Текст книги "Проба пера"
Автор книги: Иван Сербин
Жанры:
Боевики
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Малой, не лезь в разборки взрослых, ладно? – поморщился Челнок.
– Я ей ничего не говорил! – выпалил Степан. – Слышишь? Вообще ничего. И она ни о чем меня не спрашивала! А когда я тебе про «Курган» говорил, Ира вообще в стороне стояла.
Челнок, все еще не отводя взгляда от Ирины, разжал пальцы. Но пистолет не убрал.
– Ладно. Тогда как эти черти дикие узнали, куда вы едете?
– В любом случае не от нас. – Степан прищурился зло. – Челнок, а ты-то за своих пацанов поручиться можешь? Что, если кто-нибудь из них нас слил?
Челнок напрягся. Похоже, такая возможность ему в голову не приходила.
– Нет, – покачал он головой. – Они про ее квартиру не знали, – еще один кивок в сторону Ирины.
– Зато ты знал, – вдруг сказала Ирина. – Ты ведь был сегодня утром у меня дома. Кто мешал тебе нас выдать?
Степан посмотрел на Челнока.
– Да ты чего гонишь, овца? – рявкнул тот. – Если бы я хотел Степку слить, назвал бы адрес этой хавиры, а не посылал «бультерьеров» к тебе домой! А если бы ты ему не позвонила?
– А кому мне было еще звонить? – вскинулась Ирина. В глазах у нее зажегся злой огонь. – Маме с папой?
– Да хоть кадру своему из агентства!
– Ну, позвонила бы я ему, и что? Он же не бандит! Так, на побегушках. И агентство не его. Он там кем-то вроде зиц-председателя. Прикрытие для правоохранительных органов. Человеку твоего уровня не составляет труда это выяснить!
– Как его зовут?
– Павел. Павел Михайлович Сапфиров.
– Я проверю, – пообещал Челнок.
– Да на здоровье, – согласилась Ирина.
Челнок подумал, кивнул:
– Ладно. Мы оба в… одним словом, глубоко. Ни ты ничего доказать не можешь, ни я. Живи, но помни: ты мне не нравишься. Я за тобой буду смотреть и, если ты хоть раз оступишься…
Не закончив фразы, он повернулся и пошел в дом.
* * *
К трем ночи опустели даже центральные улицы. Народ разъехался по домам. Кто догуливать, кто спать. На улицах остались только менты, по долгу службы, и проститутки, которым сегодня не повезло с клиентами.
У «Поля», на углу, жалась одинокая фигурка в короткой куртке и джинсах в «сильную обтяжку». Шмыгая курносым носиком, девица прохаживалась по тротуару, надеясь, что, может быть, все-таки кое-кто там, наверху, смилостивится да и пошлет ей денежного папика на пару часиков. Мало ли, припозднится из гостей или из кабака какого-нибудь. Или от другой девчонки поедет, да еще захочется.
Когда у тротуара притормозил черный «Чероки», девица без промедления шмыгнула к нему, поставила обтянутую джинсой ножку на ступеньку, улыбнулась. Машина была неудобной. Наклониться, чтобы порточки аппетитно обтянули бедра, не получалось. Джипы высокие, еще и на цыпочки приподниматься приходится. Улыбкой завлекать? Попробуй улыбнись завлекающе, когда из носа течет. Замерзла, аж губы сиреневыми стали.
В салоне сидели двое. Один – чернявый, плечистый, второй – поизящнее, симпатичный парень в конкретном богатом пальто.
– Привет, – она положила руки на дверцу. – Развлечений ищете, мальчики?
– Привет, – сказал Изящный. – Как тебя звать, подруга?
– А-алиса, – что только не клацая зубами, протянула девица.
– А если по правде?
– А если по правде, то Оля.
– Оля, – повторил Изящный, достал из кармана портмоне, вытащил из него зеленую банкноту. – Скажи мне, Оля, ты Стрекозу знаешь?
– Ляльку? – Девица разочарованно отвернулась. Мимо кассы. Клиент не ее. – Знаю.
– Сегодня она появлялась?
– Нет. Давно Ляльки не было. Месяца три уже.
– Как ты думаешь, Оля, – по-прежнему доброжелательно поинтересовался Изящный, – где она может быть сейчас?
