Текст книги "Те, кто любит. Книги 1-7"

Автор книги: Ирвинг Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

КНИГА ШЕСТАЯ
КАКИМ ВИДИТСЯ АД

1

Перестройка адвокатской конторы Джона в галантерейную лавку завершилась. На столе, предназначавшемся для клиентов, Абигейл разложила рулоны марли, стопки носовых платков, цветных лент, перьев, митенок и перчаток, французское столовое стекло, голландские краски.

Коренастый Томми, которому в этот жаркий июльский день 1781 года исполнилось девять лет, снял с полок юридические книги отца, завернул их в старые экземпляры «Бостон газетт» и отнес на чердак. На освободившиеся места Абигейл положила рулоны тканей, доставленные из Европы, – ситец и сатин, барселонские льняные ткани, а также ткани из Бенгалии, нанку, персидский шелк, шерстяные ткани, крашеные, блестящие. Из секретера Джона Абигейл извлекла его бумаги, пометила, связала отдельными пачками, а затем аккуратно сложила в сундук на чердаке. В ячейки секретера она поместила шпильки, игральные карты, искусственные цветы, сургуч, черный китайский чай.

Стоя у выходившей на дорогу Бостон – Плимут двери, через которую, не нарушая покоя остальной части дома, в лавку входили покупатели, Абигейл с удовлетворением обозревала свое хозяйство. К ней подошел Томми. Он не обладал живостью ума, присущей Джону Куинси, и заразительным юмором Чарли, но Абигейл ценила его как наиболее практичного из трех сыновей. На него всегда можно было положиться; медлительный и методичный, он неизменно завершал начатое дело.

– Прекрасный вид, ма.

– Лучше, чем торговать за кухонным столом, Томми. Ты очень помог мне. И ты, Нэб.

– Рада, что ты довольна, мама, я же нет.

Абигейл бросила острый взгляд на свою шестнадцатилетнюю дочь. После отъезда Джона Нэб превратилась из рыхлого ребенка с простецким лицом, напоминавшим отца, в изящную длинноногую красотку с синими глазами, короной каштановых волос, смуглой бархатистой кожей, пухлыми яркими губами и ослепительно белыми зубами. Занятая заботами, навязанными войной, управлением фермой и закупками товаров, Абигейл не приглядывалась к дочери и не замечала ее гордой высокой груди и узких бедер, а теперь вдруг обнаружила, что Нэб повзрослела и, весьма вероятно, будет считаться в графстве Суффолк достойной невестой. Однако от Абигейл не ускользнуло то, что по мере взросления дочь становилась замкнутой, скрывала свои чувства и настроение. Она держалась с царственным достоинством, унаследованным от бабушки Смит.

Нэб усердно трудилась, украшая лавку, поэтому Абигейл удивила прозвучавшая в голосе дочери неодобрительная нотка.

– Ты чем-то недовольна, Нэб?

– Мне не нравится, что мы стали мелкими лавочниками.

– К чему ты относишь «мелкие» – к своей матери или к нашим товарам?

– Мама, ты уклоняешься от ответа. Я думаю, что семье американского посланника в Европе негоже торговать шпильками и ситцами в своем доме.

– Мне нравится иметь лавку! – выкрикнул покрасневший Томми. – Встречаться с людьми.

Абигейл ответила дочери:

– Если бы твой отец находился дома и занимался правом, то мы чувствовали бы себя комфортно. Он предпочитает со скромным окладом служить своей стране за рубежом. Но я обязана сохранять нашу ферму и дом, копить деньги, чтобы три мальчика могли поступить в Гарвард, и в то же время не делать долгов, поэтому нужно зарабатывать любыми честными путями.

– Мы могли бы обойтись без лишних вещей. Скромная бедность не тревожит меня, но мне претит то, что ты отмериваешь ткань на рабочем столе отца.

– Нэб, каждый из нас чем-то торгует. Твой дядюшка Коттон продает свои врачебные услуги. Товар твоего дедушки Смита – религия и вера в Бога; твой отец продает постановления, завещания, обращения к судьям и присяжным.

