Текст книги "Туманы Авелина. Колыбель Ньютона (СИ)"

Автор книги: Ирина Валерина

Соавторы: Георгий Трегуб
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Глава 1

Стиснув челюсти, Альберт Лаккара застыл в коридоре перед главным офисом FBC – федеральной широковещательной корпорации. Неотложное дело задержало его вчера на работе дольше обычного, Лаккара передвинул встречу на сегодняшнее утро, и вот теперь стоит у дверей, а мимо проносят накрытое белой простынёй тело Лео Дробински. Чёрт, да как же так? Не решаясь ни с кем заговорить или зайти, наконец, в приёмную, ошарашенный новостью Альберт не сводил глаз с носилок, пока полицейские ждали кабину лифта.

Стало понятно, почему секьюрити внизу пропустили его. Альберт заметил, как быстро они переглянулись, и ощутил нехороший холодок вдоль позвоночника. Но он списал всё на излишнюю мнительность и, даже увидев череду полицейских машин за стеклянным дверями парадного входа, не мог предположить, что его это настолько коснётся.

У журналиста такого полёта, как Лео Дробински, врагов, конечно, хватало. Он пришёл в FBC на последнем курсе университета и сразу зарекомендовал себя как хваткий репортёр. Слава или кресло менеджера его не интересовали, маленькая зарплата не волновала, да и влиятельные люди, чьи махинации он периодически вытаскивал на свет божий, не могли его запугать. Зато ярко выраженного чувства справедливости хватило бы на десяток журналистов. Тут они с Альбертом сошлись – при том, что Лаккара, движимый национальной гордостью, граничившей с национализмом, редко устанавливал дружеские отношения с левантидийцами.

Дробински последний год занимался Катамаркой, собирая информацию по крупицам. События, произошедшие семнадцать лет назад в этом небольшом городе на западном побережье аппийской провинции, получили название «Катамарская резня» и положили начало долгой гражданской войне. Мирные жители приграничного городка, спешно покинувшие свои дома перед атакой правительственных войск, были уничтожены – все, до единого.

Официальная версия винила во всём отряды сопротивления, но Лео Дробински считал, что у повстанцев в начале войны не было возможностей и достаточных ресурсов, чтобы провести такую чистую операцию. Значит, федералы? Но кто, в таком случае, отдал приказ? Знал ли об этой авантюре тогдашний министр обороны? Да, смутные слухи в среде военных ходили, и, дойдя до Дробински, заставили журналиста начать собственное расследование. Отсутствие живых свидетелей, которые могли бы подтвердить его теорию, и крайне ограниченное количество материальных доказательств в этом деле Дробински воспринял как вызов своему интеллекту. Его мало заботило раздражение тех, кто так или иначе принимал решения, приведшие к трагедии. Считал себя неуязвимым, расслабился. Сходили же ему с рук любые разоблачения до вчерашнего дня?

Но в этот раз Лео нашли утром, шестнадцатого октября, первые пташки – трудоголики FBC. Его обнаружили лежащим ничком в луже крови на полу собственного кабинета...

Альберт пристальным взглядом обвёл просторную приёмную. Двери в помещение, обычно открывавшиеся только для обладателей специальных электронных пропусков, в этот раз оставались распахнутыми настежь. За перегородкой тихо сидела секретарша. Она прятала от посторонних заплаканные глаза и иногда шмыгала носом. Увидев Альберта, она поманила его, и когда мужчина, понурив плечи, приблизился, проговорила негромко:

– Я сказала им, что Лео должен был встретиться с вами сегодня утром, мистер Лаккара. Поэтому вас пропустили. Они хотят задать вам несколько вопросов.

– Спасибо, Пилар... – так же тихо ответил Альберт, облокачиваясь на высокую перегородку. – Как вы?

Пилар тяжело вздохнула и промокнула уголки глаз бумажной салфеткой:

– Мистер Дробински всегда был таким добрым, таким весёлым человеком... Видеть его так... Господи, да у него половины головы не было... Я не смогу сегодня уснуть.