– Откуда мне знать? Я в ментуре не служу, сведенья не собираю. – Девица хотела было фыркнуть презрительно, но поймала холодный взгляд чернявого, осеклась. – Может, на Кипре загар копит, а может, в канаве, с «пером» в пузе. Правда, не в курсах я. Такие, как Стрекоза, обычно на улицах не стоят. Порхают, куда захочется. Бабок у них – куры не трахались, клиентов – море. Может, импортяга какой попался, за бугор утащил.
– А ты нам не поможешь Стрекозу найти? Очень надо. Может быть, телефон или адрес?
К первой купюре прибавилась еще одна. Девица посмотрела на деньги, шмыгнула носиком.
– Я-то сама не знаю, но… есть один человек, он вас мог бы со Стрекозой свести. Если интересно, дам номер.
– Давай, – согласился Изящный.
Девица достала из сумочки ручку, коробочку импортных презервативов, выудила один, записала на картонке номер телефона.
– Фил его зовут. Вообще Филипп, но любит, когда его Филом называют. Типа Коллинза. Он Стрекозе клиентов поставляет.
– Крутая клиентура? – улыбнулся Изящный, отдавая девушке деньги.
– У таких всегда крутая, – кивнула девушка, пряча деньги в сумочку. Можно было отправляться домой. Финансовый план на сегодня выполнен.
– Слушай, а летом Стрекоза здесь появлялась?
– Иногда, – кивнула проститутка.
– Ты наколку видела?
– На левом плече? Стрекозу? – уточнила девица. – Конечно, видела. Кто ж ее не видел? Хорошая наколка, красивая. Я себе такую же хотела сделать, да так и не сподобилась. Руки не дошли.
– А имя настоящее Стрекозы не знаешь? Или фамилию?
– Да нет. У нас этим интересоваться не принято. Лялька и Лялька. И вообще, их компания особняком тусовалась. Уровень другой, клиентура постоянная.
– Слышь, – вступил в разговор чернявый, – а она девчонка-то хоть красивая?
Проститутка посмотрела на него недоуменно:
– Ты о ком? О Стрекозе?
– А о ком еще? Что ты дурочку-то из себя лепишь?
Девица несколько секунд рассматривала чернявого, словно проверяя, не издевается ли, а затем засмеялась. Громко и весело:
– Красивая. Не то слово. Увидишь – упадешь.
– А чего смеешься? – не понял Изящный.
– Да так, знаешь. Забавные вы. – Девица отлепилась от машины. – Значит, развлечений не ищете?
Изящный повернулся к чернявому:
– Штангист, не хочешь развеяться?
Тот очумело покачал головой:
– Да ты чего, Чингиз. Я наразвлекался сегодня по самые гланды. Сейчас бы пожрать конкретно да в койку завалиться. Часов на десять.
Чингиз посмотрел на проститутку:
– Извини, Оля. Рады бы, но ничего не получится.
– Да ладно, ребята, – девица улыбнулась. – Я не внакладе. Если что, я всегда здесь. Спросите Алису, вам скажут, как меня найти.
– Хорошо, Оля. Спасибо.
Штангист нажал на газ. Когда «Чероки» отвалил от тротуара, он посмотрел в зеркальце заднего вида, спросил:
– Чин, я не понял, а чего она чисто ржала, как лошадь?
– Не знаю, – ответил Чингиз. – Может, Стрекоза эта на самом деле страшненькая.
– У страшненькой – и клиентов море?
– Всякий народ попадается. Деловые люди изыски любят.
– Чего любят?
– Да там… разное, – Чингиз достал мобильник, набрал номер. – Вадим? Здравствуй, брат. Это я, Чингиз. Да, в центре. Поговорили тут с девушкой одной. – Штангист фыркнул. – Она сказала: Стрекоза уже месяца три не появлялась у «Поля». Да знаю, что видели, ты говорил. Слушай, нам телефон дали одного парня. Он Стрекозе клиентов поставлял, – Чингиз прочел номер на картонке. – Ты «пробей» адрес, ладно? А мы к нему подъедем, побазарим. Давай, буду ждать.
* * *
Смольный выпивал. Планомерно и обстоятельно. Был повод. Язга сидел рядом, клевал носом. Больше суток на ногах. Да и денек сегодня выдался суматошный. «Стрелка» эта, туда-сюда… Рюмка советника стояла полной. Язга выпил всего лишь раз. Предпочитал дождаться того заветного момента, когда конфликт утихнет и снова пойдет спокойная, размеренная жизнь.
