Текст книги "Остров жизни (СИ)"

Автор книги: Иван Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 4. За резными колоннами.

Не окно как таковое, каким мы привыкли его видеть, а масса ромбических тонких пластин слюды и одно-единственное стекло. Мутное и с наплывами, оно превращало привычный пейзаж в нечто неразборчивое, но от этого лишь более удивительное. Окно в сказку. Мир иной и непостижимый. Не лучший, просто иной. Чёрные, на фоне белого фарфора воды, заросшие кустарником скаты. Снежный пух кружил там в воздухе, и в ночной тиши, во тьме комнаты шелуха хрустела под чистыми пятками. Лёд подкрался к озеру. И вода уснула, погружаясь в полугодовую негу, как и усатые сомы в ямы под её защитой.

Белёсый цветок проступил на стекле напротив бесцветных губ. Алые отблески огня змия плясали на его лепестках.

Зое спала и улыбалась. Это было так… красиво.

***

Зое была поражена. Не шкаф, целый замок! Настоящий: с резными колоннами и воротами, а не дверцей. Приглядевшись к витражам, она даже различила мелкие лики. Возможно, девушке и надо было смотреть на лорда, но с другой стороны, что на него смотреть-то?

За те три года, что она имела счастье его не видеть, де Воражина ничуть не изменился. Возмужал? Да, есть такое. Лорд чуть повзрослел, но разве это имело особенное значение, если на ногах его сейчас были мягкие тапочки, а в руке перо? Главным развлечением градоправителя в последние годы стала рукопись на тему реконструкции Арлема, которую провели в позапрошлом веке.

Если город и отстраивали, Зое ничего особенного не заметила.

Где это было видно, если дома, все как один, норовили обрасти зеленью плюща, а городской стены давно уже не было вовсе. Ясень видела Зое, идя по площади неподалёку от монастыря. Целое дерево. Не на брусчатой мостовой. Не на обочине, где он, без сомнений, был бы кстати, а на крыше! Молодое деревце буквально проросло сквозь черепицу, питаясь дождевой водой. Не видно было реконструкции, и тем не менее де Воражина уже исписал своим размашистым, витиеватым подчерком более ста страниц… на каждой из которых не хватало места для эпитетов навроде «великолепно», «тонкая работа», «браво».

Даже не подозревая этого, Зое так же сказала «браво», когда обнаружила, что пост стражи, оберегающей город, можно запросто обойти через дыру в ограде.

– Помню-помню, – проговорил градоправитель, поправляя пышные рукава. – Так, по какому вы делу?

При прошлой их встрече де Воражина, хоть сколько-то походил на обычного человека, сейчас же лицо его было настолько чисто, что даже лоснилось.

Зое также изменилась. Она выросла, и мысли теперь её занимали совершенно иные: «А это, в самом деле, турий рог на стене? А статуэтка из тролльей кости?[1] А это?.. Это?.. Это что такое?!»

Статуэтка из предположительно тролльей кости переместилась из правого угла стола в левый.

Де Воражина хмурился:

– Так, что вам угодно?

«Мелочь мелочью, а потеряешь – замучаешься после искать».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Пальцы де Воражины сцепились, демонстрирую ухоженные ногти. Бросив предупреждающий взгляд, отец семейства кашлянул в кулак. Всем видом он подпёр Зое с одной стороны, в то время как Асс сделал тоже с противоположной.

«Обложили! Обложили мы её!» – «Так чего ж тогда она упала?»

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Как человек наиболее разумный, из них двоих, Асс кивнул. Приосанился.

Набрав полную грудину воздуха, Ивес, точно попугай[2], забубнил заученный за ночь текст:

– Нам крайне прискорбно вас беспокоить, но обстоятельства, независящие от нас, вынуждают нас прервать отдых вашей светлости, но… Извините…

– Но у нас дракон, – кивнула в такт напеву Зое.

Гробовое молчание, и взгляд, полный осуждения[3]. Брови де Воражины взметнулись к уровню волос. Асс же и вовсе предпочёл смотреть в сторону.

Чисто ради интереса, Зое проследила за взглядом юноши. «Хм, всего-то портрет».

– Да вы что?

– А то!

