Текст книги "Проба пера"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

«БМВ» наматывал километры влажного асфальта на широкую резину шин. Шестьдесят километров, отделявшие город от пансионата «Сосновый бор», иномарка пролетела за двадцать минут с небольшим, благо трасса была свободна. У поворота, под щитом с надписью на русском и английском языках: «Пансионат „Сосновый бор“ – 1,5 км», стоял темный «Вольво». Мал онахмурился:

– Кто такие? Что здесь делают?

– Не беспокойся, «папа». – Вадим мигнул фарами. – Я на всякий случай людей «тревожных» вызвал.

– Отошли их обратно, – резко приказал Вячеслав Аркадьевич.

– Но…

– Я сказал, отошли их обратно. – Мал овдруг почувствовал, что дико устал за этот день. – Если нас будут пасти, пусть врубятся – личина у нас не играет и прятать нам нечего.

– Понял, – Вадим набрал номер.

«БМВ» свернул на шикарную подъездную дорогу. Даже еще более шикарную, чем сама трасса. Через пару минут иномарка въезжала в ворота пансионата.

Веселье было в самом разгаре. Только теперь оно разделилось по возрастным границам: молодежь переместилась в бар, откуда доносились современные ритмы, старшие досиживали в банкетном зале. Правда, таких было немного. Большая часть либо отправилась на боковую, либо разъехалась. Возраст брал свое, да и люди деловые начинают рабочий день рано.

Первым делом Вячеслав Аркадьевич прошел в зал и убедился, что молодоженов тут нет. Светлана уже поднялась в отведенный для них номер. Боксер дожидался босса, лениво дожевывая «седло барашка».

– Степан вел себя нормально, – отрапортовал он с явным облегчением. – Чуток разошелся под конец, но его тут же увели спать. Так что все в порядке, Вячеслав Аркадьевич, – Боксер не часто обращался к Мал о-старшему по имени-отчеству. В их кругах это как-то не принято.

– Хорошо, – кивнул тот. – А где Дима?

– Внизу, в баре.

– Ясно, – сказал Вячеслав Аркадьевич и пошел в бар.

* * *

В баре было шумно и уютно. Бармен включил магнитофон. Выпивка потекла рекой. Народ расслабился. Танцевали, пили, целовались, болтали, смеялись и снова танцевали.

Бар представлял собой интимно-темное круглое помещение, интерьер и обивка которого были выдержаны в багрово-красных тонах. Столики стояли подковой, друг от друга их отгораживали высокие кожаные диваны, также имевшие форму полукольца.

Дима и Наташа заняли столик в самом дальнем и самом темном углу. Они целовались украдкой – слишком часто пришлось им целоваться на людях сегодня. Наташа взяла себе бокал сухого, Дима вообще не пил. Наблюдал за гостями с улыбкой.

В разгар вечера за их столик плюхнулся Миша с двумя рюмками в руках. Режиссер был изрядно навеселе и, похоже, любил всех людей на свете. Даже с Жуновым помирился.

– Димыч, – завопил он, пытаясь переорать бьющую из колонок музыку, – поздравляю, старик! Я не думал, что все будет так серьезно. Мы даже без подарков закатились. Неловко как-то…

– Ловко, ловко, – отмахнулся Дима. – Забудь. Не бери в голову.

– Эх, – мечтательно протянул Миша, – надо было кинокамеру притащить. Сняли бы твою свадьбу, натурально, я бы ее в следующем фильме использовал. У меня задумка чумовая есть! Мафиозная драма.

– Миша, – Дима улыбнулся. – Здесь ты не снял бы ни кадра.

– Почему?

– Да так, знаешь.

Наташа засмеялась, взяла супруга под руку, потерлась щекой о его плечо.

– Слушай, я не понял, вот эти все ребята… Они бандиты?

Как всегда, когда речь заходила об отце и роде его деятельности, Дима напрягся. Он не перестал улыбаться, но улыбка его потеряла теплоту. Словно кто-то припорошил ее сухим, хрустким снегом.

– Они бизнесмены.

– А твой предок… Я хотел сказать, отец, он чем занимается?

– Бизнесом. Экспорт, импорт, банковское дело.

– Ну да. Хороший бизнес, наверное, если тебе его сотрудники «БМВ» дарят.

– Нормальный, – согласился Дима.

