Текст книги "Полигон"

Автор книги: Иван Сажин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– А что, голубцы – штука вкусная, – отозвался Анатолий. – Спасибо, не откажусь… – И начал собираться.

Было около шести вечера, когда Евгений с чемоданом в руке добрался до общежития, взял у дежурной ключ. За время его отпуска в их комнате произошли перемены. Нет на стене гитары Анатолия, на тумбочке стоит фотопортрет незнакомого лейтенанта. Но почему незнакомого? Образ явно напоминает кого-то… Он ничего не знал о происшедших переменах, и ему сделалось тоскливо от сознания, что, кажется, потерял друга. Подумал, что Русинов, крепко обидевшись, перешел жить в другую комнату.

Но кто же теперь квартирует здесь? Лейтенант похож на полковника Одинцова. Уж не сын ли это его?.. Евгений наспех почистился с дороги, увидел в зеркале свое уставшее лицо и, сдерживая волнение, подался в часть. Встречались знакомые офицеры, прапорщики – он торопливо здоровался и спешил дальше: чтобы не расспрашивали, не спугнули в нем того нового чувства, с каким он вернулся из отпуска.

В городке было оживленно, как обычно бывает после занятий и работ, когда все освободились от службы и когда идет смена караула. Тут Евгений увидел своего хлопотливого товарища. – Русинов шел из боевого парка. Фуражка сдвинулась назад, поясной ремень скособочился. Под мышкой он нес свернутый комбинезон: наверное, проверял танки роты.

С неприятным чувством стыда и растерянности двинулся навстречу. Анатолий тоже увидел Евгения. На лицо его сама собой наползала улыбка, радушная, а вместе с тем вопрошающая.

Молодой ротный не на шутку замотался: лицо осунулось, темные глаза лихорадочно блестели.

– Блудный сын появился! – воскликнул он. На мгновенье воскрес тот жгучий, незаживающий разговор, задымил бикфордов шнур обиды.

– Ну, здравствуй, здравствуй! – лучезарился Русинов и, бросив на землю комбинезон, обнял друга.

Он же добрый, Анатолий! За что обижаться на него?

– А ты что-то не дюже поправился за отпуск.

– Не до того было, Толя, – вздохнул Евгений, опуская глаза.

Анатолий поднял комбинезон, и оба молча двинулись к казарме.

– Подзарядил аккумуляторы?

– Немного есть, отдохнул.

– Вот здорово, что ты приехал. Горячие деньки наступают, Женя!

– Что ожидается?

– Учения скоро начнутся, и очень солидные.

Анатолий ни словом не обмолвился о том, что тогда тяжким грузом легло меж ними. Да и вообще по натуре он не злопамятен. Достаточно у него и такта, чтобы не напоминать другу о недавних неприятностях. И Евгений испытывал благодарное облегчение.

Подошел капитан Приходько – в мундире и фуражке, брюки навыпуск (он временно исполнял обязанности комбата). На курносом лице такая торжественность, словно все еще праздновал назначение его начальником штаба батальона.

Взяв под козырек, Евгений доложил, что прибыл из очередного отпуска. Капитан глянул на свои часы – они у него с календарем, – подал взводному руку.

– Явились раньше срока! Это хорошая примета. – И повернулся к Русинову. – Пошли в штаб полка, срочно вызывают.

Анатолий подтянул ремень, попросил товарища:

– Занеси, пожалуйста, комбинезон в канцелярию!

Приходько и Русинов свернули на заасфальтированную, обсаженную по краям кустиками дорожку. Евгений проводил их взглядом и вошел в широкий казарменный подъезд, поднялся по лестнице. В просторном коридоре увидел своего заместителя Мазура с красной повязкой дежурного на рукаве мундира. Сержанта словно подменили: и не сутулится, и подтянут, и начищен до блеска. При появлении взводного замкнуто-честолюбивое лицо Мазура просияло:

– Батальон, сми-ирно! – придушенным голосом, в шутку скомандовал он, будто увидел высокое начальство.

Улыбаясь, они обменялись рукопожатием. – Как отдыхалось, товарищ лейтенант?

– Отдыхается всегда хорошо. А вот как вы тут потрудились?

