Текст книги "Полигон"

Автор книги: Иван Сажин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глянув вправо, майор все понял: в сотне метров ниже ее перегораживала свеженасыпанная плотина Должно быть, недавно соорудили – еще не успели увести бульдозер.

– Вот это номер! – воскликнул Загоров, включая рацию.

Едва доложил командиру полка о препятствии как получил приказ с ходу форсировать водную преграду, захватить на правом берегу выгодный плацдарм для наступления. Ставя такую задачу передовому отряду, полковник Одинцов добавил:

– Приданные вам саперы и понтонщики отстали, а на установку ОПВТ у вас нет времени. По данным воздушной разведки, западные спешно выдвигают из глубины танковые резервы и вот-вот оседлают высоту за балкой, чтобы сорвать вашу переправу. Как добиться успеха, решайте на месте.

«Вот и подкинул батя кроссвордик! Ломай теперь голову», – призадумался Загоров. Перед этим он получал обычные, заурядные вводные: участок радиоактивного заражения, авиация западных. Комбат предвосхищал и танковую засаду, и внезапную контратаку во фланг, и огневой заслон – все, что угодно. Одно только не приходило в голову: что балка окажется затоплена водой.

По его команде роты рассредоточились во взводные колонны. Орудия приданного артподразделения заняли огневые позиции, а машины технического замыкания укрылись в складках местности. Началась разведка рубежа.

Рослый сапер-водолаз в прорезиненном костюме и маске, с баллонами за спиной, держа в руке трехметровый деревянный шест, перешел балку по дну в двух местах. Узкая, точно корыто, она имела в глубину около двух метров и такие крутые и рыхлые берега, что танки из нее просто-напросто не выберутся.

«Вот и наступай теперь!» – невесело вздохнул Загоров. Батальон действует как передовой отряд. Его задача – упредить захват противником выгодного рубежа. А если будем торчать у этой грязной канавы, то никого не упредим. Нет, надо перебираться через нее… Можно было бы перекинуть столбы – в узком месте балка имела ширину четыре метра, или столкнуть в воду валуны…

Ни столбов, ни валунов поблизости нет и в помине. Да и некогда их искать. Разве что собрать с танков бревна? Связать тросами и побросать в водомоину… Вряд ли этого будет достаточно, – боевые машины застрянут. «Но тогда остальные пройдут по застрявшим! – мелькнуло в голове у Загорова. – В батальоне имеется четыре учебно-боевых машины. Вот их и затопить! Все равно сдавать в ремонт. Ох, и хитер батя!» – Он торжествующе выпрямился: ему все было ясно.

– «Лафет» – один, два три!.. Я «Лафет». Срочно подготовить для затопления танки учебно-боевой группы. По ним батальон форсирует водную преграду одновременно в двух местах, – передал он по радио.

Ротные отозвались не сразу. Медлили. Слишком необычное решение принял комбат! Как бы даже и неприемлемое. Но почему неприемлемое? В бою дорога секунда, и если потребуется форсировать ров, канал или речушку, так и следует поступить. В противном случае понесешь лишние потери, сорвется наступление…

Руководитель учений ничем не напоминал о себе, хотя его рация настроена на ту же частоту и ему слышна каждая команда. «Значит, все верно!» – утвердился Загоров в своей мысли.

– «Лафет» – один, два, три!.. Снять со всех машин бревна, сделать четыре связки на тросах, сбросить их в воду перед затопленными танками для устойчивости переправ.

Учебно-боевые машины подходили к указанным местам, становились по две в ряд, почти впритык одна к другой. Перед балкой из них вышли экипажи, выключив двигатели, наглухо задраили люки, закрыли выхлопные трубы, жалюзи и стволы орудий. Затем приготовленные танки были подтолкнуты сзади, скатились в балку и затонули по самые верхушки башен…

Полковник Одинцов затаился в полукилометре от переправы батальона. Вместе с ним в «уазике» находились майор Чугуев и радист, который держал перед собой гарнитуру от настроенной радиостанции. Из наушников доносились отдаленные грозовые разряды. Слышались распоряжения комбата, доклады ротных.