Вот так и поговорили. Лорд поднялся, положив ладони на лакированную столешницу. Открыл было рот. Не нашёл что сказать. Закрыл рот. Снова сел, но, не иначе найдя пухлое кресло чересчур жёстким, вновь поднялся и на сей раз вышел из-за стола. Протёр пенсне, дыхнув. Глянул сквозь него.

– Дракон? – Лёгкая полуулыбка. – Вы, не иначе, имеете в виду постановку? Дракон – тема излюбленная в краях, где его нет. В наших краях его ведь НЕТ. И быть не может. Верно?

Мужчины переглянулись. (Зое не вмешивалась).

– Да нет.

– Спектакль или пьеса. Представление, на которое вы хотите меня пригласить как особого гостя?

– Нет.

(А оно подпираемой надо? Шея-то не казённая).

– А быть может, это скульптура?

– Да настоящий! НАСТОЯЩИЙ дракон, – не выдержав, возопила Зое.

Мужчины вздрогнули.

Де Воражина кивнул. Он развернулся, и чуть было не упал, лишь чудом успев примоститься на неудобном кресле. Локоть его едва не упёрся в рукопись, но в последний момент, пожалев труд, ушёл немного в сторону. Опустился между пером и пятном от чернил. Тонкие и ухоженнее, пальцы мужчины круговым движением прошлись по виску.

– О боги.

Де Воражина сглотнул. И взгляд его неожиданно поднялся.

– Это чрезвычайно занимательно, но есть ли у вас доказательства? – Чуть приподнялся он, упершись ладонями в столешницу. – Доказательства?!

Угроза в голосе. Молодой лорд явно не впустую провёл последние три года. Откинув голову чуть назад, он теперь смотрел из-под век. Спокойно и властно. Так что у каждого из присутствующих возникло стойкое ощущение, будто де Воражина глядит именно на него и сверху вниз.

«Вот бы ещё глаза так не бегали. Совсем хорошо бы было».

Отец сомневался ровно пару мгновений. Рука его, исчерченная белыми полосами, занырнула в заплечную сумку, он вынул и положил на рукописи предмет, не опознать который было невозможно.

– Это кость?

Де Воражина взял перо. Он пышным краем попытался чуть подвинуть, убрать с бумаг, но внезапно рука его дрогнула. Предплечье с запозданием дёрнулось, будто клык мог обжечь.

– Не-ет…

– Да…

– Да-да, я уже понял.

Де Воражина с различимым дрожаньем отстранился. Он вытянул из нагрудного кармашка кружевной платочек. Смахнул пот. Усмехнулся как-то чуть истерично и, наконец, взял себя в руки. Он схватил клык.

– Тяжёлый, – отметил, бесцветным голосом. – Где-то семь-десять дюймов. Полый. Что говорит о заменяемости. Кромка пиловидная, эмаль на некоторых гранях сколота, что говорит о…

И много-много ещё слов ничуть не более понятных.

«Зуб хищника – его главное оружие».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Откровенно заскучавшая, Зое вернулась к осмотру великолепного дворца-шкафа, что нашёл для себя место в углу. Сразу за неудобным на вид креслом. Ещё вдоль стены комнаты стояли: второй шкаф, маленький столик и над ним портрет. Не то чтобы изображённая была о трёх головах. Нет. Совсем нет, просто и она и одежда, написанная рукою мастера, выглядели столь... странно, непривычно, что картина не могла не привлечь внимания.

Смуглое, чуть угловатое лицо. Высокий лоб, нос несколько более тонкий и сразу же сильный, очерченный подбородок. Уверенность читалась в глубоко посаженных глазах, так что этой женщине, без сомнений, приходилось держать власть. Она любила управлять и, что немало важно, умела это делать.

«Хм, чего только не бывает».

– А кто это? – обронила Зое, и тут же была вознаграждена не особенно приветливым сопением.

– Что? – де Воражина проследил за взглядом. – Откровенно говоря, не знаю. Это висит со времён ещё моего отца. Де Вайле, если я не ошибаюсь. Она с супругом должна была проехать по нашим землям, но что-то там произошло. Подробности мне неизвестны, но сухая кисть смотрится весьма неплохо.

Поднявшись чуть выше нарисованных кистей, на которых застыли крупные браслеты, взгляд нового хозяина залы оценил мазки на длинной шее.

– …

– Эм… ваша милость?