– Лучше всех! – отвечал сержант звонким, чему-то радующимся голосом. – Вот стреляли на днях – снова отлично!

Евгений смотрел оторопело, – перед отпуском он совсем разуверился в своих наводчиках.

– Вот как!.. Но когда же вы успели подготовиться?

– А нас тут ротный так гонял, что чертям тошно было. Занимались по двадцать шесть часов в сутки! На два часа раньше начинали.

Все это говорилось размашисто, с удалой шуткой. И Евгений подумал обойденно: «Вот оно что! Значит, даже лучше, когда меня нет…»

– Однако взялся он за вас!

– А как же! На то и щучка в озере, чтобы карась не дремал.

Поговорка рассмешила Евгения, а в то же время заставила призадуматься. Ох, не прост, не прост Мазур! Заслышав взводного, солдаты спешили из казармы, ленкомнаты.

– Здравия желаем, товарищ лейтенант! – бодро звучали их голоса.

И вот что казалось странным: раньше они чурались его, а теперь сами тянутся к нему. И не видно уклончивых взглядов, хмурящихся лиц. «Да, чувствуется Толькина длань!» – посетовал Евгений, а сердце полнилось благодарностью к товарищу: не помнит Русинов зла. Все тот же – верный друг! Да и танкистам тоже надо, чтобы служба спорилась… Эта мысль была частью того счастливого откровения, что началось в последние дни отпуска.

Вскоре появился Русинов с пачкой топографических карт, – из-за них-то и вызывали в штаб. Евгений ревниво приметил, как танкисты потянулись к нему, оживляясь. А ведь это его, Дремина, люди!

– Что, Джафаров, мы не рота – мы дивизия? – напомнил ротный известную шутку, и солдаты отзывчиво рассмеялись.

– Так точно! – дурашливо отвечал Джафаров, жилистый, угольно-черный заряжающий из экипажа сержанта Коренюка.

– А как насчет тройки?

– Тройка все, канец! Теперь мы четверку берем.

– А плакался: не умеет узбек стрелять… Тоже мне дивизия!

Пошутив с танкистами, Анатолий сказал товарищу:

– Пойдем разберемся с картами.

Евгений отметил про себя: «Канцелярия заметно обновилась. Плакат на стене, в банке – цветы, забавный корень – голова оленя с рогами… Да, тут теперь на всем чувствуется отпечаток души Анатолия».

Разложив карты, Русинов протянул взводному несколько штук.

– Получай свою дозу облучения. Надо сегодня же склеить: сигнал сбора могут объявить в любой час. После ужина собери своих танкистов и спроси, все ли машины исправны. Если нужны регулировки, то немедленно произвести.

Анатолий объяснил, чем заняться в первую очередь. Он обладал цепкой восприимчивостью ума, наперед знал, где, что и как сделать. У него на все был точный взгляд. И слушая его, Евгений несколько раз ловил себя на мысли: «Да, Русинов сумел утвердиться на службе сам. А вот меня утвердили, да я не удержался».

– Что-то Мазур хвалился, будто мои слабаки отлично стреляли, – небрежно обронил он, когда ротный умолк.

– Дважды выезжали твои танкисты на полигон и дважды получили отличную оценку. Да и зачетное вождение взвод провел отменно. Еще на учениях рвануть бы пятерку – и наши в дамках.

– Да ты что! – удивился Евгений.

Самодовольная ухмылка разлилась по смуглому лицу Анатолия.

– Не верится?.. Вот журнал учета, можешь глянуть сам. Сведения поданы в штаб батальона, утверждены начальством.

Евгений трудно постигал то, что услышал, и то, что увидел в журнале. Оформлено честь по чести. Против танкистов его взвода стоят звонкие пятерки, вписанные рукой Русинова. «Значит, можно верить… Когда же он успел?»

Должно быть, Анатолий понял его, весело заговорил:

– Молодцы у тебя ребята! Был я у них на взводном собрании. Мнение единодушное: подтвердить к осени звание отличного взвода.

И собрание, и то, как Русинов тренировал его танкистов «по двадцать шесть часов в сутки» – все вдруг представилось Евгению, и он побежденно пробормотал:

– Да-а, убил ты меня, Толя!

