Текст книги "Проба пера"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Да это не я. Это мне. Пацан один из института. У него напряги там… с экзаменами, короче. Спросил, не смогу ли я помочь.

– Что-то я звонка не слыхал.

– Да он в режиме вибрации стоит. Не звонит, трясется.

– А-а, – Челнок подошел, протянул руку. – Можно посмотреть?

Тон его подразумевал скорее утверждение, нежели вопрос.

– Конечно, смотри, – Степан положил мобильник на ладонь Челнока.

– Хорошая машинка. – Тот с любопытством осмотрел аппарат, сунул себе в карман. – Не в обиду, братан. Когда все закончится, верну. А пока пусть побудет у меня. На твоем пацане реальные люди уже висеть могут. Ты, по неопытности, наколку им дашь. Неприятности тогда у нас будут. Понимаешь?

– Ладно, чего там… Надо так надо, – Степан сделал честные глаза. – Слушай, Челнок, у тебя бабки есть?

– Ну, допустим, есть мало-мало. А тебе зачем?

– Да хотел в магазин сходить. Скучно, блин, как в могиле.

Степан изо всех сил старался, чтобы его голос звучал беспечно и убедительно. Судя по всему, получилось плохо. Точнее, совсем не получилось.

– Не стоит, пожалуй, братан. Лучше сутки скучать здесь, чем без берегов – в ящике.

– Наверное, ты прав, – кивнул Степан. – Наверное, прав. Отец не звонил?

– Нет. Не до нас там сейчас, Степ. Мы в безопасности, а ему из-под «пера» сегодня уходить придется, – улыбнулся чуть заметно Челнок.

Он понял спокойствие и покладистость Степана по-своему. В критической ситуации люди на многое начинают смотреть иначе.

– Ладно, – Степан потянулся. – Пойду по дому пошляюсь, клопов погоняю. Хоть какое-то развлечение. Да, слушай, ствол у тебя есть?

– А ты не видишь? – Челнок хлопнул ладонью по кожуху автомата.

– Не, не этот. Пистолет есть? Для меня. Вдруг волк инагрянут? Вы биться будете, а я за печкой сидеть?

– А где ты тут печку нашел? – усмехнулся Челнок, но полез за пазуху, выудил из наплечной кобуры «ТТ». – Ты волыну-то реально в руках держал раньше?

– А то нет?

– Ну, тогда бери, пользуй. Но если менты прорисуются – бросай на пол. А еще лучше – в окно. И в полную несознанку, как бы ни кололи. Ты про ствол этот знать ничего не знаешь и в глаза его реально никогда не видел. Признаешься – мало дадут, не признаешься – вообще ничего не дадут. Понял?

– Понял, не дурак, – Степан принял ствол, покрутил в руках, сунул за ремень, под куртку. – Не заметно?

– А какая разница? – искренне удивился Челнок. – Ты же не на прогулку с ним собираешься. – Он прищурился. – Слышь, малой, а ты часом не косяки ли пороть намылился, а? Что-то мне глаза твои не нравятся.

– Да ты чего? – искренне возмутился Степан. – Я что, совсем без понятий, что ли? На всю башку ушибленный?

– Ты смотри у меня, малой. Замечу чего – уши оторву. Имей в виду.

– Уже имею.

– Молодец. Шустро рубишь.

Челнок пошел к двери, на пороге повернулся, сказать чего-то хотел, да не сказал. Вышел.

Степан вышел следом, постоял, прислушался, откуда доносится стук Светланиных каблуков. Вроде со второго? Точно, со второго. Он быстро взбежал по лестнице, заглянул в одну комнатку, во вторую.

Светлана просто ходила, сложив руки на груди. Мотала круги, коротала время. Увидев пасынка, остановилась, взглянула удивленно.

– Степан?

– Тихо, – он прижал палец к губам. – У тебя лаве есть?

– Лаве?

– Ну, деньги есть у тебя?

– Есть, – Светлана сняла с плеча сумочку. Но смотрела непонимающе. – Что-нибудь случилось?

– Да ничего не случилось. Нормально все.

– Сколько тебе нужно?

– Баксов триста. Лучше, если больше.

– Сейчас посмотрю. По-моему, есть у меня… А зачем тебе, ты можешь сказать?

