Текст книги "Бог из глины"

Автор книги: Иннокентий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

9. Существо, которое живет в шкафу

Колокольчики висели над дверью, и каждый раз, когда кто-нибудь входил или выходил из дома, они звонили чистыми переливами серебра, изгоняя, если верить поверьям, нечистую силу. Пятилетний Сережка играл в своей комнате, надеясь, что колокольчики зазвонят не скоро. Когда они звенели, это означало, скорее всего, одно – вернулся отец, и нужно будет забиться как можно подальше, чтобы не дай бог, не подвернуться ему под руку. Обычно отец приходил не в духе, и почти каждый вечер заканчивался приличной трепкой, причем доставалось и ему, и маме.

Каждый раз Сережка замирал, слыша, как тихий звон растворяется в тишине прихожей, и грузные шаги приближаются к двери.

– Ну что вы тут, умерли все? Отец пришел, а никому до этого и дела нет, а?

Там за дверью, мама суетливо подбегала к мужу и помогала раздеться. Она вела его на кухню, где на столе уже дымился в тарелке обжигающий борщ, и стояла запотевшая бутылка водки.

Потом Мама испуганно заглядывала в детскую, и тихонько шептала, отводя глаза:

– Сережа, папа пришел. Иди, поздоровайся…

Сережка неохотно вставал. По правде, говоря, ему совершенно не хотелось встречаться с отцом, более того он был бы просто счастлив никогда не попадаться ему на глаза. Было бы просто отлично, если бы отец даже и не подозревал о его существовании. Тем не менее, Сережка знал, каким будет наказание за пренебрежение отцовской любовью.

– Привет папа.

Отец угрюмо кивал, не поднимая глаз от тарелки. Он глотал горячий борщ, не забывая время от времени наполнять рюмку водкой. Сергей не представлял, как можно пить такую гадость. Однажды отец, обратил внимание, как Сережка заинтересованно смотрит на бутылку, и решил предоставить сыну возможность отведать запретного напитка. Он налил полную рюмку и протянул Сережке.

– Толик может не надо?.. – Робко начала мама, и осеклась под тяжелым взглядом мужа.

– Сразу пей, одним махом – посоветовал отец, и пристально взглянул прямо в глаза, испуганному сыну.

Сережка глотнул бесцветную жидкость, и через секунду, словно что-то ворвалось у него прямо в горле. Он выблевал водку с остатками обеда прямо на стол. Слезы катились градом, он мотал головой не в силах даже вдохнуть.

Отец вскочил, и со злостью тыкнул Сережку носом прямо в блевотину.

– Ты что это паршивец удумал? Ты это нарочно, да? Да я тебя…

Отец замахнулся. Сережка зарыдал, и сжался, в ожидании удара. Однако отец сдержался и только выругался сквозь зубы. Мама, все это время сидела рядом с опущенной головой, не смея сказать ни слова. Отец криво ухмыльнулся, налил еще водки, и поднес к носу Сережки рюмку, полную до краев:

– Ну что сосунок? Хочешь еще? Думал отец от большого удовольствия эту дрянь пьет?

У Сережки хватило сил только мотнуть головой. Дыхание возвращалось с трудом. Отец шумно выпил, было видно, как задергался его кадык, принимая спиртное. Он со стуком поставил рюмку на заблеванный стол, и направился к выходу.

У самых дверей он обернулся и коротко кивнул матери:

– Убери…

Сережкино детство прошло, оставив только сизый туман, в котором поддергивались завешенные пленкой страха отдельные картинки. Они плавали в тумане, ожидая, пока память вернется в давно забытые деньки.

