Текст книги "Бог из глины"

Автор книги: Иннокентий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

– Как скажешь, дружище, как скажешь… – пробормотал Сергей и разорвал мир пополам.

Это так легко на самом деле – разрывать пространство, сглаживать острые грани, проникать взглядом в самые укромные уголки мироздания… Особенно если от этого зависит все…

Собраться с духом, не побояться сделать первый шаг навстречу вечности. Соединить начало и конец пути, и одним махом оборвать тонкую нить. Заставить ее лопнуть с тихим звоном струны старого пианино, на котором так любила играть бабушка.

Смешать сон и явь, взбить волшебным миксером воспоминания и надежды, и залпом проглотить обжигающий коктейль.

Выпустить на волю то, что долгие годы хранил в себе самом, не решаясь выпустить наружу свое истинное "Я".

Показать свое истинное обличье…

Сергей сделал еще один шаг навстречу, и Надежда замерла, пригвожденная взглядом, в котором не было ничего человеческого.

По лицу ее мужа прошла легкая тень, а затем что-то произошло. Словно темная полоса разделила его лицо пополам, и Надя увидела, как такое знакомое ей раньше лицо Сергея меняется на глазах.

(Это облик существа проступает наружу, и те махонькие, легкие как дуновение ветерка в мае, мгновения разлетаются в стороны разноцветными птицами, приближая тот миг, когда все встанет на свое место.)

Кожа на лице натянулась, как будто существо, сидящее в нем, пыталось вырваться на волю. Потом она лопнула, выпуская его наружу. Надежда смотрела, не веря глазам, как выбирается существо. Все, что она могла – стоять у двери, ведущей в прихожую, не решаясь заглянуть за нее.

Существо зарычало и удвоило усилия. Оно разорвало ставшую ненужной оболочку, отбросило в сторону кровавые лохмотья, затем рванулось, и снесло тонкую преграду между ними.

Мир в последний раз колыхнулся, многократно отразившись в полупрозрачных обрывках, и вернулся на место.

Царство тени и ночи. Отражение зазеркалья в темной глади полуночи.

Совсем другой мир…

4. Надежда в зазеркалье

Существо пробралось в зазеркалье. Оно взбиралось по ступеням, шумно дыша, жадно хватая воздух огромной зубастой пастью. Ему было нелегко в этом новом для него мире. Существо из шкафа привыкло царапать полированные стенки, выбираясь в благословенную темноту спальни, теперь же, когда оно проникло в зазеркалье, все его помыслы были обращены на дрожащую плоть главной жертвы, и все остальное стало несущественным набором мелочей, на которые не стоит даже обращать внимания, поскольку награда – вот она, еще немного и…

Надежда очнулась. Она что есть силы, дернула ручку двери, и та на удивление легко открылась. Надежда выскочила в прихожую, и чуть не провалилась в огромную дыру, прямо посередине комнаты, из которой били лучи яркого света. В последний миг она все же сумела удержать равновесие, и осторожно, прижимаясь к стене, миновала опасный участок комнаты.

Дверь, ведущая на улицу, была подобна той, за которой бесновалось существо, (оно взбиралось по ступенькам, бормоча проклятия, и его шумное дыхание подстегивало Надежду), такая же огромная, только вместо затейливой ручки, с множеством завитушек, красовалась оскаленная пасть неведомого зверя, из которой свисало металлическое кольцо.

(Прямо как в твоих снах!)

Надежда вывалилась на улицу, в тот самый момент, когда существо ворвалось в прихожую, сметая все на своем пути. Оно окончательно освоилось и готово было рвать когтями зазевавшуюся дуреху, полосовать нежную плоть, распуская на окровавленные ленты, высасывая теплую, бьющую напором кровь.

(Ох, детка, оно совсем близко, и те молитвы, что шепчут губы, могут и не помочь этой ночью…)

Двор исчез. Пропала выложенная плитами дорожка, ведущая к воротам, неизвестно куда подевалась накрытая брезентом машина. Ночь окутала молчанием огромный парк, разбитый перед домом, и оставалось только мчаться, не разбирая дороги, подальше от дома, подальше от существа, что нетерпеливо дергало дверь, пытаясь как можно быстрее сократить разделяющее их расстояние.

