Текст книги "Те, кто любит. Книги 1-7"

Автор книги: Ирвинг Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

– Никто ни за кого не отвечает, сестра Абигейл. Мы все вправе делать то, что считаем нужным.

Абигейл села за стол и написала доктору Джозефу Уоррену:

«Брат Адамса, капитан роты этого города, желает завербоваться в армию, если получит должность; он предпочел бы должность майора».

Закончив составление записки, она подумала: «В самом деле, разве мы не несем ответственность за других? Джон знал, что у Джошиа-младшего слабые легкие. Следовало ли отговорить его от поездки, все же считая наиболее подходящим для выполнения деликатной задачи в Лондоне? Должна ли я остановить Элихью по той причине, что мать дрожит за него, а он отчаянно хочет сражаться? Разве я сама не боялась, что моего мужа могут арестовать и судить как предателя? Я никогда не пыталась удержать Джона. Следовало ли мне поступить таким образом?»

Она вздохнула: «Много вопросов и ни одного ответа».

4

Следующий выстрел с британской стороны был произведен писателем, щеголявшим в форме английского генерала в силу необходимости. Он прибыл вместе с генералами Генри Клинтоном и Уильямом Хау на корабле «Цербер», посланном Георгом III для усмирения бунтарей. Когда корабль входил в гавань Бостона, Бургойн спросил:

– Какова численность регулярных войск в Бостоне?

Ему ответили:

– Около пяти тысяч.

Бургойн воскликнул:

– Что! Десять тысяч крестьян держат в осаде пять тысяч королевских солдат? Ну, пошевелимся и выйдем на простор!

Бургойн был убежден, что для роспуска милиции в Роксбери и Кембридже достаточно блестяще написанной прокламации: местные жители осознают безумие своего мятежа и попросят прощения. Генерал Гейдж разрешил Бургойну сочинить прокламацию.

Во вторник утром Абигейл получила экземпляр прокламации, отпечатанной в Бостоне 12 июня 1775 года. Бургойн описал сражение у Лексингтона и Конкорда как оскорбление подвергшихся нападению королевских войск. Он высмеивал милицию и ее «нелепую демонстрацию военных мероприятий с целью держать армию в осаде». Для того чтобы избежать гибели большого числа милиционеров, британцы милостиво предлагали простить всех, кроме архипредателей Сэмюела Адамса и Джона Хэнкока. Патриоты Брейнтри сочли себя униженными тем, что не упоминался их представитель, Джон Адамс.

Прокламация возмутила жителей Новой Англии, выставила осажденных в Бостоне британцев на посмешище и увеличила приток рекрутов в ряды сторонников Массачусетса. И вовремя. Через пару дней до провинциального Конгресса, заседавшего в Уотертауне, дошло известие, что генералы Гейдж, Клинтон, Бургойн и Хау согласовали курс действий. Они поставили целью установить контроль над высотами, с которых просматривается Бостон, и над двумя проходами – Дорчестер-Хейтс и Банкер-Хилл – Чарлзстаун и перешейка, через которые возможно наступление. В таком случае британцы в безопасности и могут быть избавлены от бомбардировки, если даже колонистам удастся обзавестись пушками.

Сообщение об этом плане дошло до провинциального Конгресса окольным путем. Британские офицеры были слишком болтливы. Посетивший Бостон житель Нью-Гэмпшира получил сведения о британских намерениях. Не зная в Бостоне ни одного патриота, которому он мог бы довериться, он выехал в Экстер. Там он передал полученные сведения выборным лицам. На следующее утро из Экстера в Уотертаун был послан курьер. Через два дня, 15 июня, собрался комитет безопасности, решивший, что, поскольку британцы предусматривают укрепление Банкер-Хилла 18 июня, милиция даст им бой там.

Весь день 16 июня царило ожидание надвигающихся событий. В Брейнтри пришло сообщение, что колледж Гарварда вывозит свою библиотеку. Никто не знал точно, что происходит. Абигейл утешала себя; она знает больше, чем любой британец, настолько совершенными были система американской разведки в рядах британской армии и одновременно меры предосторожности против проникновения в штаб-квартиру Гейджа сведений о намерениях мятежников.