Давай паренек, копни глубже, и тебе вряд ли понравится то, что ты можешь увидеть. Было бы желание… вспомнить…

Вот пьяный отец толкает входную дверь, вваливается в дом. Колокольчики звенят, приглашая окунуться в качающийся мир. Он некоторое время стоит в прихожей, пытаясь сфокусировать свой взгляд на домочадцах, пьяно щурится, покачиваясь, с трудом удерживая равновесие. Его глаза бегают, тяжелые морщины перерезают лоб. О, Сережка знает, что это означает…

– И… я вас, вам… – шепчет отец. Он делает первый шаг, чуть не падает при этом. Сережка прижимается к маме, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать. Плакать нельзя, ни в коем случае…

Когда отец видел слезы, он менялся. Словно падала маска с его лица, открывая другую сущность. И эта его часть была отнюдь не самой лучшей, какую только можно было представить.

Мама суетится вокруг отца, помогая раздеться. Сережка осторожно, на цыпочках крадется назад в детскую. Возможно, отцу будет не до него. Вот уже дверь его комнаты совсем близко. Еще два шага и…

– А где мой сын? – Вопрошает отец, и его кулак с силой бьет об стену – где этот маленький паршивец? Почему не встречает отца?

Сережка вздрагивает. Он знает, что это не отец, это просто какое-то чудовище на время заняло его тело, чтобы мучить Сережку. Просто чудовище. Страшило, которое поднялось из подземных глубин, где гадко, сыро и пахнет (смертью, сынок, вот чем там пахнет) глиной.

Кулак снова бьет стену, на ней остается отпечаток.

– Или он не рад меня видеть? – чудовище топает грязными ногами, пачкая подстилку, приближаясь к детской.

Сережка останавливается, как вкопанный. Бежать нельзя. Закрыться в своей комнате тоже. Не получится переждать кошмар, чудовище, так похожее на его отца, никогда не допустит этого…

Картинки детства меняются, накладываются друг на друга.

Вот Сережке пять лет. Отец бросил пить. Он ходит темнее тучи, и ищет на ком бы сорвать свой гнев. Выбросить избыток злости, что пожирает его зеленоватым пламенем. Эту жажду не утолить водой. И Сережка, и отец, и мама – все это понимают. Так же как понимают, что это когда-нибудь произойдет, сжатая пружина рано или поздно распрямится, и тогда…

(О, дорогие мои, вы даже не представляете, что может случиться!)

Недалеко, за городом расположился заброшенный карьер, в котором когда-то добывали глину. Отец принес оттуда домой кусок рыжей глины, и жует, отщипывая маленькие кусочки, пытаясь хоть как-то отвлечься. Кусок глины лежит на подоконнике, и Сережка, иногда, украдкой, подходит к окну, чтобы ткнуть пальцем в мягкую податливую поверхность. Отец жует глину, но и она не приносит ему облегчения. Жажда остается такой же сильной, и только одно может утолить ее.

Колокольчики звенят, надрываясь, стараясь изо всех сил. Дверь словно вышибает, и чудовище вырастает на пороге. Оно жует глину, хитро посматривая на притихшую супругу с сыном. Взгляд его нехороший, оценивающий. Словно чудовище еще не решило, как ему поступить с ними.

О да, ребята, сейчас будет немного веселья. Мы славно позабавимся, вот увидите…

Глазки щелочки, глазки бусинки. Море веселья, закипающего в пьяной страсти. Сейчас ребятки, все будет тип-топ.

Картинка мутнеет, стараясь уйти за горизонт восприятия. Отгородить слабый детский разум благословенной пеленой.

(И нечего тут смотреть, парень, иди-ка в свою комнату, дойдет очередь и до тебя…)

Сережка сидит в комнате, баюкая плюшевого медвежонка, стараясь не слышать звуки, которые раздаются за неплотно прикрытой дверью. Там звуки уларов чередуются прерывистым плачем и тяжелым сопением. Звенит посуда, крики врываются в уши.

Мишка, мишка, плюшевый друг. Маленькая рука гладит игрушку, стараясь отгородиться от всего, нырнуть в плюшевое тепло.

Скрипит дверь, и полоса света падает в комнату. На пороге силуэт. Это пришло чудовище-страшило. Оно пришло за Сережкой. Сильные руки тянутся к ребенку, чтобы…

(Сжать, сдавить, разорвать на мелкие клочки…)

… наказать, как следует. Вбить в эту маленькую непослушную головенку хоть немного житейской мудрости. Совсем немного. Проучить как следует гаденыша, для его же собственного блага!

