Текст книги "Проба пера"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Вот приятель твой соображает получше, – улыбнулся майор. – Ты слушай старших, Дима, слушай. Они тебе добра желают.

– Я вижу, – Дима покосился на Борика и тут же снова насел на майора: – Будьте добры, представьтесь, назовите свое звание и должность. Я хочу знать, кто нас задерживал.

– А зачем тебе? – удивился майор. – В газету, что ли, писать собрался? Так ты напиши, милый. Пожалуйся на произвол властей. Сейчас все пишут.

– Фамилия, звание, должность.

– Святослав Григорьевич Турчинов. Майор. Отдел по борьбе с организованной преступностью. Это на Шаболовке. Ты заходи, браток, если скучно станет, – он улыбался жестко и хищно.

– Пошли, Дима, – Борику не терпелось унести ноги из этого «гостеприимного дома». – Чего зря базарить.

– Ты уж иди, Дима, – издевательски поддакнул майор. – Товарищ твой дело говорит.

Дима кивнул серьезно.

– Майор Турчинов Святослав Григорьевич. Я запомню.

– Запомни, запомни, – согласился тот и повернулся к окошку дежурного, давая понять, что разговор закончен.

– Ты чего на них кинулся-то? – спросил Борик, когда они вышли в маленький холл. – С ОБОПом, брат, лучше не связываться. Там псы лютые.

– Борик, – негромко, в тон ему, произнес Дима, – а тебе не кажется странным, что нас так просто отпускают? Ствол они «нашли». Взяли нас явно по чьей-то наводке. А потом подержали четыре часа и выпустили. – Он раскрыл трубку, попытался набрать номер. Мобильник был стопроцентно мертв. – Причем, заметь, мы никаких бумаг не подписывали, ни протоколов, ничего. Никто нас не допрашивал. Никто… – Дима открыл отделение для аккумуляторной батареи, хмыкнул: – Глянь-ка.

Отделение оказалось пустым, как карманы нищего.

– Ха! Сперли, суки! – удивился Борик и раскрыл свой мобильник. Аккумулятор отсутствовал. – Ладно, хрен с ними. Новые купим. Подумаешь, делов-то. А насчет того, что нас отпустили, ты, Дим, зря паникуешь. Твои парни, киношники, позвонили Наташе, а она «папе». У него тоже завязки нехилые. И в ФСБ, и вообще. Да и время вышло. Выяснять-то всего три часа можно по закону.

– Я не паникую, Борик. Я тревожусь. И потом, ты в самом деле думаешь, что все в порядке, или просто успокаиваешь меня? – прищурился Дима, убирая трубку в карман и запахивая плащ.

– А чего мне тебя успокаивать? – удивился Борик. – Ты же не девочка.

– У отца завязок в московской ментуре нет. По крайней мере таких, чтобы на ОБОП надавить могли.

– Зато в ФСБ есть.

– Если бы это была ФСБ, то они бы приехали за нами лично. – Они толкнули дверь и вышли на улицу. Дима остановился на пороге, озираясь. – К тому же я вообще сомневаюсь, что нас как-то оформляли. Скорее всего, никакой информации по нас нигде не каталось. Думай, Борик.

Двор был темен, как мысли разбойника. Шел третий час ночи, и фонари, естественно, включать никто не стал. Чего зря электричество жечь? Из замкнутого колодца двора на улицу вела единственная арка. Машин у подъезда много, но работающих нет. Все словно вымерло.

Борик тоже огляделся.

– Ты думаешь…

– Борик, один мудрый старик сказал: «Надеясь на лучшее, думай о худшем». Как, по-твоему, почему из наших мобильников вытащили аккумуляторы?

– Да хрен их знает. Может, кому понадобились, – предположил размыто Борик.

– Копейки, – отмахнулся Дима. – Они с нас только что три с лишним штуки грин срубили. Не стали бы по мелочам размениваться. Тем более что аккумуляторы эти в качестве доказательств пойдут только так. С коррупцией сейчас бороться начали.

– И… что?

– А то, Борик, что без связи нас оставили с одной-единственной целью: чтобы мы не смогли никому сообщить, где мы и что с нами.

– Так из будки позвоним.

– Если дойдем.

– Думаешь, нас грохнуть хотят?