– …Считай, мы теперь единственная бригада в городе, которая может о себе конкретно заявить, – вещал Смольный, опрокидывая рюмку за рюмкой и заедая водку ветчиной. – Крохиного старшего я не боюсь. Он – г…о. Ему такую бригаду не потянуть.
– Там и помимо него еще люди есть, – возразил туманно Язга.
– Люди, люди… Хрен на блюде. Люди… Перегрызутся они между собой за Крохино хозяйство. Увидишь, перегрызутся. Чтобы такие куски держать, характер надо иметь – кремень. Вот как у Крохи был. А там сейчас реальных пацанов не осталось. Или одиночки, как Чингиз. Или фуфло какое-нибудь. Вадим тот же. Или чалдон этот, как его, ну? Ну, из близких, ну? Как его? А, вспомнил! Челнок, вот. Они, что ли, во главе такой структуры встанут? Да ни болта! Никто из них в таком деле не рубит. Мы их замнем теперь. – Зазвонил телефон, Смольный взял трубку: – Да, я… – Он слушал, и, по мере того, как собеседник на том конце провода говорил, лицо его становилось все более мрачным и напряженным. Наконец он буркнул: – Все понял. Понял тебя, братан. Спасибо, что сообщил…
– Что? – потирая красные с недосыпа глаза, спросил Язга. – Случилось чего?
– Случилось! Хрен в кармане случился.
– Чего такое-то?
– Шланг через плечо! Вот че! Крохин оголец младший – живой, падла!
– Погоди, как это? Пацаны же сказали, они его завалили.
– Болт забили! – рявкнул Смольный. – Сказали. Только и умеют, что звенеть, как радио. Уроды. Закопаю баранов. – Он опрокинул очередную рюмку. – На больничке он. Только прооперировали. В палату отвезли. Ох, блин… Никому ничего поручить нельзя. Никому. Все облажают, фуфлогоны; Козлы…
Язга кивнул туповато. Сейчас он хотел спать, и плевать ему было на Крохиного огольца. Завтра думать будет.
– Охрану выставили, твари. Никого посторонних на этаж не пускают. В палату – в их сопровождении. – Смольный подумал еще пару секунд. – Нужно туда кого-нибудь послать. Пусть работу закончат.
Язга захлопал глазами.
– Да ты чего, Смольный? Человека на больничке валить западло.
– Язга, ты – не советник, – сказал Смольный и выпил. Зажевал водку куском ветчины, слизал повисший на пальце кусочек желе. – Ты – баран, понял? Думаешь, я понятий не знаю, да? Думаешь, не знаю? Валить – западло по понятиям. А я что, валить его собираюсь?
– А что? – не понял Язга.
– Да сам он реально ласты под коней задвинет. При чем тут западло? Какое западло? По-умному все сделаем. Человека со стороны возьмем, чтобы к нам никаких хвостов не тянулось. Есть у меня на примете специалист один реальный. Как раз по таким вопросам. Бывший гэбист. Он еще для Американца работу делал. Лаве конкретные берет, но зато и результат гарантированный. И не «маслина» в лобешник, а как надо. Натурально. Никто и не чухнется.
– Все равно, Смольный. Спросят с нас.
– Узнают – спросят, – согласился Смольный. – А не узнают, так и спрашивать не о чем будет, понял? Или ты что предлагаешь? Чтобы я, как фраер дешевый, сидел и ждал, пока оголец прочухается реально, соберет конкретную бригаду и придет моих людей валить? Делать не хрен!
Язга покачал головой. Он понимал, что сейчас самое удобное время замочить Крохиного огольца, но… есть закон. Вот от того, что закон соблюдать перестали, и порядок сошел на нет. Раньше всегда знали, кого, за что и как. Что можно, чего нельзя. А теперь легкие лаве всем глаза застят. Народ рубится, что в законе, а сам корону за бабки покупает. Какое же это в законе? А на зону пойдет? Его там ни во что ставить не будут. Ну, конечно, если зона честная, не беспредельная. С другой стороны, Смольный прав, бригада Крохи без «папы» ослабнет. И огольцы тут ни при чем. У них характеры под это дело не заточены. Конечно, кто-нибудь хозяйство примет, но удержать куски не смогут. Сила не та, авторитета реального нет. Но…
Тогда тем более, какой смысл закон нарушать, пацана на больничке валить?
Язга смотрел, как Смольный дозванивается до своего специалиста. Тот, вот подвезло-то, оказался не занят. Добазарились, что к утру подъедет, сам по месту все прикинет. Работа-то, в сущности, плевая. На день. Максимум на два. Приходилось спецу сталкиваться с подобными случаями. Охрана на больничках – левак. Другое дело – шуметь не хочется.