Дикий детский крик наполняет комнату…

Сережка не помнил точно, когда существо впервые вошло в его жизнь, выйдя из-за дверки шкафа. Было это до того, как отец оставил их, исчез неизвестно где, принеся относительное чувство облегчения, и тревожного ожидания. Мама переживала, ей не хватало (чудовища-страшилы, вот чего ей не хватало пацан), отца, его сильных рук, но старалась не подавать виду, как ей тяжело одной воспитывать ребенка. Колокольчики молчали, но Сережка знал, что рано или поздно они зазвенят, и дверь откроется ударом ноги, а на пороге тьма очертит силуэт существа.

Тем не менее, днем Сережка жил ощущением несказанной свободы, свалившейся как снег на голову. Но ночью, наступало время существа, это особое время. Время, когда детский разум сжимался в испуганную горошинку страха. Время, когда картинки детства были покрыты белесой пеленой ужаса.

Еще малыш? Как насчет интересных, щекочущих нервы воспоминаний. О, их найдется немало на твоей полке. Нужно только выбрать те, что подходят тебе.

Ночь, тьма, тишина…

Страх затаился во тьме, проступая сизыми пятнами на черной поверхности полуночи.

Страх затаился во тьме, выпуская тонкие щупальца в мысли.

Страх затаился во тьме, ожидая свое время, чтобы в тот миг, когда часы пробьют полночь, выбраться наружу.

Срииппп…

Дверь тихонько открывается, выпуская существо. Шлепая ногами, царапая когтями пол, оно подбирается все ближе и ближе. Его глаза горят в темноте, словно два прожектора пытаются нащупать твой силуэт.

Ты не спишь. Ты никогда не спишь, зная, что оно рядом. Хотя быть может это всего лишь сон? Кошмар, что снится каждую ночь. Кто знает? Существо могло бы ответить на этот вопрос, но оно не будет делать этого. У него сейчас другие заботы – нащупать под одеялом мягкое детское тельце.

Сжавшись в тугой комок, накрывшись толстым одеялом, ты пытаешься не дышать. Сердце выбивает неровный ритм, в висках стучат молотки. Они стучат очень громко, но еще громче царапающий звук когтей. Вот-вот, сейчас, малыш, я уже почти рядом.

Существо приближается, приплясывая на месте от нетерпения. Ты слышишь, как оно тихонько напевает свою колыбельную:

 
   Поздняя минутка, ты не спишь малютка
   Существо приходит, сны тебе приводит
   Спи малыш, не бойся
   Простыней накройся
   Пусть сомненья гложут – это не поможет
 

Оно крадется по комнате, и ты отчетливо слышишь его шаги.

– Спи малыш, не бойся. Я уже рядом. Мы славно позабавимся с тобой, только засыпай. Я помогу тебе заснуть…

Топ-тот, все ближе и ближе. Существо проголодалось. Оно питается твоими снами, а может быть страхом…

А может быть ему просто нужно немного мяса?

Существо довольно потирает руки, в предвкушении трапезы:

– Мы славно поработали и славно отдохнем. Сладкие детские косточки. М-ммм. Сахарные, сочные…

Существо причмокивает, перекатывая во рту маленькие глиняные шарики. Оно жует глину, оно всегда жует ее.

Все ближе и ближе. Одеяло не спасет от него, но ты пытаешься укутаться плотнее в бесполезную ткань, наивно полагая, что существо не найдет твою плоть. Как ты ошибаешься, малыш!

Вот оно уже совсем близко. Слышишь, как оно облизывается?

Чьи-то костлявые лапы шарят под одеялом, нащупывая добычу. Ты вздрагиваешь от омерзения, когда острые когти касаются твоего тела. Еще немного и…

Крик. Громкий, опустошающий. Ты кричишь так, что еще немного и потеряешь голос навсегда. В ушах начинает звенеть, и ты понимаешь, что глохнешь от собственного крика.