На крыльцо вышел давешний майор, посмотрел на топчущихся здесь же бывших задержанных, спросил:

– Что стоите-то? Давайте валите отсюда, чтобы глаза мои вас больше не видели. И благодарите Бога, что я на вас ствол не повесил и на «Петра» не увез. Там бы от вас за две минуты одни воспоминания остались.

Дима посмотрел на него, хмыкнул:

– Вешайте.

– Чего? – майор оторопел.

– Волыну эту нашли в нашей тачке. Мы признаем, что подобрали ее на улице, хотели сдать в ближайшее отделение, но не успели. Задержите нас до выяснения.

Майор недоуменно посмотрел на Борика:

– Твой приятель что, на всю башку ушибленный? Сам себе срок выпрашивает.

Борик дальновидно промолчал.

– Так ведь в суде-то лучше, чем в морге, – тихо сказал Дима, глядя майору в глаза. – Что это вы так напряглись, товарищ майор? Никак боитесь чего?

– Да ты офонарел, малый? – тот явно растерялся.

– А это – сопротивление при задержании.

Дима шагнул к майору и что было сил ударил в нос. Майор хрюкнул, отступил на шаг, зажимая разбитое лицо. Из-под пальцев потекла кровь.

– Вот урод, – выдохнул он. – Я тебе, падло… – и словно вспомнил что-то, вытер ладонью лицо, размазав кровь по щеке, усмехнулся: – Ну что, хорек, теперь среди братвы в героях будешь ходить. Как же, обоповцу в рожу сунул. Но не долго тебе геройствовать, парень. Я позабочусь, обещаю. А теперь давай вали отсюда, пока кости целы.

Он развернулся и вошел в отделение.

– Точно, – тут же скороговоркой выпалил Борик. – Мочить нас собираются, падлы. Где это видано, чтобы обоповец получил по рылу и не ответил? Не бывало таких делов на белом свете. Когти нам надо рвать, Дима, вот что.

– Пошли.

Дима схватил Борика за рукав, потащил за собой, но не к арке, а в дальний угол двора.

– Куда мы так вваливаем, братан?

– Парадное проверим.

Они заскочили в парадное. Дима бегом поднялся на второй этаж, подошел к окну. Сквозь него была видна улица. Правда, рамы оказались наглухо заколочены гвоздями.

– Ты высоты не боишься, надеюсь? – спросил Дима, поворачиваясь к Борику.

– Да я, если мне в спину ствол нацелят, с Останкинской башни прыгну и хрен задумаюсь, – осклабился жестко тот.

– Тогда открывай окно.

Борик ухватился за крашеную ручку, рванул так, что посыпались стекла. Рама слегка поддалась, но до конца не открылась.

В это мгновение внизу грохнула дверь. Кто-то вошел в подъезд.

– За нами, – мрачно выдохнул Борик. – Ты – колдун, пацан. Валить нас будут.

– Лезь в проем, – Дима сорвал плащ, принялся торопливо выдавливать остатки стекол. – Лезь, все равно открыть не успеем.

– Да хрен я пролезу, – страдальчески простонал Борик. – Одна только голова и пройдет. Ты давай лезь и хипеж на улице поднимай. А я их задержу.

Он метнулся вниз по ступеням. Дима забрался на подоконник, протиснулся в выбитый проем, порадовавшись про себя, что не налегал в детстве на мучное и сладкое. Протолкнул тело на улицу, держась вывернутыми руками за раму, кувыркнулся в воздухе, рассчитывая повиснуть, но не удержался, упал, опрокинулся на бок, ударившись об асфальт левой рукой и плечом. Откатился в сторону.

Секундой позже из окна парадного послышались шипящие хлопки и звонкое клацанье затворов. Борик, каким бы здоровым ни был, против стволов ничего поделать не мог. Дима втянул голову в плечи. Пули вонзались в асфальт совсем рядом. Летело в воздух черное крошево. На открытом пространстве он представлял собой очень хорошую мишень. Нужно было найти укрытие. Машину, дерево, что угодно. Дима вскочил, но в эту секунду его все-таки достали. Пуля попала в левый бок, толкнула так, что он полетел кувырком. Дима начал подниматься, но те, в подъезде, успели пристреляться. Еще одна пуля ударила в грудь.

Вспышка боли была настолько ослепляющей, что Дима распластался на асфальте. В голове плыло, к горлу подкатила тошнота. Он умирал и знал это. Оставалось только закрыть глаза и терпеливо дожидаться финиша. Ленточка, символизирующая окончание пути, приближалась со скоростью реактивного самолета.

