Текст книги "Утренние поезда"

Автор книги: Исай Кузнецов

Соавторы: Авенир Зак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

– Вы… ручаетесь за него? – спросил Арсен у Субботы.

– Отчего не ручаться… Ручаемся, – ответил Суббота.

– Нам еще вьючные седла нужны, товарищ Суббота, – сказал Арсен.

– А где их взять? – нахмурился Суббота.

– А где муку брали – там и седла возьмите, – прищурился Арсен.

– Однако… – покачал головой Суббота.

– Не пойду я на золото. Не пойду! – чуть не плача, повторял Митька, стоя перед Федякиным. – Я в отряд воевать пошел… У меня отец… на золоте… пропал. Не пойду!

Федякин сочувственно поглядел на Митьку.

– Некого, кроме тебя, послать. Ты с отцом на Ардыбаш ходил… Тайгу понимаешь.

– Все одно не пойду, – упрямо повторял Митька. – Сами сказывали, при коммунизме никакого золота не надо!

Смелков улыбнулся.

– Из Петрограда приказ. От самого Совнаркома, – Федякин кивнул на Смелкова.

– На золото у буржуев за границей машины будем покупать, товарищ Ольшевец, – сказал Арсен.

Тася подошла к отцу.

– Ты возьмешь этого мальчика проводником? – спросила Тася. – Не боишься?

– Командир говорит, что он знает эти места. Да и выбора у нас нет.

Митька вызывающе посмотрел на Тасю.

– Ружье дадите? – спросил он у Федякина.

Командир подошел к стоящему рядом знакомому уже нам партизану с седой бородкой и, взяв у него винтовку, протянул Митьке.

Митька победоносно посмотрел на того и, вскинув винтовку, открыл затвор.

– А патроны?

Партизаны засмеялись.

Митька, с винтовкой в руках, с завистью глядел, как на конях, пешком, а кое-кто и на телегах уходили партизаны со двора Ефима Субботы. Уходили с песней – старой солдатской песней.

К Арсену подъехал Федякин. Он кивнул на четырех лошадей, привязанных к коновязи.

– Четыре? – прищурился Арсен и показал Федякину палец.

– Еще? – понял его Федякин. – Креста на тебе нет.

– Креста нет, – согласился Арсен.

– Я тебе все, что мог, отдал. Бойцов, смешно сказать, на телеги посадил… Держи пять! – засмеялся Федякин и протянул Арсену руку.

Арсен пожал ему руку и благодарно кивнул – дескать, спасибо, все понимаю.

– Если что случится, посылай Митьку. Он нас найдет! – сказал на прощанье Федякин и поспешил за отрядом.

На рассвете экспедиция Смелкова готовилась к выходу. Навьюченные лошади стояли у ворот. Обтянутые брезентом вьючные ящики были надежно прилажены к крупам лошадей.

– Ну с богом! – сказал Смелков.

– Ни пуха ни пера, – улыбнулся Суббота.

– К черту, к черту! – засмеялась Тася.

– Мы лично, – весело сказал Куманин, – ни в бога, ни в черта не верим, мы лично мировую революцию уважаем…

Куманин вскинул ружье и выстрелил в воздух.

Лошади вздрогнули.

– Прощальный салют, – широко улыбнулся Куманин.

Когда экспедиция скрылась за воротами, к Субботе и Марфе подошел Харитон.

– Не пойму, Ефим, – сказал Харитон, – зачем ты им Силантия подсунул?..

– Старателя они искали, промывщика, – спокойно объяснил Суббота.

– Вот бы меня и послал, – с обидой сказал Харитон.

– Им работник нужен, – усмехнулся Суббота.

– Силантий им наработает, – проворчал Харитон. – Федор Ольшевец ему доверился. Где он, Федор?

– Не наше это дело, Харитон. Что там было, чего не было, мы того не знаем. А старатель он справный. К тому же в беду попал, грех человеку не помочь.

Караван экспедиции пробирался по узкой тропе, идущей по склону горы, поросшей лесом.

Впереди шли Силантий и Митька.

– Чего волком на меня смотришь, – покосился на Митьку Силантий и доверительно, наклонясь к мальчику, сказал: – Я к Дуне допрежь твоего отца сватался… Ты б моим сыном мог быть…

Митька шел, не глядя на Силантия.

– Не пошла бы она за тебя, – сказал он хмуро.

– То-то и есть, что не пошла, – вздохнул тяжело Силантий. – Я, может, с того… бобылем и остался.