Чьи-то быстрые шаги – это существо пытается ускользнуть за спасительную дверцу, а, может быть, мама спешит в спальню, чтобы успокоить ребенка, которому приснился кошмар. Взрослые не верят в детские страхи. Когда-то они тоже были детьми, но не любят вспоминать об этом. Они пытаются отгородиться от блеклых воспоминаний работой или семьей, забыть, проклясть ту часть жизни, которая осталась где-то за порогом.

– Сереженька, все хорошо, мой маленький…

Ласковые мамины руки гладят, успокаивают, уносят из тьмы кошмарных сновидений, накрывая ласковыми касаниями сжатую от страха оболочку. Ты трясешься мелкой дрожью, выбивая зубами рваный ритм страха. Ты знаешь, что, как только тьма снова вступит в свои права, и стихнут мамины шаги, тихонько скрипнет дверца и оно, недовольно бурча, причмокивая глиняным ртом, начнет подбираться к твоей постели…

– Сереженька – оно кривляется, пытаясь подражать маминому голосу, пропуская сквозь мерзкую глотку такие родные, знакомые интонации.

Его шаги – ближе и ближе.

– Сережа, Сереженька… существо нетерпеливо, оно уже устало ждать. Ему хочется поскорее вонзить острые клыки в сочную мякоть.

Ты всхлипываешь, чувствуя, как острые спазмы пронзают грудь, не давая родиться крику. Тихонько подвывая от ужаса, ты сжимаешь кулаки, в ожидании своей участи.

Ближе. Еще…

Вот оно уже рядом, шарит под одеялом.

– Поваляюсь в косточках. Они сочные, сладкие… М-мммм.

Существо пускает слюни – оно голодно.

Ты вдыхаешь воздух, и понимаешь, что не можешь выдохнуть обратно. Тьма накрывает с головой и швыряет далеко за пределы возможного…

Картинка мутнеет, пропадает. Детская рука сминает ее и зашвыривает как можно дальше, чтобы никогда не возвращаться к прошлому. Плохому прошлому – страшному детству.

Ты просыпаешься…

Утро.

Начало нового дня, концом которого будет ночь. Длинная. Бесконечно долгая ночь.

Луна, заглядывающая в окно. Тьма…

И существо.

То, чего ты боишься больше всего.

То, что ожидает тебя за поворотом.

То, что живет в тебе, занимая часть рассудка.

То, что живет за дверкой шкафа.

То, что приходит к тебе каждую ночь…

Глиняный бог, живущий в подвале. Существа, замурованные в толще стен. Рваные тени, косо смотрящие в разные стороны. Тонкий серебряный писк козодоя. Музыка дождя – цвет смерти…

День и ночь. Свет и тьма. Две половинки разума, которые не могут соединиться в одно целое. Детские страхи и надежды. Тонкие стенки, которые ты возводишь одну за другой, чтобы отгородить прошлое. Похоронить его. Закопать.

Сережка старался не спрашивать, куда делся отец. А мама никогда не заводила первой разговор на эту тему, и всякий раз, когда речь заходила за непутевого супруга, она вздрагивала и переводила разговор в другое русло.

А потом Сережка вырос и благополучно забыл об этих картинках. Остались только колокольчики, которые звонили, не часто, нет – только тогда когда это было необходимо. Но когда они звонили (о, когда они звонили…), это означало только одно…

(Смерть малыш скалится гнилой улыбкой, мечтая заполучить тебя в костлявые объятия)

… что-то плохое будет, парень, очень плохое. Если не с тобой, то с теми, кого ты хорошо знаешь.

И осталось существо, которое приходило в гости, пытаясь поймать Сережку.

Оно пропадало, иногда забывая про него на долгие месяцы счастья, чтобы вернуться потом, как возвращаются дождливая осень, сменяя жаркое лето.