Мгновение спустя совсем рядом Дима услышал визг тормозов, а еще через секунду – звонкие хлопки выстрелов. Зацокали гильзы. Кто-то подхватил его под мышки, потащил в машину.

– Там Борик, – только и смог выдохнуть Дима. – В подъезде…

Его не слушали. Втянули на заднее сиденье. Хлопнули дверцы, взревел двигатель. Водитель взял такую скорость, что Диму едва не размазало по спинке заднего сиденья.

– Блин, кровь, – услышал он уже затухающим сознанием. – Ранили его вроде… В больницу придется.

– Не здесь, – сказал второй голос. – До малаховской довезем. Там и охрану поставим посерьезнее, и врачи свои. Никто вопросов задавать не будет.

– А что он насчет Борика говорил?

Дима хотел еще раз сказать, что Борик остался в подъезде, но не смог даже разлепить губ.

– Сказал, Борик в парадняке остался. В том, из которого эти падлы шмаляли.

– Тогда его грохнули, наверное, – заметил рассудительно первый. – Жаль пацана. Реальный был боец. Надо будет с похоронами подсуетиться, – продолжал он все тем же чуть отстраненным тоном. – Гробовщики и цветочники, падлы, зажиреют. Столько сегодня народу положили… На одном Крохе такие бабки наварят…

Больше Димка не слышал ничего. Провалился в беспамятство.

* * *

В клинике, что на улице Петра Малахова, никто на скуку не жаловался. Клинику давно было бы пора переименовать в «бандитскую» и присвоить ей официальный статус закрытого медицинского учреждения.

Надо заметить, что хирургическое отделение больницы славилось на весь город. Ввиду специфичного, очень востребованного в определенных кругах профиля оно было оснащено по последнему слову техники. Палаты сияли чистотой. Телевизоры, видеомагнитофоны, холодильники и прочая техника не удивляли никого. Мебель вполне соответствовала европейским стандартам. Специалисты в отделении работали только первоклассные. Зарабатывали здесь очень и очень неплохо. Надбавки к официальной зарплате платились из «Благотворительного фонда оказания содействия медицинским учреждениям России». Фонд этот был создан специально для поддержки данной конкретной больницы. Зачем платить врачам трех больниц, постоянно рискуя, что в нужный момент своего хирурга просто не окажется на месте, когда можно оснастить по уму отделение одной и пользоваться им сообща? Нет, привозили сюда и простых граждан. Врачи даже испытывали некоторое злорадство, «прописывая» обычных старушек в «люксовые», бандитские номера, – пусть и честные люди за счет криминала нормально поболеют, – но никто особенно и не возражал.

Хирурги, сами того не желая, поднимали авторитет братвы в городе. «Вон как, Никитишна. Бандиты, а о простом народе заботятся поболе государства». Расслабьтесь, пенсионеры. Если бы кому-нибудь из братвы понадобилась данная конкретная палата, вас живенько переместили бы в коридор. А как вы думали? Кто «девушку ужинает», тот «девушку и танцует».

Больница являлась зоной перемирия. Это правило вовсе не являлось признаком благородства местной братвы. Просто того требовали понятия. На больничке человека валить – явный косяк. На крыльце – бога ради. На носилках у дверей приемного покоя – на здоровье. Но стоило перенести раненого через порог больницы – все. Двери закрылись, поезд ушел. Лови следующего момента.

Правило это, легко нарушаемое в большинстве крупных городов, здесь соблюдалось неукоснительно. Городишко маленький. Все друг у друга на глазах. Чего тут делить-то? Все уже поделено. Тогда зачем беспредельничать? По понятиям – оно всем спокойней обходится. Живем, на хлеб-масло икорку мажем, коньячком запиваем. Каждый своим. Чинно, благородно…

Диму доставили в приемный покой около четырех утра. Штангист гнал так, словно от того, выживет Дима или нет, зависела его собственная жизнь. Раненого сразу увезли в операционную. Братва осталась дожидаться внизу, тихо переговариваясь между собой.

– Блин, надо выяснить, чьи это люди были, увезти в лес и подвесить за я..а.

– Не, вешать не надо. Надо раздеть и в муравейник поставить. Только сначала расписать конкретно и носки в пасть забить, чтобы орать не могли.

