Текст книги "Полигон"

Автор книги: Иван Сажин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Пустые бредни! – хохотнул Анатолий.

– Ничего не пустые. Он тогда развил передо мной целую теорию безбрачной жизни. Ссылался на Кампанеллу, Белинского, Чернышевского.

– А я говорю, пустые! Ждешь доказательства?.. Раз я пошел в кино – ты тогда был в наряде. Взял билет, отыскал свое место в зале. Смотрю, впереди – Загоров, и не один. Рядом с ним такая лапушка, что заглядение. Смуглая, щечки с румянцем, шелковистые волосы пышные и черные, будто их в тушь обмакнули.

Я позавидовал, глядя на них. Только картина началась, подружка головку склонила на плечо Петровичу да так и сидела. Понял, идеалист?

– Ох, Толька! – спохватился товарищ, глянув на часы. – Мы болтаем, а время-то летит! Как бы нам без ужина не остаться.

– Да-да! Пошли умоемся… Но ты так и не ответил мне: согласен в театр в субботу махнуть или нет?

Душевая была рядом. Оголенный по пояс, Евгений фыркал, разбрызгивал воду, медлил, – как тут поступить?

– Не знаю, что и сказать. Во-первых, далеко, во-вторых, неизвестно, сколько времени мы там задержимся.

– Задержимся столько, сколько нужно, хоть до конца воскресенья… Кстати, на месте ли наша «Ява»?

Мотоцикл марки «Ява» они купили вскладчину и успели исколесить на нем все окрестные дороги, совершая продолжительные путешествия в свободное время.

– А ты что, думаешь, с первой поездки и женишься. – начал подтрунивать Евгений над Русиновым, когда вернулись в комнату.

– Я долго раздумывать не стану. Говорят, на войне по-военнному: оценил обстановку, принял решение – и в бой… Слышал, как женился один парень из нашего училища?

– Кто это? – поинтересовался Евгений, одеваясь.

– Фамилию не помню, а зовут Эдуардом. Он выпускался года на два раньше нас… Еще говорили ухватистый мужик.

– Ладно, рассказывай, не тяни.

– Так вот, назначение он получил дальнее. На выпускном вечере преподаватель возьми и скажи ему: женись здесь, Эдуард. Там подружку днем с огнем не сыщешь. Знаю те места… Парень намотал это на ус, а невесты не было. Что делать? Вечером с дружком потопали в общежитие. Постучались в одну комнату! «Девушки, простите нас! Мы с деловым предложением: кто хочет выйти замуж?» Красавицы похихикали и молчали, Ребята – в другую комнату. А тут сидит одна лапушка, пригорюнилась. Дружила с парнем, да поссорились они. Подняла на сватов глаза: «А кто жених-то?» Эдуард представился ей. Она вскочила, встала рядом. «А ну, девочки, оцените!» – говорит. Подружки в один голос: ты с ним, как березка с ясенем. И благословили, свадьбу сыграли.

– Да ты-то откуда все знаешь? – недоверчиво хмыкнул Евгений.

Вытянув короткую крепкую шею, Анатолий застегнул галстук, поправил перед зеркалом воротничок зеленой рубашки.

– Знаю, не проболтаюсь. Помнишь, письмо моего земляка Петьки Шияна? Он как раз в том гарнизоне служит. – Выдвинул ящик стола, покопался. – Жаль, не сохранилось. Там еще были такие слова: живет Эдуард с женой душа в душу, два сына у них. Он уже ротой командует, а она в школе преподает.

Оба стихли, размышляя над тем, какие странные вещи иногда происходят в жизни.

– Нет, я на такую аферу не решился бы, – сказал Евгений.

– Мог бы и не говорить, – заметил Анатолий. – Тебя-то я знаю. Купаться пойдешь, так пока десять раз не пощупаешь воду, не лезешь. Между прочим, в женитьбе тоже смелость нужна.

– Разумеется. Но хотелось бы встретить настоящую любовь. Тогда колебания сами собой отпадут.

– Ха-ха… Никто не станет отрицать, любовь – великое благо. Только ты не хуже моего знаешь, что она встречается не каждому. Что ж, на корню засыхать?

– Толя, ты не прав. И придет срок – убедишься. Счастье познают лишь тогда, когда встречают истинного друга жизни.

