Текст книги "Утренние поезда"

Автор книги: Исай Кузнецов

Соавторы: Авенир Зак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Не увидишь? Почему?

– Мы уедем отсюда. Далеко. И навсегда.

– С Зиминым?

– Он все эти годы искал меня. В Петроград ездил…

– Знаю.

– И сюда… проник с риском для жизни. Он сказал: мы уйдем, уедем отсюда. И я хочу… я хочу забыть все, что было: кровь, насилие, убийства. Знаешь, я не раз думала: зачем жить? А потом вспоминала – Кирилл… мама… Теперь у меня остался только Кирилл.

– Когда-то мы хотели с тобой уехать в деревню. Вместе. Ты учительницей, я врачом…

– Детские мечты. Знаешь, я хотела здесь учить детей. Не дали.

– Как же ты жила?..

– Лошади, вот с кем я была все эти годы в дружбе. Лошадей мне доверяли.

– И ты не пыталась бежать?

– Пыталась. И оба раза… возвращалась обратно. Уйти отсюда одной – невозможно.

– И ты решилась оставить Россию?

– Марфа говорит: мужик бабе от бога дан. Куда от него бабе деться?.. Кирилл все эти годы думал только обо мне… А ты? Как ты здесь оказался?

– Я работаю врачом в Балабинске. Судьба, как говорит Зимин.

Федякин сидел у себя в кабинете и, надев наушники, слушал радио. В окно, выходившее во двор брандкоманды, пристроившись на телеге с бочкой, трое пожарников наигрывали на трубах, непрестанно повторяя все тот же навязчивый мотив песенки про девчоночку Надю. Вошел Куманин, он был возбужден.

– Да брось ты свое радио! Давай сюда Зуева!

Из-за двери высунулся милиционер Миронов.

– Заводить? – спросил он.

– Заводи! – Федякин сунул наушники в ящик.

Вошел долговязый официант. Очевидно, привели его прямо из ресторана – на нем была чистенькая белая курточка, галстук, начищенные до блеска штиблеты. На лице его то появлялась, то исчезала растерянная, заискивающая улыбка.

– Здравствуй, Зуев! – Федякин улыбнулся ему, как самому желанному гостю. – Лошадок хорошо перепродал?

– От вас, товарищ Федякин, ничего не скроешь, – льстиво захихикал официант. – Все насквозь видите.

– А ведь это спекуляция, Зуев! – сокрушенно произнес Федякин.

– Спекуляция, – в тон ему огорченно согласился Зуев и опустил виновато голову.

– А много ли заработал, а?

– Да что, пустяки, по червонцу с лошади…

– По червонцу? – сощурив глаза, переспросил Куманин. – По червонцу? – повторил он. – А это что?

Он сунул руку в карман и, достав оттуда мешочек из сыромятной кожи, бросил его Зуеву.

– А ну-ка развяжи!

Официант взял мешочек, но развязать тесемку никак не мог.

– Не можешь развязать… руки дрожат… Давай помогу.

Куманин развязал тесемку и высыпал на стол горстку золотого песку.

– Бережливый… За иконой прячет. Под божьей охраной…

– Виноват, товарищ Федякин. Все скажу!

Официант упал на колени.

– Встань! – брезгливо сказал Куманин. – Кому продал лошадей?.. Откуда золото?..

Рогов сидел на вершине скалы, поросшей лесом. Внизу чернели дома поселка. Кое-где над серой соломой крыш вился слабый дымок. Рядом Темка мастерил очередной аппарат.

– Птица несмышленая и та летает. А человеку голова от бога дадена – все превзойти. И не может того быть, чтобы человек летать не научился, – сказал Темка.

– В школу тебе надо, Темка.

– А вот с большевиками покончат, в город уйду, учиться стану.

– Чем же тебе большевики мешают?

– Они против христьян: у кого крест на шее, того сразу к стенке.

Рогов с грустью поглядел на Темку.

– А знаешь, Темка, люди научились летать.

Темка недоверчиво усмехнулся.

– Сказывали, да не верится. Крылья научились делать себе?

– Нет. Аппарат такой изобрели. Аэроплан называется.

Рогов взял палочку и нарисовал на земле аэроплан. Темка с интересом разглядывал рисунок.

– А все-таки с крыльями. Как же он летает? Крыльями машет?

– Нет, его пропеллер тянет, вот этот, – Рогов показал на рисунок. – Пропеллер вертится, а аэроплан и летает.

– От чего вертится?

– От мотора.