Язга смотрел, как они разговаривают, как смеется, поблескивая глазами, Смольный, как пишет пальцами фигуры реальные, и наливался черной тяжелой тоской.
Напрасное дело они затеяли, подумалось ему вдруг. Даже не огольца младшего мочить, а вообще. Разбор весь этот. У него появилась уверенность, что их структура проиграет. Как раз потому, что Смольный вел себя как юный пионер-барабанщик в джунглях. Типа крутизны я немереной, сандалетки у меня начищенные, галстучек выглаженный, барабанчик круглый, палочки длинные, барабанить я уже во все стороны научился громко, и причесочка у меня пионерская. А потому мне ваши львы, медведи и тигры до п…ы. Совершенно.
– Послушай, Смольный, – Язга помялся. Не хотел он говорить Смольному того, что говорил. Понимал: пьяный «папа» и завалить его может. – Зря ты все это затеял. Не стоит сейчас косяки пороть. Крохина структура это дело сразу повернет себе на пользу. И вообще, действовать нужно очень осторожно и осмотрительно. Американец никогда дурой не пер, сперва все прикидывал, взвешивал…
– И где он сейчас? – зевнул Смольный, поднимаясь. – Все. Я спать пошел. Ты меня толкни часика через три. Закончим завтра с разборами этими гнилыми и отдыхать будем. Слетаем на Канары. Или во Флориду. Погреемся на солнышке, – он зевнул еще шире. – Реально…
* * *
Человек приехал к шести. И не один, а с помощником. Они долго разговаривали о чем-то в кабинете со Смольным, выгнав предварительно Язгу.
Советник бродил у крыльца и пытался придумать, каким образом специалист рассчитывает попасть в больницу, начиненную охраной.
Специалист, похоже, подобными вопросами не задавался. Куда больше его волновали вопросы финансовые. Смольный без проблем согласился на названную сумму. Не такие уж большие деньги были, кстати сказать. Хотя, конечно, и оголец – не Кроха. Реально авторитетный мужчина стоил бы куда дороже.
Помощник забрал деньги и отбыл. Через двадцать минут он позвонил специалисту, сообщил, что находится в безопасном месте и с деньгами все в порядке.
А еще через пятнадцать к дому Смольного, истерически моргая голубым циклопьим «глазом» и завывая сиреной, подъехала карета «Скорой помощи». Заглянувшие в дом фельдшер и дюжий санитар обнаружили на полу человека, корчащегося от боли и мнущего руками правую нижнюю сторону живота. По лицу бедолаги тек пот, а глаза были белыми от боли. Диагноз вытанцовывался сам собой, простой и лаконичный. Острый приступ аппендицита. Возможно, перитонит.
Дом выглядел богато, больница требовалась соответствующая. Получив от хозяина сотню баксов, бригада сделала свернутому в бараний рог специалисту обезболивающий укол, уложила на носилки и покатила в малаховскую, где, как известно, лучшее хирургическое отделение в городе.
Через восемь минут товарища внесли в приемный покой. Через десять вымотанный дежурный хирург с удивлением обнаружил на пузе у поступившего пациента шрам от удаленного аппендицита. А еще через две больной пришел в себя. И тут выяснилось, что аппендикс ему удалили еще в детстве, а на самом-то деле у него язва желудка. Язву ему лечат по месту жительства, в городе Дзержинске Новгородской области. Одно время хотели даже класть на операцию, но он отказался. А подобные приступы у него случались и раньше. Правда, давно. Расслабился, перестал следить за здоровьичком. Виноват, доктор. Виноват, виноват, виноват. Исправлюсь. Хирург удивленно поинтересовался, почему при язве желудка больной хватается за низ живота?
– Да, понимаете, доктор, – вымученно улыбаясь, ответил больной, – отдает как раз в район шрама. Да так, что аж в глазах темнеет и плывет все.
Хирург подумал:
– Ладно. Полежите пока у нас, днем анализы сделаем, гастроскопию, а там поглядим…
Засим специалиста и отвезли в палату. Мимо троих охранников и мимо заветной двери, за которой спал мирным сном объект.