Луна ненадолго показала свой щербатый лик, и вновь спряталась за черными тучами. Надежда успела разглядеть уходящую куда-то в сторону тропинку, и тут же со всего маху налетела на оставленную неизвестно кем скамейку. Она больно ударилась о деревянную спинку, и благополучно перекувыркнулась через упавшую скамью.

Существо догоняло. Оно наполнило ночь шумным дыханием, разбавило тишину скрежетом зубов.

Надежда поползла, ломая ногти, пытаясь нащупать тропинку. Коленки скользили по мокрой от ночной росы траве, и острые обломки веток больно царапали руки. Она выскочила из дома как есть – в разорванном халате, босиком, с распущенными волосами, и теперь ей приходилось совсем не сладко.

(Нужно встать на ноги, если ты не хочешь, чтобы существо вскочило тебе прямо на спину. И если ты думаешь, что сможешь вот так, запросто, удрать от него, отставив зад, отталкиваясь от скользкой травы, то ты глубоко заблуждаешься детка. Оно догонит тебя, даже если ты будешь бежать, не оглядываясь, потому что у него есть цель. И эта цель – ты!)

Она привстала, замирая от ужаса, и тут же чуть не грохнулась снова, споткнувшись об выступающий из земли бордюр.

Дорожка!

Надежда перескочила через бордюр и бросилась бежать по дорожке, с трудом высматривая в ночной мгле направление пути. Она пробежала мимо фонтана, чуть не врезавшись в холодный кирпичный бортик.

Кусок цемента отлетел от бортика и упал в воду. Существо услышало тихий всплеск, и плотоядно заурчало. Чуть позже оно обогнуло фонтан, повторяя путь жертвы. Тьма не была помехой для него. Существо-страшило отлично видело в темноте, освещая путь фонариками глаз.

Ночь – волшебное время снов, его время. И это время казалось вечным.

(Это место вечных снов, и утро не спешит знать ночь из его пределов…)

Дом остался позади. Луна освещала его громадину, придавая странный потусторонний вид.

Словно в нем водились привидения…

Хотя кто знает, может быть, так и было на самом деле. Надежде некогда было раздумывать над этим. Холодная боль в спине растеклась по телу ледяными иглами, они чуть покалывали, напоминая о себе, словно предупреждая, что в любой момент, холод может смениться нестерпимым жаром, от которого будет очень неприятно.

(Совсем неприятно, милая, куда хуже, чем сейчас…)

Она бежала прочь от дома, задыхаясь от страха, понимая, что ей никуда не деться от существа, и что очень скоро оно догонит ее и тогда… о тогда все случится очень быстро, (а может быть и нет, – иногда так хочется растянуть удовольствие, не так ли?), и острые когти вонзятся в ее трепещущее тело, и располосуют дряблую кожу. Мокрые от росы, кусты тянулись к ней ветвями, пытаясь хоть не намного задержать. Волосы цеплялись за ветви, похожие на тонкие ручонки зеленых человечков. Она бежала, слыша, как деревья шепчут проклятия, хватаясь за развевающиеся полы халата. Босые ноги чувствовали каждый камешек, каждый прутик, что в несметном количестве оказались, разбросаны у нее на пути.

Это был не ее мир. И она понимала это, но несмотря ни на что бежала, задыхаясь, роняя слезы, с ужасом ощущая, как немеет спина, и ноги, становятся тяжелее и тяжелее.

Внутри нее, шевельнулся ребенок.

Надежда не сбавляя бега, ухватилась за живот.

– Потерпи немножко, милая – прошептала она, надеясь, что ее не услышит существо.

Впереди запахло тиной.

(Пруд!)

Она бросилась к воде. Это был то же самый пруд, что и в ее снах. Похоже, сон и явь сбились в одну кровавую кашу, и не разобрать где скучная реальность, а где ледяной кошмар, от которого не спрятаться, не скрыться.