На лице у Русинова появилась ироническая гримаса. Женя, прости меня, но ты похож на того блаженного, который стоит с открытым ртом – вот так! – и ждем, когда залетит это самое счастье. Да еще обижается, что долго не залетает.

Он рассмеялся: так живо изобразил Русинов блаженного, слоящего с открытым ртом.

– Ладно, пошли на ужин. Согласен я пойти в театр.

– Давно бы так!

Одевшись, они крутнулись раз-два у зеркала, закрыли комнату на ключ и, оживленно беседуя на ту же приятную тему, подались в столовую.

Заказчица была привередливой, к тому же не имеющей определенного вкуса. Она принесла отрез ацетатного шелка броской расцветки и хотела, чтобы в ателье пошили ей платье для пикника.

– Только подберите поэффектнее фасо-он, – просила она, жеманно растягивая слова.

Ей было за сорок. А это тот возраст, когда женщины особенно ревниво следят за собой. И многим из них кажется, что новшество в одежде поможет вернуть то, что утрачено с годами.

Закройщица Аня Скороходова, подвижная, симпатичная смуглянка, выслушав просьбу, пообещала сделать все, что в ее силах. С клеенчатым сантиметром и цветным мелком в левой руке, она листала журналы мод, предлагая клиентке то спортивное, то платье с жабо. На каждое предложение следовал иронически-капризный ответ:

– Поинтересней бы что-нибудь…

Заметив, что женщина часто окидывает ее взглядом, Аня спросила:

– Может, вам хотелось бы сшить такое платье, как у меня?

Сняла кофту. Однотонное, салатовое, с подрезом впереди, короткими рукавами и отложным воротничком, платье было сшито со знанием дела и, конечно же, придавало молодой строимой закройщице особую элегантность. Женщина осмотрела его с невозмутимым видом: ей хотелось чего-то ошеломляющего.

Аня перелистала журналы, какие были в ателье, и уже теряла терпенье. На языка вертелись слова: «Извините, в таком случае ничем не могу помочь». В это время послышался глуховатый голос приемщицы Раисы Антоновны:

– Аннушка!.. К телефону.

Извинившись, закройщица вышла в приемную. Неужели Алеша? – с забившимся сердцам подумала она. Давно уже, три недели ждет от него звонка. Волнуясь, приняла от приемщицы трубку.

– Да, я слушаю!

Отозвался он, родной и желанный:

– Аннушка, здравствуй!.. Это я.

По тому, как зажглись глаза под соболиными черными бровями, как зарделись щеки, не трудно было догадаться о состоянии молодой женщины. Голос ее словно перестроили на праздничный лад – в нем зазвучало столько восхищения, нежности, восторга, что передать словами невозможно.

– Здравствуй, Алеша! Значит, ты уже вернулся?

– Да… И время свободное есть. Ты меня хорошо слышишь?

– Отлично, Алешенька!

Аня представила, как он держит трубку, стоит. На его переносице сошлись остистые русые брови. Фуражку он снял, и непокорные волосы рассыпались по лбу. А она запустила пальцы в эти волосы и ерошит их…

Конечно, Алексей тоже радешенек, тоже волнуется, и потому говорит громче обычного. Его слышит, видимо, не только она одна… Плотно прижав трубку к зардевшейся щеке, пугливо глянула на приемщицу – та делала вид, что очень занята. Аня смутилась. Ей вдруг показалось, что она не имеет права на такое безмерное счастье. Может, кого-то обидели, и все, что причиталось многим, отдали ей одной. На мгновение она почувствовала себя неловко.

– Что же ты замолчала? – обеспокоенно спросил Загоров.

– Я рада, Алешенька! Рада. Жду тебя.

– Буду в шесть.

Поблагодарив Раису Антоновну за внимание, осторожно положила на место трубку и пошла. Нет, не пошла – полетела на крыльях: так порывист и легок был ее шаг, так тепло и солнечно было на душе. От недавнего раздражения не осталось и следа. В каком-то осеняющем вдохновении внезапно постигла капризную заказчицу, ее неуклюжую попытку скрыть свою беспомощность за этим наигранно-ироничным «Поинтересней бы что-нибудь». А еще вспомнила, что идя на работу, захватила с собой модный журнал, который прислала из Москвы сестра и который Аня показывала утром своим мастерам и вездесущей приемщице Раисе Антоновне. Журнал лежал на полке в закройной. Она быстро сходила туда, взяла его и с ободряющей улыбкой вернулась к приунывшей заказчице.

