Текст книги "Проба пера"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Мало кивнул. Саша Вяземский погиб по пути на юг. Он не признавал общественного транспорта и ездил только на собственной машине, в сопровождении целого эскорта охраны. Поговаривали, что вооружены охранники были знатно и якобы в кузове одного из джипов сопровождения была установлена стационарная авиационная пушка калибра тридцать миллиметров. Как-то Вяземский собрался отдохнуть пару дней в славном городе Сочи. Машину его нашли в кювете, примерно в ста пятидесяти километрах от Москвы. На скорости двести двадцать шикарный «мерс» вылетел на обочину, снес мощный тополь и свалился в дренажную канаву, полную прошлогоднего дерьма. Пассажиры погибли. Говорили, что в момент столкновения, а может, позже, когда полыхнул мотор, а следом за ним и бензобак. По сгоревшим трупам определить момент смерти нелегко.

Гость достал из кармана портсигар, зажигалку, но закуривать не стал. Просто положил портсигар на стол, а зажигалку принялся крутить в пальцах. Говорил он спокойно, едва ли не монотонно, усыпляюще.

– После Вяземского был Американец. Найден мертвым в собственной квартире. Врачи констатировали смерть от сердечной недостаточности. Затем Колыш. Нашли в собственном бассейне. Вода была слишком холодной. Судорога. Не смог выбраться.

– Ну и что? – спросил Мал о, глядя на гостя. – Это несчастные случаи.

– Четыре авторитетных человека, – усмехнулся тот. – Не многовато ли для банального совпадения?

– Почему четыре? Вы назвали троих.

– Божу нашли сегодня утром, в Москве, неподалеку от Серебряного Бора, в собственном «БМВ».

– А с Божей-то что случилось? – поинтересовался Боксер. – Инсульт? Инфаркт? Захлебнулся водкой?

– Подавился, – гость перевел взгляд на здоровяка. – «Маслиной».

– В смысле? – куцые брови Боксера пошли вверх.

– Застрелен выстрелом в голову. Очень профессионально. Человек, работнувший Божу, – специалист. Он сумел подобраться к жертве настолько близко, что тот отправился на встречу без охраны. И, кстати, за волыну Божа тоже не схватился.

После этой фразы в комнате повисло тяжелое молчание. Все переваривали мрачную новость. Вячеслав Аркадьевич несколько секунд думал, разглядывая гостя, потом наклонился вперед, навалившись могучими руками на стол, и спросил негромко и холодно:

– Кто ты такой?

Гость спокойно, словно и не к нему обращались, достал из портсигара сигарету, несколько раз щелкнул зажигалкой, неторопливо закурил.

– Я задал вопрос, – напомнил Мал о. Он не привык, чтобы его игнорировали.

– Я слышал, – затянувшись, ответил гость. – Полагаю, вам совершенно ни к чему это знать. Важно не КТО я, а ЧТО я могу для вас сделать.

– Ты, с-с-с-сука, – глаза Пестрого недобро сузились, рука нырнула в карман. – Наседка ментовская…

Боксер цыкнул зубом и скомандовал:

– Хорош быковать, братан, заткни грызло.

– Почему я должен тебе верить? – не обращая внимания на подчиненных, спросил Мал огостя.

Помощники Вячеслава Аркадьевича как по команде повернулись к сидящему в кресле молодому человеку. Все четверо имели вид тех самых шарльперровских волков, бесстрастно внимающих доверчивой идиотке в красном чепчике.

А Вячеслав Аркадьевич ждал ответа визитера и пытался угадать, понимает ли этот странный полумужчина-полумальчик, что речь идет уже не о том, согласятся с его предложением или пошлют подальше, а о том, выйдет он отсюда или же его вынесут завернутым в целлофан и с лишней дырой в голове.

– А что вам еще остается? – тот улыбнулся. – Вы неглупый человек, Вячеслав Аркадьевич, и должны понимать: фигур масштаба Саши Вяземского, Американца, Колыша, Божи и прочих не так уж и много. Один регион, одна сфера интересов, очень высокая доходность. Полагаю, рано или поздно киллер получит заказ и на вас. Если уже не получил. Тогда вам придется срочно писать завещание. Степан и Дмитрий останутся сиротами, а Светлана – вдовой.

