Текст книги "Полигон"

Автор книги: Иван Сажин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Часть вторая

Лейтенантов ждали.

Едва они, разгоряченные быстрой ездой, остановились около знакомого дома и сошли с мотоцикла, из подъезда показался радушный Борис Петрович.

– Вовремя, вовремя прибыли, ребятки! – заговорил, здороваясь. – Мы уже в сборе.

О совместной поездке на природу условились в минувшее воскресенье. Погода в тот день была неважная, просидели у телевизора да сходили в кино. Зато сегодня будет жарко. И хорошо, что парни оделись легко, в одни армейские рубашки да брюки навыпуск.

Актер был в светлой, с короткими рукавами тенниске, капроновой шляпе. Искренне радуясь приезду своих молодых друзей, он тут же вывел из гаража машину.

Вышли Лена и Кира Андреевна, неся сумки с домашней снедью. Лена была в голубом платье, которое так шло к ее стройной фигурке, светло-русым волосам, к ее свежему, смущенно порозовевшему лицу. Евгений и Анатолий не сводили с нее глаз.

Мотоцикл решили не брать, поскольку все поместились в «Волге». Хозяин с женой впереди, молодежь – сзади. Выехать из города оказалось не так-то просто. Перед ними, возглавляя беспокойную ватагу разномастных машин, регулярно делая остановки, кособоко катил переполненный троллейбус. Обогнать его не было возможности из-за встречного транспорта. Казалось, весь город поднялся на ноги, расходится и разъезжается на все четыре стороны.

– Борис Петрович, а вам не приходилось служить в армии? – спросил Анатолий.

– Еще как пришлось! – оживился актер. – Прошел армейскую школу!.. Все было, Толя: и срочная, и фронт, и тяжелое ранение, и госпиталь. На гауптвахте только не удалось побывать.

Парни и девушка рассмеялись.

– Но больше всего запомнилась срочная. Я почему-то никак не мог быстро навертывать портянки. А меня еще направили в школу младших командиров. Бог ты мой! Вот было наказание. Командир отделения каждое утро персонально тренировал отстающих. Сержант Мушкин, невысокий, широколицый, в обмотках. Гроза! А еще помню, когда окончил школу младших командиров, меня представили к присвоению сержантского звания то в реляции написали: «Командирским голосом владеет». Эта фраза до того поразила меня, что и сейчас не могу забыть.

Слушать забавные, сдобренные шуткой рассказы Бориса Петровича было интересно, и поездка представлялась Евгению счастливейшим сновидением. Он ощущал рядом плечо Лены – сидел закаменело, боялся пошевельнуться. Его переполняли такие пылкие мечты! Жаль только, что их гасило проснувшееся ревнивое чувство. Ведь Анатолий тоже неравнодушен к девушке…

Товарищ все чаще поглядывал на милую соседку, на ее светлые, пушистые, слегка подвитые волосы, которые почти касались его смуглого лица. Она то и дело поворачивалась к нему, и от парня к ней шел некий трепетный свет.

Евгений даже опустил глаза, вздохнул. Вот бы так посидеть наедине с девушкой!.. Он лишь теперь вспомнил, о чем они договаривались перед выездом с Русиновым, и значительно глянул на него. Анатолий кивнул, давая знать, что понял, и едва выдалась пауза в разговоре, начал так:

– А здесь есть озеро, где можно взять лодку напрокат?

– Таких озер здесь два или три, – отозвался актер. – Молодежи хочется на лодочке покататься?

– Да не мешало бы, – смущенно обронил Анатолий.

– А еще точнее – молодежи хочется попастись без пастухов.

Теперь смущались все, в том числе и Лена.

– Папа, а тебе не кажется, что твоя проницательность несколько нескромная? – иронически заметила она.

В разговор вступила Кира Андреевна:

– Но ведь хочется человеку показать, что он понимает вас!

Парни и девушка рассмеялись. Борис Петрович с минуту молчал, глядя на идущий впереди рыжеватый «Москвич».

– М-да, и меня поймали на том же самом – на мелкой хитрости… Но поскольку вопрос возник, его надо как-то решить. Что ты на это скажешь, Кирилл? – обратился он к жене.