Женщина вмиг оживилась, листая журнал.

– Вот видите, есть же фасоны получше! – Теперь она была уверена, что не отстанет от моды не только в областном, но и европейском масштабе. – Что вы мне предложите?

Закройщица бегло перекинула несколько страниц и показала фигуры двух стройных длинноногих девиц в голубом и желтом платьях.

– Вот это прогулочное, с белой отделкой, будет вам очень к лицу. Лучшего фасона не подберешь.

Как видно, женщине надоело отвергать, она и сама хотела на чем-либо остановиться, и ответила согласием: это ей нравится.

– Вот и чудненько! – Аня сняла с плеча сантиметр и, обмеривая раздобревшую клиентку, делая записи в акте раскроя, оживленно затараторила: – Для пикника такое платье как раз подойдет. Летнее, без воротника, и теплое, под самую шею. Но оно с отделкой, и к нему нужны белые перчатки…

– Такие у меня есть, – ответила посетительница. Видя, что все складывается к лучшему, она повеселела.

Аня тоже забыла о недавней неприязни к женщине и своем намерении ответить ей отказом, и хотела только одного: чтобы та осталась довольна. Дописав последние цифры, отпустила ее.

– Все! Будьте здоровы. Оформляйте заказ у Раисы Антоновны. Первая примерка – в пятницу. Заходите во второй половине дня. Обед у нас с часу до двух.

– До свидания, милая. Спасибо вам.

В закройной Аня сняла кофту, пристегнула к поясу куцый суконный фартучек, чтобы не тереть платье о край широкого стола, занялась привычным и любимым делом…

Работа у нее спорилась. В течение полутора часов она раскроила столько, сколько иной раз не успевала и за полдня. А между тем все более отдавалась тому волнующему, пьянящему чувству, которое неизменно охватывало ее накануне встречи с любимым. Вдруг вспомнила, что Алексей пообещал прийти в шесть. Забеспокоилась, отложила ножницы. Как же не сообразила сразу? Надо было сказать ему, чтобы приходил на часок позже. Она сегодня до шести и не сможет приготовиться к встрече дорогого гостя. От радости забыла об этом во время разговора. Теперь вот думай, как быть.

«Зайду к Александру Павловичу, отпрошусь!» – решила Аня и заторопилась: время – пятый час. Сложив в фартучек свертки раскроенных материалов, отнесла их в цех, раздала мастерам и поднялась на второй этаж.

Заведующий ателье в своем кабинете писал доклад к очередному профсоюзному собранию. Это был седой и плотный мужчина лет шестидесяти. Во время войны он потерял левую ногу где-то под Яссами, не признавал протеза и ходил на костылях. Садясь за рабочий стол, прятал костыли в шкаф.

– Что, Аннушка? – спросил он закройщицу, снимая очки; широкое носатое лицо его преобразилось в улыбке. – Ну-ну, говори!

Держа перед собой уставшую от ножниц правую руку, она сказала просительным и ласковым голоском:

– Александр Павлович, мне надо уйти на часок раньше.

– Только и всего! – воскликнул он, – А я думал, что попросишь внеочередной отпуск в связи с предстоящей свадьбой.

– Александр Павлович!..

Смеясь, он махнул короткой, с широкой ладонью рукой.

– Не буду, не буду!.. Мастеров работой обеспечила?

– На весь завтрашний день.

– Ну и иди себе с богом. Сердечные дела не терпят отсрочки. Когда-то и сам был молодым.

Заведующий не первый раз вгоняет в краску. И тем не менее Аннушка вышла от него с легким сердцем. «Вот и чудненько!» – думала она, спускаясь по скрипучей деревянной лестнице, которую мастера и швеи почему-то назвали тещей. «О, вже теща заскрипела!» – говорили они. – Олександр Павлович пошкандыбал до

????

Аня на бегу известила приемщицу, что заведующий отпустил ее и что она сейчас уходит.