Она выудила из сумочки красивый кожаный бумажник, открыла, достала несколько стодолларовых купюр, тоненькую стопочку пятисотрублевок. Среди них затесалось несколько сотенных и даже пара полтинников. Степан выхватил из ее рук деньги, сложил, запихнул в карман джинсов.

– Постой, – встревожилась Светлана. – Ты что задумал?

– Тихо, – прошипел страшно Степан. Рванул из-за пояса пистолет. – Блин, заорешь еще раз, завалю!

– Степка, ты с ума сошел! Отдай пистолет!

– Да иди ты, – Степан попятился к выходу, держа Светлану на мушке. – Шалава…

– Идиот, – вдруг резко сказала она. – Придурок малолетний. Засранец дешевый. Эгоист. Ни о ком не думаешь, кроме себя. Ну ладно, на меня тебе плевать. Пусть. Но ты же отца подставишь, дебил. Людей его подставишь, себя подставишь!

Степан нырнул в коридор, в два прыжка оказался у лестницы, скатился по ступеням. Челнок уже стоял, повернувшись полубоком, вскинув автомат к плечу. Увидев Степана, сплюнул.

– Бес оглашенный. Я же тебя чуть не завалил. Ты куда так вваливаешь-то, малой?

– Брат, подперло! – заорал Степан, прыгая по грядкам, как австралийский кенгуру.

– А-а, – понимающе мотнул головой Челнок и засмеялся. – Небось молоко-то с огурцами трескал? Смотри ствол в парашу не урони! Сам доставать полезешь!

И в эту секунду на крыльцо выбежала Светлана.

– Остановите его кто-нибудь! – крикнула она. – Степка, стой!

Челнок прищурился. Он сразу все понял, скинул автомат, сунул его Светлане.

– Держи! Не дай божок, срисует кто. Вот баклан, – досадливо бормотнул он, скатываясь с крыльца. – А ну, стоять, малой!!! – гаркнул уже на бегу. – Стоять, тебе говорят!

А Степан летел к забору, сгнившему, почти завалившемуся на пашню штакетнику, оскальзываясь в грязи, чувствуя, как кровь приливает к ушам и те становятся огромными, будто японские зонтики. Штакетник придвигался рывками. Десять шагов, а потом сразу три, потом один. Степан ухватился за край, не прыгнул – толкнул. Заборчик повалился хлипко, как раненый солдат-новобранец.

Степан ломанулся через поле, путаясь в гниющей картофельной ботве, к лесу. Челнок бежал за ним.

– Стой, малой! Все равно догоню!

– Запаришься! – выдавил на выдохе Степан.

Степан не думал о том, что будет. Он думал о том, что есть. Ирина поехала к нему в институт, даже не спросив, что случилось. А этим… Этим плевать на всех, кроме себя. Вообще на всех. А Степану – нет. И даже если она потом захочет уйти, он обязан ее выручить. Хотя бы потому, что утром она выручила его.

Степан прибавил шаг. Словно бы второе дыхание открылось. Бежать стало легче. Не догонит его Челнок. Ни за что не догонит. Потому что он за себя. А Степан – за Ирину.

– Г…нюк! – процедил Челнок зло.

– Дыхалку побереги!

– Я тебе уши оторву!

– Догони сначала!

Степан достиг опушки секунд на пятнадцать раньше, нырнул в кусты, плюхнулся на сырую траву за трухлявым стволом поваленного дерева. Он видел, как Челнок вошел в лес, остановился, согнувшись пополам, оглядываясь и переводя дух.

– Дурак! – крикнул Челнок. – Пойми! Тебе же в городе появляться нельзя. Завалят!

Степан перевернулся на спину. Закрыл глаза. «Ушел, – набатно пульсировала в висках кровь. – Ушел».

– Степан! Слышь, Степан! Давай я хоть пацанов с тобой пошлю!!!

Да, да. Втирай это фуфло бедным, сказочник. Затрещали кусты, но в другой стороне. Пусть ищет. Пусть. Степан полежал еще минут пять. Дождался, пока станет совсем тихо. Пели над головой птицы да доносился издалека шум трассы. Аккурат до самой Москвы добраться можно. Только Степан-то на звук этот не пойдет. Потому как Челнок – пацан тертый, на таких делах трех собак сожрал. Стоит небось на трассе, его встречает. Нет уж.

Степан поднялся и зашагал по лесу, стараясь держаться параллельно шоссе.

А Челнок пускай постоит, воздухом подышит. Ему полезно.