В пятницу Абигейл легла спать с тревогой в душе. В ее доме не было солдат на постое. Милиционеры стягивались в лагеря.

В четыре часа утра, когда едва забрезжил рассвет, послышался выстрел пушки. Прежде чем раздался второй, она успела выскочить из постели и одеться при свете свечи. При третьем выстреле разбудила Джонни. Он быстро натянул одежду, и они помчались через поле, пробежали по мосту и поднялись на вершину Пенн-Хилла.

– Что происходит, мама?

– Не знаю, Джонни. Но я уверена – стреляют корабельные пушки.

– По каким целям? Ведь они не могут разбомбить наши лагеря у Кембриджа и Роксбери.

– Происходит что-то иное. Дождемся рассвета.

Долго ждать не пришлось. Вновь загрохотали тяжелые орудия. Абигейл видела, как взрываются снаряды над Бостоном: вначале огненный шар, затем клубок дыма, влекомый ветром. После каждого взрыва воздух потрясали звуки других пушек, стрелявших с регулярными интервалами.

Купол неба над Бостоном полыхал огнем. Затем наступила тишина. Взошло солнце. День был светлым, без тумана и облаков, солнце согревало лицо.

– Пойдем домой, Джонни. Надо разбудить малышей.

– Совсем прекратилось, мама?

– Трудно сказать. Мы не знаем, чем вызвана стрельба. Вскоре прискачет к нам гонец.

И раньше бывали стычки. Милиция захватила британское судно, шхуну «Диана», во время рейда 27 мая на острова Хог и Ноддл. Шхуна была вооружена четырьмя четырехфунтовыми орудиями и несколькими легкими пушками на турели, она села на мель, и британцы бросили ее. Американцы поднялись на борт шхуны, забрали все, что могли унести, а корпус подожгли. Но никогда ранее Абигейл не слышала столь интенсивной канонады. Готовятся ли британцы к крупному наступлению? Если так, то по дороге к ее дому развернется основное сражение.

Переходя поле и направляясь к дому, она увидела группу людей, одни стояли на дороге, другие спешили к Дому собраний и таверне Брекетта.

Нужно было принять некоторые меры. Во-первых, послать батрака в дом Элихью в южном Брейнтри, чтобы уведомить того, что если перестрелка станет более интенсивной, то она со своей семьей переедет к нему. Во-вторых, проследить, чтобы Нэб, Чарли и Томми были надлежащим образом одеты, приготовить каждому узелок с бельем на крайний случай. Затем уложить продовольствие в корзинки, а их поместить в тележку, запрячь лошадь и быть готовой к немедленному отъезду.

Пробило восемь часов, когда все приготовления закончились. Абигейл собрала около кухонной двери детей, лица которых выражали страх и тревогу. После восьми часов бомбардировка усилилась, непрерывно гремела канонада, словно все восемь британских военных кораблей выстроились у Бостона и палят из сотни девяти– и двенадцатифунтовых пушек, которые едва успевали заряжать артиллеристы. Дом сотрясался от ударов, дрожали окна, сковородки соскакивали с крючков у очага.

Дельфтское блюдо, стоявшее на буфете, упало и вдребезги разбилось на твердом полу.

Дети вбежали в дом с полными страха глазами. Ее зять Питер ворвался в кухню, держа в руках ружье и патронташ.

– Мы направляемся к укреплениям Роксбери, сестра, вся рота. Если красномундирники пройдут по перешейку, мы ударим по ним там. Мы пришлем лазутчиков, как только появится, что сказать.

– Буду ждать сообщений, Питер.

– У тебя достаточно времени, чтобы увезти детей. Все пять рот Брейнтри залягут на нашей дороге. Выведи лошадь с телегой из сарая и поставь под большим деревом. Тогда по звону колокола ты сможешь сорваться с места. Я отправил Мэри и детишек к Элихью. Ждите там до тех пор, пока Элихью или я не придем за вами.

– Договорились. Желаю удачи!

Он подбежал к каменному забору, построенному Джоном, перепрыгнул его и исчез. Собранная по тревоге рота, состоявшая из стариков и мальчишек, растянулась между таверной Брекетта и Домом собраний.

