Текст книги "Остров жизни (СИ)"

Автор книги: Иван Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава 5. Старый знакомец.

Сложно было с этим смириться, но честно выстрадавшую полгода яблоню пришлось оставить. Теперь без всяких дополнительных снарядов тренировки проходили в пролеске. Вдвоём. Вдалеке от деревни. В непосредственной близости от чащи! Взгляд, только недавно рассматривающий изодранную почву и кровавые брызги, метался меж стволов, выискивая алую тень.

– Так, стань-ка в какую-нибудь позицию, – сказал Ивес, и Гай, сонный и избитый, сразу же почувствовал себя не в своей тарелке.

Гай знал «какую-нибудь» позицию. Юноша почти десять лет прослужил оруженосцем и знал много позиций.

Принцип обучения был донельзя прост.

Он становился, заносил меч, воображая, будто тот настоящий, а не выпиленная из дерева, увесистая палка, и наносил удар. Крестьянин, не зная ничего ни о техники, ни о стратегии, демонстрировал его ошибки, и Гай оказывался на земле. Они менялись. Ивес теперь так же нападал, а Гай пытался отразить, используя те же принципы. Не успевал, как правило, и вновь здоровался с сырой, утоптанной землёй.

– Уй! – сквозь сжатые зубы, под хруст суставов.

«Боль – лучший учитель», – любил проговаривать Ивес, сидя или подпирая ладонью поясницу. Ещё чаще он упоминал некую «телегу», но это уже не имело отношения к делу.

– Продолжай. Чего замер-то?

Не без удовлетворения пройдясь взглядом по иссиня-чёрным полосам на предплечьях, спине и лодыжках юноши, Ивес закрыл глаза. Продавливая холстину, темная кора приятно расслабляла поясницу. В отросших усах скрылась улыбка.

«Убил бы, если б смог», – ясно прочиталось в остекленевших глазах оруженосца. Смахнув пот, уже почти забывший о чаще и раздевшийся по пояс, Гай вновь вознёс Экскол, вариант девятый. Теперь тяжеловеснее и короче. Из груди юноши вырвалось нарочито медленное, свистящее дыхание. Экскол пошёл вниз, и…

– Ногу не забудь выставить, – запоздало напомнил Ивес и с удовольствием вслушался в залихватски-аристократическую ругань.

Гай повторил ровно пять десятков раз, каждый раз выставляя и убирая ногу, пока… Пока не повалился, не чувствуя уже ни рук, ни ног. Грудь юноши вздымалась, и, обжигая гортань, осенний воздух свистел в лёгких. Юноша жил им. Зависел от него. Умер бы без него. Лёгкий хруст, и перебор веток неподалёку, но Гай никак не отреагировал. Ладонь на пульсирующем боку.

«Рыцарь дышит носом», – произнёс сэр Ланц когда-то, смотря на поверженного новичка сверху вниз. Величественный и непогрешимый. Попробовал бы он выговорить столь сложную фразу после получасового знакомства с чурбаком. А быть может, с таким «мечом» и нужно было заниматься?

– Ну как? – прошелестел юноша, сглотнув.

– Птиц распугал, – нисколько не слукавив отозвался Ивес, всматриваясь в перекаты огневеющего полога.

Пчела, по-осеннему сонная, жужжала где-то у его уха. Полосатая пролетела справа. Полосатая прожужжала слева. Зависла где-то неподалёку.

– Твою да через телегу! – Глаза мужчины сложились в непростительной близости от носа. – Ну ладно, хватит на сегодня.

Кряхтя и упираясь ладонью в чёрную, заросшую мхом кору, Ивес подобрал полено, утяжелённое благородным именем Экскол. Экскол был без всякого стеснения сунут под мышку. Другая рука нужна была мужчине, чтобы, работая не хуже мельницы, попытаться отогнать немыслимо живучее насекомое.

– Да! Только не ляпни никому. Я к тебе не подходил, и мы вообще не разговариваем. Не забыл? – в который раз повторил Ивес.

Гай ещё помнил удивление, которое он испытал, услышав это впервые:

– Но вы же ночуете в коровнике!

– А мне там нравится. Мягко и идти недалеко, – дёрнув плечом, почесывая брюхо сообщил мужчина, и уже серьёзно добавил: – Повторяю, скажешь кому, я поступлю так же.

