Текст книги "Горячая точка"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

17.07. Лубянская площадь

Беклемешев открыл дверь своего кабинета и оторопел. В комнате было накурено до слезоточивости. Табачный смог висел непроницаемо-ватной завесой, и от этого казалось, что человек, сидящий за столом, парит в воздухе. Лежит на душных облаках, словно в гамаке. Это был Сытин. Он курил, старательно пуская дым кольцами, разгоняя неудавшиеся взмахами руки. Все время руками махал. Гнал смог в коридор. Увидев Зиновия, обрадовался, привстал:

– А-а-а, это ты, Зиновий. Заходи.

– Спасибо за приглашение, – буркнул тот. – Ну ты даешь, брат.

– А что такое? – вполне искренне изумился тот.

– Да так, знаешь.

– Сижу, курю, никого не трогаю, – Сытин по привычке навалился грудью на стол.– Слушай, куда вы все разбежались? Никого найти не' могу. Борька где-то носится – не поймаешь. Все говорят: «Только что здесь был, только что здесь был». Прямо Неуловимый Джо какой-то.

– Я его в батальон услал, – объяснил Беклемешев, проходя к столу, присаживаясь и вынимая бланки. – Ты бы хоть фрамугу открыл. Дышать нечем.

– Сейчас сделаю, – Сытин полез открывать фрамугу, докладывая по ходу: – Из баллистической лаборатории приходили, заключение принесли. Я почитал, и вот у меня какая мысль родилась...

– У нас она тоже родилась, – сообщил майор.

– Фальшивка, да?

– Да, – Беклемешев взял из стаканчика ручку, начал заполнять какой-то бланк.

– Вот. Не ошибся я, значит. Балков тебе фоторобот оставил. На стол я положил. Вот, под папкой.

– Спасибо, – майор оторвался от писанины, взял фоторобот.

Три лица, что называется, без особых примет. Сунул карточки в кожаную папку, заодно и все остальные бумаги переложил. Без папки этой все-таки неудобно. Снова начал писать.

– А пока вы по ресторанам да девочкам променад совершать изволили, – продолжал тем временем Сытин, – я тоже не сидел сиднем, а смотался скоренько в НИИ, к которому броневик приписан.

– И что? – заинтересовался Беклемешев. – Рассказывай, рассказывай, я слушаю.

– У них две машины, – Сытин дернул за веревку, но фрамуга твердо стояла на своем. Даже не шелохнулась. – На второй возят некий крупногабаритный груз. Точнее, большие кофры. Модель «Ивеко». Машины только числятся за институтом, на самом деле их использует какое-то там управление Министерства обороны. Конкретно фамилий назвать не смогли. Заявка с фамилией шофера подавалась непосредственно перед самим выездом, а вечером аннулировалась. Так вот. Сегодняшней заявки у вахтера нет.

– Как нет? – удивился Беклемешев.

– А вот так. Нет, и все. Приехали какие-то люди с военными погонами и забрали. Директор не в курсе. Я так понял, что он вообще ни на что не жалуется, потому что Министерство обороны помогает им сводить концы с концами. Ни одного просроченного платежа, представляешь?

– Такого не бывает, – майор закончил заполнять бланк, сложил, сунул в папочку.

– А вот и бывает, как выяснилось. Институт совсем маленький, можно даже сказать, крошечный, но денежки поступают исправно. День в день. Все счета оплачены.

– Короче, сделано все, чтобы институт этот не мелькал.

– Правильно.

Сытин наконец совладал с фрамугой, но Беклемешеву этого показалось мало, »и он включил вентилятор.

– Ну, Макар-следопыт, дальше давай.

– Их директор обо мне полчаса справки наводил. Звонил дежурному и всякое такое. Лично у меня сложилось впечатление, что этот научно-исследовательский институт ничего не исследует и вообще ничем не занимается. Сидят там, в шахматы играют, в шашки, в преферанс иногда. В получку. Работает только один отдел. Остальные выступают в качестве прикрытия. Для антуража. Вот так.

– Все?

– Ну, прошвырнулся я там, посмотрел, – Сытин хитро прищурился. – В лаборатории этой, действующей, приборов тьма. Какие-то редукторы, индукторы, хрен их разберет. Вольтметры-амперметры разные. Там бы со специалистом-физиком порыться, много ценного можно было бы узнать. Сигаретки нет?