Та слегка повела плечами и ответила:

– Я не против, решайте сами. Но продукты взяты на всех. И как быть с ними, не знаю: или делить на дороге, или выбросить потом?

Актер весело глянул в зеркальце на молодых пассажиров.

– Обратите внимание на чисто женскую уловку: Кирилл не против, решайте сами, но все обставлено так, что вы ничего не поделаете.

– Боря, ты неплохой артист, но скверный комментатор: намеренно искажаешь чужие мысли. Если я что-то и хотела сказать, то единственно следующее: решать вопросы, кому и куда ехать, надо хотя бы за пять минут до отправления поезда.

– Короче говоря, ты возражаешь, – заключил хозяин. – Что касается меня, то я предлагаю компромисс: мы отдыхаем у лесного озера, купаемся и загораем, съедаем запас провизии, и тогда отпадают все загвоздки. В половине пятого я везу вас на другое озеро.

Кире Андреевне на сей раз нечем было возразить, а лейтенанты и Лена промолчали.

Озеро показалось километра через три. Небольшое, в окружении сосен, оно манило своей прохладой. Остановились под кустом орешника, начали устраиваться, раздеваться. И вот уже Анатолий, голоплечий и улыбчивый, в синих плавках подошел к воде, стал пробовать ее ногами. Хороша!

– А как там наша речушка? – спросил актер. – Запамятовал уже название ее.

– Быстринка… Все такая же, чистоводная. Нырнешь, откроешь глаза – и все видно.

– Да, речка славная. Любил я купаться в ней… А как в Русиновке теперь народ живет?

– А чего, привольно живут землеробы.

– Землеробы! – подхватил актер, как бы приглашая всех в свидетели. – Не хлеборобы, не землепашцы, а землеробы. Слово-то какое звучное! Спасибо, Толя, что напомнил мне его… Иной раз репетируешь новую пьесу, и автор лупит тебя по голове, будто кузнечным молотком, одним и тем же словечком. А оказывается, есть и другие!

Полнотелый, светлокожий, с волосатой грудью, он вошел по колени в озеро и, нагибаясь и покрякивая от удовольствия, стал плескаться. Разговорам и остроумным шуткам не было конца. Надозерная тишина впитывала их голоса и смех, как песок воду. Где-то за лесом хриплым басом прогудел локомотив, и все окрест наполнилось тугим, тянущимся гулом идущего поезда.

Как бы соревнуясь, мужчины пересекли озеро вплавь, прилегли на песочек отдохнуть. Лена осталась с матерью. Но вот и она полезла в воду. Судя по всему, плавать не умела – купалась вблизи берега. Затем начала черпать пригоршнями и любоваться тем, как стекающая из рук влага жемчужно сверкает на солнце. До слуха донесся ее голос, нежный, неизъяснимо волнующий. Она напевала что-то, и парни невольно подняли головы.

Евгения неудержимо потянуло к ней. Он встал и, сказав, что пора возвращаться, кинулся в воду, пошел саженками. Борис Петрович и Анатолий тоже поднялись, упали в озеро и двинулись следом.

– Вы искусно плаваете, Женя! – встретила его Лена комплиментом. – Наверное, с детства спортом занимаетесь?

Пока разговаривали, подоспел Анатолий, шумно фыркая.

– А ты что, боишься от берега отрываться? – спросил он девушку, – Давай поучу тебя плавать!

У Евгения даже дух захватило от моряцкой лихости товарища. «Сейчас она его вежливо отбреет!» – насторожился он. Однако ничего такого не произошло. Рассмеявшись, Лена сказала:

– Что ж, давайте попробуем! Только боюсь, ничего не получится.

– Еще как получится!

Евгений тут сообразил, она сама хотела, чтобы ее поучили плавать! «А ты, недогадливый, отказал ей в том, пустился в ненужные разговоры… Эх, Женька, зеваешь ты все, зеваешь!» – покраснел он, сожалея о промахе.

Некоторое время он еще нырял и плавал неподалеку, но видя, что о нем совершенно забыли и тяготятся его наблюдением, расстроенный вышел из воды, лег в сторонке на траве. Нарастало раздражение, и Евгений, то и дело, посматривал на озеро: там шумно барахтались. Анатолий подставлял крепкую смуглую руку, Лена ложилась на нее и пробовала плыть, отчаянно бултыхая ногами, Взметывались фонтанами и искрились брызги. Все было житейски просто и нравилось девушке. Ее колокольчатый смех так и звенел в воздухе…

– Смелей же, смелей! – возбужденно ободрял девушку Анатолий. – Да ты почти умеешь! Попробуй теперь сама.