– Да… Да. – Зуб вернулся на столешницу. Кромка клацнула о древесину. – Так чего вы, собственно, от меня хотите?

В конечном итоге после множества оплеух Лефевру было разрешено учиться. Ни с чего. Ивес запрещал ему это делать весь оставшийся вечер. Всю ночь запрещал! А наутро того уже и след простыл. Пропал, а вместе с ним исчезли отцовский кошель, его шляпа и плащ.

Зое не поняла с чего вдруг. Она не понимала причины, но уже гордилась отцом, хоть тот в этот момент и высмаркивался в рукав.

– Шкаф! – в восторге твердила Зое на обратной дороге из поместья. – Не шкаф, а дворец! И стол! А ты видел стол? Вот это да!

Ивес недовольно повёл плечом. Спина его ныла нещадно, и оттого шаг мужчины казался неестественно прыгучим. Тупые носки загребали землю.

– Ничего особенного.

– Да как так ничего?! – Схватив за локоть, Зое хорошенько его тряханула.

Последнее средство, чтобы сменить мнение.

Мнение в самом деле сменилось, но не так, как она надеялась. Вырвав руку, Ивес подпёр поясницу. Последовало движение, за которым обычно идёт хруст и, как следствие, фраза, не слишком пригодная для пересказа.

На сей раз пронесло.

– Дрянная мебель! Денег много стоит, а толку не больше, чем от нашей… да. – И тише: – Да в нашем столе изгиб под стену сделан. Этак… вот так.

– Ланс рассказывал, что в такой бывают тайные ящики! – подняла указательный палец к небу Зое.

– В нашей тоже есть. В левой ножке стола, к примеру, пропил, куда я монеты складываю, – сказал и тут же пожалел, что проболтался Ивес. – Ты этого не слышала.

– За одну десятую собранного, – тут же согласилась Зое.

Сумрачный как осень, отец семейства поддел ногою подвернувшийся камень:

– Поверь, не настоящее это всё. Город этот… это не место для незамужней девушки. Не настоящее всё. – Исподлобья глянув на скрывающийся за кронами остроконечный шпиль, Ивес напряжённо повёл плечами. Он поднял указательный палец: – Всё не так, как кажется, поняла?

– Мне уже не тринадцать!

– И ты считаешь, что это плюс?!

Очередной камешек отправился в полёт. Заросли куманика затрещали. Листья пошли в ход, и рыжая кошка выпрыгнула на дорогу. Встала, будто контуженная, блеснула зелёными глазами – и прыгнула, только ветви затрещали.

«Это к удаче».

За оградо территории поместья начинались земли ничем не отличные, но идти по ним было всё ж таки чуть полегче. В основном, конечно, из-за отца. Точно зверь, вырвавшийся из клетки, он сразу же замолк и припустил, так что оставалось лишь удивляться.

В городе… В городе Зое впервые столкнулась с неравенством. Увидела, как по-разному могут жить люди. Столкнулась и не поняла ровным счётом ничего.

В одном отец был прав – шкаф есть шкаф, как бы он ни выглядел и как бы при этом не пах. Кстати, насчёт запахов – особенной разницы на этот счёт Зое не почувствовала[4].

Холодный ветерок, точно знак, прошёлся по замерзающему камышу. Сбросил пару прядей и ознобом прошёлся по телу. Погода намеривалась перемениться, и в какую сторону – это был большой вопрос.

Городская черта. Ивес на всеуслышание, в нос заявил «до вечера», что в вольном переводе значило примерно: «Ну сколько можно! Пойду к Брису, может, там хоть меня услышат». В последнем Зое не сомневалась. «Услышат» – это точно, а вот «послушают» ли это уже вопрос. Они с Ассом остались наедине с улицей и толпой. И не сказать, что Зое так уж была этому рада.

Приложив два пальца к полю шляпы, юноша поздоровался. Он поступал так уже не единожды за те пять минут, что они шли по городу. И снова! И вновь хотя Зое специально оглянулась, вполне состоятельный на вид мужчина просто пошёл дальше: не бросил ничего в ответ.

– Наше мыло не без оснований называют лучшим, – сообщил Асс напоказ, гордясь сказанным. – Это все наши клиенты, и, как ты можешь заметить, – все они довольны.

– Да-ну, – сообщила минимальным количеством звуков всё, что намеривалась сказать Зое.