Беклемешев достал из ящика нераспечатанную пачку сигарет, бросил Сытину:

– Держи, заслужил.

– Благодарствуйте. – Тот принялся торопливо срывать целлофановую обертку. – Но, прежде чем уйти, я заглянул еще раз в гараж, к вахтеру и в отдел кадров. «Ивеко» в гараже нет. Там вообще всего одна машина стоит. «Газон-66». На нем в их столовку обеды привозят. И место свободное. Как раз на два броневика. А в отделе кадров характеристиками охранников поинтересовался. Мне Балков списочек набросал, так я прям по нему и пошел. Все про всех. В подробностях. Приходили ли бумаги из милиции? Может, пьянки или еще чего. Нет, говорят. Ни на кого. Ни разу. Ничего такого. Вот совесть у людей, думаю. Господь бог позавидует.

– Насчет наводчика мы уже выяснили. Это Дмитрий Полесов. Его брат, Петр, как оказалось, не погиб, а попал в плен. Судя по всему, они оба сейчас в башне. Только один в качестве заложника, а второй в качестве террориста. Похоже, Дмитрий проговорился брату о том, какой груз они возят и когда. Ну, а тот не преминул воспользоваться информацией в собственных целях.

– Полесов? – Сытин от удивления «втянул» полсигареты разом. – Нет, Зиновий. Это вы чего-то напутали. Полесовым-то я как раз больше всех и интересовался. На работе характеризуется исключительно положительно. Серьезный и исполнительный, без вредных привычек. Не пьет, не курит. На работу всегда приходит тютелька в тютельку. Молчун, каких мало. Каждое слово из него приходится клещами вытаскивать. За весь день только «здрасьте» и «до свидания». Вахтер поделился. Да и девушки из отдела кадров подтвердили. Он ведь парень симпатичный, к тому же холостой. Понимаешь?

– Понимаю.

– У него невеста в отделе кадров работает. Остальные сидят, завидуют. Еще бы, такой жених перспективный из рук уплывает. Так вот, он даже невесте своей не рассказывал, над чем работает отдел. Хотя, казалось бы, заявление подали, без пяти минут жена. Из «своих». Нет, говорит. Как только речь о работе заходит – все. Словно воды в рот набирает.

Беклемешев потянулся к телефону:

– Дежурный? Заместитель начальника оперотдела ФСБ майор Беклемешев беспокоит. Федулов у себя еще? Соедини, пожалуйста.

– Тебе что, неинтересно? – спросил Сытин.

– Очень интересно. Только не нравится мне все это.

– Почему?

– Да потому, что получается, будто нападение на колонну организовало Министерство обороны, а это не только абсолютно неправдоподобно, но и противоречит элементарной логике.

– Почему? – снова требовательно спросил Сытин.

– Понимаешь... Алло? Артемий Демидович? Беклемешев. Мне передали, что ты звонил? Давно? Да весь в разъездах. Тут такая каша заваривается – жуть. Уже слышал? Вот и я говорю. Твои орлы что-то нашли? Нашли? Кого-о-о? – На лице Беклемешева отразилось столь явное недоумение, что Сытин не выдержал, придвинулся поближе, повернулся ухом к трубке. – А при чем здесь крысы?

– Крысы? – переспросил шепотом Сытин.

– Приехать? Артемий Демидович, дорогой, времени в обрез. Так нельзя рассказать? Надо самому видеть? Ладно, сейчас буду.

Беклемешев поднялся, достал из кобуры пистолет, проверил обойму. Подхватил плащ.

– Постой, ты куда?

– На Петровку. А ты, Андрей, сделай пока вот что. Подними всю информацию на... – он полез в карман, вынул список, отыскал нужную фамилию, – ...на Воробьева Валерия Яковлевича. Капитана. Предположительно – погиб или пропал без вести в Грозном во время августовского штурма. Вся подноготная его нужна.

– Воробьев, Воробьев, – Сытин задумчиво пожевал губами, посмотрел в потолок и вдруг спросил: – Постой-ка, а он покойному генералу Воробьеву не родственник, случайно?