Абигейл отвела детей в кабинет Джона, приказала им занять свои обычные места вокруг стола. Грохот пушек оглушал. Она с трудом заставила себя почитать детям из книги «Сбивающая с толку шляпка».

– Не тревожься, ма, – сказал успокаивающе Джонни. – Мы посидим тихо, в ожидании отъезда.

Абигейл сидела, склонив голову и зажав руки между коленями.

Солнце стояло в зените, и воздух становился все теплее, когда послышались крики, и она распахнула дверь кабинета Джона. Первый из гонцов остановился около Дома собраний. Колокол не звонил, это означало, что красномундирникам не удалось форсировать перешеек.

Абигейл могла спокойно воспользоваться дорогой.

Местные женщины, которых она посещала, с которыми шила, те, что помогали кормить и укрывать солдат два последних месяца, собрались около Дома собраний. На его крыльце стояли двое старейших выборных, и курьер возбужденно разговаривал с ее дядюшкой Нортоном Куинси. Члены роты, поднявшиеся по тревоге, образовали внешнее кольцо толпы, все смотрели на стоявших на крыльце.

– Это не то, что мы думали! – выкрикнул Нортон Куинси. – Британцы не атакуют наших у Роксбери и Кембриджа.

– Тогда что же происходит?

– Это наши. Мы навязали бой британцам. Наши из Кембриджа, три полка, восемьсот человек. При движении к Чарлзтауну к нашим присоединились еще двести человек из Коннектикута. С наступлением ночи они подошли к перешейку Чарлзтауна и вышли на дорогу к Банкер-Хиллу. Там построили укрепления. Огнем пушек британцы попытались разбить наши окопы. Но ни один снаряд не попал в наших. Мы удерживаем высоты. Возвращайтесь по домам все, кроме милиции. Мы будем сообщать новости по мере их поступления.

Лишь в час тридцать после полудня полностью экипированные британские солдаты с ружьями, штыками, стофунтовыми ранцами и скатанными одеялами за спиной отплыли от Северной батареи и высадились на полуострове Чарлзтауна. Небольшие лодки могли принять всего по нескольку человек одновременно, и лишь к трем часам пополудни Чарлзтауна достигли более полутора тысяч красномундирников, готовых к первой атаке.

Во второй половине дня пришло тревожное известие: массачусетская армия, выделившая три с половиной тысячи мужчин на строительство укреплений и их оборону, допустила ночью фатальную ошибку. Вместо того чтобы выкопать траншеи и воздвигнуть укрепления на Банкер-Хилле, милиционеры окопались на Бридс-Хилле, в нижней части склона. Если бы они укрепили Банкер-Хилл, а британская атака оказалась бы слишком мощной, массачусетская армия имела возможность отступить по перешейку Чарлзтауна в безопасное место. Но Бридс-Хилл оказался ловушкой. Британцы могли высадить свои войска у подножия холма и, окружив массачусетскую армию, начать наступление на нее со всех сторон. У окруженной милиции не было путей отхода.

Все население Бостона, как тори, так и патриоты, взобралось на крыши домов и окрестные холмы, наблюдая за битвой. Говорили, что тори ликовали, как необученная крестьянская армия Массачусетса допустила тактическую ошибку. К ночи осада Бостона будет снята.

– Ма, хотела бы ты быть в нашем доме в Бостоне, – спросил Джонни, – чтобы наблюдать?

– Не знаю, Джонни. Пойдем на Пенн-Хилл. Может быть, увидим что-то.

Поднявшись на вершину холма, они принялись всматриваться в невысокие поросшие лесом возвышенности к северу, в сероватые воды залива.

Большие столбы черного дыма вздымались высоко к небу. У Абигейл перехватило дыхание.

– Они подожгли Чарлзтаун.

Британские военные корабли, бросившие якорь у побережья, продолжали выпускать снаряд за снарядом. Абигейл и ее старший сын стояли, держась за руки, прижавшись друг к другу, когда в небо взметнулось красное пламя. Чарлзтаун будет превращен в пепел: отчий дом, имущество родителей, их сараи и сады, церковь и Дом собраний.