– Что ж, решение принято правильное, – оживленно молвил командир полка. – Тут ничего другого не придумаешь.

Он был доволен сметливым комбатом, и его суровое лицо разгладила улыбка.

– Загоров мужик с головой, – отозвался Чугуев чуть погодя и замолчал, не договаривая что-то.

Георгию Петровичу понятно было, что именно: если бы комбат-три научился работать с заместителями, он мог бы далеко пойти. Полковник сделал вид, будто не уловил того, что не досказано, и продолжал:

– Связки из бревен тоже верно догадался сделать! Без связок ничего не получилось бы.

Он открыл дверцу кабины, глядя в сторону трех пятьдесятпяток. Это были те самые танки, которые комбат послал в разведдозор, а командир полка, дождавшись их за холмом, задержал и привел сюда. Что поделаешь, иной раз приходится пускаться на хитрости, чтобы создать на учениях напряженную обстановку.

Увидев вынырнувшую из люка голову взводного, Одинцов призывно махнул. Лейтенант выбрался из танка, держа в руке шнур от рации. На смуглом лице светилась заговорщицкая ухмылка.

– Все, Русинов, кончайте играть в молчанку! Доложите, что отклонились от маршрута по моему приказу, а то из вас полетит пух-перо.

– Есть!

Танки вскоре двинулись в сторону переправы.

– А ну, сынок, держи следом за ними! – сказал Одинцов водителю. – Поедем посмотрим. – Он помолчал и добавил, когда «уазик» тронулся. – Да, трудно бывает порой принять необычное решение. Но именно в нем выигрыш, в нем победа…

Переправу Загоров наладил быстро. К тому моменту, когда легковая подкатила к балке, на тот берег прошли первые два танка. Все, кто наблюдал за этим, не могли сдержать торжествующих улыбок. Вот через переправу тронулась очередная пара боевых машин.

– Да, не сплошал Загоров! – удовлетворенно молвил Одинцов и обратился к радисту. – А ну включи на передачу!

Он принял гарнитуру и стал передавать очередную вводную:

– «Лафет»!.. Из-за высоты «Круглая» показался дозор западных. С самолета-разведчика доложили, что впереди замечена танковая колонна в десять машин. Движется по направлению к водному рубежу.

В это время из-за высотки действительно вылетели три танка, – Одинцов не любил упрощений. Рассредоточившись, они ударили из пушек холостыми зарядами.

– Вас понял! – отозвался Загоров и дал команду огнем с места уничтожить дозор западных. Одновременно ускорил переправу.

В раскатах орудийных выстрелов потонул шум дизельных моторов. Огонь вели три машины – остальные попарно продолжали переправляться, занимать выгодные позиции для боя. Дозор противника отошел за высоту и стрельба утихла.

– Вот так при взятии Берлина один наш комбат организовал танковую переправу через Тельтов-канал, – заговорил Георгий Петрович, обращаясь к замполиту. – Маршал Конев вначале пошумел на него, а когда увидел, как танкисты быстро преодолели канал и дружно ударили по гитлеровцам, представил к ордену Красного Знамени.

– Значит, решили учить комбатов на фронтовом опыте? – оживился Чугуев, по привычке трогая пальцем темный ус.

– Фронтовой опыт грешно забывать. Слишком дорого заплачено за него, – не сразу отозвался Одинцов.

Возможно он думал о чем-то, наблюдая за переправой, а может просто смотрел на буйное разнотравье в этой части полигона. Ветер понемногу очищал небо, и полуденное солнце все яснее озаряло подвластный ему мир.

– Крутой нравом был Иван Степанович, – продолжал Георгий Петрович. – Познакомился я с ним вскоре после академии. В дивизии тогда проводились сборы командиров батальонов. Вот тут и нагрянул Конев. Построили нас. А руководителем группы был командир полка Сухарев, заслуженный человек. Конев его лично знал. Поздоровался с ним за руку и говорит: «Ну, Сухарев, кто у тебя побойчее? Пусть отдаст приказ на наступление. – Полковник окинул взглядом строй. – Одинцов!»