Он побаивался, что после размолвки у товарища не будет желания помогать ему, давать советы. Но Русинов оказался не из тех, кто носит камень за пазухой: подтянул его взвод да так, что позавидуешь. Евгению даже неудобно стало, ведь сам хотел обучать и воспитывать солдат, а прикатил на готовенькое.

Да полно, такое ли готовенькое! По сути лишь начало сделано. Дальше – непочатый край работы. Вот и учения надвигаются, а там опять стрельба, вождение, тренировки.

– Спасибо, Толя, – растроганно молвил он.

– А, перестань, – отмахнулся товарищ. – Если хочешь знать, я не для тебя только – для себя старался. Так что не будем о том.

– Ладно… А как уходил Одинцов?

– Было построение… Растрогал нас до слез, когда со знаменем прощался. Встал на колени, уткнулся в алый шелк и минут пять не поднимался. Такой уж человек… Вечером офицеры собрались в нашем офицерском клубе чай пить. До полуночи сидели с ним.

Анатолий восхищенно умолк, припоминая подробности.

– Вот хозяйский мужик! Никого не обошел, каждому дал напутствие. Надо, говорит, уметь мобилизовать ресурсы личности, чтобы умножить ресурсы подразделения. Не забывать о психологии молодежи, об извечной охоте померяться силами, удовлетворить самолюбие. И повторил: самолюбие, а не себялюбие. Это разные понятия. Двигающее – первое из них. Не должна дряхлеть и наша боевая ярость. Трудно все передать, Женька. Жаль, что ты не слышал сам. Это неповторимо, это школа. Тут и теория и практика в высшем синтезе…

– Да, Одинцов – это школа. Его смело можно назвать профессором танкового боя… А тебе он что сказал?

– Мне тоже подзарядил аккумуляторы – хватит до новой должности… Между прочим: была речь о тебе. Одинцов мне так сказал: «За Дремина головой отвечаете. Хочу, чтобы он был и вашим другом, и толковым офицером. У него для этого есть все данные. А командиры рот в части постоянно требуются…»

– Спасибо, Толя, – признательно обронил Евгений. Помолчали, Русинов вдруг улыбнулся.

– Да!.. Тут было письмо от Светланы. Спрашивала о тебе. Я сразу дал ответ. Не заходила она?

– Заходила… Мы с ней решили расписаться.

– О-о, так ты не терял времени даром! – оживился Анатолий. – Поздравляю, Женя! Правильно сделал. Светлана – хороший человек. А я тоже хочу обзаводиться семьей. Квартиру мне дали…

И замолчал, убаюканно вперился во что-то дорогое ему. Думал о Лене, с которой недавно говорил по телефону.

«Что-то скрывает Толька! – понял Евгений. – Может, боится, что помешаю опять?.. Ну дело его. Я тоже пока помолчу о переводе в училище. И все же здорово, что он так подтянул мой взвод!»

– Что, пошли на ужин? – спохватился ротный, пряча карты, – Потом доделаем. Сейчас познакомлю тебя с твоим новым квартирантом…

И начал рассказывать о Володе Одинцове. Судя по всему, он был доволен новым командиром взвода.

Над учебным центром трезвонился новый день. По небу плыли всклоченные облака. Утро занималось ветренное, по-осеннему прохладное. И от ветра, настывшей брони и от того, что ночь провел без сна, Евгений подрагивал. Жалел о джемпере, оставленном в общежитии, – понадеялся на хорошую погоду, а она взяла и испортилась.

Третий день идут учения. Вчера восточные основательно потеснили западных. Нынче – решающий день. Нынче определится, чья же победа. Наводчик Данелия, рыжеватый бровастый грузин, и заряжающий крепкорукий солдат Тиунов сидели в готовности на своих местах. Они тоже продрогли. На лице у Тиунова топорщится темноватый пушок.

– Что же нет команды? – беспокоится Дремин. – Надо двигаться, пока не рассвело совсем. Да и теплее в движении…

В телефонах втрое прибавилось шума, точно заработал вентилятор, – кто-то включился на передачу. Близкий, как бы залезающий в уши голос прокричал:

– «Маховик» – один, два, три!.. Я «Маховик». Заводи – вперед!