Существо догоняло. Оно шло по следу, улавливая флюиды страха. Ему не нужно было видеть или слышать ее. Ему не было нужды втягивать воздух широкими ноздрями – оно чувствовало страх, что исходил от убегающей жертвы. Хотя оно и так отлично ориентировалось в зловещей тьме этого мира, поскольку само было частью всего этого.

(И чудовище из шкафа, и существа в толще стен, и глиняное божество – они всего лишь образы, рожденные воспаленным мозгом твоего свихнувшегося муженька, так же как и этот странный мир, в котором день не всегда сменяет ночь, а бронзовая рыба способна обрести новую жизнь на дне старого, глубокого, заросшего ряской и тиной пруда…)

Надежда и сама не могла понять, что так влекло ее к темной, зловонной воде (это был не сон – на этот раз точно не сон, и здесь, наяву, все оказалось немного не таким, как во снах), ей некогда было раздумывать над всем этим, особенно теперь, когда существо почти касалось ее длинными, когтистыми лапами.

Она подбежала к берегу. До мостика оставались считанные метры. Вот только преодолеть их оказалось совсем не просто. Корни и острые стрелы камыша больно впивались в ступни, раня, заставляя кричать. Надежда рванулась вперед, заставив себя не думать о боли…

(Потом детка, все потом, потерпи немного, у тебя еще будет время заново пережить все это, только не останавливайся сейчас…)

Надя забежала на мостик, чуть не поскользнувшись на отсыревших бревнах. И тут же зацепилась халатом за перила. Она дернулась, что есть силы, даже не пытаясь отцепиться, и халат разошелся на теле, с противным треском разрываемой ткани.

Существо вскочило на мостик парой секунд спустя. Оно довольно зарычало.

(Так даже лучше, не придется тратить драгоценное время на то, чтобы извлечь долгожданную плоть из ненужных оберток!)

Надежда успела добежать до середины моста. Как раз до того места, где отсутствовала часть перил.

Существо сбило ее с ног, обхватило невероятно сильными лапами, и Надежда закричала, чувствуя, как острые когти располосовали кожу выше талии.

(Сейчас детка, тебе не будет больно, я обещаю… На самом деле будет очень больно, невероятно больно, ты даже не представляешь этого, малышка, но потерпи еще чуток – я постараюсь, чтобы ты не упустила ничего из этой встречи. Ты же будешь послушной девочкой, не так ли? Хе-хе…)

Они рухнули с моста. Легкие Надежды словно парализовало, и она не успела набрать воздуха в грудь, перед тем, как они упали в черную, ледяную воду.

Существо продолжало сжимать ее в объятиях. Призрачный свет луны становился все слабее, по мере того, как они погружались. Существо даже и не думало отпускать ее…

(Дай только опуститься до самого дна, и там мы наверняка что-нибудь придумаем крошка. Я оттолкнусь обеими ногами и выберусь из этого гребаного дерьма, залезу на мостик и буду наблюдать, как на черной глади расплывается кровавое пятно…)

Надежда замерла. Она все еще видела, как вверху становится все прозрачнее и тоньше маленький белый кружок света. Адский холод проник в душу, и хотелось отдаться ему, закрыть глаза, позабыв обо всем.

(Вот так вот, детка, ты сделала все, что смогла, и теперь самое время завершить свой путь. Пусть даже совсем не так, как хотелось бы тебе…)

Что-то мелькнуло в воде, и огромная тень на миг закрыла расплывающийся, призрачный лунный свет. Надежда успела заметить, как тускло блеснула во тьме бронзовая чешуйка.

(Это Жданов-Рыба, она не сделает тебе ничего плохого. Раньше она была плохой, а сейчас нет…)

Надежда замерла от простой и ясной мысли, что пришла в голову – это твой единственный шанс, подруга, упустить который нельзя!

Она схватила существо за лапы. С таким же успехом можно было продолжать погружение в бездну, даже не делая попыток вырваться из его смертельных объятий. Существо, словно прочитав мысли, сжало ее с удвоенной силой так, что изо рта Надежды вырвалась стайка мелких пузырьков. Сразу же зазвенело в ушах, а во рту появился отчетливый вкус крови. Надя поняла, что если не вдохнет сейчас, то ее просто вывернет наизнанку, на радость существу.