Впервые в жизни Абигейл Смит Адамс кляла судьбу за то, что родилась не мужчиной. Тогда она могла бы находиться на Бридс-Хилл с ружьем в руках, готовая сражаться, когда по склону начнут подниматься шеренги красномундирников.

Она слышала быструю стрельбу: острые, короткие залпы, звучавшие с предельной ясностью в светлый летний день. Она не знала, чьи это залпы, в кого стреляют, поскольку Бридс-Хилл был прикрыт другой грядой холмов. Но по ружейному огню она догадывалась, что развернулось крупное сражение.

Стрельба оборвалась столь же резко, как началась. Наступила гнетущая тишина. Абигейл видела, как ветер гнал по небу белесый пороховой дым.

Она положила руку на плечо сына. Тишина могла означать, что британцы окружили и захватили Бридс-Хилл, а продолжение стрельбы – что еще не все потеряно.

Она все еще стояла, напряженно прислушиваясь. Наконец стрельба возобновилась, и, вероятно, через час после первого залпа достигла крещендо; потом снова наступила тишина; за ней последовала менее интенсивная, но длившаяся дольше. С наступлением сумерек воцарилась полная тишина.

Абигейл двинулась по проторенной дорожке, Джонни провел ее по принадлежавшим им полям к кухне. Вновь придется сидеть у очага и ждать.

Только к полуночи до Брейнтри дошла исчерпывающая история, доставленная Питером, Элихью и грязным, голодным курьером.

Британцы не сумели окружить американцев.

С рассветом полковник Уильям Прескотт заметил ошибку милиции на Бридс-Хилле и понял, что ее позиции могут быть обойдены. Он убедил милиционеров построить укрытия прямо у воды. Там были поставлены преграды из жердей и каменные стены. Британцы атаковали левый фланг американцев, надеясь преодолеть редут, но из укрытий был открыт такой шквал огня, что после двух безуспешных вылазок британцы отказались от своих намерений.

Шеренга красномундирников с перекрещенными на груди белыми ремнями, с тяжелыми ранцами за спиной предприняла лобовое наступление на Бридс-Хилл. Американцы, укрывшиеся за земляным валом и кучами хвороста, соблюдали приказ не стрелять, пока не станут видны «белки глаз». И когда британцы подошли на такую дистанцию, американцы открыли огонь. Их залп скосил шеренгу британских солдат, упавших либо мертвыми, либо тяжело раненными. Большинство британских офицеров погибли при первых выстрелах. Уцелевшие побежали вниз по склону. Там они получили подкрепления из свежих рот и снова бросились во фронтальную атаку на Бридс-Хилл под огонь американцев. Только при третьей попытке к концу дня, когда им разрешили сбросить ранцы, а у американцев иссяк порох, британские солдаты смогли подойти вплотную к укрытиям и завязать рукопашный бой, выбить американцев с Бридс-Хилла.

– В таком случае британцы победили? – вскрикнула Абигейл.

– В их руках форт и холм, – мрачно ответил Питер.

– Но какой ценой! – возразил Элихью. – Боже мой, мы были близки к тому, чтобы уничтожить всю их армию. Британцы утверждали, будто мы не станем сражаться. Мы вогнали их в землю. В могилы. Им потребуется несколько дней для захоронения погибших. Должно быть, около тысячи лучших британских солдат убито и ранено; практически все их офицеры сейчас в Бостоне, врачи ампутируют им руки, ноги.

– Как много пострадало наших? – Голос Абигейл звучал глухо, встревоженно.

Воцарилось молчание. Ответить осмелился курьер:

– Мы не считали. Убито, ранено, взято в плен, может быть, двести, может быть, триста. Мы привезли наших раненых с холма в хорошем состоянии. Нам не нужны потери. Мы одолели британцев, отгоняя их вновь и вновь.