– Но наша торговля дает так мало дохода, мама. Половина грузов, заказанных отцом, погибла в море. Последние рулоны ситца подмокли и покрылись плесенью.

– Мы продадим их, – прервала ее Абигейл, – они уже подсохли.

– Да, но за какую цену? Знаешь ли ты, сколько следует потребовать за товар, если у тебя нет накладной? Подсчитывала ли, сколько твоих товаров покоится на дне Атлантического океана?..

Абигейл подошла к столу, чтобы посмотреть в глаза дочери-бунтарке, которая была уже выше матери ростом.

– Поэтому я и не подсчитываю, Нэб.

Абигейл вышла к открытой двери, и на нее дохнуло летним зноем. Даже спустя три с половиной года она не получила от Конгресса деньги за услуги Джона. Поначалу он разрешил ей взять скромные суммы со счета на его имя во Франции и Голландии, где вел переговоры о займе для Соединенных Штатов; но затем попросил ее не выписывать больше чеков, на его счете не осталось денег.

Душили налоги, настолько большие, что арендаторы угрожали уйти с ферм, включая и их ферму. Многие владельцы тщетно пытались продать свои земельные участки. За последние месяцы Абигейл пришлось выплатить шестьдесят долларов налога за землю, которой они владели в Мильтоне, в дополнение к приходскому налогу в пятьдесят долларов; оплатить налоги штата, графства и города по поставкам армии говядины и зерна; и тридцать долларов налога для оплаты шестимесячной службы солдат от Брейнтри. Все дни она думала о том, как наскрести необходимые суммы.

Налоги были столь велики и многочисленны, что она не представляла, как вывернуться. Инфляция обесценивала сбережения и недвижимость. Говядина стоила восемь долларов за фунт, баранина – девять, бушель ржи – сто тридцать три доллара, галлон патоки – сорок восемь долларов, фунт кофе – двенадцать долларов, чай – девяносто долларов, бушель кукурузы – пятнадцать долларов. Она выдерживала эти кошмарные цены благодаря тому, что торговцы брали ее сыр по десять долларов за фунт, а масло по двенадцать долларов. У нее не было сомнений, что инфляция может оказаться более опасным врагом, чем британцы; стремление к независимости может быть похоронено скорее инфляцией, а не поражением на поле боя. Как может Конгресс, не имея средств, вооружить и снабжать армию по ценам, возросшим в сто раз?

Трем подрастающим сыновьям нужно дать образование, а дочери – обеспечить приличное приданое. Абигейл считала, что обязана сделать это; они не должны в зрелом возрасте оказаться у разбитого корыта. И она тщательно копила доллары, чтобы купить детям земельные участки во вновь открытом районе Вермонта. Владение фермой означало личную независимость. Иногда она чувствовала себя в роли бобра, пытающегося перегородить плотиной поток.

Абигейл повернулась к дочери.

– Нэб, – мягко сказала она, – когда у тебя будет муж и дети, ты ради содержания семьи станешь заниматься более плебейскими делами, чем торговля в лавке. Но я понимаю твои чувства и не буду просить тебя обслуживать покупателей.

– Я буду продавать, ма, когда ты не сможешь, – предложил Томми. – Мне нравится работать в лавке.

Послышался звук экипажа, поднимавшегося по дороге. Богато украшенная карета, памятная Абигейл по дням, проведенным в Бостоне, была запряжена гнедыми. Карета остановилась перед открытой дверью. Грумы помогли спуститься двум дамам. Эти светские бостонские леди явно ничего не слышали о законах, ограничивавших расходы. Более высокая была одета в роскошное шелковое платье, из-под которого виднелись вышитые нижние юбки. Золотое ожерелье дополняли два браслета. У той, что поменьше ростом, густо напудрены и напомажены волосы, прикрытые широкой шляпой с плюмажем. Они принадлежали к кругу нуворишей Бостона, чьи мужья или покровители сколачивали состояние, спекулируя на поставках правительству и армии.