– Если надо, так чего ж не отпустить, – ехидно молвила Раиса Антоновна.

Тон ее ответа не задел Аню. У нее нынче ни на кого не было и тени обиды, все казались отзывчивыми и добрыми. И шутили от доброго сердца. Аня давно примирилась с тем, что ее называют невестой-сверхсрочницей. Теперь у нее была одна забота: не забыть купить все, что необходимо. Дома у нее, считай, ничего мет, кроме сметаны.

Алексей запрещает ей угощать его – боится, что она истратит лишний рубль. Сам же для нее ничего не жалеет: и кофточку купил прошлой осенью, когда ездил в отпуск, и золотой перстенек с камнем, и сумочку. Хотел даже отдавать часть зарплаты, да она отказалась наотрез, ведь не муж да жена, и сама прилично зарабатывает…

Встретились они в Москве, где оба учились. Он – в академии бронетанковых войск, она – в текстильном институте на факультете конструирования модельной женской одежды. В тот ясный зимний день оба случайно оказались на катке. Заметив, что девушка одна, Загоров поравнялся с ней, спросил:

– Разрешите составить вам компанию?

Высокий, плечистый, Алексей был тогда в шерстяном спортивном костюме, светло-розовой шапочке с кистью. Аня приняла его за спортсмена: он так уверенно держался на коньках, с такой легкостью мчался по сверкающему на солнце льду.

– Боюсь, это не доставит вам удовольствия. Как видите, я плохо катаюсь. – Аня говорила правду. Если бежала прямо, то еще ничего. Но лишь только пыталась повернуть, ее начинало безнадежно заносить и она нередко падала.

– Катаетесь вы вполне сносно, – весело заметил он. – У вас просто не наточены коньки. Давайте вашу руку.

Почувствовав опору, она пошла уверенней и даже на поворотах не теряла равновесия, точнее – напарник ловко и надежно подстраховывал ее… Так они начали встречаться. Сначала на катке и как бы случайно. А то, что он вызвался наточить ей коньки, так это было обычной любезностью молодого человека.

Вскоре Алексей и Аня обнаружили, что очень даже понимают друг друга. И не только на льду. Тем более, что по случаю весны каток закрыли. Им обоим было близко то, что они видели в театре, кино, картинной галерее. И в судьбах их оказалось много общего. Он вырос сиротой. Она не помнила отца, который в октябре сорок первого ушел в московское ополчение и погиб в бою.

Ей хотелось узнать о нем все-все, до малой подробности, и она не уставала слушать его. Когда же сама рассказывала о себе, то встречала такое внимание и сочувствие, которое располагает к откровению. Они жили друг для друга, и настала пора определить свои отношения, тем более, что Алексей заканчивал академию, получил назначение и скоро должен был выехать к месту службы.

– Знаешь, Аннушка, – трудно начал он во время очередной встречи. – Мне бы хотелось, чтобы наши отношения не затягивались тиной обывательщины. Сегодня двум любящим можно и не связывать себя браком, совместным имуществом. Наши чувства настолько выше всего этого, что мы сможем пренебречь условностями. Итак, да здравствует союз двух влюбленных! – неуверенно улыбнулся он, ожидая ее решения.

Аня ждала этого разговора и побаивалась, что Алексей поведет речь о скорой и неотложной свадьбе. Ведь она еще не окончила институт, а мать еще не расплатилась с долгами, в которые вошла, выдавая замуж старшую дочь Елену. К тому же не хотелось уезжать из Москвы, пугала самостоятельная жизнь…

И предложенное решение показалось ей великолепным. Она ведь тогда была лишена житейской предусмотрительности, не умела загадывать на будущее. И была романтична, хотя по женской своей интуиции знала, что в молодости проповедуют всякое, а жизнь потом берет свое.

– А знаешь, Алеша, ты здорово придумал! – ответила она тогда.

Это его ободрило и он продолжал: – Я вот почему пришел к такой мысли. Мне, человеку поенному, всю жизнь придется быть на колесах, А в армии закон: куда тебя посылают, не отказывайся. Офицерская профессия тем и отличается от прочих, что ты не можешь располагать собой, тебя могут вызвать в любую минуту и направить в самые неожиданные места. Девушка во всем согласилась с ним, хотя в душе была убеждена, что со временем все переменится к лучшему. Она тогда еще не знала, что Алексей Загоров непреклонен в своих решениях, – он был из числа тех людей, которые упорно следуют собственным принципам.