Сурово, не глядя ни на кого, он продолжил:

– Были ошибки. Притом серьезные. Наши солдаты на вершине Банкер-Хилла следили за сражением, но не пришли на помощь. Предполагалось, что из Кембриджа подойдут свежие роты. Они могли бы подойти вовремя из Роксбери. Но приказы не выполнялись. Никто не знал, кто же командует. Некоторые из наших милиционеров отказывались пересечь перешеек Чарлзтауна, оправдывая свое бездействие пальбой военных кораблей. Те же, кто действительно сражался, бодрствовали всю ночь, весь день ждали, когда подбросят пищу и воду, обеспечат боеприпасами. Если бы подошли несколько рот, хватило бы боеприпасов, мы удержались бы на Бридс-Хилле.

5

В три часа пополудни на следующий день, в воскресенье, по-прежнему грохотали пушки. Абигейл и дети провели беспокойную ночь. Ожидалась новая атака британцев. С рассветом милиция промаршировала со сторожевого поста в Роксбери к Проспект-Хиллу, готовясь к крупному сражению. Дети не могли подавить страх. Абигейл задала им работу по дому: Нэб пекла в формочке имбирный пирог, мальчики разбирали и чистили яблоки, Джонни выстругивал деревянный совок для зерна. Абигейл поднялась наверх и написала письмо Джону.

«Мой дорогой друг. Наступил день, возможно решающий, от которого зависит судьба Америки. Не могу не излить свою сердечную боль. Только что узнала, что, отважно сражаясь за свою страну, из этого мира ушел наш дорогой друг доктор Джозеф Уоррен. Он говорил, что лучше умереть с честью на поле боя, чем позорно болтаться на виселице… Гонку выигрывает не быстрый, сражение – не сильный, ибо волей своей Бог Израиля одаряет силой и мощью верный ему народ…

Полагают, что сегодня ночью британцы пройдут по перешейку и произойдет ужасное сражение… Да обретем мы поддержку, чтобы перенести страшный конфликт. Я буду здесь до тех пор, пока друзья не сочтут, что возникнет опасность, и, к тому же, я договорилась о переезде к твоему брату, великодушно предложившему мне часть своего дома».

В ту ночь британцы не пошли по перешейку; они были заняты похоронами своих убитых, переформированием поредевших полков. Элихью получил должность капитана и уехал в армейский лагерь в Кембридж. Питер остался на месте в качестве офицера роты милиционеров Брейнтри, готовых дать бой, если британцы атакуют по дороге Бостон – Плимут. У массачусетской армии не хватало боеприпасов, но и моральное состояние британских войск было подорвано. Американцы показали, что они не трусы, не крестьянские увальни, а противник, достойный уважения. Передавали, что генерал Клинтон сказал о захвате британцами Бридс-Хилла: «Победа досталась слишком дорого, еще одна такая уничтожила бы нас».

После сражения Абигейл приняла неожиданного посетителя – кузину Эстер, жену Джонатана Сиуолла, одну из самых миловидных девиц семейства Куинси, со светло-голубыми глазами и золотистыми волосами. Ее лицо выдавало тревогу.

Абигейл провела кузину наверх, поставила в свою комнатушку стул из спальни Джона. Эстер осмотрела комнату, затем встала и заглянула в спальню.

– Абигейл, Джонатан собирается бежать. В Галифакс. Или в Лондон. Я же не хочу уезжать б Англию. Хочу остаться здесь. С семьей и друзьями. Но я не представляю, кто прав, кто виноват! Знаю, ты понимаешь ситуацию потому, что читаешь газеты и журналы. Ты обсуждала со своим мужем эти вопросы и способна иметь свое суждение.

– Как и ты.

Эстер разрыдалась. Впервые Абигейл увидела, что ее кузина потеряла выдержку.

– Последний раз я читала сообщения в печати до знакомства с Джонатаном. Когда он начал ухаживать за мной, я перестала думать о серьезных вещах, их затмевало счастье в любви. А потом, когда мы поженились, пришлось создавать домашний очаг, воспитывать детей… – Эстер смолкла, на ее лице Абигейл увидела выражение страха. – Верно, нужно что-то делать, пусть даже ужасное, но если понимаешь, что делаешь. Абигейл, ведомо ли тебе, как страшно не знать, почему происходит такое, кто виноват, что ждет нас в будущем? Я напугана…

Абигейл взяла Эстер за руку.

– Мы все встревожены, – сочувственно сказала она.