– Понял, вперед! – сразу отвечал Евгений (по замыслу учений его взвод выступал первым). Передал приказ командирам экипажей и велел своему механику трогать.

– Есть! – отозвался по ТПУ Савчук.

Взводный даже представил, как он, поглядывая на приборы, готовит двигатель к запуску. Танк вздрогнул, оживая, ошалело загремел мотор. Через три-четыре секунды металлический звук набух многотонной тяжестью – механик включил передачу. И стальная глыба танка повалила с места, подминая кусты, роняя с бортов маскировку.

Все три машины вышли из лесной посадки. Набирая скорость, ходко двинулись вперед. Маршрут пролегал вначале по открытому холмистому полю, а затем – низинкой, по кустам, вдоль русла высохшего ручья. Выскочил и кинулся в сторону заяц. Полигонный, не слишком-то пугливый.

Русинов, командир ГПЗ, долго выбирал этот путь. Отдавая приказ взводным, подчеркнул: в сторону не сворачивать. В дозор послал целый взвод: дескать, в случае необходимости – сразу завязать бой.

Вцепившись в округлую проушину прибора наблюдения, – танк сильно качало на неровностях, – Евгений внимательно осматривал проплывавшие по сторонам холмики и кусты. Как-то сложится нынешний учебный бой! Русинов, конечно, не даст маху, постарается.

В эти дни Евгений все больше убеждался в доброжелательности друга. Здорово же тот подтянул его взвод! Теперь он чувствовал в своих танкистах ответную готовность, да и сам испытывал незнакомое ранее удовлетворение от того, что повелевает ими. Пережив тягостную тоску неполноценности, он жадно впрягался в работу. На учениях ему хотелось делать все так, чтобы товарищ остался доволен им и его людьми.

Облака поредели. Взошедшее за спинами танкистов солнце начало золотой сев лучей на продрогший за ночь мир. Широко раздвинулись горизонты, открылись дали, Евгений еще и еще раз убеждался, насколько продуманно выбрал Русинов маршрут движения. По кустарнику, со стороны восходящего солнца, да под гул курсирующих в небе самолетов можно пройти незамеченным куда угодно.

Он не отрывал глаз от перископа. Главное – обнаружить западных и доложить. А там все пойдет своим чередом. Впереди слева внимание привлекла высотка, почти голая, с зелеными купами кустов. На мгновение показалось, что вершина ее высвечивает странным стекольным блеском. Да, так и есть, с высоты кто-то ведет наблюдение. Видна свежая глина – следы роющихся окопов, огневых позиций артиллеристов. И что-то уже запрятано в землю, замаскировано ветками. «Ну-ка, ну-ка покажите, что там у вас!» – подумал он о западных и, включив передатчик, стал докладывать.

Русинов отвечал, что понял, что тоже видит. Затем он связался с командиром полка, неожиданно попросил:

– Разрешите послать один взвод на поиск? Есть необходимость кое-что выяснить. Прием.

– «Маховик»… Разрешаю поиск, – передал Загоров. – Основными силами роты продолжайте выполнять задачу головной походной заставы. Прием.

– Вас понял! – Русинов тут же вызвал первый взвод: «Маховик» – один! Вам в поиск – по низине в сторону леса «Редкий». Увеличить скорость. Как поняли? Прием.

Ответив, что выполняет, Евгений усмехнулся: «Вот и начинаются мудрости! В таких случаях вступают в бой. А что даст поиск?..» Впрочем Русинов никогда не придерживается традиционных предписаний. На учениях он – все равно, что рыба в воде.

Кочковатая низина, затянутая кустами и камышом, укрывала танки от наблюдения. Однако пройти по ней было не просто. Зыбкая почва оседала под гусеницами, а мотор гудел тяжело, надрывно. То и дело встречались ямы с водой. «Хоть бы не засесть тут!» – переживал взводный.

Кустисто-камышовая низинка закончилась, когда танк сержанта Мазура, шедший правее и сзади, все-таки застрял.

– Попали в яму! – невесело передал командир экипажа.