Закончив академию и проведя с Аней прощальный вечер, он убыл служить по направлению. Каждую неделю слал своей возлюбленной пространные письма, дышавшие нежностью и обожанием. Она отвечала ему тем же.

На следующий год Аня закончила институт. Теперь уже сама жизнь заставляла думать, куда поехать. Алексей не настаивал, чтобы она брала направление в места, поближе к нему, однако в последнем письме сделал приписку: быть с ней вместе для него – величайшее счастье. И она приехала, поскольку счастливой могла быть только рядом с ним. Ее охотно приняли закройщицей в местном ателье. Загоров уступил ей свою холостяцкую квартиру, а сам перешел жить в офицерскую гостиницу.

Пьянящими от избытка радости были их встречи. Но встречи эти вели в неведомое. И после каждой из них у Ани оставалось чувство неопределенности, вызывающее смутную тревогу. Не сомневаясь, что Загорочек, как она его ласково называла, нежно любит ее, все-таки не могла подавить в себе эту неудовлетворенность.

Старшая сестра в своих письмах интересовалась судьбой младшенькой, – спрашивала, когда же позовет на свадьбу. Аня в шутку отвечала ей: свадьбой у них пока и не пахнет, отношения у них, можно сказать, школьные. А однажды получила такой ответ от Елены: «Слушай, глупенькая, не верю я в ваш безбрачный бред, да и не вижу в том проку. Есть вещи, понять и оценить которые можно только находясь замужем. А если вы до сих пор встречаетесь по-школьному, то тут следует одно из двух: или ты не женщина, или Алексей твой не мужчина. А может, кто-то из вас двоих с приветом? Тогда это трудный случай…»

До того забавным показался высказанный взгляд на их отношения, что девушка расхохоталась. И на другой день, когда пришел Алексей, на нее вдруг напал неудержимый смех. Ну словно бес в нее вселился! Едва пересилив себя, едва взглянув на оторопевшего майора, она снова начала смеяться. Естественно, он обиделся. Непонимающе глядел на нее и требовал объяснения. Не над ним ли потешается она до слез?.. Кое-как успокоившись, сна вынуждена была все рассказать, а в подтверждение своих слов достала письмо.

Прочитав, он с минуту ошеломленно смотрел на нее. По его щекам разлился стыдливый румянец, в нем заговорило его мужское самолюбие. Ведь и Аня, судя по всему, разделяет взгляды своей сестры! Иначе на стала бы сообщать, в каких они отношениях…

– Да, Елена права, – начал он и замолчал. И было видно, что он теряет самообладание. Глаза его вспыхнули.

– Алешенька, это глупость! – молвила девушка, в на лице разгорался румянец, какая-то нервная дрожь сводила ей скулы.

– Нет, не глупость… Я знаю, Аннушка, ты лучшая из женщин. И ты сегодня узнаешь, можно ли назвать меня мужчиной.

Смеясь, она вырвалась из объятий, стала уклоняться от его ласковых призывных рук и все же покорилась неизбежному…

Придя домой, Аня надела фартучек, помыла огурцы и помидоры, сложила их горкой в эмалированную миску. Вот сейчас очистит лук и примется за салат.

Кухня у нее крохотная, не больше четырех метров, как все кухни в таких домах. Здесь с трудом поместились буфет, накрытый клеенкой стол для разделки продуктов – он же обеденный. Рядом с плитой прижался баллон сжиженного газа.

Взялась было за нож, но тут позвонили. «Неужели Алексей!» – испугалась она. Глянув на часы, успокоилась: еще нет и пяти. Пришла соседка по квартире Люба Сулима в розовом домашнем халате и в мягких, с кроличьей опушкой комнатных туфлях, прижимая под высокой грудью что-то недавно купленное. На лице ее, красивом, с легким румянцем, застыла улыбка.

Здравствуй, Аннушка! – ласково заговорила она, и, пойди, привлекла смуглую темноглазую хозяйку к себе – давно не виделись.

– С приездом, Любушка Гавриловна! Проходи в комнату.

– Спасибо, милая.

