Текст книги "Остров жизни (СИ)"

Автор книги: Иван Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 4. Великое искусство.

«"Пацанка", – сказали ей однажды, а я отвечу: – „Да, ну и что? А вы сможете, как она полдня стоять и полдня бегать? Способны постоять за себя, или, быть может, разбираетесь в традициях расчёсыванья грив? Новое поколение. Станьте хоть в половину такой пацанкой, как она, а после вспомните, кем вы были“».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Вода шуршала и, покачиваясь, рогоз скрывал от дневного пекла лягушек, стрекоз и ящерок, так любивших закусывать в этот час мотыльками. Бесчисленное множество гадов скрывалось в границах озера. Зелёные и жёлтые, с ладонь и вдвое меньше. Самые различные, но в этом всём немыслимом разнообразии лишь один выделялся настолько, что сравниться с ним не мог никто. Ни один от Колючего хребта и вплоть до Тромо. Возможно, и дальше, но, говоря откровенно, про те края Гай и не слышал. Не так-то просто пересечь столько границ, пусть даже ты и дворянин.

Брови молодого рыцаря сошлись, когда взгляд его уцепился за чёрный провал меж двух, напоминающих рога деревьев острова. Лишь с этой точки береговой черты был виден вход в нору, и именно поэтому конкретно здесь юноша и останавливался так часто. Гай смотрел. Медлил.

Зверь из тьмы. Как его было не уважать? Вспомнить хоть случай с коровой десять лет назад. Это было не какое-то пресловутое убийство – это была охота. Искусство столь древнее, что современнику и пытаться постигнуть тонкость и изящество его не стоит. Гай не боялся проиграть, скорее уж он боялся выиграть неким чудом. Эта жизнь как затянувшийся сон. Сын, Зое даже Ивес, который пусть и имел привычку орать под руку, но и человеком был не таким простым.

Где-то глубоко внутри юноша осознавал, что рыцарь не мог, не имел права позволить себе жить подобным образом, но разрушить эту хрупкую иллюзию, призрачную мозаику из ледяного стекла, он был также не готов. Зверь в пропитавшейся кровью кольчуге ждал его. Ждал постоянно, и Гай чувствовал это.

Легчайшая волна на ряске и сердце рыцаря забилось чаще. Меч?! Ах да, он же оставил тот под кроватью… «Как так он там остался?!»

Паника охватила сознание, но лишь на пару мгновений. Мелководье. Не более чем сом шёл вдоль дна, ища зазевавшуюся рыбёшку. Рыцарь выдохнул, справляясь с восставшим воображением. Сом. Молодой не иначе. Лишь им не хватало терпения, чтобы дождаться ночи. Неутолимый голод и днём гнал молодняк на охоту, вслепую тыркаться в переполняемом светом чужом мире.

Гай умел ждать, и однажды наступит час его триумфа. Через год или десять, но горячая чёрная кровь непременно прольётся. Годы понадобятся озеру, чтобы оправиться от этого яда!.. Возможно, но это жертва, которую стоило принести.

***

«Лодырь, ну как его ещё назвать?»

Огрев «вечно юного» рыцаря тряпкой, Зое хотела на этом и остановиться. Она, в самом деле собиралась воздержаться, но язык ее на сей счёт имел собственное мнение:

– Делать тебе нечего. Рыцарь тоже мне. А ну, живо ко всем, а то в бадью сегодня же затолкаю!

Сэр Ланв Деревянный оскорбился не на шутку. Благородная кровь вскипела в нём, в глазах же сверкнуло негасимое пламя.

Сэр Ланв Деревянный был взбешён, Гаю же ничего не оставалось, кроме как оставить это мнение при себе. Мужчина в знак протеста поддел носком ботинка пыль и, уперев взгляд в землю, встал рядом с прочими. Всё, что у них было. Полторы лошади[1] – всё ж таки не так много, чтобы сдвинуть телегу, с достаточно толстым бревном.

Как удачно, что есть люди.

– На счёт «три»!