– На керосине, значит, летает, – понимающе кивнул Темка и задумчиво сказал: – Поглядеть бы…

Отсюда сверху был хорошо виден загон, где Суббота держал лошадей…

Рогов поднялся и по крутой тропинке стал спускаться вниз, к загону.

Зимин сидел на траве и глядел, как Тася объезжает молоденькую вороную кобылу.

– Послушайте, Зимин, я хочу поговорить с вами.

Тася проскакала мимо и улыбнулась им.

– Я слушаю вас, Рогов.

– Тася должна вернуться домой, – решительно заявил Рогов.

– Она говорила вам, что хочет вернуться в Петроград? – спросил Зимин, глядя на Тасю.

– Нет. Она не говорила этого. Но меня беспокоит ее судьба.

– Меня тоже, – сказал Зимин. – Тася перенесла тяжелую болезнь. И эти годы, проведенные здесь… Ей нужен покой, которого нет и не может быть в этой стране.

Рогов пристально поглядел на Зимина.

– И вы, интеллигент, способны оставить Россию, когда ей больше всего нужны толковые, знающие люди, когда народ впервые за сотни лет проснулся для созидательной жизни?

– Народ… народ… – поморщился Зимин. – А вы хорошо знаете, для чего именно он проснулся? И потом… я не интеллигент, я офицер.

Мимо снова проехала Тася.

– Кто вы такой, Зимин? – спросил Рогов.

– Человек, – пожал плечами Зимин. – Видите ли, Рогов, от присяги царю-батюшке меня освободила революция. А новым властям я не присягал. Я принадлежу только самому себе. Я свободный человек.

– Вы хотите остаться в стороне? – спросил Рогов.

– Принять чью-либо сторону – значит убивать. Я не хочу участвовать в этой свалке.

– И все-таки есть Россия!..

– Россия… Для меня это слово не имеет смысла. С некоторых пор…

– А для Таси? – спросил Рогов. – Сейчас она ни о чем не думает, полностью доверилась вам – она любит вас. Но наступит минута, и она поймет, что Россия… Родина – не просто слово. Кто знает, может быть, и для вас придет эта минута.

– Может быть… – небрежно бросил Зимин.

– Уходите! Но Тасю оставьте! Вы не имеете права брать ее с собой.

Возле них остановилась Тася. Она спрыгнула с лошади и с тревогой поглядела на обоих.

– Вы ссоритесь?

Зимин не ответил. Он резко повернулся и быстро пошел в сторону поселка.

Суббота сидел на крылечке и чинил детскую лошадку. Прищурившись, он взглянул на Зимина.

– Ты немедленно отправишь Рогова в Балабинск, – с трудом сдерживаясь, сказал Зимин.

– Болтать будет… – поморщился Суббота.

– Ты немедленно отправишь его в Балабинск, – настойчиво повторил Зимин.

Суббота понимающе усмехнулся.

– А не пожалеем, что отпустили? Пущай остается, лекарь хороший, пригодится. – Но, взглянув на Зимина, согласился: – Ладно. Разве что для тебя.

Суббота сидел на крыльце и потирал легонько раненую ногу. Перед ним стояли Силантий и Харитон.

– Поведете так, чтобы дороги сюда не запомнил. И чтобы доставить живым и невредимым. Поняли?

– В самый Балабинск? – удивился Харитон.

– Зачем в Балабинск, дура! Бросите его у Николиной заимки, сам доберется. Ну а не доберется, значит, не судьба. Понятно?

Силантий стоял мрачный и не глядел на Субботу.

Силантий, Харитон и Рогов выбрались из непроходимой чащи на освещенный солнцем песчаный обрыв. Рогов опустился на землю.

– Хватит, – сказал Харитон. – Находились. Пора кончать.

– Кончать? Суббота не приказывал, – ответил Силантий.

– Суббота? Ничего ты не понял, чего тебе Суббота приказывал. Я Ефима не первый день знаю. По глазам угадываю, чего хочет.

Силантий хмуро поглядел на сидящего в стороне Рогова.

– Я мальчишкой его отца знал, – сказал он.

Рогов оглянулся в тот момент, когда Харитон подымал ружье. Схватив мешок с продуктами, он скатился с обрыва.

Раздался выстрел.

Рогов, обернувшись, увидел, как ружье с расщепленным прикладом выпало из рук Харитона. Силантий опустил свое ружье. Харитон испуганно смотрел на Силантия.

– Ты что, черт рыжий! С ума сошел?