– А-а…

– Не благодари! – ляпнул одну из любимейших своих фраз Ивес, и на душе его вдруг стало совсем легко, будто и не ломило спину, не трещали колени и страшные судороги не сводили желудок.

«Чёрт, и зачем, спрашивается, вспоминал?!»

Покосившись на оруженосца, Ивес утешился трясущимися коленками. Юноша не шёл. Он полз. Фактически двигался на четвереньках, перебираясь от ствола к стволу. «Фить-фить», – пронеслось в воздухе, и птичка с белыми пятнами на крыльях вспорхнула, сразу же затерявшись в пестреющей жёлтым и алым листве.

А что ещё будет, когда начнётся уборочная. «Прислужник дворянина с вилами[1]. О-о… это того стоит».

***

В тот день, как и во все прочие, заговорщики вошли во двор с разных сторон и с перерывом в четверть часа. Не разговаривали… А если им всё ж приходилось пересечься, Ивес орал на «захребетника» так, что ещё с час его голос звенел в ушах у Гая.

«И они думали, что я не замечу?» – улыбалась про себя Зое, сидя на кочке в поле, пожёвывая травинку и отгоняя наглых птиц на длинных ногах. Смех раздирал её всякий раз при воспоминании о тех заговорщиках: «Енот ты аристократичный, жаба расползшаяся!» Подобных «перлов» были десятки. Смеяться можно было бесконечно, но стоило Зое отвлечься, белые цапельки вновь лезли под копыта, ловя и заглатывая мошкару, что так досаждала рогатым.

– А ну, кыш! Брысь отсюда. Мне вы как память дороги! – ляпнула Зое и лишь после этого задумалась, что собственно сказала… – Вот ведь артисты. И «меч» этот, главное, спрятали, точно я Гаю под рубашку не залезу[2]. Я и не залезу!.. Пусти! А ну, пусти!

Найдя на рукаве её мошку, белая птица резко выбросила напоминающую пику голову, враз пожрав треклятую, а заодно и уцепившись за пепельную ткань. Потребовалось усилие, чтобы отделаться от прожорливой птахи.

«Вот ведь! И не сделаешь ей главное ничего! Почует неладное, – улетит, и не достанешь. Да и жалко откровенно».

Пальцами отмерив расстояние от солнца до верхушки сосны, Зое сплюнула травинку. Пора было выдвигаться. Под свист хворостины мычание, напоминающее рёв трубы, поднялось в воздух, и не особенно спеша тяжеловесное стадо двинулось в обратную дорогу.

«Хорошо уже то, что они помирились. По-настоящему надоело смотреть на эти всегда кислые физиономии, а тут хоть какое разнообразие», – бойко подумала девчонка, однако улыбка всё одно померкла. – Хотя это в любом случае будет чрезвычайно тяжёлый разговор.

Вдоль увядшего поля на холм и с холма, по утоптанной грунтовой дороге, где в детстве они запускали тянущего за собой разноцветные ленты дракона. «Удивительное приспособление» как они тогда думали, и как Зое думала до сих пор. Воздушный змей, бревно и яблоня. Их пустырь. Даже странно, и как это она о нём забыла? Это произошло незаметно. Просто не было времени. Дела всё, а затем, в какой-то момент, проходя, она поняла, что не осталось под яблоней никого из старой компании. Как-то незаметно все они повзрослели.

Зое подняла взгляд, чтобы проверить, так ли сильно листья занесли бревно, но неожиданная преграда не дала ей этого сделать.

«Чего это они все собрались», – подумала Зое, и тень сгрудилась под полом войлочной шляпы. Девушка сплюнула изжёванную травинку. Взгляд из-под напоминающих крылья бровей.

«Уж точно не меня дожидаются».

– Та-к, и чего это мы от работы отлыниваем? – уперев руки в бока, вопросила она у всех и разом ни у кого.

Пенин, которому всегда надо было больше, чем прочим[3], взглянул на неё непонимающе и даже не сразу узнал. По лицу его плясала ясно говорящая о помрачении рассудка улыбка.

– Всё закончилось. Представляешь? Кончено! – объявил он радостно.

«Ну всё, приехали». Холодный пот прошиб Зое, и, воспользовавшись этим, прохладный ветерок тут же проник между лопаток, дрожью разойдясь по крепкому телу.