* * *

Их повязали настолько шустро, что Борик даже хрюкнуть не успел. Стоило им открыть дверцу, вся площадь пришла в движение. Откуда ни возьмись выкатился замызганный «жигуль» и блокировал «БМВ» сзади. Стоящая у проходной компания не то актеров, не то грузчиков метнулась к иномарке, на ходу выхватывая из-под кургузых пиджачков стволы. Дверца распахнулась, чья-то рука вцепилась Диме в волосы и потащила наружу.

– Руки! Руки, падла, – орали глоток в двадцать, не меньше. – Лежать! Лежать, я сказал, падла! Ноги на ширине плеч! Лежать!!!

Бросили на асфальт, в лужу. Вокруг тротуар влажный, конечно, но без луж, так нет, прямо в мокрое положили. Защелкнули на руках «браслеты».

– Вы чего делаете-то, волк и? – огрызнулся Борик. – Вы бы бандитов так вязали, как честных граждан!

– Поговори у меня, падла, – весело ответил кто-то.

Дима видел безграничное удивление, написанное на лице Северьяна Януарьевича, стоящего у проходной. Видел заинтересованность столпившихся поодаль кинодеятелей.

– Что, орлы? – спокойно поинтересовался кто-то над головой. Дима вывернул шею, аж позвонки затрещали. Увидел. Невысокий, коренастый мужичок в потертой кожаной куртке, лысоватый, сноровистый. Стоит, засунув руки в карманы, спичку зубами терзает. – Приехали? Сейчас обыщем вашу красавицу-«брюнеточку», глядишь, что-нибудь интересное найдется.

– У вас найдется, – усмехнулся Борик, пластаясь щекой по заплеванному асфальту. – У вас чего только не находится.

– Что-то твой корефан базарит много, – обратился к Диме лысоватый. – Смотрите, как бы вы нам сопротивление не начали оказывать.

– А нам не один болт? – осклабился невнятно Борик. – Больше, чем за «найдется», все равно не повесят. Остальное по совокупности покатит.

– Свидетелей слишком много, – пробормотал Дима. – Сопротивление на нас взвалить не получится. А прежде, чем искать что-то в машине, позовите-ка понятых и предъявите ордер на арест и на обыск.

– Грамотный, да? – лысоватый засмеялся с хрипотцой, прищурился, совсем как «большой папа Владимир Ильич». – Пацан, объясняю тебе конкретно: мы вас пока еще не арестовываем, а только задерживаем «до выяснения», поскольку имеются реальные основания подозревать вас в совершении уголовного преступления, предусмотренного статьями сто шестьдесят третьей, двести девятой, двести десятой и двести двадцать второй УК Российской Федерации. Знаешь, что в этих статьях написано? – Лысоватый забрал у Димы мобильник, принялся набирать номер. – То же, что и у каждого из вас на лбу: «Четвертак строгого».

– Да ладно звенеть-то, начальник, – буркнул Борик. – Больше двадцатника ни в одной нет.

– Прости, ошибся, – усмехнулся лысоватый и стал набирать номер снова. – Двадцатник. А в соответствии со статьей сто шестьдесят восьмой УПК той же федерации, в случае, не терпящем отлагательства, я могу производить досмотр личного имущества без санкции прокурора на обыск, но с «последующим сообщением в течение суток». Так я ведь и не отказываюсь. Обязательно сообщу, что в тайнике, под передним сиденьем вашей машины, обнаружен незаконный ствол. Да еще и паленый. Понял, нет? И давай, браток, без байды этой ученой обойдемся. Как людей укатывать грамотно, ты бабушке своей объяснять будешь. А передо мной пальцами не крути, я не первый год в органах. Таких бобров реально повидал, что лучше бы вообще не знать, что такие люди на Земле есть. Алло? Да, я. Да, взяли, – он посмотрел на Диму. – Молодого и второго еще с ним. Мордатый такой. А как же, обязательно «пробью», обязательно. Сдается мне, на них куча разных подвигов висит. Ну, давай, брат. Давай. Буду ждать. – Лысоватый закрыл трубку, опустил в карман «кожи», усмехнулся: – Вот так, ребятки.