Маршал уставился на меня, ждет. До сих пор помню его взгляд. Глаза голубые, гипнотизирующие, брови редкие, кустиками. Смотрит – и хоть бы раз мигнул или отвернулся… Но ничего, не растерялся я. Отдаю приказ. Четко так, пункт за пунктом, словно полевой устав читаю. Недавно же из академии! Увлекся даже. И мыслишка приятная щекочет: «Вот сейчас маршал похвалит меня!»

Только закончил, он безнадежно махнул рукой: «Плохо, майор Одинцов! Долго отдавали приказ. За это время противник нанес батальону серьезный урон. – И к Сухареву: – Кто лучше сможет?» Назвали другого – плохо. Назвали третьего – тоже плохо. «Вот как надо!» – и Конев сам начал отдавать приказ…

Батальон Загорова, закончив переправу, готовился к наступлению. Под руководством капитана Потоцкого две спаренные машины тащили на тросах из балки затопленный танк. Вот он показался, первый из «утопленников», – весь в грязи, с него ручьями стекала вода. За ним были вытянуты и другие. Вскоре они заняли свое место в боевом строю.

Полковник снова потянулся к гарнитуре.

– «Лафет»!.. Противник пытался атаковать вас силой до двух танковых рот. Встретив меткий огонь, начал отходить, прикрываясь дымзавесой. Ваш сосед слева двинулся в обход высоты, но попал на минное поле, потерял две машины и отступил. Посланные вами в разведку саперы доложили, что наткнулись на мины неизвестной конструкции. Обезвредить их не удается, для этого потребуется дополнительное время…

Задачка была «пробочная», однако требовала быстрой реакции, – в этом и было ее назначение. Загоров тотчас подал команду:

– «Лафет»-один, два, три!.. Преследовать противника по колеям отходящих танков, пользуясь его дым-завесой. Сбить противотанковый заслон на высоте «Круглая» и продолжать наступление.

Оставив позади высоту, танкисты прошли еще около трех километров и наткнулись на жесткую оборону западных. Поступил приказ зарыться в землю: ожидалось ядерное нападение.

Полковник Одинцов задумчиво стоял в глубокой, обшитой досками щели, из которой вели ступени в блиндаж, когда прибыли Загоров и начштаба батальона Корольков.

КНП руководителя учений находился на господствующей в этом районе высоте «Овсяная нива». С нее хорошо просматривалась тактическая даль предстоящего наступления. Видно было и седлообразное взгорье – высоты «Длинная», по юго-восточным скатам которой занимали оборону западные. Местность впереди была холмистая, изрезанная оврагами.

Аккуратно выбритый Одинцов был в полевом мундире, хромовых сапогах. Через плечо на ремешке у него висела плащ-накидка, скатанная в рулончик. В немногих словах он ввел комбата в обстановку учебного боя. Чуть помедлив, обронил:

– Слушайте боевой приказ.

Говорил неторопливо, словно диктовал. Майор Корольков, развернув полевую сумку и пристроившись на бровке щели, наносил обстановку на карту. Под его проворной, тренированной рукой все яснее вырисовывались оборонительные рубежи с огневыми средствами. Стрелы и короткие дугообразные значки указывали направление наступления танкистов.

Загоров, сосредоточившись и отрешившись от посторонних мыслей, запоминал детали предстоящей боевой игры. Седлообразное взгорье он хорошо разглядел, когда поднимался сюда, мысленно уже представлял себе, какую получит задачу. И то, что сейчас говорил командир полка, словно подтверждало его догадки, потому боевой приказ осязался со всеми подробностями.

В полосе наступления танкистов западные оборонялись усиленным пехотным батальоном. Они продолжали совершенствовать свои позиции. В бинокль отчетливо видно было, что там ведутся земляные работы. Танкистам предстояло атаковать высоту «Длинная» и прорвать оборону противника. В последующем наступать в направлении восточной опушки леса.

– Готовность к выдвижению из выжидательного района – в два тридцать ночи, – закончил приказ Одинцов.