– Пепин, ты только не волнуйся, – хотела она сказать, но умопомешанный уже забыл о существовании подруги, спешно растворившись в застывшей толпе. Напряжение струной звенело в воздухе, давя подобно селю.

«Так, спокойно. – Оглядевшись, Зое случайно заметила вычесанную рядком макушку брата. – Вот!» Она не знавала человека серьёзнее Бонне![4]

– А ну, пошли! – организовала девушка стадо, и рогатые сделали остальное… Ну честно попытались.

– Люди, да посторонитесь! Затопчут же!

– Это что?

Больше пяти минут прошло, прежде чем заохавшие хозяйки разогнули крутобоких по дворам, но да неважно. По правде, для Зое это ничего не изменило. Зримо число собравшихся снизилось весьма незначительно, а Бонне как стоял свечкой, точно кто вкопал ему ноги, так и продолжил стоять. Под бдительной опекой юноши, держа его под руку, светила Дезири. То, что она вышла из дому, уже говорило о многом.

«Отец вроде как Пеструшку забрал», – мелькнула и тут же растворилась шальная мысль.

Протаранив лужу и по ходу дела солидно работая локтями, Зое вклинилась в толпу. Проследить за взглядами, в общем-то, было несложно, но… там ничего особенного не наблюдалось. Совсем. Девушка ещё поняла бы, воспали всеобщий интерес дорога, но дом? Что могло быть такого особенного в обычном обшарпанном домишке под соломенной крышей? В полнейшей тишине не слышалось ругани, да и вообще происходящее было дико и пугающе непонятно.

«Нужно с этим что-то делать. Пора заканчивать».

– Чего ждёте?

– Спасения, – эхом отозвался Бонне, и, откровенно, от этих слов Зое не стало легче. Живой ум её, не отдыхающий всё это время, разрывался от количества вариантов, но всё ж таки отдельные казались наиболее вероятными.

– Рыцарь? – предположила девчонка, и не поверила себе.

– Лучший. – Под кипой соломенных волос расплылась улыбка. – Как говорят, бесчисленное множество тварей уже на его счету.

«Ага». Под шляпой у девушки нечто щёлкнуло, тренькнуло, и, не успев даже осознать, что во фразе ей не понравилось, Зое уточнила:

– И кто конкретно говорит?

– Все, – пожала плечами Бонне с видов, будто этим всё должно было быть сказано.

– Вон он, наш старый знакомец, – несколько внезапно уточнил Гай.

Зое вздрогнула. Она не подметила, когда оруженосец появился, но такое ли большое это имело значение?

Девчонка уже снова присматривалась к жилищу Коума, и вновь не подмечала чего-то особенного. Ну, стены обрызли. В крыше зияла пара новых дыр, а под ней, пусть Зое и не могла различить этого с такого расстояния, свили гнездо ласточки, – прелестные создания, по слухам несущие мир в дом.

«Что за знакомец?» Девушка много с кем зналась, и ей пришлось весьма постараться, чтобы различить у самого порога, за стоящими частоколом сливами, чью-то тощую фигуру. Коржавенькую, в подобтёртом журнаде и при глубоких залысинах. И мгновения не понадобилось, чтобы по этим признакам опознать «типа», что душу вынул своими расспросами у озера.

– Рыцарь, – повторил Гай, но не с почтением, как это по умолчанию делали все, и в особенности он, а с какой-то въедливой неприязнью. Черты юноши заострились, сделав лицо его неожиданно чёрствым. Зое ещё не приходилось видеть Гая таким… и не сказать, что метаморфоза ей так понравилась.

– Показник. Только последний самолюб станет водить сказителя с собой, и тем более пускать его вперёд, – выплюнул Гай и, поймав взгляд девушки, добавил: – Так сэр Ланц говорил.

Лишь начавший формироваться, новый, непривычный образ серьёзного оруженосца рассыпался, точно стеклянная фигурка, кою ударили об стену.

«И снова сэр Ланц», – уже с некоторым раздражением подумала девушка.

Ушедших не было принято забывать в Озёрной… но не вспоминать же их ежеминутно, и даже когда они одни. Это уже здорово смахивало на одержимость.

«А вот сэр Ланц…» – завсегда начинал Гай и, поймав взгляд, коли нечто потяжелее под рукой у девушки не оказывалось, замолкал. Существовали места, в которые даже для лучших вход не был заказан.