– Не пойдет она за тебя, – повторил Митька.

Он взглянул на крутую осыпь, по которой скатывались мелкие камешки.

– Зря ты здесь повел. Дорога тут никудышная.

На выступе скалы стоял горный козел. Куманин залюбовался неподвижным, будто высеченным из камня, животным и вдруг вскинул винтовку, выстрелил в воздух. Козел вздрогнул и, перемахнув через расселину, скрылся.

– Нельзя здесь стрелять! – крикнул Митька, и тут же, разбуженные выстрелом, на дорогу посыпались камни.

Передняя лошадь испуганно шарахнулась в сторону и, сорвавшись с тропы, потянула за собой всю связку.

– Чомбур! Чомбур режь! – крикнул Силантий.

Смелков и Арсен бросились удерживать соскальзывающих с тропы лошадей, но лошади сползали все ближе и ближе к краю обрыва. Силантий вытащил нож и резким движением перерезал веревку, связывающую упавшую лошадь с остальными. Связка была спасена. Только передняя лошадь покатилась вниз. Митька бросился за ней. Зацепившись вьюками за кустарник, лошадь лежала у самого края каменной стены.

Когда лошадь, дрожащую, с поцарапанными боками, втащили на тропу, Митька зло поглядел на Силантия.

– Говорил я тебе?! Нельзя тут идти, опасно, – сказал он.

– Зато ближе, – заметил Силантий и набросился на Куманина: – А ты чего без толку палишь? Не видишь, что ли, – осыпи?!

– Обратно надо идти, – сказал Митька. – Мимо нашего дома.

– По маменьке соскучился, – бросил Силантий насмешливо.

– Я верную дорогу указываю, – обиделся Митька.

– Я думаю, товарищ Ольшевец прав, – сказал Арсен. – Лучше потерять два дня, но сохранить лошадей, да и людей… – Он обернулся к Куманину и спокойно добавил: – А вам, товарищ Куманин, когда мы вернемся в Питер, придется отсидеть еще десять суток за… – Арсен подумал и заключил: – За необдуманное расходование боеприпасов.

К Митькиному дому экспедиция добралась еще засветло.

– Я лошадьми займусь, а вы устраивайтесь, – сказал Силантий и вместе с Куманиным стал освобождать лошадей от вьюков.

Митька, Смелков и Тася направились к дому. Низенькая дверь скрипнула и отворилась. Митька увидел мать.

– Явился наконец… – не то сердито, не то ласково проворчала Дуня. – Где тебя черт носит, партизана?!

– Я, маманя, людей привел… переночевать.

Дуня с интересом взглянула на Смелкова и Арсена, улыбнулась Тасе.

– Ну что же, заходите, пожалуйста.

Первым, согнувшись, в избу вошел Смелков. На широкой лавке возле печи сидел, укрывшись изодранной в клочья офицерской шинелью, уже знакомый нам светловолосый. При виде Смелкова он слегка приподнялся.

– Смелков, – представился Аркадий Николаевич.

Светловолосый ответил не сразу.

– Зимин, – сказал он наконец и выглянул в окно.

– Кто это там… с лошадьми? – спросил он тихо, и, прежде чем Митька ответил, Зимин бросился к ружью, стоявшему у стены, и выбежал из избушки.

– Силантий! – крикнул он. – Стой!

Увидев Зимина, Силантий замер, затем, прикрываясь вьючным ящиком, отступил, спрятавшись за лошадь.

– Выходи, Силантий! – приказал Зимин, поднимая ружье.

– Что вы делаете? – крикнул Смелков. – Это наш рабочий.

Силантий бросил ящик и, метнувшись в сторону, вскочил на неоседланного Агата.

Зимин выстрелил.

Агат рванулся, и Силантий скрылся за деревьями.

Зимин выстрелил еще и еще раз, потом бросил ружье и, пошатнувшись, прислонился к стене. Митька удивленно посмотрел на мать.

– Силантий… отца твоего сгубил, – сказала Дуня. – И в Петровича стрелял…

– А сказывал, будто… похоронил?

– Похоронил, – кивнула Дуня. – Сам загубил, сам и похоронил.

Все молча смотрели в лесную чащобу, туда, где скрылся Силантий.

Дуня вытащила из печи большой чугун с картошкой и поставила на стол, за которым сидели все участники экспедиции. Смелков при свете керосиновой лампы разглядывал карту.

– Один человек нагадал мне, что погибну я не от пули. Я было думал, что ошибся мой Ахмет – так его звали. Да нет. Спасибо Евдокии Петровне – выходила, – говорил Зимин.