Слышавший это Борис Петрович рассмеялся, проговорил:

– А земляк-то оказался опытным тренером!

– Все там, в Русиновке, видать, такие настырные, – обронила чем-то недовольная Кира Андреевна.

Когда-то Евгений полагал, что Анатолий – один из того великого множества людей, постигающих истины задним умом. Теперь ему было непривычно наблюдать изменившегося и как бы совершенно нового парня. Он то наивно грубоват, то чуток и предупредителен. Нет-нет, Русинов не подбирает отмычек, – он умом и силой распахивает двери жизни. «Да, если Толька решил серьезно приударить за Ленкой, то мне с ним трудно тягаться, – грустно подумал Евгений. – Может, отступить, не ввязываться в историю?.. Но почему отступать должен я? Еще неизвестно, на ком Лена остановит свой выбор. Она развитая, своенравная девушка, и скоро поймет, что с Русиновым ей не по пути…»

День они провели весело. Под вечер, как и было обещано, Борис Петрович повез их на другое озеро. В нагревшейся за день машине стояла духота, не помогали и открытые окна. Все сидели потные, поскучневшие. Лена то и дело выставляла руку, чтобы встречный воздух охладил ее.

Но вот машина свернула с шоссе и круто взяла под уклон. До этого задернутое зелеными шторами тополиной листвы, озеро просторно открылось взорам – блеском воды, овальными берегами, снующими по глади лодками, светлым домиком лодочной станции и сдобно желтеющими пляжами. И берега, и пляж, и само озеро были густо населены беспечными, темнокожими отдыхающими. Некоторые уже расходились.

Борис Петрович подогнал машину к стоянке:

– Приехали!

Анатолий тотчас вышел. За ним выпорхнула Лена, Евгений выбрался последним.

– Не задерживайтесь долго! – напутствовала их Кира Андреевна.

– Часам к десяти вернемся, – обещали они.

«Волга» фыркнула мотором. Парни и девушка несколько смущенно переглянулись: вот и избавились от родительской опеки! Лейтенанты сняли свои защитные рубашки, остались в одних майках – мускулистые, смугло-темные от загара. Лена заботливо оглядела себя – не измялось ли ее голубое платьице.

Послеполуденный, редкий для здешних мест зной держался еще стойко, хотя солнце повернуло уже к горизонту. Все трое, не сговариваясь, отправились к лодочной станции, на ходу перебрасываясь короткими фразами. В ларьке купили фруктовой воды.

На травянистой кромке берега сутулился пожилой мужчина с тремя удочками. Широкополая шляпа почти скрывала его лицо. Он лениво покуривал сигарету, бездумно глядя перед собой. Поплавки на воде чуть покачивала мелкая волна.

– Клюет, что ли? – спросил Анатолий.

Рыбак с досадным равнодушием посмотрел на него и отвернулся: надоело отвечать. Да, собственно, и так все ясно…

Парень, однако, не уходил. Лена тоже остановилась.

– А вы попробуйте забросить удочки правее.

На этот раз молчун отозвался, вынув сигарету изо рта.

– А почему вы думаете, что там лучше?

– Потому, что и рыба, наверное, в такой день ищет местечко поглубже, попрохладнее. А здесь, видать, мелко.

– Это как сказать… Впрочем, попробовать не грех. – Рыбак лениво потянулся к крайней удочке и вытащил ее.

Лейтенант взялся помогать ему.

– Тогда я пошел лодку заказывать, – проговорил Евгений.

Конечно же, он покажет себя, сев за весла! Анатолий – на носу, вперед смотрящим, а Лена – на корме, лицом к нему, Евгению. Тут у нее и развяжется язычок. Разговор можно начать с того, как они с дядей однажды катались на лодке по Волге и их чуть не опрокинуло волной от пронесшегося мимо судна.