– И снова сэр Ланц, – повторилась девушка и, обхватив левой рукой запястье правой, резко подала локоть назад. Крайне простой и, что важнее, действенный приём. Через пару восъмиц Гай одумается. При условии, конечно, что рёбра его выдержат эту пару восъмиц.

А толпа тем временем вскипала. Удар локтем от случайного соседа. Словно очнувшись, Бонне заводил головой, точно петух. Посмотрел налево, направо, завалил голову на плечо.

– Дезири, пойдём в дом. Здесь становится неспокойно.

«Как ещё станет, когда сам «низвергший шестерых зверей, изрыгавших пламя аки кузнечный горн» сэр появится», – прикинула Зое. Сообразила, настойчиво взяла Гая под руку, но, прежде чем удалось улизнуть, худшее и в самом деле случилось.

В безмолвии. Сначала над головами собравшихся прошла лёгкая рябь восторженных восклицаний. Стихла. Медленно и грозяще напряжение рождалось где-то у слив. Зое дёрнулась, но много ли от этого было толка? Да ни на денье! Тягучая и сметающая всё и всех, волна всеобщего восторга закрутила и завертела, совершенно не интересуясь, надо ли ей это. Если бы кто спросил у Зое, она бы честно ответила: совершенно не надо. А то и что покрепче сказала, из перечня, в своё время подслушанного у отца и Дидье [5]. Дверь хлопнула.

«Вот ведь… зараза», – в раздражении разворачиваясь, дабы хоть глянуть, по чьей вине страдает, подумала Зое. И замерла в удивлении.

Она моргнула:

– И чем это ты занимаешься?

Расставив ноги и разведя руки, будто пытался защитить девчонку от чего-то невидимого, оруженосец стоял между ней и волнующейся толпой. Он застыл.

Катерон Гая весьма удачно промял чей-то локоть:

– А-а… не видно?

– Ну понятно. С ума, значит, сходишь.

Сэр Буд выглядел… иначе. Поперёк себя он шире не был, но всё ж фигура отличалась дробностью, и не выделялась обилием жил, как это было у сэра Ланца. На голову выше всех, кого Зое приходилось видеть, Буд даже сейчас весь был закован в сталь, будто готов был в любой момент броситься в бой… И пышные перья развивались на плюмаже шлема, который он нёс под мышкой.

Обведя присутствующих взглядом, от которого словно веяло теплом, мужчина, рыцарь и образец для подражания, сошёл с порожка, ступеньки которого минуту назад коленями пересчитал дровосек. Селянин ещё не вполне вышел из запоя. И точно так же не вполне протрезвел, смотрясь чрезвычайно помято, но неожиданно бодро

«Представляю, что он порассказал».

– Селяне, – многозначительно начал сэр Буд, и трепещущая волна прошлась по собравшимся, – довольно вам страдать. Вдоволь семьи ваши лишались кормильца. Довольно детям ходить лишь по дорогам, а родителям бояться выпустить их из дому. Довольно страха! Довольно голода! Довольно. Я уже здесь, и клянусь именем своего отца. Клянусь гербом золотого кабана, что завтра всё это закончится.

«Хорошая речь».

И это было лишь начало. Первое слово, за которым поспешили слова иные. Множество слов. Зое вслушивалась, понимала, разбирала. Слушая девушка неожиданно поймала себя на мысли, что… ей нравиться то, что пытаются донести. Текст не был сверх меры размазан, всё по существу, да и ритм не сломан. Сэр Буд говорил, спокойно, не спеша. Отвечал на вопросы, будто заранее знал, какими они будут. Точно кто подсказал, что в первую очередь волнует местных. Взгляд остановился на теле лесоруба, упёршемся плечом в несколько покосившийся, желтеющий плешинами ствол сливы.

«Ну, неужели он?»

Отец поджидал их с Гаем во дворе. Насупившись и скрестив руки в знак нетерпения, Ивес стоял, опершись плечом на необструганную доску стены сарая. Грядущая буря читалась на сумрачном, чёрном, точно его углем натирали лице. Враз узнав взгляд, пронизывающий и холодящий костяк взгляд, оруженосец как -то сразу стушевался, промямлил нечто не особенно членораздельное и оставил Зое, скрывшись в спасительной щели между сараем и курятником.