«БМВ» обыскали, как положено, в присутствии двоих понятых – подслеповатого дедушки, «ветерана и заслуженного пенсионера», и молодой девахи, – которых зацепили тут же на остановке. Из кинодеятелей никто в понятые идти не согласился. Дураков нет, врагов конкретных себе наживать. Понятых, конечно, оттерли на пару метров. Салон лысоватый загородил широкой «кожаной» спиной, но ствол, несмотря ни на что, нашел. «Парабеллум». Понятой дед вспоминал, как при Сталине бандитов расстреливали без суда и следствия, и мстительно сверкал слезящимися подслеповатыми глазками. Деваха все понимала и поглядывала печально, однако вступиться побоялась. Власть, блин. С ней лучше не связываться. Того и гляди, краем по делу пойдешь. Кинодеятели смотрели кто с явным злорадством, кто с сочувствием.

– Слышь, отец, – сказал довольно громко Борик, когда ему надоели стенания деда о сладкой боевой юности, – ты не овчаркой в НКВД служил? Тогда грызло прикрой реально. Смотри, выйду – из штанов вытряхну.

За что и получил ногой по причинному месту, скорчился. Тут же получил еще раз, но уже между лопаток. Распластался, ловя ртом воздух.

– На пяточках попрыгай, – весело пошутил кто-то из оперов, и все дружно засмеялись.

– Ну чего, поехали? – спросил кто-то.

Ну и поехали. Правда, не на Петровку, как ожидали Дима с Бориком, а в местное отделение.

– У, братан, дуплить будут, – проворчал Борик. – Конкретно будут дуплить. – И, понизив голос до шепота, добавил: – Про ствол знать ничего не знаем. Тачка только вчера купленная, хрен поймешь, откуда она, чего в ней могло быть. И требуй адвоката сразу, понял? Как только обвинение…

– Слышь, там, орлы! Хорош базлать, – обернулся один из оперов.

– Начальник, погода сегодня конкретная, – оскалился Борик.

– Я тебе не девка, за погоду тереть, – усмехнулся тот. – Пасть захлопни.

– Уже захлопнул, – улыбался Борик.

Насчет дуплить – ему легко было говорить. Гора мышц, такого иди пробей. Сутки стараться придется. Димке в этом отношении было куда сложнее. Мощным телосложением он не отличался. Пару раз умеючи ударят – и кранты. Но, как гласит народная мудрость: «Сознаешься – мало дадут, не сознаешься – вообще ничего не дадут».

В отделении их обыскали еще раз, теперь уже, правда, ничего не нашли, выдернули из брюк ремни, из туфель – шнурки. С Димы сняли галстук. И заперли обоих в обезьянник.

– Что-то я не понял, – Борик присел на дощатые нары. – Не нравится мне это дело, братан. Очень не нравится.

– Что не нравится? – негромко и спокойно поинтересовался Дима.

– Да все не нравится, братан. Если они нас спецом, под укатайку, зацепили, то почему в одну камеру заперли? Поодиночке грузить проще. Дуплить не дуплят, допрос не чинят. Гнилые дела пошли. Слышь, Дим, а этот твой Северьяныч – мужчина врубной, реально? Дотямкает Наташе позвонить?

– Надеюсь, – Дима остановился у двери, прислушался к тишине в коридоре.

Если бы Северьян Януарьевич догадался позвонить Наташе, все было бы просто. Наташа связалась бы с отцом, тот со своим человеком в ФСБ, и часа через полтора Дима с Бориком уже гуляли бы на воле. Пока же остается только ждать.

* * *

Смольный повесил трубку и улыбнулся. Дело сделано. Крохиного огольца взяли даже без особого шухера. Само собой, Кроха напряжет свои завязки по всем линиям. Его менты, не будь дураки, первым делом метнутся на Петровку, но там никаких данных о задержании нет и не будет, пока он, Смольный, не отдаст соответствующих указаний. Скорее всего, жена Крохиного огольца знает, куда поехал муженек, и сможет дать наколку реально. Крохины люди прокачают отделение, на территории которого расположена киностудия, и снова вытянут пустышку. Им не останется ничего другого, как «пробивать» одно отделение за другим. Однако на это у них уйдет несколько дней. Так что, куда ни кинь, всюду у Крохи выходит полный облом.

Смольный набрал номер. Человек, с которым он собирался говорить, был не в уровень, но Смольному очень хотелось услышать его реакцию.

Вадим взял трубку сразу, после первого же гудка. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: ребята нервничают.