Вдохнуть через нос, резкий выдох, и глубоко увязающие в глине колёса продвинулись ещё на шаг. «Фи-ти фью» – легкомысленно просвистали чистые небеса.

Шуршал камыш, не спеша перебираемый ветерком. Мужчина изнемогал.

– Не люблю я воду! – чеканя слова дыханием, проскрежетал Гай, и крупные градины пота тотчас выступили под чёрными растрепавшимися волосами.

Колени его чуть подрагивали, в то время как башмаки всё глубже увязали в размякшей почве.

«Как ребёнок, ну честное слово».

Зое, подойдя сбоку, сама упёрлась в качестве показательного примера. Примера и не более того. Не то чтобы она совсем не старалась… Да нет, конечно, не старалась. Видите ли, спина ей была ещё дорога э-эм… как память. Память о буйной молодости, дорожка в которую, как сама Зое считала, была теперь закрыта и замурована.

Третий куст рябины остался позади и…

– Перерыв!

Место строительства им пришлось сменить, но, если вдуматься, не настолько важно это было. Да, Зое не смогла бы теперь в окно наблюдать озеро, но по прежнему время от «дома» нового до «дома» старого исчислялось на пальцах одной руки, и это её вполне устраивало.

На новом месте земля поддалась лопате куда как тяжелее, что, по утверждению Бода было весьма неплохо. Колёса на свежей тропке здесь не увязали, а для погреба сразу же нашёлся камень.

Всего пятнадцать минут пешком от нового места стройки до старого вяза. Пятнадцать минуты, которые они жевали, грызли и тянули едва ли не полдня.

– Перерыв!

Секунды не прошло, а по ту сторону рассохшейся доски уже послышалось шевеления. Показались проевшие чёрную шевелюру залысины, а затем и их владелец.

Едва переводя дыхание, Зое попыталась развернуться, но Рин заметил её раньше:

– Учти, то, что В ДАННЫЙ МОМЕНТ я не в состоянии работать, ещё не значит, что платить мне не нужно. Поняла? Я пострадал по общей вине, а значит, заслуживаю семь су.

Свинопас теперь передвигался при помощи самодельного костыля, и вид у него был при этом весьма радостный.

«Н-да, быстро же он пришёл в себя вдали от благоверной. Позавидовать можно».

– Ху-у… Значит, то, что ты не услышал «отойди», это общая вина? – начала игру Зое.

– Да!

– Вставай к остальным.

Или как сказал бы отец: «Тогда чего же ты расселся! Хохолок не отрос?».

На всякий случай был озвучен и этот вариант. Так, просто на всякий случай. Потому что не надо уши затыкать мочалом. И бегать так быстро: за всё детство Рин так ни разу и не поддался Зое.

Первая фраза поставила мужчину на место, вторая убила. Лишь восстав огонёк феникса в его глазах был ощипан, разделан и приготовлен с тыквой и чесноком.

– Тибо где? Опять где-то ходит? Учтите, ничего он не получит, пока я за него толкаю.

Утираясь и рассаживаясь, кто на землю, кто на бревно, мужчины даже не глянули, просто кивнули. Свинопас сопнул.

Рин, сильное и быстрое имя, которое в их детстве с гордостью нёс сильный и быстрый мальчишка. Его, а заодно и змея, что парил над головами отставших, будто хищный ястреб над мышиным гнездом. Что же случилось? Жизнь. Что же ещё способно было так изломать человека.

Зое вполне могла бы его пожалеть, если бы не этот постоянный концерт. Рин чуть приосанился, так что стала заметна грубая повязка под штаниной. На самом деле ничего страшного с ним и не произошло. Кора упавшего вяза всего-то чуть растрепала чистый воротничок. Ногу ему побила, да и продрала кожу, так что проступила кровь и всего-то. Зое бы и внимания не обратила[2], но юноша весьма щепетильно относился к собственному здоровью. Куда проще было оттащить его на равных с бревном, чем убедить, что кости целы, а кроме ничего особо важного в человеке и нет.

«Живуч гад, человек, – как сказал когда-то Ивес. – И захочешь прихлопнуть, так просто не выйдет».