Альберт похлопал её по руке, словно говоря: «Ну, будет, будет!». Самого мерзко подташнивало, крутило в солнечном сплетении. Выпрямился, окидывая быстрым цепким взглядом череду пустующих офисных ячеек.

– Вход – правая височная область, со штанцмаркой, выход – левая височная область... в упор, – донеслось до него. Усевшись в «предбаннике», двое в штатском заполняли протокол. На столике между ними стояла ваза с леденцами, и пока один что-то вписывал в форму, второй перебирал конфеты, разглядывая этикетки, словно пытался сообразить, какая же ему больше придётся по вкусу.

– «Глок» рядом, – заметил тот, что был моложе и пониже ростом. – Ты думаешь, похоже на самоубийство?

– Экспертиза покажет... – отозвался его собеседник, пожилой мужчина, в котором Альберт заподозрил отставного военного.

– Резвый был лось этот Дробински. Помнишь отставку Норриса и скандал с убийствами полицейских-геев? Наш сегодняшний мертвяк тогда раскопал рапорт, в котором говорилось о попытке Норриса замять всю эту историю. Эх, сколько наших тогда полетело с работы!

Альберт стремительно шагнул по направлению к полицейским. Настолько стремительно, что те, заметив его, даже привскочили от неожиданности. Может, им показалось, что он сейчас выхватит из кармана оружие? Лаккара привык, что люди в Оресте иногда смотрели на него с подозрением – никакой дорогой костюм и автомобиль последней марки не могли заставить их забыть, что перед ними смуглый, черноволосый и темноглазый уроженец Аппай. Аппийцы – кто знает, что у них на уме?

– Это не самоубийство, – возразил Альберт и отметил, как неестественно звучит голос, – я разговаривал с Лео вчера около шести вечера. Он не стал бы просить меня о встрече, если бы по какой-то причине решил свести счёты с жизнью.

Пожилой смерил его взглядом и усмехнулся.

– Мистер Лаккара, если не ошибаюсь? – спросил он, в то время как второй с видимым облегчением плюхнулся обратно в кресло. – У вас была назначена встреча с Дробински сегодня в девять? Вы не откажетесь ответить на несколько наших вопросов? Я – Тайлер Мартин, буду вести это дело.

Альберт не удивился, что следователь узнал его. Ореста – маленький правительственный город, и Лаккара как юрист-консультант сенатора Барросы волей-неволей нередко попадал в поле зрения прессы. Вероятно, Мартин уже нашёл всю необходимую информацию о нём в интернете.

«Да здравствуют поисковые системы, – подумал Альберт, – один клик «мышки» – и вы знаете, с кем имеете дело».

– Да, конечно, – Лаккара проследовал за полицейским в одно из маленьких помещений, которые тут называли «шептательными комнатами». При выходе в коридор, возле кабинета Дробински, взгляд его упал на жёлтые ленты, предупреждающие о работе судебных экспертов. Альберт непроизвольно сжал челюсти. К этому моменту он уже взял себя в руки, воспринимал происходящее чётко и несколько отрешённо – включилась профессиональная выучка, но при виде этих кричащих, тревожного цвета полос разом вернулось ощущение необратимой потери.

Ещё вчера, договариваясь о встрече, они хохмили между делом, вспоминая, как на прошлой неделе засиделись в пабе, где Дробински, не изменяя себе, после пары порций впал в буйный хмель и приударил за длинноногой грудастой блондинкой. Та, правда, его порыв не оценила, но это не особо огорчило Лео – он любил всех красивых женщин сразу и, чаще всего, ему отвечали взаимностью.

А сегодня остроумный, вечно взъерошенный, немного нескладный Дробински – мёртв?

Увидев, что они уходят, Пилар вскочила, одёрнула короткое обтягивающее платье и засеменила следом, постукивая высокими каблуками.

– Мистер Мартин, мистер Лаккара, принести вам кофе или чай? – спросила она вкрадчиво, почти заговорщицки, словно предложение напитков могло разгневать мёртвого Лео Дробински.

Альберт отказался, а Мартин попросил стакан воды. Лаккара опустился на стул возле окна, бегло осмотрел кабинет. Несколько стульев, телефон, компьютер, овальный стол – спартанская обстановка, глазу не за что зацепиться.