– Ведь было чудесное время. Теперь все погибнет.

– Не обязательно, Эстер.

– Я не могу отпустить мужа, вся моя жизнь в нем и в детях. Жена кузена Сэмюела – сильная женщина. Она считает, что Сэмюел сглупил, покинув друзей и родственников-патриотов. Но иначе обстоит дело с Джонатаном. Ему сопутствовал успех, он обладал властью, у него было высокое положение, деньги. Разве можно сказать ему, что он ошибался? Уезжая в чужой для меня мир, должна ли я понимать, права или нет в своих поступках?

– Тебе было бы легче, кузина Эстер. Но если ты за истекшие десять трудных лет, когда возникали кризисы из-за закона о гербовом сборе, о сахаре, о бостонском порте и о принудительных мерах, не пришла к выводам для себя, тогда я не в силах тебе помочь.

– В таком случае мне следует уехать?

– Очевидно, кузина, очевидно.

Абигейл сидела, вспоминая визиты в ее дом Джонатана, предостерегавшего о последствиях позиции Джона. Он проявил себя как истинный пророк: ход событий отделил родичей от родных, друзей – от близких. Повсюду опасность. Однако сбегает Джонатан Сиуолл, а не Джон. Джонатану будет труднее.

Сообщения, приходившие из Бостона в Брейнтри, были грустными. Британцы заняли все дома, покинутые беженцами-патриотами. В городе не было топлива. Исчезали запасы муки, соли, сахара, яиц, цыплят, молока. Свежую пищу выдавали только раненым. Девятнадцать американцев, заточенных в тюрьму, скончались от ран. Даже тори, радостно наблюдавшие с крыш красочный спектакль триумфального наступления красномундирников на Бридс-Хилл, теряли надежду.

Брат Абигейл Билли, ставший капитаном массачусетской армии, находился в лагере около Кембриджа. Ее посетил отец. Преподобный Смит потерял все в Чарлзтауне, но это вызвало у него чувство не столько потери, сколько справедливого возмущения.

– Я охотно делюсь тем, что имею, – жаловался он, взгромоздившись на небольшую кушетку, обтянутую желтой тканью. – Это капля воды. Но что остается делать американцу, как не сражаться, когда он видит случившееся с Чарлзтауном? Сопротивление горстки милиционеров, прикрывавших наш правый фланг, никак не оправдывает действие британцев, спаливших поселок.

Пришло приятное известие, что Конгресс в Филадельфии договорился о едином командовании. Кампания Джона об утверждении виргинца Джорджа Вашингтона командующим армией оказалась успешной, хотя и потребовала ловких маневров, чтобы разубедить делегацию Массачусетса, желавшую видеть на этом посту представителя Новой Англии. В день прибытия Вашингтона в Кембридж, чтобы принять командование массачусетской армией, Абигейл получила письмо от Джона.

Пятого июля, обещавшего с рассвета знойный день, к ней заехал на чашку кофе Коттон Тафтс, направлявшийся в лагерь Роксбери, где он нес повседневную медицинскую службу.

– Кузен Коттон, можно поехать с тобой? – спросила она. – Я там никогда не была.

– Буду рад.

Они застали лагерь в почти полном хаосе. Солдаты из полков Массачусетса и Коннектикута были плохо одеты из-за потери части обмундирования на Бридс-Хилле. Бросались в глаза поспешные попытки построить укрепления: бостонскую дорогу преграждал частокол, а по обе стороны вблизи таверны Джорджа вырыты траншеи, вторая полоса находилась недалеко от кладбища по дороге на Дорчестер. Единственным солидным укреплением выглядел форт на холме около Дома собраний.

Вооружение солдат казалось недостаточным, организация питания, ночлега, медицинского обслуживания плохо налаженной, но отхожие места были выкопаны, и многие офицеры проводили строевую и боевую подготовку своих рот.