Они одного роста и возраста. Но Сулима, полная, представительная, выглядела гораздо солиднее и относилась к Ане так, как старшая относится к младшей. Сев на мягкий стул, сдержанно вздохнула.

– Вот услышала, что ты стукнула дверьми – и к тебе, – Отняла руку от груди, показала коричневый, с бежевым креп на платье. Положила на стол поверх газет.

Соседи жили со Скороходовой в дружбе. Надо скроить платье или юбку, выбрать в магазине костюм – тотчас к Ане. Она всегда рада помочь. Всегда, но не сегодня.

– Знаешь, приходи завтра в ателье, там и сварганим. А сейчас извини, голубушка, я гостя жду. Вот-вот заявится, – объяснила Любе свою занятость.

– А-а, знаю я твоего гостя! – Соседка усмешливо махнула рукой. – Мне надо платье сшить, а это для женщины всего важней. Муженек завтра прикатит из отпуска, хочу принарядиться. Я уже и машинку наладила. Вечер посижу – и готово.

Аннушка сложила руки на груди, выражение лица у нее сделалось весело-умоляющим:

– Пойми, голубушка, не могу и минутки тебе сейчас уделить!.. В квартире не убрано, сама не переоделась, ничего не приготовила. А он придет в шесть. Так что извини.

Люба глянула на свои часики в золоченом корпусе, поднялась и заговорила, идя за хозяйкой на кухню:

– Ну-у, до шести можно еще кабана зажарить!

Не отвечая, Аня решительно взялась за нож. Лезвие скользило по плотной, глянцевитой кожице помидора. Она проткнула розовый плод носиком ножа и стала кромсать его на куски. Соседка за ее плечами испуганно ахнула:

– Аннушка!.. Милая, что ты делаешь?

– Как что? Помидор режу…

– Она режет! Жалко смотреть, как ты портишь овощи. Дай-ка сюда!

Люба почти силой забрала у нее нож, попробовала пальцем лезвие и, смеясь, мотнула вьющимися темно-русыми волосами.

– Да он же такой тупой – с тоски не зарежешься! Сразу видно, что в квартире нет мужчины… А вообще-то ты когда-нибудь видела, как готовят салат из помидоров? Из тебя, погляжу, такой же кулинар, как из меня закройщик.

– Как могу, так и готовлю, – смущенно бормотала Аня.

– Да Алексей засмеет тебя с твоей помидоровой кашей! Знаешь, какие блюда подают им в столовой?.. Загляденье, На полигоне вот готовили салаты, посмотришь – слюнки потекут.

Аня выглядела растерянной.

– Выручай тогда…

– Да уж выручу. Вот только принесу свой резачок. А то твоим тесаком все испортишь.

Люба вышла и вскоре вернулась с небольшим, воинственно поблескивающим ножом, у которого было тонкое острое лезвие с красиво отделанной рукояткой.

– Муженек смастерил! – похвалилась она, уловив взгляд Ани. – Специально для овощей. А помидор, чтоб ты знала, самый деликатный овощ.

Соседка удалила гнездо плодоножки и, держа перед собой помидор, уверенно и быстро полоснула его. Розовый, круглый, как пятак, лепесток упал на тарелку. Второй лег на первый, чуть пониже… И вскоре весь помидор оказался на тарелке как бы растянутым наискосок. Мастерица подровняла его, полюбовалась.

– Теперь видишь!

– Любушка, ты волшебница! – не удержалась Аня от восхищения.

– Волшебница… Скажешь тоже. Я заведующая столовой, и мне приходится учить поваров и официанток. – Соседка взяла очередной помидор и так же ловко, играючи, разделала его. Аня во все глаза следила за ее искусными руками.

– Честное слово, хочется любоваться, как ты готовишь салат.

– Любоваться тут нечем. Ты лучше хороший ножик заведи да сама научись: тупым тесаком, милая, хорошего блюда не приготовишь.

Разговаривая, она работала непостижимо быстро, и лепестки ложились по краям тарелки. Аня смотрела завороженно, почти не веря, что из обыкновенных овощей можно сотворить такое чудо. Соседка украсила салат зеленым луком, нарезанным в ромбик, и отставила готовое кушанье в сторону.