В половине восьмого утра, перед самым обходом, приятно удивленный качеством провинциальной больницы, специалист поднялся с койки, открыл стенной шкаф, в котором висел его костюм, достал из кармана пиджака коробочку из-под часов. В коробочке, аккуратно упакованные в вату, лежали две ампулы. Никакого цианида. Упаси Бог. Следы цианида в крови обнаруживаются легко и быстро. Но ведь существует масса препаратов, способных вызвать паралич сердечной мышцы или органов дыхания и при этом не оставляющих следов. Особенно на фоне обезболивающего. Что колете-то, родные? Морфинчик, наверное? Хорошее средство. Глюки от него славные катят.
Он достал из второго кармана портсигар, извлек из него одноразовый шприц и иглу. Вскрыв ампулы, набрал содержимое в шприц, привычно проверил, не осталось ли воздуха. Затем подошел к двери, приоткрыл ее на пару сантиметров и приник к щели.
Охранники все еще дежурили у стеклянных дверей отделения. Однако в общем холле царила суета. Постоянно подтягивался кто-то из новой смены. Болтали, делились новостями. Внимание охраны, естественно, было рассеяно. Уследить разом за полутора десятками сотрудников крайне сложно.
Специалист быстро пересек коридор, осторожно налег на ручку нужной палаты. Дверь открылась почти бесшумно. Палата – на зависть даже столичным клиникам. Две кровати. У обеих – капельницы. Его клиент еще и подключен к аппарату искусственного дыхания. Отплясывала на зеленом экране тонкая линия, показывая ритм биения сердца. Так себе был ритм. Слабенький, редкий, неровный. Надо было одну ампулу брать. Хватило бы. Впрочем, две «маслины» поймал пацан, чему тут удивляться. Хотя лично он гарантированно валил человека с одного выстрела. Второй делал для проформы. Эх, расплодилось дилетантов. У профессионалов хлеб отбивают. А парнишка-то совсем молоденький. Должно быть, здорово он кому-то насолил, если пригласили специалиста его уровня.
Естественно, ничего этого специалист вслух не сказал. Просто начал работать, спокойно, без нервов.
Пережал подающую трубку, вытащил ее из иглы, вставил свой шприц и ввел препарат раненому в вену. Затем вставил трубку капельницы обратно. Все чисто. Никаких следов.
Сердечный ритм начал замедляться, сбился, затих. Пересменка. В ординаторской-то хоть кто-нибудь есть? Специалист подошел к двери, осмотрел коридор. Никого. Охрана стоит, повернувшись лицом к холлу. Отлично, отлично. Он уже почти шагнул в коридор, когда из палаты в самом дальнем конце коридора показалась хорошенькая медсестричка из ночной смены. В руке у нее стаканчик с градусниками, бокс для таблеток. Специалист переждал, пока она скроется в соседней палате, вышел в коридор, аккуратно прикрыл за собой дверь. Он не торопился. Спешка хороша только при ловле насекомых.
Специалист вернулся в свою палату и лег в постель. Сосед еще спал. Ну и отлично. В коридоре послышалось цоканье каблучков. Ага, торопилась девушка домой. К хахалю, наверное. Ночью-то в тапочках была. Извини, милая. Придется тебе задержаться. Едва различимый скрип двери. Затем пулеметная дробь шагов. А потом обратно. Специалист закинул руки за голову, улыбнулся, прикрыл глаза. Суетитесь, родные, а напрасно. Он такое количество народу на тот свет отправил за свою жизнь, сколько все ваше отделение не вытащило. Так что, уж извините, господа. Прямые массажики, дефибрилляторы, адреналинчик в сердце – все пустое. Доктор сказал, в морг – значит, в морг.
Специалист повернулся на бок, прикрыл глаза. Слишком долго засиживаться тут не стоит, конечно, но и сразу убегать не годится. Подозрения, подозрения. Подождем, пока появится доктор.
* * *
Фил жил за городом, в собственном доме. Хотя дом, наверное, слабовато сказано. Коттедж европейского уровня. С точки же зрения большинства «дорогих россиян» – дворец.
Паркуя у ворот машину, Чингиз оглядел трехэтажный особняк, покачал головой.
Штангист выразил мысли конкретнее:
– Во живет, паскудыш. Конкретные лаве на «дырках» делает.
– Завидуешь? – усмехнулся Чингиз.
– Не, – Штангист хмыкнул. – Мы с пацанами одного такого в центре поймали, чисто отдуплили, а потом к тачке за волосы привязали и по всей улице прокатили. На потеху. Вот он визжал, как поросенок, реально.
– А менты куда смотрели?