Штангист выслушал предложения, касающиеся планов мести, вышел на крыльцо, достал мобильник и принялся звонить Вадиму. Тот все понял с полуслова.

– Штангист, побудьте пока в больнице. Никого на этаж не впускать. Я сейчас подтяну людей реальных. Димка у нас как в сейфе будет лежать. Лучше президента.

Штангист вернулся в холл, передал указания Вадима, и все трое бойцов направились к лестнице. Через полминуты они были на нужном этаже.

Молоденькая медсестра на вахте вскинулась было: «Сюда без халатов нельзя», но на нее цыкнули, и она сразу же увяла. С хорошими людьми лучше не спорить.

– В какую палату его кладут? – спросил у девушки Штангист.

– В восьмую.

Та лупала красивенькими глазками. Вообще, симпотная телочка. С умом, с образованием. Трахалась небось с братвой за бабки. Конкретно устроилась. И клиентов у кабаков снимать не надо, и при деле. А тарифы тут, наверное, покруче, чем на «Поле». Реально голодный мужик последнюю шкуру с себя снимет и такой отдаст.

– Присматривай за моим братаном хорошо, поняла? Чтобы как полный «папа» лежал. Чтобы все было, – погрозил ей пальцем Штангист. Он достал из кармана тоненькую стопочку стодолларовых банкнот, бросил на конторку. – Останется пацан недоволен – с тебя лично спрошу, учти. – Штангист оглядел коридор: – Кто еще в отделении есть?

Медсестра проворно сцапала денежку, сунула в карман накрахмаленного, подчеркивающего солидные формы халатика.

– Женщина после аппендицита. Старичок-военный. Полковник в отставке, кажется. Мальчишка один с мениском. Одиннадцать лет, представляешь? Колено на футбольном матче ему выбили.

– Кто еще?

– И восемь или девять ваших.

– Каких это «наших»? – нахмурился Штангист. – Чьи пацаны, реально?

– Я не знаю, – пожала плечами девушка и снова захлопала глазками, как заводная кукла. – Их недавно привезли. У всех огнестрельные. Пятеро тяжелых. Трое с множественными, эти в реанимации, остальные тут, в палатах.

Скорее всего, это были люди Абрека. «Папы» не стало, позаботиться некому. А может, Смольного или Хевры. Те своих бросят, глазом не моргнут. Манила бы уже людей здесь поставил, как у мавзолея. А эти… Ладно, пусть лежат пацаны. На больничке своих и чужих нет. На больничке все – братва.

– Ночь сегодня – кошмарики, – доверительно сообщила Штангисту девчонка. – Человек тридцать в морг отнесли. Все с огнестрельными. Еще днем привозили. Там уже места нет, стали в другие больницы отправлять.

В коридор вышел врач.

– Почему без халатов в отделении? – буркнул он сестре.

– Брат, ты не шуми, – подступился к хирургу Штангист, доставая из кармана пачку баксов потолще. – Вот, за старание, премия. Держи.

Хирург взял деньги, покрутил в руке, сунул в карман. Выглядело это довольно безразлично. Словно плевать ему было на деньги. Впрочем, возможно, так оно и было. Устал человек. Шутка ли, столько работы за день привалило.

– Маша, – врач повернулся к конторке. – Выдай ребятам халаты.

Девчонка кивнула. А взгляд у самой… С лепилой этим она, наверное, тоже трахалась. Только с братвой за лаве, а с ним бесплатно. Он для нее – авторитет, вроде как для них – Кроха. А то и покруче.

– Так что скажешь, брат? – теребил врача Штангист. – Вытянет наш пацан?

«Брата» хирург пропустил мимо ушей. Привык уже.

– В рубашке ваш мальчишка родился. Дважды в него попали. Одна пуля внутри застряла – вытащили. Вторая развалила ему телефон сотовый. Он в нагрудном кармане лежал. Пластмассу пришлось из тела вынимать. Болевой шок. И крови потерял прилично. Мы его под капельницу положили. К утру придет в себя. Правда, пойдет не раньше чем через неделю. Но жить будет – это главное. Еще и нас с вами переживет.

– Спасибо, доктор, – тут же проникся уважением к лепиле Штангист. – Только вы в милицию о нем не сообщайте, ладно?

– Не могу, – вздохнул хирург. – Закон есть.

– Да забудьте про него.

– Нельзя. За это статья полагается, – объяснил хирург.