Занятый столь важными размышлениями, он и не заметил, как дошел до лодочной станции. И только тут оглянулся, поискал глазами товарища и Лену. Они все еще маячили около того хмурого чудака в широкополой шляпе. Русинов настраивал удочку. Вот передал ее девушке, и та, смеясь, начала неумело забрасывать рыболовную снасть. У нее ничего не получается, а Анатолий рад стараться: показывает ей, как это делается. Потом оба присаживаются на корточки рядом с рыбаком…

Евгений завистливо вздохнул. Жаль, что лодку не сразу получишь! Перед ним двое парней в розовых плавках и спортивных шапочках сдавали весла, расплачивались не спеша, спорили с пожилой кассиршей…

«Быстрей же! – мысленно поторопил их Евгений. – Хватит вам тянуть». Он снова оглянулся, и увидел, как Лена настороженно привстала, держа навесу удилище. Мужчины выжидающе смотрят на нее. Неужели клюет?

Забавно!.. Девушка дернула удочку – в воздухе серебром сверкнула небольшая рыбешка. В уши плеснул восторженный возглас. Ну почему же он поторопился уйти от них?..

Парни в розовых плавках рассчитались, и он придвинувшись к окошку, попросил:

– Мне бы лодку!

Его снова подстерегало разочарование: взятый напрокат баркас оказался неуклюжим. Тяжелый, с разношенными уключинами, он норовил свернуть в сторону. И потому, что было жарко, и потому, что торопился и налегал на весла, Евгений быстро вспотел. Плыл и чувствовал, что у него непривлекательное, красное и влажное лицо.

Вытершись платком и оглядываясь, направил лодку к берегу. На него зашумели: дескать, рыбу же распугаешь! И Лена замахала рукой. Ишь, как увлеклась! И лодка не манит.

– Причаливай вон там, правее! – распорядился Анатолий.

– Клюет, клюет! – внезапно воскликнула девушка. Пристав к берегу и отложив весла, Евгений наблюдал за поплавками. Один из них крупно дергался.

– Спокойно, не торопись, – поучал Русинов. – Подсекай!

Лена дернула снасть обеими руками, но не тут-то было. Удилище вдруг перегнулось дугой, как бы норовя нырнуть в воду. На лице девушки отобразились одновременно испуг и радость.

– Ого!.. Кажется, крупная.

Она так и не могла справиться с пойманной рыбой. А между тем леска упругими росчерками резала воду, и вслед за ней ходило удилище. Рыбака подняло волнение – хотел подбежать, помочь. Однако смуглолицый лейтенант опередил его, заверил:

– Раз попала, не уйдет! Сейчас успокоим…

Он очутился сзади девушки. Спокойно, спокойно!.. Вместе выкинули рыбину на примятую траву, и Лена в азарте подлетела к ней, наклонилась.

– Крупная! Это кажется, карп.

– Он самый, – подтвердил мужчина, отцепив трофей от крючка, поднял: – Хорош, бродяга! Грамм четыреста, а то и больше. Таких бы парочку и можно варить уху. – Повернулся к девушке с довольным улыбающимся лицом. – Однако у вас, любушка, легка на почин рука!

– Так это же мы! – самодовольно ухмыльнулся Анатолий, и по-свойски подмигнул Лене. Голос у него сейчас покровительственный, густой и сочный. Он явно доволен собой, не отступает от девушки ни на шаг. Да и она жмется к нему.

– Поплыли, товарищи, покатаемся! – начал зазывать Евгений. – Он тоже улыбался, хотя на душе у него было тоскливо.

Между тем рыбак вытянул одну за другой две крупных плотвы.

– Давай еще закинем! – попросила Лена Анатолия. Тот глянул на лодку, на хозяина удочек.

– Хватит. Раз начался вечерний клев, не стоит мешать.

Передав снасть мужчине, поблагодарил его, поднял с травы свою рубашку. Лена двинулась за ним со вздохом сожаления.

– Тогда я буду грести! – неожиданно заявила она. Парни недоуменно переглянулись, а девушка, сняв босоножки и зайдя в воду, забралась в лодку, потянулась к веслам. Поняв молчание друзей, проговорила:

– Думаете, если плаваю неважно, так и грести не умею? Меня папа учил. Один раз я даже на море гребла…

– Мы так не думаем, но зачем вам это? – возразил Евгений горячо. – С вами двое здоровых парней, а вы будете катать их.