Чингиз достал из-под сиденья пистолет, передернул затвор, переложил в карман пальто. На всякий случай.
– В сторону, – ответил Штангист, выбираясь из салона. Он обошел «Чероки», открыл багажник, вытащил бейсбольную биту. – Куда же им еще смотреть?
Чингиз остановился перед воротами с внушительной табличкой: «Внимание! Собаки без намордников!»
– Видал? – спросил Чингиз Штангиста.
– А я сразу сказал, падла он, – философски заметил Штангист. – Валить таких надо. – Подумал и добавил: – Овчарки у него небось. Не люблю овчарок.
– Почему?
– Овчарка – тот же мент, только в шкуре и без фуражки.
Чингиз толкнул калитку. Заперто. Ладно, попробуем пожарным путем. Они со Штангистом перебрались через забор. Поселок был разнокалиберным, по-настоящему высоких заборов-пик здесь никто не держал. Так, штакетник.
Сад за забором выглядел довольно ухоженным, но вряд ли им занимался сам хозяин. Скорее, нанимал кого-нибудь. Газон пострижен. Богемную жизнь ведет? Чингиз и Штангист вышли на выложенную бетонной плиткой дорожку, направились к дому.
– А если его нет? – спросил Штангист на ходу.
– На дорожке грязь от колес видишь? Свежая. Дома он.
– А где собаки? – не унимался Штангист, поигрывая битой.
– Да какие собаки, Штанга? – засмеялся негромко Чингиз. – Нет у него никаких собак. Некогда ему за собаками ухаживать. А табличку для понта повесил, чтобы соседи нос не совали.
– Понятно.
Они подошли к дому, поднялись на крыльцо, украшенное витыми перилами. Дверь оказалась стальной, с тремя сейфовыми замками.
– Солидно, – оценил Штангист.
– А ты как хотел? Думал, он филенку поставит?
Стоило Чингизу прикоснуться к ручке, из-за двери донесся хриплый собачий лай.
– Во! – поднял биту Штангист. – А ты говорил, у него собак нет.
– Присмотри за окнами с той стороны, – негромко скомандовал Чингиз. – Если выскочит, хватай за шкирку, тащи в дом. С собакой я разберусь.
– Ладно, – боец скатился со ступеней, пошел вдоль стены.
Чингиз достал из кармана набор отмычек, сложенных на манер перочинного ножа, присел на корточки и заглянул в замочную скважину. Ключ вставлен изнутри. Дома Фил. Дома мальчуган. Чингиз достал трубку, просунул в скважину, повернул вместе с ключом. Налег на ручку. Если бы Фил запер дверь на засов, пришлось бы повозиться, но сутенер довольствовался ключом. Напрасно. Никогда не следует оставлять ключи в замке.
Чингиз осторожно приоткрыл створку, держа пистолет наготове и ожидая увидеть в прихожей по меньшей мере крокодила на цепи, но никакой собаки за дверью не оказалось. Зато оказался там небольшой ящичек, из которого и лился собачий лай.
Чингиз усмехнулся:
– Сукин сын… – Он пошел по этажу, держа оружие в вытянутых руках. Наверху зазвенело выбитое стекло. Что-то загремело, загрохотало железо на крыше пристройки. – Штанга! – крикнул Чингиз, метнулся к двери и выскочил во двор.
Штангист и Фил катались по грядкам. Против накачанного бойца сутенер поделать ничего не мог и к тому моменту, когда подоспел Чингиз, уже лежал лицом вниз. Штангист сидел на парне верхом, тыкал его в грязь, приговаривая:
– Я тебе побегу, падла. Я тебе побегу!
– Оставь его, Штанга, – скомандовал Чингиз, убирая пистолет в карман. – Ты куда ломанулся-то? – спросил он Фила.
Тот поднялся, кряхтя, оглядел «гостей».
– Менты, что ль?
– А что, сильно похожи? – скривился Штангист.
– Да хрен теперь разберет, – буркнул Фил. – А если вы не из ментовки, то откуда?
– Кроху знаешь? – спросил Чингиз спокойно. Фил кивнул утвердительно. – Мы из его структуры. Ищем Стрекозу. Алиса звенела, ты можешь помочь.
– Стрекозу? – Фил потер ушибленный бок. – Так бы и сказали. Чего вламываться? Или на мобильник позвонили бы. Охота вам было тащиться.
– Ты грызло закрой, – окрысился на сутенера Штангист. – П…ть в ментовке будешь, а у нас времени нет. Давай говори, как нам Стрекозу найти.