– Миш, отстань, – пришла на выручку мужу Наташа. – У тебя одно на уме, – она улыбнулась Диме. – Подожди, дорогой. Это еще не последний номер программы. Сейчас Мишаня пропустит для смелости еще рюмку-другую водки и станет просить денег на фильм.

– А это хорошая идея, кстати, – расплылся Миша. – Слушай, старик, как думаешь, твой отец не захочет вложить немного денег в развитие отечественного кинематографа?

– Началось, – вздохнула Наташа и поднялась. – Дорогой, – она чмокнула Диму в щеку, – я отлучусь. Разговор в течение ближайших тридцати минут мне совершенно не интересен. Я его слышала уже раз двадцать и успела выучить наизусть.

– Ты куда?

– Пойду с девчонками поболтаю.

– Только не уходи далеко, ладно? – попросил Дима.

– Как можно, милый. С этого дня я целиком и полностью принадлежу тебе.

Она театрально-кокетливо повела плечом и послала Диме воздушный поцелуй. Тот засмеялся.

– Так что, старик? – настаивал Миша. – Насчет денег? Как думаешь, даст?

– И не надейся, – разуверил его Дима. – Мой отец деньги на ветер не бросает.

– Почему на ветер? А культура?

– Да плевать он хотел на культуру. У него своя культура, – Дима снова улыбнулся. Холодно и равнодушно. – Сколько стоит твой фильм, Миша?

– Который?

– Тот, который ты сейчас снимаешь?

– Тысяч пятьсот-шестьсот. – Он замялся: – Вообще-то, если честно, я думаю, что не уложимся. Реально на восемьсот потянет. Ну, если по полной программе делать, как следует, – камера «Панавижн», пленочка «Труколор», звук прописывать не в «Долбаном г…не», а в «Долби диджитал», – то миллион – миллион двести. Но можно обойтись и тем, что есть, – быстро оговорился режиссер.

– Беда нашего кинематографа в том, что он готов «обходиться тем, что есть».

– А что делать?

– Ничего, проехали. Сколько ты планируешь вернуть?

– Ну… На кассетах тысяч двести – двести пятьдесят. Плюс прокат. Плюс телевидение. Думаю, продюсер свое отобьет.

– А теперь посчитай сам. Ты предлагаешь заморозить как минимум восемьсот тысяч долларов на… Сколько? Месяцев на девять? Ну вот, на девять месяцев, и при этом, в финале, выйти «на ноль». – Дима не старался произвести на Мишу впечатления своими рассуждениями. Он просто говорил то, что думал. – Никто не даст тебе денег на таких условиях. Это бульон из-под яиц.

– Вот в этом-то все и дело, – горестно покачал головой Миша. – Современные нувориши не думают о культуре. Где ты, Савва Морозов?

– Дело не в Морозове. Морозов вкладывал деньги в то, что общество готово было принять и переварить, а твои фильмы никому не интересны!

– Мои фильмы воспитывают! Понимаешь? – Миша поднял палец. – Возвышают души! Вот смотри, в середине восьмидесятых на экран пошли штатовские боевики, ну и наши стали гнать такую же туфту. Что в результате? Дети на улицах – как волки. Страшно вечером домой возвращаться. – Миша залпом осушил свою рюмку.

– Миша… – Дима поискал слово, способное отразить его мысль и настроение. – Не надо меня лечить, ладно? Нравится читать проповеди – устраивайся на работу в церковь.

Миша посмотрел на Диму. В глазах его плескался мутноватый интерес. Он разглядывал собеседника так, как будто увидел его в первый раз.

– Что? – спросил тот.

– А ты – резкий парнишка, верно?

– Речь не обо мне, а о твоем фильме, – отрубил Дима. – О чем он?

– О достоинстве! О человеческом достоинстве и о воле! О том, что человек может и должен сопротивляться обстоятельствам и тогда он выходит победителем из схватки с судьбой! Даже через смерть.

– Ой, как умно-то… – поморщился Дима. – Ты это будешь в титрах писать? Нет? Тогда не надо гнать тут пургу. Просто объясни, что ты снимаешь?

– «Гамлета».

– То, что это «Гамлет», я уже знаю. Что за «Гамлет»? Почему ты думаешь, что он будет кому-то интересен?

– Шекспир всегда интересен. Таким людям, как ты, например. – Миша стрельнул глазом на вторую рюмку. – Ты будешь?

– Нет.