– Здорово, братан, – с подчеркнутой вежливостью и ледяным спокойствием сказал Смольный.

– Смольный? Здорово. – Вадим насторожился.

И правильно сделал, между прочим. – Какие дела, братан?

– Да дела-то совсем гнилые. Базар по городу катался, мол, Кроха на «стрелку» забить решил. Все ему по уху. Людей реальных не уважает. Звонят даже, что не в Италии он, а ныкается по норам, как лось сохатый. Я попросил своих ребят пробить, кто гнилуху эту на брателу моего катит. Что скажешь, Вадим?

– А что тут сказать, Смольный? Корефаны твои пускай язык подрежут за базары левые тому филину гнойному, что им баланду сливает.

Голос Вадима звучал спокойно и ровно. Даже чуть безразлично. Толковый парень. Такого хорошо при себе иметь. Жаль, не срастется.

– Так говоришь, оголец младший тоже в Италии?

– Одному-то Крохе хрен ли там делать?

– Вадим, керя душевный, – ласково протянул Смольный, – а ты реально за базары свои ответ держать можешь?

– Я, братан, за свое слово всегда отвечу.

Вадим напрягся. Личина сыграла у пацана.

– Ну и ладно, – с деланным облегчением, растяжно заявил Смольный. – Раз оголец реально за бугром кочумает… Тут, понимаешь, запара конкретная вышла. Нарисовался один фраерок на черном «БМВ». Понты грузил, рубился, что Кроха ему за папу родного катит. Мои его зацепили, ты не поверишь, братела, вылитый оголец. Просто как две капли. Но, раз ты говоришь, что малой в Италии, мы этого фраерка, пожалуй, на «перо» поставим. Как смотришь, братела?

– За такие-то базары? Рвать его на куски надо, как суку, реально.

Ох и выдержка была у парня.

– Ну и лады, – засмеялся Смольный, – Так и сделаю. А Крохе скажу, что ты меня поддержал. Спасибо, братела.

– Да не за что, брат, – Вадим помедлил, затем сказал: – Слушай, Смольный, ты, конечно, его завалить хоть сейчас можешь, твое право. Он на твоей территории рисовался. Но все-таки хотелось бы глянуть на этого чучмека перхотного. Интересно, неужели как две капли?

– Так в чем проблема, братан? Захвачу его на «стрелку» сегодня. Кроха приедет, сможет сам его глушануть за левый базар. А нет, так мои ребята работнут. Им не в падло. Забились?

– Забились, брат. Мы там будем.

– Ну и отлично.

Смольный повесил трубку и весело засмеялся. Придет Кроха. Придет. Куда ему деваться?

* * *

С транспортом Степану повезло. Попутку, здоровенную фуру с арбузами, удалось поймать довольно быстро. А через сорок минут он уже стоял на остановке автобуса, идущего к центру города.

Во двор, понятное дело, заходить не стал. И с улицы все было прекрасно видно. У нужного подъезда стоял темно-синий «Форд Краун Виктория» с затемненными стеклами. Сколько человек находилось в салоне, разглядеть издали возможным не представлялось, однако Степан и не думал это уточнять. Он просто принял как факт слова Ирины. Пятеро. Один дежурит в подъезде, значит, в машине должно быть четверо. И все при оружии. Степан прошелся вокруг дома. Пять подъездов, три из них – сквозные. Два – глухих. Включая и тот, в котором снимала квартиру Ирина. Можно было бы, конечно, попробовать пройти через чердак, но что толку? Незаметно выключить того, что несет вахту в подъезде, не удастся. Стрелять тоже нельзя – слишком много шума. Да и неизвестно, хватило ли бы у Степана смелости нажать на курок. Он никогда не стрелял в людей. И не только не стрелял, даже пистолет не наводил. Ну, не считая Светланы, конечно, но там имело место психологическое воздействие. Тут же совсем другое дело. «Дежурный» вполне мог попытаться отнять пистолет, и… что тогда? Хватило бы у него духу выстрелить? Да кто знает. Так разве скажешь?

Степан машинально сунул руку в карман, с недоумением обнаружил, что мобильник исчез, и только через несколько секунд вспомнил, что телефон остался у Челнока. Ну и фиг с ним. Степан огляделся. Телефонная будка красовалась на углу, у магазина. Милиция, как и во всяком мало-мальски уважающем себя городе, бесплатно. Степан набрал номер.