Развернув назад перископ, Евгений пригляделся: от засевшей машины видна была только башня с задранным вверх стволом. Он не без досады включил рацию, доложил ротному.

– «Маховик»-один! Идти вперед. Скорость, скорость! – шумно вырвалось в ответ из телефона.

Опять мудрости. Всего-то семь минут потребовалось бы на то, чтобы сдать назад и накинуть серьгу троса на крюк застрявшей машины. Но терять время, должно быть, нельзя. В бою побеждает тот, кто быстро и точно выполняет приказ старшего командира. У Евгения было ощущение, что его ведет уверенная рука. Только куда? Почему Русинов уклонился от боя с обнаруженным противником и послал взвод в поиск? Почему оставил без помощи попавший в яму танк?

Слева потянулся лес «Редкий». И тут откуда-то выскочил дикий кабан. Взъерошенный, напуганный зверь пустился наутек. В это время командир головной походной заставы запросил по радио, не видно ли основных сил западных, каких-либо траншей, скопления танков или машин.

– Ничего этого нет и в помине! – отвечал взводный веселым голосом. – Вижу только бегущего вепря.

– «Маховик»-один! Увеличить скорость до предельной. Направление – лес «Дальний», – последовал новый приказ. – Танк Мазура вытащен.

«Не то сами убегаем, не то зверя догоняем!» – недоуменно пожал плечами Евгений, приказывая механику идти на высшей передаче.

Болтанка усилилась. Тяжелая стальная машина то наклонялась, то подпрыгивала, и сидящие в ней танкисты напряглись, частые толчки кончились бы плачевно для них, если бы не эластичные ребра на танкошлемах: головы то и дело стукались о выступы металла.

С обвальным грохотом, словно желая пробить землю, стальные машины неслись вперед около часа. Прикинув по карте пройденное расстояние, лейтенант присвистнул: набиралось до тридцати километров. Можно было спросить механика о показаниях спидометра, да не хотелось выключаться из радиосети.

Близился лес «Дальний». Густой, почти сплошь сосновый. Ни на опушке, ни за деревьями не замечалось никакого движения. И полевая дорога, прибитая дождем, никем не тронута. «Какое же решение примет теперь самобытный полководец?» – усмехнулся Евгений, подозревая, что затея командира ГПЗ оказалась пустой.

– Идти лесом! – приказал по радио Русинов. – Усилить наблюдение. Докладывать о каждой отметке на дороге. И – скорость!

Скорость в сосновом бору пришлось уменьшить, так как вести наблюдение из танка стало труднее. К тому же дорога, точно пьяная, виляла то вправо, то влево. Вековые сосны вскидывались по обеим ее сторонам, и ей не было видно конца.

Неожиданно Евгений заметил автомобильные следы. Они тянулись от просеки, что сквозным коридором промахивала по сосняку. Протекторы тяжелых грузовиков прорезались на податливой после дождя земле. Не успел он доложить об этом, как за поворотом путь преградил свежеотесанный, с потеками смолы шлагбаум. Неподалеку прохаживался солдат с автоматом на груди…

– Вот тебе и на! Охрана, – пробормотал взводный, начиная понимать смысл происходящего. Но пропустят их или придется сбить шлагбаум?.. Теперь он уже и сам торопил события. Как ни странно, часовой пропустил пятьдесятпятки, приняв за свои. Тем лучше – меньше шума. А что, если здесь штаб руководства западных? Вот бы напасть на него!

Автомобильные следы вскоре свернули вправо, в непролазную чащобу. Не прошли танкисты в новом направлении и ста метров, как высветлилась поляна. И на ней, угрожающе нацеленная в ту сторону, откуда наступали восточные, стояла ракета.

– «Маховик»!.. Нарвались мы на штучку! – изумленно кинул по радио лейтенант, соображая: «Поблизости нет ни души. Значит, ракета подготовлена к пуску, – нужно немедленно уничтожить ее, иначе будет поздно».

Едва доложил о грозной находке, как последовал приказ: сделать по два выстрела из орудий, сбить макет с площадки и поворачивать назад.

Холостые залпы гулко прогремели в сосновом бору. Макет Евгений сбил своим танком. Должно быть, механик не рассчитал: когда ракета падала, что-то затрещало.