– Ты, падла, да я тебя на куски порву…

Пеструха рванул из кармана пистолет, вскочил, замахнулся для удара. Гость лишь поморщился.

– Вячеслав Аркадьевич, вы бы попросили своих людей вести себя попристойнее. У нас деловой разговор, и я лишь обрисовал возможные перспективы вашего ближайшего будущего.

– Сядь, Пестрый, не гони, – скомандовал негромко Вячеслав Аркадьевич.

– К тому же Америка – «законник». Синий. На днях в Нижнем прошел сходняк, воры постановили отыскать людей, заваливших Америку. Из-за этого у вас могут возникнуть очень серьезные проблемы.

– И что же ты намерен нам предложить? Поддержку? Защиту от этих отморозков? – обратился Мал ок гостю. – Я правильно понимаю?

– Не совсем, – гость наклонил голову, словно бы прислушиваясь к чему-то. – Я предлагаю вам их самих.

– То есть?

– Я отыщу киллера, работнувшего четверых ваших коллег. Плюс к тому дам полную информацию о заказчике. Не безвозмездно, разумеется. Любая работа стоит денег. Рисковая работа стоит больших денег. Но она их действительно стоит.

– Ну, заказчика, я полагаю, мы и сами сумеем найти, – Мал опокачал головой. – А почему ты думаешь, что тебе удастся отыскать киллера?

Гость улыбнулся уголками губ:

– Поверьте, я представляю очень серьезную организацию.

– Ты – не мент, – проговорил Вячеслав Аркадьевич, глядя гостю в глаза. – Ментам такое дело по плечу, но они не стали бы им заниматься. Да и звон бы пошел. ФСБ?

– Вячеслав Аркадьевич, зачем вам лишняя информация? Скажем, нам очень не хочется, чтобы на нашей территории началась война. Много крови, суеты и напрасных хлопот. Нас более чем устраивает сложившийся баланс сил. Каждый имеет свой кусок пирога и не пытается отнять кусок у других.

Мал окивнул.

– Мне нужно перетереть твое предложение с коллегами.

Гость поднялся.

– Разумеется. Я подожду в коридоре. – Он двинулся к двери, не обращая внимания на жующего шкафоподобного охранника. На пороге гость остановился, повернулся и посмотрел Мал опрямо в глаза: – Да, при обсуждении имейте в виду, что обычно я палец о палец не ударю, если не буду стопроцентно уверен в положительном исходе дела. Предпочитаю потратить лишнее время на подготовку подобного исхода. – Он усмехнулся. – И уж конечно, я не стал бы попусту беспокоить такого авторитетного человека, как вы, Вячеслав Аркадьевич.

Парень толкнул дверь и вышел. Охранник пропустил его, сам же остался стоять, ожидая дальнейших приказов. Вячеслав Аркадьевич оглядел сидящих за столом, спросил почти равнодушно:

– Ну? Что скажете?

– Пурга, – поморщился Пестрый. – Б…ь буду, пурга.

– А какой резон ему пургу гнать? Не на Колыме, поди, – заметил Челнок. – На барана он не похож. Да и не пришел бы сюда, если бы не хотел иметь с дела свой кусок. Нам ведь без разницы, что у него на уме. Пусть выяснит, кто беспределом занимается, а там видно будет. Мы его пока пощупаем и, если узнаем, что он на руку нечист, – завалим.

– А может, он, в натуре, вигоневый, – азартно, с едва заметными истерическими нотками вскинулся Пестрый. – Свекруха ментовская. [1]1
  Осведомитель милиции.


[Закрыть]Или на «махновцев» этих работает. Сольет нас, бабок срубит по-легкому – и в кусты! А нам башку подставляй! Замочить шашлыка прям щас – и концы в воду.

Челнок покачал головой. Ему не нравилась «феня». Он признавал жаргон, но пользовался им крайне умеренно, полагая, что бизнесмену о «фене» следует забыть. Пеструха же подобным образом самоутверждался.

– Не вижу смысла, – медленно сказал Челнок. – Даже если этот парень – наседка ментовская, что с того? Насчет дел мы при нем реальные вопросы не терли. Если он ссученный и мы его замочим, нас менты конкретно без всякого слива по стойлам разведут. А если работает на отморозков, то какого хрена вообще сюда приперся? Предупредить, чтобы ушки на макушке держали? Мне кажется, мужик реальный. И помощь он предлагает тоже реальную.