– Тогда я выпью, – заявил режиссер и тут же выпил, крякнул, поморщился, – Если мне захочется получить удовольствие от Шекспира, я перечитаю книгу. С чего ты взял, что твой фильм будет интересен? Не Шекспир, не «Гамлет», а твой фильм?

– Потому, что в моем фильме поднимаются вопросы, актуальные во все времена и во всех странах. Мы делаем современного «Гамлета».

– Стуруа уже сделал современного «Гамлета». Штайн сделал. Чем ты лучше?

– Стуруа, Штайн… – Миша поморщился. – Гамлет нюхает грязные носки. Это, по-твоему, современность? Это – г…но. Ни один уважающий себя человек не станет нюхать носки или трахаться при полном зале. Это – кич, а не современность. Наверное, как кич, такой «Гамлет» неплох, только к Шекспиру он не имеет ни малейшего отношения. Я не верю такому Гамлету. Шекспировский Гамлет – совершенно другой. Он – человек с невероятно острым умом и огромным чувством собственного достоинства. Чтобы пьеса осовременилась, совсем не обязателен антураж. Саксофон, серые костюмы-тройки – дешевка.

– У тебя, кстати, ведьмы в «косухах», – напомнил Дима.

– Просто это выразительно смотрится в кадре. – Миша замолчал на секунду, затем вскинулся: – Погоди, ты читал сценарий? Ты сначала прочти, а потом будешь говорить! Сейчас, я тебе прочитаю кусок…

– Миш, извини, все. Я погорячился. Давай продолжим утром, если захочешь.

– Нет, – вскочил режиссер. – Сейчас. Не уходи, ладно? Я тебе одну сцену прочту. Там всего пять минут. Нет, не пять, десять. Погоди… Не уходи! – Он вскочил, пошатнулся, уцепился за стол. – Упс. Сейчас. Я быстро. Две минуты ждешь?

– Хорошо. Но только две минуты.

И растворился в толпе. Дима вздохнул, посмотрел на часы. Начало первого ночи. Пора бы уже… Он поискал глазами Наташу. Новобрачная стояла у стойки, разговаривая с двумя девушками из группы. Заметив взгляд Димы, она вздернула брови, словно бы говоря: «Получил? Я предупреждала. Погоди, то ли еще будет…» Что будет, Дима и так прекрасно понимал. Он подумал, а не уйти ли ему прямо сейчас, не дожидаясь возвращения хорошо принявшего Миши. Не станет же тот ломиться в номер к молодоженам? Решено. Дима засек время. Если ровно через две минуты, секунда в секунду, Миша не вернется, они с Наташей уходят.

Он точно знал, что режиссер в таком состоянии не успеет отыскать свой номер, найти в нем сценарий и спуститься в бар, так что решение можно было назвать беспроигрышным.

Миша оказался хитрее. Он не пошел в номер, а вынырнул из толпы через сорок секунд, таща за руку Олега. Указав сценаристу на диванчик, режиссер скомандовал не без пафоса:

– Читай ему, Олег! Первый вариант читай! С начала, с первого эпизода.

Тот тоже был изрядно навеселе и не заставил себя долго упрашивать. Надо отдать Олегу должное, читал он очень хорошо. Время от времени Миша вставлял комментарии, вроде: «А здесь мы пустим пехоту и конницу. И крупным планом лица возьмем».

Поначалу Диме было скучно, но лишь поначалу. Олег закончил первую сцену и приступил ко второй, затем к третьей, и Дима вдруг ясно увидел картинку… Эпизоды, сменяя друг друга, мелькали в его воображении. Дима внезапно поверил, что это действительно может быть грандиозный фильм. Просто потрясающий.

Бар пустел. Отгулявшая молодежь расползалась по номерам. А они все сидели. К ним подошла Наташа:

– Дим, я поднимаюсь в номер.

– Я сейчас приду, – кивнул он рассеянно.

Диме хотелось ДОСМОТРЕТЬ этот странный, фантасмагорический фильм. Он не заметил, как в бар заглянул отец и, не обнаружив Наташи, поджал губы. Он не видел вообще ничего, кроме динамичного, яркого фильма. Без сомнения, это был привычный, известный даже школьникам «Гамлет», но поданный настолько своеобразно, что захватывало дух.

Когда Олег закончил читать, было десять минут четвертого. Миша торжествующе взглянул на Диму:

– Ну, что ты теперь скажешь?