(Только не вздумай сделать это на самом деле. Это будет последнее, что ты сможешь сделать – вода заполнит легкие так быстро, что ты даже не поймешь что произошло. Вот только от этого не станет легче, поверь…)

Она из последних сил попыталась согнуть ноги в коленах. Существо поняло ее намерения и попыталось сжать ее еще сильнее. Вот только оно так же не могло дышать, и на этот раз Надежда ощутило, что хватка существа ослабла.

С трудом Надежда все же сумела чуть оторвать его от себя и тут же просунула между ними согнутую ногу. Существо взвилось. Оно пыталось заверещать, но только выпустило остатки воздуха из широкой, покрытой шерстью груди. Воспользовавшись его замешательством, Надежда просунула вторую ногу. Существо тут же пришло в себя, и освободило одну руку, пытаясь нащупать ее горло.

(Я разорву тебе глотку, и вырву лживый язык. Пусть он останется кровавым трофеем, единственным напоминанием о тебе, толстая дурочка!)

Надежда с силой разогнула ноги и сумела оторвать от себя существо-страшило. Она оттолкнула его и рванулась вверх, отчаянно работая руками и ногами. Последнее, что она сумела разглядеть, перед тем как вынырнула на поверхность – темный рыбий силуэт метнулся к обезумевшему от ярости существу.

Она выскочила из воды, жадно вдыхая воздух. Он был прекрасен – несмотря на то, что его насквозь пропитал запах гниющей тины. Сырой, холодный, благословенный, он был полон жизни. До мостика было рукой подать, и она ухватилась слабеющими пальцами за бортик, молясь только об одном – чтобы не соскользнули пальцы, и ей не пришлось бы снова погрузиться в леденящее безмолвие старого пруда.

Казалось, прошла целая вечность, после того, как она вырвалась из темной бездны. Когда Надя немного пришла в себя, она попыталась подтянуться. С трудом она сумела подтянуться и, пыхтя от усердия, отчаянно работая локтями, забралась на мост до пояса. Отдохнув немного, она попыталась забросить ноги. С пятой или шестой попытки ей это удалось, и она растянулась на мокрых досках, хватая воздух ртом, словно рыба.

Потом ее вырвало.

Она поползла по мостику, после чего ее вырвало вновь…

Надежда упала на живот, отчего мост жалобно скрипнул, а потом, что-то громко плеснулось и по зеркальной глади пруда, в которой отражалась половинка луны, что кокетливо выглядывала из-за тучи, пошли огромные круги.

Надя приподняла голову.

(Ага, детка, а ты уже подумала, что все закончилось? Нет, ты же столько раз видела подобное в кино – все начинается только после того, как закончится, и если ты решила, что можешь сползти с этого гребаного мостика целой и невредимой – то вот что я тебе скажу, крошка – даже и не думай!)

Жданов-Рыба вынырнула из глубин, крепко сжимая в пасти орущее, молотящее когтями существо. Надежда с ужасом увидела, что оно цело и невредимо, и вот прямо сейчас существо освободится из рыбьей пасти и тогда…

Существо на миг смолкло и подняло голову. Надежда увидела его взгляд. Красные огоньки-бусинки, не обещали ничего хорошего.

(Так даже веселее, будет что вспомнить, темными осенним ночами, когда царапаешь когтем стенку шкафа…)

Надя вздрогнула. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы рыба утащила это существо назад, на самое дно пруда, и чтобы ряска сомкнулась над ними, и черная, зеркальная гладь успокоилась навеки.

Словно услышав ее молитвы, рыба повернулась к ней, и Надежда увидела как в темноте сверкнул огромный рыбий глаз.

(Это особая рыба! Она исполняет желания. Нужно только покормить ее…)

Жданов-Рыба ударила по воде плавниками, и выплюнула существо, издав победный рык. Существо подлетело вверх, пронзительно вопя от бешенства. Затем оно упало назад, прямиком в рыбью пасть. Рыба схватила его, и Надежда услышала громкий, отвратительный хруст. Словно размазали по стеклу гигантскую муху.