Он помолчал, чтобы комбат мог закрепить в памяти услышанное, а затем начал давать указания. И тут все, что до этого казалось ясным, облеклось в форму нового кроссворда, еще более заковыристого, чем у затопленной балки. Сначала полковник сообщил, что в интересах наступающих по противнику наносится ядерный удар. Комбат должен увязать это с замыслом боя и высказать свои соображения.

– Данные о противнике нанесены на схему, с которой вас познакомит начальник штаба полка, – продолжал Одинцов. – Учтите, западные имеют сильное огневое прикрытие. Кроме того, сзади, на высоте «Слива», у них припасен противотанковый резерв. Лобовой атакой сбить их трудно. Обход слева исключается: сплошное минное поле, а точнее – дозревает колхозный ячмень. Потрава его не допустима. Справа – глубокий овраг с обрывистыми склонами и заболоченным дном, В устье его виден засевший по башню танк…

«Значит, и там не проберешься!» – вздохнул комбат, не отрываясь от бинокля и отчетливо различая и ячменное поле вдали, и засевший в устье оврага танк. Он знал, что Одинцов не был бы Одинцовым, если бы создал заурядную обстановку. Придется так напрячь мозги, что голова будет трещать. Да и то, найдешь ли верное решение, еще неизвестно.

– Для организации боя в вашем распоряжении шесть часов. – Одинцов поднял левую руку. – В том числе два часа светлого времени. Через час выехать на рекогносцировку в район высоты «Груша». Свое решение доложить мне в двадцать три ноль-ноль.

– Задача ясна, товарищ полковник, – отвечал Загоров.

– Тогда знакомьтесь со схемой – и за работу. Одинцов покинул щель, чтобы не мешать комбату.

У того сейчас, как говорится, запарка. И задачу надо уяснить, и разведку организовать, и отдать предварительные распоряжения. Все это лишь подготовительная работа. Основная – еще впереди.

Разумеется, Загоров не из тех, кого можно застать врасплох, – батальон его готов начать атаку, хоть сейчас. Только прикажи. Но в том-то и заковыка, что иной раз легче воз дров нарубить, чем отдать войскам такой приказ. Речь идет не просто о том, чтобы вступить в бой, но выиграть его. А это уже искусство.

Начальник штаба части, плотный, с интеллигентным лицом подполковник Лавренко, едва приметно усмехаясь, развернул схему. Она была довольно подробной. И цель ее, как видно, состояла в том, чтобы усложнить наступающим их задачу. Прежде всего бросалось в глаза, что местность перед участком обороны западных густо заминирована, на склонах взгорья вкопано несколько средних танков, безоткатных орудий, ПТУРСов… Тут будет такая плотность огня, что захлебнется любая атака. Не помогут ни минные тралы, ни огонь своей артиллерии. Только и пробьешь, что ядерным ударом. Но что потом делать с противотанковым резервом западных? Его так просто не одолеешь.

Пока Корольков переносил данные на рабочую карту, комбат с биноклем в руках вдумчиво осматривал оборону противника. Надо было здесь же, не выходя из щели, привязать к местности все, что увидел на схеме и услышал в приказе. Иначе память утратит детали и подробности. А попутно уже думалось о том, основном, ради чего командир проделывает огромную предварительную работу, – о замысле предстоящего боя.

Сообразительный, знающий, Загоров всегда быстро ориентировался в обстановке. Там, где другие находили путь после натужных поисков и раздумий, он брал интуицией. И его последующая работа была как бы подтверждением счастливой догадки. А тут он оказался по-детски беспомощным. Замысел боя не только не давался, но таил в себе ощутимый подвох, ведущий к поражению.

«Может, Королькову удалось выведать кое-что у начальника штаба полка? – подумал он, прислушиваясь к негромкому разговору майора и подполковника; покраснел и ругнул себя: – Что это ты, словно школяр перед экзаменами?… Нет, братец, в бою некогда будет прислушиваться к дядиным подсказкам. Придется полагаться на собственный котелок: как он сварит, так и расхлебаешь…»

Ознакомившись со схемой, Загоров и Корольков невесело спустились с «Овсяной нивы» к своему бронетранспортеру, – их ждали сержант и солдат-водитель.