– Ну да, – осклабился зло Пестрый. – Он же нас конкретно на бабки разводит, как лохов. Насчет «махновцев» по-любому с братвой базар вести надо, а не с этим. Конкретно по делу вопросы решать.

– Ты что скажешь? – Мало повернулся к Боксеру.

– Может, он ведет двойную игру.

– Да чего тут говорить. Гнилое дело, ясен болт. Авторитетных людей валят. Причем валят всех без разбора, не объявляя, и наших, и синих. Кто, за что – непонятки сплошные. Теперь базар с братвой так и так придется тереть. За Америку звон на всю страну пошел. А уж после того, как Божу замочили, будет вообще – туши свет. Опять же мы тут. Братанов валят, а мы хлебалом щелкаем. Этот, – Боксер кивнул в сторону двери, – не фраер, по замашкам видать. Я думаю, пусть поработает. Надыбает нам «махновцев» – хорошо. Нет – у нас яйца не защемит. – Здоровяк подумал пару секунд и поинтересовался: – Кроха, а как он вообще прорисовался?

– Сочный его где-то надыбал, – ответил тот.

– Так Сочный же за бугром сейчас, нет?

– Маляву прислал. У них там тоже звон идет, что авторитетов валят.

– А Сочному-то что за дело?

– Он за бизнес реально опасается. Нас перемочат, с кем ему дела вести?

Боксер кивнул удовлетворенно:

– Сочный понты крутить не станет. Может, подпишемся?

Вячеслав Аркадьевич повернулся к сидящему по правую руку Борису Борисовичу, который серьезно прислушивался к разговору, по привычке изучая полированную крышку стола.

– Что ты скажешь, Боря?

Борис Борисович был единственным человеком в компании, имеющим довольно отдаленное отношение к уголовному миру. Он никогда не сидел, знал других авторитетов исключительно шапочно, общался только с подручными Вячеслава Аркадьевича.

Тот несколько секунд молчал, тщательно обдумывая каждое слово, затем негромко сказал:

– Думаю, нашего нового знакомого следовало бы тщательно проверить, и, если выяснится, что он действительно обладает возможностями, о которых тут заявлял, имеет смысл согласиться. В любом случае мы ничего не теряем.

– Какое впечатление он на тебя произвел?

– Он – профессионал, это ясно. Работает, скорее всего, на «контору». А «конторе» сейчас наши разборки невыгодны. Война – это всегда много крови и хлопот. Большие люди нервничают, бабки уплывают прямо из-под носа. Налаженный бизнес рушится. Я думаю, он предлагает реальную помощь, а не пытается нас разводить. Самое худшее, что может случиться: братва станет выяснять, кому было выгодно завалить авторитетов. И смотрите, какая неприглядная картина получается: с Колышем у нас были размолвки относительно спорных территорий, Божа год назад пытался подмять наши точки у вокзала. Вопрос, конечно, перетерли, к соглашению пришли по-мирному, но братва-то про наезды знает и может подумать, что заказ – наших рук дело.

– Тогда при чем тут Вяземский с Американцем? – перебил его Пестрый. – Они оба – мужчины реальные. У нас с ними никаких проблем не возникало.

– Если бы Вяземский и Американец узнали, что мы заказали таких бобров, как Божа и Колыш, они бы нас не поддержали. Сходняк нас объявил бы, и Американец с Вяземским были бы вынуждены взяться за волыны. У Американца вторая по численности бригада в городе. Вяземский идет следом за ним. – Борис Борисович вздохнул. – Мы это понимали и решили обезопасить себя на случай серьезных разборок. Потому-то и заказали Американца и Вяземского первыми.

– Ни болта себе раскладец, – Боксер покивал мощной головой, отчего на могучем загривке его образовались складки.

Пестрый цокнул языком:

– Да, б… Базара нет. Дела гнилые. Придется перед братвой ответ держать.

– Я не утверждаю, что именно так все произойдет, но это наиболее вероятное развитие ситуации. Слить братве убийцу и заказчика было бы самым простым решением проблемы, – закончил свою речь Борис Борисович.