– Доберется – его счастье. А не доберется, на мне его крови нет, – сказал Силантий и перекрестился.

Суббота и Зимин, ведя на поводу тяжело навьюченных лошадей, двигались вдоль неширокого ручейка, бежавшего по круглым желтовато-серым камешкам. Зимин остановился, прислушался. Суббота услышал шум, похожий на шум леса в ветреную погоду, но не порывистый, а ровный, спокойный, непрерывный.

– Пришли, – сказал Зимин и спустился к воде.

Суббота последовал за ним. Прозрачная вода ручья давала возможность рассмотреть между серыми, вертикально стоящими пластинками сланца мелкие, хорошо обкатанные камешки. Суббота нагнулся, зачерпнул горсть камешков. Вода стекала с его рук. Он вглядывался в сверкающие на солнце мокрые камешки. Потом поднял глаза на Зимина.

– Здесь? – спросил он растерянно, почти испуганно.

Зимин не ответил, он прошел дальше вдоль ручья. Суббота двинулся за ним. За поворотом ручья перед ним открылся водопад. Вода широкой полосой падала с невысокой скалы.

Зимин взобрался по скользкому склону наверх. Суббота остался внизу… Зимин прошел выше по ручью и остановился у узкой горловины, где ручей можно было легко перешагнуть. Он взял тонкое суковатое бревно и, подсунув под лежавшую у ручья глыбу песчаника, столкнул его в воду так, что оно перекрыло горловину. Вода устремилась в сторону, огибая плотину, в узкую, забитую галькой канаву…

Суббота видел, как водопад постепенно иссякал, пока перед ним не открылась крутая стенка из кварца, блестящая от влаги. Зимин спустился вниз. В том месте, где недавно шумел водопад, в стенке кварца проглядывали тонкие, едва заметные прожилки самородного золота.

– Здесь, – сказал Зимин.

– Господи, – прошептал Суббота. – Благодарю тебя, господи, что услышал мои молитвы.

Куманин, Зуев и двое милиционеров пробирались через участок горелой тайги. Они вели лошадей за поводья. Впереди Зуев и Куманин, позади остальные.

Смолокурня открылась, как только они миновали гарь и пересекли узкую полоску кустарников. Несколько черных прокоптелых строений стояло на краю леса.

– Иди! – сказал Куманин.

– Куда? – поежился Зуев.

– На кудыкину карусель, – огрызнулся Куманин. – Бери лошадей и иди!

Зуев шел, ведя на поводу двух лошадей, и Куманин видел, как трудно дается ему каждый шаг. Куманин кивнул милиционерам, и они поползли в сторону смолокурни.

Зуев перешагнул через повалившуюся изгородь и, привязав лошадей к столбу от ворот, обошел одно из строений и заглянул внутрь: в пустом, с выбитыми окнами помещении стоял ржавый остов железной кровати, валялись охапки сена.

Скрипнула половица. Зуев отшатнулся. Держа наготове ружье, смотрел на Зуева Ахмет.

– Где лошади? – спросил Ахмет.

– У ворот…

– Почему оставил снаружи? – Глаза Ахмета сузились.

Зуев колебался. Опасность, исходившая от Куманина, была все же не так близко, как ружье Ахмета.

– Беги, Ахмет! – дрожащим голосом проговорил Зуев. – Я их не своей волей привел…

– Где хозяин? – снова прищурился Ахмет.

– Взяли его, арестовали. Да вроде бежал…

Ахмет недоверчиво разглядывал Зуева.

Куманин ждал. Зуев не показывался. Внезапно в лесу раздались один за другим два выстрела. Куманин увидел, как из-за сарая показалась фигура Ахмета. Отвязав лошадей, он проворно вскочил на одну и, схватив другую за поводья, поскакал к лесу. К смолокурне бежали милиционеры.

Куманин, стреляя на ходу, бросился к смолокурне. Они нашли Зуева связанным, валяющимся на земле.

– Кто это был?! – спросил Куманин.

– Ахмет… – сказал Зуев, испуганно глядя на него.

– Ахмет?.. – переспросил Куманин. – Кто такой?

– Я-то откуда знаю… Ахмет и Ахмет. До революции каторгу в этих местах отбывал. Золоторотец.

– Каторгу… – задумался Куманин. – Зимин тоже на каторге был… тоже в этих местах… Не одна ли шайка-лейка?

Зуев пожал плечами.

– Чует мое сердце – без Зимина тут не обошлось, – сказал Куманин и сел на траву.