– Случайно вряд ли. А нарочно... Вот ты и выясни. Дальше. Секаев Игорь Игоревич, семьдесят восьмого года рождения. И два офицера. Майор Середа и полковник Зубов. Предположительно работают в одном из отделов хозуправления Министерства обороны. Выяснишь и сразу перезвони Федулову. В УТРО. Усек?

– Усек, – мотнул головой Сытин. Они вышли из кабинета. – Постой, ты так и не объяснил, почему Министерство обороны не могло организовать нападение на колонну?

– А, ты все об этом, – протянул Беклемешев. – Подумай сам. Какой смысл им организовывать нападение?

– Непосредственно министерству, может, и незачем, а вот отдельная группа вполне могла на это пойти, – вывел умозаключение Сытин.

– Слушай, Андрей, я тороплюсь. Пойдем, проводишь до дверей, заодно и поговорим. – Они зашагали по коридору к лестнице. – Смотри, допустим, ты прав, – быстро говорил Беклемешев на ходу. – Группа организовала похищение. С какой целью? Существует единственный ответ на данный вопрос: украсть нечто, представляющее для кого-то другого большую ценность. Может быть, это какое-то новейшее оружие, прибор или что-то еще в том же духе. Кто в таком случае покупатель? Кого можно заинтересовать не оружием, не партией икон или картин, не наркотиками, а новейшим прибором?

– Да кого угодно, господи, – усмехнулся Сытин.

– Если этот прибор действительно нов, то им в первую очередь заинтересуются спецслужбы. Так?

– Наверняка заинтересуются.

– Хорошо. Первая неувязка – зачем они обратились к Полесову? Чтобы он помог им? В чем? Открыть броневик? Обезоружить остальных охранников? Не клеится. Охранники и так открыли бы броневик и отдали прибор. Для них эти офицеры – свои. Министерские кураторы, – Беклемешев загнул первый палец. – Пойдем дальше. Зачем понадобилось организовывать похищение при таком скоплении народу? Замминистра, куча сопровождающих лиц, сплошь одни генералы. Ясно же, что пойдет шум на весь лес. Но это еще и гора ненужных свидетелей. Куда как проще организовать какие-нибудь испытания, учения, что-то еще в том же духе, вывезти легально прибор, перебить охрану и уйти. Обращаясь к Полесову, они слишком рисковали. А если бы он отказался? И стукнул кому следует? Что тогда? Убили бы? Но их помнят в военкомате. Значит, опять свидетели. Нет. Они не стали бы так подставляться. В таких делах играют наверняка. – Второй палец. – Третье: зачем им понадобилась вся эта байка с террористами? Солдаты, тем более побывавшие в бою, не стали бы варить кашу с чинушами из министерства. Это же ясно как день. А между тем на колонну напали именно террористы. – Третий палец. – Ну и последнее. – Беклемешев остановился у двери, взялся за ручку. – Допустим, все самым невероятным образом срослось. Полесов согласился и не донес о готовящемся ограблении, солдаты включились в дело. Что дальше? Министерство обороны должно помочь террористам уйти за границу. Для этого нужен самолет.

– Они затребовали вертолет, – сообщил Сытин.

– Тем более. До границы им не дотянуть. Они должны будут приземлиться на дозаправку. Тут-то их и схватят. Либо, если они оставят часть заложников, дадут им добраться до конечного пункта назначения. Власти пошлют официальный запрос – а именно так они и поступят, – террористов выдадут, те на допросе расколются – и вот вам готовые кандидаты на скамью подсудимых. Значит, этот вариант отпадает. Вариант номер два: террористы летят туда, где их ждет покупатель. Однако, и это вне всяких сомнений, самолет или вертолёт, что уж они там затребуют в конце концов, будут вести до границы и дальше. Прибор выкидывать с борта нельзя. Это не деньги. Разобьется. Парашют заметят. Значит, покупатель ждет в конечной точке полета. Если это спецслужба, зачем ей платить деньги, когда можно «повязать» террористов и получить товар даром? Заодно и доброе дело сделают. А если это не спецслужба, а частное лицо, то оно, это лицо, должно понимать: точку посадки окружат прежде, чем оно успеет хотя бы высморкаться. Его схватят вместе с террористами. А если и не схватят, то прибора-то ему уж точно не видать. Так или иначе, а продавец не получит своих денег. Стало быть, и этот вариант отпадает тоже. Вариант номер три: власти решают штурмовать башню...