Мартин, достав из кармана потрёпанный блокнот, а также сложенные листки с какими-то заметками, сел за стол напротив Альберта, щёлкнул кнопкой автоматической ручки и задал стандартный вопрос:

– Ваше полное имя?

– Альберт Джеймс Лаккара.

Стержень ручки заскрипел по листу. Старая закалка, никаких ноутбуков.

– Адрес?

– Я снимаю на Лайоне, дом восемнадцать, квартира пять, – Альберт добавил почтовый код.

– Образование?

– Орестовский университет, адвокатура – там же.

– Должность, место работы?

Короткие вопросы, на которые следовало так же коротко и без колебаний отвечать. Лаккара выдохнул и заставил себя расслабиться. Мартину его место работы и так уже известно, но протокол есть протокол.

– Юрист по правам коренных народов, офис сенатора Барросы.

От Альберта не ускользнуло, что Мартин едва заметно усмехнулся. Следователь оторвал взгляд от бланков и с прищуром оглядел опрашиваемого.

– Как вы получили лицензию на практику в Левантидах?

Вопрос был задан дружелюбным, ободряющим тоном, призванным расположить к откровенности, но Альберт знал, что именно интересовало Мартина. Чтобы получить лицензию на практику в северных провинциях, Лаккаре надо было не только сдать на отличновсе экзамены, но и преодолеть известное предубеждение, которое питали всемогущие члены Юридического Комитета по отношению к южанам. От этой организации зависело, получит ли выпускник адвокатуры право заниматься своим ремеслом на Севере или же ему придётся возвращаться в Аппайи. И тут возникало одно «но»... Экзаменационную работу Лаккара писал в разгар боевых действий и, едва получив лицензию, присоединился к аппийским ополченцам.

– Как и все, сдал экзамен.

Следующий вопрос – о войне – был закономерен.

– Воевали против федеральных войск?

Альберт закинул ногу на ногу и скрестил пальцы. Сейчас Мартин походил на пожилого священника. Благостное выражение его лица выражало понимание и прощение. Играет, конечно, входит в доверие...

– Я амнистирован.

– Что ж, каждый делает свой выбор. После войны сразу вернулись в Оресту с командой сенатора?

– Да.

– Вы были близкими друзьями с Дробински, мистер Лаккара?

– Мы были хорошими приятелями... – Альберт запнулся, потом продолжил: – Лео плотно занимался темой аппийской войны. Я помогал ему получать доступ к некоторым документам.

Поймав взгляд Мартина, пояснил:

– Видите ли, мы, аппийцы, не очень жалуем северную прессу – по отношению к нам она редко бывает беспристрастной. Для журналиста из Оресты очень многие источники информации в Аппайях вне досягаемости.

– Подозреваю, что и вы не лишены некоторого предубеждения, когда дело касается северян. Это не вопрос, мистер Лаккара, и я здесь не для того, чтобы вас судить. Тем не менее вы лично доверяли Дробински...

– Я – да. Это был в высшей степени честный человек.

– Что вы собирались обсудить на сегодняшней встрече?

Из последнего телефонного разговора с Лео Альберт понял, что тот напал на какой-то серьёзный след. Лео говорил обиняками, боялся, что его мобильник прослушивают. Собирался ли он поделиться с Альбертом теми сведениями, которые ему удалось раздобыть? Лаккара догадывался, что FBC добро на полноценный репортаж по этой щекотливой теме, скорее всего, не даст. Догадывался, что Дробински через Альберта планирует наладить контакт с сенатором Барроса. Но стоило ли делиться своими догадками со следователем?

– Я не знаю, зачем я ему сегодня понадобился, – Лаккара старался звучать как можно искреннее. Если следователь и просечёт, что он врёт, доказать этого не сможет.

– Возможно, что Дробински устранили в связи с его последними расследованиями? Над чем он работал, вам известно?

Солгать сейчас было невозможно. Мартин Альберту не поверит: понятно же, что между Лаккарой и Дробински установились доверительные отношения, сам сказал. Теперь придётся выкручиваться.