– Алло! – старательно похрипывая, заголосил он. – Милиция? Милиция, тут какие-то бандиты у нас около дома стоят. Темно-синий «Форд». И еще один человек в подъезде. У них, кажется, оружие есть… Приезжайте скорее.

Степан продиктовал адрес и сразу же повесил трубку. Тут, конечно, не Москва, за две секунды адрес будки не «пробьют», но лучше не рисковать понапрасну. Он перешел улицу и стал ждать.

Милиция не спешила. Появились они минут через пятнадцать. Наверное, ждали, пока само рассосется. Желто-синий «бобик» вполз под арку, притормозил. Милиционеры выбрались из машины, лениво направились к иномарке. Правда, автоматы поправляли довольно многозначительно. Мол, ежелича чего, то мы можем и шмалять начать из этих «тупорылых дурищ». В капусту всех покрошим, на фиг!

Ребята в «Форде» не нервничали. Сидели себе в машине и сидели. И плевать им, похоже, было на милицию. Степан стал свидетелем короткого беззвучного разговора:

«…– Мужики, а чего это вы тут делаете-то, а?

– Пиво пьем.

– А пистолеты у вас есть?

– Нет.

– Ну, на нет и суда нет. Поехали, ребята. Ложный вызов».

Конечно, разговор велся иначе, но результат-то оказался тем же. Через две минуты «бобик» уехал, а «Форд» остался.

Степана это огорчило. Он-то полагал, что братков задержат. С поддавшим в гостях законопослушным гражданином, наверное, куда меньше церемонились бы. Оставалось гадать, как проникнуть в квартиру Ирины незамеченным, учитывая, что проникнуть туда незамеченным нельзя.

Степан еще раз обошел дом, нырнул в соседний подъезд. Поднявшись на последний этаж, вскарабкался по тонкой вибрирующей лестнице. Чердак, как и следовало ожидать, был заперт на пудовый висячий замок. Естественно.

Степан посмотрел в окно парадного, в надежде, что «Форд» чудом исчез. Мало ли, пиво у ребят кончилось или появилось какое-нибудь неотложное дело. В баню, например, приспичило сходить всем сразу.

«Форд» был на месте. И братаны были на месте.

И тот лосяра опарышный, что дежурство в парадном нес, тоже был на месте. Все были на месте. Степан спустился на четвертый этаж, позвонил в квартиру.

– Кто там? – донесся из-за двери дребезжащий голосок.

– Из собеса, – грубовато гаркнул Степан, поправляя пистолет под курткой. – Открывай, мать, некогда мне.

Завозились с замком. Степан и сам не знал, повезло ему или нет с этой старушенцией. Старушки, они подозрительные, с другой стороны, до денег падкие. Но была бы на ее месте девица помоложе, вообще, глядишь, не открыла бы.

Старушка долго скрежетала запорами, затем приоткрыла створку, глянула в щелочку одним глазом:

– А чегой-то из собеса-то?

– Компенсацию пенсионерам и инвалидам выплачиваем, – мрачно заявил Степан. – По решению мэра. Выборы скоро. Через три года. Вот и платят. Сто рублей. – Старушка недоверчиво покрутила головой. Черепаха Тортилла, блин. Степан вытащил из кармана деньги, выудил из вороха сторублевку, покрутил в воздухе. – Паспорт и пенсионное удостоверение, пожалуйста. Расписаться надо в ведомости.

Старушка несколько секунд разглядывала купюру, словно бы опасаясь, что та сейчас растворится в воздухе вместе со странным парнем из собеса, потом скинула цепочку:

– Проходите.

Старушка – божий одуванчик. Мебели в комнатах – коты богаче живут, а туда же, на цепочку запирается. Ограбят ее. Да что тут брать-то? Шкаф, что ль, обшарпанный, рассыхающийся, без задней стенки, на горбу волочь? Или телевизор, к первому КВНу уже собиравшийся на пенсию? Слоников желто-каменных? Клеенку с кухонного стола? Шкатулочку, в которой хранится самое ценное – рецепты на бесплатные лекарства? Степан усмехнулся криво. В квартире пахло нафталином и затхлостью. Одинокая коечка, узенькая, скрипучая, должно быть. Стол, накрытый желтой от времени кружевной салфеткой, и мутная ваза на нем. Занавесочки на окнах ситцевые, дрянные, в мерзкий голубенький цветочек. Стекла мухами засижены. Тоска…

Степан прошел в комнату, открыл дверцу древнего платяного шкафа. Простыни… Он даже оторопел. Ветхие-то какие… Кажется, дерни – поползут по ниткам. Степан свернул простыню жгутом, подергал. Должна выдержать. Но, если оборвется, зараза, – капут. Засвистишь с четвертого «сталинского» турманом – только рожки да ножки по асфальту покатятся.