Существо завизжало, но было поздно. Рыба снова сомкнула зубастую пасть.

Она пожирала существо, и от хруста, с которым ломались его кости, хотелось выть и кататься по мосту. Этот хруст отдавался в ушах, словно отзвуки адской песни, у которой нет ни начала, ни конца.

Существо тихонько всхлипнуло, и по телу Надежды прошла противная, теплая волна. Оно умирало, но его мир даже и не думал умирать вместе с ним. Потом наступила тишина…

5. Один дома

Сергей обнаружил себя лежащим на холодном сыром полу. Такое уже бывало с ним однажды. Еще на прежней работе, отмечая день рождения сотрудницы, они, с коллегами изрядно поднабрались, после чего возбужденные и разгоряченные вывалились из офиса, чтобы продолжить веселье в близлежащем кафе. Что было потом, он помнил смутно. От того вечера в памяти остались лишь размытые пятна – он идет, с трудом удерживая равновесие, в ноздрях запах сигаретного дыма, в ушах – обрывки песен, что звучали в кафе, вот он прислонился к чьему-то забору, стоит, пытаясь удержать в себе все то, что поглощалось в неимоверных количествах там, в кругу веселых гогочущих коллег. Затем мир переворачивается вокруг оси, тупая боль от соприкосновения с чем-то твердым – не то асфальтом, не то мощеной гравием дорожкой, что ведет, вдоль железнодорожной насыпи. Если следовать за рельсами, и не упустить нужный момент, когда от дорожки ответвляется неприметная тропинка, то прямиком по ней можно выйти на темную, грязную улочку, на которой притаился домик, в котором они жили тогда. Всполохи света, он стоит, упершись рукой в стену, с трудом пытаясь сфокусировать взгляд, чтобы не промахнуться струей мимо унитаза. Вот он уже на коленях, и запах рвоты переполняет туалет. Потом снова переворот, и голоса, что становятся тише и тише, отдаляясь в темноту…

А потом он точно также нашел себя, лежащим на полу. Вот только в тот раз заботливая женушка (мать ее так!) укрыла теплым байковым одеялом, начисто позабыв подложить под голову подушку, и именно из-за этого первым чувством и тогда и сейчас была твердость деревянного пола, которую он ощущал опухшим лицом.

Это пробуждение казалось воскрешением из небытия.

Сергей царапнул пол, приходя в себя. На миг ему показалось, что ничего не было – переезда, встречи с глиняным божеством. Просто вчера он немного поднабрался, и теперь пора поднимать свой зад, и брести в ванную – приводить себя в порядок, чистить зубы, умываться, а потом плестись на работу, вдыхая запах сигарет, которым пропитана одежда.

(Нет, приятель, это все пустые надежды, от которых проку не больше, чем от старого прохудившегося башмака!)

То было так давно, что уже казалось чем-то древним, далеким. Он был уже не тот сопливый юноша, над которым могли потешаться сослуживцы, принимая в свою более взрослую компанию. Теперь он знал, что к чему, и сам мог решать, что будет лучше для него, для них всех.

(А ты точно знаешь, что будет лучшим сейчас для тебя самого, не так ли? Пока твоя женушка там, где ей самое место, неплохо было бы завершить то, ради чего ты здесь!)

Сергей чуть приподнялся с пола, и боль вернулась вновь. Он уже успел позабыть, какой она может быть, но теперь, когда воспоминания возвращались, накатывали волнами, Сергей вспомнил все.

Он застонал, а чуть позже заскулил, как умирающий пес.

Больно! Очень больно!!! Так больно, как только может быть больно в этом гребаном неправильном мире. И даже если скулить, суча ободранными ногами, чувствуя, как что-то теплое струится между ног, даже тогда не станет легче.

Сила глиняного божества ушла вместе с существом. И теперь, когда он лишился ее, он снова стал маленьким червячком в бездонном туннеле колодца, который извивается на самом дне, не желая умирать от боли и холода.

(Тогда ты был намного жестче, а сейчас наверняка от того стального стрежня, что был в тебе, осталась только ржавая труха, или я не прав, малыш?)