– За что Силантий стрелял в вас? – спросила Тася.

Зимин с сочувственной улыбкой следил за тем, как Тася, обжигаясь, очищала горячую картошку от кожуры.

– Силантий? За то, что вступился за Федора. А вот почему он убил Федора, не пойму. Золота мы и намыли всего ничего.

– А где намыли? На Ардыбаше? – оторвался от карты Смелков. – Или это тайна старательская?

– Нет, какая тайна. На Медведянке старались.

– На Медведянке… – поморщился Смелков. – Разве там золото, на Медведянке? А до Ардыбаша не дошли?

– Пытали счастье и на Ардыбаше. Да только, как говорят старатели: поблазнило, да не далось. Сказки это все про Дарьино золото.

Смелков усмехнулся.

– А вы верите в сказки? – спросил Зимин, внимательно поглядев на Смелкова.

– Я верю в науку, молодой человек. А сказки… К сказкам тоже не вредно прислушиваться. Золото на Ардыбаше есть!

Куманин вытащил из чугуна горячую картофелину и, перебрасывая ее из одной руки в другую, вздохнул.

– Золото… поглядеть бы на него разок!.. А бывает золото с такую картоху? – спросил он неожиданно.

Все засмеялись.

– Бывает и побольше, – улыбнулся Смелков.

Все сосредоточенно чистили картошку, а Зимин, задумавшись, поглядывал то на Тасю, то на Смелкова.

– Аркадий Николаевич, – сказал он решившись. – По моей вине вы лишились рабочего-промывальщика. У меня есть кое-какой опыт, и если я вам подойду… Одним словом, предлагаю себя в ваше распоряжение.

– А вы давно в этих краях? – спросил Арсен.

– К сожалению, давно.

– Ну что ж. От помощи вашей не откажемся, – сказал Смелков. – Люди нам нужны.

Силантий придержал Агата на полянке и соскочил на землю. Вытащив из-за пояса топорик, он подошел к одному из деревьев, где на затесе стоял знак Зимина, и умелым ударом стесал его. Переходя от дерева к дереву, он уничтожал старые зарубки и делал новые затесы в разных направлениях, орудовал топориком с яростью, будто перед ним стояли не деревья, а его заклятые враги…

Экспедиция шла по заболоченному участку леса, среди стройных молодых березок. Митька вел лошадей, выбирая дорогу, и наконец связка лошадей остановилась на том месте, где недавно орудовал Силантий. Участники экспедиции разглядывали свежие следы топора.

– Надо полагать, – усмехнулся Арсен, – это работа нашего Силантия.

– Наивная хитрость дикаря, – сказала Тася. – Он что же, не подозревает о существовании карты и компаса?

– Он не так наивен, этот дикарь, – сказал Зимин. – Несколько дней мы из-за него потеряем.

– Чего он добивается? – сказала Тася.

– Боится, что вы, Кирилл Петрович, к своему золоту нас приведете, – сказал Смелков.

– Силантий человек коварный, – помолчав, заметил Зимин. – Если он что-нибудь задумал, он не остановится ни перед чем.

Митька подозвал к себе Смелкова и показал крест у самого корня дерева.

– Отец эти зарубки делал. Видите? – он подвел Смелкова к другому дереву и показал такую же зарубку. – Идти надо в обход болота, на север.

– С таким проводником нам никакой Силантий не страшен, – сказала Тася.

Митька с трудом удержал улыбку.

Длинные золотистые змейки взлетали вверх и исчезали в темноте над жарко пылающим костром. Силантий сидел неподвижно, уставившись на пламя. Капли пота выступили у него на лбу, он расстегнул ворот рубахи, но от огня не отодвинулся. Внезапно он поднялся, выхватил из костра пылающую головешку и швырнул ее в темноту. И сразу вспыхнул сухой валежник. Силантий схватил еще одну головешку и с яростью бросил в другую сторону. И там вспыхнул огонь. Один за другим летели в тайгу пылающие факелы, поджигая сушняк.

Дымная мгла окутывала экспедицию, продвигавшуюся по тайге. Резало от дыма глаза. Шли на ощупь, перекликаясь, держась за веревку, один конец которой держал Митька, другой – шедший позади всех Куманин. Лошади шли в связке. Тропа огибала горный склон. За поворотом мгла поредела, люди стали различать друг друга. Смелков взглянул на компас – капля дождя упала на стекло.