Одно слово – герой. Сама-то Зое ничего не боялась. Чего ей было бояться? Ничего, если вдуматься… ну почти. Был один разговор, но его она не собиралась заводить до тех пор, пока будет возможность уклониться.

– Где Бонне? – как бы невзначай, вполголоса обронил глава дома.

Вопрос на мгновение поставил Зое в тупик, но ещё до того, как сознание разобралось, предательский язык уже выболтал:

– Э-э… думаю во дворе.

– Верно, – не стал спорить мужчина. – Сейчас в коровнике. Её с полчаса, как привели. Вильен. Молодые побеги вишни, что у неё во дворе объедала!

[1] А он возьмётся за них, будьте спокойны.

[2] Но это ничего не значит!

[3] Да и стоял он, сказать по чести, ближе.

[4] Хотя обычно это отнюдь не комплимент.

[5] Старик в своё время учивший её верховодить стадом.

Глава 6. Живой.

Гай не спал. Неясное мучило измождённое за день тело, и нечто столь же непонятное не позволяло Зое спросить: что случилось?

Такт, что ли? Что-то раньше он её не особенно беспокоил.

Лишь под утро сон мягчайшим одеялом спустился в комнату. Лучащаяся созвездиями снов накидка, трогать которую, лишь из-за мелочи навроде завтрака, который ещё даже не был готов, ни у кого не было желания.

– Спят? – спросил женский голос, утопая в ароматах лука.

– Твою да через телегу, – высказал всё, что думает по этому вопросу Ивес, подперев голову ладонью. Марту этот ответ полностью устроил.

– Обучаешь?

Косой взгляд.

– Нет! – возможно, чуть быстрее, чем это требовалось, но и куда категоричнее отрезал мужчина.

Возникнув где-то справа, заманчивый мясной дух скользнул по самому краю слуха. Призрачный, но такой соблазнительный, он выплыл из-за плеча женщины и, только на мгновение приостановившись напротив носа, замер на столешнице. Или главе дома показалось? Да нет же! Вот он, кусок. Кусочек. Один-единственный.

Мужчина сглотнул. Трясущаяся рука потянулась к тарелке, отдёрнулась. Умоляющий взгляд остановился на женщине.

– Только не глотай все сразу. Ивес, у тебя же больной желудок.

– К-конечно. Спасибо вам.

Поднимаясь медленно, точно лезвие гильотины, вилка поймала солнечный луч, застыла над вожделенным куском, рванула к столешнице. За пикинеров. За три года! За боли в желудке!… Добыча увернулась в последний момент.

– Мне? Спасибо!

Разинув рот, мужчина наблюдал, как первый за год кусок мяса уплывает из рук. Ни на секунду не задержавшись, старуха принялась обсасывать вываренное мясо, будто оно было чем-то полито.

Сердце защемило. «Мой кусок!» Ивес с самого начала говорил: «Нет! Только не она!» Двух раз на жизнь хватило, но разве Марта послушала?! Глаза мужчины заявляли это до сих пор, но разве кто в них смотрел? Маки расцвели на обветренном лице, а кулаки сжались до хруста. «Ну, всё!» – ясно сказали сошедшиеся брови.

Поставив перед мужчиной точно такую же тарелку, Марта положила ему руку на плечо:

– Рыцарь приехал. Сегодня нужно будет закончит пораньше, ты не забыл?

Дрожь. Мужчина поднял взгляд на супругу. Вновь опустил, слегка поведя плечом. Сглотнул, будто намереваясь утопить обиду в желудочном соке.

– Нет. – Ивес вновь подтянул вилку. – Твою да… будто бедро и бок это одно и то же!

Кивнув, женщина чуть улыбнулась:

– Уважаемая Вера, с Дезири всё хорошо? Она так бледна последние дни, что я начинаю волноваться.

Некое промедление. Старушка моргнула совершенно непонимающе, выкраивая лишнюю пару мгновений для раздумий.

– Дезири? Да что с ней, хорошо вроде всё. – Мышиная голова старушки вновь развернулась к мужчине: – А это взять можно?

«Завтра» настало, однако, как будто и не подозревавший, что это произойдёт так скоро, сэр Буд словно бы никуда и не спешил. Встав, как это могут себе позволить лишь господа, за полдень и умывшись в кадушке, он вновь скрылся в доме, точно и не было на этот день намечено никаких срочных дел.