Что-то шевельнулось в темном погребе, и Сергей вновь ощутил присутствие божества там, в мире ржавых консервных банок и седой паутины. Он оскалился, чувствуя, как изо рта засочилась сукровица.

Что бы там ни шептало божество, он все еще оставался самим собой, и если все отвернулись от него, то это еще не означает что он готов сдаться.

– Я иду… – прошептал Сергей, и мир, что расплывался в глазах встал на место с оглушительным звоном.

– Давай, вставай – насмешливо пробормотали существа из стен. – Никто и не сомневался, что ты тот еще сукин сын!

Сергей лишь ухмыльнулся окровавленным ртом. Он приподнялся на локтях, чувствуя все усиливающееся жжение, где-то в груди.

(О, бедное сердечко. Оно трепещет не то от боли, не то от восторга, переполняющего, бьющего через край…)

– Сейчас, подождите чуток…

Он ухватился за перила и попытался сдвинуть с места враз отяжелевшее тело. С таким же успехом можно было бы подтягиваться на турнике, подвесив к ногам по мешку цемента.

– О, да ты не так силен, как хочешь казаться – засмеялись существа, оставив попытки выбраться из стен.

– Идите к черту – не то подумал, не то прошептал Сергей и попробовал оттолкнуться ногами.

(Бедными, переломанными ножками…)

От боли перехватило дыхание. Словно кто-то неизвестный вкручивал в кости огромный ржавый шуруп, причем делал это, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением, каждым сантиметром, что проходило холодное, омерзительное железо.

Слезы брызнули из глаз. Сергей заплакал, понимая, что еще немножко, и он просто умрет от этих нечеловеческих мук. Но зато он продвинулся. Не намного, но все же сумел перетащить свое немощное тело вверх по лестнице.

Когда память начала возвращаться к нему, он сумел вспомнить многое. Даже то, о чем и думать позабыл.

Ключ! Огромный латунный ключ с множеством завитушек и узоров. Ключ, который открывает один единственный замок. Он вспомнил этот ключ – он висел в связке таких же ключей, но было в нем что-то такое, что отличало его от своих металлических собратьев.

(Особый ключ!)

В детстве он играл с ним, воображая, будто этот ключ от волшебной двери, за которой каждый найдет то, что нужно именно ему.

Иногда он спускался в погреб, и заворожено смотрел, как тускло отливает металл в неровном свете лампочки, покрытой паутиной и пылью. Этот ключ притягивал к себе. Словно золотой ключик Буратино он хранил свои тайны, и Сергей так и не сумел найти замок, к которому бы подошел этот ключ.

А потом… он просто потерялся…

Сережка не долго горевал, благо в старом омшанике было полно разных чудес, и только теперь, когда глиняное божество явило свой лик, он вспомнил, где находится замок, который можно открыть этим ключом.

Там, в царстве сырости и грязи, где на прогнивших полках томится разный хлам, где проржавевшие консервные банки сложены аккуратными горками, а в самом дальнем углу, куда не проникает слабый свет, ждут-поджидают ржавые железные дверки…

Он знал, где этот ключ. Еще с того самого дня, когда ворошил трясущимися руками чужие секреты, что хранились в коробке из-под обуви, вперемешку с открытками, пуговицами и прочим женским барахлом. Ключ лежал там, и Сергей не обратил на него особого внимания, и только теперь, он понял, где находится заветная дверь, которую он отпирал.

Ключ так и остался в той коробке.

– Верно малыш, все так – и если ты добудешь его, то вполне можешь заглянуть за железные створки… – шепнуло глиняное божество, вновь напоминая о себе.

Сергей не ответил. Он и так знал, что найдет там.

(Исполнение самых заветных желаний, не так ли?)

После того, как существо покинуло его, он чувствовал странную пустоту. Как будто вместе с существом, ушло что-то до боли близкое и родное. Частичка его самого.

Вот только желания, что переполняли душу, никуда не исчезли. И по-прежнему он был готов на все, чтобы заполучить все то, ради чего оказался здесь, на холодных ступенях.