Существо пропало после того, как Сережка оказал деду небольшую услугу. А может быть, виновато было в том ушедшее детство, кто знает. Он вырос и решил, что сможет забыть детские страхи, даже не догадываясь о том, что существо никуда не пропало, оно лишь затаилось на время, поджидая удобный момент…

10. Зимний сон

Тещу уложили спать в библиотеке. Диван оказался жестковат для ее грузного тела. Тесть согласился переночевать в зале.

Мария Сергеевна некоторое время ворочалась на пружинной кровати, потом словно провалилась в темноту. Мягкое гудение газового обогревателя затащило в сонную страну зимних грез.

Темнота рассеивалась, опадала клочьями. Марию Сергеевну словно несло по воздуху. Издали она увидела огромное поле, на нем росли розы. Цветы тихонько покачивались в такт ее шумному дыханию. Посредине поля Мария Сергеевна увидела дом. Он напугал ее. Причудливые готические башенки, обвивший стены плющ, старинный флюгер, намертво застывший в одном направлении…

Тишина и шепот наполняли пространство тоской. Мария Сергеевна прислушалась, и поняла, что шепчут цветы. Они звали ее по имени, приглашая окунуться в розовое забвение. А еще она поняла, что, несмотря на флюгер и башенки, это был дом, в который переехали дети, и в котором она сейчас сладко спала.

(Просто в этом мире все немножко не так…)

Она стояла на окраине поля, не решаясь сделать первый шаг.

Цветы звали, покачиваясь, гипнотизируя тысячей голосов. Мария Сергеевна пригляделась, и увидела извилистую тропинку, которая начиналась у ног и вела, петляя к дому.

Мария Сергеевна сделала первый шаг.

(Давай детка… все ждут только тебя)

Она шла по тропинке, и громада дома вырастала впереди, закрывая черное небо, на котором тучи собрались вместе, рисуя причудливый орнамент. Она шла, стараясь не касаться роз, которые тянули к ней свои шипы, чтобы (вонзиться в ее плоть и высосать жизнь, медленно, капля за каплей) прикоснуться к ней ласковым бархатом, поделиться страстью.

Подойдя к дому, она толкнула дверь и услышала тихий звон колокольчиков.

В прихожей было темно, только в полу светился тусклый квадрат. Свет идет снизу, – поняла она, и осторожно, стараясь не наступить, обошла светящийся контур. Что-то шумно вздохнуло там, внизу, и Мария Сергеевна, против воли, ускорила шаг. В спину дохнуло омерзительной, влажной гнилью, и чей-то утробный голос неразборчиво проворчал ругательство.

Мария Сергеевна закрыла уши и шагнула в коридор. Две лестницы уходили вперед, только одна из них вела наверх, другая вниз. Мария Сергеевна, покачала головой – внизу было темно и холодно, она не собиралась окунаться в глиняные сумерки и поэтому выбрала лестницу, ведущую наверх. Поднимаясь по ступеням, она слышал поскрипывание и стон.

Эти ступеньки живые, с ужасом поняла она и острая игла внезапного знания кольнула ее:

– Не только ступеньки, весь дом живой…

(И не очень-то тебе здесь рады, крошка…)

Она прошла мимо зеркала, в котором отразился мутный, смазанный женский силуэт. Мария Сергеевна уставилась на выцветшую амальгаму – в зеркале исказилась ее полная фигура. Она махнула рукой – двойник в зеркале, только лениво дернулся, словно не желая тратить время. Мария Сергеевна тихонько охнула и попятилась. Зеркало на мгновение вспыхнуло желтоватым свечением, отразив маленькую девочку, в коричневой школьной форме, с белым передничком, и покрылось темной непрозрачной пленкой.

Мария Сергеевна повернулась к строптивому зеркалу спиной и пошла вперед. Дверь слева, это детская, шторы справа – библиотека.

Она развела шторы руками, и вошла в комнату. В мерном гудении обогревателя было какое-то неземное спокойствие. Зеленоватое пламя било из латунных форсунок, освещая спящую женщину, которая завернувшуюся в плотное одеяло. Мария Сергеевна наклонилась над кроватью, и узнала себя.