– Подбросите нас вон к тому холму, а сами отправитесь за командирами рот и приданных подразделений, – сказал комбат сержанту, усаживаясь, и хлопнул стальной дверцей. – Вперед!

Бронетранспортер покатил своими широкими шинами, обходя глинистые вымоины, деревья и кустарники. Под осинкой, изобретательно закамуфлированный, стоял танк Русинова, – часа полтора назад лейтенант получил приказ отправиться на разведку.

– Стоп! – крикнул комбат и обратился к смотревшему на него чернявому солдату: – Русинов здесь?

– Нет, товарищ майор. Но должен быть скоро.

– Как только появится, пошлите его ко мне на высоту.

– Хорошо, товарищ майор, – отвечал Виноходов.

– Что, устав забыли? – буркнул комбат, выходя.

– Не забыл… Просто о доме думал.

– О доме будете осенью думать.

Вместе с начштаба начали подниматься по отлогому скату. Высотка была небольшой, но находилась вблизи обороны западных и с нее многое виделось невооруженным глазом. Загоров и Корольков сперва пригнулись, а потом легли и поползли к редким кустикам на гребне. Выбрав поудобнее для наблюдения место, затаились, достали карту.

Солнце склонилось совсем низко. На траву ложилась роса, и полигон уже затягивала туманная дымка. В воздухе родниковой водицей разливалась прохлада. Минут пять лежали молча, глядя на удлиненное, похожее на верблюжью спину взгорье. Все необходимое было зафиксировано в памяти, взвешено, но главное не давалось: решение на бой не приходило. И ощущение беспомощности не оставляло комбата. Казалось, над холмом повисла нехорошая, удушливая тишина. Что ж, мотострелки выиграют бой, а танкистам запишут поражение… Ну, возможно, за дружную атаку, использование темного времени суток накинут немного.

Загоров почти рассерженно думал о командире полка, который поставил его батальон в такие невыгодные условия. Корольков, судя по всему, занят был теми же мыслями.

– Говорят, сам батя выбрал этот район, посоветовал мотострелкам, как лучше укрепиться, – сказал он.

– А нам хоть по воздуху лети в атаку, – проворчал комбат, доставая папиросы. – Закуривай, Аркадий Фомич, да пораскинем мозгами.

Комбат все больше нервничал: сейчас прибудут подчиненные ему офицеры, а он даже не знает, что сказать им в боевом приказе. Чему научит он своих ротных? Ни разу еще не испытывал Загоров такого отвратительного ощущения. Он был удачлив в боевой игре и считал, что тот не командир, у которого не лежит в кармане готовое решение. А тут оказался в роли Никиты-приписника.

Корольков выпуская дым в траву, слегка выпячивая губы и поплевывая, тоже усердно думал, но ничего не находил и вещал скучным голосом:

– Перелететь по воздуху было бы неплохо. Только для нас это начисто исключено – не тот вес у коробочек. – Танки он по-фронтовому называл «коробочками».

Итог их размышлений был неутешительным. Казалось, единственное, что можно сделать, внезапно ударить среди ночи при сильном артналете на позиции западных. «А если все-таки нанести ядерный удар по верблюжему хребту?» – прикинул Загоров и отверг это намерение. Вспомнилось, как однажды Одинцов сказал ему: сначала научитесь бить неприятеля наличными силами, потом хватайтесь за оружие массового поражения.

– Бате посоветовали подбирать себе замену, – хмыкнул Корольков. – Вот он и ставит свечи комбатам – ищет мудрейшего. Вчера на этом длинном бугре бездарно погорел наш сосед Станиславский.

Корольков имел знакомства в штабе полка, и некоторые новости узнавал раньше других. Слушая его, Загоров испытывал сложное чувство: и жалел бойкого конкурента, и радовался. А вдруг выбор Одинцова остановится на нем. Почему бы и нет?.. Но для этого надо показать себя находчивей Станиславского.

– А какое решение он принял?

– Примерно такое же, что и мы: используя результаты ядерного удара и огонь артиллерии, атаковать внезапно ночью.