– Согласен, – кивнул тот осторожно. Ему не хотелось втягиваться в длинный разговор. И так, наверное, Наташа уже обиделась. Бросил жену в первую брачную ночь. Молодожен называется. – Фильм может получиться очень хороший.

Миша торжествующе крякнул:

– Не то слово, старик! Шедевр, понимаешь? Шедевр может получиться! – И добавил на два тона ниже: – Если с деньгами не обломится.

– В деньгах все дело, – подтвердил разгоряченный Олег. – Были б деньги. Такой фильм можно было бы снять…

– Я понял, – Дима выбрался из-за стола. – Ребята, поговорим утром. Наташа ждет.

– Утром! – посмотрел на Олега Миша. – Понял?

Тот пожал плечами:

– Утром так утром.

Дима пошел к выходу. В голове у него все еще крутились картинки из только что «увиденного» фильма. Бармен проводил его долгим взглядом.

На лестнице он встретил Степана. Тот выглядел помятым и мрачным.

– Дим, – окликнул Степан. – Погоди.

– Да, Степ… – повернулся тот.

– Слушай… Ты это… Обидки не жарь, ладно? Если чего.

– Да нормально все, – улыбнулся Дима.

– Я не сильно буянил?

– Нормально буянил, – Дима засмеялся негромко. – В меру.

– А-а-а, ну, тогда ладно. – Степан помялся. – Слушай, Димыч, ты не заметил, в этой киношной компании была девушка… такая… В оливковом платье.

– Заметил, – кивнул Дима. – Такую девушку сложно не заметить.

– Я поспрашивал пацанов, они ее не знают, сказали, из киношных, наверное. Ты не в курсах?

– Нет, – Дима покачал головой. – Не из киношных. Наташа ее не знает. Сама удивлялась. Она-то подумала, что это подружка кого-нибудь из отцовских ребят, и спрашивала, почему она к киношным села. Боялась, как бы недоразумений не возникло. А что?

– Да, понимаешь, – Степан помялся. – Понравилась она мне. Очень.

– Утром увидишь, – пообещал ему Дима, бросая взгляд на часы. Половина четвертого. – До города-то ей все равно придется добираться. Увидишь.

– Ну да, – согласился Степан. – А я вот, понимаешь, выспался, гуляю теперь. Думаю, в бассейн, что ли, сходить? Окунуться, а то башка туманная.

– Сходи, – Дима хлопнул Степана по плечу. – Степ, я пойду. Меня Наташа ждет.

– Давай, – Степан вздохнул и побрел вниз по лестнице.

На втором этаже Дима замедлил шаг, секунду подумал, а затем решительно взбежал по лестнице, прошел по коридору и негромко постучал в двери «люкса».

Щелкнул ключ, створка приоткрылась, и в темном проеме обозначилась гигантская фигура отца.

– Дима? – на лице его было написано недоумение. – Что случилось?

– Пап, поговорить надо, – тихо, но очень решительно заявил Дима.

Мал о-старший посмотрел на него внимательно, отступил в сторону, пропуская в номер.

– Ну, заходи, поговорим.

Он прошел в гостиную, прикрыл дверь в спальню.

– Кто там? – услышал Дима голос мачехи.

– По делу, – отрубил отец. Он сразу приучил Светлану, что в его дела ей не стоит совать нос. Вячеслав Аркадьевич прошел к бару, достал бутылку мартини, спросил сына: – Будешь?

– Нет, пап. – Тот присел на краешек роскошного кресла.

Мал о-старший наполнил бокал, устроился в кресле напротив. Сквозь прорезь шелкового халата проглядывала поросшая густым волосом грудь, перечеркнутая, словно молнией, толстой золотой цепью. Вячеслав Аркадьевич отпил из бокала, шумно выдохнул, откинулся на спинку.

– Что за дело, говори.

– Пап, мне нужны деньги.

– Хорошо, – кивнул тот. – Сколько?

– Много, пап. Примерно полтора миллиона долларов.

– Сколько? – Мал о-старший засмеялся. – Ты что, шутишь?

– Нет, пап. Я серьезно.

– Серьезно, – Вячеслав Аркадьевич сделал еще один глоток и отставил пустой бокал. – Это связано с кино?

– Да, – честно ответил Дима. Он предполагал, что отец сразу поймет, в чем дело. Не глупый же человек, голова на плечах есть. – Я хочу сделать свой фильм.