(Это сон, – здесь все возможно, и не стоит удивляться разным пустякам…)

Колокольчики в прихожей снова звякнули, и Мария Сергеевна услышала шаги. Кто-то крался по дому, приближаясь к ней. Вот тихонько заскрипели ступени. К звукам шагов прибавилось тихое царапание.

(Это когти царапают пол, вот потерпи немного, и сама все увидишь!)

Шаги приближались нарочито медленно. Словно незваный гость наслаждался ожиданием действа, предвкушая забаву.

(Кровь-шоу…)

Мария Сергеевна хотелось завыть от ужаса, она лихорадочно заметалась по комнате, пытаясь забиться подальше от этих страшных шагов. Она залезла под стол, словно маленькая девочка, и закрыла глаза. Впрочем, нет – она стала той девочкой, что верит в страшных монстров.

Шаги приблизились. Кто-то стоял за шторами, будто раздумывая – заглянуть в библиотеку, или последовать дальше в залу, где должно быть мерно посапывал супруг Марии Сергеевны.

Проходи, не останавливайся, иди дальше, иди к нему – мысленно умоляла Мария Сергеевна. Возьми его, вместо меня, забери их всех, только не стой там. Дай мне покинуть это проклятое место.

Кто-то или что-то причмокнуло за шторами, словно обсасывая (кусочек глины) леденец

Затем шторы разошлись, впуская существо. Она вошло в библиотеку, принеся с собой:

(Ужас и страх…)

Чудесное избавление от этого кошмара…

(Смерть и погибель)

Ответы на все вопросы.

Существо приближается к столу, под которым дрожит маленькая девочка, и тихонько напевает свою песенку, причмокивая от нетерпения:

– На зависть всем ребятам, подарок он принес…

Существо приближается, царапая пол, оставляя на полу острые бороздки – следы острых когтей. Такие же когти на руках, они предназначены, рвать, убивать…

Мария Сергеевна цепенеет, ей кажется еще секунда, и сердце выпрыгнет из груди, чтобы прекратился, наконец, этот ужас. Существо словно чувствует страх. Голос становится все пронзительнее:

– Букет из белых лилий, и алых-алых роз!

Шаг, еще шаг…

– Да кто же этот парень?!!! – хриплый голос существа забирается прямо в душу…

Еще ближе…

– Завидуют друзья… – существо уже орет, не стесняясь никого. Даже не обращая внимания на девчушку, которая наивно думает, что достаточно закрыть глаза, чтобы спрятаться от существа.

Оно уже совсем близко. Наступает тишина. Не слышно больше противного, скрипучего, чавкающего голоса. Тишину разбавляет деловитое гудение обогревателя.

Мария Сергеевна открывает глаза, и видит, как существо наклонилось над спящей в кровати женщиной. Затем, оно поворачивает голову и смотрит прямо на нее. Глаза существа горят в темноте двумя раскаленными угольками. Оно осматривает комнату, словно здесь впервые.

– Оно видит меня! – Непонятно кому шепчет Мария Сергеевна, но существо вновь обращает внимание на ее двойника.

Мария Сергеевна в ужасе смотрит, как длинные костлявые руки тянутся к той, что сладко спит, не зная о своей участи.

– Хей-хо! Хей-хо!!! А парень – этот я!!! – внезапно кричит существо и хватает спящую за горло.

Мария Сергеевна вздрагивает и кричит от страха, даже не думая о том, что существо заметит ее – оно поворачивает голову, и лучи света падают под стол, освещая притаившуюся там девочку. Кривая усмешка трогает тонкие, похожие на черви, губы существа.

Оно заметило ее!

Существо хрипло смеется, и сжимает руки. Спящая на кровати женщина дергается в конвульсиях, задыхаясь. От нее до стола, под которым спряталась Мария Сергеевна при желании можно дотянуться рукой, и она кричит, зная, что будет следующей. Как только существо закончит все свои дела, оно тотчас же примется за нее.