– Первые месяцы аппийской войны. Его интересовало, что привело к трагедии. Почему кризис нельзя было разрешить мирным путём.

– Кому ещё было известно о вашем сотрудничестве?

– Никому, полагаю. Для остальных мы были просто приятелями... – Лаккара запнулся и продолжил: – Послушайте, я даже уверен, что оружия у Лео никогда не было. Это не его пистолет.

– Очень странно, – мягко заметил Мартин, – дело в том, что никаких следов присутствия кого-то постороннего на этаже нет. По предварительным данным, к девяти часам вечера Дробински был уже мёртв. Никаких следов насилия, никто не рылся в его бумагах. Последняя активность на его компьютере была зафиксирована в восемь тридцать вечера. Конечно, мы просмотрим видеозаписи с камер на этаже, и пока рано утверждать на сто процентов...

– Я не верю, что Лео решил вышибить себе мозги, – с нажимом произнес Альберт. – Не было у него для этого причин, понимаете? Зато у других причины избавиться от него вполне могли найтись.

«И от меня», – подумал и тут же устыдился собственного малодушия. Когда это он боялся пули? Только бы не зря...

– Вы имеете в виду кого-то конкретно, или это общие предположения?

Лаккара отрицательно покачал головой. Стоящей внимания информации у него не было, они не обсуждали это с Лео. Никаких имён Альберт назвать не мог.

Мартин постукивал костяшкой среднего пальца по ребру стола. В затянувшемся молчании его собеседник сохранял спокойствие и невозмутимость.

– У него были проблемы с женой, не так ли? – прервал Мартин паузу.

– У него уже двадцать лет проблемы с женой.

Это было чистой правдой. Альберт столкнулся с миссис Дробински однажды. Она была на пару лет его старше, страдала одышкой и носила брючные костюмы пастельных тонов, пытаясь скрыть расплывшуюся фигуру и короткую массивную шею. В ней было что-то откровенно провинциальное, хотя миссис Дробински изо всех сил изображала из себя даму из высшего орестовского общества. Лео, часто рассуждавший о том, что любой брак – клоака, казалось, в самом деле не понимал, что окружающие посмеиваются у него за спиной и легко переводят полные тонкой рефлексии разглагольствования в более простое и доступное: «Моя жена – та ещё сука, парни».

– Вы его только что назвали честным человеком, – вновь вступил Мартин. – А нам тут рассказали историю, что каждой своей новой пассии он говорил, что не разводится, потому что жена не даёт развод...

Альберт пожал плечами. Новые пассии могли бы, интереса ради, глянуть на Разводный Акт – согласие второй стороны на развод не требовалось, если супруги год жили раздельно. Но они предпочитали верить на слово.

– А что ему надо было говорить? Правду, что он безнадёжный подкаблучник?

Мартин хмыкнул. Альберт покачал головой, не сдержав ироничной улыбки, и добавил:

– Не думаю, что он в этом случае пользовался бы большим успехом у женщин. Я, наверное, имел в виду профессиональную честность. На Лео можно было положиться, он не выдавал свои источники и не изменял своим убеждениям.

– А так как ваши убеждения совпадали, вы, мистер Лаккара, предпочитали не замечать ничего остального?

– Я предпочитаю не лезть в личную жизнь людей, с которыми общаюсь. Полагаю, мы все не без греха, мистер Мартин.

Сказано это было таким высокомерным и жёстким тоном, что следователь осёкся и посмотрел на Альберта чуть ли не с удивлением. Потом протянул ему листы бумаги с показаниями:

– Перечитайте, поставьте инициалы на страницах и распишитесь на последней.

Альберт пробежал глазами протокол, профессионально фиксируясь на формулировках. Вроде всё правильно...

– Сожалею, что не мог быть вам полезен.

– Кто знает, мистер Лаккара, кто знает... Мы позвоним вам, если возникнут какие-то вопросы.