Асс кашлянул, истинно аристократичным жестом приготовился дать достойный отпор.

Он задумался:

– Её имя Элионора.

«Чьё?» – ясно вопросил взгляд девушки:

– Ага. Ясно.

– Это имя той женщины на портрете. Графиня Фиты, внучатая племянница Георга Восьмого, короля Луизитании. Подробности мне неизвестны, но вроде как то была дипломатическая миссия. Она пропала где-то под Арлемом, и именно это событие и послужила формальным поводом для расторжения помолвки между Эдуардом Первым и Изабеллой Луизитской.

Удар. Тяжёлый и гулкий.

Колесо у тележки торговца отстало, и деревянное дно громогласно столкнулось с мостовой. Алые до невозможности, яблоки разлетелись по грязному камню.

Ага. Если откровенно, развёрнутый вариант дал Зое немногим больше. Лишь одно, женщина на портрете из Луизитании. Единственный факт, а кроме девушке и знать ничего не нужно было. «Луизитания!» – вот оно. То слово, что так мучило Зое в детстве. Слово, что отобрало у ни в чём не повинной девчонки друзей, и обескровило деревню. Всё так. Зловонием потерь и детских обид пропиталось для неё это слово и откровенно кроме Зое ничего знать не желала.

– Слушай, а она похожа на тебя.

– А?..

– Первая графиня Фиты.

Костяшки побелели, а желваки так и заходили под бронзовой кожей. Зое и слова сказать не успела, а Асс уже осознал горечь сожаления.

– Да-да, я понял, только не кричи так, – вкрадчиво, по-деловому сообщил он, заведомо под корень подрубая порыв.

Зое медленно выдохнула носом. Обиженный взгляд из-под бровей. «Вот телега, научился-таки чему-то!»

– О, здравствуйте, – произнёс вдруг достаточно обычный, без каких-либо отличительных признаков, девичий голос. И сразу же их перепалка стихла.

По впалым щекам Асса разлился достаточно необычно смотрящийся румянец. Он кашлянул повторно, правда, как-то натужно, тем приведя себя в порядок.

Нам не известно доподлинно, отчего так разволновался Асс, но Зое не увидела в подошедшей решительно ничего примечательного. Яркие зелёные глаза и россыпь веснушек по обе стороны от переносицы. Девушка убрала за ухо рыжеватую прядь, и улыбнулась.

Простой лиф и волосы волнами – разве это преступление?

– Как выступление? – промолвил Асс, как будто абсолютно позабыв, что, для начала, пристало поздороваться.

Зое посмотрела на него, перевела взгляд на девушку.

Улыбка тронула губы:

– Ну, так я пойду?

– Да-да, – будто разом ожил юноша. – Нам ведь пора, я прошу прощения…

– Постой. – Выудив из корзинки фиалку, незнакомка примостила её в петлицу. Ладонь прошлась по впалой груди, и практически единовременно волосы на загривке юноши встали и начали закручиваться в пресловутые кольца.

– Спа-спасибо.

– Не грусти, – поддела его за нос девушка. – Приходи, там будет на что посмотреть.

Асс проводил её остекленевшим, вытаращенным, точно у окуня, взглядом, и, надо признать, сзади посмотреть, в самом деле, было на что.

– Она тебе нравится?

Вытянувшийся, напряженный, точно струна, мыловар пошёл пеной. Буквально. Уши юноши огневели.

– Ничего подобного! – уверенно заявил Асс и, точно цапля на тонких и длинных ногах, сделал шаг, демонстрируя полнейшее нежелание обсуждать данный вопрос.

Зое не возражала. Это было его полное право, – сделать шаг. Лукавая улыбка тщательно скрывалась, и всё ж таки сияла.

– И что же у вас с ней?

– Знакомые, – бросил Асс до неприличия резко. Зое возликовала.

«Мстишь», – возможно, упрекнёте вы. Ну да. А почему, собственно, нет?

«А надо было думать хоть немного, прежде чем говорить. На графиню я похожа! Я?! Да абсолютно ничего общего! И пусть редисом кинет в меня тот, кто так ни разу не делал»[5].

– И насколько же вы «знакомы»?