– В общем, поступим следующим образом. – Мал оповернулся к Челноку: – Ты задействуй наши связи в ментовке и ФСБ. Выясни об этом парне все. Если всплывет что-нибудь подозрительное…

Тот кивнул:

– Скажу пацанам, они все сделают.

– И еще. Отбери пару ребят потолковее, пускай присмотрят за ним. Мужчина вроде реальный, но кто знает, что у него на уме.

– Ништяк.

Вячеслав Аркадьевич откинулся в кресле, покосился на стоящего у двери охранника:

– Скажи, пусть зайдет.

Гость вошел, спокойный, уверенный в себе. Мал окивнул.

– Сколько ты хочешь?

– Двести тысяч. «Зеленью», разумеется, – ответил тот. – Плюс расходы по делу.

– Не многовато, братела? – снова окрысился Пестрый. Ему гость не нравился.

– Мне кажется, сумма вполне адекватна тем неприятностям, от которых я вас избавляю, – заметил гость, глядя при этом на Вячеслава Аркадьевича.

– Договорились. С чего планируешь начать?

– Поищу стукачей.

– Думаешь, в окружении «махновцев» водятся стукачи?

– В их окружении – вряд ли, – улыбнулся гость. – А вот в окружении убитых авторитетов они должны быть. Откуда-то киллер получал информацию о нравах и привычках жертв. Он очень грамотный человек и не стал бы полагаться на случай. Прежде чем приступать к работе, этот человек должен был выяснить все о своих жертвах.

– Разумно, – согласился Мал о.

– У меня уже есть кое-какие наметки, – сообщил гость. – Я постараюсь «пробить» их побыстрее.

– Быстро – это как? – поинтересовался Боксер. – Через неделю, через год, через два?

– Сегодня. Завтра. Может быть, послезавтра. Все зависит от того, как скоро мне удастся организовать дело.

– Годится, – Мал окивнул. – Мне не звони. Появится реальная информация – сбрасывай Вадиму на трубку, он мне передаст. Если понадобишься – я сам тебя разыщу.

– Договорились, – гость взял со стола портсигар, сунул в карман.

– Аванс за свою работу получишь, как только представишь первый реальный результат, – добавил Мал о. – Боксер, скажи парням, пусть отвезут человека в город.

– Без базара. – Здоровяк поднялся из-за стола, кивнул гостю: – Пошли, братан. Доставим тебя в лучшем виде.

В сопровождении Боксера гость вышел за дверь.

* * *

«Вольво-940» подъехал к воротам «Мосфильма» в десять утра.

Димка вылез из салона, огляделся. На губах его блуждала улыбка. Тому было несколько причин. Во-первых, он сегодня женился. Причем на самой красивой девушке в мире. Во-вторых, он первый раз получил возможность посмотреть на настоящую киносъемку.

Временами ему казалось, что, если бы его отец, Вячеслав Аркадьевич Мал о, не настоял на том, что Дима должен стать бизнесменом, он обязательно занялся бы именно кино. Таинственный мир киноколдовства притягивал его сильнее магнита. Дима старался смотреть все фильмы, выходящие на экран. В его комнате, оборудованной самой мощной системой «домашний кинотеатр», наряду со стеллажами, заполненными книгами, стояло несколько стеллажей с видеокассетами. Две с половиной тысячи фильмов. Такова была его личная коллекция. Отец относился к увлечению сына довольно снисходительно. Единственное, чего он требовал, чтобы «все эти видео-шмидео не мешали учебе». Дима старался вовсю. Единственное время, которое для него было свято, – кинофестивали. Он летал в Сочи смотреть фильмы на «Нике», целыми днями просиживал в кинотеатрах во время Московского международного, а пару раз, с разрешения отца, летал в Канны. Втайне Димка надеялся постепенно влиться в кинотусовку, стать в ней своим. Это были детские надежды. Никто не обращал на него внимания, а он, сын одного из самых известных авторитетов страны, смотрел, открыв рот, на прогуливающегося по пляжу режиссера Говорухина, несущего на руках крохотную собачку, на певца Розенбаума, пьющего разливное пиво и аппетитно жующего крупных вареных раков, на жарящегося под солнцем актера Абдулова, на катающегося на водном мотоцикле Еременко. Как же Димка хотел быть принятым в их мир, но… мечты оставались лишь мечтами. Киномиру не было никакого дела до него, Димки. Собственно, именно в Сочи, на кинофестивале, он и познакомился с Натальей. Она приехала с каким-то начинающим режиссером. Режиссер был на полторы головы ниже своей спутницы, зато держался с таким апломбом, словно его фамилия была Спилберг или Коппола.