Разговор был закончен. Следователь поднялся, Альберт встал вслед за ним. Возвышаясь над Мартином едва ли не на целую голову, Лаккара протянул руку для прощального рукопожатия. После обмена формальными любезностями Альберт поспешил покинуть офис корпорации. На выходе лишь махнул рукой Пилар, хотя заметил, как та приподнялась, словно хотела его окликнуть.

У лифтов к подземной парковке никого не было.

Альберт потёр ладонями лицо и шагнул в открывшиеся двери. В кабине он прислонился затылком к холодной зеркальной стенке, прикрыл глаза – начинала болеть голова. Но уже через пару секунд подобрался, выпрямился – звякнул звонок, предупреждающий об остановке, и на втором уровне вошёл высокий худой мужчина, одетый в униформу обслуживающего персонала. В правой руке он держал чемодан для инструментов. Безразлично глянув на Лаккару, протянул левую руку и ткнул в кнопку. Альберт невольно обратил внимание, что на указательном и среднем пальцах мужчины отсутствовали первые фаланги. Ощутив внезапную неловкость, Лаккара перевёл взгляд в зеркальную стену – и наткнулся на пристальный холодный прищур незнакомца. Прозрачные серо-голубые глаза смотрели в упор, и сложно было с ходу понять, чего в них больше – ненависти или презрения. Впрочем, к подобному Лаккаре было не привыкать. И в среде северян хватало черноволосых и темноглазых, но одного взгляда на удлинённое смуглое лицо с тонким носом, глубоким и широким губным желобком, с вытянутыми к вискам чёрными глазами незнакомцу было достаточно, чтобы отвернуться с плохо скрываемым презрением. Что ж... «Земляная свинья» – вот кто Лаккара для северян.

– Что-то не так с моим лицом? – с явным вызовом в голосе поинтересовался Альберт.

Но здесь лифт остановился, бесшумно открылись двери, и неприятный сосед вышел, пробормотав себе под нос что-то неразборчивое.

Уже в автомобиле Лаккара запрокинул голову и закрыл глаза, мысленно прокручивая каждую деталь разговора со следователем. Нет, похоже, ничего лишнего он не сказал...

Мартин в самом деле позвонил Альберту через несколько дней, сообщил, что дело закрывается. Вердикт? Самоубийство. Увы, камеры ничего подозрительного не зафиксировали. Никаких резонов подозревать, что смерть Дробински была насильственной, у следствия нет. Конечно, довольно странно, что он планировал встречу с Альбертом накануне, но люди в состоянии стресса редко думают последовательно.

– Вам известно, что Дробински употреблял наркотики? – напоследок спросил Мартин.

Это была новость. Нет, Альберт ни о чём таком даже не догадывался.

– Как много интересного можно узнать о «близком приятеле» после его смерти, – в голосе Мартина прозвучала насмешка. – Кокаин. Дробински задолжал своему поставщику крупную сумму, время поджимало, а возможности выплатить долг у него не было никакой. Сами понимаете... Не та компания, которой можно не вернуть деньги. Пуля в висок – иногда тоже вполне себе решение проблемы.

– Он мог бы попросить взаймы у меня, – пробормотал поражённый Альберт, не зная, как реагировать на эту информацию. – Но... вы уверены, что это правда, Тайлер?

– Совершенно уверен, приятель.

– Долг теперь будут требовать с его жены... Лео не мог так поступить... – сказал было, потом осёкся, и губы против воли растянулись в язвительной и горькой усмешке. Ошибся он в человеке, что ли? Может быть, устроить такую подставу поднадоевшей супружнице было вполне в характере Дробински, но он, Лаккара, на многое закрывал глаза?

Хрипловатый голос инспектора отвлек Альберта:

– Мне очень жаль, и я понимаю, что в это всё сложно поверить, но мы опираемся на факты, и ничего в этом деле не указывает на наличие состава преступления.

Лаккара положил трубку и в полной растерянности ещё минут пять неподвижно сидел за столом. Возможно, Мартин прав, Альберт действительно ничего не знал о Дробински. В конце концов, о чём они говорили при встрече и по телефону? Тайны, теории, документы, свидетели... Война. В общем, они не говорили почти ни о чём другом – только о последней войне и событиях, с ней связанных.