Тася подняла голову. Капли падали ей на лицо, падали все быстрей, пока наконец не хлынул проливной дождь. Зимин догнал девушку, накинул на нее свой капюшон. Тася взглядом поблагодарила его. Тропа стала шире, они пошли рядом. Дождь стучал по брезенту плащей, по вьюкам, по крупам лошадей. Пожар в тайге затихал, дым оседал все ниже.

Экспедиция стояла у неширокого, но очень глубокого ущелья, похожего на трещину в горах. Тропа обрывалась у моста, переброшенного через пропасть. Но моста не было. Черные, обугленные консоли торчали с обоих его краев.

– Надо думать, тоже работа Силантия, – сказал Смелков и, взглянув на карту, покачал головой. – В обход идти – пять дней потеряем.

Зимин подошел к обрыву.

– Предлагаю переправиться здесь, – сказал он.

Все удивленно посмотрели на него.

– На канатах? – спросил Смелков.

– Нет, – сказал Зимин. – По мосту.

Он ударил топором по оголенной до самой верхушки сосне. Арсен и Куманин вытащили топоры.

Когда дерево было подрублено, мужчины столкнули его, и оно упало, перекинувшись через пропасть.

Тася, замирая, следила за каждым движением Зимина, а тот, неожиданно подхватив Тасю на руки, шагнул к бревну. Смелков хотел было его остановить, что-то крикнуть, но Зимин, с Тасей на руках, уже шел над пропастью. С замиранием сердца следили за ними участники экспедиции.

И еще один человек, которого они не видели…

Силантий медленно поднял винтовку. В прорези прицела отчетливо вырисовывались фигуры Зимина и девушки, доверчиво прижимающейся к его плечу. Силантий опустил винтовку. Девушка обнимала Зимина, прижимаясь к нему все крепче и крепче. Силантий снова поднял винтовку и снова опустил: так и не смог выстрелить в человека, несущего девушку через пропасть.

Зимин чуть покачнулся, и Куманин закрыл глаза. Когда он открыл их, Зимин и Тася были уже на другой стороне.

– А как же лошади? – крикнул Смелков.

– И лошади пройдут, – крикнул в ответ Зимин. И начал рубить дерево, стоявшее на другой стороне пропасти.

Через полчаса, осторожно, сняв вьюки, Куманин и Митька провели лошадей по импровизированному мосту.

Экспедиция остановилась на ночевку на берегу реки. Тася и Зимин разжигали костер.

– Как вам это пришло в голову? – спросила Тася.

– Я артиллерист. Однажды я так переправил целую батарею. С пушками, – пояснил он ей, как маленькой.

Чуть в стороне, пристроившись у валуна, поросшего зеленым седоватым мхом, Митька чинил уздечку, а Куманин вырезал свистульку. Закончив работу, Куманин поднес ее к губам и засвистел.

– Перепелка, – угадал Митька.

Тася прислушалась.

– Перепелка… Совсем как у нас на даче, под Питером.

– Под Питером… – вздохнул Зимин и усмехнулся. – Господи, как все это давно было. Я и забыл – какой он… Санкт-Петербург. Перед войной служил в Пензе… А на фронт не попал. Угодил на каторгу.

– За что?

– Стрелял в своего отца-командира.

– Убили? – испуганно спросила Тася.

– Нет… Ранил. Я никогда не отличался сентиментальностью, но смотреть, как он издевался над солдатами… не мог. Однажды он поставил моего вестового на три часа в ледяную воду. Ну я и не выдержал… стрелял в него, потом трибунал… каторга.

– Сколько вы пережили… – сочувственно произнесла Тася.

– Я ни о чем не жалею. И потом… Если бы я не оказался здесь… – Зимин взглянул на Тасю и закончил уже совсем тихо: – Я не встретил бы вас.

– Мы могли познакомиться в Петрограде, – засмеялась Тася. – Девчонкой я обожала молодых офицеров.

– Могли, – засмеялся Зимин. – Но я в те времена был высокомерен и глуп. Вы не обратили бы на меня никакого внимания.

Послышалось глухое уханье совы.

– Сова, – сказал Митька, восторженно глядя на Куманина. – А ну-ка покажи еще раз.

Куманин сложил ладони особенным образом у губ, и снова послышалось совиное уханье. И в ту же минуту они услышали приглушенное ржанье лошадей.

– Чего это там? – насторожился Куманин.

– Может, медведь? – предположил Митька.

– Ну да? – покачал головой Куманин.

Они подошли к лошадям. Лошади стояли спокойно, меланхолически жуя сено.