Первый раз Димка увидел их в холле гостиницы. Остаток вечера они с охранником – Чингизом – провели в холле, но незнакомка так и не появилась. На следующее утро Дима сидел на балконе и наблюдал за входом в гостиницу. Через два часа его терпение было вознаграждено. Он заметил Наташу и ее кавалера, направляющихся на пляж.

Димка не стал терять времени. Подхватив Чингиза, отправился следом. Отыскать парочку не составило большого труда. Кинотусовка держалась особняком. Попивая пиво, режиссер втолковывал что-то таким же, как и он сам, молодым и малоизвестным, а Наташа лежала рядом и не обращала на их треп ровным счетом никакого внимания. Чингиз из-под руки оглядел пляж, хмыкнул:

– Хорошая девушка. Кстати, она его совсем не любит.

– Почему ты так решил? – спросил Дима.

– Ей с ним скучно, – пожал плечами Чингиз.

Мал о-старший всегда посылал на подобные мероприятия именно Чингиза. Тому было несколько причин. Первая: Чингиз был одним из лучших бойцов в бригаде. Когда он присматривал за Димкой, Вячеслав Аркадьевич чувствовал себя спокойно. Вторая: Чингиз был рассудителен. Третья: Чингиз, в отличие от большинства членов их структуры, вполне мог объясняться с людьми, почти не прибегая к помощи повседневного жаргона, что на кинофестивале было очень кстати. Ну и, наконец, четвертая: Чингиз был Димке… не другом, наверное, но почти другом.

– Слушай, Чингиз… – Дима замялся, не зная, как сказать то, что хотел сказать. – Только не в обиду, ладно? Давай так, я к ней подойду, а ты в сторонке пока подождешь.

Сказать по правде, Дима ощущал себя в присутствии Чингиза довольно неуверенно. Как пигмей рядом с «Мистером Вселенная». Нет, он вовсе не был задохликом-ботаником, но до Чингиза явно не дотягивал.

– О чем базар, братка? – Чингиз понимающе улыбнулся. – Я вообще солнце не люблю. Вон там сяду, в тенечке, – и кивнул на парапет набережной.

– Спасибо, Чингиз.

Дима никогда не называл Чингиза его бригадным прозвищем. Из уважения.

– Не за что. Главное, запомни: она его не любит.

Чингиз пошел к парапету. И большинство отдыхавших на пляже смотрели ему вслед. Девушки с интересом, мужчины с завистью.

Дима подхватил свободный лежак и двинулся к кинокомпании. Чингиз наблюдал за ним издали. На тонких его губах играла понимающая улыбка.

– …Лукас как режиссер – полное барахло, – запальчиво вещал режиссер, время от времени прерываясь, чтобы отхлебнуть холодного пивка. – То, что он делает, вообще искусством назвать нельзя! Чистая ремеслуха!

Димка опустился на лежак в метре от компании, откинулся, прикрыл глаза, рассматривая Наташин профиль из-под полуприкрытых век.

– Ты «Звездные войны» первые смотрел? Ну, полное же г…о! Там сюжета на десять минут! Я бы такое мог километрами мотать, даже не появляясь на съемочной площадке, только раздавая указания по телефону.

– Чего ж не мотаешь-то?

Димка вдруг с ужасом понял, что эти слова произнес именно он. Аж в животе стало холодно от страха. Режиссер повернулся, с изумлением посмотрел на появившегося невесть откуда паренька. Наверное, он ожидал, что тот скажет еще что-то, даст возможность съязвить в ответ, но Дима молчал, и режиссер счел для себя унизительным вступать в спор с мальчишкой.

– Так вот, я и говорю…

– Я спросил, чего же не мотаешь, если можешь? – повторил Дима и увидел улыбку на губах Наташи. Она не открыла глаза, просто улыбнулась, но и этого оказалось достаточно, чтобы Дима почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Режиссер подавился начатой фразой и снова повернулся.

– А ты, собственно, кто такой? – с мрачной брезгливостью спросил он.