Фил посмотрел на него, на Чингиза, кивнул:
– Номер одного клиента могу дать. Он со Стрекозой последним хороводился. Давно, правда, месяца три как. Но с тех пор я Стрекозу не видел.
– И что, даже найти не пытался? – спросил Чингиз, всем своим видом давая понять, что не очень-то доверяет пустым базарам.
– Ментовка пусть ищет, – ответил Фил. – Мне за это не платят.
– Давай номер этого клиента.
– Пошли в дом. Я так не помню, в органайзере посмотрю.
Они поднялись в спальню. Штангист только вздыхал.
– Блин, чтобы честные пацаны так жили, как этот обсос дырявый…
В спальне Фил взял с прикроватной тумбочки электронный органайзер, набрал фамилию.
– Записывай, – и продиктовал номер. – Фамилия – Сапфиров. Зовут – Павел. Павел Михайлович.
Чингиз записал номер, кивнул Филу:
– Ладно, бывай. В следующий раз, прежде чем прыгать в окно, посмотри, не стоит ли кто-нибудь внизу. Это Штанга тебя пожалел, а менты пристрелили бы. Понял?
– Понял, – кивнул Фил и улыбнулся.
– Чего лыбишься, пи…р гнойный? – зло спросил Штангист. – Не нужен был бы нам твой клиент, я бы тебе шею свернул, петушара.
Они спустились вниз, прошли через сад. Чингиз плюхнулся на переднее сиденье джипа, достал мобильник, набрал номер Вадима.
– Вадим? Снова я. Да, застали. Нет, где Стрекоза, он не знает. Сказал, что сам ее не видел уже несколько месяцев. Он дал нам номер человека, с которым Стрекоза спала, прежде чем «отлететь». Запиши… – Чингиз продиктовал номер. – Сапфиров Павел Михайлович. Надо «пробить» его конкретно, кто такой, чем занимается.
– Чего он сказал? – спросил, широко зевая, Штангист, когда Чингиз повесил трубку.
– Сказал, чтобы ты спать отправлялся.
– А фраер этот? Пал Михалыч?
– Я сам съезжу.
– Ладно, – кивнул Штангист. – Как скажешь. Тебя куда отвезти? Домой?
– Да, домой, – согласился Чингиз, о чем-то раздумывая. – Тачку свою возьму.
– Хорошо, – Штангист нажал на газ. – Но, если поддержка понадобится, сразу звони. Я человек десять подниму в две секунды. – Чингиз кивнул. – Слушай, я все хотел спросить, а как вам повезло от людей Абрека уйти?
– Да просто. Повезло. В машине мы сидели, дорогу блокировали. Если бы не на колесах были, ты бы сейчас один катался.
Штангист хмыкнул:
– В рубашке ты родился, видать.
– Видать…
Чингиз смотрел в окно. Он уже думал о чем-то своем.
* * *
Вадим приехал в больницу без четверти девять. На этаже, вопреки его ожиданиям, царила суета. Сновали туда-сюда врачи, санитары. Стояла в сторонке притихшая медсестра. Охранники топтались тут же, но они ничего не могли поделать. Атмосфера была плохая, тревожная. Вадим остановился возле охранников.
– Что случилось? – спросил он.
– Парень один того… помер, короче, – ответил охранник.
– Как?
– Да не, Вадим. Не беспокойся. Сам скопытился, без посторонней помощи.
– Кто-нибудь ночью рисовался?
– Никого не было. Спокойно все.
– Хорошо. Если кто-нибудь попытается пройти, берите за жабры и кидайте мне на мобилу. Я пацанов подошлю, они разберутся.
– Лады.
Вадим направился было к двери отделения, но передумал, подошел к растерянной медсестре.
– Привет.
– Привет, – кивнула она.
– От чего парень помер?
– Паралич сердечной мышцы. У него легкое прострелено было, он на искусственном дыхании сидел. Вот, видимо… Господи, – она горестно всплеснула руками, – ну почему в мою смену? Не мог он на полчаса позже помереть? Теперь мне влетит от начальства.
Вадим хмыкнул:
– Переживешь как-нибудь.
Не спрашивая ни у кого разрешения, он толкнул дверь отделения, прошагал к нужной палате. Третий охранник нес вахту в коридоре. Так было спокойнее.