Рогов пробирался по тайге. Обросший, измученный, он вдруг остановился. Ему послышались голоса перекликающихся людей, стук топоров. Лесорубы прокладывали просеку для узкоколейки.

Услышав стук топоров, Рогов из последних сил побежал на эти звуки и, продравшись через заросли невысоких кустов, оказался на берегу таежной речушки. Он увидел, как рухнула высокая, величественная лиственница, и тут же заметил на другом берегу полуголого паренька. Он хотел крикнуть ему, но, потеряв сознание, упал. Однако паренек заметил его. Он бросился к нему через неглубокую речку, шлепая по воде босыми ногами, и, нагнувшись над ним, крикнул:

– Эй, ребята, сюда!

Он нагнулся и приложил ухо к груди Рогова. Через речку бежали двое парней-лесорубов.

– Никак доктор наш новый? – сказал один.

– Он самый, – подтвердил паренек, и все трое, подняв Рогова, понесли его через речку.

Невдалеке от бревенчатого сарайчика, поставленного Зиминым еще в прежние посещения, горел костер.

Суббота сидел у костра и смотрел на огонь. В костре, уже догоравшем, светились раскаленные угольки… Субботе казалось, что и это сверкающие самородки золота… Зимин лежал невдалеке и вертел в руках сосновую веточку.

– Что будешь делать с золотом, Ефим? – спросил Зимин.

– А ты? Что ты со своим сделал?

– Мое золото далеко. Меня дожидается, – сказал Зимин.

– Ничего. И мое дождется. Думаешь, долго нонешняя власть продержится?! В Библии не зря сказано – ветер приходит и уходит… время собирать камни, время бросать… Придет и мой час, Кирилл Петрович! Бросать камни…

– И какой же это час, Ефим?

– А такой, когда я тут хозяин буду! Дед мой, Кирилл Петрович, двадцать лет на каторге камни ворочал – на этой земле. Отец мой по́том ее поливал. Моя она! Я истинный хозяин. Товарищи завод балабинский восстановили? Спасибо им! Дорогу на Красную падь строят? Земной поклон! Пусть строят. Все моим будет. Я на это золото все куплю. Весь этот край моим будет. Придет час!

– А если не придет, Ефим?

Зимин бросил веточку в костер. Она затрещала и вспыхнула.

– Умен ты, Кирилл Петрович, а рассуждаешь, как дите несмышленое. Нешто не видишь, что власть Советская в нашу сторону потянулась. Сам Ленин говорит – торгуйте, богатейте. Поняли, что на рабочем да на мужике государства не построишь. Год, другой пройдет – мы с тобой первые люди будем. Потому – золото всему голова. Мне бы товарища толкового – я бы горы своротил. А что, если нам с тобой, вместе?..

– Нет. Не придет твой час, Суббота. Не жди, – сказал Зимин.

Неожиданно он вскочил и прислушался.

– Ты что? – встрепенулся Суббота.

– Слушай!..

Над водопадом показался всадник. Он огляделся вокруг и исчез.

– Уходить надо, – сказал Зимин.

Суббота бросился к сарайчику, схватил ружье, мешок и побежал к лошадям. Зимин чуть помедлил, прислушиваясь, и тоже, взяв ружье, поспешил за ним.

Куманин подъехал к сарайчику. Возле сарая валялись лотки для промывки золота. Невдалеке догорал костер. Куманин огляделся. В просвете среди вековых сосен мелькнули силуэты двух всадников. Куманин пришпорил коня и, крикнув появившимся со стороны водопада милиционерам: – «За мной!» – пустился в погоню за скрывшимися в лесной чаще всадниками.

Милиционеры помчались за ним, но он далеко опередил их. Он уже различал одного из двоих – тот непрерывно оглядывался и отстреливался на ходу. Куманин узнал Субботу.

– Стой, Суббота, стой! – крикнул он и дал предупреждающий выстрел.

В ту же секунду раздался еще один выстрел, и Куманин вылетел из седла. Лошадь покатилась по земле…

К Куманину подъехали милиционеры.

– Догнать! Это Суббота! – крикнул, вскакивая, Куманин.

Верховые помчались за скрывшимися вдали Зиминым и Субботой.

Куманин рванул дверь и вошел к Федякину.

– Ушли, сволочи! – выдохнул он. – Упустили!

В сердцах он грохнул кулаком по столу так, что газета, покрывавшая федякинский радиоприемник, упала на пол.