(Это точно, девочка, будь уверена, только подожди чуть-чуть, самую малость… Я уделю тебе немного своего драгоценного внимания…)

Стены вращаются, пол становится на дыбы. Дом словно сжимается, чтобы раздавить ее…

Дикий крик разрывает легкие, выбрасывает из кошмара.

– Мама, мама… Что с тобой?

Это Надежда прибежала в библиотеку, и встревожено склонилась над ней. Муж Марии Сергеевны вбежал следом за дочерью, и они разогнали ночную тишину своим присутствием, разорвали паутину сна, в котором чуть не осталась испуганная женщина.

Мария Сергеевна задыхалась, словно пробежала не одну сотню метров, и суетящиеся пятна в глазах, не собирались принять знакомые очертания дочери и мужа.

Сергей вскочил, с трудом выбираясь из кошмара, в котором сплелись прошлые воспоминания и привнесенный сладкой мутью сна, звон колокольчиков.

Он потянулся рукой, чтобы убедиться, что жены нет рядом, выполз из кровати, накинул халат. Где-то раздавались бормотание и шушуканье. До него донесся взволнованный голос супруги. Она что-то спрашивала, где-то рядом озабоченно бубнил тесть.

Сергей нашел их в библиотеке. Теща сидела на кровати, держа руку у сердца. Ее грудь вздымалась и опадала в такт неровному дыханию. Похоже, любимой теще приснился дурной сон. Только и всего…

И вообще, к чему вся эта суматоха. Сергей стоял у входа в библиотеку, нехорошая улыбка слегка тронула губы.

(Да провались она к черту, эта толстая дура…)

Словно услышав его мысли, Мария Сергеевна повернула голову, и Сергей почувствовал, как их соединила тонкая струна, которая слегка завибрировала и лопнула с тихим укоризненным звуком.

Во взгляде Сергея было что-то такое, от чего хотелось забиться в самый дальний угол комнаты, только чтобы не ощущать пронзительную силу карих глаз. Он склонился над ней, и Мария Сергеевна вцепилась руками в край одеяла, словно это могло помочь. Она попыталась встретить взгляд зятя, но прежде стальная воля, оказалась похожей на проржавевший лист металла, в котором тут и там, зияют многочисленные дыры, ощетинившиеся острыми краями, с отпадающими чешуйками ржавчины.

Она отвела взгляд.

(Да он издевается над тобой. Сраный молокосос – он словно знает, что происходит после того, как сон проникает в явь, и Сонька-дремка навевает сладкие, или не очень, сны)

Сергей улыбнулся, обнажив зубы. Этот день ознаменовался чередой маленьких побед, на пути к успеху, и кто знает, что там, за алой чертой…

Потом все разошлись по комнатам, и Мария Сергеевна с опаской тронула выключатель, ощущая, как вместе с темнотой приходит незнакомое доселе чувство опасности…

Надежда уснула первой, а Сергей еще некоторое время ворочался, устраиваясь удобнее. Что-то беспокоило его, – не иначе, ожидание перемен.

(Отличных перемен, Сереженька…)

Он лежал, вслушиваясь в темноту. Часы, что стояли на шкафу тихонько тикали, отмеряя мгновения, приближая полночь. Самое время, чтобы слышать…

(Колокольчики, их звон – резкий, сбивающий с ног…)

…как тихонько сопит жена, прижимаясь к тебе своим теплым, некогда желанным телом. Как храпит тесть, в зале, забывшись на неудобном, проваленном диване. Как в библиотеке ворочается теща, которой должно быть снится что-то неприятное.

Это особое время. Когда день ушел, и еще не скоро наступит утро. Время считать мгновения, проваливаясь в сон, уходя в другую реальность, так непохожую на эту.

Время уходить в туман сновидений.

Брести по колено в мутной воде, покрытой тонкой пленкой небытия, слушая тихий звон.

(Так звенят колокольчики, висящие на двери)

Ты привык слушать их, так давай, раскрой свои уши, парнишка!