Асс встал точно вкопанный. Все клиенты начали оглядываться на него удивлённо, и всё ж таки юноша не постеснялся повысить голос:

– Да! Да, возможно, я ожидаю продолжения отношений, и что же такого ты в этом находишь? Надин хорошая девушка, а у меня есть возможность её обеспечить. Дело растёт. На изумруды мне никогда не хватит, но на жемчуг зато вполне.

– Да.

– Не многие устраиваются так удачно, Ланса того же вспомни.

«Надин значит», – отметила для себя Зое, и лишь спустя мгновение осознала молнию мысли полностью:

– Ланса?

– А что с ним?

Тёмные широкие брови заиграли, демонстрируя скорую смену эмоций. Асс забыл уже о конфликте.

– А ты не знаешь? – Ответ юноша прочитал во взгляде: – За мной.

Уже знакомое Зое здание. Лишь подойдя ближе, она в полной мере осознала, сколь велико было мастерство старых градостроителей. Удивительно, как этот дом вообще до сих пор стоял.

Асс предпочёл остановиться в пятнадцати шагах и без его молчаливого участия Зое, при всей её самодостаточности, почувствовала себя не слишком-то уверенно. Взгляд на лево. Направо.

Шуршала и вновь успокаивалась, повинуясь велению ветра, листва старой груши. Собаки брехали где-то во дворах. Что им было делать здесь, в городе, и тем не менее.

Зое не медлила. Она прошла, постучала гулко и решительно, ясно дав понять, что не намерена мёрзнуть на пороге до второго пришествия. Движение тени в щелях и скрип половицы.

Сейчас! Чтобы там ни имел в виду Асс, но сейчас она увидит Ланса. Точно как в детстве. Простое лицо. В меру обветренное и с выбелевшим следом от металла на скуле. В памяти Зое он остался как улыбающийся человек, в одной руке которого был зажат нож. В другой же свистулька.

«Вот ведь Мона обрадуется».

Щелчок задвижки. Ей открыли, и это был не Ланс.

– Что вам нужно? – спросила женщина, достаточно милая и как будто удивившаяся ничуть не меньше пришедшей. Опустив взгляд, Зое упёрлась в округлившийся живот. Одной рукой открывшая упиралась в косяк, другая же её рука лежала на пояснице. Хоть как-то уравновешивала готовую увидеть мир жизнь.

Из-за плеча женщины показалось обстриженное, заросшее белёсой бородкой лицо.

– Зое?

Зое узнала Ланса, но уже спустя мгновение радость уступила место растерянности.

Как сказать Моне? Как?!

«А быть может промолчать?»

Не выбираясь из деревни, подруга никак не сможет узнать правду, а значит, пойманной Зое не будет.

И оставить всё как есть? Нет же. Она должна сказать, но каким образом?! Нужны были верные слова, а Зое и представить не могла, какие слова могут оказаться верными. Час за часом, сидя и дремя в опустевшей и легко идущей телеге, она возвращалась к этому вопросу.

Сучья. Листья, прорезанные чёткими гранями и с едва различимыми жилками. С прямым и зубчатым краем. Прикрывающие ветви, ломанные с чёрной корой и прямые пепельные. Такие разные и такие одинаковые. Где бы ни проходил свет, он становился одинаково зеленее.

Глаза девушке были закрыты. По загорелому, со следами моложавых конопушек лицу медленно ползли тени веток и облаков, а в голове её с молниеносной, не знающей страха скоростью рассыпался вариант за вариантом. Всё так. Всё сложно. Но, в отличие от многих, она трудностей не боялась.

Ну конечно. Зое и не надо что-то объяснять и вдалбливать. Всего-то и требуется, что от обратного спросить: и что в нём было хорошего? «Раньше она ребёнком была, но сейчас-то Мона, что может сказать? Да ничего! Не вспомнит, разочаруется, а там можно и как есть всё выложить. Да, именно так и спрошу».

– И что в нём было такого хорошего?

– Ну… – внезапно покраснев, Мона опустила взгляд, сминая фартук из сукна. – Он такой красивый был. Сильный... И свистульки так ловко делал.

– Он осел в Арлеме. Женился, и скоро у него там будет ребёнок, – вновь выдала до того, как успела подумать Зое. Н-да.

Лицо Моны враз застыло, побелело. Она глянула как-то дико, и слеза рассекла пухлую щеку.