– Куманин, – спросил Митька, поглаживая каурого жеребца с белой отметиной на лбу, – на геолога если учиться – долго?

Куманин присвистнул.

– Одной гимназии лет десять. Да там еще институты разные, академии.

– Да… – вздохнул Митька. – И думать нечего.

Он поглядел в сторону костра. Силуэты Таси и Зимина четко выделялись на фоне яркого пламени. Митька помрачнел. В свете костра волосы Таси казались золотыми. Она сидела, повернувшись к Зимину, обхватив колени длинными гибкими руками.

– Каторга… – тихо сказала Тася. – Я и представить себе не могу, что это такое…

Зимин молчал.

Утром участники экспедиции молча окружили лежащих на земле лошадей.

Митька протянул Смелкову скатанный шариком хлебный мякиш.

– Отрава, – сказал он.

– Товарищ Арсен! Сюда, скорее! – послышался из-за палатки голос Куманина.

В стороне, под деревьями, лежали вспоротые вьюки, мука высыпана на землю. Куманин протянул Арсену горсть муки.

Арсен понюхал.

– Керосин.

– Вся мука… залита керосином, – прошептал Куманин.

– Вот вам, Тасенька, и наивная хитрость дикаря, – сказал Зимин.

– Напрасно иронизируете, – вспылил Смелков. – Вы дежурили ночью. Это вы недосмотрели. Вы спали?!

– Я не спал, – сказал Зимин.

Тася смущенно отвернулась.

– Я тоже не спал, – сказал Митька. – Лошади привыкли к Силантию, вот и подпустили…

– Неужели придется возвращаться, черт побери?! – Смелков в отчаянии стукнул кулаком по дереву.

– Нет, Аркадий Николаевич, – сказал Арсен, – мы будем продолжать экспедицию.

– Как? Без лошадей? Без продовольствия?

– Я, Аркадий Николаевич, – с неожиданным для него волнением заговорил Арсен, – прибыл в Петроград на другой день после взятия Зимнего. Зимний дворец был взят без меня.

– О чем вы? – вспылил Смелков.

– Я хочу сказать, что Ардыбаш – это мой Зимний. И мы возьмем его, Аркадий Николаевич!

– Что вы предлагаете? Конкретно?

– Мы с вами спустимся до Чайгана на плотах, – сказал Арсен, – а там найдем лошадей.

– А если не найдем? – раздраженно спросил Смелков.

– Тогда… тогда пойдем пешком.

– Пешком? Изволите шутить?

Но Арсен не шутил. Лицо его было спокойно. Он твердо, но решительно смотрел на Смелкова.

Силантий сидел на сундуке в клетушке у Субботы и исподлобья смотрел на пустынный двор, где у коновязи жевал сено одинокий Агат.

– Зачем лошадей погубил, дурья башка?! – кричал на Силантия Суббота.

– Что хошь со мной делай, Ефим, а к золоту я их не допущу, – прохрипел Силантий.

– От тебя это не зависит. Отыщут они золото. По науке отыщут. Сами!

– А отыщут, я их из тайги вовсе не выпущу, – взревел Силантий.

– Дури в тебе полно. Выгоды своей не понимаешь. Нам с тобой того только и надо, чтобы они на самородное золото набрели.

– Это зачем же? – удивился Силантий.

– Затем, что найдут и в Петроград уедут – доклады писать да камушки под стеклами разглядывать. А покеда вернутся – Россия-мать велика, – годы пройдут, куда золото от нас денется – ступай и бери!

На лице Силантия появилось подобие улыбки.

– Хитро.

Суббота открыл сарай и растолкал спавшего на сене Харитона.

– Дело есть…

– Какое еще дело? – заворчал Харитон.

– Возьмешь лошадей от Черного ключа, – зашептал Суббота, – и поведешь на Ардыбаш к инженеру.

– У них свои есть…

– Подымайся живее и болтай поменее.

– Да я и дороги не знаю, – трусливо залепетал Харитон. – Я, почитай, лет десять в тайгу не ходил… Не губи, Ефим, пущай кто другой идет…

– Не дрожи. Силантий дорогу покажет.

– Откуда этот леший взялся? – Харитон перекрестился. – Боюсь я его.

– Нужен ты ему! Инженеру скажешь – Ефим Суббота лошадей и муку прислал. Прослышал, дескать, про твою беду и прислал…

Суббота обернулся. В дверях стояла Марфа.

– Тебе чего? Чего по пятам ходишь?