Стоя вплотную к оборонительной полосе в виде засеки – стволы и сучья поваленных деревьев были направлены в сторону вероятной атаки британской легкой кавалерии, – Абигейл увидела мужчину, скакавшего во главе небольшой группы. Она опознала его по описанию Джона, выдержанному в благоприятном тоне. Разглядывая приветствовавшего главнокомандующего, Абигейл отметила, что он держался с прирожденным достоинством. В синем мундире с блекло-желтыми отворотами и внушительными эполетами, в жилете и бриджах такого же желтого цвета, с саблей на поясе, в черных сапогах, доходивших до колен, он представлялся величественным и в то же время скромным.

Когда генерал Вашингтон соскочил с коня, Абигейл заметила, что он на голову выше окружающих, широк в плечах, груди и бедрах по сравнению со стоящими около него. Его мощное тело увенчивала казавшаяся небольшой голова, но в то же время лицо выглядело широким, со смело вылепленным лбом, густыми прямыми бровями над широко расставленными, проницательными глазами; его крупный сухой нос был более римским по рисунку, чем у ее собственного отца, широкие плоские щеки спускались к упрямому, почти квадратному подбородку.

Когда Вашингтон проходил вдоль жалких укреплений, Абигейл поймала себя на том, что она сравнивает его с Джоном. Насколько они различны! Вашингтон – человек действия, с юных лет стоявший во главе войск, боровшихся с врагом. Она первая готова признать, что Джон Адамс лишен грации и уверенности, присущих Вашингтону. Джон невысок, коренаст, подвержен мгновенному изменению настроений и замыслов. Но если Джон не способен вести за собой армии, то Джордж Вашингтон не в состоянии разработать политические концепции и исторические по значению идеи, покорившие мышление Новой Англии.

Абигейл заметила давнишнего друга-книготорговца толстяка Генри Нокса. Оставаясь гражданским лицом, доброволец Нокс старался использовать все извлеченные им из книг знания о роли артиллерии в боевых действиях.

Увидев Абигейл, он поспешил представить ее главнокомандующему:

– Генерал Вашингтон, имею честь представить вам миссис Джон Адамс, жену делегата Конгресса от Массачусетса.

Вашингтон снял шляпу и поклонился. Ему не нужно было пояснять, кто такой Адамс. Ведь генерал находился в зале Конгресса, когда депутат Адамс предложил его кандидатуру на пост главнокомандующего. Теплая улыбка на мгновение озарила его лицо.

– Мое почтение, миссис Адамс. Вы получили письмо вашего мужа? Я привез его.

– Получила, генерал, благодарю вас. Как чувствует себя мистер Адамс в Филадельфии?

– Он один из самых деятельных делегатов, и у него отличное настроение.

– В таком случае он чувствует себя действительно хорошо. Благодарю вас за вселяющие бодрость слова. Уверена, генерал, все рады вашему назначению и хотели бы пожать вашу руку.

– Я убедился в этом за три дня пребывания в Кембридже. Но следовало бы превратить добрые пожелания в порох, ружья… – Наморщив лоб, он посмотрел на импровизированные укрепления на перешейке, – в инженеров, артиллерию. He стану обременять вас такими проблемами, миссис Адамс, ими занимается ваш муж в Филадельфии. Когда станете писать ему, прошу, передайте ему выражение моего высокого уважения.

В ответ на смелую реорганизацию генералом Вашингтоном двух лагерей в Роксбери и Кембридже британцы объявили военное положение в Бостоне. Из города были изгнаны все патриоты. В поисках укрытия для себя и своих пожитков по дорогам потянулись толпы беженцев. Семья Исаака Смита сняла дом в Салеме, Бетси Адамс переехала в коттедж в Делхэме.

Брейнтри был забит до отказа, даже чердаки использовались под жилье.

Соседи Абигейл – семейство Визи приютило три полных многодетных семьи; семейства Бассис, Эттер и Сэвил укрыли у себя по две семьи. В своих двух домах Абигейл смогла дать кров шести семьям, включая семью Кранч. Ричард вновь лишился своего бизнеса в Бостоне. Отдаленные родственники Адамсов – семья Джорджа Тротта – нашли приют у жены Питера Мэри, но когда у той начались родовые схватки, Абигейл пришлось приютить и эту семью. Абигейл переместила стол Джона на кухню, секретер перенесла в гостиную, а книги и документы в свою спальню, и семья Тротт получила возможность спать в бывшем кабинете Джона.

