Текст книги "Бог из глины"

Автор книги: Иннокентий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

– Ладно, это все дела прошлые. Но иногда между прошлым и будущим – всего лишь мгновение, щелчок пальцев, короткий вздох…

Дед наклонился и приблизился вплотную к его лицу. Сергей попытался отвернуться, но у него получилось лишь чуть дернуть головой, отчего тут же заныло в плечах и груди.

– Продолжай свой путь, не смею задерживать – дедушка горько усмехнулся, и сплюнул куда-то в сторону.

– Я не могу – в который уже раз пролепетал Сергей (о, он здорово научился жаловаться на свою беспомощность).

Дедушка недовольно глянул и ткнул указательным пальцем прямо в лицо – Сергей с трудом увернулся.

– Ты наверно думаешь, что я сейчас скажу волшебное слово, и ты поползешь дальше? – Дедушкино лицо неуловимо менялось на глазах, словно кто-то лепил его из вязкой глины неумелыми руками.

Сергей прохрипел что-то, что при желании можно было истолковать как согласие.

Дед засмеялся, хлопая ладонями по бедрам. Немного успокоившись, он положил руки на голову внука.

– Вот что я тебе скажу – ты уже изрядно поднадоел своими просьбами. Более того – мы все устали суетиться вокруг тебя, в ожидании, когда же, наконец, осуществится задуманное. Попробуй хоть разок сделать что-нибудь сам. Как тебе такое предложение?

– Ты не мой дедушка – устало прошептал Сергей, проваливаясь в сладкий омут беспамятства.

Все, что было потом, он даже не успел толком осознать. Словно чья-то сильная рука выдернула его из мягких объятий небытия.

– Ты просто никчемный олух! – проорало божество. – Шевели своей тощей задницей, если не хочешь сдохнуть прямо сейчас. Слушай, что тебе говорят, и не пытайся казаться умнее, чем ты есть на самом деле.

От крика у Сергея побежала кровь из ушей. Он попытался закрыться ладонями, но голос божества звучал в голове. От него невозможно было ни спрятаться, ни скрыться – это он сам орал из последних сил, принимая волю глиняного бога. Выдавая свои желания за чужие. Силы прибывали на глазах, словно прикосновения дедушкиных рук наполнили тело живительной энергией.

– Больно… – выдавил он, крепче сжимая ключ (только бы не расстаться с ним, не потерять).

– Я знаю, знаю… – сменило гнев на милость божество. – Так и должно быть, поверь. Без боли невозможны чудеса – все так и происходит везде и всегда. За все нужно платить, и ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать это, не так ли?

Сергей согласился. Он всматривался в меняющийся силуэт существа. Не того, что пугало его, возясь в пыльном шкафу, нет – оно нашло свое упокоение там, в мире зазеркалья. Просто очередное воплощение божества, его игрушки, дети сырой глины, из которой можно вылепить все, что угодно.

– Впрочем, твой случай не совсем типичен, и я пойду тебе навстречу. Если боль мешает двигаться к цели – почему бы просто не убить ее?

(Это отличная идея, парень – убить ее, сделать так, чтобы она не отвлекала от главного!)

Разве такое возможно, удивился Сергей. Божество, призадумавшись на мгновение, согласилось, что никогда не сталкивалось ни с чем подобным, но, все когда-нибудь начинают, так почему бы, не попробовать и им?

– На самом-то деле, приятель, ты знаешь, что нужно для этого – сладостно проворковало божество, и Сергей, лежа на полу, не мог с ним не согласиться.

Он пополз, свернув с пути. Ножки стульев проплывали мимо, зеленоватый бархат дивана, источал дивный запах старости – наверняка там, внутри, свило гнездо не одно поколение мышей.

Добравшись до буфета, Сергей некоторое время отдыхал, прислушиваясь к боли. Если не обращать внимания на то, что она непереносима, ее вполне можно было бы терпеть, хе-хе…

Потом он пытался подцепить ногтями непослушную дверку. Когда ему это удалось, Сергей отыскал тайничок, в котором нашли упокоение разные чудеса – клочки серой мохнатой пыли, чешуйки лака, отставшие от стенок буфета, и, конечно же, Белый Блум.