– Что, Одинцов с ходу забраковал?

– Да нет, советовал подумать. – Начштаба важно помолчал: как-никак, он сейчас знал побольше своего комбата. – А потом, когда Станиславский заявил, что иного варианта не видит, хмуро буркнул: «Что ж, атакуйте». Когда танкисты были почти у цели, передал по радио: «Противник нанес по атакующим ответный ядерный удар. Больше половины ваших машин выведено из строя, горят. Поступило донесение: западные бросили в контратаку свежие силы до двух танковых рот…»

– Что же дальше?

– Дальше некуда! – резюмировал Корольков. – Станиславский тыкался-мыкался, и признал, что наступление сорвалось.

– Боюсь, нас ожидает не лучшая участь.

Обсудили еще два-три варианта атаки. Днем и ночью. С применением атомного оружия и без него. И все было не то. В масштабах дивизии или хотя бы полка можно как-то сманеврировать, найти уязвимые места в обороне противника. А что сделаешь на фронте батальона?.. Зажали тебя в прокрустово ложе между колхозным полем и оврагом – как хочешь, так и пляши.

Взгляд Загорова был хмурым, расстроенным. Рывком выдернул и отбросил мешавший лопушистый стебель какого-то растения. Снова достал папиросы.

– Ядерный удар придется нанести по противотанковому резерву в глубине обороны. Без этого опасно наступать. Но где взять силы, чтобы удачной была атака самой высоты? Артиллерия вряд ли подавит закопанные в землю танки.

– Да, трудненько придется, – согласился Корольков.

Загоров почувствовал раздражение и боль в голове. На душе было тоскливо. «Сочинил кроссворд, и радуется, что никто разгадать не может!» – сердито подумал он об Одинцове.

Сзади послышалось сопение. Оба оглянулись: подползал лейтенант Русинов. Танкошлем на нем сбился назад, лоб орошен потом, карие глаза светились торжествующе, по-мальчишески и по ним читалось: «А я что-то знаю!»

«Может, он что-нибудь придумал?» – с робкой надеждой предположил комбат и сказал, что слушает его. Русинов коротко сообщил обо всем, что ему и его людям удалось заметить на скатах высоты. Оборона укреплена основательно.

– Что же предлагает разведка?

– Воспользоваться оврагом, хоть там и торчит для показухи застрявший танк! Раз противник знает, что это место непроходимо, он не станет там держать прикрытие. Силы-то у него тоже считанные.

Загоров и Корольков вначале смотрели озадаченно. То, что говорит бойкий лейтенант, всего лишь благое пожелание.

– Но овраг-то непроходим! – кинул начальник штаба.

– В том-то и фокус! – весело ухмыльнулся Русинов. – Ежели моему взводу дадут все бревна, какие имеются в наличии, докажу обратное. Я ведь близко туда подобрался. Вон, видите, колени протер, – показал он на брюки. – Хотел было в овраг углубиться, да побоялся, что обнаружу себя.

Загоров уже чувствовал, что смекалистому парню удалось нащупать точный ход, и любил его в эту минуту, как брата. Но еще боялся вполне поверить, осторожничал:

– Овраг-то длинный, на весь бревен не напасешься.

– Так там наверняка есть проходимые места. Да и по склонам кое-где можно. Они же не все обрывистые, я присмотрелся… Ночью туда влезем, включим пэвзнэнки и потихоньку пройдем!

– Это уже мысль! – оживился комбат. – О деталях говорить сейчас не будем – повторная разведка покажет, что делать. Но там, где не пройти по склонам, можно подкопать. И – готова дорога не только для взвода, но и для роты, а может – и всего батальона.

«Так вот где отгадка этой головоломки! А то и слева нет хода, и справа страшный овраг, и в лоб не прошибешь, и ядерный удар не поможет!» – окрыленно, с достоинством иронизировал Загоров, все больше радуясь найденному решению.