Вадим вошел в палату Димы. Тот сидел на кровати, бледный, встревоженный. Глаза красные, лицо – в гроб краше кладут. Но держался молодцом. Его сосед – парень из бригады Хевры, смотрел телевизор. Рука согнута и примотана к груди. На голове окровавленная повязка.
– Здорово, Вадим, – поздоровался боец.
– Здравствуй, – кивнул ему мимоходом Вадим и сразу же повернулся к Диме: – Как самочувствие?
– Нормальное. Что там за суета в коридоре?
– Пацан помер в соседней палате. – Взгляд Димы сразу стал жестким. – Не волнуйся. Врачи говорят, своей смертью.
– Я хочу осмотреть палату, – категорично заявил Дима.
– Зачем? Там все ясно. Паралич сердечной мышцы.
– Вадим, – Дима поднялся. Голос его стал сухим и холодным, совсем как у отца в минуты гнева. – Мне повторить еще раз? Я хочу осмотреть палату!
– Хорошо, пойдем. Я провожу. Ты только не нервничай.
Вадим подхватил Диму под руку. Они вышли в коридор.
– Ты передал ребятам то, что я просил?
– Да, передал.
– Всем?
– Нет. Только Пестрому, Чингизу и Челноку. Ночь ведь. Пацанам отдохнуть надо. Трудный день сегодня будет.
– Я знаю, – кивнул Дима.
Они вошли в соседнюю палату. Одна кровать была застелена, на второй лежал здоровый бугай. Лицо бугая скрывали пропитанные кровью бинты.
– Постой здесь, – Дима подошел к застеленной койке, ухватился за край, присел. Несколько секунд он рассматривал кровать, пол, подоконник, затем спросил, не оборачиваясь: – Вадим, выясни, пацан умерший лежал под капельницей?
– Хорошо, – Вадим вышел в коридор. Вернулся он через минуту. – Сестричка сказала, под капельницей.
– Посмотри сюда.
Вадим подошел ближе, тоже опустился на корточки и увидел у самой стены несколько капель. Не знаешь, что искать, не увидишь.
– Что это? – недоуменно спросил он. – Вода?
Дима растер капли пальцем, понюхал, протянул Вадиму.
– Какое-то лекарство. Раствор.
– И что? – прищурился тот.
– Трубку, по которой поступал раствор, вытаскивали из капельницы. Ее пережали, но несколько капель пролились на пол. В темноте убийца этого не заметил. – Дима зажал ладонью бок, поморщился. – Помоги мне подняться. – Вадим подхватил его под руку, помог встать на ноги. – Потом убийца ввел заранее заготовленный раствор в вену, вставил трубку в иглу и ушел.
– Хм… – на всякий случай Вадим еще раз потер мокрое пятно пальцами, понюхал. – Странно. Охрана сказала, что посторонние в отделение не заходили. Пожарная лестница на той стороне. Как он в палату-то умудрился попасть?
– А с чего ты взял, что он посторонний? – посмотрел на советника Дима.
– Думаешь, кто-то из обслуги?
– Возможно.
– Я из них душу вытрясу, – процедил недобро Вадим. – Подожди меня в палате. Я быстро.
* * *
Во время утреннего обхода специалист пожаловался врачу на несильную боль в желудке, выпил какую-то микстуру, – редкостная дрянь, – и, выждав, пока сосед по палате отлучится по нужде, принялся одеваться. Единственное, с чем ему пришлось повременить, – носки. Рубашку, пиджак и брюки он надел без всякой опаски. Засучил штанины до колен, чтобы их скрывал подол халата. Запахнул полы поплотнее. Носки сунул в карман пиджака, туфли надел прямо на голые ноги. Вышел в коридор. Охранник, перекочевавший после обнаружения трупа в коридор, уставился на него тяжелым взглядом. Смотри, смотри, пентюх.
Специалист направился к холлу. Проходя мимо ординаторской, заметил через приоткрытую дверь какого-то типа, по виду мента, расспрашивающего перепуганную медсестру. Скорее всего, речь шла именно о смерти парня, но тут ментам обломилось бы. Во-первых, уже сейчас обнаружить в крови покойного введенный им препарат можно только путем очень сложных и дорогих анализов, а во-вторых, врачебная солидарность. Ворон ворону глаз не выклюет. Врач скажет, что парнишка дышал на ладан и должен был с минуты на минуту отправиться на тот свет. Они тут прямо уверены все были, что он – не жилец. В-третьих, менты особенно докапываться до правды и не станут. У них ведь как? Бандитом меньше – в городе чище.