– Назад, Савчук! – приказал взводный.

Танк развернулся, готовый уйти, но тут показался «газик», зайцем юркнул за сосны. Из него выскочил офицер-посредник с белой повязкой на рукаве мундира, отчаянно замахал флажком.

– Стоп, Савчук!

Евгений открыл люк, сдвинул ребристый шлем на голове.

– Чьи танки, спрашиваю?

– Восточных, товарищ подполковник.

Лицо посредника выразило крайнюю степень удивления.

– Когда же вы успели?

– Только что.

Из-за сосен выбежал майор с красным рассерженным лицом.

– Что за хулиганство, танкисты! – разразился он густым басом. – Ракету уронили, стартовую площадку сломали… А ну вылазьте, установите все как было! Иначе отправлю сейчас к командиру.

Подполковник расхохотался, уперев руки в бока.

– Вот видите, что вы натворили! Не успел ответственный товарищ доложить о готовности ядерных средств, как вы их раздавили! – Он повернулся к майору. – Противник не за тем послал сюда своих танкистов, чтобы они устанавливали вашу ракету.

– Какой противник! – расстроенно моргал глазами майор.

Посредник начал объяснять ему, а Евгений уже не слушал: опять вызывали по радио, требовали доложить, где находится.

– «Маховик»!.. Нахожусь у ракеты. Задержал посредник.

– Скажи, что получил приказ и немедленно выходи из леса.

– Вас понял. Выхожу!.. Вперед, Савчук!

Однако и провидец этот Русинов – наперед знает, что нужно делать!.. Евгений уже понимал, что их внезапное, как вихрь в затишье, вмешательство спутало планы западных. Но он еще не все понял.

Назад они мчались с предельной быстротой, а их подгоняли:

– «Маховик»-один! Скорость, еще раз скорость!

Танки роты уже скрылись в овраге, когда Дремин со своим взводом прибыл туда. Русинов бежал наперерез его машине, призывно махая. Едва спрыгнул с заляпанного грязью борта, как товарищ схватил его руку и крепко тряхнул.

– Ну, молодчина! – Анатолий смотрел на друга счастливыми глазами. – Сейчас начнем лупить западных, как шведов под Полтавой. Проворонили они удачу…

Он не успел объяснить, так как началась артподготовка. Сзади, за высотой, дымно запрыгали султаны взрывов.

– По машинам! – заорал ротный, и метнулся к своему танку.

Пятьдесятпятки заняли склон оврага, обращенный к противнику. Странная, пока неуловимая связь была между приказами ротного по радио и действиями западных, – те вдруг снялись с высоты, начали отходить под нацеленные стволы танковых орудий.

«Хотели укрыться в овраге перед ядерным ударом!» – понял Евгений. Значит, Русинов разгадал их замысел и победил!

Выскочив из засады, танкисты открыли огонь по отступающему отряду западных. Бронетранспортеры, танки и пушки противника оторопело замедляли движение, все смешалось. А сзади, обходя высоту, из дымной пелены разрывов пробились главные силы восточных, и рота Русинова пошла с ними. Оставив за плечами разгромленного неприятеля, стремительно мчались вперед стальные машины, – они вырвались на оперативный простор.

Из залитого солнцем лесочка, что яснел в стороне от озера, выползли три танка. Наглухо задраенные от орудийных стволов до жалюзей, с высокими, как зеленые колонны, трубами над башнями.

Батальоны полка Загорова преодолевали водную преграду, по дну. За переправой наблюдали поджарый и верткий генерал Маренников, офицеры штаба и приехавший впервые на учения в качестве представителя штаба округа полковник Одинцов.

Генерал Маренников, от природы общительный, жизнерадостный, в это солнечное утро гордился своими танкистами, почти с юношеским восторгом следил за движением пятьдесятпяток. Молодой еще, генерал не утратил стройности, и по тем репликам, которые адресовал степенному насупленному Одинцову, можно было судить о живости его натуры.

Во внешности Маренникова была опрятность, присущая людям, влюбленным в армейскую службу, знающим в ней вкус. Он выглядел щеголем от фуражки и мундира до безупречно начищенных сапог. И это шло ему, украшало его, а когда он улыбался, то под щеточкой усов обнажались некрупные, сахарно-белые зубы.