– Час еще сможете подождать? – напрягся Штангист.

– Час… Ладно. Хорошо. Час подожду.

– Ну и отлично. Спасибо, доктор, – расплылся Штангист.

Пришла сестра Маша, притащила халаты. Жопой при этом, шалава, мела так, что у Штангиста отчаянно «замаячил». Будь они одни да сложись обстоятельства чуть иначе, отымел бы ее прямо тут, на конторке, но… на работе нельзя. Вадим не одобрит.

Сказав бойцам: «Стойте здесь!», Штангист спустился на первый этаж, вышел на улицу, прогулялся вокруг больницы, занял пост на углу, откуда просматривались двери приемного покоя и главный входа.

Минут через пятнадцать к больнице подкатил «БМВ» Крохи. Из него выбрались Вадим и трое неприятного вида мужчин в штатском. Штангист отлепился от угла. Мужчины среагировали моментально. Через секунду три ствола смотрели на Штангиста. Тот поднял руки. Вадим жестом успокоил своих спутников, подошел к Штангисту.

– Как он?

– Две пули. Одна в бочине дырку сделала, вторая в мобилу попала. Повезло. Врач сказал – к утру очнется. Но ходить начнет не раньше чем через неделю.

– В какой он палате?

– В восьмой. Третий этаж. Я там пацанов оставил. Народу в отделении – пропасть.

– Кто?

– Баба аппендицитная, старикан какой-то, мальчишка с коленом и восемь или девять пацанов из братвы. Правда, все из разных бригад.

– Хорошо. А Борик?

– Грохнули Борика, похоже. Волки эти.

– Ты проверил?

– Да понимаешь… Там такая пальба поднялась, а «абвер» прямо во дворе. Короче, не смог. – Штангист помялся. – Слушай, я там уговаривал лепилу в ментовку не звонить. Он сказал, не может.

– Обязан. Закон такой есть, – Вадим оглянулся на окна третьего этажа. – Но я привез людей из ФСБ. Никаких проблем с ментовкой не будет.

Всем гуртом они поднялись на третий этаж. Пока один фээсбэшник объяснял хирургу, почему тому не стоит сообщать о только что поступившем пациенте в органы внутренних дел, а еще двое осматривали палаты, коридор и места общего пользования, Вадим взял у одного из ребят халат и прошел в восьмую палату.

К немалому его изумлению, глаза Димы были открыты. Он смотрел в потолок и о чем-то думал. Вадим подошел к кровати, присел рядом. Хотя палата и была одноместной, сейчас в ней лежал еще один человек.

– Как дела, Вадим? – спросил шепотом Дима. Губы его едва шевелились.

– Плохие дела, братан, – так же шепотом ответил ординарец. – Ты видел людей, которые в тебя стреляли?

– Нет, – подумав секунду, покачал головой Дима. – Но они нас ждали. Борик жив?

– Не знаю. Вряд ли.

– Позвони в Институт Склифосовского. Раненых туда возят. Если Борик жив – он там. Если он ранен, пошли ребят, пусть обойдут подъезд, в котором его подобрали, найдут любую женщину – любую, слышишь? – и договорятся, вроде как он к ней приходил. Ночью решил сходить за шампанским, смотрит, бакланье какое-то в подъезде «траву» курит. Борик, как законопослушный гражданин, сделал замечание – они «маслиной» ответили. На всякий случай немного «травки» на подоконник насыпьте. На пол не надо. Если уборщица старательная – замоет. И заплатите еще кому-нибудь, старушке какой-нибудь или старику, чтобы тоже показали, будто в подъезде молодняк сидел.

– А менты спросят, зачем он из дома ночью выходил, старик этот?

– Его бессонница мучает. Он с собакой по ночам гуляет.

– А если там никто из стариков собак не держит?

– Тогда подарите ему собаку. Или дайте на время. Через неделю заберете, а он, в случае чего, скажет, что померла.

Проговорив все это, Дима прикрыл глаза, перевел дух.

– Братан, – улыбнулся уважительно Вадим, – ты сейчас о себе думай.

– Послушай, менты из местного отделения все равно ничего про Борика не скажут. Они нас по чьей-то наколке брали, никаких документов не оформляли. И еще… Вадим, кто-то из наших сливает информацию.

