психически очень неуравновешенный парень. За ним замечались отдельные правонарушения, но мы закрывали на них глаза до поры до времени. Пойдемте в дежурную часть. Не здесь же стоять. Холодает.

– Пойдемте, пойдемте, – согласился Сергеев. – И в самом деле прохладно.

Они зашагали по дорожке в темноту.

– Недавно у нас появилась информация, что Секаев продает жителям окрестных поселков мясо, которое ворует из солдатской столовой. Мы начали наблюдать за ним, чтобы поймать за руку. Кто-то проболтался и... вот результат, – продолжал рассказ капитан. – Часть между тем секретная. Так что не миновать большого скандала.

– Значит, сбежал, – сокрушенно покачал головой Сергеев. – Надо же, какая неприятность. Ну, раз приехал, не уезжать же. Может быть, я пока пройдусь, погляжу, что к чему?

– Пожалуйста, – согласился капитан. – Только боюсь, что без специального допуска вы не можете ходить по территории части без сопровождающего.

Сергеев хотел что-то ответить, но в этот момент полумрак прорезал яркий свет фар. Из-за поворота, ревя могучим двигателем, вывернул мощный самосвал. Кузов его был накрыт брезентом, под которым угадывались контуры танковой башни.

– Что это? – спросил фээсбэшник.

– Вывозим учебные пособия, – охотно пояснил дежурный. – Со стрельбища.

– А у вас тут и стрельбище свое есть?

– Разумеется. Только не свое, а дивизионное.

– Можно посмотреть?

Дежурный неопределенно пожал плечами:

– В общем-то, конечно, можно, но лучше не сегодня.

– Почему?

– Видите ли, там недостаточно хорошее освещение, а сейчас уже довольно сумеречно.

– Боитесь, задавят? – кивнул Сергеев и улыбнулся.

– Не то чтобы боюсь, но опасаюсь, – дежурный улыбнулся в ответ. – Голову-то, в случае чего, с меня снимут. Приезжайте завтра утром. Я вас с удовольствием свожу.

– Ловлю вас на слове.

Военный дознаватель, слушая их разговор, молчал, и по его бесстрастному лицу невозможно было понять, о чем он думает.

Дежурный же по КПП подождал, пока офицеры отойдут, и вошел в комнату для отдыхающей смены. Здесь был еще один солдат. Дремал на обшарпанной кушетке, накрывшись шинелью и положив голову на грязноватую подушку без наволочки.

Автоматчик принялся расталкивать напарника. Тот долго не хотел просыпаться, но дежурный проявил максимум настойчивости. Наконец спящий приоткрыл один глаз, спросил сонно:

– Что случилось?

– Вставай, – автоматчик по привычке оглянулся, словно боялся, не стоит ли кто за спиной, не подслушивает ли. – Мне в казарму надо слетать.

– На хрена?

– Надо.

Тот сел, зевнул широко, прикрыв рот ладонью, буркнул сонно:

– Ну иди, раз надо. Хавчик забей мне.

– Забью.

– Только конкретный.

– Самый большой возьму.

– Ладно тада. Иди. – Отдыхавший поднялся, пошатываясь, вышел на улицу, зачерпнул горсть снега, размазал его по лицу, поежился: – Бр-р-р. Параша.

Тем временем автоматчик подошел к «Волге», постучал в окно. Шофер, дремавший за баранкой, чертыхнулся, приоткрыл дверцу:

– Закурить надо?

– Есть у меня, – ответил солдат. – Лучше скажи, твой начальник, ну этот, который приехал, он большая шишка?

– Большая, – ответил шофер. – Больше некуда.

– Если что, он поддержку дать сможет?

– Сможет, – так же серьезно кивнул тот. – Он все может.

– Спасибо.

– На здоровье. Дверью посильнее хлопни. – Когда солдат закрыл дверцу, шофер откинулся на спинку и, вновь прикрыв глаза, добавил ворчливо: – Они, блин, все могут. Даже комара за яйца поймать.

Солдат этого не слышал. Он бежал следом за ушедшими офицерами к казарме.

18.37. Новомосковская улица

Потрясение было грандиозным. Когда Трошин, помявшись, наконец сообщил решение штаба Гражданской обороны, Ледянский в отчаянии опустился на сиденье «РАФа».

До самой последней минуты он полагал, что им не откажут. Слишком важное дело, чтобы проявлять межведомственные амбиции.

– Почему? – только и спросил генерал.

– У них неполадки в аппаратуре. Электропривод вышел из строя, и они не могут попасть в бункер. Кроме того, не удается связаться С дежурными офицерами. Они, похоже, и сами не знают точно, в чем дело. – Трошин присел, снял фуражку, вытер лоб. – Но это еще не все.

– Как? Еще что-то есть? – Ледянский вздохнул.

«Разве может быть хуже?» – подумал он.

– Террористы, похоже, разгадали наши намерения.

– И в чем это выражается?

– Они разворачивают прожектора.

– Дьявол! – Генерал потянулся к окну, отодвинул штору.

Действительно, по балкону третьего этажа скользила крохотная фигурка. Человек деловито и быстро разворачивал черные бочки прожекторов, направляя их на парковочную площадку, на газон, в быстро наливающееся темно-синим небо.

– Это конец, – прокомментировал событие Трошин. – Наш план полетел в тартарары.

Ледянский задумался. Ситуация ухудшилась. Их расчет строился именно на темноте и временной «слепоте» террористов. Теперь отдать приказ о штурме означало бы послать людей на верную гибель. Под пули. Существовал единственный вариант. Практически безнадежный, но... Другого все равно нет.