Мона встала, оправила юбку привычным движением. Глянула мельком на Зое и, быстро перебирая невидимыми ногами, побежала дальше вдоль берега.

Тихо стало.

Пожевав губу, Бод, не спеша, передал Зое горбушку, и та тут же принялась грызть. Он поднялся и зашагал следом за Моной.

Он найдёт слова. В этом Зое и не думала сомневаться.

[1] Почему? Да потому что другая в рассказах Ланса не фигурировала. Кто знает, может она и есть, но Зое слышала лишь про троллью.

[2] Ещё подслушанное накануне словечко.

[3] А что он хотел. Надо было яснее выражаться!

[4] Конюшню не иначе чересчур близко поставили, так что на сей счёт всё было в порядке.

[5] Как раз на ужин.

Глава 5. Вонь металла.

Звуки во тьме дня и запах жизни в ночи. В определённой степени это даже было забавно. Наблюдать за толкотнёй. Мир неоднороден. Иногда люди смотрят снизу вверх, порой сверху вниз, а бывает – просто со стороны. Так смотрел и дракон. Ничего не обмысливая и не оценивая в суетливой жизни деревни. Людей было множество, он же один. Всегда один. Иногда под луной или на рассвете и это постыдное чувство проедало сознание.

Туман, меж кронами молодых вязов островка. Спина зверя выгибалась, а голова запрокидывалась, позволяя воздуху свободно гулять в широкой глотке. Тихо. Ещё тише! Он застывал в этой позе, раздувая и вновь сводя ороговевшие ноздри и медленно закатывая глаза. Сначала лёгкая рябь в воздухе. Не спеша млечная дымка вдоль всей спины начинала пританцовывать, а кончики листьев вокруг колыхаться от несуществующего, не нашедшего себе места в этом сонном мире ветерка. Глотка как рупор, напротив которой всё кипело без пламени. Неразличимый для человека рокот, тиканье и мычание разносились на многие лье, и зверьё при первых отголосках спешно пряталось в чащобе. Дракон. По счастью, он мало тем интересовался. Пока. Горло горело, а лёгкие плавились, но всё равно он вновь выдыхал, взывая к самке…

Пустое. Никто не прилетит. Никто не приземлится на пологом берегу, близ покачивающейся в ночи сосны. Не покажет горло в знак смирения и не потрётся о грубый бок. Никто не услышит, и лишь тишина забившихся в будки собак станет ответом.

«Проклятая земля, погрязшая в интригах, жажде власти и голоде. Живёт ли ещё здесь бог? Кто знает. Как говорят – «он» это любовь. Чистый, незамутнённый разум противоположен любви».

(Кузьма Прохожий. Проходя Авиньон).

Раздувшись, ноздри зверя затрепетали. Как и многое другое, железо имело свой неповторимый, особенный запах. Задубевшая шкура мехов, газ из болота, где добыли руду, и пепел из горна. Смрад калёной стали сложно было с чем-то спутать.

***

До конца жизни Зое не забудет зрелища, что не многим пришлось наблюдать. Отблески рассвета. Поджарый, стройный конь с парой сумок на боках. Цоканье, мерное позвякивание, плывущее меж сырыми от утреннего тумана стволами. Лёгкий ветерок перебирал листву. Небо было ясным, и в накрывающих дорогу сумрачных тенях белый всадник выглядел точно призрак. Ничего не стоило рассмотреть каждый штрих в выгравированном на нагруднике узоре. Так легко было не поверить. «Тук-тук», – оглашал лучащийся жизнью лес без устали выискивающий пропитание дятел. «Цок-цок», – пели кованные в городе, и даже звучащие несколько иначе, подковы, под которыми то и дела хрустели камешки.

Никогда, сколько бы лет ни прошло, не забудет Зое этих просветлённых глаз и обветренного лица. Взгляда рыцаря… Ну и юноши, что тащился следом, хоть конь его и устал. От непосильных трудов и после бессонной ночи голова животного, как это часто бывает, опустилась ниже крупа, а грива его растрепалась. Она полностью закрывала морду, в которой, впрочем, более чем наверняка также не было ничего примечательно. У каждого настоящего рыцаря должен быть свой оруженосец. И того, что он «должен быть», вполне достаточно.