– Что, убедилась? – Кинув на смущенную хозяйку торжествующий взгляд, предложила: – Давай еще огурцов нарежу. Эх, и вкуснятина будет!

– Да, все-таки ты мастерица! – еще раз похвалила ее Аня.

– Жизнь заставляет, милая. Ты ведь тоже не абы как кроишь, а стараешься получше. Может, надо еще что-то нарезать?

Аня достала из холодильника круг колбасы, подала добровольной помощнице. Та взяла разделочную доску и, очистив колбасу, принялась нарезать ее тонкими кружочками. Молчала она недолго. Кинув на хозяйку любопытствующий взгляд, вдруг спросила:

– А когда вы с Алексеем поженитесь?… Такую бы свадьбу закатили! Девушки из столовой помогли бы готовить. А я умею холодец варить – сам в рот просится.

Соседка раскладывала на тарелке порезанную колбасу, присыпая сверху луком. От нее веяло счастьем, бессознательно и весело раздражающим.

С ответом Аня не спешила. Здесь же, в коридоре перед кухней, переоделась в свое лучшее платье. Осмотревшись, проговорила со вздохом:

– Алексей не спешит…

– Странный он какой-то! Квартиру тебе свою уступил, на руках тебя готов носить, а жениться – не женится…

– Это долго объяснять.

– А ты долго не объясняй – ты его в загс затащи. Аня удивленно и озадаченно посмотрела на Любу.

– Что смотришь? Мужчину, милая, надо не только уметь найти, но и взять, как тот созревший гриб. Опоздаешь – почервивеет… Да! А сколько же Загорову зимой исполнилось? Я что-то и забыла.

– Тридцать два.

– Ого!.. Теперь сложновато с ним сладить, сам черт не окрутит. Но надо попробовать. – Люба загадочно рассмеялась, словно знала, как женить убежденного холостяка.

Аня зашла в комнату, стала делать перед зеркалом прическу. Она любила свои черные, послушные, с легким отблеском волосы. Расчесывая локон за локоном, укладывала их волнистыми завитками, прикрепляла заколками-невидимками. Люба вскоре тоже вошла в комнату, аппетитно жуя колбасу. Присела на стул, завистливо говоря: – Красивые у тебя волосы! А я все завивки делала, и вот дозавивалась. – Запустив руку в короткие, темно-русые кудри, взъерошила их. – Теперь хожу с такими пристрижками. А какая коса у меня была! До пят. Не веришь?

Аня кивнула головой, давая понять, что верит, – в зубах были заколки. Люба не сводила с нее зеленоватых глаз.

– Ох, Аннушка, ты прямо невеста! И прическу сделала не хуже чем в парикмахерской…

– Соль тебе в глаза! Все охаешь. Сглазишь еще, – с шутливым недовольством сказала Аня, укрепляя заколкой последний локон.

Соседка вдруг рассмеялась, мотнула головой и сплюнула:

– Тьфу, тьфу!.. А вообще ты правду сказала – урочдивая я. Но ты не бойся. Тебе я желаю только хорошего. Женится на тебе Загоров, вот увидишь. Мне хочется погулять у вас на свадьбе, и надо что-то придумать, чтобы вы семейно жили.

Аня поправила прическу, повернулась у зеркала.

– А ты придумывала?

– А как же!.. Но только под большим секретом, – рассмеялась Люба и понизила голос: – Я тогда училась в техникуме. Еду раз домой на каникулы. Вагон почти пустой. А тут ко мне в купе подсел лейтенантик. Такой пригожий, что я обалдела! Оказалось, почти земляк, едет тоже в отпуск к родным в село… Рассказывает, а сам краснеет, словно девушка. И так он мне приглянулся, что я просто не могла. Придвинулась к нему, попросила фуражечку померять… Ну и мой. Теперь уже деток двое.

– Ловко у тебя получилось!

– Уметь надо.

– Нет, ласточка, я так не умею.

– Ну и дура!

Аня задумалась на минутку:

– Понимаешь… У Алексея такой принцип: семью не заводить.

– Слышала я про ваш принцип. Выдумывают люди чепуху и косятся с ней, как дурни с писанными торбами. Если бы ты ему потачку не дала, то ничего бы из его принципа не вышло. Аня прошлась по комнате, остановилась напротив Сулимы.