Сергей не вытащил – выдрал пузырек, и застыл, сжимая волшебное зелье в руке.

(Встряхни его парень. Встряхни, как следует, и услышишь, – эти маленькие белые горошинки пытаются говорить с тобой.)

Из недр буфета пахнуло удивительнейшим букетом нафталина, лаванды и корицы – как в детстве, когда Сережка замирал, распахнув дверцы, созерцая содержимое. Вот так, однажды, совершенно случайно он обнаружил тайничок, в котором томилась небольшая серовато-голубая нафталиновая таблетка. Для него так и осталось загадкой, кто настоящий хозяин тайника, впрочем это было и неважным – куда интересней оказалось приспособить его под свои нужды.

Ночь уходила, таяла как снег, и Сергей сердцем ощущал как волшебство покидает стены дома. Даже голоса поющих из стен стали тоньше, почти неразличимыми – сквозь них уже явственно пробивалось тарахтение холодильника внизу, которое словно разбавляло тайну деловитой обыденностью дня.

(И если ты вот так и будешь продолжать пялиться на горошинки яда – что ж, каждому свое, и ты заснешь у распахнутого буфета, чтобы проснуться потом в жаркий полдень, старой развалиной, в опустевшем доме, где пятна крови испачкали пол, и как ты думаешь, чем закончится веселая ночка, среди которой ты решил немного проучить непослушную женушку? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что будет дальше. Хей, дружок, мосты сожжены, и не вернуть назад опостылевшие дни, теплой и тоскливой семейной жизни, их нет, и не будет больше, так что если ты решил достичь главного в жизни – не тяни, не разрушай понапрасну все то, что было дано тебе этой волшебной ночью!)

Сергей с трудом сковырнул резиновую пробку остатками ногтей. Он вытряхнул горошины на ладонь, и заворожено уставился на них. Белые вестники смерти, они мирно лежали на ладони, и совсем не казались чем-то страшным, неприятным.

– Я не хочу – Сергей рассматривал яд, словно видел впервые.

– Ты должен сделать это – не унималось божество. – Если ты не убьешь боль, то боль убьет тебя самого. Это нужно сделать, парень – для тебя самого, ведь дело даже не в том, что можно обнаружить себя глубоко под землей, и тогда будут бессмысленными проклятия и угрозы, рассматривай это как очередную преграду на твоем великом пути. Преодолей ее, и забудь – иди вперед, не оглядывайся, не бойся. Пока мы вместе (а это дается мне с каждым разом все тяжелее и тяжелее – сколько можно возиться с таким неблагодарным сукиным сыном?) с тобой не случится ничего такого, что могло бы нарушить наши планы, если ты, конечно, не упрешься и собственными руками не разрушишь все то, над чем мы так долго и упорно работали. Ночь уходит, и у тебя почти не осталось времени – следующая окажется просто темным временем суток, в ней не будет больше волшебства, и каждый раз, ты будешь всматриваться в темноту, кляня себя за глупость, за то, что не решился однажды заглянуть за грань, струсил, когда оставалось всего ничего. Сделай это, парнишка-Сергей и мир будет лежать у твоих ног – ты сам будешь лепить его, словно глину, и никто и ничто не станет помехой. Впрочем, я наверняка повторяюсь – да сколько же можно долдонить одно и то же, не думай, что я буду носиться с тобой, как с писаной торбой. Многие дни уходят в даль, и их не вернуть. Многие дни уходят в даль, и остаются только печаль и сожаление. Тоска об упущенных возможностях, и желание вернуть все назад – вот только знай – это особая ночь, ночь волшебных снов, ночь загадок и тайн, и только в эту ночь совершаются чудеса, не тяни, доверься мне, и ты сам удивишься потом, что был таким глупцом и не замечал очевидного…

Если задержать дыхание, можно услышать, как бьется сердце. Его ритм – ударная партитура в ночном блюзе полуночи, и джазовые синкопы – лишь подтверждение тому, что времени больше нет.