– Это не важно, – ответил Дима и открыл глаза. – Лукас, может быть, и ремесленник, однако он никогда и не утверждал, что снимает произведения искусства. Лукас просто зарабатывает деньги. И он – гений.

– Почему это гений? – вскинулся режиссер.

– Да потому, что сумел выбить из продюсеров сто миллионов долларов на самый продолжительный рекламный ролик в мире. Ролик, демонстрирующий возможности его собственной студии спецэффектов. Два с лишним часа визуального ряда. Называется, как ты справедливо заметил, «Звездные войны: Призрачная угроза». Но Лукас не просто гений, он вдвойне гений, потому что заставил весь мир смотреть свой ролик, да еще и платить за это деньги. Сотни миллионов долларов. А что сделал ты? Каковы сборы с твоего последнего фильма? Сколько он стоил и какую принес прибыль?

– Не в этом дело, – вспыхнул режиссер. – Я не снимаю компьютерных поделок! А настоящее произведение искусства…

– …может быть понято и принято только истинными ценителями, – вздохнул скучающе Дима. – Ты это хотел сказать?

– Примерно, – согласился режиссер.

– Значит, это ты снимаешь барахло, а не Лукас, – заявил Дима. – Сними хоть один фильм, который соберет пусть не сотню, но хотя бы десять миллионов долларов, а потом твори свои шедевры. Докажи, что ты чего-то стоишь.

– С нашими бюджетами…

– …невозможно снять ничего коммерчески успешного, – вновь закончил за режиссера Дима. Наташа открыла глаза и посмотрела на него с явным интересом.

– Вот-вот, – согласился режиссер.

– Сколько стоил твой последний фильм?

– Да Миша всего только одну картину снял, – подал голос кто-то из группы.

– Не важно, – Дима приподнялся на локте. – Сколько она стоила?

– Четыреста тысяч, – с вызовом ответил Миша.

– «Ведьма из Блэр» стоила шестьдесят тысяч, а сделала сборы в шестьдесят миллионов.

– Сравнил. «Ведьма из Блэр» обязана успехом мифу. Сказке.

– Создай свой миф. На сэкономленные триста сорок тысяч. Не можешь? Ладно. «Музыкант» Родригеса стоил меньше сотни, а собрал миллионы. Спилберг снял «Дуэль» всего за полтинник. Кронненберг делал свои первые фильмы на деньги, которые занимал у друзей и знакомых. Так, может быть, дело не в бюджете, а в отсутствии таланта?

Миша напрягся. Он явно не знал, что сказать.

– Между прочим, критики писали о моем фильме восторженные отзывы.

– Это не показатель. В наше время мнение критиков покупается так же легко, как жвачка. Оперируй фактами. Каким тиражом разошлись видеокассеты с твоим фильмом? Сколько раз его показали по телевидению в течение года? По какому каналу? В какое время?

– Не моя вина в том, что нашего зрителя испортили американскими поделками категории «Б».

– Так говорят все неудачники, – Дима снова откинулся на лежак и прикрыл глаза. – Зритель – не дурак. Его не заманишь в кинотеатр умными разговорами. Сделай интересный фильм, и у тебя будут полные залы.

– Ладно, я – г…о и бездарь. А ты-то, такой умный, сам снял чего-нибудь? Или только и можешь языком молоть?

– Я не снимаю кино, – ответил Дима. – Я его смотрю.

– Я так и подумал, – кивнул удовлетворенно Миша. – Советы подавать – все мастера, снимать только никто не умеет.

– Но! – Дима поднял палец. – Я при этом не облаиваю Лукаса.

Миша возмущенно фыркнул, одним могучим глотком допил пиво, отставил бутылку и скомандовал Наташе:

– Пошли. Что-то голова разболелась. Давно я рассуждений дилетантов не слушал.

Миша поднялся, подхватил с лежака тенниску и шорты. Его бывшая аудитория притихла. Никто не хотел ссориться с возможным работодателем. Всем известно, сколько безработных сейчас в отечественном кино.

Дима снова открыл глаза, улыбнулся. Он вдруг почувствовал, что стал на шаг ближе ко всей этой компании. Еще чуть-чуть, пару шагов…

Наташа взяла полотенце.

– Мы даже не искупались.