– А мне хочется!

Расшалилась, право, как ребенок!.. Неохотно отступая, Евгений вопросительно глянул на товарища. Тот складывал свою одежду и туфли на корму, весело махнул рукой:

– Да пусть отведет душу!.. Держитесь!

Он сильно оттолкнул баркас от берега и ловко перевалился в него сам, заставив шаткую посудину глубоко осесть и накрениться. Лена долго опускала весла на воду, а баркас тем временем, поворачиваясь носом к берегу, почти замер на месте.

– Трое в лодке, не считая… чего? – пошутил Евгений.

– Явного неумения грести, – со смехом поддержал его Анатолий.

Евгений не видел покрасневшего, раздосадованного лица девушки, но чувствовал, что ее намерение поколебалось, и язвительно добавил:

– Может, совершим кругосветное путешествие? Мы так крутимся…

Он хотел, чтобы Лена отказалась от своего намерения, но тут опять вмешался Русинов:

– Давайте вместе попробуем! А то будем барахтаться у берега.

Сев рядом, он взялся за весла, и те уверенно и сильно ударили по воде. Баркас выправился, пошел вперед, набирая скорость. Евгений скучающе поглядывал по сторонам, и опять мучился сознанием обойденности. Гребцы изредка оглядывались на него. Лицо у Анатолия увлажнялось, работать ему было неудобно, зато у напарницы глаза сияли.

Выплыли на середину. Русинов удовлетворенно окинул взглядом гладь озера, залитую солнцем. От воды веяло освежающей прохладой. И все трое почувствовали себя легко, беспечно. Мимо то и дело скользили баркасы, плоскодонки, из них смотрели довольные лица подростков и важные, насмешливые – отцов семейств, Проплывали мечтательные, поющие парочки. Повсюду играла и веселилась соблазнительно обнаженная, горячая жизнь.

– Сушим весла! – сказал Анатолий и, оглянувшись, положил мокрые волокнистые лопасти на борта лодки.

Он снова перебрался на корму, заговорил с Леной:

– Вот видишь! Оказывается, мы с тобой умеем не только рыбку ловить, но и отлично управлять этим ковчегом.

– С тобой все идет отлично! – рассмеялась она. – Ты же умничка!

В семье актера, видать, любили это слово – уже который раз произносилось оно. Наверное, и самой себе, когда делала что-либо толковое, девушка говорила «умничка». От ее голоса, от жестов, от всего ее прелестного облика веяло мягкой, стыдливой негой.

Она устроилась несколько боком на скамейке, чтобы видеть обоих парней, и продолжала веселый разговор:

– Знаешь, Толя, о чем я вспомнила?.. Как ты тогда отвечал мне по телефону. – Она рассмеялась. – Удивляюсь, как ты мог решиться отвечать за папу?.. Не вяжется это с тобой.

– Со мной все вяжется, – хмыкнул парень, чем еще больше развеселил девушку.

– Однако артист ты, Русинов!.. Так бесподобно говорил «проказницы, па»… Нет, я не могу! – Она опять расхохоталась, заражая своим смехом лейтенантов. – Честное слово, если бы папа не сказал, я век бы не догадалась, что говорила с посторонним.

– Какой я посторонний!.. Я племяш Бориса Петровичу – отшучивался Анатолий. – А вообще из меня тоже получился бы актер. – Он повел плечами, словно собираясь изобразить нечто. – Я бы такое показал на сцене, что все плакали бы навзрыд.

– А зачем зрителям плакать? – живо возразила Лена. – Горевать охотников мало. Чаще хочется повеселиться, как нам сегодня…

– А Толе хочется, чтобы плакали, – вставил Евгений ровно бы в шутку, однако в голосе слышалось нечто уязвляющее: «Простачок ты все же!» И с веселой непринужденностью, стараясь сгладить впечатление от обидной многозначительной первой фразы, добавил: – Анатолий Михайлович такой человек.

Они и не заметили, как солнце скрылось за лесом.

– Что, отдыхающие, подадимся к берегу? – спросил Анатолий.

Он сел на весла, попросив Лену перейти на корму, и баркас рывком двинулся вперед. Вода за кормой забурлила.

– Нажми на правое! – командовал Евгений, направляя лодку на то самое место, где она стояла. – Чуть-чуть на левое… Табань!