Машинально он перебирал какие-то бумаги, не фиксируясь ни на одном документе. Лео мёртв, и даже если у Альберта оставались какие-то сомнения, он что, будет играть в частного детектива? Он работает по семьдесят часов в неделю, у него времени на себя-то не хватает. Не то, чтобы он жаловался – это был тот образ жизни, который Альберт выбрал сам. Либо загрузить себя работой, либо скатиться, как это произошло с многими его однополчанами: не вылезать из запоев или из депрессии, колоться и просить милостыню на дорогах. Для тех, кто воевал на стороне Федерации, существовали реабилитационные центры. Для таких, как он... Пусть скажет спасибо, что не посадили. Да, работа была единственным спасением. Альберт усилием воли отогнал мысли о Дробински и сосредоточился на отчёте, который готовил для сенатора.

К концу недели ему почти удалось восстановить душевное равновесие. Приближались выходные, которые сулили свидание, способное разрядить напряжение последних дней, и Лаккара всё реже думал о случившемся. Жизнь продолжалась, дела требовали его прямого участия. Альберт решил, что пора ставить точку в этой грустной истории.

Но в тот же день ближе к вечеру личный секретарь сообщил ему, что некая мисс Суидад просит о встрече. У него в календаре ничего подобного нет? Тогда секретарь сообщит даме, что мистер Лаккара занят, и попросит её позвонить через несколько дней и предварительно договориться о приёме.

– Нет-нет, подождите, – остановил его Альберт (имя ему показалось знакомым), – понятия не имею, кто это, и чувствую себя, как кошка, которую вот-вот погубит любопытство, но – пусть войдёт. У меня есть немного времени.

Посетительницей, к немалому изумлению Альберта, оказалась Пилар.

– Мистер Лаккара, – заговорщицки начала она, – спасибо, что согласились принять меня.

Она всегда так разговаривала. Банальная фраза «доброе утро» в устах Пилар звучала одновременно интимно и ободряюще – так, словно это приветствие предназначалось вам и только вам. А дальше она широко распахивала глаза и делилась каким-нибудь незначительным событием из своей жизни с таким видом, словно доверяла собеседнику государственную тайну. Многие находили её манеру общения очаровательной, Альберта же она немного напрягала. Но сейчас он был так ошеломлён её визитом, что не обратил на это внимания.

– Пилар, дорогая, что вы здесь делаете? Я чем-то могу вам помочь? Прошу вас, садитесь. Будете кофе?

– Ну, мистер Лаккара, кто бы мог предположить, что однажды это вы будете предлагать мне кофе, – она хихикнула, но тут же приняла серьёзный вид и продолжила просто и без кокетства: – Вы видели вчерашний выпуск «Солнечной Оресты»?

– Нет. Признаться, редко читаю газеты. Что там было?

Пилар открыла сумочку, вытащила сложенный вчетверо газетный лист и протянула его Альберту.

– Всё это ложь, знаете, – проговорила женщина, и Альберт опять подумал, как же забавно она выглядит, когда пытается казаться грустной. Но развернув протянутый ему листок и пробежав глазами заголовок и первый абзац статьи, он лишился дара речи (а юрист, лишённый дара речи – это явление очень редкое).

– Здорово они его, – наконец пробормотал он, механически разглаживая газетную страницу ребром ладони и чувствуя, как начинают пылать щеки.

– Там нет ни слова правды, – настойчиво произнесла Пилар, – поверьте мне. Не знаю, зачем им нужно было так вывалять в грязи человека, которого больше нет в живых, и Бог им судья, конечно, но как же мерзко от этого!

Дробински, великолепный репортёр, царь и бог во всём, что касалось журналистских расследований, в этой статье оказался сброшен с пьедестала праведников. Злобный пасквиль не оставил от репутации Лео камня на камне. Конечно, Альберт знал, что Лео был бабником. Неприятным сюрпризом стало недавнее заявление Мартина, что Дробински употреблял наркотики. Но вот о том, что Лео пару раз видели в сомнительном районе в компании мальчиков подросткового возраста, Альберт ещё не знал. Как не знал и о том, что несколько лет назад Лео обвиняли в попытке изнасилования (жертва, правда, в полицию тогда не обращалась и всё замяли полюбовно, но сейчас она была готова рассказать свою историю). Ну так вот теперь знает. Это и многое другое. Как и остальные жители Оресты.