– Потом искупаемся, – категорично заявил ее спутник. – Вечером. Пошли, – и, не дожидаясь ответа, широко зашагал к выходу с пляжа.

Дима поднялся. Наташа замешкалась, собирая вещи.

– Меня зовут Дима, – сказал Дима.

– Наташа, – ответила она прохладно.

– Вообще-то я из-за вас подошел.

Компания неловко замолчала. Наташа кивнула, улыбнулась вскользь.

– Я так и поняла.

– Что, сильно заметно?

– Сильно. Умничаешь много. До встречи на просмотре, ребята, – она махнула рукой остающимся и пошла следом за Мишей.

Кто-то из компании улыбнулся Диме.

– Здорово ты Мишаню приложил. Главное, грамотно. Присаживайся. Пиво будешь?

Ребята оказались вполне доброжелательными. Они пили пиво, трепались за жизнь. Как-то само собой, естественно и незаметно, к компании присоединился Чингиз. Через пятнадцать минут большинство ребят называли его не иначе как Чин, а обе присутствующие здесь девушки старательно строили глазки. Почти все в компании доучивались во ВГИКе, а на фестиваль приехали исключительно благодаря режиссеру Мише, который каким-то совершенно невероятным образом сумел уговорить спонсоров картины отправить на конкурсный показ большую часть группы. Картина, конечно, не шедевр, но и не такое барахло, как большинство из снимаемых нынче картин… Про бандитов. Современный «Крестный отец» на русский манер. Мафия показана просто классно, со знанием дела. У Миши даже консультант был из братвы. Чингиз весело удивлялся и вскидывал красивые брови: «В самом деле? Надо же, как интересно. Неужели прямо-таки из братвы? Здорово! И, кстати, Дим, Мишаня совсем не такой уж дундук, просто поболтать любит. А так парень нормальный. Звезд с неба не хватает, но и не бездарь».

Дима поначалу ощущал себя довольно скованно, но к концу разговора отошел, угостил компанию пивом и вареными раками, а те пригласили Чингиза и Диму на просмотр. Приглашение было принято.

С точки зрения Чингиза, фильм оказался чем-то средним между бредом сивой кобылы и сказками Пушкина, но вслух Чингиз этого не сказал, напротив, похвалил картину за реализм, за что тут же попал в число Мишиных любимчиков. Тот даже пообещал дать Чину роль в своем следующем фильме.

Они сидели на ночном пляже, пили массандровский портвейн, сухое вино и пиво. Потом народ пробило на купание. Когда все с хохотом и визгом побежали к морю, Дима предложил Наташе:

– Пойдем погуляем?

– Пошли, – легко согласилась она.

И они отправились гулять по набережной, а потом долго и жарко целовались в темном закуте у какого-то кафе, и снова гуляли, и снова целовались. А потом было утро и взбучка от Чингиза.

– А если бы вы на бакланьё местное нарвались? – выговаривал Диме Чингиз. – Срубили бы тебе башню, а мне отвечать потом.

– Чингиз, – смущенно пожимал плечами Дима, – ну ты пойми, нам захотелось побыть вдвоем. ВДВОЕМ, понимаешь?

– Не понимаю, – категорично ответил Чингиз. – Точнее, понимаю, но не здесь и не сейчас. А вообще, – подумав, добавил он, – она тебя любит. Даже я заметил. А вот Мишаня на тебя волком смотрит, – и засмеялся.

Пять дней счастья и неожиданно холодное расставание. Погуляли, и хватит. Обычный курортный романчик.

И залитая летним ливнем Москва, и поиски знакомых, тех самых ребят из ВГИКа, – «О! Братцы, гляньте, Димка! Какими судьбами, старикан? Поступать надумал?» – и ее адрес, записанный на замусоленном клочке бумаги. И старый пятиэтажный дом, и безграничное удивление на лице: «Ты?» И упрямое Димино: «Я пришел сделать тебе предложение. Выходи за меня замуж». – «Димочка, да я для тебя – старуха. Лет через пять ты меня разлюбишь». И его упрямое: «Никогда!» Ей – двадцать шесть, ему – девятнадцать.

И сегодня у них свадьба.

Димка выбрался из салона «Вольво» на улицу и направился к проходной «Мосфильма». Здесь толпился народ, выстраивался в очередь к окошку бюро пропусков. «Здравствуйте, на фамилию Максимов должен быть пропуск. Да, на пробы». Случайные люди и постоянная, околокиношная публика.