А на улыбки генерал не скупился, хотя вряд ли назовешь его добряком. Взгляд его серых повелевающих глаз свидетельствовал о воле, осознании своей власти, умении распорядиться, а когда нужно, то и наказать.

Управлял танкистами сам Загоров, теперь уже подполковник. Он сильно изменился за последнее время. И тот, кто не знал его раньше, мог бы сказать, что видит перед собой человека спокойного ума, сдержанного и корректного. И только в резковатых жестах да в холодных порой глазах прорывался прежний комбат.

По обыкновению собранный, подтянутый, он все же казался уставшим, – не спал минувшей ночью, почти все время был на ногах. Многих хлопот потребовала подготовка к сложной переправе. Но теперь все налажено, продумано – остается лишь подавать команды.

Между тем три танка, достигнув озера и оставив берег, не спеша уползли под воду, как исполинские крабы. Вскоре от них остались одни торчащие над озером и движущиеся как бы сами по себе воздухопитающие трубы.

Экипажи вели свои машины почти вслепую, ориентируясь по приборам. И так же тройкой, как ушли под воду, танки показались на той стороне озера, свернули в ближайший кустарник, затаились на время. Стукнули, открываясь, люки, и вот уже упали высокие трубы, сброшены заглушки с орудий, открыты жалюзи. Громом пушек и раскатами пулеметных очередей танкисты давали знать, что преодолели водный рубеж, ввязались в учебный бой. А под воду уходили все новые и новые тройки, спеша развить достигнутый успех.

В свой черед приступила к переправе и рота Русинова. Напряженно гудит мотор, шумит и обвевает лица засасываемый по трубе воздух, почти неслышно журчит, обтекая броню, мутная вода. Трудным, неведомым путем идет танк, освещенный внутри плафонами, подрагивающий от усилий. С непривычки жутковато, а в то же время распирает чувство гордости: стальная машина способна преодолеть любую преграду! Даже не верится, что сейчас она идет по дну глубокого озера.

Как и механику Виноходову, наводчику Ванясову и заряжающему Усачеву, лейтенанту Русинову тоже казалось необычным происходящее. Но тут в потрескивание телефонов ворвался властный голос:

– «Двадцать первый»! Вы отклонились вправо. Примите левее.

Речь шла о танке командира роты, и Русинов тотчас отозвался:

– Вас понял! Принимаю левее.

По переговорному устройству он приказал механику сменить курс, спрашивая, почему сбились с маршрута. Тот кинул взгляд на гирополукомпас: диск с делениями своей нулевой отметкой «плавал» под красной чертой.

– Иду точно по прибору, – обескураженно отозвался Виноходов.

Русинов сам проверял гирополукомпасы на танках, и знал, что все они исправны. Но знал и другое: в момент ориентировки линия направления движения может не совпасть с подлинным маршрутом, и тогда происходят досадные недоразумения, – прибор начинает уводить в сторону.

– Бери еще левее! – приказал ротный. Неожиданно пятьдесятпятка, накренясь вперед, как бы присела под тяжестью воды – мягко спрыгнула в какое-то углубление. Дернулась раз-другой и замерла на месте.

– Что случилось? – спросил Анатолий механика.

– В подводную яму попали! – расстроенно доложил тот.

– А ну прибавь оборотов двигателю! Попробуем выбраться.

Раздосадованный глупой задержкой, Русинов вышел на связь с докладом – ему приказали немедленно выключить двигатель. Он все понял и крикнул по ТПУ:

– Стоп, Виноходов! Глуши мотор.

Механик выполнил команду – и сразу гулкими ударами сердца забилась тишина. Танкисты словно пристыли на своих металлических сидениях. Первые секунды все четверо ошарашенно молчали.

Анатолий уже знал, куда заехал, – в ту самую илистую яму, о которой ему однажды рассказывал Микульский. На дне ее грунт солидольно вязкий, заболоченный. И если командир полка велел остановить двигатель, то это значит лишь одно: пытаясь вырваться из подводной ловушки, они еще глубже застревали в ней.

– Вот же холера! – со злостью ругнулся он и спросил по радио, какой отрезок трубы остался над водой.