– Ерундой занимаешься, Федякин! – крикнул он. – А бандиты у тебя под носом орудуют!

– Ерундой?! – обиделся Федякин. – Если хочешь знать – это и есть мое главное дело. Кабы не дисциплина партийная, я бы давно в Москве науку изучал. Потому что бандиты все равно переведутся, а радио – это чудо двадцатого века. Радиостанция «Коминтерн» в Москве – тыщи верст отсюда, а я ее слышу. Без никаких проводов.

Он приставил наушники к уху Куманина.

– Слыхал? Артист Собинов, всемирно известный…

– Иди ты со своим артистом! – оттолкнул его руку Куманин. – Ты понимаешь, одного я узнал – Суббота… Он! Точно… Где их теперь искать? Я тебя спрашиваю, где искать?..

И в этот момент в комнату вошел Рогов.

Рогов сидел на месте Федякина и рисовал на листе бумаги план поселка в тайге. Федякин и Куманин, нагнувшись, рассматривали рисунок.

– Горелый скит, – задумчиво проговорил Федякин.

– Как это быть такое может? – удивился Куманин. – Целая деревня в тайге, и никто о ней не знает?

– Тайга!.. – с какой-то гордостью сказал Федякин. – В старое время раскольники целыми селами в леса уходили от царского насилия. Лет сто назад губернатор был – Чивилихин, генерал, – он на них с войском ходил. Пришел, а те все попрятались – ни души. Ну, Чивилихин поселок спалил и ушел. А староверы вернулись, обратно отстроились… Потому и прозвали – Горелый.

Куманин обернулся к Рогову.

– А вы откуда Зимина знаете, доктор?

– Зимин приходил ко мне. В Петрограде.

– К вам? Зачем?

– Он искал Тасю…

– Когда?

– Весной.

– Значит, Зимин весной был в Петрограде?

Рогов кивнул.

– Все сходится… Все сходится, Федякин! – воскликнул Куманин и с затаенной ненавистью добавил: – Я этому бывшему офицеру и прежде не доверял – все с усмешечкой, контра. – И, взглянув еще раз на Рогова, добавил: – Чтобы вы, доктор, в курсе были: этот самый Суббота, вот которого вы от смерти спасали, Смелкова, Аркадия Николаевича, у меня на глазах пристрелил…

Рогов вздрогнул, посмотрел на Куманина, задумался.

– Где же он есть, этот Горелый? – сказал Куманин. – Может, кого из староверов порасспрашивать?

– Может, кто и помнит, – сказал Федякин, – да не скажет.

– Есть одна мысль… Пошли!

Тася взлетела на вороной кобылке на вершину небольшого холма и так же стремительно понеслась вниз. Из-за холма, вслед за ней, поднялся бумажный, склеенный из страниц «Нивы», раскрашенный углем змей, с длинным мочальным хвостом. Он взмыл кверху, и тут же из-за холма показался Темка. Он взбежал на холм и что есть силы крикнул:

– Пущай!..

Тася оглянулась и ослабила зажатую в руке бечевку. Змей чуточку опустился, но тут же, подхваченный ветром, стал подниматься все выше и выше. Тася соскочила с лошади и передала Темке конец бечевки. Она смотрела на уходящий в небо змей, который постепенно превращался в светлое пятнышко, в солнечный зайчик на голубом небе.

– Вернулись, однако! – услышала она голос Темки и, обернувшись, увидела: к бревенчатым воротам поселка подъехали Зимин и Суббота.

Вдруг Темка насторожился. Он замер, к чему-то прислушиваясь.

– Слышите? – с тревогой спросил он.

Тася тоже прислушалась. До них донеслось какое-то странное стрекотанье… Звук приближался, становился громче.

– Смотрите, барышня, что это? – закричал Темка.

Из-за деревьев, на небольшой высоте, показался аэроплан. Он летел медленно, но Темке казалось, что летит он с неимоверной быстротой.

– Аэроплан, – сказала Тася растерянно.

– А-эро-план, – повторил мальчик. Испуг его пропал. Он восторженно смотрел на невиданную птицу и, смеясь, хлопал себя по животу. Тася, глядя на него, тоже засмеялась.

– Летают, летают! – кричал, подпрыгивая, Темка.

Из поселка послышались выстрелы.