Ночь уходит – бог из глины не врет тебе, осталось совсем немного до того, как зловещий полумрак превратиться в безразличную серую муть, в которой утонут, захлебнутся голоса поющих из стен – существ охраняющих старые стены, и божество уснет навеки там, в царстве глины, чтобы лишь иногда тревожить твой сон малозначащими пустяками.

Решиться труднее всего – куда легче плыть по течению, слушать подсказки и выстраивать жизнь в одну строгую линию, где нет места неожиданностям и превратностям судьбы. Вот только это путь в никуда – он не ведет в страну детских грез, и ты понимаешь это с каждым днем, что отлетает пожелтевшим листом, с каждым днем, что тает как мартовский снег, с каждым днем, что опадает отцветшими цветками яблони, растущей саду – этот ли путь достоин того, чтобы идти по нему?

Быть может, пришло время сделать выбор, – от которого будет зависеть все в твоей маленькой никчемной жизни?

Решайся приятель – на этот раз все зависит только от тебя.

Решай – останешься ли ты жалким неудачником, либо сорвешь самый главный в жизни Джек-пот.

Сделай выбор, пока есть возможность.

Пока не ушла ночь…

Сергей запрокинул голову, и отправил таблетки в рот.

8. Заветное желание Сергея

Глотать было больно. Горошины обожгли небо – Сергей с трудом подавил накатившую рвоту, и безвольно ощутил, как белая смерть начала свой путь. Он отбросил опустевший пузырек (ну и дрянь же) и отполз от буфета. Сзади чуть слышно скрипнула дверка, но Сергей уже обращал внимания на подобные пустяки. Он полз навстречу мечте.

Путь до зеркала он преодолел на одном дыхание, затем задержался. В горле першило, вдобавок закружилась голова, отчего временами он даже не мог сообразить, в какую сторону двигается. Из немыслимой круговерти, взгляд выхватывал знакомые детали интерьера – край шторы, отделяющей библиотеку от коридора, высокая дверь веранды справа и белеющие рейки перил, напротив – впереди самое интересное.

Сергей подполз к перилам. Свесил голову – ступеньки уходили вниз, и казались невероятно огромными. Они словно стали больше, страшнее.

(Хей, приятель, как ты собираешься спускаться по ним – уж не стоя на ломанных – переломанных ножках?)

– Возможно – пробурчал Сергей, и сделал попытку чуть приподняться. – А может быть и нет…

Силы вновь начали оставлять его. Зато голос божества стал громче и отчетливее – сказывалась близость к погребу. Если проползти по ступенькам и не поворачивая на кухню, добраться до прихожей, то можно будет свеситься в отверстие в полу, и поприветствовать хозяина глины…

Черт! Сергей отогнал странную идею, что вплелась в мысли, и попытался сосредоточиться.

Ступеньки, они такие высокие – воспарить бы над ними, и бережно опуститься внизу, не тратя сил и времени – вот только как это сделать половчее?

Сергей перевалился через ступеньку. Он ощупывал руками, (вернее рукой, в которой не было ключа), растрескавшееся дерево, ощущая шляпки гвоздей, отшлифованные так, что почти слились с поверхностью ступеней, прикидывая как бы спуститься, чтобы не вытрясти остатки духа из ставшего немощным тела.

Подтянул ноги, и перевалился на нижнюю ступеньку. От боли заныло в груди. Сергей открывал рот, как огромная, выброшенная на берег рыбина.

Так, еще одна ступенька и…

Рука соскочила, и Сергей перекатился через ступеньки, пронесся над ними, словно метеор и грохнулся вниз, приложившись головой о прохладный, липкий от крови, пол.

В голове что-то вспыхнуло, как будто сгорела пригоршня пороха, опалив нервы. Мир стал невесомым, и начал распадаться на части. Его кусочки отрывались друг от друга, чтобы разлететься в стороны маленькими кометами. Сергей как мог, сдерживал их, но мир не сдавался – он, словно задался целью самоуничтожиться, чтобы только избежать сомнительной компании окровавленного безумца.

Потом накатила рвота. Она выворачивала на изнанку. Белые комочки, наполовину растаявшие, в лужице кровавой слизи – он так и не смог до конца удержать их в себе, но даже того, что осталось, должно было бы хватить на несколько смертей.