Более высокая сказала:

– Миссис Адамс, мы узнали из доверительных источников, что вы получили из Парижа груз.

– Точнее, из Амстердама.

– Но у вас есть французские товары?

– Французское сейчас в моде, вы знаете, – добавила та, что была ниже ростом.

Абигейл показала с гордостью товары: они были доставлены со многими потерями вследствие захвата в открытом море, воровства, необъяснимого исчезновения. Томми снял с полки черные шелка, узорчатый батист, потом открыл ящики отцовского стола и показал более мелкие вещи. Женщины проявили интерес только к ящикам на столе.

– Мы хотим иметь все, что делает нас красивыми! – воскликнула напомаженная, сгребая ленты и перья.

– Этот зеленый зонт выглядит божественно, я возьму его! – воскликнула высокая.

– Божественен лишь Господь Бог, – прошептала про себя Абигейл, заполняя счет.

Кучер унес покупки. Когда подошло время расплачиваться, женщины вытащили пачки бумажных денег.

– Сожалею, – сказала Абигейл, – но мы платили за товары твердой валютой. Мы не можем принять обесцененную.

– Вы возьмете те деньги, что мы предлагаем, – раздраженно сказала высокая. – Это деньги страны, так говорит мой друг.

– В таком случае прикажите, пожалуйста, своему другу оплачивать ими ваши услуги. Томми, принеси из кареты наши свертки.

– Ох, нет! – воскликнула та, что пониже, готовая расплакаться. – Мы обыскали весь Бостон и не нашли ничего лучше. Аманда, перестань хитрить. Расплатись фунтами стерлингов, ты же знаешь, что у нас их более чем достаточно.

Аманда расплатилась звонкой монетой. Они обе выскочили за дверь. Абигейл перестала наблюдать за ними, когда они садились в карету, и заметила, что мрачная Нэб стоит у противоположной двери.

– Они унизили себя, а не меня, – прошептала Абигейл в свою защиту.

Она недооценила свою дочь. Нэб подошла к матери и поцеловала ее в щеку, это была первая на ее памяти подобная демонстрация за довольно длительное время.

– Мама, отныне мы разделим покупателей, ты возьмешь на себя джентльменов, а я буду вести дело с этими шлюхами.

– Нэб! Здесь же Томми! Где ты подцепила такое слово?

2

Когда Джон был дома, время не существовало для Абигейл как отдельная, ощутимая сущность. Дни незаметно переходили в ночи, недели – в месяцы; жизнь протекала плавно. Когда же Джон отсутствовал, как последние три года, время замедляло свой бег: каждый час становился пригорком, каждый день – хребтом, каждая неделя – пиком, каждый месяц – горной цепью. Устав, она оглядывалась с хребтов и пиков, желая увидеть, сколько уже прошла, какие уступы преодолела, не подозревая, что впереди еще более высокие хребты. После того как успокаивалось дыхание и переставало бешено биться сердце, она начинала взбираться на новые Гималаи. Она говорила себе: «Я отсчитываю каждую проходящую неделю и каждую субботу вечером радуюсь трудно завоеванной победе».

Таким способом она делила время на терпимые периоды. Перспектива полного месяца одиночества без мужа могла бы сломить ее, но прожить неделю без него, накопить силы для новой недели она вполне могла.

Абигейл хорошо знала изречение: «Несут службу и те, кто лишь стоит и ожидает».

Облачившись на заре в свою собственную броню, женщины также вступают в отчаянную битву, в которой скрещиваются мечи и рвутся бомбы. Означает ли «стояние и ожидание», описанное Мильтоном,[35]35
  Мильтон Джон (1608–1674) – английский поэт, автор поэм «Потерянный рай» (1667) и «Возвращенный рай» (1671).


[Закрыть] безмятежное согласие?

Ожидание из месяца в месяц, из года в год требует от жен и матерей особой отваги, не меньшей, чем та, которая нужна ддя жизненно опасных авантюр.