– Генерал, – позвал Трошина Ледянский. – Найдите ближайшую дорожно-ремонтную базу, и чтобы максимум через пятнадцать минут здесь были два экскаватора, мобильный подъемный кран, компрессор и бригада рабочих с отбойными молотками, – он развернул схему коммуникаций. – Трубы проходят вот здесь, – точка на карте. – Пусть рабочие в срочном порядке взламывают асфальт и снимают кожух. Все должно быть готово к восьми часам.

– Хорошо, – Трошин явно испытал облегчение, поняв, что есть человек, способный в подобной ситуации отдавать четкие указания. – Все будет исполнено.

– Подберите троих... нет, лучше четверых добровольцев. Это должны быть самые лучшие люди, элита. И пришлите их ко мне на инструктаж.

– Хорошо.

– Можете идти.

– Есть. – Трошин замялся.

– Что-то еще?

– Там приехал отец одного из террористов. Говорит, его прислал капитан Беклемешев.

– Что я говорил? – не без легкой доли хвастовства улыбнулся Чесноков. – Зиновий – превосходный оперативник.

– Позовите его, – скомандовал Ледянский.

Трошин поспешно выбрался из «РАФа».

– Это очень рискованно, – задумчиво произнес Третьяков. – Но именно поэтому и может завершиться удачей.

– Что вы имеете в виду?

– Затею с подземной группой.

– Без них так или иначе операция не состоится, – заметил Ледянский. – Если они не смогут пробраться в башню и отключить генератор, штурм обречен на провал.

– Я понимаю, – согласился Третьяков. – Да, это сейчас единственный выход.

– Вот именно.

В кабину забрался незнакомый мужчина. Тщательно выбритый, в поношенном, но аккуратно отглаженном костюме, белой рубашке и галстуке.

– Полесов Илья Викторович, – нерешительно представился он. – Я – отец Петьки и Мити.

Мужчина держался скованно, как родитель закоренелого двоечника, вызванный на педсовет.

– Кто такие Петька и Митя? – недоумевающе спросил Ледянский.

– Ну Петька же, – произнес мужчина. – Он в башне. И Митька тоже. Ваш товарищ сказал, что Петька захватил всех в... в плен. И Митьку. Ну, не только Петька, конечно, а вместе с остальными своими пацанами из армии.

– Я ничего не понимаю, – резко сказал Четвертаков. – Митька, Петька, пацаны. Объясните толком, что вы здесь делаете.

– Так я... Мне ваш товарищ, Беклемешев, кажется, если не путаю, сказал приехать, вот я и...

Илья Викторович Полесов, мужчина не робкого десятка, не боявшийся царицынской шпаны, вконец стушевался перед «важными чинами».

– Петька в составе группы террористов, – пояснил Третьяков. – А Митька, похоже, среди заложников. Они – родные братья. Правильно?

– Да, правильно, – согласился тот и перевел дух.

– Хорошо. Митька что делал? Кто он?

– Так... солдат. То есть охранник.

– Охранял колонну?

– Да.

– Понятно.

Ледянский кивнул.

– Наконец-то объяснили толком. Та-ак, – протянул он. – Что же нам с вами делать?

– По-моему, – подал голос Седнев, – имеет смысл предоставить Илье...

– Викторовичу, – быстро добавил тот.

– ...Илье Викторовичу возможность переговорить с сыном.

– Это вряд ли поможет, – с сомнением сказал Третьяков. – Если бы он был там один, еще куда ни шло, но их двадцать. Сработает психология «коллектива». Даже если Петр и захочет уйти, он этого не сделает и, уж конечно, не станет уговаривать остальных. Хотя бы из-за боязни прослыть трусом. Предателем.

– Но это может послужить причиной разногласий между террористами, – возразил Седнев. – Они, в конце концов, всего лишь люди. Вспомнят о семьях. Расслабятся. Нам это на руку.

– Не знаю, не знаю.

– В любом случае, – подвел черту Ледянский, – мы ничего не теряем. Абсолютно ничего. – Повернувшись к Илье Викторовичу, генерал спросил: – Вы уверены, что хотите это сделать? Видите ли, данный шаг довольно опасен. Никто не в состоянии предсказать, как отреагируют террористы на ваше появление. Они могут попросту выстрелить в вас.

– Петька-то?

– А с чего вы взяли, что Петр действительно среди террористов? – вдруг спросил Третьяков. – Уважаемый Зиновий Ефимович мог ведь и ошибиться. Такое случается. Никто не совершенен.

– Ничего, я не пугливый, – нахмурился Илья Викторович. – Меня такое шпанье пугало, не этим чета, – он махнул рукой. – И грабить меня пытались, и ножи совать, ничего. Живой пока. Так что? Я пошел?

– Подождите, – остановил его Ледянский. – Сейчас принесут микрофон.

– Зачем это?

– Просто мера предосторожности.

– И куда мне идти? – спросил Илья Викторович.

– Прямо, через ворота, вон по той галерее и через КПП, – объяснил Четвертаков. Помолчал, добавил: – Ни пуха вам.

– Да ладно.

Илья Викторович, не оглядываясь, зашагал к башне, а Четвертаков поднял мегафон:

– Внимание! Петр Ильич Полесов! С вами хочет поговорить ваш отец! Повторяю! Петр Ильич Полесов! С вами хочет поговорить ваш отец!