Замысел боя у него сложился молниеносно, и он додумывал детали, вполуха слушая взводного. Догадлив, догадлив этот расторопный парень! С таким не пропадешь… Если роты просочатся по оврагу, западным не помогут ни минные поля, ни вкопанные танки и орудия. Не придет им на помощь и противотанковый резерв, так как по нему перед артналетом будет нанесен ядерный удар.

Но роты ведь не проскочат по оврагу бесшумно! Что делать, чтобы замаскировать гул моторов? Воспользоваться артподготовкой – мало. Надо, чтобы приданное батальону подразделение завязало с противником дуэль. Западные вынуждены будут открыть огонь, и сами себя оглушат. Тем временем роты и обойдут высоту. Только бы проскочить по оврагу!..

– Вот что, Русинов: с заходом солнца отправляйтесь еще раз в разведку. Ваш взвод выступает первым. Удастся пройти – можете смело ставить каждому танкисту по пятерке за тактические учения.

– Есть!

В июльские вечера смеркается поздно. Вот уже и сутки, считай, на исходе, затянуло невидью окрестные поля, а край неба еще румянится от закатного света. Кажется, этому не будет конца. Наступления ждали не только танкисты, не только затаившиеся на длинном взгорье мотострелки, но и сам руководитель учений. Он сидел на брезентовом стуле у раскладного стола в штабной палатке, что приютилась на склоне высоты. Полатку освещала подвешенная у центральной стойки лампочка. В приоткрытый полог лилась прохлада росистого, вечера. Рядом с командиром полка шуршал газетами майор Чугуев. Темноусое лицо под козырьком фуражки было увлеченно-любопытствующим. Время от времени он сообщал какую-либо новость, и опять погружался в чтение.

Правее, за отдельным столиком расположился со своим хозяйством начальник штаба полка Лавренко. Сосредоточенный, отрешенный, в очках, обложившись бумагами и уставами, то и дело поглядывая на развернутую перед ним карту местности, он составлял очередную тактическую разработку для танкистов.

А полковник Одинцов ничем не занимался. Он только что отужинал и теперь под папиросный дым неторопливо размышлял, как обычно делал на досуге. Раздумий было не на одну папиросу. Опять перемолвился с командиром о том же самом – о переходе на новую должность. Генерал предложил принять дела у начальника штаба, который ложится в госпиталь на сложную операцию. Георгий Петрович отвечал, что подумает, хотя, честно говоря, у него не лежит душа к штабной работе. С его непоседливостью и привычкой к разъездам не выдержать кабинетной скуки и двух недель. Брали бы вон Лавренко, – дельный, образованный штабист. А я, наверное, подожду давать согласие. Неправда, найдут сапоги и по моей ноге. Вот проведу батальонные учения, тогда видно будет…

В эти дни он принимал у комбатов как бы экзамен на командирскую зрелость. Хотел твердо знать, чему они научились. И то, что вчера майор Станиславский «капитально намолотил», крепко опечалило полковника. Он хотел бы видеть своих питомцев находчивыми, дальновидными военачальниками. Потому и создал на учениях сложную обстановку, не жалел себя и не делал никому скидок.

Причина одна: как говорят военные, забота о боеготовности. Ведь сколько помнит себя человечество, были нападения, войны, походы. Они и сегодня не исключены. Но теперь иные времена, и война может обернуться для землян неслыханными бедами. Что станется в мире, если дать волю ужасной стихии, если вскинется ядерный зонт в голубое нежное небо, и магменно-раскаленный смерч, все сжигая, одичало коверкая, придет гулять по суше и по воде?..

Нет, допускать этого нельзя ни в коем случае! Сегодня об этом обязан помнить каждый, кто берет в руки оружие. А особенно – командир, с которого спрос в десять раз выше. И потому он должен иметь высокую военную подготовку.

Неужели Загоров не найдет верного решения? Если и он сделает промах, то худо дело. Значит, не сумел ты подготовить себе достойную замену… Кстати, пора бы ему прибыть: осталось пять минут до назначенного срока.

Неподалеку фыркнул мотор, послышался голос часового. Полог палатки качнулся раздвигаясь, и высокая фигура Загорова выросла из темноты.

– Разрешите? – энергично спросил майор. За ним показался и Корольков. У обоих на лицах было написано волнение.