Едва успел скрыться за горизонтом фрегат «Бостон», на котором отплыли муж и сын, как до Абигейл дошло известие, что около Парижа британские агенты якобы закололи Бенджамина Франклина и следующей жертвой станет комиссар Джон Адамс. Уговоры членов семьи, что нет оснований тревожиться за безопасность Джона, ибо теперь он будет настороже, лишь усугубляли мучивший ее по ночам страх.

Убийство Франклина оказалось выдумкой, но облегчение было мимолетным.

Вслед за этим известием пришло сообщение, что «Бостон» захвачен британцами и отведен в Англию, в Плимут, а капитан и экипаж взяты в плен. Не было информации, что случилось с десятилетним Джоном Куинси.

Подробные описания, появившиеся в нью-йоркских газетах, заставляли верить прочитанному.

Абигейл жила в страхе и тревоге, но не впадала в отчаяние, даже когда задергивала полог своей кровати, оставаясь в одиночестве. Ко всему примешивалось чувство скованности: к воздуху, которым она дышала, к пище, которую ела, к утешениям, с которыми обращалась к Нэб, Чарли и Томми.

К концу июня она получила от дядюшки Исаака весточку, что в городе находится капитан «Бостона» Уэлш и у него есть послание к ней от Джона. «Бостон» действительно был захвачен британцами, но при рейсе обратном. Ее муж и сын в безопасности во Франции, они поселились у Бенджамина Франклина в Пасси.

Дети были против ее поездки в Бостон без сопровождающих. Чарли кричал:

– Ма, ты слишком взвинчена! Я лучше управлюсь с лошадьми.

Абигейл уступила. Они отыскали капитана Уэлша в судоходной компании. Это был крепкий, коренастый мужчина, несдержанный на язык, но вместе с тем вежливый.

– Капитан Уэлш, у вас есть письма для меня?

– Прошу прощения, мэм, были. Сейчас они на дне морском.

Абигейл подошла на шаг ближе.

– Капитан Уэлш, пожалуйста, объясните.

– Черт побери! Нас захватили! У меня были письма вашего мужа, часть была написана на борту судна, часть – во Франции. Но мне пришлось выбросить их в Атлантику. Как и мои бумаги.

Она вышла из конторы, понурив голову. Возвращались домой молча. Потеря писем явилась тяжелым ударом. Описание плавания и прибытия в Европу подкрепило бы их силы лучше, чем пища. Когда они подъехали к столбу, отмечавшему четвертую милю от города, Абигейл взяла себя в руки и успокоила детей:

– Отец и Джонни в безопасности в Париже. Господь Бог был милостив к ним.

В июле из Парижа пришло первое письмо от Джона. Прочитав его на одном дыхании, Абигейл села за письменный стол и написала:

«Нужно ли говорить моему самому дорогому, что при виде написанного его рукой, первой строки, которая осчастливила мой взор после четырехмесячного отсутствия, в течение которого я не получала ни единого слова от него и моего любимого сына, мои глаза наполнились сегодня утром слезами радости…»

Абигейл стойко переносила существование, противное ее склонному к порядку рассудку. Она не могла найти кого-либо, кто помогал бы на ферме, не могла и сдать ее в аренду. В Брейнтри не было ни школы, ни учителя для мальчиков; отправить их в интернат в другое место значило уплатить за каждого по сорок долларов, а у нее таких денег не было.

Она настояла, чтобы Нэб провела несколько месяцев в Бостоне у дядюшки Исаака и тетушки Элизабет, прочитала их книги в библиотеке и насладилась городской культурной жизнью. Волю Абигейл парализовало отсутствие сведений о работе Джона в Париже, оправдывавшей их разлуку.

Знойное, душное лето она переносила почти так же тяжело, как последние дни перед родами. Не утешала и возможность писать Джону, ведь она написала около тридцати-сорока писем, но основная масса их, как и ответные письма Джона, вероятно, мокли в соленой морской воде.

Письма Джона, доставленные наконец – одна партия на судне «Аллайенс» в середине августа, вторая в начале октября – были грустными. Он не получил ее писем. Письма Джона представляли лишь часть написанного им и сообщали о непонятных для нее делах. Но она была уверена в одном: ему не нравилась роль комиссара в Париже.