Сергей чувствовал – он стоит у самого порога, за которым страх и неизвестность. Он перешагнет его, но только не сейчас, кода до цели остались считанные метры.

Осторожно, стараясь не влезть руками, он прополз по лестничной площадке, касаясь головой развешенной на вешалке одежды. Развернулся, пытаясь сообразить, как преодолеть лестницу, ведущую на кухню.

Половину пути он прополз находясь почти без сознания. Просто в один момент осознал себя скрутившимся в тугой комок боли, тупо созерцающим единственным видящим глазом мельчайшие трещинки перил. Поймав себя за этим занятием, он дернулся было вниз, но потом опомнился, и осторожно продолжил спуск. Каждая ступенька (на этой лестнице они были значительно меньше, но зато величина ступенек компенсировалась их общим числом) отзывалась вспышками тревожной боли.

Еще одна, еще и еще – им казалось, не было конца. Словно чья-то злая воля удлинила лестницу, добавив ступеней, чтобы путь казался интереснее. Чуть позже, Сергей растянулся в проходе, не веря своему счастью – он сумел!

Заполз в кухню, и застыл очарованный – существа в толще стен запели с новой силой – их голоса стали чище и тоньше. Они пели о том, как печально и одиноко, как сердце сжимается от неразделенной тоски, и некому развеять ее…

Потом существа умолкли, и наступила тишина. Сергей двинулся вперед.

Что-то треснуло, и он скорее почувствовал, чем услышал, как дернувшись заработал холодильник. Его тарахтение заполнило кухню, изгнав голоса, и Сергей с тоской понял, что это мистическое очарование ночи уступает обыденности утра.

Нужно было спешить.

Сергей оттолкнулся от пола, пытаясь взобраться в тамбур. Шторы пахли пылью – Сергей нетерпеливо отодвинул ткань, что так и норовила помешать, и уперся локтями в холодный цементный пол. Кряхтя, как старый дед (а впрочем, он чувствовал себя лет на триста, не меньше), Сергей преодолел темное пространство, остановился, пытаясь открыть дверь погреба.

(Только не это!)

Дверь не открывалась, она оставалась равнодушной к попыткам открыть ее. Несмотря на почтенный возраст, она исправно несла службу. Сергей пытался поддеть пальцами непослушный кусок дерева, но с таким же успехом можно было бы царапать стену.

Сергей уперся плечом, чувствуя, как по щеке скатилась первая слеза. Иногда случаются неприятные вещи – ты двигаешься навстречу цели, и в один прекрасный момент, какая-нибудь чепуха испортит все.

Он заплакал, не в силах превозмочь боль и отчаяние. И даже существа, замурованные в стенах дома, озадаченно смолкли, ожидая, каким же будет исход.

– Дружок, тебе придется встать на ножки – с притворным сожалением вздохнуло божество.

(О нет, только не сейчас. Ему худо и без этих гребаных подвигов, которыми так была полна эта чудная ночь!)

– Ну-ка вытри слезы, сопляк! – отец подошел неслышно. Он схватил Сергея за руку, и тот взвыл, ощутив прикосновения (когтей!) сильных пальцев. Хватка у папаши была что надо! Отец потянул его вверх, и Сергей, подвывая от боли, послушно встал на ноги.

Тихий хруст, приглушенный стон и очертания двери, смазанные небрежным движением художника, рисующего этот нечеткий мир. Сергей с трудом нащупал ручку и с силой надвил – что-то щелкнуло там, внутри старого замка и дверь распахнулась. Сергей ввалился в погреб, и не удержавшись снова грохнулся на пол. Сил кричать не было, только из горла вырвался наполовину стон – наполовину свист. А еще он забыл включить свет, отчего в погребе было темно, хоть глаз выколи – Сергей натыкался руками на банки, щепки и прочий мусор, что оказался в изобилии рассыпан на полу погреба. Сергей пополз туда, где тьма была наиболее осязаема – она клубилась черными тучами и лишь серебряный отсвет из окошка вверху, проходя сквозь толстый слой паутины и пыли, хоть немного разбавлял ее.