Русинов сделал обратный гребок, гася скорость, поднимая брызги. Лодка плавно подошла к причалу, стукнулась о деревянную обшивку, и они сошли на берег.

– А знаете, ребята! Мы можем пройти к городу вот так, напрямую, – показала девушка. – Тут по лесу хорошая тропинка, так свежо! А в автобусе сейчас жарко и тесно.

– Мы согласны, – отвечал Евгений. – Вот только рассчитаюсь…

– Нет, теперь мой черед, – заявил Русинов. – Ты уже стоял у окошка.

Евгений понял: товарищ великодушно давал ему возможность побыть наедине с девушкой. Он был приятно взволнован вниманием друга, кивнул милой спутнице:

– Что ж, тогда пошли полегоньку! Толя догонит нас.

За пляжем, около низко изогнутых труб, брызгая жемчужной, манящей влагой, баловались две загоревшие девочки. Лена остановилась.

– Женя, не хотите воды напиться?

– Может, купить минералки или пива?

Торговые палатки находились неподалеку, за кленами. Можно было посидеть за столиком под матерчатым навесом. Людей уже мало осталось, расходятся.

– Нет, лучше здесь. Так пить захотелось… Здесь особенно вкусная вода – из скважины.

Она наклонилась, подставив ладонь под прохладную струю. Должно быть ей и самой было чудно, что она вот так утоляет жажду. Светлые, крупные, будто картечины, капли падали с ее руки и разбивались о доски под трубами, оставляли влажные пятна на пыльных босоножках.

– У-ух, – облегченно вздохнула девушка, выпрямляясь и смеясь. – Аж на душе легче стало.

Евгений тоже припал к живительной, прохладной струе. А потом влажной ладонью провел по лицу, по шее и груди под майкой. Сразу почувствовал себя бодрее, и они пошли дальше, разговаривая, обмениваясь шутками.

Лена еще не избавилась от наивности, мало знала жизнь. А некоторые ее замечания свидетельствовали о том, что сердечные бури пока не задевали ее серьезно. Но и простушкой ее не назовешь – в суждениях она независима. К тому же вполне развилась и расцвела. Тайная прелесть неизведанных еще наслаждений чудилась во всем ее жизнерадостном облике, в каждом взгляде, повороте головы.

Когда выбрались на лесную дорожку, Лена потянулась за веткой, при этом фигура ее обозначилась так женственно! Он даже затаил дыхание. И чтобы дать выход обуревавшим его чувствам, показал на деревья, что манили прохладой, сочной листвой.

– До чего милая рощица! Прямо-таки достойная кисти Куинджи. – Он повернулся к девушке. – Помните его березовую рощу?

Она, конечно, помнила. Чуть помолчав, начала рассказывать:

– Как-то папа повез нас в Москву, и мы три дня ходили в Третьяковку. Все казалось мало… Знаете, можно часто увидеть копии с картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Так вот я не понимала, почему с таким усердием копируют ее. А тут дошла до оригинала и замерла, будто вкопанная: это же в самом деле изумительно! Картина вся пронизана светом, идущим как бы изнутри, из-за сосен.

– Да, это здорово! – подтвердил Евгений задумчиво. – Там рядом висят еще две его картины – «Рожь» и «Бор». Как будто две великолепные поэмы… А кто из русских художников понравился вам больше всего?

– Многие! И Репин, и Суриков, и Левитан…

– Левитан не может не нравиться! – подхватил он. – Какой глухой уголок изображен на картине «У омута»! Кладка, темная вода, лесок… Так и хочется посидеть там.

– В соседнем зале – Серов.

– Чудесный портрет Ермоловой.

– А мне почему-то он не понравился, какая-то парадность и надменность во взгляде знаменитой актрисы.

– Ее надо понять, вдуматься, и тогда перед вами откроется целая жизнь? Гордая осанка женщины, знающей, что такое успех, и в то же время тона сдержанные, приглушенные, я бы сказал, драматические. Жизнь прожита, впереди ничего светлого, обнадеживающего. На лице – воспоминание о неповторимом, прекрасном прошлом… Все так сильно передано, так волнует!

Лена с уважением посмотрела на Евгения.