Старушка вошла в комнату, подслеповато шурясь, неся в иссохшей до мумифицированного состояния руке пенсионную книжечку.

– Вот.

– Мамаша, я не из собеса…

Степан сворачивал простыни в жгуты и связывал между собой.

«Мамаша» всхлипнула испуганно, прижала руки к груди, удерживая полы старенького байкового халатика.

– Да успокойтесь, ничего я вам не сделаю.

Степан полез в карман. Он дал бы старушке пару сотен баксов, но, во-первых, вряд ли бабушка вообще знала, как выглядят доллары, подняла бы крик на весь дом. Во-вторых, ему ведь еще и уходить как-то придется. Тоже платить. А кто знает, что за человек попадется.

– Мамаша, вот… я вам дам за простыни… сколько тут? Вот, две с половиной тысячи рублей. Простыни потом постираете, погладите, будут как новенькие.

Степан положил купюры на стол, вышел на балкон. Старушка бочком подошла к столу, цапнула денежки, принялась рассматривать на свет каждую банкноту. Ну да, она, наверное, таких денег давно в руках не держала.

Привязав конец простыни к решетке балкона, Степан сбросил «трап» вниз. Вообще-то, ему бы здорово пригодился какой-нибудь груз, но… не забирать же бабулькин телевизор? Может быть, одна только радость у старухи и осталась – телик посмотреть.

– Вот, – пробормотал Степан, перелезая через перила. – Сейчас и проверим, выдержит ли это хозяйство.

Он вцепился в простыню, осторожно опустился на колени, свесил ногу в шестнадцатиметровую бездну. Чтобы свесить вторую, ему пришлось себя некоторое время уговаривать. Страшно. Налег пузом на жестяной карниз, вытянул ступни, стараясь нащупать кромку перил нижнего балкона. Не было ее там. Расстояние, должно быть, не меньше метра еще. Степан зажмурил глаза и решительно ухнул вниз. Вцепился в простыню, услышал отчетливо, со все нарастающим ужасом, как потрескивает предательски старая материя. Всего-то секунду и продолжался спуск, а сколько всего в голове пронеслось. Со всеми попрощаться успел. Кое с кем даже дважды. Потом ударился коленями о перила и чуть не сорвался от неожиданности. Засучил лихорадочно ногами, отыскивая опору. Нашел, оглянулся. До соседнего балкона метра два с половиной – три. Хорошенько оттолкнуться – и в самый раз, пожалуй, будет. Долетит, если длины жгута хватит. Бэтмен, на фиг. Степан приготовился, оттолкнулся так, что взмыл по дуге вверх. Над Ирининым балконом пролетел, как беркут. Едва успел пальцы разжать. На полсекунды позже – и сорвался бы. Приземлился на какие-то ящики. Не удержался на ногах, упал на спину, опрокидывая все, до чего дотянуться мог. Потер ушибленный затылок. Посмотрел вверх. Старушка удивленно глазела на него, вцепившись в перила «куриными» лапками.

Степан жестом показал ей – простыни можно забирать. Поднялся, покряхтывая. Балконная дверь вела в запертую хозяйскую комнату. Значит, придется бить стекло. Хорошо, замок на двери комнаты английский. Был бы врезной – беда. Степан локтем высадил стекло, просунул руку и открыл все три запора. Вышло весьма сноровисто. В нем явно проснулись отцовские гены. Криминальные.

Степан вошел в комнату, достал из-под куртки пистолет. Мысленно перекрестился. Авось да вывезет. Повернул собачку замка. Выглянул в коридор, стараясь ступать тихо.

– Ира! Ир! – шепотом позвал Степан. – Это я, Степа…

Ирина вышла из кухни. В руке она держала здоровенный кухонный резак. Лицо бледное, на щеках румянец.

– Как ты меня напугал, – вздохнула с явным облегчением.

Степан сунул пистолет в карман.

– Все нормально?

– Да, тут… недавно милиция приезжала. Проверила у этих… документы и уехала.