Потом он начал терять жизнь – она буквально выходила из него, просачиваясь сквозь многочисленные порезы и раны, вытекала кровью и гноем, свистящим дыханием, – белые горошины знали свое дело. Сергей почувствовал как грудь начала судорожно подергиваться, словно решила выдавить из себя немного веселья. Цель все больше отдалялась от него – та заветная, дальняя стена погреба откатывалась, оставляя борозды в земляном полу, отплевываясь щепками и ржавыми жестянками, огрызаясь осколками банок – Сергей поранил несколько пальцев, пытаясь подтянуть ставшее грузным тело, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к заветным дверкам.

Почуяв неладное, он попытался позвать божество, но вместо голоса из горла выходило нераздельное бормотание, бульканье – мир продолжил выдавливать его из себя.

Цель была близка. Он с грохотом взобрался на фанерный щит (последний свалился оземь в тот самый миг, когда Сергей ворвался в погреб – наверняка божество решило немного подыграть ему, вмешавшись в естественный ход событий, а может быть всему виной был обычный сквозняк, кто знает…), пополз по нему, чувствуя как каждое движение отдается потрескиванием пересохшей древесины.

Несколько последующих мгновений показались вечностью – он оставался на месте, скользя, рыча от нетерпения. Больше всего на свете он боялся, что из всей этой затеи ничего не получится. Там, за железными дверками – просто все та же темнота и сырость, и все что он найдет там – следы своего пребывания, когда он ворочался в глиняном чреве погреба, приняв за действительность голоса, звучащие в голове.

А потом он дотронулся до дверцы, и взамен нечто легонько коснулось разума, что-то выискивая там, перебирая мысли и воспоминания…

– Мама, а когда придет папа?

– Спи, уже поздно…

– Он придет, мама?

– Закрывай глазки, все будет хорошо.

Сергей лежал на боку, одной рукой сжимая заветный ключ, другой, прикасаясь к холодному металлу дверей, от которого исходила легкая вибрация. Голос божества стал сильнее, он окреп, заглушил пение существ, и серебряный лунный звон казался мышиным писком.

Голос вещал, рассказывал, что нужно делать:

– Ну же, глупыш, это так просто – чуток приподнимись и вставь ключ в замок. Там, за дверками все то, что ты так долго ждал…

Он убаюкивал, несмотря на звенящие нотки ярости, что проскакивали между ласковыми словами. Сергей с трудом удержался, чтобы не заплакать вновь. Ему было так худо, как никогда – хуже даже чем тогда, когда он сжимал онемевшими пальцами обжигающий металл в холодном, глубоком колодце, хуже, чем тогда, когда он вслушивался в ночь, замирая от каждого шороха, идущего из старого, покосившегося шкафа. Мир, отчаявшись избавиться от него, уходил сам, становясь похожим на решето, где в пугающую реальность, вплелись маленькие островки мглы, в которых не было ничего, еще немного, и Сергей останется сам, в окружении звенящей темноты, в преддверии тайны, до которой не хватило самой малости.

Сергей заставил себя, вернуться в реальность темного погреба, в эти опостылевшие, покрытые паутиной стены. Он просунул пальцы в щель между дверцами. Подтащил себя поближе. Вибрация усилилась, так же как и голос. Сергей сумел встать на колени, кое-как нащупал замочную скважину, и вставил трясущейся рукой ключ.

Вернее попытался – ключ не подходил.

(А с чего ты взял, что это именно тот самый ключ? Мало ли какое барахло копилось в коробке из-под обуви?)

– Нет! – ошарашено прошептал он, и попробовал надавить сильнее.

Гребаный ключ не влезал в замочную скважину!!!

Возможно этот ключ и в самом деле, от этого замка, но ведь прошло столько лет, наверняка все его металлические внутренности превратились в ржавую труху? Может быть – но замок совсем не был похож на поржавевшего доходягу, и внушал уважение размерами. Сергей пробовал и так и этак – замок не желал принимать ключ.