– Это не чепуха. Таких пар, как мы с Алексеем, теперь много. Я имею в виду свободных пар. В будущем их станет еще больше…

– Да тебе-то разве легче от этого? – искренне удивилась Люба. – Тебе законный муж нужен, дети, Я как-то зимой слегла, грипп свалил. Температура поднялась – головы от подушки не оторвать. А муж в командировке. Так я говорю своей Оксане: «Доченька, принеси мне водички!» Принесла. А потом и покормила меня. Так-то вот. Если бы не было рядом никого, хоть сдохни. – Она махнула рукой с самоуверенным видом. – Конечно, я человек посторонний и не все понимаю, как там у вас и что. Но ежели по-жизненному рассудить, то в сто раз лучше жить семьей. Женитесь – мой вам совет.

Наспех прибирая в комнате, Аня усмехнулась. Странная соседка! Да разве такого человека, как Алексей, затянешь в загс? Вот он мечтает об академии Генштаба, готовится. И поступит туда…

Она украдкой вздохнула, внезапно представив, как однажды он уйдет от нее и никогда больше не вернется. И тогда в ее жизни наступит пустота. Кому нужна женщина, которой через два года – тридцать! Мужчины любят молодых и свежих. А она от горя быстро увянет и останется до конца дней одна. И зачем только ехала сюда?

Люба помогла ей подравнять на этажерке книги, сложила аккуратной стопочкой журналы на столе, собрала разбросанные газеты.

– Вот видишь, двадцати минут не прошло, как у тебя все готово. И сама ты принаряженная, словно куколка. – Она весело и повелительно махнула рукой. – А теперь давай кроить мне платье!

Аня смотрела на нее обескураженно. У нее никогда не хватало духу решительно отказать кому-либо из назойливых модниц. А браться за кройку сейчас не хотела – боялась отпугнуть Алексея тряпками. Зайдя в квартиру и увидев здесь соседку с ее платьем, он может повернуться и сказать до свидания. Потом жди опять звонка с тоской, неуверенностью и томлением.

– Любушка, – заговорила она почти умоляюще. – Ну давай займемся этим завтра!

– Чудачка! Да чего ты боишься?.. Может, Алексей твой придет через час, не раньше. А мы станем вот тут, и я его увижу, как только он появится в дальнем конце улицы. Не бойся, не прогляжу. Сразу заберу свои лахи и исчезну.

– Ох, беда мне с тобой! Ну давай! – Быстро развернула на столе креп, взяла сантиметр и мелок. – Фасон-то хоть выбрала?

Соседка вытащила из кармана халата вырванный из «Работницы» листок с моделью летнего платья.

– Вот такое. Недавно видела на одной солидной даме.

– Ничего фасончик… Только он не по твоей фигуре. Придется кое-что изменить.

Аня сняла мерку, записала, затем достала из-за зеркала закройный угольник, нанесла чертеж на материал и стала кроить, поясняя.

– Смотри, я делаю с запасом. Так что шей платье не в обтяжку, а полуприталенное. Оно тебе лучше пойдет – будет скрывать полноту. И давай сделаем пояс – тогда ты не будешь выглядеть монолитом.

Сравнение с «монолитом», как видно, не понравилось Любе, – на ее лице появилась ироническая ухмылка. Поглядывая в окно, забирая по частям крой и свертывая в рулончик, она отвечала с веселым вызовом:

– Ничего, и на полных женщин охотников немало! Так что мне бояться нечего. А вот ты, я вижу, никак не раздобреешь.

– Что-то не поправляюсь.

– Родить надо, милая. Как родишь одного да второго, так сразу где что и возьмется.

Не в меру болтливая соседка говорила с той житейской прямотой, с какой иногда говорят между собой женщины. Аню это смущало, – она краснела и старалась отмахнуться.

– А, зачем мне поправляться!

– Как это зачем?.. Да ты станешь еще красивее. Мужчины будут на тебя так заглядываться, что у твоего Алексея сердце от ревности заболит, все свои принципы позабудет. – Она помолчала секунду-другую. – Нет-нет, тебе надо замуж, напрасно ты время упускаешь. Позже и родить труднее. Так что думай, милая. Знаешь, что и тебе посоветую?