– Сэру Буду нужно собраться, – по секрету, как самым близким знакомым, пояснил скальд, когда количество женщин у порога перевалило за дюжину. – На острове уже высаживались в полдень, и что вышло? Зверю без разницы, когда жрать, а сэр Буд привычен к битвам на закате.

И вновь, как это ни странно, Зое нашла эти слова более чем разумными. Лик рыцаря, то и дело возникающий не столько в мутном стекле, сколько в её сознании, возрождал теплое чувство. Отблески на латах, лёгкий ветерок и мерный цокот. Неужели, в самом деле, прошёл уже год? И когда он пролетел? Рыцарь в сверкающих латах на грунтовой дороге.

«А чем я не дама сердца?!» – возмутилась про себя Зое, и в памяти тут же возник образ мисс Вивьен. Мыльные бруски, ласкающее слух оливковое масло и белокожая фея с длинными, отороченными белым золотом рукавами.

«Согласна, это смотря с кем сравнивать, но всё же».

Гай был чёрен, точно туча. Косясь то на скальда, разбрасывающего байки, точно бисер, то на силуэт в окне, юноша сжимал и разжимал кулаки. Глубокая складка залегла над его переносицей, сделав лицо мужественней и одновременно, будто добавив ему с десяток лет. Мог ли он сделать что-то после столь короткого обучения? Навряд ли. Проще самому с разбегу да лбом об бук.

Он не мог сравниться с рыцарем, но всё одно пожирал домишко сумрачным взглядом. Серый в чёрную крапинку конь с высоким крупом и широкими копытами переступил с ноги на ногу. Он боялся, и, конечно же, не юношу с чёрными волосами и впалой грудью.

Это была первая проблема, с которой Гай столкнулся, решив на время осесть в деревне. Утром Бенджамин просто отказался есть. Ни траву, ни сено, ни даже овёс[1].

Гай смотрел на скакуна сэра Буда, а перед его взглядом стоял конь сэра Ланца, тот лишь теперь понемногу начал привыкать.

Морщина ещё углубилась. Брови сошлись.

Ещё год назад он сказал бы, что причиной подобного поведения, скорее всего, стало непросушенное сено. Теперь же он уже не был убеждён. Гай просто знал, что страх может быть куда страшнее желудочного расстройства.

Этот остров. Гай старался не думать о нём, однако тот всё одно смотрел на него утром и вечером сквозь мутную мозаику окна. Какая низкая подлость. Находись он сейчас в Арлеме или любом другом городишке, всего-то и нужно было, что протянуть руку и задёрнуть, наконец, плотную пыльную занавеску, погружая скромную комнату в защищённый полумрак. Мелочь, однако, он был не в городе, и здесь занавесок не было.

Простая холщевая ткань на спине юноши взмокла, а зрачки его сузились. Всхрапывая и раздувая ноздри, конь повёл тяжёлой головой. Остров, которого не должно существовать, и рыцарь, который недостоин такой смерти.

Что же Гай мог?!

«Так, представление продолжается?» – косясь на нависающую грозу, в раздражении подумала Зое. Привычно изогнув руку в острый угол, она врезала оруженосцу пониже рёбер. Само собой исключительно в воспитательных целях.

Вскоре Гай отправился на «тайную» тренировку, Зое же, не особенно расстроившаяся из-за последнего, осталась дежурить у пепельного дома, что покосился в центре ряда, да слушать байки.

Что скальд говорил? Это не передать! Пересказать разве что, но боюсь, что только на перечисление бесчисленного множества подвигов уйдёт чересчур много времени. Стоит упомянуть лишь, что упоминалось восемнадцать вепрей, три взбесившихся быка, каждый со своей историей, и ровно сорок девять уток, каждую из которых сэр Буд бил почти не целясь и всякий раз точно в сердце. Мыслями Зое понимало, что всё это неправда и не более чем сочинительство, но, как и всегда, мысли её шли отдельно, не особенно влияя на действия. Как и все, она сидела чуть ли не раззявив рот, наблюдая за порхающими, будто те существовали отдельно от прочего тела, пальцами.

Едва различимый звук послышался со стороны дороги, и тут же, оборвавшись на полуслове, скальд сорвался со ступеньки, устремляясь по высокой траве навстречу. Это что-то новое. Впервые за полгода Пенин пригнал коров почти без опоздания, и вот неожиданность – ни одна не пропала. Чудо случилось, однако, на сей раз это отчего-то не особенно порадовало.