– Ты только Агате не говори, что это я сам, – пропыхтел Рин, пряча взгляд. Лицо его как-то внезапно постарело. Он сам весь сгорбился и разом перестал походить на себя самого.

Весьма непросто стало в этой фигуре узнать того мальчишку с поля.

«Никогда не думала, что это скажу, но верно Гай поступает, что с этой железкой забавляется. Подождите-подождите, это живот, значит, так вырасти может? А отчего так бывает? Та-ак».

– Смотрю, ты так э-э... поздоровел, – с трудом подбирая слова, начала Зое. – Что, Агата так хорошо готовит?

Заросшая пегой щетиной, щека едва заметно дёрнулась. Мужчина повёл плечом и лишь спустя пару мгновений, припомнив что-то, решился на ответ:

– Не особо хорошо. – Сглотнул. – Но много.

«Старейшая из дилемм: количество или качество. Спрос рождает предложение, а по утверждению Лео чем больше имеешь, тем больше хочешь».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Звучит не так плохо. Ускорив шаг, Зое поспешила вернуться к перекладине телеги. Даже чуть подтолкнула ту, что б никому не было обидно. Последняя кочка далась довольно тяжело. Оставалось каких-то десять шагов.

Мысль сама собою скакнула к последней фразе. Готовка оставалась её больной темой.

– А насколько «не особенно» хорошо?

– Свиньям я бы не дал.

Полминуты на то, чтобы рассмотреть последний факт. Гай, конечно, не свинья, здоровья в нём было куда как больше, но рыцарь всё ж таки. Какой-никакой, а свой.

– А ну, все взялись! – с хрипотцой. – Что нам до ночи её толкать, твою телегу!

***

Вечер. С рук на руки передав супруге больного, Зое обтёрла заливающий глаза пот. «Запряжённая» тремя человеческими силами телега потащилась дальше, дочь же своего отца ещё долго стояла, прислонившись спиной к топорщившемуся соломой сараю.

Какие трели высвистывались во дворе свинопаса! Какая палитра! После стольких лет общения с Ивесом словарный запас Зое весьма непросто было расширить, и всё же. Пара залихватских выражений определённо заслуживала того, чтобы их запомнили.

«Если б только в молодости я знал, что мозг не прочистить как желудок».

(Кузьма Прохожий. Проходя Авиньон).

***

Тень в небе.

За ней уже наблюдал орлан, устроивший себе гнездо на вершине, казалось, подпирающей облака сосны. Он чуть приподнял крыло, намереваясь соскользнуть, но, передумав, остался на месте.

«Ки-ки-ки-ки» – пропело горло под бурыми перьями.

Свиристя и отплясывая в воздухе, мелкие птахи охотились на мошкару. Дракон птичкой не был, и он предпочитал говядину. Большой и сочный кусок. Летя неспешно и размеренно, он захватывал в кольцо холмы и деревню, вглядываясь в силуэты жующих точек внизу.

Гремящее лазурью небо, облака и долины под парой огромных, несущих смерть крыльев. Змей был ужасен, голоден и ранен. Каких-то три десятилетия назад спина и бока его рассекли страшные когти. Алая, грубая шкура затянулась, покрылась чешуёй, но и сейчас левое крыло зримо подёргивалось, выгибаясь и посылая в плечо тревожные сигналы. Он проиграл… и за это, как и за всё прочее, приходилось платить. Там в чёрных, гремящих облаках.

Всё началось в ту ночь, в настоящем первородном аде. Ибо тогда, в прямом столкновении, у молодого змея не было и шанса… Пока что он был слаб. Пока что.

Холодный ветер тёк по горячим бокам, и это было немыслимо приятно. Чуть закатившись, глаза лучились серебром, а меж рогов всё текли и текли молочно-белые ручейки пара. Резкий разворот, и фантом облака-фрегата распался надвое. Взмах могучих, несущих смерть крыльев, и сосед этой белой махины, был смят. Закрутившись, белёсая дымка разошлась волнами, так что с земли казалось, будто море разлилось и вспенилось над их головами.

«На самом деле птицы не летают. Они лишь падают против ветра».