– Уже решили.

– Серьезно? И на который час назначен штурм?

– Пока на десять.

– Ясно. Так вот, террористов скорее всего перебьют, уйти им не удастся, и прибор останется в башне. То есть до покупателя не доедет. Его вернут туда, откуда он «прибыл». А именно, в лабораторию НИИ. Начнется следствие. Что за прибор, откуда террористы узнали, что перевозит колонна. Рано или поздно на организаторов нападения выйдут, и, как говорится, пишите письма. Вот и все. Ни один из трех перечисленных вариантов не может устроить похитителей, а других нет. Вывод: Министерство обороны к ограблению не имеет никакого отношения.

– Однако расследование доказывает обратное, – возразил Сытин. – Замкнутый круг. Факты говорят одно, по логике получается совсем другое.

– Именно, – согласился Беклемешев. – Значит, либо я сошел с ума, либо...

– Сошел, сошел, точно, – охотно подтвердил Сытин. – И я тоже. Мне вообще уже ни фига не понятно. Так что насчет второго «либо»?..

– Либо все-таки существует четвертый вариант. Истинный. Но я его пока не нахожу.

– Я тоже, – победно возвестил Сытин, словно похвалился.

– Вот и подумай на досуге, – Беклемешев приоткрыл дверь и шагнул за порог. – Значит, выясни насчет Воробьева и остальных и немедленно свяжись со мной.

– Хорошо, – ответил Сытин, повернулся и спокойно пошел вверх по лестнице, приговаривая себе под нос: – Мы все сошли с ума. Мы все сошли с ума...

17 .29. Стоянка перед главными воротами радиотелевизионной передающей станции

Броневик вполз на стоянку неторопливо, важно. Без визга колес и прочей киношной шелухи. Остановился у самых ворот.

– Наконец-то, – вздохнул с облегчением Трошин. – Где вас носило до сих пор?

Вопрос адресовался двоим мордоворотам, выбирающимся из броневика с объемистыми мешками в руках. Одетые в черную униформу с эмблемами Службы безопасности Центробанка на рукавах, с черными же кобурами на ремнях, они смотрелись внушительно, как боги-громовержцы.

– Кто будет расписываться? – равнодушно спросил один.

– За деньги-то, – раскатистым баском добавил второй.

Трошин заглянул в штабной «РАФ», обратился к Ледянскому:

– Товарищ генерал, там деньги привезли. Нужно расписаться.

Ледянский выпрыгнул из микроавтобуса, подошел к охранникам:

– Где ведомость?

– Мешок подержите, товарищ генерал. – Второй полез в карман, достал мятую изрядно ведомость. – Внизу там. Где галочка.

– Ручку. – Рядом с этими двоими Ледянский чувствовал себя не слишком уютно.

– Ща, – охранник порылся в кармане, достал замусоленную дешевую ручку. – Пжалста.

Ледянский быстро расписался.

– Это все?

– Все, – подтвердил первый. – Два мешка. В каждом по пять миллионов долларов. В новых сотенных купюрах.

– Хорошо.

Трошин подхватил второй мешок. Весил тот килограммов сорок, и не отличавшийся богатырским сложением генерал согнулся в три погибели.

– Ого.

– Сорок два кило, – прокомментировал первый охранник и сообщил: – Мы поехали.

– Поезжайте, – согласился Ледянский.

Охранники забрались в броневик, машина развернулась и медленно покатила к улице Королева.

17 .30. Смотровая площадка

Март, не поворачивая головы, сказал:

– Кажется, деньги привезли.

Сержант тоже подошел к окну, посмотрел вниз:

– Точно, два мешка. Тяжелые.

Капитан, все еще стоявший у дверей туалета, постучал, осторожно приоткрыл дверь и, не заглядывая внутрь, спросил:

– С вами все в порядке? – Ему не ответили. Он постучал еще раз. Снова молчание. – Черт!

Капитан открыл дверь шире, просунул голову в щель. Девушка спала, сидя на полу, закутавшись в плащ.

– Что там? – встревожился сержант.

Он тоже чувствовал себя если и не опекуном девушки, то, по меньшей мере, старшим братом.

– Спит, – ответил капитан. – Реакция на шок.

– И долго она будет спать?