Ко времени его прибытия три американских представителя – Бенджамин Франклин, Артур Ли и Сайлас Дин – уже заключили с Францией два договора. Французский министр иностранных дел Верженн подписал их от имени короля Людовика XVI. В договорах признавалась независимость Соединенных Штатов и содержались обязательства по поставкам необходимых товаров и материалов: орудий и пороха, обмундирования, говядины и судов. Французскому народу и двору так нравился Франклин, что благодаря остроумию и искренности он мог добиться практически всего от французов для блага Америки. Джон пришел к выводу, что нет необходимости в трех представителях и поэтому рекомендовал Континентальному Конгрессу назначить одного – Бенджамина Франклина. Для комиссара Джона Адамса не оставалось места в Европе, но он не тревожился.

Поскольку у Джона не было дипломатической работы, он занялся решением скучной, но важной задачи. В американском представительстве не велось досье писем в Конгресс относительно сделок, заключенных самими представителями или американскими агентами и посредниками в счет французского займа для покупки товаров во Франции. Джон положил этому конец и быстро покончил с практикой, которой запятнал себя Сайлас Дин, занимавшийся частным бизнесом под вывеской представительства Соединенных Штатов. Несмотря на то что Конгресс не выделил для Джона клерка, он проверил использование денег, полученных комиссарами, проверил все, что было приобретено и послано в Соединенные Штаты.

Благословляемый и одновременно проклинаемый жителями Новой Англии за честность, он сумел навести порядок в бухгалтерии и делах комиссии.

Неожиданно для человека с таким характером он проявил большой дипломатический такт. Джон отклонил поручение по поводу конфликта, связанного с действиями Сайласа Дина, ограничившись тем, что навел порядок в его запутанных делах. По приезде он оказался между двух огней: Франклин и Артур Ли, оба по-своему талантливые и приверженные делу Соединенных Штатов, враждовали между собой. Джон сумел найти не присущий пуританам тактический ход. 4 июля он дал в Париже обед американцам, чтобы сблизить Франклина и Ли на неофициальной основе.

Этот обед был почти последней услугой, которую Джон смог оказать США, в то время, когда все три комиссара искали в Европе, где можно занять деньги для своей страны. Абигейл получила сообщение из Филадельфии, что совместная комиссия распущена, как рекомендовал Джон; Франклин останется посланником во Франции, Артур Ли – в Испании. Для Джона не было места.

Сама война, приблизившаяся к ее дому настолько, что Абигейл видела дым и огонь, перекинулась в другие районы страны. 18 июня 1778 года британцы эвакуировали Филадельфию. Вашингтон вытеснил генерала Клинтона к Нью-Йорку. Две главные армии столкнулись у Монмаут-Кортхауза. Хотя не победила ни та ни другая сторона, показательная выдержка американцев явилась результатом многомесячной подготовки в Валли-Фордж под руководством прусского специалиста барона фон Штейбена, примкнувшего к Вашингтону в феврале 1778 года в качестве добровольца. Фон Штейбен прибыл с рекомендательными письмами от Франклина и французских офицеров, знавших его как специалиста по подготовке хорошо обученной прусской армии.

Прибывший вскоре в Северную Америку командующий французским флотом граф д'Эстен пытался захватить Ньюпорт на Род-Айленде. Вашингтон послал в подкрепление сухопутные войска. Ураган серьезно потрепал французские корабли; они были вынуждены укрыться для ремонта в гавани Бостона. В Пенсильвании в центре колонии Нью-Йорка велись операции на изматывание. Полковник Джон Батлер с добровольцами-тори и индейцами выступил из Канады и нанес удар армии патриотов. У Уинтермута полегло много американцев; поселок Уилкес-Барр исчез с лица земли, а долина Вайоминг в Пенсильвании опустошена. Когда в сентябре тори обрушились на Джерман-Флетс, американцы под предводительством полковника Уильяма Батлера нанесли ответный удар, сровняв с землей поселок Шести Наций Унадилла. Через три месяца после начала войны схватки и стычки вылились в кампанию на изматывание.