– Я тоже запомнила этот портрет, и долго стояла перед ним, а вот оценить не сумела. – Помолчав, она добавила, – У вас, наверное, стойкая память.

– Память у меня абсолютная, – сказал он не без гордости. – Стихи, да еще добротные, схватываю с первого чтения.

Евгений собирался уже продекламировать что-либо, когда заметил, что его спутница вдруг стала задумчивой, грустной, несколько раз оглянулась.

«Ждет Русинова», – понял он.

– А вы давно знаете Толю? – спросила она. – Однажды вы сказали, что он может учить уставы даже в то время, когда все смотрят хоккейные матчи. Неужели он ничем не увлекается?

– Почему же!.. Увлечений у него много – театр, кино, шахматы. Запоем читает книги.

– А вам не кажется, что Толя со странностями?

– За ним это водится. Раз он три дня ничего не ел. Надо же, говорит, знать, что такое чувство голода. Чудак!.. А потом два дня не пил воды, не спал трое суток подряд. Вечером упал на свободную солдатскую койку в казарме, только утром еле разбудили его.

Рассказывая, Евгений понял, что увеличивает число пробоин в чужой мишени, отводит себя на второй план. Он видел, как у Лены разгораются глаза, румянец покрывает щеки… Да, конечно, она думает о Русинове. Наверное, тот показался ей по-настоящему интересным парнем, какого она еще не встречала.

Словно подтверждая его догадку, она обеспокоенно спросила:

– Что же его так долго нет?.. Давайте тише идти. «Ей скучно со мной!» – уверился Евгений в печальной мысли.

Миновали мостик через ручей, где особенно густо, как бы напоказ, развесили сочную листву темноствольные ольхи. Тут Лена, обернулась, радостно воскликнула:

– Вот и Толя идет!

Вскоре Русинов примкнул к ним.

– Фу-у, намаялся! – сказал он. – Собрали толкучку у окошка. Пока расплатился да забрал твое шоферское удостоверение, тошно стало.

Евгений молча принял удостоверение, примечая, как девушка улыбнулась Анатолию – тепло, родственно. Рада, что пришел!

Русинов рассказывал что-то занимательное, а Лена, улыбаясь, прилежно слушала. И то качала головой, не спуская с собеседника живых блестящих глаз, то брались за щеку рукой, смеялась.

Пока добрались, над городом повисли сиреневые сумерки. На темнеющей шее улицы золотым ожерельем вспыхнули огни. Откуда-то потянуло тонким и сладким запахом цветущей акации. Киры Андреевны и Бориса Петровича не оказалось дома, – ушли в театр. Отдохнули немного и решили, что им пора, Взяв ключ от гаража, Лена вышла проводить их.

Лампочка перед домом все так же еле-еле мигала. Под каштанами стоял уютный сумрак. Отойдя от подъезда, Евгений с волнением стал ждать Русиновых. А те застряли на лестнице. Но вот на верхнем этаже хлопнули дверью, кто-то быстрый и легкий затопал по ступенькам вниз, – и почти тотчас из подъезда вынырнули парень и девушка.

«Что, спугнули вас, голубчики!» – усмехнулся Евгений.

Анатолий торопливо подошел к нему. Даже в сумерках видно было, как беспокойно блестят его глаза. Сунул в руки ключ, попросил смущенной скороговоркой:

– Готовь пока мотоцикл…

А сам вернулся к ней, к Лене. Ему явно хотелось увести ее подальше от дома. Евгению не по себе было наблюдать их любовную игру, и он отошел к гаражам. Разыскал нужную дверь, непослушными руками открыл замок. Не включая огня, нащупал руль «Явы», осторожно выкатил ее. Поспешно оглянулся: у подъезда никого не было.

«Увел все же! – с тоской подумал он. – Куда они подались?» И тут услышал тихий, неразборчивый говор: парень с девушкой затаились неподалеку, за каштаном.

«Неужели Толька поцелует ее сейчас?» – страдал он от ревнивой догадки, закрывая гараж. Включить фару мотоцикла и направить туда! Или сделать еще что-нибудь такое…

– Откуда дровишки? – отчетливо донесся недовольно-насмешливый голосок Лены и тут же подозрительно прервался.

Стало слышно, как шуршит ветер в листве деревьев. Из центра города лился металлический скулеж трамвая на крутом повороте.