Семье Кранч удалось арендовать небольшой дом около церкви. Абигейл и Мэри поставили на кухнях ткацкие станки, наподобие тех, на каких мать обучала их ткать в Уэймауте. Пришлось забросить шитье лоскутных стеганых одеял. К зиме армии требовалось тринадцать тысяч шерстяных шинелей, и их могли изготовить лишь домохозяйки. Двадцать овец фермы Адамсов были острижены, шерсть расчесана, изготовлена пряжа, соткана ткань, выкроены и сшиты шинели, теплые, просторные. По примеру соседей на внутренней стороне шинелей помечалось: Абигейл Адамс, Брейнтри; Мэри Кранч… Изготовленные на дому шинели предназначались в дар тем, кто согласился служить восемь месяцев, и поэтому женщины понимали: каждая шинель означает приход в армию еще одного солдата.

Будущее Джона озадачивало Абигейл. Некто Коллинз сообщил ей, что он не приедет до весны.

– Не раньше весны? Еще целых восемь месяцев!

На следующей неделе она получила от Джона записку: он приедет самое позднее через месяц. У нее голова пошла кругом: уж лучше вообще не думать о Джоне, а отдать свои силы обеспечению питанием и кровом полдюжины семей.

В начале августа курьер привез сообщение, что в лагере в Кембридже Элихью Адамс заболел дизентерией. За ним ухаживала миссис Холл, однако через неделю он скончался. Элихью командовал ротой милиции и, несомненно, обладал задатками хорошего офицера и вот умер без единого выстрела. Абигейл и Питер приготовили фургон для перевозки тела, но затем пришло известие, что Джон в Уотертауне докладывает Массачусетскому законодательному собранию о работе Конгресса. Он съездит в лагерь и доставит останки Элихью в Брейнтри.

Это была печальная встреча. Элихью был похоронен на новом кладбище в южном Брейнтри. Подавленный Джон сидел, понурив голову, скрестив на груди руки. Он произнес, не поднимая головы:

– Почему уходят первыми те, у кого сердце полно радости? – Абигейл не нашла ответа, и он хрипло продолжил: – Он был простым и добрым по натуре, как дитя. От жизни добивался одного – получить пост в милиции. Я не мог отказать ему в помощи. Разве я мог сказать: «Мы все должны сражаться, но только не мой брат».

Абигейл видела, как по щеке Джона пробежала слеза, на мгновение задержалась на морщине у уголка рта, а потом соскользнула на грудь.

Она не видела его плачущим, даже когда умерла крошка Сюзанна. Абигейл отвернулась и промолчала, дав ему возможность выплакать свое горе.

6

Мать Джона забрала Сенкфул и ее троих детей в свой дом, и это позволило Джону восстановить прежний порядок в своем кабинете. Сроки его поджимали, и он мало спал. Абигейл делала все возможное, чтобы дети не досаждали ему и не будили не вовремя.

– Па, – спрашивал Чарли, раскатисто грассируя, – ты приехал насовсем?

– Увы! Лишь на время перерыва в работе. Мы должны вернуться в Филадельфию к пятому сентября.

Нэб закричала:

– Ой, папа, нет! Осталось всего три недели!

Джон утешал их:

– Три недели лучше, чем ничего. В противном случае вы не увидели бы своего отца до весеннего сева. Ведь так было бы хуже.

– Могу ли я высказаться за мой выводок, – спокойно ответила Абигейл, – это неизмеримо лучше.

Члены семьи проводили дни в работе. Сухая погода не позволила собрать большой урожай, но Исаак умудрился накосить достаточно сена. Джон поблагодарил Абигейл за прекрасное состояние скота, сада и грядок с овощами, которые она и дети старательно поливали.

– Джон, какую часть выращенных нами продуктов мы можем оставить дома, а какую послать армии?

– Половину. Конгресс выпускает кредитные карточки для уплаты по обычной цене. Как у нас обстоит дело с деньгами?

– Мы никому ничего не должны.

– Ты хорошая хозяйка. Я сохранил выданные мне ваучеры. Ты можешь потратить аванс на сотню фунтов стерлингов. Законодательное собрание компенсирует все расходы.