Командир полка ответил, что не больше сорока сантиметров, и предупредил: не делайте попыток выбраться! Танк сейчас вытащат. Спасательной группе уже дана команда.

«Влипли мы! – не без тревоги думал Анатолий. – Видать, глубоко запахали – осадка метра полтора».

– Ну что, товарищ лейтенант? – спросил Ванясов, поворачиваясь к ротному. В голубых глазах затаилось опасение.

– Да что?.. Известное дело, будут вытаскивать на буксире нас. Спасательной группе дана команда, – деловито-озабоченно отвечал Русинов. – И как занесло нас в эту проклятую яму?

В танке теперь улавливался каждый шорох: пролети муха – и ту услышали бы. Наверное, нигде не бывает такой глубокой тишины, как на дне водоема. В мертвящем безмолвии гаснут все звуки, чудится плеск воды за металлом.

Сдвигая танкошлем, Анатолий заговорил бодрым голосом:

– Как самочувствие, броня и мужество? Что приуныли?

Проникаясь его бодростью, танкисты отвечали, что самочувствие нормальное, однако было заметно: им не по себе в стальном склепе. И не хочется молчать, – они рады, что командир понял их и завел этот разговор.

Снизу, из отделения управления, горбатясь, вылез Виноходов. Не спеша распрямился за пушкой, около заряжающего. Вытер ветошью чернявое, вспотевшее от волнения лицо.

– Из-за меня опять… Подвел вас, товарищ лейтенант.

– Если шел точно по гирополукомпасу, то подвел не ты, а прибор. Так что не переживай… А ну тихо!

Все четверо замерли, прислушиваясь к шипящему журчанию. Где-то сочилась вода как бы через закрытый, но испортившийся кран, – на глубине-то напор сильнее! Должно быть, при движении разошлась вязкая, как пластилин, замазка на щели нижнего люка.

– Виноходов, проверьте! – приказал Русинов. Механик нырнул вниз, и оттуда донесся его голос:

– Есть течь, товарищ лейтенант!

– Сильная?

– Да нет… Вода медленно прибывает.

– Приготовьте помпу!.. Всем проверить изолирующие противогазы.

Анатолий говорил ровным, уверенным голосом, а сам приглядывался к танкистам. Держались они свободно, без страха, хотя на лицах и отражалась тревога. Заряжающий Усачев, отделенный казенником орудия, суетливо копался на своем месте.

– Что там у тебя? – спросил ротный.

Солдат поднял голову. Его широкое, в темных пятнышках от угрей лицо было смущенно-озабоченным.

– Да вот морокую, куда документы спрятать, чтобы не намокли.

Причина смущения заключалась в том, что перед учениями парень получил фотографию от девушки, с которой вместе учился в школе и к которой питал дружескую привязанность. Он боялся, что дорогая память намокнет и испортится.

– Правильно заботишься, – одобрил лейтенант, и достал из кармана целлофановый мешочек. – Складывай сюда все документы. Мои – тоже. Держи!

Брал с собой кое-что из продуктов. Вчера доел остатки колбасы и хлеба. А мешочек не выбросил потому, что тот мог пригодиться. Теперь вот не будет болеть душа, что намокнет партбилет.

Пряча документы, Усачев с надеждой поглядывал на ротного из-под танкошлема. Анатолию стало жаль добродушного коротышку. На уроках легководолазной подготовки парень так мужественно бледнел…

– Как водичка, прибывает? – спросил он механика.

– Я уже ноги на плечи поднял! – пошутил Виноходов. – Такая холодная, как из-под льда. Наверное, из родника…

– Включай помпу. Надо проверить, исправна ли она.

Ноющий звук электропомпы заполнил замкнутое пространство танка, влипшего в клейкий ил подводной ямы.

– Качает – сообщил механик. – Начала убывать вода.

Казалось, танк медленно, почти незаметно для глаза накренился влево. Сначала подумалось, что это просто обман чувств, но тут же пришло соображение: левой гусеницей машина зарылась в вязкий, неустойчивый грунт, и тот расползается. Хорошо, что сразу выключили двигатель, вибрация в таких случаях опасна.