– А вам не кажется, что вы не в меру энергичны? – холодно и сердито спросила девушка.

Евгений аж заулыбался в темноте. «Вот и отбрила тебя, Русинов! Это, брат, не по мишеням лупить. Тут, видать, и подкалиберным не прошибешь», – иронически думал он.

– Обожди же минутку! – грубовато заговорил Анатолий, тоже повышая голое. – Разве я чем-нибудь обидел тебя?..

Кинув что-то колкое развязному кавалеру, Лена скрылась о подъезде, ее каблучки зацокали по лестнице. Тут из-за деревьев показалась сумрачная, сник-тли фигура товарища.

– Что ты, торопыга, долго копаешься? – сердито спросил он.

Евгений отвечал тоже с раздражением:

– Надо же было «козла» вывести и закрыть гараж!.. А чего ты вдруг начал покрикивать на меня?

– Прости, – сбавил тон Анатолий. – Давай ключ, отнесу.

Он кинулся в подъезд и через минуту вернулся. От Русиновых они уезжали с такой стремительностью, что все мелькало перед глазами. Русинов еще бормотал уязвленно в тугой, все гасящий нахлест ветра. Евгений слегка поеживался от свежести, усмехаясь в радостном волнении. В нем опять поднималась надежда. Если Лена отвернется от Анатолия, то тогда…

– Что ты сдавил мне бока? – раздраженно крикнул Русинов, обернувшись. – Дышать же тяжело.

Едва город остался позади и начал меркнуть разлив огней, он сбавил скорость, поехал совсем тихо. У Евгения мелькнуло подозрение: не вздумал ли вернуться сдуру?

– Может, прибавим газу, Толя? – спросил он. – Завтра на полигон.

– Не всегда нужно спешить, – с раздумьем отозвался Русинов, а потом неожиданно спросил: – А как ты думаешь, Женя, сколько нужно дружить с девушкой, чтобы… словом, чтобы объясниться?

– Смотря какая девушка.

– Ты ее знаешь.

– К Лене нужен, как говорится, особый подход. Тут надо не на повышенной, а на первой передаче подъезжать.

– Что ж, ты прав, дружище.

Анатолий угрюмо замолчал. Ощущение тайного превосходства снова наполнило Евгения. Нет, дела его не ток плохи, как он думал.

– Может, и в самом деле прибавить газку? – пробормотал Русинов, и снова начал набирать скорость.

Они неслись сквозь необъятную темень ночи. Над их головами колыхалась и тоже куда-то спешила бездонная зыбь из звезд. Небо было ясное, стеклянно-звонкое. И до самого горизонта – звезды, звезды.

День стоял ни ясный, ни пасмурный – один из тех дней, какие бывают после обложных дождей. Небо затянуто светло-серыми тучами, и солнце то прожигало их, то тускнело и скрывалось. Тогда окрестные поля, лесистые взгорья и кустарники разочарованно хмурились.

Набухшая от влаги полигонная земля, вся в сочной некошенной траве, бурых метелках щавеля и желтом зверобое, поглощала гул идущих танков. Батальон майора Загорова вторые сутки вел тактические учения. Сейчас он совершал марш в предвидении встречного боя с противником. По западным нанесен ядерный удар и они принимают меры, чтобы как-то закрыть бреши – таков был замысел руководителя учений полковника Одинцова.

Сам комбат в танкошлеме, со шнуром от рации возвышался по пояс над люком головной машины и напряженно высматривал что-то, изредка опуская к карте глаза. Время от времени включал рацию, бросал в эфир:

– «Каток»!.. «Каток»!.. Почему не отвечаете? Я «Лафет». Прием.

«Каток» – позывной разведывательного дозора, который возглавлял лейтенант Русинов. Уже с полчаса от него кет ни слуху, ни духу. Ушел по маршруту движения, и как сквозь землю провалился. Что с ним случилось? Вечно у этого Русинова фокусы!..

Раздосадованный комбат хотел выслать вперед дозорную машину, – в эту минуту показалась балка. Он еще раз глянул на карту и свернул ее, сунул в полевую сумку: батальон шел верно. Только почему так изменилась балка? На карте она узкая и в летнее время сухая. А тут, как ни странно, заполнена водой по самые берега.