Всего-то – подняться наверх, и вытащить из гребаной коробки ключ. А потом… вернуться.

Пара пустяков для такого крепкого парня, как ты, если конечно, не обращать внимания, что ты немного не в форме, но все это мелочи, поверь, там, в конце пути ждут радость и удача, и если для этого придется немного потрудиться – что же, в этом мире ничто не достается просто так, приятель, так что поднимай свой зад, не теряй драгоценного времени.

Пока бьется сердце, и руки еще способны ощупывать путь – не все еще потеряно.

Докажи, что ты не из тех маменькиных сынков, которые чуть что готовы спрятаться под шерстяной юбкой. Соберись, парень – путь будет долгим и трудным, но, в конце-то концов – так даже интереснее.

Вперед, парнишка-Сергей, и удача улыбнется тебе щербатым ликом луны из окна, тресканьем обоев, и пением существ. Не стоит думать, что впереди боль и страдание, все не так – там, за железными дверками девять ступенек, что ведут в детство, туда, где теплое лето, где нет осенних дождей и зимних вьюг, где ветер ласково касается волос, а птицы сходят с ума, наполняя воздух веселым щебетаньем, а вечерами, когда поет сверчок за окном, ты думаешь о том, что завтра будет новый день, еще лучше прошедшего, и рано утром друзья разбудят тебя веселым свистом. Все это будет, малыш, если ты действительно хочешь, если ты не сдался на милость ледяной королевы боли, если ты не утратил то, что помогало тебе выбираться из пасти колодца, и поверь, в итоге каждый получит то, что ему причитается. Так же как и твоя женушка, что лезла своим любопытным носом, пытаясь прибавить проблем, так же как и все неудачники, что стояли у тебя на пути.

Каждому свое, парень, вот только время уходит вдаль. Маленькие мгновения, они исчезают, растворяются в ночи, капельками слез, что падают из глаз. Не обращай на них внимания, можешь даже зажмуриться, так будет легче. Поднимайся наверх!

Все будет зависеть только от тебя. От того, насколько сильны твои желания…

Вставай!

Сергей покачнулся, и снова оттолкнулся от ступенек. Он сумел протащить свое измученное тело почти до самого конца лестницы, после чего медленно завалился набок.

(Ну же, парень, осталось совсем немного. Даже не вздумай остановиться на середине дороги!)

Он вцепился пальцами в циновку, что лежала на лестничной площадке, и дергаясь, словно кукла, у которой сломан механизм, вскарабкался еще на пару ступенек. Потом мир дернулся и снова застыл…

Сергей лежал у двери, ведущей в прихожую.

– Еще не поздно выбраться из дома, давай беги отсюда – шепнул в голове новый незнакомый голосок.

Сергей отмахнулся от него.

– Проваливай приятель…

Оставалась еще одна лестница. Та, что вела наверх. Сергей подполз к ней, оставляя влажный след (как гребаная улитка, мать ее растак), и обнажил в улыбке беззубый рот.

– Будет больно, малыш, потерпи, я знаю – ты сможешь. Это твой дом, и мы все на твоей стороне, только не останавливайся…

Глиняный бог не обманул. Боль выворачивала наизнанку. Каждое движение забирало жизнь, капля по капле. Сергей поскуливал, извиваясь ужом, но тем не менее продвигался вперед.

Ступенька. Еще одна…

Боже, как больно.

Боль стала ориентиром. Она вела вперед, не давая расслабиться. Она стала сосредоточием истины, светом в ночи, последним чувством, неземным проводником.

Он полз, теряя разум, наполняясь взамен священным трепетом. И ночь помогала ему.

Еще одна ступенька. Оттолкнуться, задохнуться от ярости, что кипит в нервных окончаниях, и продолжить движение, теряя сознания, и тут же обретая его вновь.

Мир, словно маятник, качается в стороны. Влево и вправо, влево и вправо… И снова… И еще…

Вдох, выдох…

Тьма, боль, рывок…

Он свалился у старого зеркала, и некоторое время отдыхал, не решаясь приподнять голову, чтобы взглянуть в глаза отражению. Он боялся того, что мог увидеть там.