– Входите, входите! – проговорил полковник, вставая. – Ждем вас.

Он разостлал на столе карту, отклонился, давая понять, что готов выслушать пришедших. Едва Загоров сказал, что намерен по оврагу обойти высоту со всеми ее огневыми средствами, не ввязываться в лобовую атаку, как у Одинцова непроизвольно дрогнуло лицо. Он щурил глаза, чтобы не выдать того, что они улыбаются.

И как бы сразу ослабло возникшее напряжение. Верно, верно разгадал удалец тактический замысел! У него даже оригинальнее, чем у командира полка: совсем не наступать с фронта. А ведь и в самом деле, не нужно этого! Достаточно маневра да огневой дуэли… Порадовал, порадовал, комбат!

Одинцов погасил улыбку в глазах, лицо его вновь стало непроницаемым. И едва майор умолк, сухо спросил:

– Значит, атаковать с фронта не считаете нужным?

– В этом нет надобности, товарищ полковник.

– Кто в разведку ходил?

– Лейтенант Русинов.

– Уверен, что сведения не ложные?

– Вполне… С наступлением темноты они будут уточнены. Примем все меры, чтобы сделать овраг проходимым.

Закончив доклад, Загоров почувствовал вдруг, что именно такого решения ждал от него командир полка, что именно таким путем можно добиться победы в предстоящем учебном бою. Густая бровь полковника задумчиво поднялась.

– А если противник услышит и срочно примет меры? Не боитесь оказаться в ловушке?.. Тут ведь можно все потерять.

Комбат не сомневался больше. В голосе зазвучали уверенность и энергичность, которые всегда отличали его.

– Приданная нам пехота выдвигается с началом артподготовки, занимает склоны оврага и сковывает маневр противника. К тому же западные не смогут быстро перекинуть противотанковые средства – они вкопались в землю и лишены маневра. А мы поторопимся. Так что риск почти исключается.

Одинцов еще помедлил, отклоняясь от стола с картой, и вдруг строгое лицо его тронула улыбка.

– Утверждаю твое решение, комбат. Иди и проводи его в жизнь.

– Есть! – Загоров и Корольков, повеселевшие, сделали налево кругом.

Когда шаги затихли, полковник повернулся к своим заместителям – их лица осветились ответными улыбками, – размашисто возвестил:

– Вот и нет больше секрета высоты «Длинная!»

– Да-а, задали вы хлопот комбатам! – усмехнулся Лавренко. – Я уже думал, что ни один из них так и не дошурупает, как взять высоту.

– Не будем обижать людей неверием в них. Но подстегивать их смекалку надо. На то нас и поставили.

Чтобы как-то унять волнение, которое сообщилось ему от удачливого комбата, полковник прошелся по тесному палаточному пространству, со значением сказал своему заместителю по политчасти:

– Вот так, Василий Нилович, рождаются командиры! Чугуев до сегодняшнего вечера не был посвящен в замысел учения, но и он понял, какую сложную задачу поставил перед комбатами Одинцов. Вчера пробовал вступиться за Станиславского, – уж больно несчастный вид имел незадачливый оптимист, когда полковник объявил ему плохую оценку, не обратив даже внимания на участливые слова, произнесенные Чугуевым: «Бывают же просчеты…».

Одинцов так строго посмотрел на него, что замполиту пришлось умолкнуть.

Василий Нилович вдруг понял, что командиру полка хочется продолжить вчерашний разговор, и Сказал о Загорове:

– Этот, как видно, нигде не растеряется.

– Так и должно быть. Мы к боям готовимся, а там некогда будет учиться. И там не двойку будут ставить, а убивать. – Одинцов достал папиросу, прикурил, щурясь. – Знаете, что мне нравится в Загорове?.. Умение точно мыслить. И в разведку пошлет, кого надо, и выводы сделает. Это врожденный мастер боя. Корольков ему не помощник – так, за технического оформителя… Только не думайте, что Загорову легко далось решение. Видели, как он робел перед докладом? Труден хлеб командирский. Чтобы его честно есть, надо светлую голову иметь.