– Брось, – Мал о-старший брезгливо махнул рукой. – Кино – это яма. Вкладывать в кино деньги – просто выбрасывать их на ветер.

– Не всегда, – возразил Дима. Он нечасто смотрел отцу в глаза. Не выдерживал жесткого, тяжелого взгляда, но сейчас посмотрел, заставляя себя, ломая собственную выдержку. – Кино может быть прибыльным, если это будет хорошее кино. Такое кино, которое станут смотреть не только «тут», но и «там». Тогда оно может окупиться и даже принести прибыль.

– И большую прибыль?

– Думаю, двести-триста процентов.

– А срок? – в голосе Мал о-старшего прорезались слабые нотки интереса.

– Год.

Вячеслав Аркадьевич задумался. Он сопоставлял и анализировал, прикидывал возможные «но», наконец цыкнул зубом.

– Нет. Слишком рискованно – раз. Слишком долго – два.

– Я не прошу тебя вкладывать в кино деньги, – спокойно и ровно заявил Дима. – Я прошу тебя дать мне их взаймы.

– Тебе? Взаймы? – Мал о-старший хмыкнул. Похоже, мальчик начал взрослеть, решил поиграть в серьезные игры, но тон взял хороший. Реальный тон взял, авторитетный. Только вот авторитетные люди взаймы не просят. – И на какой срок?

– На полтора года.

– Ты же говорил – год, – прищурился Мал о-старший.

Дима старался перенять стиль отцовского разговора, понять его психологию, подстроиться под поведение. Пригодится еще, да и уговаривать легче, когда ведешь беседу на одном языке. Он улыбнулся.

– Ты что это, пап? Разводишь меня, как лохов своих? Когда я говорил «год»? Год, это только чтобы фильм сделать, потом деньги отбить нужно. А реально вернуть долг я смогу через полтора.

Мал о-старший засмеялся. Не то чтобы ему было жалко денег. В конце концов, полтора миллиона – не такая уж большая сумма. Даже если Дима сумеет в конце концов выйти «на ноль» – все равно останется в плюсах. Жизнь – самая лучшая школа. Потрется среди реальных «волков» – по жизни легче будет с серьезными людьми общаться. Отечественный бизнес, конечно, в результате обретет человеческое лицо, да только случится это не так скоро, как хотелось бы. А характер нужно воспитывать с малолетства.

Вячеслав Аркадьевич перевел дух, поднялся, наполнил бокал.

– А как же институт твой?

– А я что, сказал, что ухожу из института? На заочное переведусь.

– Ладно. С этим решили. Чем за бабки ответишь? – спросил он.

– Чем? – Дима задумался. Ему было понятно, что набрать требуемую сумму он не сможет, но… в любом бизнесе долги требуют хоть какого-то обеспечения. – Квартира, машина, часы те, что ты подарил. Все. Больше у меня ничего нет.

– Больше и не надо, – Мал о-старший прищурился. – Тачка твоя – лом. Через год ее может и не быть. А остальное – сгодится. И учти: кинут тебя – не жалуйся. Прогоришь – не посмотрю, что ты – сын. Спрошу реально. Поедешь к тестю с тещей жить. Или в общагу, к этой своей, понял?

– Моя жена – не «эта», папа, – напрягся Дима. – У нее имя есть, между прочим.

– Ладно, не щерься, – Вячеслав Аркадьевич допил мартини. – Это все? Или ты еще чего-то хотел?

– Когда я смогу получить деньги?

– Завтра, – ответил Вячеслав Аркадьевич. – Сам понимаешь, я такие лаве с собой не ношу. Не Буратино. Утром заедешь в офис, составим расписку, как положено, и получишь.

– Договорились, – Дима поднялся.

– Все?

– Все, – кивнул Димка. – Спокойной ночи.

– Молодой ты еще, – вздохнул вдруг Вячеслав Аркадьевич. – Неопытный. Вместо того, чтобы жену ублажать, приходишь ко мне о делах тереть. Да и характером ты не вышел. Со мной, конечно, побазарить можешь, а люди реальные тебя задавят, даже глазом не моргнут. Кинут, как лоха. Вот увидишь.

– Это мои проблемы, – вдруг резко заявил Дима. – Я их сам решать буду.

– Ну-ну, – Мал о-старший усмехнулся криво. – На словах-то ты крут, посмотрим, что по жизни собой представляешь.

– Ты что, передумал уже? Насчет денег?