(Кузьма Прохожий. От себя).

Восходящий поток как дорога в небеса. Выше! Ещё выше! Так, чтобы кровь вскипела в жилах, ударив в голову.

Как?! Как победить противника, который, как и ты, постоянной растёт?! Сколь бы величественными, могучими, сколь бы чудовищно огромными не делались твои клыки, его вырастут настолько же, и разница ничуть не сократится.

«Разве возможно это преодолеть?!» – пылал в воспалённом разуме вопрос. Ответа не было.

Победа достанется дракону лишь вместе с пониманьем.

– …

Нечто солоновато-горькое на языке. Пожалуй, пока что этого достаточно.

Замедлившись, огромное тело приподнялось, наткнулось на невидимую в невыносимой тишине преграду. Левое крыло его чуть подогнулось, и дракон тут же завалился набок. Завершающий не взмах – удар, дающий ускорение, и зверь будто перевалился через вершину горки. Резкий разворот и ветер, обернувшийся громом в среднем ухе. Тугой, как сырой пух, воздух хлестанул по бокам и врезался в раны. Ноздри сомкнулись, иначе он порвал бы нутро, но вот глаза. Силуэты холмов и деревьев смазались и кружились, будто в чёртовой пляске. Дракон не отводил взгляда до последнего момента. Зрачки его расширились, и в них, как в зеркале бездны, отразилась добыча. Живая, податливая, вёрткая.

Как бы змей ни был быстр, насколько бы он ни был умел, любая случайность, сущая мелочь способна была испортить охоту.

Удар большого колокольчика на шее. Шаг коровы в сторону, и страшные когти лишь вырвали клок дёрна.

Мычанье, и копыта в испуге лягнули воздух.

Взвыли мышцы дракона, и затрещала чувствительная перепонка. Обрётший твёрдость гранита воздух чудовищным молотом ударил, ломая и выкручивая вечного хищника. Заметно припадая набок, змей вновь взлетел. Ему ещё было к чему стремиться. Он не сдастся.

Он ничего и никого не забудет. Никого не простит и добьётся своего: высочайший пик поменяет своего властелина.

Змей не забудет той ночи. Никогда.

***

Пятерица. Ну надо же. Зое самым что ни на есть наглым образом нарушила волю отца, и… ничего не произошло. Абсолютно ничего! Всё так же грудились угрюмые тени, и мрачный колченогий табурет поглядывал на собравшихся своим единственным глазом. Фырчал пар, подбрасывая крышку котелка, и ароматное марево шло по комнате, колыхаясь на жёлтом, точно вырезанном из дорогого пергамента, дубовом листе.

«Не иначе Гюстав принёс».

Суровый на вид мальчишка любил таскать всё подряд с улицы, так что, убираясь в своей бывшей комнате, Зое частенько выгребала груды всяческих веточек, натыкалась на кусочки дубовой коры, гладкие камни, ну и, конечно, жёлуди. Как же без них.

Как выжить без «сокровищ», какие бывают у всякого мальчишки?

Запах свежей стружки примешался к обычным пряным ароматам. Лист и красноватый прошлогодний жёлудь оказались в этот раз под локтем у отца. Нечто отдалённо напоминающее новую ножку очутилось в его руках, и сразу четыре окровавленные повязки нашлись на его трёх пальцах.

Ивес был при деле. Он делился:

– А затем прицеливаешься и ка-ак бам-бух! И солнце блестит на красном лезвии! Кони падают с разрубленными коленями, шлемы звенят, а из-под них…

– Ивес!

– Что?! А, ну да. Всё. Иди и не смей соседских кур трогать! Только чёрную!.. Она мне не нравится… Эй!

Подхватив рогатку, то ли обрадованный, то ли напуганный Гюстав унёсся, так что пятки сверкнули.

– Спиногрызы, – с теплотой в голосе проводил его Ивес. – Жаль, для баллисты материала не найти… уж я бы тогда!