Марфа вышла.

На плоту, сбитом из толстых бревен, экспедиция спускалась вниз по реке. Митька и Зимин, умело действуя шестами, вели нагруженный плот между камнями и отмелями. Смелков грустно проводил взглядом удаляющиеся горы.

– Не подпускает меня Ардыбаш к своему золоту, – сказал Смелков. – Будто рок какой-то.

Река становилась все полноводнее, и плот стал набирать скорость.

– Шивера! – крикнул Митька. – Левого берега держи!

Плот стремительно развернуло, понесло вправо, и он мгновенно стал неуправляем.

– Разобьемся! – крикнул Митька и, взяв канат, бросился в воду. – Держите! – крикнул он Зимину, и тот подхватил конец.

Митька мгновенно оказался на берегу и, используя два растущих рядом дерева как кнехты, закрепил канат. Мужчины на плоту крепко ухватили конец каната и медленно подтягивали плот к берегу.

Тася соскочила на берег и, обняв Митьку, поцеловала его.

– Зачем? Нешто так можно? – смутился Митька.

– Мы бы разбились, – со слезами на глазах проговорила Тася.

– Ну… Скупнулись бы маленько…

Вечером, разведя костры, экспедиция просушивала мокрую одежду. Тася сидела на берегу и задумчиво смотрела на розоватую в отблеске костров воду.

– Угощайтесь, – услышала она за спиной голос Митьки.

Он протягивал ей туесок с ягодами.

– А хотите, я вам соболей настреляю на цельную шубу? – предложил Митька. – Будете по своему Петрограду ходить, как купчиха.

– Спасибо, Митенька. Только зачем же мне соболья шуба? Я ведь не купчиха.

Неожиданно Митька вскочил и вскинул ружье.

– Стой! Кто идет?! Стрелять буду!

Из-за дерева высунулась испуганная физиономия Харитона.

– Опусти дуло… чучело несмышленое. Я это, Харитон. Не видишь, что ли?

На шум собрались все.

Харитон поклонился Смелкову.

– Ефим Суббота прослышал про твою беду, инженер… Лошадей прислал и муки цельных четыре мешка.

– Неужели… лошадей привел?! – радостно закричал Смелков. – Где они?

– Да на поляне… повыше стоят… Я еще с горы приметил, как вас на шиверах крутило.

Смелков, Зимин, Куманин, Митька и Тася побежали к лошадям. Арсен остановил Харитона.

– Одну минуточку… Скажите, пожалуйста, откуда Суббота узнал о том, что мы нуждаемся в лошадях и муке?

Харитон испуганно замигал.

– Слух по тайге прошел.

– А если точнее? Кто этот слух принес? Силантий?

– Не. Мы его и в глаза не видели. Сухарев Пашка сказывал.

– Сухарев?

– Он самый. Пашка Сухарев. Охотник.

Лошади, которых привел Харитон, позволили экспедиции продолжать свой маршрут к верховьям Ардыбаша. Теперь ее путь лежал вдоль мелкой речушки с прозрачной водой, едва прикрывавшей каменистое дно.

– Вы здесь намыли свое золотишко? – спросил Смелков у Зимина.

– Да… – удивился Зимин. – Откуда вы знаете?

– Еще в двенадцатом году я обнаружил здесь золото, – рассмеялся Смелков. – Жалкое золотишко. Но если удастся нащупать, откуда попадают сюда эти крохи, мы доберемся и до того стола, где золото навалено грудами! – И, указывая на видневшиеся вдали горы, Смелков, обернувшись к Кобакидзе, сказал: – Золотоносная полоса должна простираться вдоль хребта в осадочной толще. Но золото здесь не на поверхности. Будем закладывать глубокие шурфы.

На затесанном конце штаги чернильным карандашом было выведено: «Инж. Смелков № 1».

Смелков и Кобакидзе укрепили штагу, а Зимин и Куманин сделали первые удары лопатой.

В мокрой от пота рубашке, стоя в глубоком колодце, Зимин накладывал лопатой вырытый грунт в бадейку, привязанную к деревянному вороту на козлах. Харитон, стоявший наверху возле штаги с надписью «Инж. Смелков № 19», поднял бадейку наверх и вывалил грунт в лоток. Вокруг шурфа, чуть поодаль, на бумажках лежали отмытые пробы.

– Как дела? – спросил подошедший к Харитону Арсен.

– Мыслимо ли дело всю землю насквозь прорыть? – проворчал Харитон. – Камни – они и есть камни.