– Они его уничтожили не только физически, – раздался голос Пилар. – Шеф рвал и метал – это ведь и клеймо на компании. Запретил даже упоминать его имя. Полиция забрала его бумаги, ноутбук, а шеф велел выкинуть всё, что ещё оставалось в кабинете нетронутым. Стереть любую память о нём – так и сказал всем нам сегодня утром.

И заодно поставить точку на всех его текущих расследованиях. Сильно.

– Понимаю. Я могу вам быть чем-то полезен сегодня, Пилар? – наконец спросил Лаккара женщину, сидевшую перед ним.

– Возможно, – она запнулась. – Я вчера разбирала бумаги – ну, знаете, всякий бумажный хлам в тех ящиках, куда обычно не доходят руки. Хотелось хоть немного отвлечься от всего, что... – Пилар печально вздохнула. – Ну, и в общем... В одном из старых блокнотов я нашла странный конверт. Без имени и без адреса. И когда увидела содержимое, то поняла, что это от Лео. Там была флешка... А на флешке... Впрочем, вы сами увидите. – С этими словами она достала злополучный конверт из сумочки и протянула его мужчине.

– Спросите, почему я не отнесла его в полицию? Поначалу так и хотела сделать. Но после сегодняшнего... Думаю, что единственный человек, которому я могу отдать этот конверт – вы. Сами поймёте, почему. Может быть, вы ничего не будете делать, но мне кажется, Лео хотел бы, чтобы это попало к вам.

Когда она ушла, Альберт попросил не беспокоить его до полудня и плотно закрыл дверь. Вставил флешку в компьютер, обнаружил на ней череду папок под номерами. Кликнул на первую и по расширению файлов понял, что Лео собрал там фотографии. Открыл первое подвернувшееся под стрелку «мыши» изображение – и его замутило от увиденного. Пролистывая одно фото за другим, он чувствовал, что покрывается холодным потом. ...Лежащие вповалку трупы, разлагающиеся тела, картины смерти и насилия... Одна из фотографий открылась на весь экран. Молодая женщина с простреленной головой, руки стянуты за спиной колючей проволокой. Рядом с ней – труп маленькой девочки с выколотыми глазами.

Увидев плюшевого медведя, всунутого в распоротый живот ребёнка, Альберт медленно снял очки, провел ладонями по лицу к вискам, по волосам, и, сцепив пальцы на затылке, запрокинул голову. Пару минут смотрел в плохо побеленный потолок.

Фотографии явно профессиональные... Откуда эти файлы у Лео?

...Трупы со следами пыток, на телах огнестрельные, колото-резаные раны, у многих связаны руки и ноги. Эти люди были уже из добитых. По официальной версии, сначала колонны беженцев бомбили и с гор вели штормовой огонь. Дорогу назад, в Катамарку, беженцам отрезали, превратив ущелье в настоящий котёл, откуда ни у кого не было шансов выбраться живыми.

Лео собрал сотни фотографий. После трагедии выход к ущелью имели только войска Федерации. Надо думать, они и обеспечили журналистам Севера доступ к месту массовой бойни. Масштаб преступления был настолько точно отражён на этих кадрах, что Альберт понял, на чём основывались предположения Лео: отряды ополченцевбыли недостаточно скоординированы и не настолько хорошо вооружены,чтобы провести подобную этническую зачистку.

От недавно установившегося душевного равновесия не осталось и следа. Закрыв фото-файлы, Альберт вытащил из разъёма флешку. Взял в руки конверт и хотел убрать его в ящик стола, но тот выскользнул из пальцев и в падении выпустил из своего нутра клочок бумаги, как самка кита – детёныша из беременного брюха.

Это оказался всего лишь обрывок блокнотного листа, на котором обнаружились три имени, в спешке нацарапанные Лео:

Пол Стюарт.

Эдвард Стюарт.

Майкл Уэллс.