– Не знаю. Может быть, сутки, а может быть, и двое.

– И что теперь? – поинтересовался сержант.

Он-то, честно говоря, в первый момент решил, что девушка перерезала себе вены или совершила еще какую-нибудь не менее страшную глупость. Заволновался. Хотя, если рассудить, какое ему до нее дело?

Капитан пожал плечами.

– Надо отнести ее вниз.

– Отнести?

– Ну да. Взять на руки и отнести, – с легкой долей раздражения объяснил капитан. – Ты что, никогда девушек на руках не носил?

– Никогда, – ответил сержант. – Они меня – бывало. В госпитале, после ранения.

– Я видел, – засмеялся Март. – Две такие сестрички – с ума сойти. Одуванчики. Дунь – улетят. Тащат этого облома на носилках к хирургической палатке, под ногами грязь, они шатаются обе. Ну, думаю, рухнут. Нет, до операционного стола доперли, а там ка-ак кинут его... Он матом, да на весь госпиталь. А хирург посмотрел так внимательно и говорит: «Юноша, хочу вам напомнить, что вы – мужчина и солдат, а здесь женщины». А этот облом и отвечает ему сквозь зубы: «Я, доктор, все это отлично понимаю, да только мне одной пулей всю задницу разворотило, а вторая в бочине сидит. Тут, мол, не до женщин уже!. А что касается моего героического солдатского прошлого...»

– Да ладно пургу-то гнать, – возмутился сержант совсем по-мальчишески. – Я ничего такого не говорил. Тебя вообще в это время в палатке не было.

– Говорил, говорил, – продолжал веселиться Март. – Ты так орал, что на весь госпиталь слышно было.

– Все. Вечер воспоминаний закрыт, – резко перебил Марта капитан и обратился к сержанту: – Они тебя на руках носили, теперь твоя очередь.

– Как скажете, командир, – ответил сержант.

– Внимание всем, – ожила рация. – Вижу парламентеров. Их двое. Несут какие-то мешки.

– В окно смотри! – рявкнул на Марта капитан. – Все на свете проворонишь. – Тот отвернулся к окну. – Волк!

– Здесь, командир.

– Выводи детей. Спускай вниз.

– Хорошо.

Капитан кивнул сержанту:

– Бери девушку, и пошли.

– Понял.

Сержант вошел в туалет, постоял несколько секунд, не зная, как подступиться к раненой.

– Давай, – ободрил его капитан.

Сержант наклонился, осторожно подхватил спящую Наташу под колени и спину, выпрямился. Ее голова откинулась на его плечо, и он смутился окончательно. Выглядел сержант весьма странно. Лицо напряженно-неподвижное, даже вздохнуть лишний раз боится, мышцы словно одеревенели.

– Черт, – прошептал он. – Чего теперь-то?

Капитан едва заметно улыбнулся:

– Пойдем. И можешь не шептаться. Она не проснется.

– Понял.

Сержант сделал шаг, второй, с осторожностью канатоходца, первый раз ступившего на проволоку без страховки. Девушка спала, едва слышно постанывая.

Остановились у лифтовой площадки, дожидаясь кабину. Стоящий в трех метрах от них Гусь повернулся:

– Вы бы «броник» надели, товарищ капитан.

Тот повернулся удивленно:

– Зачем? Стрелять они не станут. Все ведь идет нормально, как договаривались. Детей в обмен на деньги. Насчет остального тоже вопрос решенный. Часть заложников освободим после телемоста, остальные сами разбегутся.

– Береженого бог бережет, – продолжал настаивать солдат. – На душе у меня чего-то неспокойно.

– Не волнуйся, – ответил капитан. – Их старший, генерал, мужик, похоже, не глупый. Должен понимать: пальба никому не выгодна. Так что переживать повода нет. – Двери лифта открылись. – Ребята, – прежде чем шагнуть в кабинку, сказал капитан, – смотрите тут в оба. Помогите Волку отправить вниз детей.

17.32. Первый этаж

 Ледянский подхватил мешок, кивнул спецназовцу:

– Возьмите второй, капитан. Мне сразу два не унести.

Тот с готовностью подхватил мешок, легко поднял. Жилистый, гибкий, он оказался невероятно сильным. Даже испарина на лбу не выступила и дыхание осталось ровным.