Потом он лежал на фанерном щите, рассматривая покрытый паутиной потолок. Там, за дверцами ждала награда – теперь он был в этом уверен. Когда он прислонил ухо к одной из дверок, то услышал тихий гул, словно там работал какой-то древний механизм. В ровное гудение вплетались скрежетание и металлические стоны – этот неведомый механизм казалось, доживает последние минуты, и Сергей знал, что было тому причиной.

Ночь заканчивалась, он чувствовал, что вот-вот произойдет то, чего он так страшился – тьма пропадет, развеется и вместе с ней исчезнут без следа тайна и волшебство – уже сейчас они сходили на нет, и можно было ощутить, как они покидают стены старого дома.

– А чего ты ожидал? – равнодушно осведомилось божество. – Ты думал, тебе принесут на блюдечке то, о чем можно только мечтать?

– Но я же делал все, о чем ты только просил! – простонал Сергей, поражаясь тому, насколько ослаб – он с трудом шевелил опухшим языком. В глазах двоилось, троилось, очертания погреба расплывались кровавыми кругами.

Божество рассмеялось. Его смех был похож на воронье карканье – оно откровенно наслаждалось ситуацией.

– Мне еще не доводилось встречать таких наглецов, ей-бо – только посмотри на себя! Все что ты делал – делал в первую очередь для себя. Или ты решил, что мне интересны твои убогие желания? Все, что способен родить твой умишко – лишь тени НАСТОЯЩИХ желаний. И ты думаешь, что небеса распахнутся навстречу, и ангелы вострубят, приветствуя нового героя? Нет, приятель – твой удел боль и сумерки – ты неудачник, неспособный на чудо, ты недостоин его… Все что ты можешь – лишь пьяно махать водопроводной трубой, не удосужившись разобраться до конца с непослушной женушкой. Те не из тех, кто идет до конца – посмотри на себя, ты, жалкое ничтожество – ты свернулся калачом, в шаге от того, к чему шел всю жизнь. Для тебя же будет лучше, если ты останешься здесь. Смотри же – ночь на исходе, и ты проводишь ее взглядом, полным сожаления. Эта ночь не твоя приятель, так что можешь либо оставаться здесь, на пороге, либо валить ко всем чертям – или ты решил, что тебе здесь рады? Ты просто тупой сукин сын, что вообразил себя невесть кем!!!

Сергей слушал глиняного бога, холодея от ужаса.

(Тебя в который раз поимели, приятель, и на этот раз ты проиграл!)

Рвота подкатила острым комком боли – она вывернула наизнанку, и кровавая пена была подтверждением тому, что эта ночь будет последней.

И ночь охотно приняла его к себе. Она стала слаще сиропа, нежнее пуха – обняла, убаюкала, забрала в плен…

Там, где много снов, казалось возможным все – любые желания обретали плоть, становились явью, но кому как не тебе знать, что все это обман, ожившие картинки, которые при первой же возможности снова застынут, станут неподвижными, пугающим!

(Ты знаешь…)

Он сжимал бесполезный ключ, и отрешенно наблюдал, как жизнь выходит из его измученного тела. Потом он что есть силы, зашвырнул его в противоположный угол погреба. Маленькая золотистая искорка унеслась прочь, на миг блеснула и тут же растаяла – ключ укоризненно звякнул отскакивая от стены, и затерялся во тьме.

Все в один миг стало ненужным, лишним. И даже голос божества, который не желал оставить его одного.

– Ты не достоин, дотянуться до неба, ощутить его свежесть. Ты не сможешь целовать облака, и мчаться холодным вихрем, сбрасывая листву с деревьев, пугая прохожих. Твой удел – паутина и сумерки. Не тебе заглянуть за дверцы. Все на что ты был способен – дрожа от нетерпения сорвать несчастную крышку с другой стороны. И ты надеялся, что вот так, запросто поимеешь чудо? Нет, малыш, чудо нужно заслужить. Ты сдался, отказался заглянуть за грань, – так чего же ты теперь хочешь? Чудо не упадет само в руки, оно не продажная шлюха – его не так-то просто обвести вокруг пальца…

– Что тебе нужно? – взмолился Сергей. – Я все делал так, как ты учил… – он плакал, размазывая по лицу кровавую грязь. Чешуйки подсохшего гноя отлетали, обнажая сочащиеся сукровицей ранки.