Когда Тася и Темка вбежали в ворота, они увидели, что мужики палят из ружей, а бабы испуганно крестятся, прижимаясь к забору. С крыльца, втянув голову в плечи, исподлобья смотрел на аэроплан Суббота. Снизу можно было различить двоих: летчика в авиационном шлеме и очках и еще одного, сидевшего с ним. Самолет сделал круг над поселком, скрылся из виду, а через некоторое время появился снова, делая новый круг. И снова раздались выстрелы.

Темка бросился к стоявшему ближе всех Губенко и схватился за ружье.

– Не смей! – чуть не плача, кричал он. – Пусть он летает! Пусть летает!..

Губенко оттолкнул его и выстрелил.

Самолет развернулся и скрылся за деревьями.

Суббота сидел перед большой квадратной флягой с самогоном, подперев голову кулаком, когда в комнату вошел Зимин.

– Завтра мы уйдем с Тасей. Нам нужен проводник.

Суббота поднял голову.

– Торопишься, – усмехнулся он.

– Я сдержал свое слово. Теперь твоя очередь.

– Ты офицер, тебе положено слово держать…

– Ты дашь проводника! – сказал Зимин спокойно.

– Ишь ты, гонор-то, гонор… Сразу видать – порода. А я не верю тебе! Уйдешь из тайги? Навсегда? Не верю! Никто на свете по доброй своей воле от золота не уйдет!

– Да и тебе уходить надо, – по-прежнему спокойно сказал Зимин. – Недели не пройдет – придут они сюда.

– Придут – не уйдут! – стукнул кулаком Суббота. – А только мне уходить некуда. Я со своей земли никуда! Понял?

Он встал, тяжело надвинулся на Зимина.

– Ее у меня, – хриплым шепотом произнес он, – только что с жизнью отнимут. Моя это земля! Моя!

– Не твоя она, – сказал Зимин. – И не будет твоей!

– Будет! Отсюда выкурят – дальше подамся: тайга велика. И ты со мной. Мы теперь с тобой одной цепочкой связаны. Золотой!

Он толкнул дверь и вышел – на крыльце стоял Харитон.

– Тебе чего?!

– Велено передать: в Балабинск люди приехали. Экспедиция, – с трудом произнес он. – На Ардыбаш собираются.

Суббота оглянулся на Зимина. Тот усмехнулся, и Суббота задохнулся от гнева. Увидев стоявшего невдалеке Силантия, он крикнул ему:

– Силантий! Губенко ко мне! – и, снова обернувшись к Зимину, уже спокойно сказал: – Иди, Кирилл Петрович, опосля поговорим.

Зимин направлялся к загону, где его ждала Тася. У самых ворот его остановил Силантий.

– Ты! – в гневе обернулся Зимин. – Что ты всюду ходишь за мной?!

– Уходи, офицер! – не обращая внимания на окрик, сказал Силантий. – Суббота тебя отсюда живым не выпустит. Забирай Тасю и уходи.

– Куда идти?! Болота кругом! – с отчаянием выкрикнул Зимин.

– Дорогу покажу. Ход есть потайной, которым старики от солдат уходили. Темку забери, он проведет.

– С чего это ты обо мне заботишься? – подозрительно оглядел его Зимин.

– Должник я твой перед господом… да и ее благодари, – он кивнул на стоявшую невдалеке Тасю. – Помнишь, на руках ее по бревну нес? Мост я тогда спалил. Кабы не она – стрельнул. Ее пожалел… А может – бог удержал.

– Что-то не пойму я тебя, Силантий…

– А что понимать? Понимать-то нечего… Всю жизнь о богатстве мечтал. Золото! Глаза закрою и вижу – вот оно, рядом, только взять. Поблазнила жизнь, да не далась. Думалось: разбогатею – церковь построю, грехи замолю. Федора загубил, а зачем? Все равно счастья не добыл… Отец плоты гонял по Балабе, так его до сих пор только добром и поминают… Ладно, что уж там… Уходите.

– А ты? С нами? – спросила Тася.

– Мне туда, – он кивнул куда-то в сторону, – ходу нет.

Зимин, Тася и Темка медленно шли узким коридором, выбитым в гранитной толще горы, и фонари едва освещали скользкие, неровные стены, низко нависший каменный свод.

Но вот впереди появилась крохотная точечка света. Тася остановилась, схватила Темку за руку.

– Что это там? – спросил Зимин.

– Надо думать, пришли, – неуверенно сказал Темка. Они сделали еще несколько шагов. Световая точка превратилась в расплывчатое пятнышко.

– Ну, – сказал Темка облегченно, – и впрямь дошли.

Светлое пятно все приближалось, становилось больше, пока они наконец не убедились, что добрались до выхода из тоннеля.