– Пойдемте.

Они прошли через ворота, зашагали к галерее. Метров через пятьдесят Ледянский умаялся окончательно. Остановился, перебросил мешок из руки в руку. Вытер пот со лба.

– Тяжело.

– Давайте я понесу, – предложил капитан-спецназовец. – Мне привычней. У нас штурмовая амуниция девяносто килограммов весит.

– Спасибо. Я сам.

За их спинами Чесноков отдавал по рации распоряжения. Снайперы опускали пальцы на спусковые крючки. Солдаты досылали патроны в патронники.

Четвертаков и Седнев тоже выбрались из «РАФа», стояли у дверей, смотрели вслед генералу и капитану.

– Лотос – Центральному, – верещала рация. Вижу двоих террористов. Выходят из лифта. Прикрываются заложницей.

– Центральный – Лотосу, – Чесноков вглядывался в мутное стекло «таблетки». С расстояния, превышающего сотню метров, он не мог видеть террористов. – Все время держите их на мушке. Без моей команды огонь не открывать.

– Понял вас.

17.34. Нейтральная полоса

Капитан и сержант остановились у дверей, но на улицу не выходили. Наблюдали за приближающейся парой.

– Командир, – позвал прячущийся за перевернутым деревянным столом Пастор. – Их снайперы активизировались.

– Это нормально, – ответил капитан, почти не разжимая губ.

– На всякий случай я скомандую нашим, чтобы были наготове.

Генерал и спецназовец прошли КПП и тоже остановились, выжидая. Само собой получилось, что именно это место стало точкой встречи.

Капитан показал жестом: «Развяжите мешки». Те развязали, наклонили, чтобы террористы смогли убедиться: внутри действительно пачки банкнот.

– Все в порядке. Пошли, – скомандовал капитан сержанту.

Они вышли на улицу. Приблизились.

– Здесь все, – сказал спокойно Ледянский. – Десять миллионов, как договаривались. Вы обещали отпустить детей.

– Я помню. Сейчас их приведут, – ответил капитан.

– Почему вы не взяли детей сразу? – враждебно поинтересовался спецназовец.

– Их слишком много. Больше ста двадцати человек. В одну кабину мы бы не влезли, а этой девушке срочно требуется помощь врача.

Капитан посмотрел на спецназовца.

Тот не отвел взгляд. В его глазах читалось презрение и даже брезгливость. Словно перед ним стоял не человек, а омерзительная гадина.

– Может быть, вы возьмете ее и отнесете к машине, черт побери? – спросил капитан.

Спецназовец покосился на Ледянского. Тот кивнул, ни единым жестом не выдав своего волнения. Разве только дыхание немного участилось да на щеках выступил легкий румянец.

– Давайте, – спецназовец принял все еще спящую Наташу из рук сержанта, потопал через КПП к воротам.

На подмогу ему уже спешили трое милиционеров. Подбежали, засуетились бестолково вокруг. А спецназовец шагал, невозмутимо-сильный, несгибаемо-стальной, как растиражированный персонаж дурной монументальной агитки: «Советский пожарник выносит из огня многодетную мать».

Ледянский же даже не оглянулся. Он успел рассмотреть, во что эти изверги превратили лицо его дочери. Увидел генерал и край разорванной блузки. В груди у него образовалась гулкая пустота. Перед глазами поплыли круги. Он чувствовал, что сходит с ума от ненависти. Дикая, совершенно нечеловеческая злоба душила его, сдавливала грудь, прерывала ход всякой мысли, кроме одной: он должен отомстить.

Ледянский молил бога о том, чтобы террористы ничего не говорили. Просто стояли молча, пока не приведут детей. Иначе – этого генерал боялся больше всего – он может не сдержаться и кинуться на главаря. Вцепиться ему в горло руками, зубами, рвануть так, чтобы захрустели позвонки и кровь хлынула из раны фонтаном. Именно такой смерти заслуживали террористы. Страшной и мучительной, а главное – медленной.

Окруженный милиционерами спецназовец вышел на стоянку. И тут же, завывая сиреной, подлетела карета «Скорой помощи». Двое дюжих медбратьев сделали Наташе укол, уложили на носилки. И все это под предостерегающие окрики капитана:

– Осторожнее, мужики. Осторожнее.