Удивительно простые, живучие создания мужчины. Почти без всего они могли обойтись. И быт нипочём. В одной руке их вертелись грабли, другую что есть силы выворачивал из сустава меч. На шее их могут висеть дети, а позади якорем обязательства. Почти каждый в конце концом может натурально заменить одну третью лошади, но…

«Но требуха при этом их должна быть набита!» – в который раз плугом упёрлась во всё тот же голодный камень девушка. Кухня. Зое откровенно даже приблизительно не представляла, с какой стороны к ней подходить. Это странное, неизведанное место.

Нет-нет, нужно было срочно взять себя в руки. Необходимо было проглотить гордость, отодвинуть страх и сделать, наконец, первый шаг.

– Мам, тут… ты научишь меня готовить?

Звон. Лишь коснувшись пола, тарелка разлетелась десятком разношёрстных осколков. Какие-то остались под столом. Другие же забились под очаг, отлетели ещё дальше и скрылись в коридоре. Развернувшись, глиняный черепок остановился у дощечки, что компенсировала недостаток длины одной из ножек кресла хозяина дома. Той самой, которую Ивес год как обещал заменить.

– Дорогая. Конечно.

– Твою да! – только и смог выдавить мужчина.

Отвлёкшись, вытаращив глаза, он замер в самой великосветской позе. Просто не имеющий права упустить пробный случай нож прошёл чуть дальше. «Боевая рана» ором разошлось по дому, отражаясь от стен и возвращаясь к Ивесу.

– Умираю! – категорично заявил глава дома, а Зое вдруг стало не по себе.

Пляшущий въедливыми тенями огонь и металл сковороды. Что если не суеверный ужас могло внушать сочетание этих вещей. До неё вдруг дошло: «Это же … это так… скучно. Не хочу!»

***

Дождь гудел большую половину ночи, утро же встретило свежестью. Глупость сказал тот, кто заявил, мол, петухи поют на рассвете. Петухи поют круглый день – и всякий раз мешают! Серая птаха выглянула из-под сочного летнего листа. Пухлая капля сорвалась ей на макушку, и тут же нахохлился птичий дух. Вздыбились перья, и в солнечном, точно яичный желток, глазу отразилась обида. Просвистав отходную ночи, пичуга сорвалась с ветки. Скоро работая короткими крылышками, она скрылась.

Зое зевнула. Две дюжины потемневших, пахнущих хвоей и даже как будто липких су. Не стоит уточнять, как именно девушке удалось их достать. Ночью, точно вор, она подкралась, подобралась к спящему во всё том же кресле отцу. Пальцы его были сцеплены на груди, голова же откинута, так как спинка была чересчур низкой. Ивес храпел. Сопел и улыбался чему-то далёкому и непостижимому, к примеру, ростбифу. Он спал, казалось, беспробудно, но Зое-то знала, как обманчиво это впечатление. Вслушиваясь в клокотанья, рождаемые грудиной старого вояки, девушка потёрла взмокшие ладони и, чуть приподняв перемотанную ногу, аккуратно вытянула заветный табурет. Ножка скрипнула. Ивес храпнул.

На самом деле не стоит уточнять, как это было: результат есть результат. Деньги есть деньги, и мало кто будет с этим спорить… Да и к тому же к монетам не многие станут присматриваться. Лишь Пепин попробовал медь на зуб, с видом знатока всмотревшись в благородные отливы. Он сплюнул.

Самое простое закончилось, а дальше шёл труд. Тяжёлый, нескончаемый и выматывающий труд. Подстёгнутое парой лишних су, рвение с треском врезалось в землю, всего за восъмицу углубившись на полтора роста. Дерево прилетело и с него, точно сама, слезла кора. Загудели гвозди.

Господи, как же всё это было просто. Что постройка в сравнении с пирожками? А с хлебной похлёбкой?! Зое даже не была уверена, так ли называлось это блюдо. Суп и суп. Лично она подобное раньше не только не готовила, но и не всматривалась в него. «Пищу нужно жевать, а всё остальное не более чем вода!» Знала бы Зое тогда, как трудно эту воду приготовить. Теперь знает.