«Сумасшедший, под самые копыта ведь лезет!»

Испугавшись, казалось, больше скальда, Пятнашка посторонилась, отведя голову и трубно замычав. Зое было откровенно жаль бедное животное.

– Да цела она, – поспешила вклиниться девушка, видя, с каким интересом мужчина смотрит на круторогую. – Все целы. Миновало на сей раз.

– Вы думаете? – переспросил сказитель, глянув на Зое так, будто только её заметил. – А это… нет, просто пятно. Жаль, весьма неплохо бы могло выйти.

Такой подход Зое отнюдь не одобряла, и всё ж сознание её тут же пропело: «… мимо пасти с клыками, что в забуревшей крови».

– Клыки в багрянце, кровь в огне. Откуда выполз ты, из бездны? Мы не позволим жить тебе, на озере близ Визы.

«Ого!» Девушка бросила удивлённый взгляд.

– Да, так лучше.

– Зое!

Она не сразу узнала голос. Знакомый с детства, он всё ж таки звучал совершенно иначе. С надрывом и даже сверх того. Испуг и крайняя степень волнения звенели, и лишь усилие воли сдерживало их в лице и жестах. Одного взгляда хватило, чтобы Зое вдруг сделалось не по себе.

– М… мама?

Волосы женщины сбились, а несколько выбившихся прядей прилипли ко лбу. Столь редко покидающая дом, Марта совершенно не смотрелась на фоне сухого камыша, в глазах её читалось неподдельное беспокойство.

– Ивес. Где он?

Гай долго жевал этот вопрос. Рано или поздно он должен был объявить об с Зое отношениях… и сейчас их «отношения» с главой семейства были мирными как никогда…

Стоило ли портить?

– Я и Зое, – наконец решившись, начал он. Пожалел уже спустя мгновение.

Кустистая бровь мужчины чуть приподнялась. Глянув на него, Ивес вновь упёрся в засыпанную жёлтой листвой и сором тропинку:

– Ну да.

Юноша кашлянул в кулак. Можно ли что-либо добавить к столь всеобъемлющему заявлению?

– Понимаете мы э-э… как бы это сказать.

Как бы это сказать, чтоб не получить чем-то тяжёлым промеж глаз. Всё ж таки родство ясно чувствовалось.

Пчела. Она поджидала их? Да нет, навряд ли. Присмотревшись к полосам повнимательней Ивес подозрительно сощурился. Хотя всё возможно. Резкий взмах и… мимо! Вот ведь невезение!

– Да, вы вместе! – бросил мужчина в раздражении. – Это, знаешь ли, трудно было не заметить.

На вообразившей, будто она мельница, фигуре остановился изумлённый взгляд.

– И вы не против?!

Ивес охнул. В плече его что-то загадочно хрустнуло, и неподдельные страдания отобразились на заросшем грубой щетиной лице. Недогадливая молодёжь определённо взяла себе за цель свести его в могилу.

– А ты в курсе, что этой балаболке уже стукнуло шестнадцать?

– Ну да.

Сведя взгляд на носу, напротив которого остановилась полосатая зараза, Ивес резким движением зажал её в кулак.

– Ну вот. Кстати, держи.

Протянув руку, Гай едва успел поймать увесистый мешочек, что промчался в воздухе. Звякнул перебор монет и ладонь оттянул приятный груз. Уже спустя мгновение юноша узнал его, и дыхание сбилось, упёршись в кадык. Как реагировать на подобное было непонятно.

– Но это же.

– Это то, что вам нужнее, – проговорил мужчина, и взгляд его, тяжёлый и бесцветный, остановился на лице юноши. – Учти. Обманешь её, из-под земли достану.

В голосе не было ни особой злости, ни даже угрозы, и именно это пугало больше всего. Кадык юноши едва заметно дрогнул.

– Я… я не возражаю.

– Твою да через телегу, ещё б ты против был! – Заплечный мешок упал в сухую траву, разметав листья... – Так встань-ка в позицию, на которой вчера закончили. Встань-встань. И монеты убери. Выронишь – потом ползать собирать будешь.