Сержант, неотрывно наблюдавший за санитарами, покосился на генерала:

– Знаете, вы скажите родне, что ее... ну, словом, изнасиловали. Нужно, я слышал, в таких случаях к врачу идти.

Капитан хотел предостеречь сержанта, даже сделал останавливающий жест рукой, но было уже поздно.

Тот воспринимал реалии по-своему. Не чувствовал за собой вины, но чувствовал ответственность. Потому и сказал то, чего говорить никак не следовало.

Ледянский посмотрел на сержанта и вдруг все понял. Террористы издевались. В прошлый раз – главарь, теперь – этот... Они, как и многие другие выродки, упиваются своей властью и безнаказанностью. Этот день – самый главный день в их жизни. Крохотные, подлые калифы на час. Они утверждают себя унижением других. В такие моменты в человеке – если, конечно, их можно назвать людьми – проявляются самые скрытые стороны его натуры. Эти не исключение. Они стали зверями. Подлыми, кусающими исподтишка. И не считающими зазорным глумиться над уже поверженной, беззащитной жертвой.

– Что вам еще нужно? – резко спросил Ледянский. – Вы получили деньги, может быть, хватит? Забирайте свои доллары и убирайтесь. Оставьте в покое заложников.

– Да мы... – начал было сержант, но капитан успел остановить его, прежде чем тот выдал очередную порцию доброжелательности.

– Что вы? Сволочи, – Ледянского прорвало. Он понимал, что совершает непоправимую ошибку, недопустимую для мало-мальски грамотного профессионала, но ничего не мог с собой поделать. Профессиональные навыки задавило родительское отчаяние. – И вы еще называете себя офицерами? Офицеры не насилуют женщин, не избивают и не расстреливают пленных! Дьявол вас разбери. Какие вы солдаты? Вы – чудовища! Монстры! Кто угодно, но только не солдаты. Таких, как вы, надо втаптывать в землю! Сажать в клетки, чтобы другие могли посмотреть на вас и плюнуть вам в лицо! Вы! – Генерал повернулся к капитану. – Вы дали мне слово! Хотя... о чем это я? Какое может быть слово у террориста!

Капитан смотрел на него, прищурившись, и неприятная туманная улыбка блуждала по его губам.

– Что это с ним? – спросил сержант.

Капитан не ответил.

– Что со мной? – продолжал Ледянский, подступая к сержанту вплотную. – Ты спрашиваешь, что со мной, ублюдок? Эта девушка – моя дочь! – Он указал рукой в сторону площадки, с которой как раз выезжала «Скорая».

Спецназовец заметил изменение в позах разговаривающих. Он не мог слышать слов, но понял: что-то пошло не так. Напряглись еще больше снайперы, засуетился как-то странно Чесноков, рация заверещала на полтона выше.

Спецназовец побежал к КПП, вытаскивая на ходу пистолет и пряча его за спину.

В башне, на втором этаже, Фриц заметил это, заорал на всю аппаратную:

– Сволочи! Ребята, у них пушки! – поднял рацию: – Мужики, у этого придурка пистолет!

Рация в кармане у капитана выпалила голосом Фрица:

– Мужики, у этого придурка пистолет!

– Черт! – Сержант отступил на шаг, вскидывая автомат и целясь в Ледянского. – Нас подставили, командир!

И тотчас внутри «таблетки» выросли в полный рост еще три тени. Одинаково черные, со вскинутым к плечам оружием.

На втором этаже посыпались стекла. Кто-то выдавил их стволом.

Спецназовец уже подбежал к КПП, рванул на себя стеклянную дверь, одновременно выпрямляя руку, ловя на мушку сержанта.

– База, там еще трое! Они целятся в наших, – кричал чей-то надрывный голос. – База, что делать?

Чесноков поднес передатчик к самым губам, но все не решался отдать приказ, способный изменить ситуацию кардинально. Поставить все с ног на голову.

– База, ответь! Что делать? – В крике этом звучало такое напряжение, что полковник разом взмок. Ему на плечи словно сбросили мешок с песком.

Третьяков мрачно наблюдал за разворачивающимися событиями, стоя в дверном проеме «РАФа». Рядом с ним в таких же напряженных позах застыли остальные штабисты.

– Активность справа! – кричал в микрофон Моцарт. – Ориентир – одинокое дерево.