«Не хочу!» – в тысячный раз повторила про себя девушка и закатала рукава. Тягучий жар от печи окутал её плотной поволокой, точно покрывалом, и тут же градинки пота заблестели на загорелом лбе. Образы былых дней раскинулись огоньками звёзд, из которых, будто творец небесный, Зое принялась составлять созвездия. Всего три блюда, если посмотреть шире, но сколько боли в каждом. Сколько страданий! Один только прецедент с пролитым на ногу отца бульоном чего стоил?! Н-да… И ведь не скажешь, что замотана была. Тряпьё впитало, так что лучше б его не было вовсе.

Зое почувствовала тяжёлый взгляд меж лопаток. Демонстрируя редкое злопамятство, Ивес до сих пор поглядывал. Он помнил, а потому следил за каждым движеньем дочери – опасался… «А что, собственно, произошло? Ну, перемотали. Кожа лодыжки покраснела, так ничего страшного. Чего такого?»

Зое выдохнула: «Так, лишние мысли вон. Берём ревень и… а где он?»

Взгляд прогулялся по столешнице. Уже ошелушённая луковица, с отливающей зеленью хрустящих боков, отточенный силами отца нож и пара многоцветных перьев. Три плошки, вода и несколько сухих горбушек. Взгляд трижды вернулся к началу ряда заранее заготовленных пучков, но так и не заметил между ними особенных отличий.

Ошибётся и вкус станет… чуть иным. Есть это, конечно, будет можно, но едой данное блюдо уже являться не будет.

Мать кропоталась за спиной, но спрашивать её не хотелось. Более чем не хотелось. Стыдно откровенно.

«Уж лучше ошибиться», – решила для себя Зое и, выдохнув, протянула руку.

«Тот, не тот. Похож вроде. Как корова на лошадь похож!»

– Тебе помочь? – колокольчиком прозвенел вопрос, и только после Зое, к удивлению своему, заметила пару огромных и чистых глаз, что глядели на неё снизу вверх. Нади уже исполнилось двенадцать, и она, без сомнений, знала, каков ревень на цвет, вкус и запах.

«Из-за табурета не видно, а тоже – помочь», – попыталась разозлиться Зое, но, не сумев, улыбнулась. Сначала мысленно, а затем и по-настоящему. Она убрала выбившуюся прядь за ухо.

– Не волнуйся. Я справлюсь сама.

«Обязана справиться. Что в концов-концов за дела?! Сено в час слепней переворачивать – это нормально, а перед каким-то ревенём, чем бы он там ни оказался, пасую. Хватит! Пора уже взять себя в руки!»

Большие глаза моргнули. По золотым волосам пошла волна, когда Надия нерешительно кивнула. Для девочки, едва доросшей до уровня столешницы, этот момент не значил ровным счётом ничего.

«Хорошо, ладно! Сосредоточились! Не так это и сложно!»

Выбрав, Зое решительно схватила первое попавшееся. Пламя зашуршало, разбиваясь о котелок, и вода заходила, впитывая непонятную, невесомую силу. Жар, запах и множество отдельных предметов, из которых, как по волшебству, складывалось целое. Готовка, точно алхимический процесс, из которого простой народ знал лишь то, что он существует.

Добавить-то, присыпать это. Ничего сложного, но, учитывая всё «наверно», к вышедшему стоило относиться с величайшей осторожностью.

Не такой и мутный бульон, в котором вполне даже художественно плавала пара долек репы. Выглядела похлёбка прекрасно, совершенно другой вопрос, какова она была на вкус. Зое настороженно вслушалась в аромат.

Брови взметнулись, демонстрируя крайнюю степень удивления.

«Да ничего вроде. Попробовать или не попробовать? Н-да, это действительно сложный вопрос».

– Гюстав!

Будто почувствовав приближение бури, малец поспешил взять руки в ноги.

«Не может мать уважить! Старость ценить надо! Старость. Кстати, о нуждах старших».

– Пап, ты ведь голоден?

– Всегда-а… – протянул в задумчивости строгающий какую-то деревяшку Ивес, – в смысле никогда! Телега! Учти, – я эту бурду есть не намерен! Ты сама-то в курсе, чего там намешала?!