– Я знаю, – кивнул тот. – Абреку или Смольному, мы пока не разобрались. Чингиз со своей командой попал в засаду. Три человека всего ушло из двадцати. Остальные – по моргам лежат. Чин говорит, их ждали. Абрек знал о готовящемся нападении. Все знал, до мелочей.

– Надо выяснить, кто «поет».

– Стараемся, но пока ничего.

– Надо родителям пацанов поддержку оказать и с похоронами что-нибудь подумать.

– Хорошо.

Вадим снова улыбнулся. Гляди-ка, оголец раненый, а ведет себя точь-в-точь как «папа». Как отец.

– Слушай, Дим, я тебе хотел сказать… Насчет отца…

– Я знаю, Вадим, – спокойно ответил Дима.

– Откуда?

– Пацаны в машине звонили. Я слышал.

– Ты не волнуйся, Дим. Отдыхай спокойно. Я обо всем позабочусь. Все будет по высшему классу.

– Я не волнуюсь, Вадим, – вдруг очень жестко ответил Дима. – Я-не-волнуюсь. Я просто найду того урода, из-за которого погиб мой отец, и собственноручно вышибу ему мозги.

Сказано это было таким тоном, который Вадим изредка мог услышать от Крохи и никогда – от Димы. Мягкого, вежливого, интеллигентного Димы…

– Слушай, завтра утром ты заберешь меня из больницы.

– Не, даже не думай, – покачал головой Вадим. – Лепила сказал, тебе недели две как бревну лежать надо.

– Вадим, я не спрашиваю, что сказал врач, – сухо ответил Дима. – Я говорю тебе: завтра… точнее, уже сегодня утром, ты заберешь меня отсюда. Но врачи об этом знать не должны. Для всех – я в больнице. На мое место положишь кого-нибудь из людей Абрека, Смольного… не важно кого. Любого.

– Хорошо, как скажешь, – Вадим кивнул.

– Из отделения уберешь всех посторонних. В другие палаты, отделения, на другие этажи, куда хочешь. Заплати главврачу, медсестрам, уборщицам, всем, но к полудню все «люксовые» палаты должны быть заняты только братвой. Потом сделаешь вот что…

Дима лежал с закрытыми глазами, говорил размеренно и ровно, и Вадим вдруг понял, что этот мальчишка, когда подрастет да обтешется, станет настолько жестким, что Кроха ему позавидует. Дима апостола Павла придушит в воротах рая, лишь бы выбить свое место под солнцем. И ведь выбьет, оголец. Как пить дать.

Вадим слушал, кивал, выделяя для себя особо важные пункты.

– Слушай, Дим, я тут подумал… Может быть, твою Наталью стоит спрятать пока? Отвезти ее к Челноку. Он хавиру конкретную нашел. Никто не разнюхает.

– Не стоит. В Москве она будет в большей безопасности. Там Смольный чинить разборы не решится. Ему московская братва разом голову открутит, – ответил, подумав, Дима. – Что еще?.. Да, закажи билеты на поезд. Сорок билетов. До Екатеринбурга. Купе. Завтра с тобой свяжется человек, передаст паспортные данные. И достань новый «БМВ-750».

– Дим, да нет проблем. Только зачем тебе? – удивился Вадим.

– «БМВ» для Максима Абалова. У нас с ним договор на съемку. А в Екатеринбурге киностудия. Бывшая Свердловская. Она простаивает, значит, аренда нам обойдется дешево. Мне нужно быстро отснять материал. Ну и натура подходящая.

– Какая киностудия? – брови Вадима поползли вверх. – При чем здесь кино?

– Вадим, я – кинопродюсер. Со вчерашнего дня. Мы делаем фильм. У меня съемочная группа, – устало объяснил Дима. – Я за этих людей отвечаю.

– Пацан, – Вадим даже растерялся, – у тебя отца сегодня завалили, а ты про кино…

– И что? – Дима открыл глаза, повернул голову, посмотрел на советника. – Думаешь, если бы меня сегодня завалили, а отец остался жив, он бы все свои дела послал подальше?

– Ну-у-у… Нет, наверное, но ведь…

– Это другое дело? – закончил за него Дима. – Нет маленьких дел и больших дел, Вадим. Для каждого дело – по рангу. Для меня кино – дело большое и очень важное. Все, закрыли тему. Не надо ничего обсуждать, просто сделай то, что я тебе говорю. И оставь мне свою трубку, пожалуйста.