– Я знаю. Это я милицию вызвал.

– Зачем?

– Думал, заберут их. – Степан взял Ирину за руку, увел в комнату. – Но, кажется, они сами – милиция.

– С чего ты взял?

– Если они не из милиции, то почему их не задержали?

– Не знаю. Может быть, ты и прав.

– Конечно, прав, – убежденно кивнул Степан. – К тому же мой отец сейчас воюет… в смысле, конкурирует с одной… фирмой. Вот у той фирмы в милиции серьезные завязки.

– А при чем тут я? – не поняла Ирина. – Меня-то они с какой стати выслеживают?

– Может быть, это не тебя выслеживают, – предположил Степан, оглядывая комнату. – Может быть, это меня выслеживают?

– Тебя?

– Ну да. У тебя простыни есть? – Степан выглянул в окно.

– Есть, – кивнула Ирина, доставая из шкафа стопку простыней. – А зачем?

– Мы по ним спустимся на балкон второго этажа.

– А смысл?

– На соседний балкон. Там из подъезда сквозной выход…

– Да, я знаю, – рассеянно кивнула Ирина.

Степан намотал получившуюся бухту на руку, направился в соседнюю комнату.

– Пошли. – После того, как первая часть его замысла увенчалась успехом, Степан чувствовал себя вполне уверенно. – Главное, не бойся и не смотри вниз. Простыни хорошие, крепкие, выдержат. Да и спускаться недалеко.

Ирина посмотрела вниз, спросила:

– А что потом? Спустимся мы на балкон, и что?..

– Забашляем хозяевам квартиры, чтобы они нас выпустили.

– А если не согласятся?

– Придется ствол показать. Да согласятся. Мы же их не просим приютить нас на недельку. – Степан обвязал конец бухты вокруг перил, бросил простыни вниз с таким расчетом, чтобы конец не повис в воздухе, а лег на балкон этажом ниже. – Иди первой, я тебя подстрахую.

Ирина встала на ящик с пустыми бутылками, перебросила одну ногу через перила, вторую, посмотрела вниз, вздохнула, но ничего не сказала. Уцепилась за жгут и осторожно начала спуск. Степан придерживал простыни левой рукой, чтобы не болтались, не ходили ходуном. При этом пистолет он взял в правую. Мало ли что случиться может.

Через полминуты Ирина стоялала балконе второго этажа. Настала очередь Степана. Надо сказать, на целых простынях он чувствовал себя куда спокойнее. Внизу собралась толпа. Слишком длинной получилась веревка. Свободный конец болтался в метре над головами людей. Любопытные останавливались, с интересом наблюдали за спуском.

Степан соскользнул по простыням, перебрался на соседний балкон, постучал в стекло. Через пару минут за балконной дверью обозначилась размытая фигура мужика, одетого в майку и спортивные штаны. Мужик с изумлением уставился на появившихся на его балконе невесть откуда «гостей».

– Вы кто такие? Чего нужно? – спросил он.

– Откройте, пожалуйста, – попросила Ирина, – Мы из соседнего подъезда. Нам надо выйти.

– Мы заплатим, – Степан достал из кармана пару купюр, прижал к стеклу.

Мужчина недоверчиво посмотрел на «гостей», на банкноты, снова на «гостей». Сказал:

– Учти, если чего… У меня черный пояс по карате, понял? – и только после этого взялся за замки.

– С таким-то брюхом? – хмыкнула едва слышно Ирина. – Интересно, он ноги-то хоть в коленях согнуть может?

Дверь открылась. Степан протянул деньги. Мужчина ловко сцапал их, сжал в потном кулаке. Не говоря больше ни слова, Степан и Ирина прошли в коридор. Здесь Степан открыл пару замков, выглянул на лестницу. Тихо.

– Спасибо, – кивнул он мужчине.

– Ты это… Вы там, часом, никого не ограбили? – нахмурился тот.

– А тебе не один хрен? – вдруг зло спросила Ирина. – Взял деньги – радуйся.

– Не, ну я… это…

– То, – коротко ответила девушка, выходя на лестницу.

Они спустились на первый этаж. Через окно парадного была видна темно-синяя крыша «Форда». Степан спрятал «ТТ» под куртку.

– А пистолет у тебя откуда? – спросила девушка.

– Да так… Один папин сотрудник дал.

– Газовый?