Под ногами захлюпала вода, сверху капало, но они ничего этого не замечали, только пошли быстрее туда, откуда веяло свежим воздухом. Впереди раскачивалась ветка ольхи, как бы приветствуя их.

Они вышли среди густого ольшаника, покрывавшего отлогий склон. Снаружи шел дождь и одновременно светило солнце. Отвыкшая от дневного света Тася долго стояла с закрытыми глазами, щурилась от яркого, до боли непривычного света. Когда она наконец обрела способность различать окружающий мир, она увидела небольшую поляну, посреди которой стояла приземистая охотничья избушка, окруженная невысоким плетнем.

– Что это? – спросил Зимин.

– Богачевское зимовье, – ответил Темка.

– А как сюда добираться, знаешь?

– Бог поможет, – сказал Темка.

– Бог? – Зимин задумчиво покачал головой.

Рогов открыл глаза и поморщился от боли в ноге. Он не понимал, ни где он, ни что с ним случилось. Вверху неторопливо покачивались мокрые после дождя верхушки деревьев, одиноко высвистывала простенькую, все время повторяющуюся мелодию незнакомая птица. Рогов приподнялся и увидел аэроплан, искалеченный, с поломанным крылом, лежащий на земле, летчика, придавленного обломками. Он поднялся и, прихрамывая, подошел к нему. Летчик лежал с широко раскрытыми глазами, неподвижно, казалось, удивленно смотревшими в небо.

Рогов обвел глазами место катастрофы и вздрогнул, увидев неожиданно появившегося из-за кустов мальчика.

– Темка? – шепотом, неуверенно произнес Рогов.

Темка вышел из тени и сделал несколько шагов. Он смотрел не на Рогова. Он был поглощен, подавлен видом разбитого, лежащего в обломках аэроплана. Еще вчера видел он его летящим в голубом небе, а сейчас его обломки валялись на земле. И летчик, которого он представлял богатырем, почти волшебником, так же беспомощно лежал на мокрой траве. По лицу мальчика текли слезы. Он не подозревал, что плачет, он все смотрел и смотрел на летчика, на обломки аэроплана.

Потом подошел к летчику, опустился на колени, закрыл ему глаза и перекрестил.

В охотничьей избушке, на грубо сколоченной скамье, в луче света из крохотного окошка, прорезавшем сумрачное, неуютное жилье, сидела Тася. Сидела усталая, опустив руки на колени, разглядывая самодельный стол, деревянную миску с крупной, почти черной солью, запыленную бутыль не то с самогоном, не то с керосином.

Зимин стоял в дверях и курил.

Скрипнула дверь, и вошел Темка. За ним в дверях показался Рогов. В руке он держал планшет погибшего летчика.

Зимин смотрел на Рогова испуганно, как на привидение. Рогов слабо улыбнулся Тасе и опустился на скамью. Некоторое время он сидел молча, от усталости закрыв глаза, потом поглядел на Зимина и сказал:

– А вы, Зимин… вы негодяй.

Зимин вспыхнул.

– Извольте объясниться! – сказал он, сдерживаясь.

– Могу. Могу объяснить, – медленно проговорил Рогов. – Вы воспользовались золотом, найденным экспедицией… Вы вошли в сговор с человеком, который убил инженера Смелкова. Да, да. Ее отца. С Субботой!

– Суббота?! – Тася испуганно взглянула на Зимина.

– Суббота убил Аркадия Николаевича?! – Зимин ошарашенно уставился на Рогова.

– Вы, конечно, этого не знали?! – с насмешкой сказал Рогов.

– Клянусь всем святым! – Зимин схватил Тасю обеими руками и, глядя ей в глаза, почти закричал: – Клянусь тебе, я этого не знал!

Тася всматривалась в его лицо, стараясь осознать то, что сейчас услышала, понять – говорит Зимин правду или нет.

– Какое значение это имеет? – сказал Рогов. – Вы знали, что Суббота бандит, что на его совести десятки, быть может, сотни человеческих жизней! То, что среди них отец Таси, – случайность. А если бы он был для вас чужим? Там, – Рогов махнул рукой в сторону леса, – лежит летчик. Вы его не знаете – он тоже убит Субботой, его бандой. Вы нашли достойного соратника! Нет! Куда бы вы ни убежали, хоть на край света, – вы не сможете этого забыть! Вы всегда будете знать и помнить, что вы – негодяй!

Зимин стоял ошеломленный, подавленный, не решаясь взглянуть на Тасю.