От боли Сергей на миг потерял голос – она прошлась по скорченному телу, сжарила, спалила заживо, скрутила в узел.

– Уйди, уйди… – Он ворочался, словно с него содрали кожу – не контролируя себя, ослепленный, жаждущий только одного – поскорее бы закончилась эта мука.

– О, как пташечка запела! – насмешливо заметило божество. – Я могу слушать бесконечно, твои пассажи…

Сергей заворочался, засучил ногами, лист фанеры пропитался кровью, и стал скользким. Божество с интересом наблюдало, даже не пытаясь помочь.

А потом, он зажмурился, и закричал, теряя голос. Он кричал, и сырые стены погреба поглотили крик, насыщаясь, впитывая…

– Да, да!!! – Кричал глиняный бог, набирая сил, возвращая потраченное… – Еще, малыш, сильнее!

Сергей оттолкнулся спиной, привставая – он развернулся, и что есть силы ударил по дверцам, чувствуя как вскипает в жилах ярость, ему хотелось сорвать их с петель, и топтать, топтать, бить кулаками, разбивая кости, с пьянящим восторгом, чтобы видеть как прогибается под его ударами металл, и это придавало сил – он бил как заведенный, и гул и вибрация, там, за ними, нарастали вместе с криком, он сорвет их ко всем чертям, и отбросит прочь, и ворвется туда, куда так долго стремился попасть – это его ночь, его время, и даже гребаное божество не в силах помешать ему сейчас, и если оно решится встать на пути – видит бог, ему нечего терять, так что пусть это время останется временем, когда исполняются все желания, кто бы их не загадал…

Он срывал боль и отчаяние, вбивал их в холодное железо, оставляя вмятины. Огромные хлопья ржавчины ссыпались хлопьями, пачкая руки – Сергей превратился в озверевшее существо, он бесновался, пытаясь проникнуть в запретное место…

Крик стих, и Сергей почувствовал странное умиротворение, как будто вместе с криком из него ушли боль и ненависть, страх и неуверенность.

В наступившей тишине, раздался отчетливый щелчок, Сергей поднял голову. Неприступный замок сдался – он висел на дужке, чуть поблескивая стальной улыбкой, словно приветствуя победителя.

(Хей, парень – зачем столько шума? Я обычный старый замок, и как ты недавно верно заметил – мои внутренности давно превратились в ржавую труху. Стоило так нервничать? Достаточно было ударить посильнее, и я к твоим услугам, приятель…)

Сергей замер, не веря самому себе – замок открылся сам собой.

– Ну, вот и все, дружок – тихо молвило божество, и Сергей с удивлением заметил перемены в его голосе. Если раньше его голос звенел сталью, сочился насмешкой и злорадством, то теперь он был торжественно печальным, словно они вместе прошли долгий путь, и теперь в самом конце этого трудного, полного приключений пути, должны были расстаться.

– Все так – ответил глиняный бог – здесь наши дороги расходятся. Каждому свое… Меня ждут покой и безмятежность – повелитель глины выполнил свое предназначение. Я был с тобой с самого начала, с того самого мига, как ты выдумал меня однажды – я до сих пор помню каждое мгновение того летнего утра. Ты простучал фанерный щит, даже не пытаясь вспомнить о том, что было раньше на том самом месте – ступеньки, ведущие из сырой осени в жаркое лето. Память хранила эти воспоминания, не давая тебе возможности окунуться в них, чтобы это не стало для тебя слишком большим потрясением. Ты сразу же понял, что по ту сторону щита – лишь продолжение погреба, и крышка в прихожей скрывает его волшебную темноту от слишком любопытных взглядов. И это действительно так – волшебство настоялось во тьме, и выросло вместе с тобой, чтобы одной прекрасной ночью явить тебе свое великолепие.