На песчаной отмели, обнаженный до пояса, Зимин умело орудовал лотком, оставляя на дне темный шлих. Тася над небольшим костром просушивала пробы на железном совке. Чуть выше по течению работал Куманин. Лоток явно не слушался его неопытных рук, порода соскальзывала в ручей, и Куманин ладонями пытался удержать ее на лотке.

Заметив подошедшего Кобакидзе, Куманин бросил лоток.

– Хватит. Приказывайте – что угодно сделаю… а переливать из пустого в порожнее – не желаю!

– Когда мы вернемся в Петроград, – негромко сказал Кобакидзе, – напомните мне, пожалуйста, что к двадцати суткам гауптвахты я вам прибавил еще пять… А переливать из пустого, как вы говорите, в порожнее вам все-таки, товарищ Куманин, придется. Все лето. Повторите приказание!

– Есть, переливать из пустого в порожнее, – не глядя на Кобакидзе, повторил Куманин и снова взялся за лоток.

Смелков рассматривал одну из проб, высушенных Тасей, и делал пометки в черной клеенчатой тетрадке.

– Ну что… есть золотишко? – смущенно спросил Митька, присаживаясь рядом со Смелковым.

– Нет, Митя… Пока только запах.

– Да нешто золото пахнет?

Смелков засмеялся.

– Я что хотел спросить, – осторожно начал Митька. – Вот наши мужики ходят, на себя стараются. А вы… тоже для себя?

– Нет, Митя, я геолог, – сказал Смелков.

– А найдете золото… неужто себе ничего не оставите?

– Нет, Митя, – засмеялся Смелков.

– Для кого же тогда ищете? – помрачнел Митька.

– Для дела. Для России.

Митька подумал и сказал:

– Значит, для революции.

– Я сказал, для России, – поправил его Смелков.

– Оно так и выходит. Если для России, значит, для революции. Не для белых же стараетесь?!

Смелков опешил.

Сзади послышался смешок Арсена.

– Что же вы ответите на вопрос, поставленный нашим юным проводником?

– У меня нет времени на разговоры, – недовольно пробурчал Смелков и углубился в свои записи.

Митька и Куманин, притаившись, сидели в камышах невдалеке от таежного черного озерца.

Куманин покрякивал, подманивая уток. Чей-то выстрел с другой стороны озерца вспугнул несколько уток, взметнувшихся в небо. Митька выстрелил. Одна из уток упала, потом взлетела как-то боком и, сделав несколько взмахов одним крылом, снова упала. Митька выбежал из камышей на пригорок, нависавший над озерцом, но, споткнувшись, чуть не упал в яму.

Митька поднялся и увидел старый, заброшенный шурф с осыпавшейся по краям землей. Рядом валялись остатки полусгнившего лотка. В нескольких метрах от шурфа сохранилась давно вырытая землянка. К Митьке подошел Куманин.

– Загляделся на чужой колодец? – засмеялся Куманин. – Своих, что ли, мало?

– А ты погляди.

Оба присели на корточки и увидели белеющие внизу кости.

– Человек… Так и помер в яме, царствие ему небесное!

– Пойду инженера позову, – сказал Митька.

А Куманин направился в землянку. Здесь стояли покосившийся столик и сломанная скамейка, под которой Куманин увидел небольшой крашеный сундучок. Сундучок был заперт на замок. Куманин дернул ржавую щеколду, и тут же замок отвалился. Сундучок был почти пуст – кожаный кисет, патроны и отсыревшие мешочки с порохом, да еще железная коробка с потершейся надписью «Ландрин». Коробка оказалась тяжелой. Куманин попытался открыть крышку, но она проржавела и не поддавалась. Он постукал камнем по краям коробки и наконец раскрыл крышку. В коробке лежал брезентовый мешочек, туго перетянутый шнурком. Разрезав шнурок, Куманин обнаружил внутри какие-то темные тяжелые камешки.

В землянку заглянул Харитон с ружьем в руках.

– Чего нашел?

– Ктой-то полную коробку камней набрал.

Едва Харитон взял у Куманина коробку, как руки у него задрожали.

– Чего это у тебя руки дрожат? – удивился Куманин и отобрал у него коробку.

– И вовсе не дрожат, – сказал Харитон, пытаясь унять дрожь. Глаза его забегали, и он протянул руку, чтобы взять коробку у Куманина. – Мне аккурат такая нужна… для табаку.

– Да ты вроде некурящий? – подозрительно сказал Куманин, не выпуская из рук коробки.