(Беззубый, старик, что сучит переломанными ногами, пытаясь оттолкнуться от пола)

Давай, приятель, осталось совсем немного.

Дальнейший путь он проделал в молчании, загребая руками, даже не пытаясь приподняться. Сила божества покинула его вместе с существом, и теперь не было и речи о том, чтобы стоять, покачиваясь в ночи, наполняя ее тишину противным хрустом костей.

Он прополз по коридору, оставил позади библиотеку и комнату для гостей (у женушки были свои планы на нее, но вся эта ерунда теперь не имела никакого значения), не задержался ни на миг в зале, и остановился только тогда, когда оказался у самого шкафа.

Сергей приподнял голову. Коробка лежала там, где он ее и оставил – на верхней полке. Вот только как теперь добраться до нее?

(Хей, парень, похоже, все-таки придется встать на ноги, как бы тебе этого не хотелось!)

Сергей застонал. Он даже не подумал о том, как будет доставать проклятую коробку.

Шкаф казался неприступной крепостью. Он простирался вверх, тускло поблескивая лакированной дверцей. Нечего было и думать о том, чтобы открыть его.

(Разве что ты знаешь особое слово, хе-хе…)

Сергей царапнул ногтями уголок дверцы, пытаясь чуть приоткрыть ее. С таким же успехом можно было бы оставаться внизу. Ногти скользили по лакированной поверхности.

– А ты хитер – засмеялось глиняное божество. – Нет уж, приятель. Если ты решил заполучить то, что ждет внизу, придется все же постараться. До рассвета осталось не так и много времени, эта ночь не будет вечной, как бы нам обоим этого не хотелось, так что давай, парнишка-Сергей, покажи-ка еще разок, на что ты годишься…

Сергей обвел тускнеющим взглядом спальню. Если подтащить стул, то можно будет облокотиться и…

– Нет! – отрезало божество. – Вставай! Я и так достаточно долго вожусь с тобой, и сказать по правде, мне это уже изрядно поднадоело. Хей, приятель, да что с тобой? Я думал, что имею дело с настоящим мужчиной, но сдается мне, что вовсе не так крут, как хотел казаться вначале! Или все не так? Вставай, пока у меня еще есть желание помогать решать твои пустяковые проблемы. Так как – мы все еще напарники?

– Да – послушно выдохнул Сергей и приподнялся на руках.

Боль тут же всколыхнулась обжигающей волной. Прошла по телу, напоминая о том, что этот мир создан для нее…

Сергей подогнул ногу и попытался встать на одно колено. Потом он закричал. Он кричал до тех пор, пока не охрип. Все, что было до этого, казалось просто пустой забавой.

– Точно! – Довольно проговорило божество. Оно словно упивалось чужой болью, получало неземной кайф. Сергей даже сумел вообразить, как оно довольно потирает руки, и кусочки глины опадают в такт его движениям.

Позже, Сергей уперся ладонями в дверку шкафа, и одним, ослепительным рывком встал на ноги. В глазах вспыхнули солнца, сжигая дотла, заставляя шевелиться волосы на голове, словно обугленные былинки. От боли он обмочился, и от того стало еще больнее. И страшнее…

Он стоял, упираясь в шкаф, и тихий хруст был похож на скрежет адских жерновов, что перемалывали души грешников. Этот хруст отзывался во всем теле, и от него было не по себе.

Сергей беспомощно улыбнулся и поседел.

Потом он рывком распахнул дверцу шкафа, с трудом удержав равновесие. Каждая минута пребывания на ногах казалось вечностью. Десятки, сотни маленьких вечностей.

Где же эта гребаная коробка?!!!

Она притаилась в самом углу. Сергей выдернул ее, и уже не сдерживаясь, что есть силы, грохнул об пол. Коробка перевернулась, и ее содержимое разлетелось по комнате. Ключ выпал с тихим звоном и остался на полу, но Сергей этого уже не видел.

Он начал сползать вниз, цепляясь дверку шкафа, отчего та заскрипела, потом он разжал руки, и тьма приняла его в свои ласковые объятия.