– Активность справа, – вторил ему Яцек. – Голубой «жигуль»!

– Слева, – влился в общую какофонию голос Профессора. – Угол экскурсионного корпуса.

Гусь выдохнул хрипло:

– Вот, б... Так я и знал. Штурмовать будут, сволочи! Март, – он повернулся к товарищу, – держи первый сектор, я возьму второй. – И тут же губами в коробочку передатчика: – Кокс, что у тебя?

– Чисто!

– Маяк?

– Все чисто, – откликнулся Леня Удав. – Никакой активности!

Тем временем Март, задвинув автомат за спину, схватил тяжелую снайперскую винтовку. Перевернув ящик, установил сошки.

– Ну давайте, гады, идите. Мы вас встретим, – бормотал он себе под нос.

Из подсумка, висящего на поясе, Март извлек длинный, похожий на небольшую ракету патрон, оттянул затвор, вложил его в ствол и приник к прицелу, ловя в перекрестье крохотную фигурку внизу.

– Готов! – крикнул для порядка. Сейчас все были готовы.

На площадку спустился Волк, выводящий первую группу детей, вызвал лифт.

– Волк, – заорал Гусь, – бросай их на хрен! Ща начнется!

Тот по тону понял, что надвигается большой переполох.

– А-а-а, чтоб тебя, – повернулся к школьникам, присел на корточки: – Значит, так, дети. Живо в конференц-зал. И скажите там всем, чтобы легли на пол и закрыли головы руками. Ясно? Вперед. Шагом марш.

Дети поспешили к лестнице, а Волк потрусил на свое место.

Лифт ушел вверх. Замигало световое табло. Змей матюкнулся натянуто. Отсутствие лифта означало, что им некуда отходить. Они оказались в ловушке. Пастор быстро, держа автомат на уровне плеч, двинулся к двери.

– Змей, прикрой меня.

– Давай! – Змей прицелился в маячащую за стеклянной дверью КПП фигуру спецназовца. – Жека, держи генерала!

– Понял!

Пастор миновал «вертушку», ведущую в предбанник, шагнул на улицу, придержал дверь ногой, оставляя ее открытой. Ледянский оглянулся. На лице его отразилась растерянность. Ситуация, похоже, вышла из-под контроля. Вопрос уже заключался не в том, стрелять или нет, а в том, кто первым допустит ошибку и получит пулю. У него, как и у спецназовца, был при себе пистолет, но достать его сейчас и означало бы сделать тот самый неверный ход. Террористы откроют огонь немедленно. Он не успеет даже вытащить оружие. Пять стволов против одного – это слишком много.

– Командир! – крикнул Пастор, выцеливая спецназовца. – Отходите! Я прикрою!

Четвертаков зло выругался:

– Если они откроют огонь первыми, наши погибнут.

– Что вы предлагаете? – спросил Седнев.

– Медлить больше нельзя. Надо уложить этих скотов прежде, чем они успеют пустить в ход оружие.

– Может быть, вышло недоразумение? Что, если террористы не собираются стрелять?

– Да? А из-за чего в таком случае весь переполох? Зачем они достали автоматы? Куличи лепить? – огрызнулся Четвертаков. – Видно, эти сволочи решили и рыбку съесть, и задницу не ободрать. Получили деньги и оставили у себя детей. Дети для них – стопроцентная гарантия безопасности.

– База, База, мы их держим. Они у нас на мушке! – надрывалась хрипло рация.

Спецназовец приоткрыл дверь и, продолжая целить сержанту в голову, закричал:

– Опусти автомат!

– Черта с два! – завопил тот в ответ. – Сперва ты опусти пушку!

– Опусти автомат, я говорю!

Капитан стоял, не шевелясь, понимая, что любое движение может спровоцировать шквальный огонь как с той, так и с другой стороны. Причем для его ребят положение складывалось пиковое. Они, конечно, успеют подстрелить нескольких снайперов, но власти пригонят новых. У них достаточно людей, а потери в этой стране подсчитывать не принято. Для его же команды каждый выбитый человек – это не просто погибший друг. Потеря даже одного из двадцати автоматически приближает гибель остальных. Трудно оборонять башню в два десятка стволов. В пятнадцать еще труднее. В десять – невозможно.