«Будто это столь важно».

– А я мясо добавила, – как бы невзначай ещё ни подумала, но уже обронила Зое.

В глазах мужчины зажёгся огонёк интереса. Нет, его лицо осталось непроницаемым. Отец всё так же с деловитым видом бестолково работал лезвием. Впечатление он создавал солидное, вот только бородка[3], характерно топорщащаяся, уже сказала своё слово.

– В самом деле?

«И унции нет! Я его резала, конечно... Я вообще много чего там резала, но это ведь ещё не значит, что для дела. Главное ведь, чтоб звучало, – правильно?» Движения тряпки вроде как замедлились, но кроме этого Марта никак не выдала мистификации.

– Ты что, мне не веришь?

– Да ни на луидор! – не задумавшись и на мгновение, категорично заявил отец, но взгляд его всё ж таки уже был прикован к котелку. Интерес никуда не делся. – Дайка ложку. Уж очень попробовать хочется.

– Но ты же сказал, что бурды не ешь.

– Дай сюда! – сорвавшись на крик, вырвал уже протянутую плошку хозяин дома. Всмотревшись в требуемое, он улыбнулся в усы. – Бурды я не ем, ну надо же. Я такое ел, что тебе и не снилось! У матери можешь спросить.

Марта молчала. Точно зная, что Ивеса накажет жизнь, она как ни в чём не бывало протирала, мыла и варила, как настоящий опытный маг, составляя из ничего обед.

Жизнь его накажет, и притом очень скоро. Секунды, через три-четыре.

Заглотив плошку разом, целиком, точно окунь наживку, Ивес замер. Острый кадык его дёрнулся. Вытаращившись, как у настоящей рыбы, глаза мужчины заходили по комнате, усыпанные серо-зелёными пятнами жабры его растопырились. Кадык опустился.

Он сглотнул. Не особенно хороший признак.

Время шло, а хозяин дома оставался нем. И неподвижен. Кашлянув, наконец, Ивес утёр рукавом подбородок. А вот это уже по-настоящему пугало.

«Чего это он? Неужели НАСТОЛЬКО плохо?»

– Думала, орать буду? – спокойно спросил мужчина. – Твою да через телегу, хорошего же ты меня знаешь. – Сглотнув повторно, Ивес опустил плошку между мелкой стружкой. – Нормально, для первого раза сойдёт.

– Да.

– Но ещё раз обманешь, и я… Я разговаривать с тобой не буду, – неожиданно по-детски заявил он, не иначе не найдя не иначе иных методов воздействия.

– Никогда больше, – лишь для того, чтобы заполнить паузу, клятвенно заверила Зое, но мысли её давно были заняты другим. Не прошло и часа, как девушка уже таинственным образом исчезла из дома. И она и котелок с ещё не остывшим бульоном.

Ивес чуть улыбнулся в ус, хитро, как ему показалось, глянув в сторону жены.

– Ну-у, где?

Скрипнула глина.

– Что, дорогой?

– Твою да, какой дорогой. – Улыбка стаяла, точно её и не было. Спавший с лица хозяин дома сглотнул, потерев засыпанную глиняной крошкой щеку. – Мясо, пусть варёное, где? Я же заслужил!

Протирающая тарелки, Марта подняла вопросительный взгляд, прежде чем поставить вымытую к прочим.

– Оу… я не уверена. У нас где-то было вяленое. – Взгляд женщины прошёлся по сырым и неровно нарезанным кубикам. – А знаешь... у нас была замечательная свежая морковь.

Великое и сложнейшее искусство – готовка. Алхимический процесс таинственного превращения чего-то одного в нечто совершенно иное. Жизнь человека без неё невозможна, но порой и с ней жить становится весьма непросто.

Уж работать точно. Всего один котелок и три дня простоя!..

«Надо бы с Моной поболтать, – невесело думала Зое после. – Давно не виделись».

[1] Увы, но возраст – это для всех возраст.

[2] Скорее б прибила того, кто ей это устроил.

[3] Её даже мать не смогла извести.