– Хорошо, – Вадим положил свой сотовый на тумбочку. – Но ты меня удивил, Дима. Очень удивил.

– То ли еще будет, – усмехнулся сухими губами Дима. Поморщился от боли. – Я жду машину в девять. Теперь иди. Мне нужно немного поспать.

* * *

– Пацан, ты вообще соображаешь, что делаешь? – Челнок выглядел не просто недовольным. Он выглядел взбешенным. – Я же предупреждал тебя! Мало того, что ты себя под пули подставлял, ты еще и пацанов под пули подставил.

– Челнок, – Степан оглянулся на стоящую у машины Ирину, – ты не обижайся, но… Эта девушка спасла меня сегодня утром. Не мог же я ее бросить.

– Так, – пробормотал Челнок. – Пошли амуры, на фиг…

– Да при чем здесь…

– При том, малой! Тебе баб не хватает?

– Челнок, – окрысился Степан, – ты язык придержи реально! Что ты гонишь? В конце концов, это не твое дело!

– Нет, это мое дело. – Челнок подступил к нему, выдохнул в лицо, глядя в глаза: – В городе война. У нас каждый ствол на счету, а ты рискуешь людьми из-за «дырки»!

Степан врезал ему, не задумываясь. Удачно врезал. Челнок ничего подобного не ждал и уклониться не успел. Полетел в угол, выронив автомат. Степан выхватил из-за пояса пистолет, шагнул к нему, опустился, придавил Челнока коленом к полу, прижал ствол «ТТ» ко лбу.

– Еще раз так ее назовешь, – процедил зло Степан, – я в тебе за секунду дырок понаделаю, как в решете.

– Духу не хватит, – усмехнулся окровавленными губами Челнок. – У отца хватило бы, а у тебя – нет. Баклан ты еще, Степа. И замашки у тебя фраерские, – он вдруг резко взмахнул рукой. Степан даже не успел ничего понять. Через мгновение ствол «ТТ» уже смотрел ему в лицо. – Только и умеешь понты кидать да пальцами перед ботвой крутить.

Челнок оттолкнул Степана, поднялся, отряхнулся. Пистолет он сунул в кобуру, автомат повесил на плечо. Степан стоял у стены поникший, раздавленный.

– Да ладно, – Челнок подошел к двери, посмотрел на Ирину. – Всяко в драке бывает. Но в следующий раз, прежде чем что-то сделать, подумай головой конкретно. Когда чувства мешают работе, выкинь на хрен такие чувства. Головой думай, а не головкой, иначе «маслину» схлопочешь промежду глаз и сам не поймешь, как такая лажа получилась. – Степан молчал. – А что за ребята там были, ты сказал?

– Не знаю, – ответил тот хмуро. – Пятеро. На темно-синем «Форде».

– А модель не запомнил?

– Да не до того мне было. Я думал, как ноги оттуда уносить.

– Ноги… – передразнил Челнок. – Духарь, блин. – Он вышел в сени, подозвал одного из парней, ездивших за Степаном. – Что за тачка там была? – спросил, поглядывая искоса на Ирину, понизив голос до шепота.

– «Краун», – ответил боец. – Так себе тачка. Для фасона только и годится.

– Номер срисовал?

– Конечно. – Боец назвал номер. – Только, Челн, гадом буду, это не наши пацаны. Чисто не из города. Наши сроду на таких повозках диких не катались. Позорняк ведь косячный. На «Краунах» реально только менты и лохи ездят.

– На «Курган» они следом за вами подоспели?

– Не, мы когда нарисовались, они там уже паслись.

– Понятно. – Челнок хмыкнул озадаченно, затем посмотрел на Ирину: – Голубушка, можно вас на минуточку?

– Это вы мне? – Ирина к подобному обращению не привыкла.

– Вам, вам, красавица. Подойдите, сделайте одолжение.

– В чем дело?

Ирина подошла к крыльцу, но подниматься не стала, осталась стоять, глядя на Челнока снизу вверх.

– Как по-вашему, голубушка, кто мог прислать людей, которые вас ждали у дома?

– Понятия не имею, – Ирина дернула плечом. Стояла она, скрестив руки, и потому вид у нее был несколько отстраненный.

– А зачем они вообще вас ждали? – прищурился Челнок.

Он улыбался, но это была улыбка крокодила. Скажи Ирина что-нибудь, что показалось бы ему подозрительным, через секунду Челнок приставил бы к ее голове пистолет и, даже не колеблясь, спустил бы курок.