Дима встал в очередь. С гигантским букетом белых роз в руках он выглядел нелепо, как слон в коровьем стаде. Тотчас же за ним пристроился один из охранников, Борик. Засопел усердно в плечо. Димка честно простоял пятнадцать минут, сунул в окошко паспорт и получил одноразовый пропуск, заказанный еще утром директором съемочной группы. Борик сунулся было следом, но вместо пропуска получил отлуп.

– Слушай, подруга, – с трудом выдавливая нормальные человеческие слова, забормотал торопливо охранник, – ты врубись в ситуацию, у меня реаль… то есть… одним словом, мне войти надо. Вот пацан сейчас пропуск получал, я его конк… типа, в общем, пасти должен в четыре глаза, чтобы разборов каких гнилых не вышло. Мне «папа», в смысле, его отец, жбан срубит реально, если с ним случится чего.

«Подруга» «врубаться в ситуацию» упорно не желала. Дима порадовался. Ему не хотелось, чтобы Борик прошел на съемочную площадку. Ни к чему это. Охранник заметался. Стоя за турникетом, он проследил, в какую сторону направляется Дима, и потрусил вдоль ограды в надежде отыскать лазейку.

Несмотря на достаточно подробное объяснение, данное Наташей, Дима все же заплутал в лабиринтах основного корпуса. Когда же он отыскал нужный павильон, то первое лицо, которое увидел, было лицом Борика. Охранник стоял, привалившись могучим плечом к косяку, и улыбался.

– Ты как сюда попал? – удивился Дима.

– Нормально. Там, подальше, еще одно КПП есть. Мы с парнем на вахте вопрос реально перетерли, я ему сто баксов сунул и прошел себе. Нормальный пацан оказался. С понятиями.

Дима только вздохнул.

– Борик, я тебя прошу, прошел, и хорошо, но стой тихо, ладно?

– Да о чем речь, Дим? Все будет тип-топ. – Борик огляделся. – Солидно, – оценил он.

Посреди павильона возвышался здоровенный помост высотой около метра, к которому вели два широких пандуса. На помосте было выстроено поросшее «диким бурьяном» заброшенное кладбище. Сдержанный свет софитов заливал сделанные из толстой фанеры покосившиеся «могильные плиты» и фальшивые чугунные кресты. На дальнем конце помоста, огороженная тремя стенами, красовалась комната то ли кладбищенской сторожки, то ли деревенской избы. Посреди кладбища громоздилась тележка с установленной на штативе кинокамерой, погашенная до срока бочка юпитера на массивной треноге и два прожектора покомпактнее. За могилами Дима увидел наклонный белый «зонт»-экран размером примерно полтора на полтора метра. На одной из могил, тоскливо подперев ладонью подбородок, абсолютно неподвижно сидел унылый мужчина в джинсовом костюме. По павильону со скучающим видом разгуливали люди. На пандусе, спускающемся от помоста к полу, спиной к дверям, скрестив по-турецки ноги, устроился худощавый паренек, одетый в безразмерный кожан и огромные шорты. Он раскачивался вперед-назад, подобно китайскому болванчику, бормоча на разные лады:

– Лишь только вой полуночной волчицы небес коснется… Небес? Нет, не так. Лишь только вой… Где? Стоп… А, все. Лишь только вой полуночной волчицы звезды коснется, что… Что?.. Неужели я идиот?.. Встает над миром… Звезды коснется, что встает над миром…

– Чего это с ним? – озадачился Борик. – Башню, что ли, повело у пацана?

– Репетирует, – коротко ответил Дима. Он высматривал среди декораций Наташу.

– Ааааа… – Борик весело хмыкнул.

– Да, – спохватился Дима. – Если что, я не с тобой!

Паренек вздохнул, помотал головой и пробормотал:

– Ну и хрен ли? Мы будем снимать кино или мы не будем снимать кино? – затем утробно и фальшиво рассмеялся, снова вздохнул и ловко, в одно движение, поднялся. Обернулся. Дима увидел, что лицо у парня совершенно серое, с какими-то странными подтеками. – О! Кого я вижу! – бодро завопил серолицый. – Димка! Здорово, старикан!!!