Проголосовав за роспуск комиссии, Конгресс не посылал инструкций в Париж до января 1779 года. Это время Джон мог бы быть со своей семьей, заниматься адвокатской практикой, ужинать за своим кухонным столом и спать в своей кровати. А оно было омрачено не только проливными дождями, а затем снегопадами, но и тем, что муж неоправданно долго отсутствовал. Абигейл не знала, как поправить финансовое положение и что делать с землей. Дом, семья и ферма отчаянно нуждались в хозяине.

Ее личные неприятности порой отвлекали внимание от величия революции, от героической борьбы ее соседей, от появления молодой, выросшей в борьбе нации. Экзальтация – не шатер, где можно укрыться ночью и днем. И все жертвы не одинаковы. Абигейл замечала спекуляцию, дезертирство, апатию в то самое время, когда на поле боя умирали мужчины. Тысячи служивших в армии и военно-морском флоте в течение года и больше вдали от родных мест, получавшие жалованье обесцененными бумажками, лишились возможности помочь своим семьям и фермам, мастерским и лавкам. Жены, матери, дети были брошены на произвол судьбы; в любой момент могло прийти известие, что глава семьи убит или умирает в далеком, пораженном инфекцией лагере. Брейнтри, насчитывавший три тысячи жителей, отправил шестьсот мужчин на войну. Трудно было найти семью, которая не потеряла бы мужа или сына.

Абигейл понимала, что в обстановке тревоги и смуты может отказать отвага, увянуть решимость. Ни один патриот Новой Англии не откажется от своих взглядов; но наступили трудные времена. Она не стала бы отрицать, что порой ее охватывало отчаяние. Однако она обладала способностью сохранять понимание той великой задачи, которую поставил перед собой американский народ: свободу для себя и как цель – свободу для всего мира. Соединенные Штаты Америки становились первой страной за многие столетия, которая сбрасывала цепи самозваных правителей и объявляла, что истоки права следует искать среди тех, кем правят. Это было такое уникальное и такое яркое явление, что нелегко было найти правильные слова, чтобы объяснить детям. Здесь, в поселках на Атлантическом побережье, зарождалась новая цивилизация.

3

Абигейл почувствовала удовлетворение, когда ее молодой кузен, Джон Такстер, работавший клерком в конторе Джона Адамса, оставил пост секретаря Конгресса в Филадельфии и возобновил изучение права. Он остановился в доме Адамсов и вновь занялся обучением детей. Гибкий, как тростник, с вечно взъерошенными волосами, он носил очки, держался спокойно и сдержанно, за исключением учебных занятий. Под его надзором мальчики вели себя хорошо. Для Абигейл его присутствие в доме было подобно присутствию младшего брата.

Женщины Брейнтри продолжали собираться в своем обществе. Сюзанна Бакстер и Теодора Биллингс, беременные во время первых встреч в дни Лексингтона, Конкорда, Бридс-Хилла, обзавелись уже несколькими детьми.

Мэри и Ханна из семейства Кларк не утратили чувства юмора, но нелегко было шутить в те дни. Недоставало нескольких родственников Абигейл: Анна, жена доктора Савила, постарела, и ей было трудно двигаться, Мэри, жена Питера, болела, Сенкфул Элихью вновь вышла замуж и уехала. Участники общества собирались дважды в неделю на час в гостиной Абигейл, аккуратно причесанные, с ухоженными лицами, но без белых кружевных воротничков и манжет, которые они отдали на нужды армии.

Каждая приносила немного печенья, щепотку чая или кувшин сидра, женщины рассаживались кругом на диване и стульях, склонив головы над вязанием. Они советовались и утешали друг друга, от этого неприятности и тяготы становились легче, излагали свои мысли, не опасаясь критики или слухов. У нескольких женщин мужья или сыновья служили на американских военных кораблях, так как Брейнтри издавна был связан с морем. Миссис Ньюкомб, помогавшая Абигейл по дому, и дочь Билли Катарина Луиза, поселившаяся у Абигейл, обслуживали собрание женщин.