Взгляды. Три и пять. Пять дюжин. Не то чтобы в деревне так уж сильно обрадовались приходу рыцаря. К вопросу этому как ни подходи, но тот, по общему мнению, был человеком благородных кровей, а вилланы, что гнули спину летом, а зимой лишь рассуждали, что съесть на ужин, редко благоволили тем, кто родился с серебром в руке. Служили, гнули спину в поклоне, но не забывали.

Кровь и пот, что впитала земля. Слёзы матерей, горесть вдов. Всё это было привилегией простолюдинов, и отпечаток многого из перечисленного читался на загоревших лицах собравшихся местных.

Рука Ивеса как бы невзначай поднялась к ключице. Почесала. Взгляд затуманился, будто не благородный всадник гарцевал перед ним, а редкостная тварь и опасное животное. Смерть в железном панцире… Вроде тех, что, врезаясь в ряды пеших, рубили направо и налево. Костяшки Ивеса побелели, а его желваки заходили ходуном под обветренной, грубой кожей.

– Ивес, с тобой всё в порядке?

Полное, округлое лицо, уже не такое молодое, с выбивающимися серебром прядями, но по-прежнему доброе. Он давно привык к Марте и если и бурчал, то на это мало кто обращал внимание.

– Твою да через телегу, – лишь выплюнул мужчина и, поставив ведро у калитки, скрылся в доме. Не доставляли ему особенной радости воспоминания об обломанной пике и озверевшей груде металла, что неслась, вскрывая землю копытами.

С каким-то неприятно мягким чавканьем дерево вошло тогда в грудину зверя, между пятен и чуть левее металлической пластины. Придавило ржание, обратив его в хрип, поднявшийся вместе с кровавой пеной. Непонятный хруст, то ли кости, то ли дерева, и, встав на дыбы, конь повалился набок, давя наездника и пеших, которым не посчастливилось оказаться не под тем «лоснящимся» боком.

Шрам словно ещё пульсировал под подушечками пальцев. Три нескончаемых года «заботы», после которых его выкинули как материал уже ни на что негодный. Скрипнув, дверь захлопнулась.

– Ну как же, ждали! Давно уж как ждём! – принял гостя с распростёртыми объятьями Брис.

Натянувшись, поводья из выделанной грубой кожи заставили благородное животное остановиться. Стремена заскрипели, когда, чуть изменив центр тяжести, рыцарь повернулся телом. Улыбка его оказалась ничуть не менее благородной, чем прочее, и янтарная, с серебряными нитями, бородка лишь усилила это впечатление.

– Имя моё сэр Ланц Речной, и я прибыл по личной просьбе градоправителя Арлема лорда Генуи Жака де Воражины, дабы избавить земли эти от твари, что в них завелась, – произнёс сэр Ланц чуть певучим тоном.

Высокий стиль, а среди деревенских, увы, не нашлось бы и десятка его ценителей.

– Гай!

Резкий и совершенно иной по настроению, выкрик заставил оруженосца вздрогнуть. Никуда не спеша, и даже скорее нарочито ленясь, совершенно обыкновенный юноша сполз со своей совершенно обыкновенной лошади и, взяв беспокоящееся животное (не своё, само собой) под уздцы, похлопал его по шее. Ноздри коня раздулись, а кисточки на кончиках ушей задрожали, будто прислушиваясь к хищнику, что притаился где-то в зарослях терновника. Вытянувшись, мягкие губы приняли с ладони юноши хрустящий сухарик.

Рыцарю спуститься было куда сложнее, и дело здесь не в беспокойстве животного. Ноги коня стояли будто вколоченные. Он был могуч. Был статен и высок. Даже чересчур высок, если вдуматься. Обременённый не одним фунтом металла на руках и ногах, сэр Ланц был просто вынужден не спрыгнуть, а сползти по боку. Наплечники не дали ему свести руки, а кираса сковала спину. Старая еловая шишка и поседевшая хвоя хрустнули под тяжёлым сапогом.

Сняв шлем, сэр Ланц, не отдавая себе отчёта, поправил низкий плюмаж из белых, но пышных, будто бы застывших в воздушные спирали, перьев.

– Мне думается, вам нужно поделиться тем, что мне не ведомо.

– Тут? – осведомился мельник, и на лице его возникло лёгкое непонимание. Оно же возникло и на лике рыцаря, не просто которому было понять здешних мужланов.