– Я за свой базар отвечаю, – нахмурился Вячеслав Аркадьевич. – Я беспокоюсь, чтобы ты за свой ответить смог.

– И я за свой отвечу, если придется, – заметил Дима и вышел из номера.

– Волчара, – пробормотал Мал о-старший и направился в спальню.

– Кто это был? – спросила сонно Светлана.

– Мужчина реальный это был, – ответил Вячеслав Аркадьевич, скидывая халат и забираясь под одеяло.

– Ааааа, – протянула Светлана и через пару секунд снова провалилась в сон.

А Вячеслав Аркадьевич еще не меньше получаса лежал, глядя в черный, бездонный потолок и размышляя о том, не ошибся ли он, решив дать сыну деньги.

* * *

Степан проснулся в полной темноте и долго пытался сообразить, где он находится. Потом сообразил, что вчера вечером гулял на Димкиной свадьбе. Похоже, там и остался. Ныли ребра, нудно гудела голова. Насчет головы – понятно, а вот что с ребрами? Дрался он вчера, что ли? Хотя… Нет, братва не позволила бы. Драка на свадьбе брата – явный косяк.

Дима на ощупь поискал на прикроватной тумбе лампу, не нашел и со вздохом сел. Не составило большого труда сообразить, что спал он в одежде, даже кроссовки не снял. Интересно, что это за номер? «Люкс»? Наверное, «люкс». Если это «люкс», то в нем должен быть холодильник. Нет, если не «люкс», то тоже должен, но маленький. Кто-нибудь из актерской братии вполне мог заявиться сюда вечером и потырить все бухло. А чего? Вся эта публика бухнуть любит, дело известное. Да и кто не любит? На халяву-то?

Держась за голову, Степан прошел во вторую комнату. Точно, «люкс». Холодильник внушительный, солидный. Степа потянул дверцу, осторожно, стараясь не трясти лишний раз головой. Две полки – нижняя и средняя – были заставлены выпивкой умопомрачительных сортов и различного уровня крепости. На верхней ждали своего часа две пластиковые упаковки с баночным пивом. Степан достал пиво, сдернул кольцо и жадно припал к банке губами. Он осушил банку, тут же достал вторую. Боль отступила, сознание заволокло приятным ватным туманом. Нормально.

Степан присел в кресло и выпил вторую банку уже не торопясь, смакуя горьковатый напиток, ощущая приятную, прохладную испарину под пальцами. Часы на телевизоре показывали три утра. Степан щелкнул пультом. Экран расцвел картинкой – какой-то эротический фильм. То ли спутниковый канал, то ли видеозапись. Что-то довольно целомудренное, вроде Залмана Кинга. Крутогрудая стильная блондинка под сладкую саксофонную мелодию занималась сексом с безликим модельным красавцем. Красавец имел стероидно-накачанные мышцы и манеры явного педика. Степан пару минут смотрел в экран, попивая пиво, затем покрутил головой. Да, шлюху бы сейчас какую-нибудь в номер. Но, скорее всего, подобные услуги в прейскурант не входят. Разве только к кому-нибудь из обслуги обратиться? Девчонки тут есть приличные. Коридорные, горничные. Наверняка хоть одна из них да трахается за бабки. А ему больше и не надо.

Степан допил пиво. Томление в низу живота становилось все более сильным.

– А, – Степан выключил телевизор. – Г…вно.

Он погасил свет и вышел в коридор. Словно вымерло все. Да и то… Народ с вечера гулял. Он спустился на первый этаж, встретив по дороге Димыча. Извинился. Ссориться с братом было не с руки. Отец узнает – рыло начистит похлеще, чем вчера утром. В семье Мал о-старший распрей не любил и пресекал их на корню. А Димыч торопился к своей благоверной. М…к. Будь Степан на его месте, уже полночи пер бы ее так – весь пансионат на ушах бы стоял.

Степан прошелся по первому этажу. Дежурили в холле охранники, за барной стойкой скучал бармен. Наверное, ждал смены. В банкетном зале было пусто. Обслуга убирала со столов, наводила порядок, накрывала к завтраку. В дальнем углу ужинали музыканты.

Степа подозвал официанта.