Семейство Смит понесло первую жертву – Билли. Выпущенный из британской тюрьмы на Ньюфаундленде, он пристрастился к выпивке. То ли он не вернулся в морскую пехоту, то ли был отчислен за бытовое пьянство. Во время запоя он играл в азартные игры и, как правило, проигрывал. На ферму в Линкольн приходили незнакомцы с расписками Билли. Узнав, что у Катарины Луизы нет ни пенса, они требовали уплаты долга от Абигейл или от преподобного Смита. Абигейл платила, если могла, а отец Билли платил по настроению.

Билли оторвался от дома. Ежегодно он появлялся в Линкольне, задерживаясь достаточно долго и оставляя Катарину Луизу беременной.

Затем поступали сообщения, что там-то он напился, а в другом месте живет с какой-то женщиной, но ни разу не наведывался в Уэймаут и Брейнтри. Катарина Луиза посещала Абигейл раз в месяц, приводя с собой своих детей. Она высоко держала голову, несмотря на то что весь ее доход ограничивался тем, что давал ей свекор.

Абигейл предложила:

– Сестра, не будем жестокими к Билли. Он был хорошим мужем и отцом до войны.

– Да, он был таким.

– С ним произошло что-то в тюрьме. Что-то испортилось в его характере, как бывает с солдатами, получившими тяжелое увечье. – Она положила руку на худые плечи Катарины Луизы. – Сестра, могу ли я дать интимный совет? Не рожай больше детей. Это тяжело для тебя и твоих детей. По завещанию моего отца ферма отойдет к тебе, но у тебя и так большой выводок.

Катарина Луиза повернулась к Абигейл своим продолговатым, бледным лицом и сказала:

– Сестра, прости меня, но порой я думаю, что Билли на самом деле погиб на мосту у Конкорда. Насколько лучше было бы это для него… и нас. Герой Конкорда капитан Уильям Смит любим и уважаем всеми. Порой по ночам у меня появляется такое желание, а когда встаю, молю Бога на коленях простить меня.

Прошло десять месяцев с тех пор, как Конгресс распустил Парижскую комиссию и Джон возвратился на короткий срок в Брейнтри. Он привез добрую весть, что Испания, владеющая третьим по размеру флотом в мире, присоединилась к войне против Англии, стремясь отомстить за поражения в прошлом и отвоевать такие утерянные территории, как Гибралтар и Западная Флорида. Джон приехал домой мрачный. Континентальный конгресс принял резолюцию, строго осуждающую всех комиссаров за их «подозрительность и вражду». Джон не скрывал своего раздражения: по какому праву Конгресс осудил его? Абигейл посоветовала ему запросить копии протоколов заседаний. Радость ей доставил сын Джонни, подросший на два дюйма и хорошо державшийся. Массачусетс, не считавший себя более колонией, избрал Джона в Конституционный конвент из тридцати членов, который затем сузился до трех – Джеймс Баудойн, Сэмюел и Джон Адамсы. Комитет поручил Джону Адамсу составить проект документа.

В бабье лето в конце сентября 1779 года в семью Абигейл вернулось счастье. Просыпаясь на рассвете, они поднимались на вершину Пенн-Хилла и наслаждались красками восходящего солнца. За завтраком шесть членов семьи Адамса и дочь Билли сидели вплотную друг к другу, заставляя Джона и Джонни рассказывать о дворцах и соборах Франции. К семи часам ученики школы Адамса усаживались за стол, с которого убирались товары, и Джон вступал в права учителя. В половине девятого в занятиях объявлялся перерыв. Абигейл с интересом наблюдала, как ее муж изучал уже имеющиеся конституции штатов, отбирая для Массачусетса все, что представлялось разумным и эффективным, и дополняя собственными соображениями, чтобы превратить Массачусетс в самую прогрессивную общину, какую знал мир.