– Коробки, что ли, жалко?

Куманин вытащил мешочек и бросил Харитону коробку.

– Не жалко. Бери.

Приоткрыл мешочек, высыпал несколько камешков на ладонь и вышел из землянки. На ярком свету темные камешки слегка заблестели.

– Погоди-ка… Может, это и есть… золото? – спросил Куманин.

– Обманка… – стараясь скрыть волнение, сказал Харитон. – Золота, что ли, не видел?

– Видал – очищенное, обработанное… А камушков золотых… не приходилось…

Харитон мялся, переступая с ноги на ногу, хотел было что-то сказать Куманину, но тут подошел Митька.

– Глянь-ка, что нашел! – Куманин протянул Митьке камушки на ладони.

– Золото! – воскликнул пораженный Митька.

Куманин протянул ему мешочек. Митька прикинул на ладони.

– Фунта три, почитай, будет. Надо инженеру показать.

– Слушай, Куманин, – зашептал, чуть заикаясь от волнения, Харитон. – Ты это… ты инженеру не кажи! Я человека найду, верного… всю жизнь как сыр в масле кататься будешь!

Куманин взглянул на Митьку.

– И Митька тоже… на троих… Мне много не надо… фунтик один отвесишь…

Куманин внимательно разглядывал золотые камешки.

– Вот оно, значит, какое – золото… – растерянно прошептал он.

– Ну по рукам?! Фунтик отвесишь – и ладно.

– Отвесим! – согласился Куманин, и вдруг лицо его стало жестким. – Я тебе отвешу! Ты за кого меня принимаешь, контра?!

Смелков стоял в окружении участников экспедиции и рассматривал найденное Куманиным золото.

– Как полагаете, Аркадий Николаевич, – спросил Арсен, – кто здесь погиб? И долго ли эта коробочка нас дожидалась?

– Не нас она дожидалась, – сказал Зимин.

– Кого же? – спросила Тася. – Может быть… знаменитую Дарью?

– Кто знает… – сказал Зимин.

– Взгляните, Кирилл Петрович, какое золото! Без всяких примесей! – радовался Смелков. – Мои предположения оправдываются… Где-то рядом лежит и наше золото!

– Товарищ комиссар! Белые! – Митька дернул за рукав Арсена и показал ему на высоком берегу другой стороны реки трех вооруженных всадников.

Молоденький прапорщик, с чуть заметным пушком на верхней губе, тот самый прапорщик Казанков, который отдал Тасе своего Агата, соскочил с коня.

– Боже мой! Какая встреча… А где же мой Агат?

– Не уберегла, – смутилась Тася.

– Он погиб?

– Его похитили.

– Жаль. Простите, я не представился. Прапорщик Казанков. – Слегка поклонившись, он обратился к Смелкову: – Насколько я знаю, ваша экспедиция преследует чисто научные цели… и мне, вероятно, не следует подозревать вас?..

– Разумеется, прапорщик. Я и мои сотрудники заняты геологическими поисками.

Арсен и Куманин стояли чуть в стороне, возле палатки.

– Руки чешутся… из винта… вдарить по белякам, – шепнул Куманин.

– Возьмите себя в руки, товарищ Куманин, – тихо сказал Арсен. – Когда надо будет вдарить, за нами дело не станет.

– Мы заблудились, – простодушно сказал Казанков. – Взяли правее, чтобы сократить путь, и вот… заблудились.

– Заночуйте у нас, – сказал Смелков, – а с утра отправитесь…

– Спасибо за гостеприимство, – сказал Казанков и подошел к своим спутникам.

– Ваше благородие, – тихо сказал Казанкову один из них, – люди эти… от большевиков присланы… поприжать бы их надо… а кого следует, и в расход вывести.

– А что дурного эти люди вам сделали, Калганов? Они ищут полезные ископаемые…

– Для большевиков, – буркнул Калганов.

– Там будет видно, для кого, – сказал Казанков.

– Молоды вы еще, ваше благородие, – снова буркнул Калганов. – Больно доверчивы.

Куманин приглядывался к ним.

– Заблудились… Маскируются. Небось разведчики…

– Нет, – сказал Арсен. – Полагаю, что связные… с донесением или с приказом.

Куманин поглядел на Казанкова, на его сумку, висящую на боку.

Вечером у костра сидели трое – Тася, Зимин и Казанков. Чуть в стороне Арсен и Куманин пили горячий чай из жестяных кружек, изредка поглядывая то на Казанкова, то на солдат, купавших в реке своих лошадей.