Сделав как сказали, Гай с обычным неудовольствием поднял тяжёлую деревяшку. Ему это только казалось или в самом деле из дня в день яблоня становилась только тяжелее? Усталость не иначе. Разве способно было дерево и тяжелеть? Высыхать оно должно было! Всё это плечи и спина. Эх, треклятая доля.

Гай встал в позицию, поднял деревяшку, взмахнул и… повалился в траву, не удержав равновесие. Да что такое?! Он же только накануне проделал подобное больше полсотни раз! Где, спрашивается, справедливость?

Улыбка потонула в жёстких усах.

– Чего валяешься? – не удержавшись, бросил Ивес, и пальцы его потонули в щетине. – Умение, знаешь, само не придёт. Давай-давай. И на месте не стой. Шаг, взмах. До того края прогалины и обратно, – чеканя по-военному, скомандовал мужчина. И добавил чуть тише: – Посмотрим, как ты рухнешь на повороте.

Весьма приободряюще.

Проскрипев про себя пару бранных слов, затем ещё пару, чтоб уж наверняка, и на том успокоившись, юноша поднялся. Нога как точка опоры, корпус с разворотом и р-раз, будто тяжёлый колун рассёк воздух в попытке выдернуть ко всем угодникам плечи.

Удар. Два. Десять. Поворот! Гай полетел на усыпанный листвой дёрн, и кровь проступила на паре свежих ссадин: на локте и предплечье, поверх грязных полосок.

Юноша поднялся, и всё сначала. Точно механизм чеканящий одно и то же движение.

«Не люблю воду!» – вторил про себя юноша, всякий раз подныривая под руку несуществующего противника. И холодный пот пробивал его при одной мысли о помывке.

– Как сказал однажды Жак Кривой, – великое искусство рубки тем и отличается от резки кочанов, что при нём нужно двигаться.

– Умный человек был этот Жак Кривой, – заметил Гай, ясно ощущая, как всё сильнее с каждым взмахом плечевая кость выходит из сустава. Вываливается и, дёргая, посылает волны боли вдоль вздувшихся лопаток. Это сложно было не ощутить, можете поверить.

Ивес ковырнул в зубах жёлтым ногтем.

– Да нет. Так, идиот один. Обучал нас когда-то, с какого конца сподручнее браться за пику. Два часа и в первый ряд, всё одно кроме этого «знания» ничего не пригодится.

Взмах, и резкий выдох вырвался из горла.

– А если идиот, может не стоит его цитировать?

– Что? – бросил Ивес и приподнялся на локтях. – И кто это тебе сказал, что Жак Кривой был идиотом?!

– Вы же сами и…

– Он на два года побольше многих прожил! – Опустившись, мужчина в задумчивом недовольстве прищёлкнул языком. Взгляд его неспешно прошёлся по сквозящим зимой дырам в лесном пологе. – В последний год даже в чины выбился вроде б. Обидно, наверно. Через столькое пройти, чтоб голову в пустяшной, по сути дела, перепалке под Арлемом снесли.

– Пап!

Подпрыгнув, точно ошпаренный, Ивес поймал макушкой низкий сук. В спине его тренькнуло, и полностью обезоруженный мужчина вернулся к корням. Уже спустя пару мгновений, сориентировавшись на звук, Зое проломилась сквозь кустарник. Гай хотел было испугаться, но выражение у девушки было такое, что он в мгновение забыл о собственных трудностях. Деревянное оружие полетело в сторону, и сразу четыре руки подхватили главу семейства по дмышки.

– Пап, Дезири рожает!

То ли от новости, то ли от удара глаза у мужчины сделались огромными, точно у совы, и вместе с тем абсолютно непонимающими.

– Твою да?..

– Дезири рожает, – повторил Гай, сообразив, что тот ни на денье не понял.

– Твою да через… – резко выпрямившись, мужчина распихал молодёжь. – Кто позволил?!

В доме стояла неразбериха и толкотня. Вера, слух которой вдруг приобрёл странное свойство слышать, но только что-то по делу, верховодила процессом, как старый дирижёр каким-то странным хороводом. По велению рук её всюду по комнатам брякало и тренькало, и мужчины как умалишённые носились с котелками и вёдрами, подушками и простынями. Впавший в подобие ступора, Бонне топтался на месте, не зная, куда ему податься.

– А могу ли я чем ниб… Нет? Хорошо… Гай! А могу ли я чем-нибудь тебе помочь?