– Слушай, брат, где бы тут телку снять? – Официант вежливо улыбнулся, помотал головой. – Да ладно, не шугайся, я не мент. Я тебе бабок дам, ты мне только телку найди…

– Боюсь, что ничем не смогу помочь, – улыбнулся официант. – У нас это не поощряется. – Он оглянулся. – Кое-кто из девчонок-коридорных этим занимается, но их сегодня специально убрали. Свадьба, люди собираются серьезные. Кто же знал?

– Блин, – Степан зло сплюнул. – Что, совсем телок нет, что ли?

– Телки есть, – усмехнулся официант. – Проституток нет.

– Ты пургу только не гони, ладно? – Степан зло огляделся. – Блин.

– В баре посмотри, – посоветовал официант, улыбаясь. – Может, там кто-нибудь из ваших сидит.

Сидели. Два киночучмека. Базарили о чем-то между собой и дожирали халявную выпивку.

– Во, блин, окопались, – мрачно процедил Степан. – Как в доте.

Словно бы противясь судьбе, он еще минут пятнадцать бродил по коридорам пансионата, отыскивая хоть кого-нибудь. Под конец ему уже было наплевать, хоть какая, лишь бы трахнуться. Дело не в желании, просто он не хотел признавать, что обстоятельства оказались сильнее его.

Степан и сам не понял, каким образом его занесло в бассейн. Он совсем не собирался туда идти. Но, уже будучи на грани уныния, толкнул толстую дверь, прошел через пустынную, холодную душевую и оказался во внушительном зале. В углу находился бар, но бармена не было. Зато на стойке стояло несколько початых бутылок и музыкальный центр. Сливаясь с плеском воды, негромко звучала музыка. Благодаря прекрасной акустике она обволакивала зал, словно невидимое облако. Кондиционеры поддерживали заранее заданные температуру и влажность.

Бассейн имел форму морской раковины. Края засыпаны золотисто-белым песком. При большом желании и толике соображения несложно было представить себя на берегу тропического острова, тем более что сразу за бассейном раскинулся зимний сад с пальмами, рододендронами, искусственными лианами и какими-то тропическими цветами, совершенно Степану незнакомыми. Плескалась о голубовато-зеленый кафель подсиненная, насыщенная морской солью вода. Дизайнеры подобрали кафель такого оттенка, что он совершенно сливался с водой, и от этого создавалось ощущение, будто бассейн не имеет дна. Впечатление усиливали скрытые в стенах агрегаты, поднимающие на водной глади небольшие волны.

Но не это великолепие поразило Степана. Он смотрел на плещущуюся в бассейне девушку. На ней не было даже намека на одежду. Впрочем, никто ведь и не рассчитывал на купание на свадьбе, верно? Девушка обернулась, и Степан узнал давешнюю актриску-свидетельницу.

– О, привет, – без тени смущения заявила девица, подплывая к краю бассейна. – А я думаю, появится кто-нибудь или так и буду скучать. Слушай, налей мне чего-нибудь выпить, а? Вылезать ломает. Вода теплая…

– Я тебе чего, халдей, что ли? – буркнул Степан, сглатывая. – Сама налей.

– Фу, какой ты грубый…

Не моргнув глазом, девица выбралась из бассейна, прошла по песчаному «пляжу» и остановилась у бара. Вообще-то ей было что показать. Фигурка у нее и в одежде смотрелась – дай бог, а уж без одежды…

Налив себе шампанского, девица сделала глоток, хитро взглянув на Степана, облизнула губы. Получилось очень возбуждающе. Покачивая бедрами, она вернулась в бассейн, поинтересовалась, невинно лупая красивыми глазищами:

– А ты чего не спишь? Все спят…

– Знаю, – ответил Степан, торопливо стаскивая с себя одежду.

– Ты что, собираешься меня трахнуть? – прежним наивным тоном спросила девица.

– Нет, песни с тобой петь буду. Хором. Дура.

Степан спустился в воду, мощными взмахами сильных рук пересек бассейн, подплыл к девице.

– А фигура у тебя классная, – заявила девица, опуская под водой руку Степану на бедро.

– Слышь, – выдохнул он, – ты помолчать можешь, овца?

Степан ухватил актриску за плечи, развернул спиной, одну руку положил на затылок, другой притянул к себе ее бедра.

Она сама охотно прижалась к нему, вздрогнула. Ее тело было теплым, упругим, нежным. Распутным.

– Ну, давай! – сказала девица громко и засмеялась с хрипотцой. – Трахни меня, м…к. Давай!