Наступила тишина. Слышно было только, как стучит по окну дождь и стекло изредка позвякивает от ветра.

Наконец Тася заговорила.

– Я только потому и выжила, что верила – ты найдешь меня, – тихо сказала она. – Спасешь меня! Но не такой ценой, Кирилл. Не такой ценой. Ты предал отца. Да. Предал!

И снова наступила тишина. Тася плакала. Она плакала беззвучно и безутешно. Зимин сделал движение к ней, что-то хотел сказать, но не смог. Быстро и решительно раскрыл он мешок, вынул две буханки хлеба, сверток с припасами, положил на стол, взял мешок, ружье и вышел.

Дверь с шумом захлопнулась за ним. Тася вздрогнула и бросилась к двери. За дверью было темно. Хлестал дождь. Заслоняя глаза от ветра и дождя, Тася сделала несколько шагов и остановилась.

– Кирилл! Кирилл! – крикнула она.

Но ответа не последовало. Может быть, Зимин ее уже не слышал.

– Девчоночка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада. Девчоночка Надя, чего тебе надо?.. – Куманин бубнил, непрестанно повторяя, привязчивую песенку, расхаживая по кабинету Федякина. – Тьфу, привязалась, – оборвал он себя, сел на подоконник и взглянул на Федякина.

Тот сидел, задумавшись, подергивал свои усы.

– Бензину не хватило? Или разбились? – сказал наконец Куманин.

Паровозик узкоколейки стоял у самого края уложенного полотна. Строительство продвинулось в глубь тайги. Дальше шла широкая, заново проложенная просека с подготовленным для укладки рельсов грунтом.

Васильянов подошел к начальнику экспедиции Ваганову, пожилому худощавому человеку в очках.

– На будущий год – к самому Ардыбашу подвезем, – сказал он.

Стоявшая в стороне Дуня с восторженным удивлением смотрела на Митьку. Одетый по-городскому, вроде и не очень повзрослевший, Митька стоял рядом с Вагановым, и тот что-то говорил ему, обращаясь к Митьке серьезно, без покровительственной улыбки, как к взрослому.

Участники экспедиции разгружали платформу с имуществом, таскали мешки, ящики, снаряжение, выводили из товарного вагона лошадей, когда на место разгрузки подъехали Куманин, Федякин и еще целый отряд вооруженных милиционеров.

– Добрый день, товарищ Ваганов! – соскакивая на землю, сказал Куманин, дружески обнимая Митьку. – Должен вас огорчить.

– Огорчить? – вскинул голову Ваганов.

– Вы задержитесь… ну… на некоторое время. Нельзя сейчас отправляться на Ардыбаш. – Куманин говорил с некоторым смущением.

– Вы сошли с ума! – нахмурился Ваганов. – У нас нет времени на ожидание… Лето и так короткое, чего мы должны дожидаться? И до каких пор?

– Пока мы не будем уверены, что дорога на Ардыбаш безопасна, – сказал Куманин.

– Ждать отказываюсь! – заявил Ваганов.

– Понимаю… Но мне бы не хотелось, чтобы с вашей группой произошло нечто вроде того, что случилось с нами в восемнадцатом.

– Сейчас не восемнадцатый!

– Вот потому мы и отвечаем за вашу жизнь, – сказал подошедший к ним Федякин.

И вдруг Митька схватил Куманина за руку.

По просеке, по направлению к разгружавшимся, шли трое, по-видимому, очень усталых людей.

– Тася! – крикнул Митька и побежал навстречу.

– Рогов! – Куманин побежал за ним.

– Тася! Настасья Аркадьевна! – Митька остановился перед ней – смущенный и радостный.

Рогов протянул Куманину планшет летчика.

– Здесь карта, по которой мы отмечали направление, – сказал он.

Тася обнимала Митьку, на глазах ее появились слезы.

– Митя… Митенька…

Небольшой отряд Куманина – он сам, Митька, Темка да пяток милиционеров – пробирался к скиту через болото. Впереди шел Темка. Лошадей вели на поводу. Лошади шли, спотыкаясь, увязая в болоте.

А в таежном поселке били в набат. Тревожные и гулкие удары колокола поднимались вверх и уносились в тайгу.

Обитатели поселка собрались возле дома Субботы. Они стояли кучками: отдельно те, кто жил здесь спокон веку, – старики, дети, бабы; отдельно – кто прибился сюда в страхе перед новой властью, кого привел Суббота.