– Если вы действительно хотите это знать…

– Очень хочу, красавица. Очень.

– Тогда возьмите машину, поезжайте по трассе к городу и спросите у них сами. Они, наверное, до сих пор в канаве барахтаются.

– Я бы так и поступил, – на полном серьезе заметил Челнок. – Но, боюсь, их там уже нет.

– Это не моя проблема.

– Разумеется, – согласился Челнок. – Последний вопрос: вы кому-нибудь рассказывали о том, что случилось утром? О своем знакомстве со Степаном? О людях, которые приезжали к нему в институт?

Ирина отрицательно покачала головой. Тем не менее Челнок заметил секундное колебание, легкую тень, набежавшую на лицо девушки.

– Ой ли, красавица?

– Челнок, – прозвучал за его спиной голос Степана, – отстань от нее.

– Конечно, сразу и немедленно, – осклабился тот. – Как только она мне скажет, кому рассказала о вашем знакомстве.

– Я никому не рассказывала, – ответила твердо Ирина.

– Ни одной живой душе? – еще шире улыбнулся Челнок.

– Ни одной.

– Хорошо, – Челнок достал пистолет. – Тогда мне придется вас убить. Здесь и сейчас.

Ирина молчала, смотрела на пистолет.

– Ты чего? – спросил Степан.

– Чего? – повторил Челнок. – Я тебе объясню чего, Степа. Люди, машину которых ты видел во дворе, ждали не ее, – он указал стволом пистолета на Ирину. – Им нужен был ты. Другого объяснения всей этой лабуде я не нахожу.

– А ты не думаешь, что это простое совпадение? – спросил резко Степан.

– Слишком кучеряво. Утром – институт, вечером – эти волки. – Челнок продолжал внимательно смотреть на Ирину. – Так вот, если наша красавица никому ничего не рассказывала, значит, она сама тебя слила. Я хочу знать кому. – Челнок передернул затвор пистолета. – Значит, так, барышня. Сейчас мы зайдем в дом, ты подумаешь минуту, а потом скажешь мне честно, кому и что сливала про Степку. А если не скажешь, мне придется тебя пристрелить. Врубилась в расклад?

Ирина криво усмехнулась. Стоявший во дворе пехотинец отвернулся, словно увидев что-то интересное на дороге.

– Ладно, – сказала она. – Ты прав. Я действительно сказала о Степане одному человеку. – Степан застыл с вытянувшимся лицом. – Но я вовсе не хотела, чтобы с тобой что-то случилось, – пояснила Ирина специально для него. – Просто… Ты мне понравился. Продолжались бы наши отношения или нет – роли не играло. Я попыталась объяснить это своему приятелю. Тому, с которым жила раньше. Я ведь на работу так и не пошла, а он ревнивый. Приехал, закатил сцену. – Ирина вздохнула. – Одним словом, я выложила ему все, объяснила, куда он может идти со своими ухаживаниями. Он хлопнул дверью. А через пару часов объявились эти ребята. Это все.

– Складно звонишь, – похвалил Челнок, недобро улыбаясь. – Я бы тебе поверил, если бы не одно «но». С приятелем своим ты встречалась до того, как Степан ломанулся тебя выручать. Правильно?

– Да, – подтвердила девушка.

– Откуда тогда эти ребята узнали, что вы едете на «Курган»?

– Не знаю, – Ирина посмотрела на Степана, словно ожидая от него помощи. – Честное слово.

– А может, они твоих бойцов пасли, Челнок? – вступился за Ирину Степан.

– Я, Степа, поначалу подумал так же, – кивнул тот. – Но… – Челнок цыкнул зубом, – не срастается, к сожалению. «Форд» был на «Кургане» раньше, чем люди, которых я за вами отправил. Еще версии есть? Нет? Тогда я двину свою. Она, – Челнок кивнул на Ирину, – специально познакомилась с тобой, Степа. Девка видная, чего там. Знала, не ты, так кто-нибудь из бригадиров клюнет обязательно. А там такой слив информации пойдет – все за голову схватятся. – Челнок схватил Ирину за подбородок. – Ты кому поешь, сука? Отвечай. Смольному? Абреку?

– Погоди, Челнок, – Степан вцепился тому в плечо. – Да погоди, тебе говорят.