Рука Гая вновь отправилась в боковой карман, и сухарь хрустнул, разламываясь на коренных коня.

– Я бы не отказался с вами отобедать, – всё так же пропел сэр Ланц, и немного погодя добавил: – Мясо пришлось бы кстати, перед битвой с драконом.

«Рыцари не монахи и едят мясо», – подумала Зое, и эта истина показалась ей странной.

Курицы не хватило бы, так что, не тратя впустую птичью жизнь, сразу закололи кабанчика, которого по такому случаю пожаловал свинопас. Даже удивительно. Мясо в обычный, непраздничный день. Зое не могла этого понять.

Рыцарь ел, а остальные сидели вокруг, дожидаясь пока уставший с дороги дворянин позволит им поделиться бедой, что здесь приключилась. Свиные ноги с боками были ободраны сразу же, а вот уши сэр предпочёл посмаковать. Хрустящие хрящики, пяточек и язык, которые были отделены и лишь после сгрызены, и проглочены вместе с рассказом Зое.

– Да, это дракон, – наконец закончив трапезу, объявил рыцарь, и все содрогнулись, будто он мог сказать нечто иное. – Хотя и странно в меру, ведь дракон, известно, приходит сверху, а этот из-под вод.

– Что? – свёл кустистые брови мельник, и Бод по левую руку его беззаботно вгрызся в очередную горбушку, будто и не беспокоило его ничуть происходящее.

– Летают они всё больше. Из-под воды, наверно, тоже могут напасть, но это всё больше привилегия змеев, что жрут людей куда южнее. В солёных они водах, а не в пресных, – с лёгким раздражением повторил проще сэр. – Кора на деревьях поободрана?

Вопрос застал деревенских врасплох. Многие не знали, что и ответить, но, быстро сориентировавшись, обратились к Коуму, – лесорубу, что завсегда пять дней в восъмицу обходил округу в поисках сухостоя. Тому внимание дворянина не слишком-то польстило.

– Ну как же, видал. Зимний погрыз лося, и медведь когти чешет. Много где и что ободрано, а кем чёрт его разберёт.

– Три глубокие продольные полосы, рассекающие кору и дерево на три кольца, – незамедлительно последовало уточненье.

Лицо Ивеса было черно, точно сажа, и в сторону сэра Ланца он даже не смотрел.

«Это удивительно, – подумала Зое и, не успев поразиться собственным мыслям, добавила: – Разве может человек знать так много?» Рыцарь для неё уже носил невидимый венец, и с каждой минутой впечатление это лишь усиливалось.

Коум, уже поднабравшись, скорчил задумчивую рожицу, отчего лицо его сделалось неожиданно весёлым, а куцая чёрная бородёнка стала топорщиться, точно ёж.

– Да нет, – многозначительно повёл он указательным пальцем. – Хотя может быть. Не знаю. Мне б свалить да закончить, а рассматривать уж, что там подо мхом, это извините.

– Уж извините, – сквозь зубы пробурчал Ивес, и лицо его стало ещё темнее. Хозяин дома вообще бы вышел, если б вторая ипостась характера не заставила следить за целостностью посуды. Рыцарь он уедет, а Ивесу за этим столом ещё сидеть и есть. Надо же знать, с кого после за ущерб требовать.

Сэр Ланц всё глаголил и глаголил, а Зое всё больше восхищалась. Это ж надо, столько знать.

Хрустя мягким ухом, дворянин рассказывал про зверя с Колючего хребта, что по сей день жрал путников, оставляя подобные метки не только на деревьях, но и на камнях. Поведал множество захватывающих подробностей «кровавого дождя» близ Стража. И про огнедышащего Алого зверя, дважды виденного возле Чаекрылых холмов. Их зверь, кстати, тоже был алым, так что всё возможно.

– Много в них жара, а потому, если прочим гадам солнца надобно, эти и в зиму выползают. Разлягутся так на валунах, пасть раззявят, чтоб ветер в животах гулял. Часы так коротать могут, хоть, я врать не буду, собственными глазами и не видел.

Хрусталь звякнул в сердце Зое. Шелуха. Холодные доски под пятками. Сон, о котором она так боялась забыть и в итоге сделала это, ничуть не мучаясь угрызениями.