Степан ткнул ее лицом в песок. Рывком раздвинул ей ноги, вошел в нее, прижался, повел рукой вверх, поймав ладонями высокую грудь, сдавил изо всех сил, желая только одного – чтобы она завопила от боли. Но, вопреки его ожиданиям, девица застонала. Задышала тяжело, прижалась к нему спиной.

– Давай, трахни меня! Сука, козел!!! Трахни!!!

Степан попытался развернуть ее к себе лицом, но она не повернулась к нему, заупрямилась, навалилась еще сильнее, словно падая назад, всем телом.

– Я чувствую тебя! Чувствую! Давай! Трахни меня, изнасилуй! Ну же! Давай!!!

Она закинула руки назад, обхватила его бедра, сдавила их и потянула на себя. Степан вдруг расхотел ее. У него возникло ощущение, что это не он, это его трахают в с…ном бассейне. Какая-то сука, потаскуха киношная. Он с удовольствием дал бы ей по роже, чтобы заткнулась, чтобы поняла, кто хозяин положения, но не лупить же ее по затылку. А девица повела бедрами, чтобы его орган вошел в нее целиком, всхлипнула горлово и, заведя ноги ему за спину, сплела их, беря его в плен. Закачалась в противотакт разбивающимся о кромку волнам.

Опрокинулся фужер, и шампанское впиталось в песок, оставив после себя клочья белой пены.

Степан попытался вырваться, но девица была опытной, держала крепко, резко дергала бедрами, вздрагивая всем телом. И он поплыл, поплыл…

– Ну же! Грубее! Злее! Давай, трахай меня, трахай! – постанывала она, тяжело и сладостно вздыхала, покачивалась в такт.

– Сука, проб…дь дешевая, ты заткнешься когда-нибудь, нет? – сипел он.

– Укуси меня! Ну! Укуси! Я прошу тебя! – стонала она. – Ах, как это классно, когда тебя любят силой, когда тебя берут вот так!

Он согнулся и впился зубами в ее плечо, у самой шеи. Она завизжала, но не от боли, а от наслаждения. Мазохистка долбаная. Степан почувствовал солоноватый привкус крови на языке.

– Вот так! Как хорошо, – стонала она. – Хорошо… Хорошо…

Оргазм накатил такой мощной волной, что Степана выгнуло дугой, свело мышцы. Затрясло, забило так, что он испугался. Сердце зашлось, свернулось тугим жутким жгутом, выдавливая кровь. Застонала протяжно и долго девица, дернулась, сжала сильнее его бедра.

Степан ткнулся ей в кровоточащее плечо. Она что-то шептала, а он не мог еще говорить, лишь дышал с надрывом. Разбивались о бортик искусственные волны, пели в зимнем саду магнитофонные птицы, шумел фальшивый дождь, подмигивали сквозь купол стеклянного потолка звезды.

Девица оттолкнула его, повернулась. Волосы красиво липли к ее лбу. Она навалилась локтями на бортик, вызывающе выставив острые, с набухшими сосками груди, спросила, глядя в глаза, с улыбкой:

– Ну, теперь-то ты принесешь мне выпить?

Степан молча уперся ладонями в бортик, вытолкнул тело из воды, встал на подгибающиеся ноги. Прошел к бару, взял чистый фужер, наполнил его шампанским, остановился на краю бассейна.

– Ну, ты чего встал-то? – спросила она, и голос гулким эхом отразился от сводчатого потолка. – Иди ко мне.

– Слушай, – Степан наклонил голову. Он бы сунул руки в карманы, если бы на нем была одежда, а в руке не было бокала. – А ты со всей группой трахаешься?

– А тебе не один хрен? – она засмеялась. – Захочу – со всей трахнусь, не захочу – только с тобой трахаться буду.

Степан обошел бассейн, присел на корточки рядом с актриской. Она повернулась к нему лицом. Он схватил ее за подбородок, вздернул, подтянул к себе.

– Ты, сучка, я задал тебе вопрос. Ты со всеми трахаешься?

И снова реакция оказалась совсем не такой, как ожидалось. Девица задышала часто, протянула руку, огладила его орган. Степан поморщился.

– Не со всеми, успокойся, – она засмеялась. – Только с Лешей Жуновым. Еще с тобой вот теперь. Но ты мне больше нравишься. А хочешь, попробуем втроем? Тебе понравится, я точно знаю.

Степан несколько секунд смотрел на нее, затем поднялся и швырнул бокал в воду.