Он широко использовал текст закона, принятого в Виргинии и объявившего, что люди рождаются свободными и независимыми и обладают «очевидными естественными, основными и неотъемлемыми правами, среди которых следует считать право пользоваться и защищать свою жизнь и свободы; право приобретения, владения и защиты своей собственности…». Долг людей в обществе публично чтить Всевышнего; сохранять доброе поведение; «народ этого содружества обладает единственным и исключительным правом самоуправления как свободного, суверенного и независимого штата». Джон составил положения о свободных выборах, о равных правах всех жителей мужского пола, «обладающих достаточной квалификацией… выбирать должностных лиц и быть выбранными для занятия публичной должности», гарантирующих каждому гражданину Массачусетса «право быть полностью выслушанным в свою защиту»; подчеркнул право на суд присяжных и права «на свободу слова, написания и опубликования своих мнений»; определил механизм установления общественных фондов для образования молодежи, а также для поощрения литературы и науки.

Комитет 30-ти и Конвент внесли небольшие изменения в проект Джона. Тем временем делегаты одиннадцати штатов в Континентальном конгрессе в Филадельфии выбрали Джона Адамса комиссаром для переговоров с Великобританией при посредничестве английского посла во Франции о заключении соглашений о мире и торговле. Он должен был немедленно возвратиться в Париж!

Абигейл и Джон вновь подсчитали наличные средства. Конгресс все еще не дал добро ваучерам Джона за первую поездку. Бенджамину Франклину было направлено указание оплатить расходы Джона за счет французского займа в Париже, но в то же время умалчивалось о выплате зарплаты в размере одиннадцати тысяч двухсот пятидесяти долларов в год. Помимо четырехсот долларов, полученных Джоном за участие в заседаниях Массачусетского конвента, в их распоряжении находилось столько же твердой наличности, сколько перед вступлением в брак. Абигейл продала часть своего молочного стада и птицы для уплаты нового массачусетского налога.

Имелась еще одна проблема, и Абигейл понимала, что именно ей придется ее затронуть.

– Джон, как долго продлится война? Мы уже сражаемся четыре с половиной года.

Преподобный Смит только что уехал, попрощавшись с Джоном. В затихшем доме Абигейл и Джон лежали в постели. Джон встал, надел халат.

Обдумывая ответ, он не смог припомнить ни одну победу американского оружия, дающую основания на скорый мир. С середины лета 1779 года обе стороны добились небольших, не решающих исход войны успехов. Под командованием генерала Генри Клинтона британцы захватили Нью-Хейвен, Фейрфилд и Норуок, разграбили и сожгли эти города. Двумя неделями позже патриоты нанесли поражение солдатам Клинтона: прорвавшись через британские укрепления, они овладели штурмом под покровом ночи Стони-Пойнтом, убили, ранили и взяли в плен более пятисот британцев. В августе майор Генри Ли-младший атаковал британцев у Паулюс-Хука около Нью-Йорка, захватил британский лагерь; в то же время массачусетские экспедиционные силы в Пенобскоте под командованием бригадного генерала Соломона Ловелла и девятнадцать кораблей коммодора Дадли Солтонстолла были так серьезно потрепаны и было уничтожено так много кораблей, что уцелевшим американцам пришлось отходить в Массачусетс по суше.

Если другие европейские страны, помимо Франции и Испании, не вмешаются в борьбу против Англии, война может продолжаться годы. У Джона не было причины считать, что британцы примут комиссара для переговоров о мире и согласятся на независимость Соединенных Штатов. На такое не приходилось надеяться, если британские войска не потерпят серьезного поражения или английский народ откажется поддерживать войну. У американцев не оставалось никакого выбора.

Так или иначе Абигейл была вынуждена отпустить Джона в поездку.

Решение ей далось трудно, ибо она знала, что разлука может оказаться бесполезной, поскольку его миссия весьма сомнительна. Джон Куинси не рвался уехать с отцом, но его успехи в обучении за рубежом были очевидны, и поэтому она набралась мужества и дала согласие на поездку Чарли, чтобы он мог познакомиться с иностранной культурой. Это был единственный подарок, каким могли одарить детей ее оскудевшие руки.