Стены погреба вздрогнули, и Сергей сумел различить, как по ним прошли глубокие трещины – существа, замурованные в них, выбирались наружу. Еще немного, и они предстанут пред ним во всей красе, и споют последнюю песню в его жизни…

– Не бойся – продолжило божество. – Нет никого в этих старых стенах, а голоса существ – что ж иногда воображение способно подменить творить чудеса, хотя если бы ты очень захотел того, кто знает – возможно, поющие из стен однажды вкусили бы от плоти твоей, но не думаю, что это привело бы тебя в восторг, не так ли?

Сергей кивнул. В горле першило, но мир становился на место, и ночь уже готовилась покинуть погреб.

– Ты ненавидишь меня? – спросил он.

– Возможно… – согласилось божество. – Ожидание было долгим. Все эти годы мне думалось только об одном – о волшебной ночи, когда каждый обретет то, что заслуживает. Ты слышал мой голос, долгими ночами, когда лежал без сна, но не очень-то спешил… Но теперь… мне даже немного жаль, что наш путь подходит к концу. Как только ты пройдешь этими дверьми – я исчезну. Стану тем, чем есть – обычной глиной, из которой делают свистульки – таков мой удел. Ты придумал меня однажды, надеясь, что я смогу помочь тебе исполнить все мечты – так и произошло.

– Но для чего, все это… ключ, и остальное? – Сергей уже не кричал, шептал, из последних сил. Мир становился на место, но ему казалось, что в этом мире не будет места для него самого – Белый Блум знал свое дело…

– Так было нужно, малыш – мягко ответило божество. – Ты мог бы спилить этот замок ко всем чертям, но что бы ты нашел за ним? Тот же самый погреб, в который можно попасть из прихожей, стоит лишь сорвать крышку, а это ведь не то, что нужно тебе. Я был с тобой, уговаривал (видит бог, как мне иногда хотелось, чтобы поющие из стен разорвали тебя, упрямого сукина сына, на кровавые шматки…), терпел все твои причуды и прихоти, иногда, не скрою, приходилось давать хорошего пинка, чтобы ты шевелил задницей как следует, не ленился и не натворил глупостей. Вытирал сопли, когда тебе становилось невмоготу от жалости к самому себе, но теперь ты уже не то слюнявое ничтожество, каким был вначале. Посмотри на себя – ты стал мужчиной, который точно знает, чего хочет. Только так, ты сможешь заглянуть за дверки, только так, не иначе… А ключ… ключ еще пригодится тебе, малыш – вот увидишь…

Тишина обрела плоть, сгустилась, стала осязаемой.

– И что теперь? – нарушил ее хриплый голос Сергея.

– Теперь ты получишь все, о чем только можно мечтать? – отозвался глиняный бог. – Я достаточно рассказывал тебе о том, что за этими старыми дверками…

– Ступени… – выдохнул Сергей.

– Да – просто ответило божество. – Девять ступенек, по которым ты поднимешься, а все остальное будет зависеть от тебя, от твоих желаний.

(У тебя же найдется пара-тройка желаний, парень?)

– Даже не сомневайся – криво ухмыльнулся Сергей.

– Точно! – довольно хмыкнуло глиняный бог. – Я никогда не сомневался в том, что ты тот еще сукин сын, так что давай, не медли…

Сергей кивнул. Он развернулся, потянулся к замку, и по-прежнему не веря, что удача вновь повернулась к нему лицом, вытащил дужку из скобок. Дверки чуть колыхнулись, из щели между ними подуло сквозняком. Сергей отбросил замок – тот ударился о фанеру, недовольно звякнув проржавевшими внутренностями, и в этот миг ночь стала уходить. Она выбиралась из щелей, и за мгновение до того, как она собралась покинуть стены дома, Сергей, даже не надеясь на чудо, попросил:

– Останови ее…

– Если захочешь, она будет вечной! – твердо ответило божество. – Но это уже не важно, поверь. Там, за дверками, тебя ждет летнее утро, и солнце, и ветер…

Сергей промолчал. Боль на мгновение вернулась, словно пробуя силы, и тут же пропала – похоже ему удалось убить ее, пусть и вместе с собой. Он протянул руку, чтобы открыть дверцы, но мир дернулся и встал на место с прощальным щелчком. В окошке под потолком заалел восход, и солнечные лучи заискрились, заиграли в пыльной паутине.